Примечание: песни, слова которых использованы в тексте, исполняет группа Depeche Mode. Всё остальное принадлежит исключительно мне.
К сожалению, спокойной жизни я не знал с тех самых пор, как устроился на работу в школу. Учителем английского языка. Казалось бы - ничего особо сложного, русоведам и математикам приходится сложнее, но директор оценил мое знание языка и заработал в моем лице дешевого курьера. Поэтому я подрабатывал в фирме директорской дочки, и по долгу службы частенько навещал офис, в коем обитал друг Софьи, Арсений Ефимович.
Когда я пришел туда в первый раз (это было на второй год работы в школе), я удивился: вот уж чего не ожидал, так увидеть в кабинете директора фирмы не девочку-модель, а скромную и милую, в брючном костюме и с бейджем "Саша, секретарь" на лацкане пиджака. Грудь у девушки отсутствовала, но это меня не смутило ни грамма: я никогда не был любителем пышных форм.
Большие, чуть раскосые светло-голубые глаза, собранные в высокий хвост темно-бордовые волосы с прядками еще на пару тонов темнее, стройная фигурка, аккуратный прокол в столь же аккуратном ушке - "гвоздик" с хризолитом поблескивал на солнце (странно, у девушки - одна сережка...), - из-под нижнего края брюк виднеются скромные сапожки на плоской подошве.
- Сашенька, прими письмо, - донеслось из-за приоткрытой двери кабинета высокого начальства. Девушка улыбнулась:
- Прошу. Вы Юра, да? Софья Сергеевна о вас рассказывала.
У нее оказался удивительно приятный голос, хоть и слишком низкий для такой миниатюрной девушки. Глубокий, густой, бархатистый... И она чуть-чуть не выговаривала букву "р", отчего ее речь казалась похожей на французскую.
- Да.
Я отдал конверт и прислонился бедром к краю стола, за которым сидела Саша.
- Софья Сергеевна просила дождаться ответа.
- Прошу, - пальчик с аккуратно обработанным ноготком качнулся в сторону низкого диванчика. - Простите, мне придется оставить Вас в одиночестве, - она обворожительно улыбнулась, покидая рабочее место с пачкой папок в руках. Я покладисто кивнул и отошел в указанном направлении. Так и знал, что придется ждать...
Саша вскоре вернулась, но села что-то набирать. Признаться, я был этому рад... Хотя где-то в душе шевелилось непривычное желание заговорить, не важно, о чем.
Она обратилась ко мне сама, прерывая двадцатиминутное молчание:
- А Вы работаете у Софьи Сергеевны?
- Не совсем. Я учитель английского языка в школе, где директор - ее отец.
- Оу... - она чуть смутилась. - Вы знаете, у нас как раз не хватает людей, говорящих на иностранных языках...
- Do you speak English? - я широко улыбнулся. Ответом мне был внимательный взгляд:
- A bit. [1] А Вы бы не хотели работать у нас?
- Мне нравится в школе, как ни странно, - я пожал плечами, моля Бога, чтобы она вернулась к своим делам. Возможно, я недооцениваю женщин, но большая часть встречаемых мною до сих пор не замолкала ни на минуту, а я не любитель убивать время разговором.
Или, во всяком случае, считаю себя таковым.
Она пожала плечами:
- Имейте в виду.
Получив конверт с ответом, я выскочил из офиса и поехал домой.
В офисе с таинственным называнием "Нимфа" пришлось бывать почти каждый день, и Саша неизменно встречала меня предложением кофе. Я столь же неизменно отказывался. И, как ни странно, ей удавалось меня расшевелить, хотя особой разговорчивостью в общении с малознакомыми людьми я не отличался.
С ней оказалось интересно. И сказанное ею "немного" на вопрос о знании английского языка было то ли кокетством, то ли следствием пониженной самооценки, я уж и не знаю, - по-английски она шпарила со скоростью обычной британской речи, хотя иногда путала грамматические времена. Она, видимо, не занималась этим всерьез, но изучала для себя, потому что, хоть ей и не хватало некоторых знаний в этой области, произношение было почти идеальным и словарный запас - достаточно большим.
Несмотря на это, в иные дни часы ожидания ответа на письмо Софьи превращались в небольшие уроки для одного ученика. Любой преподаватель был бы счастлив получить такого слушателя в свою аудиторию, и я не стал исключением.
Дни летели. Я привык после основной работы задерживаться в "Нимфе", в приемной у Синина, и помогать милой секретарше; директор не спорил, даже поощрял "общественные начинания". Да и сам оказался прекрасным человеком безо всяких предрассудков, пусть это и постигалось путем проб и ошибок: в "Нимфе" он был царем и богом.
