Кому-то покажется странным то, как я захожу в дом: тихо-тихо, едва дыша, стараясь не издать ни единого звука... Однако, если дома ждут три девочки подросткового возраста, слуху которых любая кошка позавидует, это вынужденная предосторожность.. Особенно если я - отец, только что приехавший из долгой командировки...
Не помогло.
Вспыхнул яркий свет (я, дурак, собственноручно поставил в прихожей стоваттную лампу), и на моей шее с оглушительным визгом повисла одиннадцатилетняя Полина:
- Папа приехал!
Я со вздохом опустил сумку, с которой ездил, на пол и обнял младшую дочь. Тем временем в прихожей появились старшая и средняя, Олеся и Ася. Леся отцепила от меня младшую сестру и стряхнула с моего плеча не видимую глазу соринку
- Привет, пап.
- Здравствуй, солнышко. А вы почему еще не в кроватях, ведьмочки? - я шутливо нахмурился.
- Так это... - Ася, дама 14ти лет, смущенно заулыбалась. - Тебя ждали.
- Марш все по местам! Завтра вам всем троим на учебу!
Мои ведьмочки покорно разбрелись по комнатам, а я, уже не стараясь идти тихо, прошествовал в собственную спальню. А там меня ждал человек, которому принадлежала большая часть моего сердца.
Самое странное то, что этот человек - одного со мною пола. И то, что я люблю его той частью сердца, которая свободна от девочек...
- С возвращением, Лер, - он лежал на кровати, закинув руки за голову и поджав одну ногу. Чертовски красивый, соблазнительный... Мой.
Началась вся эта история тогда, когда от меня ушла жена. Оставила троих дочерей и записку: прости, прощай, полюбила другого. А я работаю секретарем-переводчиком в редакции крупного журнала, езжу с начальником на все конференции и не могу все время сидеть дома, с дочками, как бы мне этого не хотелось... Истину, что дети - дорогое удовольствие, я познал давно, и от хорошей зарплаты отказываться не хотел.
Мне повезло в том, что Лесе к тому времени исполнилось 13, и она взяла домашнее хозяйство в свои руки. Надо признать, что со старшей дочерью мне вообще безумно повезло: умница, красавица, отличница, с парнями гулять по ночам не любит, о сестрах заботится... Лучший друг - компьютер и премилая девушка Ира, частый гость в нашем доме, старше Леси на год. Леся и Ира взвалили на свои хрупкие плечи хозяйство и младших сестер, а я вертелся, пытаясь раздобыть как можно больше денег. Прекрасное знание языков позволило мне заниматься репетиторством, а имидж журнала, где я трудился в свободное от приработков время, позволял находить более чем обеспеченных учеников.
Юра Шахов не стал исключением.
Его семья проживала в прекрасно оборудованном коттедже за городом, с вооруженной охраной на воротах в количестве шести человек. Плюс еще несколько - у въезда в поселок. Меня профессионально обыскали, в полнейшей тишине проводили в какую-то комнату, напоминающую обычный школьный класс, только с одной-единственной партой.
Непосредственно Юра пришел минут через десять. Собранный подросток возраста моей Леси, в аккуратной, не вычурной одежде, с пачкой тетрадей в руке, он вежливо поздоровался. Вслед за ним тенью скользнул странный паренек в черном, встал у двери, из-под прикрытых век наблюдая за нами.
- Это Женя, - пояснил Юра в ответ на мой вопрос. - Личная охрана. Не волнуйтесь, он не будет нам мешать.
Он и на самом деле не мешал. Охранник напоминал черную статую, настолько был неподвижен: все два часа занятия он оставался на своем месте. А потом он отправился провожать меня, сдав подопечного на руки очередному "бойцу невидимого фронта".
- Извините, - уже когда я подошел к своей машине, он легонько тронул меня за рукав. - Вы едете в город?
У него был приятный тихий голос, однако каждое слово слышалось отчетливо, как у профессионального преподавателя. А глаза оказались темно-серные, как мокрый асфальт, с четкими точками зрачков.
- Да, конечно.
- Не подбросите?
- Пожалуйста, - я пожал плечами, открыл вторую дверь. Авто сыто заурчало, на сей раз решив не бесить хозяина, и мягко тронулось с места.
Он не отвлекал меня, просто сидел рядом и покорно слушал свято обожаемый мной японский рок и смотрел в окно. Только тогда, когда мы уже подъезжали к городу, посмотрел на меня:
- Вы работаете на постоянной основе?
