Серое, ужасно старое здание - вот он, приют торжества человеческой мимики и жестикуляции. Подумать только, сколько людей здесь было. А уж сколько знаменитых людей: подумать страшно. Если же говорить прямо, то в этот провинциальный театр никогда не ходили знаменитости. Они здесь рождались. Сначала лишь только в образе клерка. Штатного служителя незамысловатой постановки. Потом, уже в образе сурового полицмейстера, грубого и прямого, но твердо знающего свой долг. И лишь после десятков удачных и своеобразных спектаклей, может достаться главная роль.
Вот ты стоишь и держишь в руках текст. Бумага свежа, она хрустит под твоими мокрыми ладонями. И это не просто текст. Это Роль. Образ. Твоя маска. И вот, ты крепко держишь этот кусок пластмассы двумя руками, а мгновением позже, он уже на твоем лице. Твое ли это лицо? Кто ты? Актер? Уже нет. Ты - романтик, проклятый судьбой романтик. Цель твоей жизни - поиск истины в водовороте лжи. Ты не остановишься не перед чем. Герой один на один с миром.
Два часа. Слишком мало. И слишком много. Ты танцуешь в строках текста, скользишь на гранях метафор и авторских изысканий. Тобой любуются, любуешься собой и ты. И никто кроме тебя не знает, что ты остался за границами сцены, за тяжелой ширмой роли. Ты смотришь со стороны, наблюдаешь за этим торжеством актерского искусства и улыбаешься. Кто знает, сколько еще ты сможешь смотреть так со стороны за своей игрой? Не беспокойся, твоя время тоже уйдет.
Представление подходит к концу. Твой последний реверанс, сдобренный громогласными рукоплесканиями, завораживает... Все пристально наблюдают за каждым твои движением, а ты уже разворачиваешься и четко чеканя шаг, уходишь...
Садишься на стул. Наступает самый пугающий момент. Многие великие актеры обрели свое величие только потому, что когда-то давно они также одели маску. Одели ее, но забыли снять, оставив чужое лицо вместо своего. Остались в чужом, давно мертвом теле. Красивом, мудром, сочиненном. Мертвом.
Лишь этот не пытается быть великим в одной маске. Он снимает ее и облокачивается на спинку стула. Небрежно проводя рукой по лицу и размазывая грим, тяжко выдыхает. Вновь стал самим собой, жаль, что все равно немного другим. Теперь он - новая знаменитость. Что же ждет его дальше? Головокружительный успех? Популярность? Да, скорее всего да. Вот она, актерская эволюция из гусеницы в прекрасную бабочку...
А ведь актеры бывают совсем другие...
***
Однажды, не столь давно, был я проездом в городе N. Так получилось, что по прибытию на одну из станций, мне надо было пересесть на другой поезд. Но стоило мне ступить на мощеную платформу, как меня тут же оповестили: "Примите наши глубочайшие извинения, но ваш поезд из-за поломки задержится на два дня". Это не сильно опечалило меня, поскольку я не особо спешил, а узнать о достопримечательностях одного из сотен провинциальных городов всегда было интересно. Тщательно вымывшись, в оказавшейся не столь дорогой гостинице города N, я решил прогуляться.
Был теплый майский день. Ярко светило солнце, прохладный ветер гонял дорожную пыль, а шелест листьев так и наполнял душу весенней радостью. Одет я был довольно модно для этих годов: белоснежная рубашка, клетчатый бежевый костюм и новые турецкие туфли светло-коричневого цвета. Стоит отметить, что мои смольные волосы были подстрижены довольно коротко, что спасало мою голову от излишнего перегрева. Само собой во рту у меня дымилась извечная папироса, а прищур глаз не давал ни одной даме отвести от меня взгляд. Знай я, что этот город станет для меня домом хотя бы на месяц-два, а то и более, то непременно бы согласился с заискивающим взглядом какой-нибудь чересчур понравившейся мне дамы и с радостью позволил себе окунуться в омут любви.
Однако у меня было всего лишь два дня. И как всякий заезжий турист, мне было интересно посмотреть на достопримечательности сего города N. Наверняка, вы хотите сказать мне, что двое суток - это безнадежно мало. Опытному же туристу двух суток хватало с лихвой.
По многочисленным афишам спектаклей, тут и там расклеенных на старых черных фонарных столбах, ваш преданный слуга сразу пришел к напрашивающемуся выводу. В этом городке главной достопримечательностью был театр.