***
- Юра!
- Свершилось чудо: правитель покинул свой кабинет... - пробурчал какой-то мужчина из отдела доставки, сдававший Саше документы. Секретарша, шикнув на него, сорвалась с места и, едва не выронив только что собранные папки, замерла у стола:
- Арсений Ефимович, Вы просили документы по проекту...
- Да, минуточку. Юра, Софья сказала, вы хороший знаток английского языка, у вас случайно нет песни... - и попытался проговорить "A Pain That I'm Used To". Прозвучало ужасно, странно, что у директора достаточно крупной фирмы произношение пятиклассника... Я хмыкнул:
- Есть.
- Вы не будете против, если Саша съездит к Вам домой, скопирует? Очень нужно.
- Нет, конечно, пожалуйста...
Мне показалось, или Саша действительно посмотрела на Арсения как на врага народа, а он усмехнулся и подмигнул?..
В машине девушка молчала, заговорила только к самому концу поездки:
- Вы слушаете Depeche Mode?
- Да, а почему бы и нет? - я пожал плечами, тормозя у подъезда родного дома. - Не пугайтесь, я живу с родителями, и они могут немного неадекватно отреагировать...
На счет "немного" я покривил душой. Судя по удивлению в красивых глазах, Саша эту фальшь уловила, и на этаж поднималась с опаской, хотя с любопытством разглядывала разрисованные стены. На верхнем этаже жила женщина, которая занималась с детьми рисованием, и, с согласия жильцов подъезда, тренировались они на наших стенах.
Мать удивленно посмотрела на элегантную, сосредоточенную Сашу, а отец не отреагировал, но, к моему величайшему сожалению, муж сестренки как раз пришел на обед. Двусмысленно шутил, лез обнять, но, получив пару раз по рукам, стал держаться на расстоянии и доставать Сашу беседами. Слово "развлекать" к этому ну никак не относится...
Она честно терпела некоторое время, потом мило улыбнулась, извинилась передо мной и, со столь же вежливым выражением лица толкнула Виктора к стене... Слов я не разобрал, но, судя по откровенному ужасу товарища Зарменко и желанию прикрыть ладошками пах, она пригрозила оторвать кое-что, дорогое всякому мужчине. Судя по тому, как набухли мышцы под тонкой рубашкой, девушка была вполне в состоянии это сделать...
Позже, в машине, она, глядя куда-то в сторону, поинтересовалась:
- Ты не хочешь или не можешь съехать?
- И то, и другое. У учителя не такая уж большая зарплата, даже с подработкой, чтобы заработать себе на приличное жилье, а жить в сарае... Увольте.
Она, судя по всему, даже не поняла, что перешла со мной на "ты". А я посмотрел на нее другими глазами. Раньше она казалась мне беззащитным, нежным цветком, но цветок доказал, что у него есть шипы, и к восхищению примешивалось уважение.
Она была мне интересна. Пожалуй, впервые в жизни я хотел узнавать о человеке больше, чем он может мне об этом сообщить. Это не стремление подружиться, это - что-то большее...
***
Саша влекла меня, влекла неудержимо, как захватывает неопытного пловца водный поток... Я умел плавать в реке жизни, но она была той подводной корягой, за которую я зацепился.
Она доброжелательно улыбалась мне, и - я видел или хотел видеть?.. - ей нравились эти беседы. Ее интересовало буквально все, и я мог часами рассказывать ей о том, что знаю сам.
Бывало, что вечером я провожал ее с работы: она соглашалась каждый раз, предпочитая мое общество поездке на автобусе. Иногда к нам присоединялся Арсений; тогда сначала я довозил его, и иной раз мы долго еще сидели в доме высокого начальства, обсуждая их рабочие проекты. Арсений не скрывал от меня ничего, зная, что я не стану пересказывать эти разговоры Софье, и дома будто сбрасывал маску: шутил, улыбался, беззастенчиво сватал мне свою свободную приятельницу - Саша смеялась вместе с нами, но я видел грусть в ее глазах.
Однажды я спросил Арсения о личной жизни его секретарши, но он покачал головой:
- Я не лезу в ее жизнь. Я ее работодатель, а не ближайший друг. А что, она тебе понравилась?
- Есть такое дело...
Он странно посмотрел на меня и почему-то усмехнулся. Но не сказал ничего.