- О чем Вы? - я действительно не до конца понял, о чем он.
- Вам платят за каждое занятие или по временным промежуткам?
- Какое это имеет значение?
- Если по времени... - он отвел взгляд. - Уходите оттуда как можно быстрее. Шаховы - не та семья, в которой уважают прислугу.
Тонкие пальцы сжались на поле куртки. Его взгляд скользнул по приборной доске, замер на торчащей у стекла вышивке в деревянной рамке - подарок Леси, и в серых глазах заплескалось тепло.
- Простите меня за мою настойчивость, - он улыбнулся неожиданно открыто. - Вы мне понравились, Валерий Игоревич. Как вы относитесь к бардовской песне? Предлагаю Вам посетить завтрашний фестиваль в клубе "Четырехлистник". Думаю, Вам понравится... Остановите, пожалуйста.
Он вышел у автобусной остановки, отсалютовал рукой и направился куда-то в сторону домов.
А на следующий день я приехал в этот клуб. Нашел я его с трудом: у заведения не было никаких вывесок, хотя народу внутри было - что называется, яблоку негде упасть. Все говорили, кто-то настраивал гитары, туда-сюда бегали официанты, разнося заказы, на сцене возились рабочие... Сцена была выполнена в виде листка четырехлистного клевера, оправдывая название клуба, да и в общем помещение было оформлено в зеленых тонах. Красиво, надо сказать, оформлено. Я устроился за свободный столик - похоже, единственный во всем зале, - но свободным он оставался недолго...
- Простите, разрешите присоединиться?
...Сейчас, анализируя все произошедшие события, я думаю, что было бы, скажи я "нет". Наверное, я бы просто послушал выступление бардов, пошел домой, и жизнь бы пошла своим чередом. Но я кивнул, даже не глянув на собеседника. Поэтому очень удивился, когда в поле моего зрения попала протянутая для рукопожатия ладонь.
- Вы меня не узнали? - паренек в джинсах, черной кофте с длинным рукавом и надетой поверх нее белой рубашки тепло улыбнулся. - Женя.
- О... - я сглотнул. Во время той нашей единственной встречи я видел его уставшим, хмурым, да еще и в форме, а сейчас он изменился кардинально... Взлохмаченные волосы оказались пушистыми и падали ему на лицо, сзади достигая плеч, темно-серые глаза лукаво поблескивали поверх стекол затемненных очков, распахнутая рубашка позволяла увидеть затянутый в черное торс... - Здравствуйте.
- Раз уж Вы пришли в наш клуб, - его улыбка стала шире, - предлагаю перейти на "ты".
Я судорожно кивнул, пытаясь заставить себя смотреть ему в глаза, но взгляд сам собой скользил ниже. Шея с нежной кожей, ключицы, грудь, тело, сомкнутые в замок руки с тонкими, длинными пальцами... Я поймал себя на том, что брюки стали тесноваты, и откровенно ужаснулся. Испытывать влечение к парню?! Что могло быть хуже! Это немыслимо для меня, зрелого мужчины с тремя детьми, пусть и уже разведенного... Однако, даже моя жена возбуждала меня гораздо меньше, чем этот паренек с гитарой, работавший личным охранником у моего обеспеченного ученика.
Щеки залило краской. Я так надеялся, что Женя не разглядит этого в полутьме клуба (ярко освещена была только сцена), однако он едва слышно усмехнулся, чуть придвинулся ко мне, опираясь подбородком на тыльную сторону ладони.
- Ты такой забавный.
- П-почему ты так считаешь?
- Ты пришел сюда, - его улыбка стала шире. - Поверил мне.
Кто-то окликнул его, избавив меня от необходимости отвечать на его высказывание. Он махнул рукой, приглашая приятеля за наш столик, что-то тихо заговорил. Высокая женщина присела на корточки перед ним, и внимательно слушала. Женя мельком глянул на меня, ободряюще улыбнулся, позволяя женщине обнять его. Да-да, именно позволяя! Он не поднял рук для ответных объятий, не смотрел на нее...
- Прости, Викуся, - он отвернулся. - Ты же знаешь. Да, знакомьтесь... Виктория, управляющая клуба, Валерий, мой друг.
- Друг? - женщина скептически усмехнулась.
- Да. Именно друг.
Виктория ушла, посмеиваясь. Официант принес кофе, улыбнулся в ответ на приветствие Жени, отказался от чаевых и будто бы испарился.
- Веселый человек, - Женя проводил его взглядом. - Заглядывай сюда почаще, можно встретить интересных собеседников.