Что ни говори, но именно в таких провинциальных городках особенным было что-то одно. Будь то театр, зоопарк или цирк, но такое учреждение пользовалось огромной популярностью, и ,следовательно, отличалось от других. В таком месте витал особый дух, как я любил его называть "дух человеческого вмешательства". Может это передает не до конца точно то, что ощущалось в таком месте, но все-таки это первое что напрашивалось на ум: ощущение того, что стены сей конструкции вечны и держаться не только из обыденных кирпичей, но и из чувств, эмоций и энергии людей, бывших когда-то здесь.
За свою довольно продолжительную жизнь мне удалось посетить немалое количество театров. Больших и маленьких, красивых и чудовищных, знаменитых и неизвестных. Десятки различных, они были схожи в одном - все они являлись пристанищем искусства. Искусства театрального, самого человечного, ощутить и понять которое может каждый. Порой одно лишь движение актера ранит сердце так, как никогда этого не сделает ни одна книга или картина. Что говорить о кульминации, главной жирной точки представления, после которой некоторые пересматривают свою жизнь или просто становятся чуточку добрее. Ведь главное в нашем мире это добро.
Что же ждет меня сегодня? Вдруг ждет горькое разочарование, что эта достопримечательность города N, на самом деле окажется пустышкой? С бездарной игрой актеров, изменениями и неточностями в играемой пьесе или просто в неудобстве кресла, которое в миг испортит самое прекрасное впечатление?
Полный дум, танцующих в моей голове разноцветными всполохами, моему взору открылся он. Он - двухэтажный кусок серого мрамора, в котором народные умельцы вырезали окна, дверь и даже небольшой балкончик, с которого только и можно, что красиво упасть. Кроме этого здание выглядело чрезмерно старым: целые пласты отколовшегося мрамора, истертые и желтые фрески, неприличные надписи. В общем, что и говорить - внешний вид оставлял желать лучшего и мне абсолютно не понравился. Такого убогого вида мы еще не видали.
Хотя, плохое впечатление немного сгладилось тем, что у входа было многолюдно для такого городка. Человек тридцать, тридцать пять, одетых все по-разному, поэтому я даже не буду их описывать. Скажу одно: на лице каждого была та самая печать "жителя провинциального города N". Манера говорить лишь усиливала эту печать:
- Что у нас сегодня за спектакль? Билеты еще остались? Александров кого играет? Позвольте пройти... - неумолимо кудахтала добротная русская женщина, добравшаяся таки до высокого искусства. Но она еще спрашивала про какого-то "Александрова"... Скорее всего лучший актер, обязательно безумно красивый и с усами, от которого и зависит посещаемость представлений. Как бы то ни было, сливаться с этой толпой я не собирался и поэтому сразу направился к дверям. Проталкиваясь сквозь нежелающих уступать место людей (вот еще одна особенность провинциалов: они никуда не спешат и если вы решитесь мирно пройти, вам это никогда не удастся) мне наконец-то удалось приблизиться к входу. Огромные деревянные двери с массивными позолоченными дверными ручками казались до боли знакомыми, и я привычным движением потянул правую ручку на себя. Опыт подсказал мне, что тянуть на себя придется довольно сильно, что мне и пришлось проделать: как и все схожие ей, эта дверь оказалась тяжелой, с плохо смазанными петлями. Но вот, последнее препятствие было наконец-то преодолено и мне открылся главный холл.
Входя в новое помещение, мы непроизвольно даем ему оценку. Причем сначала, если обстановка и красота соответствует нашим внутренним меркам, мы восхищаемся, а уже потом ищем погрешности. В данном случае погрешности искать не пришлось. Все было в ужасном состоянии.
Зал был достаточно большой, выкрашенный в мертвенно зеленый цвет. Естественно, кое-где краска уже давно слезла и облупилась, что делало холл не просто мертвым, а погибшим как минимум несколько лет назад. Справа, у пустой стены находились красные кресла давно отжившее свое время, собственно как и зеленые стены. Мне даже не требовалось долго изучать их, чтобы сразу понять - они здесь стоят для красоты. Непонятно правда для какой, но сидеть на них нельзя это точно. Так сказать "антиквариат", который и выкинуть нельзя, и заменить нечем. Левая же стена была занята обыкновенной кассой, населенной бабушкой, больше похожей на экспонат египетского музея. Да, куда меня только не заносило, но найти тут схожесть с египетским музеем я никак не ожидал. Также справа и слева от кассы, на приличной высоте, висели две картины. Я сразу заподозрил, что это творения местного художника, потому что одна изображала до боли известный мне вокзал, который я лицезрел несколько часов назад, а другая какой-то лес. Стиль леса и вокзала был схож, что говорило мне большими черными буквами "Художник Местный, одна штука".
