Аннотация: ("Социалистическая индустрия": Таджикистан, Сибирь, Дон, Украина, 1980 - 1989 гг.) К 40-летию выхода в свет первого номера газеты "Социалистическая индустрия"
Первый номер "Социалистической индустрии" вышел в свет 1 июля 1969 года, а в августе я поступил на первый курс журфака МГУ и знать не знал о такой газете, а уж тем более не мог предположить, что на 10 лет свяжу с ней свою жизнь.
На втором курсе на практику в "СИ" нас, студентов, привел куратор нашей группы Евгений Блажнов. Видимо, он был знаком с корреспондентом отдела информации Владимиром Журавлевым, потому что именно к нему мы и попали. Каждый получил задание. Расстались на неделю, чтобы написать первый опус, а вернулся в отдел только я один.
Работать с В. Журавлевым было интересно. Он заставлял искать такие темы, которых не было в других центральных газетах. Я написал о создателе махолета - искусственного аппарата, который летал, взмахивая крыльями. Написал о враче, который по линиям на ладони мог рассказать о болезнях, которыми болел или может заболеть человек. Написал о гигантских часах на башнях МГУ; о том, как в Подмосковье испытывают лифты, бросая кабины вниз по направляющим, и т.д. Тогда впервые мои (студента !) материалы отметила редколлегия газеты в числе лучших.
Конечно, были и проколы. Помню, Журавлев послал делать заметку об открытии выставки в Историческом музее. Задача была поставлена четко: объем заметки не должен превышать одного абзаца. Выставку открывала министр культуры СССР Екатерина Фурцева (наверное, потому и надо было осветить это мероприятие). Чтобы написать один абзац, или в речи Фурцевой должен быть какой-то интересный факт, или в самой экспозиции должен быть какой-то необычный экспонат - вот на этом только и можно выехать, решил я. Не было ни того, ни другого. Заметку в один абзац опубликовали, но оказалась она серой и скучной. Так я привыкал к поражениям, которых еще будет немало.
Пока мы корпели с Журавлевым над моим очередным творением, в кабинет частенько заглядывал редактор отдела информации Александр Анатольевич Шифрин. Видя, что мы заняты, уходил. Так мы и не познакомились тогда с Шифриным, которого по молодости в редакции называли просто Сашей. Не знал Александр Анатольевич, что лет эдак через 15 мы в обязательном порядке каждый год будем встречаться с ним в Крыму, спать в одном гостиничном номере, ездить в одной машине, есть крымские чебуреки, освещая на страницах газеты ежегодную велогонку на призы "Социалистической индустрии". Через 15 лет я стал собкором "СИ" по Днепропетровской, Запорожской, Херсонской областям и Крыму, встречал велосипедистов на границе Днепропетровской области и сопровождал в Крым, до финиша.
Велогонка сама по себе вещь интересная, особенно когда несешься на "Волге" вниз, в ущелье, перед лидером гонки по горной дороге, узкой и крутой - подыскивали самые сложные маршруты - стараясь не уехать слишком далеко от гонщиков, чтобы не упустить перипетии борьбы за первое место, и вместе с тем чтобы не приблизиться к лидеру слишком близко и не помочь ему ускориться, если он попадет в струю воздуха за машиной. Но не менее интересным бывал и выходной день, который обязательно попадался во время многодневной гонки.
Однажды в выходной мы поехали в гости к писателю Юлиану Семенову. А. Шифрин был женат на Галине Семеновой - редакторе популярного в те времена журнала "Крестьянка", которая была в родстве с Юлианом Семеновым (я так и не понял степень родства, да особо и не расспрашивал). Приехали мы в Верхнюю Мухолатку и долго плутали, разыскивая дачу. Остановились у сплошного забора в человеческий рост и принялись звать хозяина. Через какое-то время над забором показались две волосатые физиономии - огромной псины и бородатого Семенова. Автор Штирлица обнялся с Шифриным и пригласил заходить.
Семенов оказался компанейским мужиком. Рассказывал о строительстве по суди трех дач (одну построил - себе, две - каждой дочери, которые (дачи, естественно) уступами спускались по склону за одним забором). В качестве закуски угощал собственного приготовления овсянкой с оливковым маслом. Показывал фотографии. Расстались мы вполне довольные друг другом.
Следующий раз мы с А. Шифриным в выходной отправились в воинский пионерский лагерь под Евпаторию, где моя сестра в качестве пионервожатой "пасла" своих и моих детей, приехав сюда на лето ради такого важного дела из Москвы. Почему-то нас приняли за генералов в штатском (то ли обкомовская "Волга" стала тому причиной, то ли наши "генеральские" усы), но пионерлагерь чуть не выстроили во фрунт для встречи высоких гостей.
Еще много можно вспомнить об отделе информации и его сотрудниках. Вообще, репортер живет во мне до сих пор, хотя до пенсии и осталось немного. Ну, люблю я работать с горячим фактом ! Летел из Волгодонска в Харьков на "Як-40" в бытность редактором "Социалистической индустрии" на "Атоммаше". Вдруг что-то снизу стукнуло, заметалась по салону стюардесса, потом мы долго кружили над городом, а при посадке обнаружили, что вдоль взлетно-посадочной полосы выстроились машины скорой помощи и пожарные. Нас собирались гасить и спасать... Слава Богу, обошлось. Потом я встретился с экипажем самолета и написал репортаж из нашего "ЯК-40", терпящего аварию. Этот материал прошел, конечно же, по отделу А. Шифрина и был отмечен в числе лучших редколлегией газеты.
... После журфака МГУ меня распределили в Таджикистан, корреспондентом отдела промышленности республиканской партийной газеты "Коммунист Таджикистана". О среднеазиатском периоде жизни - отдельный рассказ, а сейчас о собственном корреспонденте "СИ" по Таджикистану и Киргизии Леониде Андреевиче Сотнике. С Леней Сотником у нас были неровные отношения. В Таджикистане мы были почти друзьями, потом рассорились во Львове, куда его перевели собкором "СИ", и опять помирились на совещании в Москве, уже после "Социалистической индустрии" и "Рабочей трибуны", в газете "Деловой мир", где вместе работали собкорами.