Я молча пожал плечами. Что тут сказать. Когда парень - подчеркиваю, парень! - настолько беззастенчиво напрашивается на разговор, это по меньшей мере неприятно. Хотя...
С другой стороны, он симпатичный, а у меня давно уже никого не было...
Не думать об этом, Валерка, не думать. Нельзя! Нельзя, я кому говорю!
Самовнушение плохо помогало. Женя отрывистыми глотками допивал кофе, сжимая в свободной руке гриф гитары. Светильники на стенах медленно гасли, сгущая полумрак, и на сцену вышел некто, напоминающий старика Арни: эдакий шкаф с антресолями, затянутый в строгий офисный костюм. Похоже, единственный в костюме среди этой разношерстной публики. Да и кого здесь только не было... Свет софитов падал на сцену и столики в радиусе двух метров от нее, позволяя разглядеть тех, кого я охарактеризовал как бардов. Все, как один, в джинсах и каких-то рубашках на подобии тех, что показывают в старых фильмах про ковбоев.
Мрр, ковбои...
Не думать!
- Здравствуйте, дорогие гости и участники сегодняшнего вечера, посвященного творчеству одного из наших лучших певцов, Евы. Сегодня мы будем слушать и исполнять только его песни, и, думаю, Ева оценит эту честь и споет сам... Поддержим, друзья? - бурные аплодисменты. - Ева, открой вечер!
Я огляделся в поисках этой таинственной Евы и не сразу заметил, как мой сосед поднялся со стула. Его рубашка белым парусом виднелась в море черных спин, однако все остальное сливалось с полумраком помещения. Жаль, жаль...
Не думать... Не думать?
Нет, не получалось не думать.
Особенно когда он запел.
Ни за что не поверил бы, что он простой охранник. Великолепный голос, великолепный слух. И стихи тоже красивые. И на музыку ложатся. И вообще... Женя, этот странный парень с гитарой, на сцене выглядел волшебником, дарящим слушателям чудеса этого вечера... Как на Новый год.
Честно.
Эти стихи я запомнил. Может быть, потому что они звучали скорее как колыбельная, убаюкивая, и в голосе Жени - ярком, глубоком теноре - слышались эти нотки, которые я помнил еще из далекого детства, когда бабушка пела мне песенки на ночь. Его пальцы перебирали струны гитары, но казалось, что в мелодию вплетается звук арфы и отголоски флейты...
И когда я вернусь... А вернусь ли еще
После крови и грязи победы?
Его очки бликовали в статичном белом свете, однако даже с такого расстояния можно было разглядеть его глаза. Серые. Как мокрый асфальт. Как сталь отточенного клинка, которая разрежет пушинку на лету, но мягко ляжет на ладонь хозяина.
И когда я вернусь, ночь укроет плащом
Все давно позабытые беды.
Женя, Женя... Похожий на девушку, но ощутимо сильный и мужественный. С ловкими тонкими пальцами. Почему так сладко поет гитара, почему перехватывает дыхание от его голоса? Ведь ничего особенного, я встречал людей, поющих куда лучше...
Я вернусь. Все равно. После стольких боев,
Поражений, побед и лишений,
Он смотрел на меня. Он искал меня взглядом в затихшей толпе, почти панически сжимая тонкий гриф и скользя пальцами по струнам, словно они могли указать путь... А когда нашел, когда наши взгляды пересеклись - огнем обожгло позвоночник. Мозг отключился окончательно.
Повидав много стран, деревень, городов,
и познав упоенье сражений.
Ну и что, что мы едва знакомы. Ну и что, что он тоже парень. Ну и что, что у меня уже дети скоро внуков принесут. Наплевать на все. В том числе и на то, что это неправильно, что это попросту невозможно - так вот просто влюбиться, с первого взгляда, с первого слова песни, которая - теперь я понимаю - и написана для такого, как я... И поет он ее для меня.
Завтра снова в поход, снова в слякоть и снег,
Снова в бой - это долг и еще что-то кроме...
Женя. Что ты со мной сделал, сероглазый чертенок, за этих три часа знакомства, почему я уже готов бежать за тобой туда, куда ты позовешь, и дико боюсь поверить в то, что ощущаю всей душой?! Мне страшно даже думать о том, что я уже осознаю правдой. Так нельзя. Так неправильно...
И опять мне терять, тех, кто рядом, навек...
Только - я не вернусь, если лишний я в доме.
