" Иисус сказал им: истинно истинно говорю вам: прежде нежели был Авраам, Я есмь. Тогда взяли каменья, чтобы бросить на Него; но Иисус скрылся и вышел из храма, прошед посреди них, и пошел далее.проходя увидел человека,слепого...
Евангелие от Иоанна 8:58 59: 9:1
Усилившиеся вопли привлекли внимание стражников и они, поддерживаемые некими из фарисеев, стали расталкивать народ, слушавший и восхитившийся Его словом. Толпа в едином вопле и диком говений желала одного - чуда для себя и в этом единстве была неуправляема, беззащитна и бестелесна.
Он же казалось, не слышал криков и не видел приближающихся стражников. Лицо Его выражавшее - Ничего, застыло в равнодушном безразличии и лишь едва заметное движение руки знак тому, кто ожидал, было Его единственным отношением к происходящему.
Иаков, которому предназначалось это, ответил столь же безобидным знаком, и этому откликнулись несколько крепких и смышленых молодых людей, еще мгновенье назад, беззаботно наблюдавших за стражниками.
Они не то чтобы веровали в Него, но более привыкшие к тому, что паков выделял им, особую часть денег учеников Равви, уверовали в это, нежели во что иное.
Вскоре сопровождаемый ими Он вышел из толпы и молчаливым, ставшем привычным порядком из близких к нему, прошел тихими улочками города.
По мере пути бывшие с Ним удалялись и на окраине остались лишь трое. Здесь указав, где Его можно будет найти, Он ушел один. Трое еще долго смотрели вслед пока, наконец, бесконечная и ровная даль не скрыла Его в себе...
2.
...Наконец Он остался один. Это не тяготило Его. Он мог долго ничего не воспринимать, и лишь некоторое время спустя Его телесная плоть дала о себе знать, что вернуло Его к душевному рассудку и тяготам действительности.
В последнее время Он бесконечно возвращался к мыслям о приближающихся последних днях Своей земной жизни, предстоящим страданиям и казни.
Многократно видевший смерть, предопределенную Отцом, даже сравнительно легкую и простую, Он знал, как жизнь не хочет расставаться с бренным.
Такое состояние угнетало Его. И знавший о Вечности, Он проклинал в Себе это телесное существование.
Чтобы отвлечься от этих мрачных дум Он перешел к размышлениям о будущих событиях этого дня. Ведь даже предопределенность их Пославшем сбывавшиеся до мелочей, превращала их в некую игру и отвлекала.
События Его земной жизни никогда не повторялись ни в большом, ни в малом. Но сегодня кроме всего иного было одно неожиданное для Него. На этой дороге Он должен будет встретить человека разминуться с Ним и пройти мимо. Да, это было удивительно. Он редко оставался с кем-либо наедине, но и эти редкие встречи заканчивались обращением собеседника и его, близких к Благой Вести. Ведь Пославший Его все обращал во имя Свое и Посланного. И вдруг - просто прохожий, как и у всех смертных. Прохожий, о котором Он ничего не узнает, потому что они пройдут молча каждый в свою сторону. Какой в этом смысл? На это он не знал ответа.
...Усталость и жажда прервали размышления. Утолив жажду, Он принялся растирать натруженные и избитые о камни ноги, как вдруг Его взгляд увидел черную приближающуюся точку вдали. Это он прохожий! Сделав еще глоток воды, Он поднялся. И когда черная точка по мере приближения приняла силуэт человека действительно одетого в черное, пошел навстречу...
Они сходились. Уже слышались шаги странника, его дыхание. Их пути разошлись в пяти шагах друг от друга. Увиденное задержало Его и через несколько шагов Он остановился. Он остановился, обернулся. И не спеша, как бы размышляя над каждым своим шагом, который уводил Его, от предопределенного Пославшем Пути, пошел за удаляющимся путником. ЭТОГО НЕ БЫЛО С НИМ НИКОГДА.