А Саша проводила все больше времени со мной. Заканчивались уроки, и я переходил в распоряжении Софьи - а значит, ехал на фирму к Арсению, где "добросовестно мешал работать его секретарше", как выразился он. Саша, помнится, в ответ на это рассмеялась:
- Что Вы, Арсений Ефимович! Разве доля здорового юмора может помешать?
Я тогда покраснел, а Арсений ухмыльнулся и непонятно почему пожелал Саше удачи. Тут же её лицо мгновенно сравнялось по цвету с волосами, и она шутливо отмахнулась от шефа:
- Идите уже...
...То, что делал я, могло называться ухаживанием: ненавязчивое внимание, милые безделушки по поводу и без, робкие цветы - мало что значащие белые розы, - желание помочь... Она принимала все это с одинаковой теплой улыбкой, и - я таял! - светлые глаза светились тем же теплом.
На месяц ее летнего отпуска я потерял ее из виду. У меня в этом году отпуска как такового не было: все лето было отдано школе и фирме Арсения. Софья благополучно забросила выделенного добрым папой помощника, дергала только на какие-нибудь важные встречи, а Синин даже платил небольшой процент от сделок: знание языка пригодилось. Хоть я и являлся там неким недо-курьером, только глупец стал бы отказываться от денег, в которых все и всегда нуждаются.
Эпохальное возвращение загорелой, отдохнувшей Саши в премилой юбочке, босоножках и прелестной блузке, которая, впрочем, никак не могла скрыть полное отсутствие выпуклостей в верхней части тела, ознаменовалось лично для меня добрым событием: получением ее координат. С обыкновенной для нее милой полуулыбкой она вручила мне свою визитку в первый же свой рабочий день:
- Если что - обращайся.
Арсений, присутствовавший при данной сцене, ухмыльнулся и что-то шепнул на ушко секретарше. Саша хмыкнула и ответила точно так же.
- ...Вас на свадьбу, - уловил я отголосок бархатного голоса.
- У тебя есть британское гражданство? - уже вслух продолжил насмешливым тоном Арсений.
- Нет, - шальная улыбка. - Но никто не обещал соблюдать официальность.
- Ну ладно. Ты имей в виду, подруга, заочно я уже в списках отметился!
Начальство скрылось в кабинете, а Саша заняла рабочее место, поправила челку и начала раздавать указания подчиненным, как то: я и пришедшая за документами девочка из бухгалтерии.
До конца дня мы едва ли перебросились парой слов, но я постоянно ловил на себе пристальный взгляд светлых глаз. И радовался непонятно чему.
***
Время, казалось, летело еще быстрее, чем обычно. Сливались в один дни, уроки, чужие лица - постепенно я втягивался в рабочий процесс, снова привыкал любить свою работу, привыкал к "кривому" выговору школьников вместо чистого - Саши.
Саша...
Её образ отчетливо выделялся во множестве похожих. Меня влекло к ней, влекло необыкновенно, необъяснимо, и оттого - страшно. Отличная от других, она не давала покоя мне во сне, она была близко наяву... Она действительно была особенной.
- ...Юр, что с тобой? - осторожно спросила прелестная Лидочка, Лидия Максимовна, химик, недавняя выпускница педагогического института. Впрочем, я был ненамного старше, так что мы стали друзьями.
Я поднял на нее пустой взгляд и широко улыбнулся:
- Можешь меня поздравить.
- Поздравляю, а с чем?
- Знаешь... А я, похоже, влюбился...
Она тоже умела смотреть с теплотой. И напоминала этим Сашу.
***
23 октября значилось в моем календаре как день работников рекламы. И двадцатого числа того же месяца я решил сделать подарки трем мне рекламщикам: Арсению, Саше и Сергею, заместителю Арсения, которого я почти не видел, но о котором очень хорошо отзывалась Саша. Про вкусы Арсения и Сергея я узнал у Саши, а вот по поводу этой милой леди пошел к директору.
Мне повезло: Саша куда-то убежала по делам, и приемная пустовала. На робкий стук Арсений, обладатель классического баритона, отозвался раскатистым:
- Не заперто!
- Арсений Ефимович, - я просочился в кабинет, замер у двери. - Вы не могли бы мне посоветовать...
- Слушаю, - шеф с готовностью уставился на меня.
- Какие цветы больше всего нравятся Саше?
Синин замешкался с ответом, смерил меня взглядом, и тяжело вздохнул:
- Юра, Саша - мужчина.
И, увидев мое замешательство, смешанное с ужасом, улыбнулся:
- Ты не ослышался. Александр Денисович Витте, не веришь - спроси у него сам. Но ему нравится быть девушкой, я не спорю, мне без разницы, кем выглядит и с кем спит мой секретарь, лишь бы работал. Странно, я думал, ты догадывался...