Потоптавшись немного на видавшем виды коврике, я двинулся к кассе по гранитному полу, от которого так и веяло холодом. Приведи меня сюда с завязанными глазами, я бы сразу воскликнул: "Чего это вы меня в морг тащите?!". Но мои ноги принесли меня сюда сами, а глаза были широко открыты, поэтому винить я мог лишь себя и свое желание посетить уже не нравившуюся мне особенность этого городка.
Мои смелые шаги к объекту продажи билетов были нагло прерваны преступившем мне дорогу сторожем.
- Эт куды ты такой буйный несешься? Решил спектакль посмотреть забесплатно? Знам мы таких, приходят красиво одетые, с папироской, не потушенной кстати, а потом сторожу денег не дают, ибо народу мало, безбилетных много. Чем же сторожу то платить? - очень язвительно прочитал нотацию сторож. Кстати о стороже. Каждый наверное представляет себе как выглядит сторож: дед, практически беззубый, не считая желтоватых пеньков во рту, в ушанке и тулупе, в старых, местами дырявых, но теплых штанах и валенках. Причем неважно, зимой его встретишь или летом. Непременным атрибутом также является ружье, но оно напрямую зависит от охраняемого таким колоритным персонажем. Ну так вот. В этот раз все было иначе. Передо мной стоял чисто выбритый, полный сил и с безупречными белыми зубами, мужчина. Причем я сразу заметил то, что возраст его определить я не смогу: одень его как меня, он вполне бы мог оказаться на пяток лет старше меня, а наоборот, нахлобучь на него ту самую ушанку и тулуп - так лет на двадцать-тридцать старше. В данном случае он был в одет в отглаженный, но потрепанный зеленый костюм, причем брюки были чуть темнее, белую рубашку и не менее зеленый галстук. Цвет костюма подозрительно сочетается с цветом стен... Но все это было чепухой. Главными были глаза. Они сверкали как две змеи, готовые вот-вот набросится на свою жертву. А отражался в них кролик. Которого так и хочется заглотнуть, но перед этим отчитать и почуять его отчаянье. Жестокие глаза. Первый раз за свою жизнь я видел глаза, о которых часто упоминается в книгах. Вот вы какие, глаза-иголки...
Однако, наученный опытом переговоров, и не будучи кроликом, я сразу перешел в наступление:
- Если вы хотите потерять посетителя, от которого, как я вас правильно понял, и зависит ваша жизнь - вы почти этого добились. Уж простите меня, но с какой это стати вы позволяете себе...
- Ты смотри, Любаня, какие они разговорчивые пошли! - не дав мне развернуть атаку, обратился он к бабушке-кассирше. Это скорее всего был отработанный ход. По крайней мере, мне показалось именно так, ведь бабушка на эту фразу не то что не откликнулась, но даже и не проснулась. Видать часто слышит подобное... - Нет, признаться сразу и сказать: "Простите, многоуважаемый сторож, что хотел ринутся без билета и оставить Вас без куска хлеба". Нет, ведь так и будет до последнего отрицать свою вину и мучить сердце старого человека. Куда катиться мир, как жить то теперь, Любаня, когда молодые отнимают последнее в твоей уходящей жизни! И сколько раз тебе говорить, потуши папиросу, это - театр, а не курилка! И аккуратней, а то знам мы таких, весь пол потом в окурках.
Что тут и говорить, но я проглотил язык. Потушив папиросу, про которую абсолютно забыл, я бросил ее в ведро. Точнее хотел бросить ведро, но бросил мимо. Вы меня вероятно понимаете, что я сразу инстинктивно сжался и не спроста. Услышав вновь очередную нотацию, которая превосходила все остальные минимум в три раза, а то и больше, я не стал поднимать окурок, а сразу направился к кассе. Бабушка как будто только этого и ждала, и стоило мне нагнуться, как сразу открыла глаза и протянула две руки: в одной был билет, а другая явна была предусмотрена для оплаты. На мой немой вопрос, она ответила кивком головы в сторону приклеенной к стене бумажки: "млад - 5 рупь, стар - 10 рупь". Не будь здесь сторожа, я точно бы подшутил, поинтересовавшись, подхожу ли я под категорию "млад", но в данной ситуации мне хотелось получить билет как можно скорее и скрыться в самом зале представления.
Протянув десятирублевую бумажку, я получил вожделенный билет и немедля направился к единственному проходу, который точно вел в зал. Мой каждый быстрый шаг аргументировал сторож:
- Вот, купил билет, а совесть то все равно ест! Куда же ты так бежишь голубчик, посмотри еще раз на того, кого обделить хотел! Кому смерти от голода и холода пожелал! Ну куда же ты, вор, я же еще не закончил! Послушай же!
