В ссылку я уехал добровольно. Никто меня туда не отправлял. Я уехал сам.
Пока, Москва! - сказал я без всякого сожаления как-то вечером на Арбате.
Лил дождь, сверкали лужи. Невдалеке, высокий смуглый парень - коричневые джинсы и растянутая зеленая майка - танцевал в боксерской стойке перед тремя коренастыми недомерками. "Игра, - подумал я, - мы тоже так играли". Удара я не заметил, но парень упал в лужу - брызги полетели на блестящие синим неоном туфли прохожих, - потом вскочил, помахал в воздухе сжатыми кулаками и побежал. Он бежал как олимпиец - высокий и длинноногий - он летел, и никакого позора я не видел в его полете. "Хорошо бегаешь", - заорали пьяные недомерки вслед. Постояли немного, и бросились за ним. И я увидел их пустые светлые глаза, круглые, рытые прыщами, морды, светлые волосы, их широкие задницы - короткие перекачанные ноги мелькали быстро, как у натасканных на охоту собак - и никакой ненависти, только охота: затравить зайца и стать над покойником; снять кровь на дивайс и выложить в сеть, - ну бля, я же герой, - даже между ушей чесать не надо.
Дать подножку я не успел - я старый, я не могу так быстро - они промелькнули мимо.
Мимо стильных женщин, шедших в кино под руку со своими мужчинами, какого-то пьяного недомерка - он раззявил штаны и мочился на столб, матеря черножопых, мимо яркой красно-синей афиши, мимо света. И вот тогда я и сказал - видимо вслух - парнишка с добрым и простым лицом обернулся:
- Прощай, Москва. Не могу больше!
Дорога к дому не далека: я шел через Китай-город. Администрация президента огородилась гнусным подобием решетки Летнего сада, в кустах опять кто-то кого-то бил, менты курили и не вмешивались - они охраняли темную и тусклую массу домов - не людей, конечно. Они охраняли давно истлевшие знамена.
- Эй, парень! - окликнули меня - телефон есть? Дай позвонить! Один звонок только!
- Отъебись! - сказал я негромко и обернулся.
Такой же коротконогий и толстожопый, в спортивных штанах с лампасами, остановился в разбеге.
- Отъебись! - повторил я, ощерившись.
Сонная жена - теплая и почти невменяемая, открыла глаза, и тут же закрыв, что-то прошелестела сквозь сон.
- Лена! - сказал я тихо, пусть спит, у нее так много трудных дней, - Лена! Я уезжаю. Я люблю тебя, мне будет тебя не хватать. Но я не могу больше. Я ненавижу их всех, я ненавижу эту страну, потому что страна - это люди, а я не могу больше их видеть. Я хочу их убить. Я уеду на время в деревню, а?! Я буду писать.
И я уехал.
23 июня 2012
Поезд до Кинешмы - тихий и загадочный как пасьянс с незнакомым названием - темной стеной подпирал перрон. Сиреневая июньская ночь пахла горелым углем и мазутом. Несмотря на календарное лето, проводницы жались ко входам в вагоны.
Место мне досталось в первом купе. На нижнем боковом сидел мальчишка лет шестнадцати, румяный и белокожий. Он был одутловат: я видел его затылок и щеки, пока он сосредоточенно смотрел в темное окно.
Явилась проводница и сообщила решительно: Проездные документы, товарищи!
Соседи мои шелестели в карманах в поисках билетов - и куда же мы их засунули, мать их так! - мальчишка повернулся к проходу, и я увидел белую круглую надпись на его черной майке: "За Русь Святую!" - брюшко нависало над широким ремнем таких же черных джинсов.
"Вам с бельем, а вам без", - пела проводница моим соседям высоким хрипловатым голосом.
"А ваш билет?" - проводница пропела фразу мальчишке с едва скрываемым почтением. Он протянул ей билет, так и не посмотрев ни разу на окружающих.
"До Кинешмы, - попела проводница, - с бельем".
Мальчишка зашевелился.
"Не беспокойся, - заторопилась проводница, - я тебе постелю".
Святая Русь не ответила, важно убралась в проход, загородив его своей толстой, обтянутой джинсами, жопой. Потом уселась на белую постель, так и не посмотрев ни разу ни на кого.