Кажется, именно это называют ступором. Я пробормотал что-то похожее на "извините", попятился к выходу, но едва успел взяться за дверную ручку, как меня окликнули:
- Если вдруг вернешься к этой мысли... Саша любит ирисы.
Я кивнул и вышел из кабинета.
Соотнести мои чувства к этому человеку с его полом было сложно. Получается, что меня привлекал парень?..
***
Подарками трех сотрудников агентства я обеспечил, но такими, что ни в коей мере не выказывали мое к ним отношение. А с этим самым отношением было несладко...
...Разобраться в том, что происходило в моей душе, оказалось сложно. Меня по-прежнему тянуло к Саше, несмотря на то, что теперь я замечал в этом человеке (привыкнуть говорить о нем в мужском роде было непросто) присущие полу черты и осознавал его как мужчину: приходилось себя одергивать и стараться обращаться безличными предложениями, иначе я бы оговорился. Да и общение с ним старался максимально ограничить: последнее время старался заезжать в офис как можно реже и, передав письма, сразу прощался, прикрываясь множеством контрольных в школе.
Дни сменялись днями, недели неделями, и как-то незаметно пришла зима. Вот уже скоро Новый Год, кружатся в воздухе снежинки, отовсюду пахнет мандаринами и хвоей... Дома обезумели: сестра с мужем хотят пойти в ресторан, мать с отцом желают отмечать дома, и все зовут меня с собой. А я все чаще ловил себя на мысли о том, что отмечать праздник хочу совсем с другим человеком.
Когда телефон выдал памятку о дне рождения Саши, я опешил. Совершенно забыл, и теперь уже не найти такого подарка, который бы показывал мое к нему положительное отношение, но не намекал на какое-либо продолжение отношений.
Но... Я хотел этих отношений. За те без малого два месяца, что я почти не общался с ним, я тосковал больше, чем когда бы то ни было: я хотел видеть его, разговаривать... До странного тепло было в душе, когда я встречал его внимательный взгляд, и непонятно щемило сердце, когда он грустил...
Мозг вскипал. И тогда я решил слушать сердце; а оно говорило - иди и дари то, о чем давно думаешь.
Я знал символику цветов. Поэтому был вполне согласен со своим внутренним голосом в том, что Саша заслуживает букета, который мне посоветовал Арсений.
- Можно... - он удивился. Признаться, я удивлялся самому себе ничуть не меньше.
- В шесть, на главной площади, сможешь?
- Вполне.
- Тогда до встречи!
На площадь я приехал ровно в назначенное время. Вечерело; ночью всегда темнеет рано, а сегодня еще и погода не ахти какая. Цветы, завернутые в хрустящую бумагу, мирно покоились на заднем сидении авто, дожидаясь появления человека, которому были адресованы.
- Юра! - красноволосое чудо сошло с автобуса и взмахнуло рукой, одетой в пушистую варежку. Простая шапочка, куртка-унисекс, джинсы, привычные сапожки, шарф, намотанный на шею, длинные волосы сплетены в косу. Я заулыбался и, умудрившись все-таки не забыть про сигнализацию, пошел навстречу ему. Раскрасневшийся на морозе, он казался очаровательным и еще больше похожим на девушку. Точнее, на встрепанную девчушку, ученицу младших классов, которая еще любит гулять больше, чем посиделки дома.
- Здравствуй, - он расплылся в улыбке, заметив мое настроение. - Приятно тебя видеть.
- С днем рождения, - я с улыбкой протянул секретарю пушистый букет. Он мягко засмеялся, принимая цветы. - Разреши пригласить тебя на ужин в честь этого праздника.
Улыбка почти мгновенно исчезла с красивого лица, и в глазах Саши промелькнуло изумление. Он явно не мог поверить в то, что слышал. И - я видел, ему очень хотелось продолжить эту игру, но что-то не давало ему это сделать.
- Юр... Может, ты не понял... Я па-рень, - как можно отчетливей. - Мне очень приятно твое внимание, но...
Я улыбнулся шире:
- Я знаю. А что, парням не дарят цветы? - на счет ужина я все-таки промолчал.
Саша стушевался, отбросил шарф, который упрямый ветер бросал ему в лицо, помолчал с минуту...
- Ты знал, и все равно ухаживал за мной? - наконец спросил он, сжимая пальцы на захрустевшей обертке букета.
- Да.
- Зачем?