Вообще должен сказать, что лучше работы в газете, чем собственный корреспондент, не существует. Утверждаю это со знанием дела, потому что прошел почти по всем ступенькам газетной карьеры. Во-первых, далеко от начальства, сам себе голова. Во-вторых, полнейшая свобода: проконтролировать тебя практически невозможно. Утром встаешь, надеваешь тапочки, переходишь в соседнюю комнату (корпункт - это, как правило, еще одна комната в квартире), и ты уже на работе. А особенно, если зона хорошая, как была у меня в конце существования "СИ" - мощная промышленность в Днепропетровске и Запорожье и отличный отдых в Крыму и Херсоне.
Конечно, для работы собкором нужны и специфические свойства характера, например, самодисциплина. В те времена было модно устраивать собкоровские пункты центральных газет на важнейших объектах индустрии. Причем делалось это не за партийные деньги, а за деньги тех объектов, которые потом и критиковали собкоры "СИ" на страницах газеты. Так работали, например, Владимир Хрусталев на строительстве Красноярского завода тяжелых экскаваторов и Людмила Шамардина на строительстве Ростовской АЭС. Согласитесь, позиция у них была двойственная: тебе люди платят деньги, а ты их за это еще и критикуешь. Но если В. Хрусталев был человеком собранным и ответственным (уезжая из Красноярска, я без сомнений оставил на него собкоровский пункт, потом Володя был собкором по Киргизии и Таджикистану, работал в аппарате, замом в отделе науки "СИ" у Даниила Аркадьевича Пипко, собкором в Болгарии), то у Шамардиной ничего не получилось. Она была бесспорно лучшим журналистом в "СИ" на Атоммаше", но как только по моей рекомендации ушла в свободное плавание от строгого, занудного и требовательного Садошенко собкором на Ростовскую АЭС, тут же потерялась: материалы в "большой" газете не идут, на совещаниях ее ругают. Обидно было - не могла она заставить себя работать без погонялы.
Леня Сотник самостоятельно работать любил и умел. А еще он любил петь на застольях что-нибудь типа "Артиллеристы, Сталин дал приказ...". Мы с ним входили в одну парторганизацию, Л. Сотник старался не пропускать партсобрания, а также регулярные сабантуи по праздничным датам. Он запевал, остальные охотно подхватывали, и проходящие мимо здания редакции таджики с любопытством прислушивались, как празднуют журналисты.
"Социалистическую индустрию", длинное название которой невозможно было выговорить на одном дыхании, в журналистских кругах укоротили до "СоцДуси", а ее главную конкурентку "Советскую Россию" - вообще до "Савраски". "СИ" слыла задиристой газетой, которая не давала никому расхолаживаться. Для многих в ту пору газета вообще, а тем более газета ЦК КПСС, была истиной в последней инстанции. Вот Л. Сотник и не давал спокойно жить местным хозяйственникам и партийным бонзам. Многие его публикации вызывали настоящий фурор в республике и нашу зависть: то, что могла себе позволить газета ЦК КПСС, не всегда могла опубликовать газета ЦК КП Таджикистана.
Я связь с "СИ" не порывал, начал уже осваивать и публикации через другие отделы, не только через отдел информации. Раз в неделю на меня по телефону выходила стенографистка редакции, и я орал в трубку последние таджикские новости. Телетайп в редакции "Коммуниста Таджикистана" был, но работал только на прием материалов ТАСС. Это сейчас журналистам лафа - и мобильные телефоны тебе, и факсы, и ноутбуки с выходом сразу же на спутниковую связь, и электронная почта, а в семидесятые годы двадцатого столетия ничего этого не было. Первый телетайп, с которого можно было передавать, я поставил себе в корпункт только в Днепропетровске, в 1987 г.
Все мои материалы из Таджикистана в московской редакции получал отдел корреспондентской сети, руководил которым Дмитрий Семенович Емельянов. Человек тихий и незлобивый, он как-то мне рассказал, что до "СИ" работал в отделе пропаганды ЦК КПСС инструктором, и именно ему поручили подбор журналистов для новой газеты, а потом и самого отправили в нее же редактором отдела. Мне показалось по его тону, что такой подлости Дмитрий Семенович от ЦК КПСС не ожидал, явно рассчитывал на должность повыше. Агитпроп частенько поручал ему обзоры различных газет, и он не раз скидывал это неблагодарное дело на меня, как только я появлялся в аппарате. Работа занимала немного времени, но у Д. Емельянова явно было сложности с журналистикой. Зато отдел корсети четко отслеживал публикацию каждого собкоровского материала и каждого внештатника, который передавал материал в редакцию через "своего" собкора; считал количество строк каждой публикации, вклеивал ее в специальный альбом, присылал поздравительные телеграммы, если материал отмечала редколлегия газеты, - одним словом, работа в отделе кипела !
Замом у Емельянова был тогда А. Попов. Так вот с ним произошла такая история. Сидит ветеран войны и труда Попов с таким же ветераном А. Макаровым в Тамбове после встречи однополчан и вспоминает минувшие дни. Слово за слово, рюмка за рюмкой, и вдруг оказывается, что оба они знают Сергея Садошенко, который к тому времени работал собкором "СИ" в Красноярске. Первый - по долгу службы, второй был моим тестем. Ветераны широко отметили в тот раз совместное знакомство, о чем потом со смехом и рассказывали. Мир тесен...
Так как "моим собкором" в Таджикистане был Л. Сотник, то основные материалы я передавал в редакцию через него. Все время приходилось лавировать между своей газетой и "Социалистической индустрией": и там хотелось опубликовать что-то вкусненькое, и там. Но как-то так получалось, что в "СИ" в основном шли критические публикации, хотя и "Коммунист Таджикистана" тоже любил частенько стукнуть кулаком по столу. Л. Сотника скоро перевели собкором "СИ" во Львов, а я уехал в приграничную с Афганистаном Курган-Тюбинскую область редактором вновь открываемой областной партийной газеты. Но еще до нашего расставания, незадолго до отъезда из республики, Леня опубликовал в "Социндустрии" прямо-таки раболепный материал, в котором чуть ли не стелился перед местным начальством, расточая ему елей. Сотник - пример принципиальной партийной журналистики и вдруг такой откат ! Я, начинающий журналист, тогда не мог этого понять и простить такого отступничества.