Обойдя странника, Он развернулся и встал на его пути. Путник, наткнувшись на Его протянутую руку, остановился и поднял свою низко склоненную голову. Их дыхания соединились в одно. Он не ошибся. Перед Ним стоял слепой...
3
-Ты не слепой - сказал Иисус.
- Да я не слеп,- помедлив, немного ответил прохожий
- Я даже вижу более чем другие.
- Что же ты видишь более других: или это солнце ослепляет тебя или когда тьма ты видишь, то, что не дано другим? Не потому ли ты укрыл свои глаза за эту грязную тряпку, что тебя ослепляет солнце и тьма одновременно?
- Ты не понял- сказал прохожий. - Более других я вижу истину. Что касается
иного, то я слеп...
- Ты лжец! Ты обманом и ложью побираешься и собираешь тех, кто смирен и несет ношу своей жизни. Ты лжец! Пославший Меня не мог допустить того чтобы мимо меня прошел несчастный и убогий!
- Кто ты, что говоришь так? - спросил прохожий.
- Я Сын Божий и свидетельствую о новой милости Пославшего Меня! - сказал Иисус.
- Ты говоришь, так как будто я впервые слышу об этом. Я встречал многих называющих себя так. Но видно у посылающих вас больше сыновей, нежели милости. А может, эта милость так велика, что непосильна тебе одному?
- Несчастный! - воскликнул Иисус- Диавол говорит твоими устами! Да ты слеп!
Слеп в своей гордыне! Но я Посланный Им во имя славы Его! И если ты действительно слеп, то во имя Отца Я верну тебе зрение, дабы ты узрел Посланного Им!
И Он, прикоснулся к лицу странника, ожидая, когда Его рука, озаренная благодатью, произведет свое чудотворное действие.
Прохожий молча отстранил Его руку от лица своего, другой рукой снимая повязку, укрывшую его глаза, спокойно сказал:
- О, ты называющий себя сыном божьим! Слуги пославшего тебя постарались сделать так чтобы не только его сыновья, но и он сам не смог бы вернуть мне мир света. Быть может ты в силе вернуть меня во чрево матери моей, дабы она произвела меня вновь?
Иисус молчал. Он долго смотрел в лицо прохожего, пытаясь найти в нем что-либо, что могло выражать то, к чему Он привык видеть в глазах людей их боль и радость страх и восторг. Но не мог. Не мог, и взгляд Его застыл до какой-то страшной непонятной Ему боли в обезображенных и изувеченных пустых глазницах странника часто моргающие веки, которых защищали от легкого пыльного ветра, несуществующие кем-то выколотые глаза...
Иисус ждал, что еще скажет прохожий, но тот был безмолвен. И тогда Он ушел, ожидая что Его окликнут но за Ним была тишина.
Оглянувшись, Иисус увидел, как медленно продолжает путь прохожий туда, откуда Он пришел.
И тогда Он понял что Сам Он идет туда ГДЕ СТРАННИК УЖЕ БЫЛ...
"Иисус сказал им: если бы вы были слепы, то не имели бы на себе греха, но как
говорите, что видите то грех, остается на вас"
Евангелие от Иоанна 9:41
Последнее крещение отца Никодима.
Уже стемнело, когда в барак местного полицейского правления ввалился Стацюк, которого еще с утра послали в район с отчетом, о положении в этом округе.
Сидевшие у стола, за игрой в карты и полегоньку потягивавшие самогон полицаи оглянулись и чертыхнулись.
Корень, а он сидел с краю, ругнул вошедшего:
- Ты чего, пень! Не мог по утру с докладами зайти, аль ордена да медали раздать явился?! Не видишь, люди делом заняты!
- Ага, вот сейчас раздам, - беззлобно отозвался Стацюк. - Слышь, Корень, тут такая картина. Мужик тот, ну которого мы вчера у леса взяли, с бородой этот, Фадеев что ли фамилия?
- Да - ка разница, говори, чего тянешь, - психанул Корень.