Глупый вопрос, не требующий ответа. Хотя мне самому понадобилось достаточно много времени, чтобы свыкнуться с этой мыслью, сейчас я воспринимал это спокойно. И не понимал, что его так удивило.
- Точно так же могу спросить, почему ты принимал ухаживания.
- Я уже сказал, было приятно, - он коротко улыбнулся. - Сашеньке, секретарше Арсения Ефимовича, редко оказывали знаки внимания. Даже те, кто не знал. А те, кто знал - тем более.
- Ну, от приглашения на дружеский ужин ты все-таки не откажешься, надеюсь? - я глянул на него. Понимал, что пугаю, что не надо так сразу, что это для него странно, но очень уж хотелось получить все, что можно - потом может стать поздно...
- Не откажусь, - уже весело.
Он снова улыбался - как раньше, как тогда, когда я еще считал его девочкой-Сашенькой, и как тогда, когда я уже знал о таинственной буковке в паспортной графе "пол", но не показывал этого. Веселый, задорный, лукавый. Сашка. Не Сашенька, не Саня, не Саныч - Сашка. Это имя ему подходит больше всего.
Он ничуть не растерял своего чувства юмора - напротив, сейчас стал даже раскованнее: наверное, не боялся за каждый жест и каждое слово, и, что называется, отрывался за месяцы игры. Таким он мне нравился даже больше. И, как оказалось, я угадал с цветами: ему действительно очень нравились ирисы. И, судя по пристальному взгляду, он тоже знал символику.
Ирис - "я дорожу тобой".
Белая камелия - "ты лучше всех!"
- ...Ты чувствуешь? - тихо спрашивал он, кончиками пальцев касаясь ирисов и глядя на меня поверх колеблющейся свечи.
- Да... - так же тихо отвечал я, встречая его взгляд.
Конечно, я чувствую. Ты действительно лучше всех. И я тобой дорожу. И очень хотел бы, чтобы это было взаимно.
Сейчас я это понимаю. Остро, как никогда раньше, понимал, что зря я тянул так долго, и что с тем, что мне нравится данный конкретный парень, надо было смириться много, много раньше и придти к нему раньше. Чтобы его день рождения я мог отмечать с ним не как человек, которого он едва знает, а как близкий. Хотя бы близкий друг.
- За тебя, - я приподнял бокал. Он с мягкой улыбкой взял свой - соприкоснулись края, разливая хрустальный звон по воздуху, - поправил:
- За нас.
***
В тот день мы долго еще гуляли по улицам, ловя снежинки в мягком свете фонарей и наслаждаясь обществом друг друга.
Когда я в следующий раз пришел в офис Софьиного друга, то едва разглядел секретаря за пышным букетом, который держал в руках.
Гиацинт. "Я буду молиться за тебя", "ты - красавица, очарование, прелесть".
Он тепло мне улыбнулся, принимая конверт для Арсения, и, воровато оглянувшись, торопливо поцеловал в щеку:
- Спасибо!
Я покраснел.
До праздника оставалось четыре дня. И в этом году я его больше не увижу: у меня продолжается стандартная рабочая запарка, потом - роль Деда Мороза на утренниках для малышей и пятых-шестых классов. Хорошо еще, что у меня нет классного руководства, а значит - нет генеральной уборки.
А он Новый год должен был встречать в командировке: Синин летел в Лондон на какие-то важные переговоры, и, естественно, брал с собой секретаря. Я надолго запомнил грусть в Сашкином голосе, когда он говорил об этом. Он сидел на полу в занимаемой мной комнате родительской квартиры, прислонившись спиной к моим голеням, и ждал, пока я заплету в косу шикарные бордовые волосы.
- Я провожу тебя? - не понятно: вопрос ли это, утверждение ли... Он помедлил и едва заметно кивнул:
- Да.
В назначенный час я был у его дома, довез до аэропорта. Арсений ухмыльнулся, увидев Сашку, выходящего из моей машины, но ничего не сказал, только попросил поторопиться. Саша кокетливо взмахнул накрашенными ресницами и пообещал не опоздать.
Я достал с заднего сидения, куда он не успел заглянуть, новый букет. Саша взял его, задержав прикосновение на моих пальцах. Глянул на него - и почти сразу поднял взгляд, спрашивая безмолвно, как когда-то словами: "Чувствуешь?"
И я точно так же ответил "да". Он улыбнулся, зарываясь носом в букет.
Азалия. "Береги себя для меня".
Я дождался, пока взлетит самолет - стоял у машины, зная, что он будет пытаться меня разглядеть, хотя вряд ли сможет. А вечером едва дождался звонка.
- Здравствуй.