Меня отправили в командировку из Душанбе во Львов на какой-то семинар, проводимый Союзом журналистов СССР для газетчиков, пишущих на темы транспорта. Я отсидел на семинаре, который вел известинский фельетонист-известинец Э. Пархомовский, целый день, а потом с Л. Сотником, который с семьей еще жил в гостинице, ожидая собкоровскую квартиру, мы два дня разбирались в модной тогда КСУКАП. Наверное, никто уже и не помнит, что это такое, а тогда львовскую комплексную систему управления качеством продукции (КСУКАП) одобрил ЦК КПСС и всячески рекомендовал перенимать. Два дня пообщавшись с львовскими учеными и производственниками, я привез в "Коммунист Таджикистана" огромную статью о КСУКАП и о том, как ее можно внедрить на каждом предприятии.
Но эта командировка стала и нашей размолвкой с Сотником. После очередного стакана подогретого вина в очередном погребке старинного Львова я не выдержал и спросил Леню, зачем он написал ту самую хвалебную статью. Сотник выслушал вопрос и... замолчал. Он ничего не объяснил, не пытался учить меня, начинающего, хотя надо было бы. В Таджикистан Сотник попал, кажется, с Сахалина; никогда не говорил, почему; но, видать, жизнь уже не раз била этого бунтовщика. Наверное, чтобы уехать из чужого Таджикистана в родную Украину, пришлось пойти на уступки местным властям, забыть о принципиальности. Тогда у жизни были одни правила, а о других вещали с высоких трибун; правду говорили за бутылкой на кухне хрущевской пятиэтажки, а свобода слова наступала только тогда, когда случайно попадал молотком по пальцу. Двойные стандарты... Будь я тогда лет на 10 старше, все понял бы и дурацких вопросов не задавал. Мы помирились с Л. Сотником в Москве на совещании собкоров газеты "Деловой мир" через 12 лет. Он просто подошел и сказал: "Слушай, Серега, а чего мы собачимся? Мир?". Конечно, мир, Леня...
...Я уехал в Курган-Тюбе делать областную партийную газету, а на место Сотника года два никого не могли подыскать. А это значит, что "своего" собкора у меня не было, мои публикации корсеть "Социндустрии" не подшивала, отмеченные редколлегией материалы не подсчитывала, что потом и аукнулось при поступлении на работу. Через два года корпункт перевели из Душанбе во Фрунзе, хотя зона обслуживания и осталась прежней - Таджикистан и Киргизия. Новым собкором назначили Павла Лаптева.
Говорят, что в старости забываешь, куда положил только что снятые очки, но отлично помнишь перипетии событий 50-летней давности. А раз некоторые имена и отчества сотрудников "СИ" я припомнить не могу (да простят они меня за это !), значит, до старости мне еще далеко. Вот и отчество Паши никак вспомнить не могу. Он время от времени прилетал ко мне в Душанбе, то один, то вместе с Юрием Леонидовичем Свинтицким, тогдашним редактором отдела писем "СИ". Паша был сибиряком и понимал толк в настоящих пельменях, которые мы с увлечением и лепили в среднеазиатской жаре. Любил попариться в настоящей турецкой бане (почему "турецкой", если именно такие и строили в Таджикистане ?). Ю. Свинтицкий увлекался различными камушками, которых в Средней Азии прорва великая. Свинтицкий потом прилетал ко мне и в Красноярск. Когда-то он работал там редактором областной молодежки, потом перешел в "СИ", но все связи остались. Паша Лаптев умер вскоре после того, как его перевели собкором поближе к Москве, а Ю. Свинтицкий ушел главным редактором в журнал "Уголь".
Зимой 1980 г., поставив на ноги "Курган-Тюбинскую правду", я запросился в "Социалистическую индустрию" - все-таки уже восемь с лишним лет внештатно сотрудничал с ней. Корсеть дала добро, подготовили документы для утверждения на редколлегии, я переговорил с первым секретарем Курган-Тюбинского обкома партии - он не возражал против моего ухода. Сижу и жду решение редколлегии в полной уверенности, что оно будет положительным. В те времена важен был не столько человек, сколько его анкета. А у меня анкета была великолепной: работал на заводе, получил высшее образование - журфак МГУ, член КПСС, редактор областной партийной газеты, 30 лет, ну, что еще нужно ? И вдруг как обухом по голове: редколлегия мою кандидатуру на должность собкора не утвердила. Почему?
- Пронимаешь, старик, главный редактор был "за", но один член редколлегии выступил против, мол, мало ты опубликовал в газете материалов, - объяснили мне в корсети. - Никто же твои публикации не отслеживал, пока был перерыв между Сотником и Лаптевым.
Что делать ? С "Курган-Тюбинской правдой" я уже практически распрощался, не идти же опять на поклон в обком. Позвонил редактору своей прежней республиканской газеты "Коммунист Таджикистана" Борису Николаевичу Пшеничному, который и рекомендовал меня в редакторы областной, объяснил ситуацию. Согласен на любую работу, говорю. Ага, засмеялся тот, жареный петух клюнул, ничего страшного, приезжай, работа будет. Но надо было еще дождаться нового редактора "Курган-Тюбинской правды", прежде чем уезжать в Душанбе. Вдруг через пару дней звонок из обкома: срочно к первому секретарю. Приехал, первый секретарь Гаибназар Паллаев ведет какое-то совещание, но приказал сразу же пропустить меня в зал, как только появлюсь. Захожу бочком, в зале десятка три таджиков обсуждают какой-то сельскохозяйственный вопрос. Паллаев заметил меня и замахал рукой:
- Сюда, сюда, - позвал он из президиума. - Вот телеграмма пришла из Москвы (!!!), наш редактор газеты утвержден корреспондентом газеты ЦК КПСС (!!!) "Социалистическая индустрия" - и гордо оглядел зал. - Поздравляем !