Проводница постояла еще секунду, умильно сложив у груди большие наманикюренные руки, и отправилась дальше. Устилания постели больше никто не удостоился.
Поздно ночью я проснулся от холода. Мальчишка спал на своем нижнем боковом, не сняв дешевых черных туфель, - весь черный на белом вагонном белье.
Пассажиры спали, проводница лила кипяток в серебристый стакан. В соседнем купе кто-то храпел. На мониторе мерцала зеленая дырчатая надпись: "Туалет свободен. Температура + 20".
Одеяла лежали над мальчишкой. Я потянулся за ними, и, вдруг почувствовал, что проводница крепко держит меня за плечо.
- Тс-с-с! - горячо шептала она мне в мне в ухо. - Не буди! Дай мальчику поспать!
24 июня 2012
Я останавливаю такси посреди леса. Ты уверен? - говорит водитель - куда ты пойдешь? А?
Я уверен. Я иду так, чтобы песок не сыпался в новые туфли. На полпути - старая ветвистая береза. Такие редки в наших местах, и растут обычно на опушках, в отдалении от рощ и перелесков. Я снимаю тертую кепку и говорю искренне:
Я знаю точно, что она как-то участвует в моей жизни, но не вдаюсь в подробности, я иду дальше.
25 июня 2012
На закате отправился на велосипедную прогулку. С моста скатились навстречу два ослепительных велосипедиста: в синих трусах, в очках и черных касках. Как по команде повернули головы в мою сторону, и тут же отвернулись. Промчались мимо белые лебеди, сверкая голыми мускулистыми ногами.
А гадкий утенок покатил в Паново на своем красном "лисапеде".
К вечеру на берег канала явилась компания в машинах. Две девицы выскочили первыми, и побежали к воде.
- Я не буду здесь купаться! - кричит одна из них.
- Почему? - спрашивает парень, высунувшись из машины.
- Здесь воняет, - истошно орет она.
- Чем воняет?
- Вонищей воняет!
26 июня 2012
Мне не нравится Жора.
- Чего его не любить, - говорит мать. - Семидесятилетний худенький мужичонка. Заморыш. Да и жена у него сумасшедшая - уверена, что он ей изменяет, и закатывает истерики. А как он будет изменять, когда его ветром качает?
Вечером проезжал мимо его дачи. Толстая блондинка, руководимая Жорой, стреляла из пневматического пистолета. Мишень прицепили на забор, за ним - дорога. Я бы повесил мишень на стену дома, но Жора не из тех, кто захочет портить стены, потому что этот дом - его. А кошка, если б ей не повезло, не его. И мое тело, тело случайного велосипедиста - тоже не его. Так что постреляем через забор.
Говорят, Жора - полковник. Или генерал. Представитель доблестной военной иерархии, которую я ненавижу больше, чем войну.
В общем, мне не нравится Жора.
Поехал по деревне дальше. На закате приехал на мост. Метрах в двухстах, на берегу канала - палатки, две машины и четверо мужиков средних лет. Они орут:
- Да я у..у тебя сейчас!
- Да х.. тебе!
Двое начинают драться, остальные вяло разнимают.
Настоящие мужчины выехали на природу с телками, на шашлыки. Или это барбекю теперь называется?
Такая вот у нас православная жизнь!
27 июня 2012
От Волги и от Москвы мы отгорожены лесом. И заборами от мира, и друг от друга отгорожены тоже.
Большое желание не отставать от соседей, так что сегодня решил сколотить еще какой-нибудь заборчик. День был ветреный, но комаров на уровне травы меньше не стало. Безжалостно жалят в х.. и прилегающие области. Руки и спина их больше не интересуют. И даже зеркало души им противно. Промежность пылает до сих пор.
Расчесывая почти утраченные мудя, подумал, что если верить в переселение душ, то количество кровососущих должно в России увеличиваться из года в год. Практика, кстати, подтверждает.
28 июня 2012
Мать проснулась в 4 утра, съездила в больницу. Безрезультатно. После обеда решила вздремнуть, а я, как обычно, принялся распивать на балконе чаи с клубникой.
Лень невыносимая - так бы и сидел, и ел клубнику, пока трубы иерихонские в небеса бы не вознесли.