- Так я и говорю, оказывается этот мужик и вовсе не мужик.
Полицаи разом прыснули от смеха, и больше всех ржал сам Корень.
- Не мужик говоришь, а-ха-ха-ха! А кто же он?! Партизанка Соня с бородой?!
Стацюк улыбнулся и махнул рукой.
- Да ну вас, что вы, в самом деле? Когда о нем немцам доложили, так от них и вышло такое указание, что это поп, и поэтому никаких методов к нему не применять, не трогать, значит. И с ним завтра, какой то чин немецкий приедет говорить, вот.
- А они откуда, ну немцы эти, про попа нашего знают? - спросил Корень.
- Так они за всех знают. Вспомни, как в город вошли, так мигом всех коммуняк забрали, и все по адресам! А жидов и вовсе за полдня у балки постреляли. Немцы, они все знают, даже по каким статьям мы с тобой нары отирали.
- И то верно, - почесал за затылком Корень. - Ну да ладно, топай, разберемся.
Стацюк ушел. Корень бросил карты и задумался.
- Корень! Слышь, Корень! А может, мы важную птицу поймали? Может нас наградят, коль завтра к нему завтра, важный чин приедет? - потянул его за рукав молодой, которого звали Харч.
- Ага, жди! Догонят и еще наградят! - мрачно огрызнулся Корень. - Дурень ты, Харч! Попы эти, от коммуняк пострадавшие, а мы его по роже!
- Да ну-у! Что ж делать - то, Корень! Может пристрелить его, да с концом, мол, попытка к бегству!?
- Да ты и впрямь дурак! Где ты видел, чтоб попы бегали!? Ладно, пошли, возьми вон ведро с водой.
И, прихватив, висевшее на входе у умывальника полотенце вышел, Харч с ведром пошел за ним.
В коридоре, Корень остановился у одной из дверей и приказал:
- Отворяй!
- Ты чего, Корень? Он же не здесь! Здесь баба эта, ну что мы в заброшенном доме взяли.
- Отворяй, говорю! - рявкнул Корень, и когда Харч, снял засов, добавил. - Выводи!
Тот исчез в проеме, и Корень услышал испуганный женский голос и возню. Наконец Харч снова появился в дверях, волоча за волосы девушку.
- Царапается, сука большевистская! - пожаловался он Корню, и, ухватив ее покрепче, сказал.- Да молчи ты, нужна ты доска стиральная со своей честью путаной!
- Пошли! - приказал Корень, и они прошли через две двери, к нужной камере.
Корень, открыл дверь, взглянул внутрь и показал Харчу, чтобы он отпустил девушку.
- Видишь мужика? - спросил он девушку, показывая на человека, лежавшего на полу камеры, и девушка кивнула головой.- Ты говоришь, что медсестра. Так вот, чтобы к утру, он стоял на ногах, а иначе пожалеешь, что на свет появилась.
Он кинул полотенце на плечо девушке и подтолкнул в камеру, Харч занес за ней ведро, вышел и запер дверь.
2.
Девушка обошла его, пытаясь понять, что с ним. Сначала ей казалось, что он и вовсе не дышит, но потом увидела его вздрагивающие пальцы на руках и поняла, жив. Осторожно перевернула его на спину и увидела окровавленное, бородатое лицо мужчины. Он, глухо застонал, но стал дышать ровно и спокойно. Она внимательно осмотрела его и убедилась, что он не ранен, но сильно избит. Замочив один конец полотенца, стала аккуратно убирать кровь с его лица. Вскоре, влага привела его в чувство, он пытался открыть глаза и привстать.
- Тихо, тихо! - сказала она. - Полежите немного, сейчас вам станет еще легче, потом я осмотрю вас.
- Кто ты? - спросил он.
- Я, Катя, медсестра, - сказала она.- И вы должны меня слушаться, хорошо?
- Да, - сказал он и уронил голову.
Вскоре он пришел в себя, открыл глаза и спросил:
- Почему ты здесь?
