В.Щербакову
      
       1

Ваша милая натура,
аксакал мой Щербаков,
крепко сбитой кубатурой - 
в раскорячку у стихов.

Опрокинув, мудро сплюнув,
стакашок, учёный кот
заскрипел над "блеском лунным":
"Что, милок, строфа нейдёт?

Ковырнув из носа истин,
всё паришь по чердакам,
словесами мир прочистив
на потеху дуракам.

Ну на кой ляд, ты скажи мне,
средь бездарного житья
сдались людям эти гимны - 
мало, что ли, им вранья?

Где живут на свете раки,
показали им сполна.
А не можишь быть, как Райкин, -
так не лезь из-под рожна.

И не надо, брат, тужить
о душе и красоте - 
лучше раньше спать ложись,
сало ешь и будь простей.

А когда окончишь консу,
подавайся в пастухи:
будешь печь блины на солнце
и коровам петь стихи.

Загремишь ты по удоям - 
в славе будешь и героем.
Мне же вместо первачка
хоть разок дашь молочка".

Вот ведь подлая натура:
квак да квак за упокой,
перлы все мне обмишурив
архиязвикритикой.

Что тут делать - нью-Белинский!
Не даёт - за облака.
...Жили мы тогда с ним в Минске,
в общежитьи БГК.

       2

Ты, друг,
          не сетуй - 
долго проживёшь,
не замечая мелочей,
в пыли,
вполне уживчивый,
неприхотлив - 
              добряга-ёж.
Колючий?
Нет - 
      забывчивый.
И что поэзия...
Пустые звуки.
Танцует жизнь
вприсядку под баян.
Что звёздный бред? - 
Напрасные потуги.
И мудрость вся - 
слинявшая змея.
Кровать - 
          удобная судьба,
и, право ж,
            незачем
её подталкивать,
пыхтит пусть на авось.
И с кем, 
         и с чем,
                  и пох борьба
да упражненья со скакалками.
Дань времени:
немного ироничен.
Бездеятельность - 
                  то же хобби.
Долги, груз неудач - 
и к этому
          привычен.
Наверное, здоров.
Болеют лишь
в напряге лбы.
Эх, скука-ведьма...
Хотя бы что случилось!
Российский
           градус-крен.
Всё цело,
          цело всё,
ничто ведь
не разбилось!
...Курить, может, бросишь - 
и станешь нетлен.

       3

Когда слетает смеха пена,
душа ужель совсем устала - 
о чём молчишь ты, старина,
иль горек хлеб, иль выпил мало?

Иль, кроме грусти, наполнять
нам нечем тонкие бокалы
и всё ль смогли на грудь принять:
любовь и стыд, и страсть, и жалость...

Нам жить, пока в нас плещутся
улыбки терпеливых женщин.
Сползаем, браза, с лежбища
раскалывающих нас трещин.

       4

Кричишь,
         взлетая:
                  "От лица!" -
и вечные огни.
И пылесосом улица
в ночь всасывает дни.
Как пробки из бутылок - 
ладонью
        хлоп! -
печатает затылки
пьянчужка-время.
                 В лоб
целует смерть.
(Такая дама-трезвь:
последнюю рюмашку - 
и ту, шипит:
             "Не сметь!").
Из черепа - ромашки.
Окончена комедь.

Петух, не заморачивай,
подсолнух разворачивай - 
толкай круговорот.
И, как всегда, жестокий наш,
двухиксовый, двадцатый - 
куда же он придёт?

Апреля
день космический.
За  двадцать пять - налей!
Уставы,
строевая - 
подкрался юбилей.
О как судьба крутнула:
на старости, ох, лет - 
разводы караула,
без выпивки обед.
И не мука, не мУка
ритмия-армия: 
научат вмиг,
             где правая,
                         где левая
                                   нога - 
точнейшая наука
в системе сапога.
Эй, старче, набежало,
тебе тыщ девять дней...
Горят ещё Стожары,
и анти их - пожары
людские жгут людей.
Ты мне простишь риторику
(себя не обскакать),-
но не пора ль
              истории
намять бока?
Дай пожелать нам веры
и в эту стерву-жизнь,
стряхнувшую примеры
благие с сапожищ.
В жилетку чтоб не ныли
да отыскали суть,
и нас чтоб не забыли
когда-то
         помянуть...