Но я уже больше ничего не слышал, меня от зеленого змея скрыла еще одна дверь, которая вела туда, куда я так жаждал попасть - в зал театрального торжества.
***
Люблю я весенние вечера. Когда просто идешь, без какой-либо цели, идешь куда глядят глаза. Ты смотришь по сторонам, смотришь в чужие лица, в чужие окна, чужие жизни. Чувствуешь себя ужасно одиноким, будто есть ты и мир, и никогда тебе не стать частью этого мира. Но тебе нравится быть одиноким. Вольной птицей, выбравшейся из холодной клетки времени и места. Свобода, пусть и небольшая. Сладко и прохладно. Большего порой ничего не надо.
Мне неведомы причинны этих дум. Может быть просто вечер такой. Может ветер всему виной, шелестящий изумрудными листьями. А может и спектакль, который тронул мою душу. Спектакль был довольно простой, без великолепной игры героев, вот только почему у меня остались такие яркие впечатления? Когда я сел, то был ужасно зол. Зол на этого гнусного сторожа, которому скучно на своей работе и решившему поиздеваться надо мной. Видимо поэтому мне была так понятна злость главного героя. Это сладкое, всепоглощающее чувство кипящей злости. Ощущение такое, что стоит тебе еще чуть-чуть разжечь себя и все: пойдешь рвать и метать. Ты вернешься к этому сторожу и уже не дашь ему возможности сказать даже слова. Ты сам, лично, уничтожишь его словами. И почувствуешь упокоение. Сладкое, сладкое, как самый свежий мед. Замечательное представление...
А почему бы и нет? Может завтра еще раз сходить в театр, если я успею? Отчитать этого выскочку, хотя так и нельзя со старыми, но все равно. Поставить его на место надо. Чтобы не оставлять на своем долгом пути груз воспоминаний, что где-то ты ни сделал того, что должен был сделать. Но утро вечера мудренее, поэтому сейчас я просто лягу спать, а завтра уже решу, что же все-таки делать. Держись, сторож. Не знал ты с кем связался.
***
Проснулся я ближе к обеду. Не стоит тут даже и напоминать, что много спать вредно. Каждому по-разному. Мне вот очень полезно поспать как следует, чтобы быть полным сил и продолжать движение вперед и ввысь.
Однако столько проспал не только потому, что извечный соня, но еще и потому, что всю ночь мне снился тот самый сторож в зеленом костюме. Он смеялся надо мной. Показывал пальцем. Отчитывал, как маленького ребенка. А я стоял, опустив свой взор в пол, и молчал. Стойко переносил все, что он говорил. Словно нашкодил, а он то как раз был во всем прав.
Именно это еще больше раззадорило меня. Побрившись, одев чистое белье и новую рубашку, я вновь отправился в театр. Конечно, я знал, что через полчаса будет постановка, когда вчера, мне просто повезло, что я попал как раз под раздачу.
День был не менее прекрасным, нежели вчерашний: все тоже приветливое солнце, зеленая листва повсюду и ветер, любимый прохладный ветер, который так и толкал меня в спину: "давай, давай, быстрее туда, на "место преступления сторожа". Настроение у меня было замечательное и оно должно было скоро очень сильной улучшиться".
Здание теперь мне не казалось настолько ужасным: в нем даже был некоторый шарм. Иногда первое впечатление обманчиво и стоит лишь немного присмотреться, чтобы в обычном и некрасивом увидеть свою изюминку. В этот раз людей у входа не было и я спокойно направился к дверям. Вновь эта тяжелая дверь движется на меня и толкает внутрь.
Шаг. Второй. Третий. И вот, на незаконченном четвертом шаге, снова из ниоткуда возникает он, зеленый страж. Я поворачиваюсь к нему, открываю рот с заготовленной фразой, которая как стрела уже готова вылететь, как слышу от него:
- Добрый день, достопочтенный посетитель нашего скромного театра. Очень рад снова видеть вас здесь, ведь в наше время так мало ценителей прекрасного, тем более прекрасной игры актеров, которые очень стараются вдохнуть новое в известные вам произведения. Позвольте вашу папиросу. Вижу вы вновь забыли ее потушить. Аккуратней надо быть, еще прожжете ваш дорогой пиджак, потом расстраиваться будете. Внимательней надо быть!
Говорить, что у меня отвисла челюсть, наверное излишне. Тот самый сторож. Тот же зеленый костюм. Все абсолютно такое же, как и вчера. Что же не так? Что происходит?