Он опустил гитару, глубоко поклонился - и, опоздав буквально на долю секунды, на него обрушился шквал оваций. По телу бегали мурашки, замирая в самых чувствительных местах, и я знал, что это не только со мной творится такое. Весь зал "поймал" его, поймал его эмоции, а он и рад делиться, отдавать себя всего и брать в ответ восторг и восхищение. Немое восхищение, с которым провожали его, когда он шел обратно.
Немую зависть по отношению ко мне, когда он сел рядом - гораздо ближе, чем тогда - и улыбнулся мне, как старому другу, про которого точно знаешь: не предаст, не оттолкнет, позволит высказаться и выслушает, даст совет и поможет... Поддержит. Полюбит всей душой, всем сердцем, всей своей сущностью и всем естеством отзовется на любовь и ласку.
- Ну, как тебе? - теперь его голос едва слышался. Он отвел взгляд, стирая улыбку с лица. Аккуратно зачехлил гитару, смял в руках салфетку...
Я отобрал у него измочаленный клочок мягкой бумаги, разгладил.
- Потрясающе.
- Спасибо, - слабая улыбка. Голос у него дрожал.
Мужчина в костюме тем временем объявлял следующих бардов. Женя не смотрел туда, хотя (я не сомневался) каждого из них знал и в лицо, и по имени. Он снял очки, протер их полой рубашки, и, близоруко прищурившись, посмотрел на меня. Просто посмотрел, но сердце совершило немыслимый кульбит и упало куда-то в район пяток.
- Что ты со мной делаешь, Ева? - вполголоса поинтересовался я, стараясь говорить как можно более равнодушно. Однако он вздрогнул. - Что ты со мной делаешь? Почему я, зная тебя всего пару часов, чувствую это все? Как, как ты смог, Ева? Почему ты? Почему я? Много вопросов и не одного ответа...
Я говорил это скорее самому себе, чем ему, но он отозвался. Грустно глянув на меня, надев очки обратно, сцепив пальцы в замок.
- Зачем ты это говоришь?
- Просто так, - я пожал плечами. - Я, мягко говоря, удивлен. И собой, и тобой.
- Прости. Если тебе не нравится, так и скажи, - он упрямо вскинулся, сощурив глаза. Как холодной сталью резануло по лицу. Он поднялся, чтобы уйти, но настороженно замер, когда я поймал его за запястье. Резко дернул - он скривился, как от боли, упав обратно в кресло.
- В том-то все и дело... - теперь зарделся и смутился я. Боги, да что со мной такое творится... - В том-то и дело, что я не могу сказать, что мне это не нравится. Хотя хотелось бы.
- Ты такой странный... - он нахмурился. - Десять мужиков из десяти послали бы меня куда подальше, с подробным указанием пути и способа, а ты вот...
- А я одиннадцатый. Который сомневается в том, куда тебя послать. Туда, куда отправили бы другие, или куда-нибудь поближе и поприятнее, вроде собственных объятий.
Я сначала сказал, потом понял, что, собственно, сказал. Женя соображал еще дольше. Моргнул несколько раз, изумленно уставился на меня, но его губы непроизвольно расползались в улыбке.
- А можно? - наконец-то поинтересовался он, силясь согнать с лица улыбку.
- Нельзя, - я едва удержался от соблазна показать язык. Он тихо рассмеялся, покачал головой.
- Ну, Валерий Игоревич... Предлагаю пари. Если ты станешь моим... Ну, станешь моим. А удержишься - выполню любое твое желание, абсолютно любое.
Он протянул ладонь для рукопожатия. На его личике (так и хочется сказать - мордашке, настолько она была лукавой, как у молодого медведя, идущего на "охоту" в малинник) застыла усмешка, полная уверенность в своих силах. Что ж, Женюрка, ты прав. В своей уверенности ты прав, да...
- Отказываюсь.
Он с той же усмешкой опустил руку, оперся локтями на стол:
- Почему?
- Я... - я отвернулся. Если быть откровенным до конца, я боялся того, что он мог разглядеть в моих глазах... - Я не выдержу. И ты об этом знаешь. Ты осознаешь силу своего обаяния, Женя? По лицу вижу, осознаешь...
- Ты так легко говоришь об этом, - он чуть приблизился ко мне.
- Мне 33 года, я уже взрослый мужик. - Женя скептически изогнул бровь, и я нехотя договорил, - хотя так и не скажешь. А тебе не больше двадцати, так что это мне полагалось бы удивляться твоей настойчивости. Ты ведешь себя как хаслер на заработках.