По дороге к нам идет Анна. У нее рак легкого, 8 месяцев химиотерапии. Совсем короткие седые волосы и круглое свежее лицо. Ей 65. Она идет по траве, под огромными березами, под синим мягким небом, и улыбается сама себе тихой и светлой улыбкой.
- Анна, вы к нам? - говорю ей с балкона.
- Да, вот салаку вашему коту принесла.
Она показывает мне белый пакет, в другой руке я вижу баранку для нашего пса.
- Анна, - сообщаю я ей, - вы не могли бы придти позже? А? Мать только что прилегла вздремнуть, у нее был очень трудный день.
- Конечно, я знаю, - она застенчиво переступает с ноги на ногу у нашей калитки, глядя на меня снизу вверх и продолжая улыбаться, - я потом приду.
Она вешает пакет на калитку, крутит в руке не нужную больше баранку, быстро кладет ее на столб забора и уходит.
Я вижу, как она идет по нашей песчаной дороге, заросшей между колеями травой, медленно растворяясь в зелени берез. Потом ей навстречу выбегает соседская собачонка, становится на задние лапы у ее ноги. Она гладит ее по голове, говорит что-то ласковое, потом уходит, растворясь в зелени и сини насовсем. Собачонка долго смотрит ей вслед.
Боже мой, как стыдно! Как я мог не пустить человека, чье время уже отмерено!
29 июня 2012
Вечером сел послушать музыку, но она летела в окно сама. Мы решили, что это припозднившаяся свадьба в санатории.
Мать легла спать, а я вооружившись фонариком и биноклем, и отправился во тьму проверить гипотезу.
Среди сосен на Пьяной горке синеют клубной подсветкой натянутые между стволами холсты, четыре машины освещают "танцпол", посверкивает что-то оранжевое. Девицы, как водится, повизгивают, парни подпевают искусственными басами, в кустах урчит дизель. Вот и в нашей деревне обнаружился open air night party!
Я прошел мимо, невидимый во тьме. На берегу догорала пара костров, и звезды светились в реке, как на небе.
От шоссе свернул к мосту. На другом берегу канала тоже пели - песню про очень благородного Алешу, который, однако, погиб в пьяной драке, а менты, конечно же, суки, и девица его быстренько вышла замуж за другого. И вот:
Кинется на кладбище, найдет там серый крест...
Холм могильный оросит слезой
И попросит, ах, Алеша, возьми меня с собой!
А говорят, умер городской романс - Маруся-де отравилась окончательно. Марусю, деточка, можно поить керосином и соляной кислотой, кормить цианистым калием и просто дерьмом. Марусю не погубить ничем! Каждый русский ее обязательно встретит!
30 июня 2012
Сегодня не было ничего, а был дождь.
Дождь в деревне - это местная опера. Вначале меркнет свет, гремят отдаленные литавры. Взлетает занавес зеленых ветвей - то в одну сторону, то в другую, потом сверкает молния и начинается действие - очень длительный ровный шум.
Сдуру начал читать роман Юлиана Семенова о Дзержинском. В 1902 году обсуждается проблема европейского рационализма и русской традиции - даже слова те же самые. Основные траты бюджета - содержание двора и армии с полицией.
Самое обидное в жизни, что ничего не меняется, все вросло в землю по пояс.
Главное - не вернуться, не стать богатырем в чистом поле, не утонуть в песчаной северной земле.
1 июля 2012
Собрал клубнику, и съел ее в перерывах работ. Устанавливал струну для занавесок, на что потратил весь вечер.
Который раз пал жертвой своей нелюбви к карнизам. Хотел спрятать струну под наличником окна - пришлось долбить стену, от нее, конечно же, отвалился кусок, струна оказалась неожиданно толстой и принципиально ненатягиваемой.
Неожиданная и пылкая страсть к занавеске вспыхнула благодаря ночным бабочкам, которые беспрепятственно летели на свет всю ночь. К утру я чувствовал себя в странном виварии - бабочки прилетали разные, иные из них - неоправданно крупные коровы. Они бились своей тупой башкой о подвески люстры, и звенели ими до утра, когда вдруг опомнившись, они, наконец, у.....ли навстречу восходящему солнцу. Но были и трупы: после утреннего чая пришлось выметать покойниц.