- Я Валя, военная медсестра. Мне сказали помочь вам.
- Как же ты оказалась здесь Валя?
- А меня по ранению оставили, на излечение, когда мы в окружение были, а полицаи во время облавы забрали.
- А как узнали, что ты медсестра?
- Военный билет нашли у меня, - вздохнула девушка.
- Это плохо, - сказал мужчина. - Но ничего, отпустят.
- Вы думаете, отпустят? - с надеждой в голосе спросила она.
- Отпустят, отпустят дочь моя, - уверенно сказал он, похлопывая ее по руке. - Ты ведь просто так военная, а на самом деле сестра милосердия. Дело божье, раненным помогать. Отпустят.
- А вы кто дяденька будете, партизан? - спросила Валя.
- Ну что ты, какой я партизан, - махнул рукой мужчина. - Священник я. Это они, полицаи меня, кажется, за партизана приняли.
- Священник, - сказала девушка. - Ну, тогда вас точно отпустят.
- Это почему ты так думаешь, Валюша?
Валя, немного помолчала, пожала плечами и чуть раздумав, сказала:
- А нам в школе говорили, что попы, то есть, извините, священники, ну это, прислужники империализма. Значит, вас отпустят.
Мужчина, едва заметно улыбнулся и покачал головой.
Заскрипела дверь камеры, отворилась, и вошел Харч с котелками в руках.
- Эй ты, девка, - сказал он. - Как он? Вижу, уже воркуете тут. На - ка, подкорми его.
Он поставил котелки на пол и ушел.
Девушка забрала котелки и подошла к священнику.
- А давайте, покушаем! - она опустилась перед ним на колени и подвинула еду. - А как вас зовут?
- В миру, я Фадеев Михаил Иванович, а по сану отец Никодим.
- Отец Никодим, хорошее имя такое, - сказала девушка. - Давайте отец Никодим, я покормлю вас.
3.
За отцом Никодимом пришел сам Корень.
Он помог ему приподняться, но, видя, что он слаб, подхватил его под руку.
- Ты это, того, не серчай, старик. Мы и не знали что ты богослужитель. За партизана приняли тебя, понимаешь? Народ то наш натерпелся от этих большевиков, вот, оттого и злой. Тут вот к тебе начальство большое пожаловало от новых властей, ты бы уж, старый, особо на нас не жаловался, не со зла мы, понимаешь?
Корень, вывел отца Никодима с камеры, но, видя, что ему одному будет не под силу, крикнул в глубь камеры:
- Эй, деваха! Выходи, поможешь!
Так, поддерживая с двух сторон Никодима, они пришли в кабинет, где их ожидал немецкий чин.
Когда они бережно усадили отца Никодима на стул, этот чин спросил, указывая на Валю:
- А это кто?
- Медсестра это, - ответил Корень. - Батюшка вот приболел малость, так мы ему медсестру приладили, чтобы подлечился, значит, вот.
- Это хорошо, хорошо! - остался доволен немец. - Ты ступай пока, позову, если надо, а мы тут втроем поговорим. А ну-ка сестра, как вас?
- Валя, - отозвалась девушка.
- Прекрасное имя! Так вот Валя, сделайте нам, пожалуйста, пока чайку.
Он сам принял из рук Вали стакан с чаем и поставил перед отцом Никодимом и подвинул к нему еду.
- Вы кушайте, кушайте, не стесняйтесь! Позвольте представиться я Отто фон Зоммер, представитель немецкого командования. В мои обязанности входит
налаживание новой жизни на территориях, освобожденных от большевистской заразы.
- Вы хорошо знаете русский язык, - сказал отец Никодим.
- Спасибо, спасибо! - заулыбался Зоммер.- Но, что вы хотите? Великий русский язык и русская культура! Язык Достоевского и Толстого! Я всегда читаю их произведения в оригинале. И это ничего, что сейчас война, вот увидите, мы немцы, много еще сделаем, чтобы помочь вашему народу возродить свою истинную культуру и поруганную веру в том числе.