- И тебе не болеть. Как ты?
- Хорошо. В гостинице. Завтра переговоры, и послезавтра мы летим обратно. Похоже, все-таки успеем еще повидаться в этом году.
- Я буду скучать.
- Не грусти. Скоро увидимся.
- Не буду. Удачи тебе.
Он рассмеялся в трубку.
В этом году мы так и не увиделись: из-за метели отменили все рейсы, и он задержался до второго января. Я за эти дни просадил немало денег на междугородние переговоры: мобильный не выдержал такой нагрузки и сломался на второй день. На третий отошел, но я решил больше не рисковать.
В зале прилета я сразу нашел его взглядом. Сложно было не заметить прелестную девушку в строгом офисном брючном костюме, куртке-пуховике, чьи бордовые волосы, даже будучи сплетенными в косу, достигали поясницы. Обворожительный, сияющий, он стремительно шагал вперед; мужчины провожали его глазами взволнованно, женщины - завистливо, и только я смотрел с любовью, встречая радость в ответном взгляде. Он заметно изменился за то время, что я его знал, и изменился в лучшую сторону.
- Привет, - сильное объятие, быстрое, как дуновение ветра. - Ого... - он принял васильки, завернутые в простую газету, рассмеялся. - Даже так?
Василек. "Не смею выразить тебе свои чувства", деликатность, изящество, простота, веселость и верность.
С нежных губ не сходила улыбка, пока мы были в дороге. Арсений на заднем сидении обсуждал что-то со своим заместителем, а Саша на переднем рассказывал, как проходили переговоры. Вообще-то я таким не интересуюсь, но в этот раз готов был выслушать даже мало понятные мне подробности - лишь бы он не замолкал.
Проводив его до подъезда, я дождался, пока он отзвонит мне о благополучном прибытии - некогда брошенная в шутку фраза стала своеобразным ритуалом, - и поехал домой. В конце концов, у него неделя отгулов, а у меня - толпы гостей и скорый выход на работу. Как только закончатся законные семь выходных.
Перезванивались вечерами, подолгу обсуждая разные новости. Встречались у него на работе, когда Софья передавала очередное письмо для Арсения. Пересекались на конференциях, где Софье по статусу положен был образованный сопровождающий, и она брала меня, свободно говорящего по-английски и столь же легко воркующего на японском языке. Было приятно замечать удивление, смешанное с уважением, в глазах Саши, когда на одном из таких приемов я смог синхронно переводить речь японского посла. Про то, как удивился посол, я молчу...
Летели дни. Все чаще я ловил себя на мысли, что начинаю задумываться: а как бы отреагировал Саша, если бы я сделал не вот так, а вот так?.. Чем бы светились голубые глаза: негодованием или восхищением?.. И безумно сложно было делать то, что могло вызвать гнев у милого секретаря.
Впрочем, не так уж прост он был, как казался. Хороший физик, он мог бы заниматься научной работой, но отчего-то относительно вольная секретарская жизнь нравилась ему много больше. Начитанный, умный, он умудрялся оставаться веселым и задорным, вечным ребенком в душе, который открыто реагирует на все, легко радуется, пусть и столь же легко обижается.
Теплый, светлый человек. Я восхищался им, как никогда...
Но в один не слишком прекрасный день я, придя в офис Синина, застал в приемной милую Анечку, девочку из пиар-отдела, хозяйничавшую на Сашином столе. Отдав конверт и привычно устроившись на диванчике у стены ждать ответа, я все-таки не выдержал:
- А где Саша?
- Она уволилась два дня назад, - девушка удивленно глянула на меня. - Я не знаю подробностей, мы не дружили так уж тесно...
-Спасибо, - я медленно кивнул, переваривая информацию. Он ничего мне не сказал, ни слова... Хотя, в начале недели он был не слишком радостный, скорее всего - именно из-за этого, но почему он не сказал?!..
Дождавшись ответа на письмо (решительно не понимаю, зачем им эта "голубиная" почта в прогрессивный век e-mail'ов!), я отвез его Софье и, с трудом дотерпев до машины, схватился за мобильник. Который, впрочем, тотчас же заиграл мелодию вызова. Сашка...
- Слушаю.
- Привет. Ты сейчас не занят? - абсолютно равнодушный голос.
- Нет.
- Выгуляешь?
- Собирайся, буду через полчаса.
Я почти видел его улыбку. Тоскливо-добрую, мягкую улыбку уставшего человека, который сохранил еще способность радоваться.