- Вижу вы вспотели. Может хотите воды? Если что, мне не трудно принести. Могу даже лимончика положить, чтобы вы и во время представления пить не хотели. Кстати, сегодня такая замечательная постановка, вам точно она будет по душе. Так что, пить будете?
Я отрицательно мотнул головой и как в прошлой раз быстро подошел к кассе, сунул заготовленную десятину и направился внутрь. На самом то деле, я не хотел сегодня смотреть это представление, но ноги сами меня несли, а голова судорожно анализировала " что же с ним не так". Неожиданно ответ пришел сам собой. Глаза. Сегодня они мягкие, добрые. Человечные. Будто смотришь в глаза лучшему другу, который плохого никогда не сделает и не посоветует. Два зеленых воздушных змея, которые несут тебя вместе с собой ввысь, навстречу к прекрасному...
***
Тудух-тудух. Тудух-тудух. Методичное постукивание поезда. Я смотрю в окно на сменяющиеся картины волшебной природы. И улыбаюсь. Я давно так не улыбался. Чтобы так долго и от всего сердца - наверное даже никогда... Чтобы улыбку не приходилось держать, ибо так нужно. Просто улыбаюсь. Мне этого хочется.
Подумать только. Где я только не был. Чего и кого только не видел. Тысячи людей. Сотни мест. Ни одно не похоже, каждое различно в своей красе. Широка Русь, ни дерева, ни места одинакового не найти. Все разное. И это замечательно.
Мы привыкли к тому, что если театр - то красиво. Красивое место, красивые кресла, красивая обслуга. И конечно, красивые актеры в не менее красивой постановке. Все должно быть именно так. Идеально.
А что я увидел вчера? Старое, противное здание. Как снаружи, так и внутри. Внутри даже хуже. Бабушка-кассир, которой ничего не нужно и работает она просто так, делать то все равно нечего. Да и работает ли она? Так, приходит вязать, читать да спать, изредка продавая кусочки исписанной желтой бумаги. Старые красные кресла, на которые не сядешь. Зеленые стены. Мертвые стены. Мрамор. И Сторож.
Театры - они все разные, каждый со своей особой изюминкой. Я прекрасно помню театр, где каждому выдавался леденец. Сладкий и очень вкусный. В другом, перед постановкой выступали клоуны. В ином для тебя танцевали. А в некоторых просто играли гениальные спектакли. Но этот... Этот я запомню на всю жизнь.
Здесь не было ничего. Актеры играли кое-как. Но их игру мне не забыть никогда. А все благодаря ему. Я ведь даже не спросил его имя. Да, я действительно имею в виду сторожа в зеленом костюме с зелеными глазами. Вот кто изюминка этого театра. Да такая, что стоит тысяч других.
Теперь я прекрасно понимаю, что когда пришел в первый раз, меня разыграли как ребенка. Это была гениальная игра с его стороны. Слишком тонко, чтобы понять к чему это все. Слишком быстро и стремительно он все разыграл.
Вот смотрите. Приходите вы в театр. Покупаете билет. Садитесь и смотрите. Актер пытается передать вам свои чувства. Свою боль, страх, счастье, любовь. Порой ему это удается, а порой и нет. И зачастую, он передает лишь часть. А в данном случае, благодаря обычному сторожу, который мог стать величайшим актером всех времен, еще до представления, человек направлялся в нужное русло. Главный герой будет зол и беспощаден - разозли посетителя. Пусть он будет ненавидеть и кипеть. Неважно почему и кого он будет ненавидеть, но он поймет актера. Он ощутит родственную душу и канет в переплетения игры и сюжета. Главный герой безумно добрый и мягкий? Сделай так, чтобы человек вошел в зал с самым чистым сердцем, с самым светлым внутри, чтобы тепло героя коснулось и его. Чтобы он понял всем сердцем актера. Чтобы плохая игра стала гениальной.
Я улыбаюсь и жалею, что больше никогда не увижу этого сторожа. Хотелось бы пожать ему руку. Жаль, что никогда не узнать подлинное лицо такого человек, у которого сотни масок. Но это не важно. Ведь он вершитель судеб, изюминка театра и самый гениальный актер, о котором никто никогда и не узнает. Только истинный актер может играть в жизни, как на сцене.
Я улыбаюсь, а у меня в глазах до сих пор горит отражение двух зеленых змей, которых я увидел в провинциальном стороже города N, у которого есть чему поучиться. Хотя бы тому, что глаза порой говорят больше, чем тысячи слов. Тем более, когда твои глаза - два воздушных змея, которые летят далеко-далеко ввысь. К высокому искусству...