- Ты почти прав, - он широко улыбнулся. - На счет возраста. Мне 21, осенью исполнится 22. Я на двенадцать лет младше тебя, Лер.
- Как ты меня назвал?
- Лер, - послушно повторил он. В серых глазах плясали бесенята. Я шутливо нахмурился, поражаясь тому, насколько быстро он завоевал мое доверие, насколько легко мы с ним разговариваем...
Барды пели. Много пели. Он подпевал, что-то объяснял, но на подобные темы мы больше не говорили. Хотя протрепались в этом клубе до закрытия, и потом сидели в ночном баре - ни мне, ни ему не хотелось идти домой. Вместе было интереснее. А с моими девочками посидит Ира, ей я доверяю почти как себе.
А я как-то незаметно стал называть его Медведем и Евой. Ему это нравилось. А еще ему нравилось тепло, и он напросился на объятия, мотивируя тем, что в клубе холодно.
Меня это почему-то не напрягало.
На работу я умудрился не опоздать. Правда, Степан долго выговаривал мне за то, что на утренней "летучке" я его не слушал, но это как-то прошло мимо сознания. Колени все еще хранили тяжесть головы Евы, и слышался его тихий голос. Он все время что-то напевал, похоже, он вообще не мог находиться в тишине...
Потом меня загрузили документами для перевода, и стало не до мыслей. Рядом копошились товарищи по работе, отвечала на звонки хорошенькая Лидочка, секретарша Степана, нашего главного редактора, туда-сюда бегали из типографии...
Женя позвонил во время обеда. Вот уж не знаю, откуда у него номер моего мобильного, я не помню, чтобы я его давал, но я вообще плохо помню прошлый вечер... Приятели удивлялись моей оживленности. Они не знали, что мой собеседник - мужчина, и потом один кадр спрашивал, где я нашел "такую хохмачку-телочку". Женька и вправду был подозрительно веселым. Рассказывал о ляпах на своей работе, стребовал с меня обещание вечером зайти в "Четырехлистник".
Больше о переводах я думать не мог. Хотя приходилось... Правда, знание языка позволяло переводить на ходу, и в конце рабочего дня я диктовал Лидочке русский вариант документов. Она хихикала и стреляла глазками в мою сторону. Репутация разведенного слегка мешает. Местных дамочек не останавливало даже наличие трех дочерей, хотя старшая из них ненамного отличалась от большей части потенциальных невест если не по возрасту, то по уровню развития - точно.
Он ждал у проходной, опираясь на черно-красный байк. Один из шлемов был на нем, но узнать его было несложно...
- Лер! - он махнул рукой, привлекая мое внимание. Товарищи-журналисты скучковались в сторонке, наблюдая за тем, как я пытаюсь вывернуться из его объятий.
- Женька, имей совесть! - наконец я подал голос. - Отпусти!
Он глянул на меня через опущенное стекло шлема, и на секунду мне показалось, что в серых глазах мелькнула любовь... Впрочем, это могло быть только бликом на стекле.
- Неа. Поехали?
- Ну как я, по-твоему, поеду, если ты меня отпускать отказываешься? - я усмехнулся, забрасывая портфель с документами на сидение и обнимая его за талию. По его телу пробежала легкая дрожь, не различимая глазом, но я ощущал ее очень хорошо... Он отстранился, пропуская меня к мотоциклу.
- Так лучше?
- Лучше. Садись, медвежонок, или ты меня пустишь за руль?
- Ну уж нет! - Женя заливисто рассмеялся, нахлобучил на меня второй шлем и оседлал байк. Никогда бы не подумал, что это движение может быть настолько эротичным...
- Обними меня за талию, - посоветовал он. Я послушался.
Показать язык ошеломленным приятелям было большим соблазном, но они бы все равно не увидели, и я просто прижался к его спине, на сей раз обтянутой черной кожей мотоциклетной куртки. Пепельные волосы выбивались из-под шлема, и почему-то хотелось поймать их губами...
Я в своем костюме смотрелся странно рядом с ним: прохожие провожали нас взглядами, водители авто наблюдали из открытых окон. Странно. Он что-то сказал, перекрикивая шум ветра, и затормозил у обочины. Снял шлем, обернулся, встряхнув волосами:
- Ты меня слышишь?
- Неа.
- Ладно. Где ты живешь? Подвезу до дома...
- В двух кварталах. Здесь быстрее дворами дойти, Жень...
- Лер, - он приподнял мою голову за подбородок, приподнял. Мне на секунду показалось, что он хотел меня поцеловать. - Пожалуйста.