Таджики дружно захлопали. Так 2 июня 1980 года я стал самым молодым собкором "СИ".
А до этого события развивались следующим образом. Главный редактор "Социалистической индустрии" Василий Николаевич Голубев, недовольный тем, что вопрос об утверждении нового собкора был плохо подготовлен; кандидатура, которую он одобрил, провалилась, что могло сказаться на его, главного, авторитете, вызвал на ковер завкорсетью и устроил ему разнос. На что завкорсетью резонно сообщил, что так как Садошенко посылал материалы не через корсеть, а напрямую в редакцию, в основном, через отдел писем, так пусть отдел писем и отдувается. Тогдашний редактор отдела писем, сам в недавнем прошлом собкор по Казахстану, Александр Борисович Комаровский, перелопатил подшивку за несколько лет, подготовил справку, и редколлегия тут же утвердила меня. Авторитет главного редактора был восстановлен.
О Василии Николаевиче давно пора бы кому-нибудь, кто его хорошо знал, подробно написать. Это был, как сказал поэт (правда, не о Голубеве), матерый человечище. Во время войны служил в СМЕРШе, работал на разных должностях в газетах и журналах. В нем удивительно мирно уживался журналист и партийный чиновник. Причем понять, на кого ты в очередной раз нарвешься, было невозможно.
Любой собкор, если у него возникали недоразумения с отделом по какому-нибудь материалу, мог обратиться к главному (его называли просто: главный) как к третейскому судье. И Голубев обязательно - никогда не отмахивался ! - читал материал и принимал окончательное решение. Я сам пару раз обращался к нему. Если материал заслуживал того, его публиковали; если нет - шел прямиком в корзину.
Помню, прислали мне на проверку очередное письмо из редакции. (Письма слали тоннами ! Это сейчас редакция общается с читателями только со страниц газеты, а тогда каждое поступившее письмо надо было проверить и дать ответ автору. Это притом, что с подобным письмом могли прежде разбираться в различных инстанциях не один год, отправить автору сотню ответов, но если письмо приходило в редакцию, его приходилось проверять по-новому. Все эти проверки отнимали уйму времени, сплошь и рядом факты не подтверждались, на полосу ничего не попадало, но... Правда, были и хорошие для собкоров письма. Как-то я защитил крановщика, приславшего письмо в "СИ", который до этого несколько месяцев обивал пороги различных инстанций в поисках правды, но ему все отказывали, ссылаясь на различные законы, постановления, решения, а надо было всего лишь сослаться на строку из Конституции СССР, и проблема была решена в пользу крановщика).
В тот раз письмо было интересное. Прислал его начальник милиции небольшого сибирского городка Сосновоборска. Градообразующим предприятием здесь был большущий завод полуприцепов. Вот директор этого завода, пользуясь своим положением, и начал творить безобразия. Справиться с ним главный милиционер города не мог, областные власти закрывали глаза на грехи молодого директора, у которого была "мохнатая" рука в Москве - сам союзный министр. Я поехал, все проверил, написал критическую статью, отослал в редакцию, а сам уехал в очередную командировку. (Ох, уж эти командировки ! Наш собкор в Тюмени, уже покойный, рассказывал, что на вертолеты смотреть не может. У меня вертолетов в командировках почти не было, зато автомобилей и самолетов - хоть отбавляй !). Приезжаю из командировки, а жена с порога:
- Срочно звони главному ! У него какие-то вопросы по твоему сосновоборскому материалу.
Был бы мобильный телефон тогда...
Звоню:
- Что случилось, Василий Николаевич ? Не мог сразу позвонить, был в командировке.
- Так это... министр приезжал, защищал своего директора, - Голубев всегда говорил тихим голосом, когда не злился. В тот раз он даже что-то жевал и прихлебывал. - Ты там все хорошо проверил ?
- Все проверил, - отвечаю сержантским голосом.
- Ну, тогда печатаем.
Материал опубликовали, директора сняли, порядок навели.
Мудрый собкор Владимир Иванович Лифанов (фото) учил меня: "Главное, не выступить на ежегодном совещании собкоров. Неизвестно, что главному понравится в твоем выступлении, а что нет. Так что сиди и молчи". Но и молчание не всегда помогало. Помню, у собкора на строительстве Ростовской АЭС Людмилы Шамардиной умерла бабушка, которая воспитывала ее вместо матери. Людмила (вся в трауре) догадалась усесться в первом ряду на собкоровском совещании. Голубев полдня внимательно на нее смотрел, а потом поднялся и выдал по полной программе: как можно?!! в газете ЦК КПСС?! член партии?! религиозное мракобесие?! Мне стало жалко Людмилу: если уж веруешь, встань и выйди, уйди из газеты навсегда, хлопнув дверью. Нет, Шамардина на следующий день пришла на совещание без траура...
В неформальной обстановке Голубев был душой компании. Как-то он с женой решил в отпуск проплыть на теплоходе из Ростова в Москву по Дону и Волге. По пути его встречали собкоры, показывали "свои" города и т.д. В это время я редактировал "СИ" на "Атоммаше" в Волгодонске, теплоходы у нас не останавливались, но притормаживали при входе (и выходе) в один из шлюзов. Тот, кто хоть раз шлюзовался, знает, что это такое, а для остальных объясню, что процедура эта может занять и полчаса, и час. В нужный момент, накупив арбузов и дынь, мы подъехали к месту шлюзования теплохода. Переправили груз на борт, а потом и сами перемахнули (некоторые - с трудом) на палубу, пока еще теплоход находился вровень с землей. Сюрпризом это стало не только для высыпавших на палубу пассажиров, но и для Василия Николаевича, который тут же принялся разливать нам по стаканам водку под горячий арбуз, а себе - в кружку с пивом. Пока теплоход неспеша проходил шлюз, мы рассказывали главному о своем житье-бытье, а потом, порядком отяжелевшие, покинули борт теплохода таким же образом - без всяких там сходней-трапов - прямо на берег.