К ночи занавеска таки повесилась, а я отправился гулять на Волгу, прихватив с собой кота для проверки теории условных рефлексах "иммортеля" Павлова. Задача была сложной: я должен был внедрить ему мысль, что и на берегу великой реки водится сухой корм.
Кот весело бежал за мной до самой воды, где я на бумаге рассыпал "Вискас". Там у него начался когнитивный диссонанс: кроме тревожных запахов реки, леса, травы и не знаю чего еще, он слышал знакомый запах корма, но упорно не верил в такую возможность. Он крутил башкою, обиженно садился на пригорке и смотрел на Луну. Пришлось насыпать корм в руку и сунуть ему под нос - тут-то кота осенило. Чувствую, эксперимент затянется.
Я пошел дальше. Кот бежал рядом, время от времени посматривая на меня: один глаз почти полностью закрыт бельмом, другой сверкает зеленым огнем в слабом свете сиреневых сумерек. Чистый сатана!
Сегодня, кстати, полнолуние.
2 июля 2012
Наступило календарное лето, природа одумалась и дала жару.
Проснулся в 10.23. В моем распорядке жизни - ни свет, ни заря. Маялся чтением Семенова. Одна фраза чудесная: страна на грани кризиса, который пытаются лечить экономической политикой случая и авантюры - имеется в виду 1903 год. Не вижу отличий от 2012.
В полдень собрался вздремнуть. В 3 часа дня еле продрал глаза, и обнаружил смс от жены. Она все еще в Греции. "Осталось 50 метров до вершины Олимпа. Здесь реально опасно. В случае чего, я люблю тебя", - пишет она.
Почему-то испытываю трудности с дыханием. Хочется написать ей, спросить - как дела? - но вдруг она в эту самую секунду стоит на шатком камне, звук телефона отвлечет ее на долю секунды и..?
Пятьдесят метров - это в пределах часа. Не пишу, жду. Внизу мать собирается в дорогу: она сегодня едет в город к брату. Как все не вовремя! И как мы все-таки не приспособлены к экстремальным ситуациям! Не дай Бог случись что - как я должен поступить, чтобы помочь ей, если она - на Олимпе, а я - в деревне?
Взялся молиться. Я очень редко прошу чего-либо у неземных сил, потому что ни с какими церквями в отношениях не состою. Но у кого еще искать защиты в ситуациях принципиально мною неконтролируемых?
С другой стороны, я почему-то свято уверен в неуничтожимости всех близких мне людей. Вероятно потому, что небесная бухгалтерия сводит баланс в пользу человека до тех пор, пока он может кредитовать мир. Исчерпал себя, нечего отдать - до свидания, к праотцам! А все они очевидно нужны.
Ну вот, уже можно написать. "Как ты? Я тоже тебя люблю". Через пять минут ответ: "Все нормально, спустилась, вышла на тропу".
Ура!
Сказал матери, что у Ленки - а это ее дочь - все хорошо.
- Она спустилась с Олимпа? - вдруг спрашивает мать, которая обычно угукает что-то невнятно-одобрительное в ответ на такие известия.
- Да.
- Совсем спустилась?
- Нет, - говорю, - еще нет.
- А где она?
- Ну, в том районе. К вечеру спустится на берег.
Удивительно, что в их роду есть какая-то темная, далекая и неизвестная сторона, которой они чувствуют опасность, причем не там, где я бы ее предполагал. В первые годы совместной жизни я бунтовал против предсказаний жены, и, в результате был однажды избит до полусмерти сукиными детьми. Теперь я слепо ей доверяю.
Через час мать отправилась на автобус. Вдруг звонит:
- Элла не может дозвониться до Виктора. Боится, что его завалило кирпичами, он печку перекладывает. Сходи, проверь и позвони Элле.
Побежал к Виктору.
Наш худенький семидесятилетний друг мирно режет жесть вдали от телефона.
Ну что за день! То Олимп, то Виктор!
Для успокоения нервов решил пить чай с земляникой. Обошел лес вдоль нашего забора, набрал полбанки. Я видел ее красные ягоды давно, но не собирал, что бы понять, правда ли она здесь кислая или просто недозрелая? Не кислая, и запах удивительный! Забавно, что авторы древнего мыла "Земляничное" очень точно воспроизвели формулу ее запаха в своем погибшем вместе с моим советским детством шедевре. Не оставляло ощущение, что пью чай с мылом.