- Что - пожалуйста? - голос почти сел. Он победно улыбнулся, облизнул губы:
- Можно проводить тебя до дома?
- А если я скажу "нельзя"?
- Тогда я увезу тебя к себе и навечно запру в доме, - ни тени улыбки на лице, но в глубине серых озер глаз - едва сдерживаемый смех. Он снял с меня шлем так же небрежно, как недавно надевал, перехватил мой подбородок второй рукой, провел большим пальцем по губам, - я клацнул зубами, стремясь поймать его палец, но он отдернул руку. - Ах, ты еще и кусаешься! - шутливо-возмущенно. - Накажу!
- Кто ты такой, чтоб меня наказывать?
Прозвучало настолько холодно и серьезно, что он замер, ошеломленный моим тоном. Поникли плечи, потускнели глазки, судорожно сжались в кулаки руки... Весь его вид выражал обиду и смятение. Обиду маленького ребенка на несправедливые замечания.
Он отвернулся, оперся руками на руль мотоцикла:
- Значит, я никто?
- Жень... - я уже и сам жалел, что сказал это. Потянул его за полу куртки, но он вырвался, нахлобучил шлем, запрыгнул обратно на байк, с которого мы оба уже успели слезть.
- До свидания, Валерий Игоревич, - его голос чуть-чуть дрожал. - Было приятно познакомиться.
Мой портфель остался лежать на асфальте, когда даже шум мотора уже затих. Я сел на низкую чугунную решетку, ограждающую клумбу, и уставился в землю.
- Какой же я идиот...
В тот вечер шел дождь. Он начался вскоре после того, как я, закинув вещи домой и, переодевшись, ушел обратно на улицу, сам не зная зачем. Ира пообещала присмотреть за девочками и звонить на мобильный, если что, и проводила меня сочувственным взглядом... Я видел ее в окне.
У меня было время и возможность вернуться, взять зонтик, но дождь не был холодным... Скоро лето, отпуск. Наверное, снова поедем с девочками на море, они у меня любят купаться и загорать. Она тоже любила. Их мать. Она была чертовски красива...
А ведь Женя на нее похож...
От осознания этого сердце снова защемило.
Но он действительно похож. Характером, немного внешне, повадками. Она была такая же веселая и заводная, любила песни под гитару у костра, веселилась и обижалась на меня, когда я не понимал, чего она хочет. Полина в этом - ее точная копия, но желания дочери я угадывал легче, чем жены. А Лиза не очень любила дочерей. Она их родила скорее из-за того, что я очень просил. Я, как ни странно, всегда мечтал о детях, о девочках, о трех девочках-погодках, и именно так и получилось.
Хотелось бы еще старшего сына, но...
Единственного человека, способного им стать, я сам прогнал от себя пару часов назад.
Хотя, зачем себя обманывать, какой сын! Он просто потрясающий... Эти его шутки, смех, его музыка - все это я воспринимал как игру, а он - как нечто серьезное. Он жил этим, он и был тем ребенком, которого я сегодня обидел. Раньше я и предположить не мог, что можно вот так вот привязаться к человеку. Так просто и так крепко.
"Ты ничего о нем не знаешь!" - кричит мозг.
"Ну и что?" - флегматично отвечает сердце.
- Ева, Ева...
Дождь усиливался. Куртка намокла почти насквозь, даже в кроссовках уже хлюпала вода. Однако от этого мне было только веселее - я, как ребенок, радовался дождю, напевал что-то себе под нос, прыгал по лужам...
Поскользнулся, упал на асфальт, разбрызгивая воду. Хохотал, как полоумный, ловя ртом тяжелые капли...
- Я предполагал, что ты псих, но чтоб настолько...
Я замер.
Не может быть. Мне же не может так везти...
Я же не пришел к "Четырехлистнику"!
Однако именно это здание я и увидел, обернувшись. Губы сами расползлись в бешеной улыбке.
- Е-евка-а....
Он хмуро смерил меня взглядом, фыркнул:
- Вы пьяны, Валерий Игоревич?
- Ага, - я закивал, с кряхтением поднимаясь из лужи. Шаг. - Я, - еще шаг, - пьян, - перелезть через низкий заборчик, - этим дождем, - подойти к нему, - и я, - упереться руками в дверной косяк по обе стороны его головы, - пьян тобой...
Его глаза расширились, одна рука уперлась мне в грудь, то ли отталкивая, то ли притягивая. Улыбка не желала уходить с моего лица, как бы я не старался придать ему более серьезное выражение. Я наклонился ближе, почти чувствуя тепло его кожи и дыша прямо в его лицо.