У главного было несколько замов. С одним из них - Федининым - мы совершенно случайно оказались вместе в Болгарии, в Международном доме отдыха журналистов. Была в нашей группе и корреспондент "СИ" Людмила Телень с мужем и ребенком. По работе с Федининым мы никак не контачили, потому что он курировал международный отдел, пропаганду и проч. Но он меня сразу узнал, а через месяц, когда уезжали из Варны, еще и пристал:
- А почему Вы не бреетесь ?
Вообще-то я бреюсь, но в первый же день на болгарской земле моя харьковская бритва поломалась, и ни в одной мастерской не могли найти к ней запчати, так что пришлось отпускать бороду. Но Фединину-то какое дело до моей бороды ?! Он бы еще спросил, почему я без галстука купаюсь !
Первым замом главного был Николай Яковлевич Троицкий. Он привез меня представлять местным властям в Днепропетровск. Кроме представления, как правило, в таких случаях организовывали еще какие-то мероприятия - мы в тот раз проводили в обкоме партии что-то типа круглого стола. Помню, как волновался Троицкий. Я еще удивился: на такой работе он должен был бы уже собаку съесть на всяких выступлениях перед любыми аудиториями, но Николай Яковлевич еще долго не мог отойти от дискуссии.
За несколько лет до этого, когда я еще работал собкором в Красноярске, руководство местного крайкома партии "настучало" на меня в ЦК КПСС. Так как раньше я уже был бит в ЦК Компартии Таджикистана, а за одного битого, как известно, двух небитых дают, то для беседы в Москве я основательно вооружился: набрал разных справок, докладных и проч. Прилетел в редакцию, а на хозяйстве не Голубев, а Троицкий. Ну, думаю, сейчас ко мне пристегнут кого-нибудь из редколлегии и прямиком на ковер в сектор печати ЦК, которым командовал В. Зубков (до этого он руководил сектором спорта в том же ЦК - можно представить, насколько он был сведущим в наших журналистских делах). Однако Н. Троицкий никого из опытных товарищей со мной не послал, а махнул рукой: "Ну, Зубков - это диспетчер...". Я уже потом понял, что никакие мои доводы Зубкову не требовались, ему нужно было просто поставить галочку: с Садошенко поговорил о том, что "надо жить дружно". Так и мы разошлись каждый при своем: он, наверное, доложил наверх о проведенной беседе, а я вернулся в Красноярск писать так же, как и прежде.
И еще об одном заместителе главного - Викторе Михайловиче Дюнине. Писать мне о нем тяжело, но из песни, как говорится, слов не выкинешь. 99,9% журналистов выпивают - от этого никуда не денешься: работа нервная, сплошные стрессы, а алкоголь, как утверждают врачи, лучше чего-либо другого снимает стресс. Весь вопрос в том, сколько пить и для чего. Прав был Крылов, когда сказал: "Ты пей, но дело разумей", а вот если пьянка начинает мешать делу... С Дюниным мне пришлось иметь дело куда чаще, чем со всеми другими замами главного плюс ответственным секретарем вместе взятыми. Дюнин курировал в газете вопросы капитального строительства, а я много писал о строительстве и в Красноярске, и потом в "СИ" на "Атоммаше". Мне кажется, маленькую газету, как мы называли "СИ" на "Атоммаше", он вообще в руки не брал, хотя должен был бы. За 4,5 года позвонил только один раз: понравился ему какой-то фельетон из нашей газеты. О том, чтобы о чем-то посоветоваться с Виктором Михайловичем, обсудить какой-то сложный воопрос - и речи быть не могло ! Ну, другие были у него интересы...
...Из Таджикистана же в 1980 году я попал прямо в Сибирь - из огня да в полымя ! Назначили собственным корреспондентом по Красноярскому краю и Тувинской АССР. Полетел представлять меня Евгений Александрович Кубичев (не помню, какую должность он занимал тогда, а потом возглавлял отдел корсети). Женя раньше работал корреспондентом отдела международной жизни, летал по всему миру, переводил с английского фантастику, писал на японском стихи. Потом он прилетал ко мне и в Днепропетровск... А дело было так. В Днепропетровске меня с семьей в 1987 году поселили в квартиру бывшего собкора "Правды" Виталия Черкасова, который со скандалом ушел из этой газеты и которого пригрела "СИ" собкором аж во Владивостоке. Вскоре я получил задание от В. Дюнина через корсеть разобраться в этом скандале и врезать, кому положено - ну, не нашему же собкору во Владивостоке, и пьяному ежу ясно. Покопался я в этом конфликте и отправил докладную в корсеть, что писать ничего не буду, приведя, как сейчас помню, 30 доводов в пользу этого решения. А свара - по другому все это и не назовешь - была простой: собкор газеты "Правда" и первый секретарь горкома партии закусили удила и начали доказывать друг другу, кто из них важнее. Добро бы они просто ругались прилюдно, так нет: один использовал для сведения счетов свою газету, а другой - административно-партийные методы вплоть до милиции. Вот их и развели: первого секретаря отправили на завод, а собкора "Правды" - во Владивосток с понижением. Если уж писать, то надо было бы дать по шапкам обоим, но это В. Дюнина не устраивало. Моя докладная не понравилась, прислали Е. Кубичева вправлять мне мозги. Мы с Женей опять прошли по всем кругам - городская и областная прокуратуры, обком и горком партии, многочисленные свидетели...
- Знаешь, Женя, я очень не люблю, когда на меня давят, - сказал я как-то вечером, когда проверять было уже нечего.
- Ты знаешь, я тоже не люблю, - ответил Кубичев.
И мы пожали друг другу руки. Больше речь об этой теме не заходила. Женя Кубичев погиб в 1993 году, когда уже не было "Социалистической индустрии": его сбила в Москве машина, и водитель скрылся с места преступления. Жалко терять таких людей.