Десять минут - добраться до дома и поставить машину в гараж, купить очередной букет. Двадцать - дойти до него, упасть на лавочку у подъезда, как будто я давно здесь сижу, облегченно выдохнуть, услышав сигнал открываемого домофона... Саша аккуратно закрыл тяжелую дверь и только после этого посмотрел на меня. А я, медленно сглотнув, разглядывал его.
Сейчас он действительно был похож на парня. От прежнего образа остались только сережка, челка и цвет волос: темно-бордовые прядки, встрепанные ветром, даже не прикрывали уши, облегающую рубашку и стильные брюки с аккуратными сапожками заменили толстовка, джинсы и армейские берцы, офисный портфель сменился на сумку через плечо, украшенную забавными значками и множеством цепочек.
- Уволился от Арсения. Кардинальная смена имиджа... Секретарши Сашеньки больше не существует в природе. Надеюсь, тебя это не очень расстроит.
- Ну что ты... - я тихо рассмеялся, протягивая ему очередной букет. - Мне так даже больше нравится.
Он с улыбкой принял цветы. Красная хризантема. "Я люблю". Поднял глаза:
- Я тоже тебя люблю.
Я дождался, пока он отнесет цветы домой, улыбнулся ему - снова утонул в небесно-голубых омутах сияющих глаз...
- Пойдем?
- Пойдем.
Как всегда, гуляли до темноты, не думая ни о чем. Я благополучно забыл об обиде, тем более что заставлять его говорить о том, что, по всей видимости, было ему неприятно, было едва ли не противно.
Вечером я, по традиции, провожал его - привык, пока он был "Сашенькой", которая нуждалась в защите. На теперешнего Сашку вряд ли кто стал посягать, но мне хотелось не расставаться с ним подольше. Невыносимо было думать, что придется возвращаться домой, к спорам отца и матери, к задерганной сестре с ее вечно пьяным мужем.
- Все... - растеряно отметил он, остановившись, наконец, перед подъездом. Я молча кивнул, находя в полумраке его плечо; у его подъезда отродясь не было фонарей, и в конце нашей прогулки я мог обнять его, приласкать, не слишком ожидая ответа, снова ощутить вкус нежной кожи на щеках и шее - он никогда не давал прикоснуться к своим губам, но я и не настаивал. Я не вправе его заставлять делать что бы то ни было.
Он повернулся, позволяя обнять себя, спрятал лицо у меня на плече:
- Так быстро...
Кивок. Не хочу ничего говорить.
- Юр.
- Мм?
- Поднимешься?
- ...Можно.
Он высвободился из кольца моих рук, отошел к двери, забренчал ключами - домофон отозвался согласным писком, - приглашающее кивнул:
- Не стой, замерзнешь.
Я впервые заходил к нему домой, хотя он бывал у меня не раз. Четвертый этаж, два шага прямо от лестницы. Тяжелая, темно-коричневая железная дверь с точкой глазка и поблескивающим в отсветах экрана мобильника - сложно было попасть ключом в замок, - цифрами "11". Узкая прихожая, большое круглое зеркало у входа, вешалка, закрытые двери в три комнаты слева, две занавески справа. Он провел меня налево, в кухню, щелкнул кнопкой электрического чайника:
- Чай, кофе? Кофе растворимый.
- Чай.
Пока он хлопотал, собирая на стол, я осматривался. Милое, уютное помещение, не сказал бы, что тут живет одинокий мужчина. Впрочем, вряд ли Сашку можно назвать так... Но и не назвать нельзя. Нет, Сашка - это Сашка, отдельный вид Homo sapiens.
- As your bony fingers close around me, long and spindly, death becomes me. Heaven, can you see what I see? - запел мобильник, брошенный Сашкой на холодильник. Он чертыхнулся, бросая нож, сбросил нарезанную колбасу на блюдце и, едва не уронив мобильный, поднес его к уху:
- Да!
Визгливый голос его собеседницы я слышал, хоть и не мог различить слов. Сашка морщился, возвращаясь к нарезке продуктов, и слушал монолог.
- Нет, мам, - наконец произнес он, прижимая трубку к уху плечом. - Я занят, давай ты позвонишь попозже? А лучше я сам тебе перезвоню... - предложение, видимо, вызвало бурю эмоций, потому что Саша снова поморщился, как от боли. - Нет, у меня гости. Черт, да какая разница! Да, мужик! Что значит - ты так и знала?! Мам!.. - он отодвинул трубку от уха, глянув на ни в чем не повинный слайдер, как на смертельного врага. - Да, черт тебя побери, ты мне сейчас ну совсем не нужна, потому что он сейчас завалит меня на кухонный стол и будет трахать, пока все не отвалится! Хватит, ты меня достала своими подозрениями!