Вы, верно уже слышали, что мы в городе в первую очередь посодействовали открытию богослужений в церкви, где известный вам отец Сергий уже ежедневно служит, восхваляя Бога и новую власть, которая принесла свободу православному народу?
- Да, - сказал отец Никодим. - Я виделся и говорил с отцом Сергеем.
- Да что вы! - удивился Зоммер. - И когда вы с ним говорили?
- На прошлой неделе, - ответил отец Никодим.
- На прошлой неделе? - удивился Зоммер. - А я с ним говорил два дня назад и, кстати, говорил с ним о вас, но он ничего не сказал мне о вашей встрече. Странно. А я ведь искал вас, отец Никодим. Пора бы и вам вернуться на служение. Я уж и церковь вашу осмотрел, она ничуть не пострадала. Большевики, кажется, держали там какие то мастерские? Но ничего. Вот вы немного поправитесь, а мы уж наведем там порядок. О церковной утвари не беспокойтесь, у меня все имеется в большом количестве. Сразу после изгнания большевиков я тщательно организовал собрание культурных ценностей, чтобы их окончательно не растаскали и не уничтожили. Возьмете у меня все, что вам нужно будет для богослужений.
А пока, вот, сестричка Валя за вами присмотрит, и где вам жить определитесь. Я вам во всем помогу. Ну, что, надеюсь согласны?
Отец Никодим, взглянул на веселое и чем-то довольное лицо Зоммера и покачав головой сказал:
- Нет. Я не буду служить в церкви.
- Отчего же?! - удивился Зоммер. - Вы, что же, отошли от Церкви? Или ушли в другую церковь?
- Нет, - ответил отец Никодим. - Но я не буду, служить в церкви.
Зоммер задумался, он встал и нервно прошелся по кабинету.
- Так, - сказал он, вернувшись к столу. - Теперь я, кажется, начинаю понимать, почему отец Сергей ничего не сказал о встречи с вами. Вам что же голубчик, наша власть не нравится. Может это мы, а не большевики вышвырнули вас с церкви и превратили его в сарай? Может быть, вы лично симпатизируете этому грязному грузину, вашему вождю, сгноившему половину русского народа, уничтожившего его культуру, веру, наконец? А может, вы тайный агент большевиков и, променяли вашу рясу на партбилет?
Отец Никодим помолчал немного и сказал:
- Священнослужитель не может служить властям и партиям. Он может быть послушен только Богу и служит только народу своему. Так заповедовал нам Господь.
- Не-е-е-т! - сказал Зоммер. - Мне кажется, вы не понимаете нас, господин Никодим. Мы пришли сюда не как завоеватели! Мы пришли сюда, чтобы истребить на корню зло безбожья! И мы истребим его, уверяю вас! С вами, или без вас! Но вы жестоко ошибаетесь, отец Никодим и совершенно ошибаетесь, когда не хотите помочь нам и вашему народу установить новую власть!
- Я был в городе, когда вы пришли, - ответил отец Никодим. - И видел, зачем вы пришли.
- А как, как бы вы хотели!? Эти евреи, вы забыли, они распяли нашего Господа! А коммунисты? Они распяли вашу веру и ваш народ!
- Эти люди, тоже наш народ, - сказал отец Никодим и добавил. - Я сказал об этом отцу Сергею и говорю вам. И поэтому я не буду служить в церкви.
- Евреи и коммунисты, ваш народ? А вы зря так храбритесь, - сказал вдруг примирительно Зоммер. - Надеюсь, вы понимаете, что ваш отказ, может расцениваться нами как поддержка коммунистического режима, и мы вас просто расстреляем?
- Я понимаю это, - ответил отец Никодим. - Но, на все воля Господа.
- Здесь может быть одна воля, отец Никодим, наша. Да и девочку эту придется с вами расстрелять, зачем нам лишние свидетели.