- Валера... - очень тихо.
- Прости меня, дурака, Жень... - нос к носу. Он смешно скосил глаза к переносице, состроив скептическую мордашку, потом с тем же выражением посмотрел мне в глаза. - Пожалуйста.
- На колени. - Бух. Черт, больно... - Эй, я же пошутил! - он вздернул меня на ноги, отряхнул джинсы. На мраморном полу осталось два пятна.
- Зато я - нет. Сейчас. Не тогда.
Он смотрел на меня как на последнего идиота. Хотя, именно им - последним идиотом - я и был.
Его рука медленно переползла мне на лопатки, к ней присоединилась вторая... Теперь он меня определенно притягивал к себе, однако серые глаза все еще хранили выражение обиды.
- Я же никто, - напомнил он. Я сделал виноватое лицо, не разрывая зрительный контакт:
- А я - идиот, раз сказал это. Ты меня простишь? - я потерся носом о его щеку.
Забавно, наверное, выглядит, а? Я, мокрый, как мышь, зато взрослый и, так сказать, "подчеркнуто мужик", и он - встрепанный воробушек, наверняка только-только из армии пришел...
Да только целуется этот воробушек просто... Офигительно. Иных слов я ни в тот, ни в любой последующий момент найти не мог. Дыхание перехватило сначала от неожиданности, потом от восторга. Он на секунду оторвался от меня, стаскивая очки, и впился в мои губы с новой силой. Кажется, это называется "по-французски", да? Когда язык обшаривает весь рот партнера... О, Боги....
Собственное возбуждение уже не казалось таким кощунственным. Как можно было оставаться спокойным после такой атаки... Яростно, глубоко, всем телом вжимаясь в меня, но - не отводя глаз, не опуская веки.
- Боже... - это слово было первым, которое я смог выдавить из себя. - Это жестко!
- Почему? - он бесстыдно облизнул губы. - Или тебе трех детей недостаточно и хочется еще?
- Да при чем тут это!..
Он приподнялся на цыпочки и чмокнул меня в уголок губ, сводя на "нет" все мои негативные эмоции. Ласковый, как котенок, с чуть виноватым и смущенным взглядом теплых серых глаз, теперь посветлевших и казавшихся почти жемчужными.
- Зачем ты это делаешь? - я сбился на шепот. Из клуба доносились отзвуки гитар и смех, перезвон бокалов. Не иначе как что-то празднуют. Тогда почему он оказался здесь, на пороге?
Только сейчас я заметил, что он одет для выхода на улицу, а к дверному косяку прикатился раскрытый зонтик. Будто Женя выронил его, увидев меня.
Я начинаю мыслить как женщина. Жуть. И самое жуткое то, что мне нравятся мои мысли...
- Потому что ты мне очень сильно нравишься, Лер, - он едва ощутимо погладил меня по щеке. - Ты помог мне у Шаховых, ты пришел в "Четырехлистник" когда я предложил и не оттолкнул меня, когда я буквально набивался на знакомство. Ты только удивился... Не сильно удивился. Гораздо меньше, чем я, когда узнал про твоих детей. Я думал, ты молодой одинокий гей, а оказался семьянином с дочерьми, но было поздно - ты уже запал мне в душу.
- Любовь с первого взгляда? - скептицизм так и пер...
- Вроде того, - он улыбнулся, положил ладонь мне на плечо. - Ты весь мокрый. Может, теперь позволишь проводить себя до дома? Я "безлошадный", зато с зонтиком.
- Пойдем... Только я не хочу с зонтиком. Жень, а давай попробуем, а?
- Попробуем что? - он вернул на переносицу очки, поднял зонтик и непонимающе уставился на меня.
Сложно объяснить словами то, чего сам стесняешься до дрожи в коленках.
- Быть... Вместе.
- Нельзя пробовать, - он покачал головой. - Решай, Лер. На кону, возможно, твое доброе имя. В современном обществе таких, как я, не жалуют... Я на все сто процентов гей, и давно это знаю.
Не жалуют... Деликатный мальчик. Не просто не жалую, а порой ненавидят и презирают! Хотя, он не похож на того, кого обычно называют геями... Он - не манерный тип с зализанной шевелюрой, жеманно растягивающий слова. Он больше похож на рокера, разве что порой ведет себя как мальчишка, но как мальчишка, а не осознающий свою притягательность, свое обаяние.