Захлопнутый слайдер отправился на стол, на котором, согласно словам Сашки, вот-вот должен был свершиться содомский грех, а он сам, неловко схватившись за нож, едва не осек себе палец по самой кромке ногтя.
- Да что ж это такое... - едва не плача, он сунул палец в рот. - Юр, там за твоей спиной аптечка в шкафчике, подай, пожалуйста...
- Да, сейчас... - я суетливо сорвался со стула, задев столешницу и едва не сбросив при этом многострадальный мобильник. - Давай помогу...
Совместными усилиями кровь остановили, палец перевязали, плюнули на приличия и решили обойтись без хлеба. Чай я заваривал и разливал сам: Саша смирно сидел в уголочке, опасаясь, что с его настроением даже простые действия приведут к трагическому результату.
- Юра, - позвал он, когда я устроился напротив, сжимая в ладонях горячую чашку. Я поднял взгляд на него. - Прости.
- Тебе не за что просить прощения.
Привычная мягкая улыбка.
- Нелады с матерью? - улыбка исчезла. - Извини, это, наверное, не мое дело...
- Да нет, ничего страшного. Она не желает примириться с тем, что мне нравится жить жизнью женщины.
- Не говори так, - слова вырвались раньше, чем я успел подумать: а что, собственно, я говорю. Он удивленно вскинул брови. Я отвел взгляд, нахмурился, отпил чая... Молчание затягивалось.
- Почему, Юра?
- Знаешь... Я предпочитаю думать, что мне все-таки нравится мужчина, чем обманывать себя уверениями в том, что это может быть не так.
Медленно, что называется - с чувством, с толком, с расстановкой. Пытаясь поверить в то, что говорю. И самое страшное то, что мне это удалось; поверить, то есть.
- Значит, я угадал со сменой имиджа, - он попытался улыбнуться, но получилось плохо. - А ведь знаешь... - пристальный взгляд поверх чашки. - Для таких людей, как я, есть одно точное, хотя и очень некрасивое название: трансвеститы.
- Иди ты к черту со своей терминологией... Не нравится мне это слово.
- А я? Я, такой - нравлюсь?
- Сказал же - да. И говорил это уже не раз, и даже не два и не три.
Он, смутившись почти до слез, перевел разговор на другую тему, и больше мы к этой не возвращались. Вот что меня поразило - знает же о моих чувствах, и все равно смущается, как будто первый раз слышит. То ли у него прогрессирующий склероз, то ли я не знаю...
Домой я ушел далеко за полночь. Он предлагал остаться, переночевать, но я отказался: во-первых, я не знал, как себя с ним вести, во-вторых, завтра был рабочий день, и мне нужно было к нему подготовиться.
Правда, автобусы уже не ходили, и до дома пришлось добираться пешком... Ну что ж, зато я погулял по ночному городу, чего со мной не было курса со второго. Дома, к счастью, удалось никого не разбудить.
***
Потом я пришел снова. И снова, и снова, и снова... Он радовался моим визитам, откровенно радовался - я умел определять искренность в поступках людей. И с каждым разом я проводил в его необыкновенно уютном доме все больше и больше времени.
Я постоянно думал о нем. Злился на себя и на него за это, но не мог изгнать из мыслей это красноволосое чудо, не мог перестать стремиться к нему... Это не было плотским влечением; точнее, не только им. Да, я хотел его - но это было где-то на периферии сознания, а на первый план выступала бесконечная нежность. Я хотел заботиться о нем, быть ему нужным, хотел занимать какое-то место в его жизни, на котором меня никто не сможет сменить. Я хотел слушать его голос, смотреть на него, и мог делать это бесконечно.
Но оставалась некая печаль: он не отталкивал меня, но ни разу еще не сделал первого шага сам. Позволял ласкать себя, не позволяя почти невинным играм перейти во что-то большее. Ни разу с тех пор, как получил в подарок тот самый букет, не сказал тех заветных слов, которых я ждал упорнее иной женщины.
Я отчасти добился, чего хотел: я действительно стал для него близким другом. Как я узнал, он нуждался во мне почти так же, как и я в нем... Для этого мне понадобилось почти полгода, но потраченные усилия стоили результата.
Однажды - как сейчас помню, середина мая, близились выпускные, в том числе и у моих учеников, которые собирались сдавать единый государственный по английскому, и надо было их упорно готовить - так получилось, что я не появлялся у него почти неделю, даже позвонить сил не хватало: приходил домой, падал в кровать и засыпал.