На подоконнике появилась тоненькая женщина в белом лоскутном платье выше колена, сливавшимся с белизной кожи. Она очень походила на фею, но феи же маленькие, да? А это была моего роста.
- Можно закурить? - спросила она, и откуда-то достала сигарету.
- Вообще-то, тут не курят, - промямлила я, но фея уже дымила.
- Как мне тебя называть? - я решила не продолжать тему курения. В конце концов, пусть курит, лишь бы толк был.
- Оля, - ответила она и тут же виновато добавила: - Ты извини, что я в таком виде, я думала, что меня мужчина вызывает...
- В каком ТАКОМ? - не поняла я. Вид как вид. Вроде, ничего особенного. Ну, летнее платье зимой, но кто сейчас такими мелочами заморачивается?
- Ну, в виде женщины...
Тут до меня дошло. Типа, знала бы она раньше кто я - прилетел бы ко мне фей, а не фея. Точнее, муз, ибо именно ее я и вызывала.
- А что, часто тебя вызывают?
- Бывает, - муза затушила бычок о подоконник, но никакого следа не осталось. И то хорошо. А то пока я роман допишу - никаких подоконников не хватит. Она спрыгнула, прошлась босиком по комнате, разглядывая обстановку, но ничего не сказала. И тут я как-то засомневалась:
- А чего дальше делать-то? Может мне надо твой нос потереть, чтобы "зарядиться", или еще чего.
- Ну, это уже как хочешь, - пожала плечами она. - Пушкин вот из кровати не вылезал. Выскочит пулей, метнется голый к столу, настрочит там свои каракули, и снова ко мне под одеяло. Толстой наоборот, таскал меня за волосы...
- Как??? - обалдела я.
- Да вот так: намотает косу на кулак, и по всей комнате возюкает.
- Зачем???
- У него после этого случался приступ совестливости, и он писал нравственные книжки.
Ужас какой, подумала я, а муза продолжала вспоминать:
- С Чеховым мы просто пили чай. И разговаривали о медицине. Вообще, он постоянно хотел бросить писать и заняться, наконец, лечением больных, но поскольку то и дело рассказывал мне об этом - я не уходила. А пока я была рядом с ним - он писал.
- Ну, то есть, спать мне с тобой не обязательно, - подвела я итог.
- Нет. Но я просто не успела разобраться, что ты девушка. Быстро ты меня выдернула, а обычно вызывают мужчины. Извини, моя промашка.
- Не страшно. Главное, чтобы работало! Как, кстати, это работает? - мы уже сидели на диване, поджав ноги, и болтали, как две подруги.
- Ну это как в компьютерной игре. У тебя есть некий потенциал, условно говоря, от единицы до десяти. У кого-то до двадцати, у кого-то до пяти. И когда ты пишешь - ты работаешь в этом диапазоне. Сегодня, например, на единичку, завтра - на десятку, но в среднем - на четверочку. А пока я рядом - ты работаешь на своем максимуме. Вот и все.
Я возликовала! Ура! Наконец-то! Ко мне пришла муза, сейчас я напишу гениальный роман, получу Букера и прославлюсь в веках. После стольких месяцев маеты, когда пялишься на белый лист, и понимаешь, что буквы из тебя просто не идут, упираются всеми своими Ж, П и А (и только О проскальзывает, поскольку ей единственной нечем цепляться), теперь слова и даже предложения потекут звонкими ручьями. Счастье!
- Я готова! - радостно воскликнула я. - Чего дальше?
- Ну, иди к компьютеру и работай, - скучно ответила муза.