Светает. На реке бурчит пароход. Сквозь густо синие стволы сосен сияет ранний оранжевый рассвет. Солнце встает за Волгой, за лесом, за пароходом, где-то страшно далеко, дальше Японии.
Сейчас открою теплицу, отведу собаку к реке, а потом - спать. Так и закончу день в самом его начале.
3 июля 2012
Съездил в Волжское за молоком и сигаретами. Не удержался и зашел в санаторское кафе, но пива не пил, а заказал кофе. Кофе был плохой, зато вид на Волгу прекрасный. День выдался жаркий, на небольшом песчаном пляже полно людей. В тени дерев злые, накрашенные как на дискотеку, молодые бабы. На солнце - мужики, все при детях и женах. Понятно, отчего бабы злые. Седые дедусики одиноки, но кому же это счастие надобно?
Маленькие дети скачут по воде, брызги сверкают, мальчишки орут, маленькая девочка в платье принцессы - розовый лиф, белая шифоновая юбочка, розовый бант в подвитых волосах, розовые же штиблеты - пытается перелезть из одной пришвартованной лодки в другую. Так вот ты какой, местный гламур!
Приехал домой, накормил кота и посадил его под домашний арест. Будет жаль, если ему выбьют и второй глаз. Кот подчинился. Увалился в самой середине ковра, и принялся спать. Но стоило мне встать, как он тут же кинулся к двери. Пришлось отпустить на волю.
Ночью пошел на Волгу.
Невероятная обширная Луна ходит низко, и кажется оттого, что она и вовсе близко: только луг перейти, и там, в лесу она висит на чем-то между черных деревьев, светит ягодам тихим светом, и чудным травам, и грибам и прочим лесным жителям.
Соседняя дача - Дмитриевых, зубных врачей - хороша, настоящая профессорская дача. Она всегда меня занимает своими правильными, редкими для здешних мест пропорциями. Хозяева редко здесь бывают, оттого и внутренние решетки на окнах первого этажа, к тому же закрытых снаружи щелястыми деревянными щитами.
Сегодня меж досок пробивался свет. И я увидел оранжевый абажур с кистями, светлого дерева мебель, старые обои теплых тонов. Кто мог там быть?
Дача молчала.
4 июля 2012
Целый день ем клубнику и читаю Агату Кристи. Ленивый, ленивый сукин сын!
Чуть больше недели отделяет меня от Москвы - от несчастных девчонок, по сю пору сидящих в тюрьме, от ОМОНа, от сволочных православных, лезущих кулаком в ухо всем несогласным, и вообще - от государства. Здесь никто не ходит в папахе в летнюю жару, не смотрит пристально из-под форменной фуражки и не боится терактов. Может, просто некому. Кто здесь? Я и мать, собака и кот, да четыре варианта "Пиковой дамы" - Мариинский, Opera Bastille, Metropolitan и Большой - все великолепные. Я слушаю их ночью.
Проснулся сегодня, посмотрел в наше большое окно, и первое, что увидел - в тихом зное шелестят низкие ветви берез, и впервые в этот приезд искренне подумал: хорошо-то как!
Легкий ветер залетает в комнату - он пахнет жасмином и земляникой, лесом и травой. Пришел кот и упал на доски балкона даже со стуком, как будто мешок цемента бросили на земь, вытянулся розовым носом к ветру и заснул. За лесом, на реке урчит пароход, о чем-то орут рыбаки, а в руках полная чашка клубники.
Я отгородился от Москвы заборчиком, лесом и Волгой.
Хорошо-то как!
5 июля 2012
Сел на велосипед, и поехал в Заволжск покупать всякие железяки. Зашел к Элле. Это маленькая, седая женщина 70 лет, не утратившая способности смеяться глазами. Она удивительная: никогда не ела лука, не умеет плавать и боится велосипеда.
Элла говорит очень быстро и весело:
- Заводи его в квартиру - обычно я оставлял велосипед на лестничной площадке, - а то у нас тут поселились какие-то новые жильцы, не русские...
- И какая разница - русские, не русские?