Его заместитель по корсети, Сергей Волков, приезжал к нам в Днепропетровск. Он женился по второму разу, и молодая жена потребовала, чтобы мой тезка бросил курить. А чадил Волков по-черному ! Но любовь зла, он договорился о встрече с тем самым знаменитым феодосийским доктором А. Довженко, который снимал алкогольную и наркотическую зависимость. Врач согласился его вылечить, но поставил условие: трое суток до встречи не курить. А что значит для заядлого курильщика не брать сигарету в зубы 72 часа ?! Слава Богу, что хоть можно было пить ! Вот мы Сергея и отпаивали, пока не усадили в поезд на Феодосию. Лечение помогло, но организм настолько привык к табаку, что Волков загремел в реанимацию, возвратившись в Москву.
...Мне хватало экзотики и в Таджикистане, но в Сибири ее оказалось куда больше. Конечно же, другие расстояния: что лететь на ТУ-154 от Москвы до Красноярска, что по моей зоне - от Норильска до Тувы - одно и то же. А летать приходилось часто. С Людмилой Николаевной Бирюковой, заместителем редактора отдела легкой промышленности, мы прилетели в Хакасию, в Черногорск проводить "Почтовый ящик "Социалистической индустрии". (Кажется, эти "ящики" придумал редактор отдела тяжелой промышленности Николай Ефремович Гончаров. С него станется ! Вот уж неунывающий человек, жадный до новый людей и новых мест. Не помню уж, прилетал ли он ко мне в Красноярск, а вот что работали вместе в Запорожье и Днепропетровске, так это точно). Мероприятие это проходило так. По предприятию развешивались почтовые ящики, в которые любой желающий мог опустить записку с замечанием, претензией, вопросом и т.д. А потом в определенный день на этот забытый Богом завод "Социалистическая индустрия" привозила вагон московского и местного начальства, которое и отвечало на письма трудящихся. Потом, конечно же, отчет появлялся в газете. По тем временам такая форма подачи информации была прямо-таки революционной: мы вытягивали в глубинку союзных министров и начальников главков, которые, без понукания "СИ", до таких далей и не добирались. Конечно же, только на письмах рабочих проблемного предприятия "почтовый ящик" построить было нельзя, поэтому мы с неделю изучали ситуацию и, подделав почерк, опускали в ящики записки с самыми "острыми" вопросами, от которых москвичи потом хватались за головы.
Опустив в ящики очередную кипу записок, уже затемно, мы решили с Людмилой Николаевной проехать в Шушенское (благо оно было рядом), посмотреть, как жилось в ссылке Ленину. Очень экзотическая оказалась поездка ! Мы бродили в темноте среди срубов, в окнах домов чуть светились желтым светом лампы, казалось, что из какой-нибудь избы вот-вот выглянет Владимир Ильич и спросит: "А вы что тут делаете ?".
Вообще в Хакасии отбывать ссылку было куда лучше, чем, например, на вечной мерзлоте в Туруханске, куда отправили Сталина. Даже в Красноярске помидоры не вызревали, а в Хакасии - не случайно ее называют сибирской Швейцарией - без проблем. В Туруханск я попал вместе с группой собкоров центральных газет, квартировавших в краевом центре. Местный авиаотряд, чтобы добиться нашего расположения, дал Як-40 и разрешил полетать по краю, куда хотим. Кроме Туруханска, куда я по работе никогда бы не попал, потому что там ни социалистической, ни какой другой индустрии просто нет, мы побывали и в центре Эвенкии, Туре. Там пересели на вертолет и отправились в заказник, на речку с французским названием Ви-Ви, где я впервые попробовал суши по-сибирски. (РЕЦЕПТ: вдали от промышленных центров ловите хорошую рыбу - хариус, чир или сиг. Потрошите ее, режете на небольшие кусочки, посыпаете солью и перцем. Рыбу кладете в кастрюлю, закрываете крышкой и трясете с минуту, как шейкер. Потом крышку открываете и рыбу потребляете. Мне, честно сказать, не очень понравилось. Куда лучше строганина. РЕЦЕПТ- 2: такую же хорошую рыбу заморозить до такой степени, чтобы ею можно было забивать гвозди. Потом резать острым ножом в стружку. Посолить, поперчить и т. д. Ну, очень вкусно !).
Не меньше экзотики было и в Норильске, куда я летал по редакционным делам. Построенные на сваях дома без первых этажей, чтобы вечную мерзлоту не размораживали; вместо говядины или свинины в магазинах мясо оленей и спирт; белые ночи; ни одного дерева... А вот Красноярск оказался значительно комфортнее для проживания. Летом, которое было жарким даже для средней полосы России, мы жили на крайкомовской даче на крутом берегу Енисея в сосновом лесу - потом эту резиденцию назвали "Сосны", в ней Ельцин встречался с президентом Японии. Зимой было сложнее: после строительства Красноярской ГЭС Енисей перестал покрываться льдом, и даже в 30-градусные морозы над городом ветер носил туман. Жена не работала, рожденные в Таджикистане сыновья постоянно болели. Как-то в кинотеатре на дневном сеансе я отморозил уши. Такая вот экзотика...
И все-таки работать было интересно. В Красноярске я познакомился и с Василием Федоровичем Зотовым, редактором отдела строительства "СИ" (фото), когда он прилетел в командировку. Потом он бывал у меня и в Волгодонске, и в Днепропетровске. У Василия Федоровича - отличная память на имена, а из увлечений - театр и слесарные инструменты. Из каждой командировки он в обязательном порядке привозил в Москву плоскогубцы или отвертку, а наш визит в абаканский театр в Хакасии, где в гигантском зале оказалось не больше десятка зрителей вместе с нами, я вообще никогда не забуду: ну, представьте себе, что вся театральная труппа играет для тебя одного любимого, потому что остальных в темноте вообще не видно.