Он не дожидался меня, ушел вперед. Плечи под черной курткой, той же, что была на нем днем, подрагивали, а зонтик ограждал его скорее от меня, чем от дождя.
Мечта любой девчонки, один из тех, кого провожает взглядом Леся на улицах, молодой парень, не претендующий на звание звезды подиумов, но располагающий к себе одним только взглядом, такой, про которых говорят - "свой в доску". Однако - он сам только что сказал - такое сокровище не достанется никакой девушке. И, может быть, никого не будет с ним. Может быть, он долго будет одинок, пока не разочаруется в жизни или пока его прижмут в темной подворотне какие-нибудь подонки. Я по себе знаю, как сложно сказать даже простейшие слова о любви, о привязанности, а он высказывает это каждым движением, каждым взглядом...
- Валера? - он поднял руку к лицу и только потом обернулся, складывая зонтик. По его лицу стекала вода, и кто знает, не было ли в потоках дождя соленых капель слез... - Ты идешь или так и будешь стоять?
- Иду.
- Ну так иди.
Он дождался, пока я дойду до него, и двинулся дальше. На улице стремительно темнело. Эйфория от дождя прошла так же стремительно, как и появилась, и я не мог не думать о собственных словах, как и о его заявлении.
"Решай, Лер..."
Что же здесь решать, Ева...
Черт.
Я же вроде бы не "голубой".
Или не так?
Черт!
- Ева, подожди.
Он замер.
- Скажи... Что это для тебя?
- О чем ты? - абсолютно ровный голос.
- То, что между нами происходит. Мы три дня знакомы. Я ничего не знаю о тебе, а ты обо мне. Что это?
- Это... - судорожное движение плечом. - Это... - он медленно обернулся. По его подбородку скользнула алая капелька крови из прокушенной губы, почти мгновенно растворяясь в струях дождя. Некогда пушистые, чуть волнистые волосы висели неопрятными прядями, глаза потускнели. - Я сам плохо представляю, что со мной. Я никогда еще не влюблялся так глубоко и так полно. Мне кажется, я на все готов, чтобы быть с тобой, но стоит только подумать о том, чем это может обернуться для тебя... Я люблю тебя, Валера. Люблю настолько, что буду счастлив лишь от осознания того, что счастлив ты. Я знаю, какой ты, и этого достаточно. Наплевать на все.
Когда он замолчал, у меня кровь шумела в ушах и отчего-то кружилась голова. Только его фигура виделась четко, без каких-то искажений, таким, каким я его запомнил. Стройный юноша с грустными серыми глазами.
- Я Евгений Степанович Ильин, полных лет - двадцать один...
Он тихо и буднично рассказал о том, где учится, работает, о том, почему не пошел в армию... Оказалось, что у него какая-то болячка из тех, которые для жизни не особо опасны, зато помогают избежать службы. Адрес по прописке, адрес реального жилья, прочие паспортные данные... Закончил перечислением параметров: рост, вес, объемы и так далее. Грустно улыбнулся, все так же стоя под дождем.
- Болит? - я подошел на шаг, кончиками пальцев коснулся его губы. Он просто кивнул, отводя глаза. Чуть вздрогнул, когда я привлек его к себе. - Давай все-таки попробуем. Может, это будет навсегда, а может, нет... - он повел плечами, пряча лицо у меня на груди. - Жень? - почти жалобно.
Дождь бил по нашим плечами, по асфальту, по крышам домов и киосков, по зонтам спешащих куда-то людей. Никому не было дела до двух обнявшихся мужчин, застывших посреди улицы. А может, со стороны Женя был похож на девушку.
- Пойдем, медвежонок.
Он послушно последовал за мной, не отнимая руку и едва не забыв про зонтик.
Из-за тучи выглянуло солнце.
Он был счастлив.
Эпилог.
Несколькими годами позже описанных событий.
- Лер, смотри! - сероглазый молодой мужчина в затемненных очках и джинсах почти заполз под какую-то корягу на пляже. Его старший товарищ со смехом присел на корточки рядом:
Валера осторожно вытянул из рук друга один из листков, задумчиво на него посмотрел и закинул в рот. "Медвежонок" с интересом наблюдал за лицом собеседника.
- Невкусно, - наконец вынес вердикт старший.
- А что ты загадал, папа? - на его руке повисла девушка-подросток.
- Секрет, - Валера улыбнулся. - Поль, иди к сестрам, мы сейчас.
Девочка убежала, смеясь.
- А мне скажешь? - "медвежонок" лукаво глянул на счастливого отца.