- Заводи, заводи, - Элла не слушает, - вот я им, нашим, и говорю: вы чего боитесь? Стали запираться. А они мне: ну так ведь какие-то не русские поселились. Я им: так ведь и я не русская! Вы что, и меня боитесь?
Уже уходя, говорю ей по московской привычке:
- Элла, идите, заприте дверь.
- Зачем? - весело кричит она из дальней комнаты. - Я не боюсь!
Недалеко от города есть пляж. В этом месте Волга круто заворачивает на восток. Четверг - но народу много. Бросил рюкзак, и сел на песок, что бы выпить бутылку пива и полюбоваться излучиной реки на закате.
В воде плещется пузатое дитё лет десяти, на берегу - его чрезвычайно пузатый дед. Живот тугой, белый и блестящий, как будто он только что съел пару-тройку жареных кур. Из подъехавшего внедорожника вышел его сын, активно полнеющий блондин с залысинами, его жена - белокожая, полная блондинка и худенький паренек лет семнадцати с лицом чеховского телеграфиста.
- Антон! Перестань орать! - сказала блондинка мужу, вытащив из машины их маленького ребенка.
Мужчины отправились купаться, женщины взялись разговаривать. Потом началось фотографирование: на фоне реки, на фоне парохода, на фоне машины, леса, песка, попарно, втроем, и всей кодлой, дитя, естественно, на всех кадрах и на первом плане. Забавно, что выражение лиц мужчин почти не изменилось с 1910 года: застывшие черты, скованное тело, прямой оловянный взгляд. У женщин прогресс заметнее. Дореволюционные деревянные жены теперь улыбаются в объектив мягкой улыбкой мадонны, особенно, с ребенком на руках. Ну да, долг выполнен, - как говорит одна моя знакомая - что жизнь? От гаметы до гаметы.
Худенький паренек участвовал в этой радости по большей части как фотограф, изредка присоединяясь к группе. Смущался, с обожанием смотрел в глаза старшим, садился на песок, вставал и всячески выражал готовность делать, как скажут.
"Современный сатир, - вспомнил я неизбывного Ниро Вулфа, - немного мужчина, немного свинья и немного придурок. Он не может грациозно прислониться к дереву с флейтой в руке на фоне живописных холмов".
Пиво допито. Я пошел к велосипеду, взвалил на себя рюкзак, и напоследок оглянулся. Две пышные Венеры с визгом бросились в воду. Чрезвычайно пузатый дед собирал пожитки. Солнце садилось в неописуемой красоты жемчужные перистые облака. На бледной груди худенького паренька ослепительно сиял серебряный крест.
Прощай парень! Надеюсь, у тебя хватит ума найти живописные холмы, и ты сможешь грациозно прислониться к оливе - или к сосне, уж не знаю, различаешь ли ты виды деревьев? - и дашь волю телу, единственному неопровержимому доказательству бытия.
Крест, однако, сияет уж очень многозначительно.
6 июля 2012
Взялся смотреть "Корчак" Анджея Вайды. Его фильм, вероятно, не нравится ни полякам, ни евреям. Он не постеснялся не сказать ни слова о польском сопротивлении, и показать пиры богатых евреев на фоне умирающих от голода на улицах варшавского гетто в 1942. А я благодарен ему за то, что он ненавидит не фашистов - или сионистов - а злых и бесчувственных.
С началом оккупации Польши, детский дом Корчака перевели в гетто. Увидев дом, он сказал сотрудникам, что входные ворота должны быть всегда закрыты, а окна, выходящие на улицу - заложены. "Дети не должны видеть этого ужаса", - сказал он. Корчак тоже хотел построить заборчик. Но 1942 объявился "герр Tide", который, впрочем, никогда и не исчезал, а просто прятался за дверью, и сказал свое привычное: "А! Вы все еще в белом!? Тогда мы идем к вам!"
Если вы хотя бы подумаете про себя, тихо, конечно, и ночью, что вы в белом - будьте уверены, господин Tide не заставит себя ждать.
Сценарий этого кошмара писала Агнешка Холанд - прекрасный режиссер и, кажется, почти святая.
Снял наушники. В глазах щиплет. За окном - прозрачная ночь Ивана Купалы. Тихо шумит дождь, а с берега реки доносятся смягченные лесом веселые вопли.