- Ой, дяденька, а меня за что? Я его не знаю, меня к нему в камеру заперли! - заплакала Валя.
- Вы не посмеете, - сказал отец Никодим. - Это невинное дитя, отпустите ее.
- Не такая уж она невинная, как вы думаете. Вот ее военный билет, а это значит, она и присягу принимала, что будет бороться с нами, как это у вас говорится: "до последней капли крови". Нашей крови, позвольте вам заметить. Мы ее отпустим, а она всем будет рассказывать, как отец Никодим большевистской власти верен остался.
- А я не скажу, дяденька, я не кому не скажу, - запричитала Валя.
- Ну-ну, успокойся! - Зоммер погладил рукой по плечу девушки. - Я думаю, отец Никодим согласится, и мы тебя отпустим, ведь так отец Никодим?
Отец Никодим опустил голову и, покачав головой, сказал:
- Нет.
- Не думал я, что вы такой жестоко сердечный человек, - сказал Зоммер и крикнул. - Эй, кто-нибудь!
В дверях появился Корень.
- Они, оба, больше не нужны мне. Это враги рейха и опасные заговорщики.
Расстреляйте их! Обоих! - подчеркнул Зоммер.
Корень, с удивлением взглянув на помрачневшего священника и плачущую девушку, хлопнул каблуками сапог и сказал:
- Есть, расстрелять!
4.
В камере Валя непрестанно плакала и ходила из угла в угол. Отец Никодим сидел на соломе, прислонившись к стене, и молча наблюдал за ней. Наконец, она присела рядом, и, обняв коленки, сжалась, пытаясь, успокоится.
- Прости меня, дочь моя, - сказал ей отец Никодим. - Я не думал, что они так поступят.
- Зачем? Зачем, вы им так сказали? - спросила, всхлипывая, девушка. - Вы же могли сказать, что не служите больше в церкви. Или согласились бы, а потом ушли куда подальше, кто бы за вами смотрел?!
Отец Никодим потер свои большие и мягкие ладони и ответил:
- Я не мог так поступить, дочь моя. Ты и я, оба солдаты, и давали клятву служить верно, и честно. Я не мог сказать так, даже если об этом никто и не узнал.
Девушка взглянула на него и спросила:
- А они, правда, нас расстреляют?
- Думаю, что да, - сказал отец Никодим, и девушка снова заплакала.
- Не плачь, - сказал отец Никодим. - Скоро наши мучения кончатся и Господь примет нас.
- Да, примет, - всхлипывала девушка. - Это он вас примет, а я кто ему? Я и пионерка была и комсомолка, и в бога не верила.
- Это все ты не по незнанию, дитя мое. Господь, знает это. Но разве ты хулила Его? Вот и в армии ты на благом деле. Родину защищать и раненным помогать, это и есть самое богоугодное дело.
Девушка помолчала, а потом спросила:
- А это, правда?
- Что, правда? - откликнулся отец Никодим.
- Ну, что он, бог, меня простит.
Отец Никодим улыбнулся ей:
- Ну конечно. А не хочешь ли ты, Валя принять крещение?
- А можно?
Отец Никодим не ответил, Он поднялся, принес с угла камеры ведро с водой, которой Валя умывала его, и сказал:
- Встань, дочь моя.
Валя встала. Отец Никодим прислушиваясь к шагам за дверью камеры, быстро прочитал короткую молитву и спросил:
- Веруешь ли ты в Бога нашего и Сына Его Иисуса Христа, Господа нашего и в Духа Святого?
- Верую, - ответила Валя.
Отец Никодим наклонился, зачерпнул в ладошку воды с ведра, красною от его крови и окропил голову девушки. Он снова прочитал короткую молитву, достал из кармана крестик, одел на шею девушки, перекрестил ее, благословляя, и сказал:
- Да не оставит Господь тебя, до конца дней, и ты будь Ему верна во всем, аминь!
Они снова присели на солому, прислушиваясь к шагам за камерой.