Время от времени меня, как и других собкоров, вызывали в аппарат газеты: то выступить на "летучке", то подменить отсутствующего работника какого-нибудь отдела. Случилось так, что мне пришлось лететь из Красноярска в Москву буквально за пару дней до похорон Л. Брежнева. В салоне ТУ-154 нас было человек пять, не больше. В Москве по Калининскому проспекту носились лимузины с затемненными окнами - прибывали зарубежные делегации. Весь центр был перекрыт, но я воспользовался редакционным удостоверением, на котором было крупно напечатано "ЦК КПСС", и вышел из метро в закрытой зоне. Вышел... и испугался. Никогда не видел такой Москвы: нигде ни машины, ни человека - все словно вымерло. Решил больше не экспериментировать и от греха подальше спустился в шумное метро.
А в это время в Волгодонске Ростовской области работал корпункт "СИ", выпускающий "маленькую" еженедельную четырехполосную газету формата А-3 - "Социалистическая индустрия" на "Атоммаше". Руководил корпунктом Владимир Лифанов. Собкоры по очереди должны были приезжать на "Атоммаш" и по месяцу помогать газете. Приехал и я, когда наступила очередь. Работа в Красноярске у меня шла неплохо, по итогам 1981 года вошел в первую десятку собкоров по количеству отмеченных редколлегией материалов. Но Лифанов рвался на вольные собкоровские хлеба и соблазнил меня, как поет сейчас Шуфутинский, левым берегом Дона, а также жирными лещами, чудесным молодым вином, мягким климатом, близостью к родной Украине. Да и опыт редакторской работы у меня был: не сравнить же - 50 человек в областной газете и в десять раз меньше в "СИ" на "Атоммаше". Так я перекочевал в Волгодонск, где и отработал четыре с половиной года.
"СИ" на "Атоммаше" - это был своеобразный свисток, в который должен был выходить пар, чтобы не прорываться на страницы "большой" газеты. Мы активно реагировали на все события в строительстве и работе "Атоммаша". Мы - это заведующий корпунктом, то бишь я, корреспонденты - Валерий Навозов (фото), Альберт Зорнин, Людмила Шамардина, которую потом сменила Зинаида Бибикова, а ее - Светлана Спесивцева, и ответственный секретарь И. Долгашев. В течение недели мы готовили все материалы для номера и по фототелеграфу отсылали их в Москву. Там газету набирали, верстали, печатали, а потом тысячу экземпляров рассылали по министерствам и ведомствам, а четыре тысячи приходили в Волгодонск, где бесплатно распространялись по заводу и строительным организациям.
Уникальность "СИ" на "Атоммаше" в том, что это была, может быть, единственная бесцензурная газета в советские времена - не было у нас цензора и все !, т .е. мы писали то, что считали нужным, ни на кого не оглядываясь. Пытается завод отрапортовать, что досрочно выпустил корпус очередного ядерного реактора, а мы в "СИ" на "Атоммаше" пишем, что корпус по-прежнему доделывают, хотя все бумаги о его готовности подписаны, и раскладываем по полочкам весь механизм подлога. Чтобы написать такой материал, надо было не только в совершенстве знать производственный процесс, но и иметь своих информаторов в различных службах. Это нам удавалось.
Каждый понедельник утром весь коллектив редакции собирался на планерку. Если дело было осенью или весной, приходили в резиновых сапогах, потому что кто-то догадался построить завод по производству ядерных реакторов на плывущих лесовых грунтах. Грязь везде по колено, завод сползает, дома трещат по швам (мы жили в одном из таких в центре новой части Волгодонска, потом кухню прорезала трещина, мы по тревоге упаковали вещи и полтора месяца ждали, каждую ночь прислушиваясь к малейшему шуму, пока не переехали в новую квартиру на выселках). Валерий Навозов, сын бывшего собкора "Правды" в Ростове, не только месил грязь вместе со всеми, но и женился здесь, и родил двух сыновей, а когда я уехал из Волгодонска в Днепропетровск, возглавил корпункт. Альберт Зорнин, мастерски рассказывающий анекдоты, не менее профессионально писал о проблемах строительства. О Людмиле Шамардиной я уже рассказывал. Зина Бибикова и Света Спесивцева - обе пришли к нам из многотиражки "Атоммаша" и не по наслышке знали заводские проблемы.
Конечно, критический настрой "СИ" на "Атоммаше" не мог нравиться ни местному партийному начальству, ни московским партийным чиновникам. Отдел машиностроения ЦК КПСС тогда возглавлял Аркадий Вольский. Доброхоты только передавали нам его недовольство публикациями газеты, но никаких мер Вольский не предпринимал: наверное, понимал, что пусть уж лучше критикует "СИ" на "Атоммаше", чем "большая" газета. Я же, наученный горьким опытом, на всякий случай подстраховался и нашел неожиданную поддержку нашей принципиальной позиции в ведомстве А. Пельше, в Комитете партийного контроля при ЦК КПСС: куратор пообещал, что комитет немедленно встанет на защиту газеты, если только нас кто-то тронет. Об этой договоренности с КПК не знал никто, даже в редакции, это было наше секретное оружие. К счастью, воспользоваться им не пришлось.
Пока я работал в Волгодонске, в "СИ" на "Атоммаше", как и прежде, приезжали в месячные командировки собкоры. Приехал Николай Ординян (фото), собкор в Армении. Это было нечто ! Мы выгружали из вагона прибывшие с ним коробки с коньяком, каким-то армянским печеньем и кофе. Приехал собкор в Литве Ромуальдас (проще - Ромас) Моцкус. Ромас в Волгодонске страдал, не привыкший к реалиям российской провинции. "Я ненавижу ваши пельмени на генетическом уровне", - жаловался он. Слава Богу, хоть пельмени тогда еще были. Как-то, накануне праздника, я с одним из наших водителей Володей, который в этом городе знал всех и вся, попытался купить мясо на базаре, но так и не смог. Водку продавали несколько часов в день в трех магазинах на весь город, которые назывались в народе симптоматично - "Малая земля", "Возрождение" и "Целина" - так же, как и бессмертные творения великого советского кормчего. Империя потихоньку разваливалась, не зная, что жить ей осталось несколько лет.