7 июля 2012
Весь день мыл бак, водой которого снабжается весь дом. У нас артезианская вода очень богата окислами железа, сернистыми, кажется, поэтому на стенках бака оседает ржавый налет. Приятно, что я все еще могу пролезть в полуметровое отверстие на его верхней стенке. Радости, как известно, не бывают долгими: лампочка прожгла фанеру на потолке, я кинулся тушить. Залил все водой, но паранойя есть паранойя - всю ночь ходил и нюхал воздух: нет ли запаха дыма?
Обнаружил неизвестный мне роман Френсиса, и читал его до утра. Когда глаза стали слипаться, отложил книжку, засунув в нее очки, посмотрел в синее уже окно - за ним пели утренние птицы, и солнце сияло за темными в полумраке стволами берез.
Хорошо-то как! Кажется, Москвы больше нет.
8 июля 2012
Проснулся поздно, дочитывал Френсиса.
Вечером прокатился на велосипеде. На Волге полный штиль и тишина - все разъехались перед рабочей неделей.
Слушал 5 симфонию Чайковского. При всей моей нелюбви к его способу музыкального выражения - с его сладостью и бесконечными секвенциями, - должен сказать: это - великая, необыкновенная музыка.
В полночь явился кот и запрыгнул ко мне в кресло. Я принялся его гладить, чесать загривок и подбородок. Кот мирно урчал, потом начал хрипеть - иногда он даже чихает от натуги. Думаю, он воспринимает меня как огромную, крайне безобразную лысую кошку, у которой, к тому же бесчисленное количество лап, добирающихся до всех его эрогенных зон.
Дальнейшее развитие событий имеет только два варианта: либо он засыпает мертвым сном в самых нелепых позах, либо спрыгивает на ковер и начинает тщательно вылизывать яйца. После этого у него появляется необыкновенный аппетит - приходится кормить, терпеть голодные вопли нет никаких сил.
На этот раз дал ему салат с майонезом. Каждый раз изумляюсь, что кот ест лук и даже редиску, а не только птичек небесных.
9 июля 2012
Начал расти дуб, посаженный матерью лет пять назад. За долгие годы он вырос сантиметров на десять, но в этом году я воспользовался удобрениями. Вот она, чудесная сила селитры и суперфосфата! Дуб выпустил четыре новых листка! Придется поверить, что изобретение азотных удобрений спасло мир от голода.
Начал купальный сезон. Мать уверяла, что вода теплая. Боюсь, это ее якутские предрассудки. Вода, конечно, холодная. Спасибо и за то, что нет льда.
Прилетал журавль. Стоял по колено в воде, и неодобрительно смотрел в мою сторону, а я фыркал в темной волжской воде. Улетел, пока я выпутывался из кувшинок.
На белых перилах моста через канал сидели двадцать пять чаек - как знаки препинания. Все как одна смотрели на Волгу. За рекой, высоко над лесом полыхал закат в темных тучах с кровавым подбоем. А ниже лил дождь, соединяя серой бородой землю и небо. Без всяких знаков.
Ночью с удовольствием посмотрел израильский фильм "Ужбезцин", что, как выяснилось, обозначает почетного гостя в праздник суккот. Очень много общего с грузинским кино в манере подачи материала и характеров героев. Зато фильм подтвердил часть подозрений, возникших у меня у Стены плача. Евреи действительно разговаривают с богом, а не молятся, как мы, причем часто на повышенных тонах.
На лестнице у Стены какой-то вполне небедный на вид ортодоксальный еврей - при пейсах, лапсердаке и шляпе - попросил у нас десять шекелей на свадьбу друга. Мы, как обычно, были стеснены в средствах, но дали.
А вечером, в ресторане, шеф-повар угостил нас церемониальным блюдом, которое готовил для другого стола. Было очень приятно, но я опять обожрался.
Удивительно, что добрые дела вознаграждаются - хотя бы только в Израиле!
10 июля 2012
Гроза собирается со вчерашнего дня. Изнуряющая духота. Воздух висит между небом и землей как несвежая простыня.
Устроил выходной, тем более, что вчера весь день разбирал завалы из досок и прочей рухляди. Пытался придать двору цивилизованный вид, а вечером поливал кусты.