- О чем вы думаете, - спросила вдруг Валя.
- А знаешь, - ответил отец Никодим. - Я, почему-то подумал, что если бы я не был священнослужителем, то поступил бы также.
Они помолчали, затем девушка снова заплакала.
- Зачем ты плачешь, ты не веришь мне? - спросил отец Никодим.
- Нет, - сказала Валя.- Мне с вами хорошо. Мне маму жалко.
Отец Никодим, прижал ее к себе, погладил ее по голове и сказал:
- Маму и, правда, жалко...
5.
Когда клацнули затворы, отец Никодим невольно прикрыл девушку собой.
Застучали выстрелы, и они упали.
Отец Никодим упал на Валю и был неподвижен. У Вали еще двигались ноги.
Харч, который любил бывать на таких акциях, подошел к ним и взглянул на отца Никодима. Почти все пули попали в него, и он был мертв.
Харч, столкнул ногой его тело с девушки и присел на корточки, разглядывая ее. В нее попала всего пара пуль, и она была еще жива.
Харч, сплюнул, поднялся, передернул затвор автомата и очередью в лицо девушки, выбил из нее оставшуюся жизнь...
Аминь
Тесные врата...
"..потому что тесны врата и узок путь,
ведущие в жизнь, и немногие
находят их".
Евангелие от Матфея 7:14
Солдата, рядового, восемнадцатилетнего Владимира Сергеевича Иванова, уроженца села Н. что под Воронежем, убили в Чечне, в обычной стычке, которая была второй в его короткой боевой жизни.
На пустынной, казалось бы дороге рванул фугас, машина перевернулась и началась такая пальба, как на учениях, когда никто не жалеет патронов, лишь бы было шумно и похоже на войну.
Но стреляли по- настоящему и безжалостно, и тут позабылось все, чему учили. И вместо того, чтобы залечь и отстреливаться оставшиеся в живых, такие же пацаны, как и Иванов, бросились кто куда вдоль обочины, где их и косили поджидавшие стрелки.
В Иванова попала всего одна пуля, и сразу в сердце. Бывает же такое. Ему показалось, что он сказал от боли: "Мама!", а потом, понял, что его убили, сказал про себя "Мама" от жалости к ней, единственным сыном которой был. И умер мгновенно. Его уже безжизненное, мальчишеское тело, неверно, по инерции, ступила еще пару шагов
Подмятая под ним трава была сухой и не пыльной, но и не мягкой, к какой он привык. Иванов приподнял голову и прислушался вокруг. Было очень тихо и безветренно. Стоял густой туман, но был он какой-то неправильный, сухой и неподвижный. Вокруг было ни души, не видно было и дороги и машины и вообще не видно было ничего. Он не мог вспомнить, как он здесь очутился, где его товарищи, но главное он был жив. О его ране напоминала лишь запекшаяся на одежде кровь, но она не болела и не тревожила ничем. Он с удивлением провел по ране рукой и не
почувствовав боли осторожно поднялся и огляделся, пытаясь найти дорогу. Но туман укрыл все вокруг, и тогда он медленно пошел вперед, изредка останавливаясь, прислушиваясь и не замечая, что даже собственных шагов он, почему- то, не слышит.
Вдруг, кто-то положил ему сзади руку на плечо.
Иванов резко обернулся и увидел...негра, впервые в своей жизни, здоровенного и улыбающегося чему-то, ослепительным от очень белых и больших зубов, ртом.
" Наемник" - подумал Иванов и вспомнил вдруг, что он безоружен. Но и негр был безоружен, да вообще настроен дружелюбно. Он еще раз похлопал Володю по плечу и вдруг сказал на очень чистом русском языке:
- Эй, белый! Я тут уже целый час пытаюсь найти дорогу. Ты не знаешь, где она?
- Нет, я сам как-то не пойму куда идти,- ответил Иванов.
- О, небеса! - воскликнул вдруг чернокожий. - Откуда ты так хорошо знаешь наш язык!?