Потом мы с женой побывали у Р. Моцкуса в гостях, в Вильнюсе, и поняли, как смотрится Волгодонск на фоне богатой зарубежной Литвы. Заехали по дороге и к Вячеславу Проскуре (Слава был собкором "СИ" в Донецке, а потом его "посадили" на Латвию и Эстонию). Еще один вояж мы совершили на теплоходе по Дону и Волге, встречаясь с нашими собкорами в Саратове Владимиром Лифановым и в Куйбышеве (сейчас Самаре) Александром Воробьевым (фото). Вообще собкоровская братия "СИ" жила дружно. Главным мероприятием было ежегодное собкоровское совещание. Каждый привозил что-то свое, необычное. Например, Валера Буренков из Алма-Аты - конскую колбасу, я с Дона - вяленых лещей. Вечером после совещания в гостинице можно было проводить еще одно совещание, потому что полредакции было у нас в гостях.
После Дона меня наконец-то перевели собкором "СИ" на родину, в Украину. В Днепропетровске я никогда раньше не был, но город понравился, да и зона оказалась замечательной. Перевез семью в гостиницу и стал ждать, пока освободится квартира. Собкоры центральных газет получали жилье быстро: месяц-два надо было где-то перекантоваться - и у тебя большая квартира с корпунктом в центре города. Когда я еще школьником примеривался к разным профессиям и искал единственную, свою, то решил, что надо выбрать работу на одном месте. Мой отец был военнослужащим, и семья постоянно переезжала: не успеешь отучиться в одном городе год-два, уже отца переводят на новое место, и опять новые учителя, друзья, дом... Вот и выбрал постоянную работу ! Как-то с женой мы подсчитали, что после окончания журфака МГУ поменяли 11 мест жительства, включая гостиницы и общежития.
В Днепропетровске мне пришлось во второй раз (первый - в Волгодонске) проводить "Дни "Социалистической индустрии". Что это такое ? Прилетели ко мне два редактора отделов - Н. Гончаров и Виктор Андриянов. Организовали мы "круглый стол" в Минчермете Украины, который находился тогда в Днепропетровске, обсудили проблемы развития металлургии. Провели, как сейчас говорят, ток-шоу на областном телевидении. Потом разъехались по разным городам области на встречи с читателями. А венчал "Дни" большой концерт в областном центре, на котором выступали московские артисты, тоже приглашенные "СИ". Вот так мы боролись за подписчика.
Днепропетровск - город особенный. Отсюда вышли Л. Брежнев, В.Щербицкий, а потом Л.Кучма, Ю. Тимошенко - прямо кузница кадров. Тогда первым секретарем обкома партии был Владимир Антонович Ивашко, не местный, не выходец из днепропетровского клана. Секретарствовал он всего-то год, а потом уехал в ЦК Компартии Украины - первым секретарем ЦК, председателем Верховной Рады Украины, потом в Москву - заместителем генерального секретаря ЦК КПСС. Во время путча ГКЧП, когда М. Горбачев был отстранен от власти, В. Ивашко исполнял обязанности генсека. Редакция поручила мне написать очерк о Владимире Антоновиче. Очерк - не мой жанр, но деваться некуда - пошел.
- Никаких очерков ! - замахал руками Ивашко. - Не нужна мне никакая слава.
Я, говорю, человек подневольный, мне редакция приказала, надо, мол, Федя, значит надо. Думаю даже, что это инициатива не редакции, а кого-то повыше.
- Ну, давайте что-нибудь придумаем, - взмолился Ивашко. - Как-нибудь уговорим их, что не надо никаких очерков.
Я написал докладную в корсеть. Больше очерков об Ивашко не заказывали.
Пока я осваивался на новом месте, почувствовал, что с газетой что-то не то. В. Голубев ушел на пенсию, вместо него главным редактором назначили А. Баранова (прямо зоопарк какой-то, шутили журналисты), и... в газете лопнула струна. То, что лицо любой газеты - это на 90% позиция главного редактора, сомнению не подлежит. А тут еще перестройка навалилась, когда линия газеты начала колебаться вместе с линией партии, которая металась в поисках выхода. Мы еще по-старинке пытались писать, как при Голубеве, но из Москвы уже потянуло холодком. Я увеличил количество подписчиков "СИ" в Запорожской области за одну подписную кампанию на 20 тысяч, но вместо благодарности получил от главного "втык" за то, что ушел в отпуск (предварительно согласовав его с отделом корсети !), в то время, когда здесь должны были проводить какое-то второстепенное совещание. Началось сглаживание острых углов в публикациях. А 1 января 1990 г. "Социалистическую индустрию" решили объединить со "Строительной газетой" и назвать "Рабочей трибуной", о чем наш главный редактор узнал одним из последних. Я проработал в "Рабочей трибуне " девять месяцев...
Редактором отдела международной жизни в "СИ", а потом в "Рабочей трибуне" был Юрий Александрович Кирпичников. Он-то и создал газету "Деловой мир", в которую перешли многие из "Социалистической индустрии" - А. Шифрин, Л. Сотник, собкор в Донецке В. Дорофеев, В. Лифанов, я и другие. Вначале дела шли у газеты хорошо, она напрямую конкурировала с "Коммерсантом", но потом покатили косяком проблемы. Вот тогда, в 1992 году, я и организовал свое журналистское агентство под таким же названием - "Деловой мир". Начинался период первичного капитализма.
Я еще напишу о том, как был миллионером - получал в зарплату миллион и больше купоно-карбованцев, которых не хватало даже до конца месяца из-за сумасшедшей инфляции. О том, как в 40 лет осваивал компьютер, а в 55 первый раз сел за руль машины. О том, как привыкнув каждое 5 и 25 число получать почтовые переводы из Москвы с авансом и зарплатой, не спал ночами, потому что не знал, как платить зарплату журналистам агентства. О том, как мы боролись с конкурентами, как пережили дефолт вместе с Россией, а сейчас готовимся к новому. Окончание следует...