- А кто ещё нужен?! - неожиданно громко спрашивает буфетчица, наливающая Лаптеву пиво в большой пластмассовый бокал.
"Что значит кто?" - недоумевает он, однако тут же слышит ответ другой буфетчицы, которую не сразу и видно из-за бутылочных рядов:
- Ещё нужен Александр Невский - штук десять...и Пётр Великий.
- Сколько Петра-то?
- Да хватит и пяти...
"Эх, жаль, Чудновского сейчас нет. Вместе бы поржали...хотя, в разливном алкогольном отделе, пожалуй, реформа", - догадывается Лаптев, отодвигая стул, и усаживаясь за свободный столик.
"Интересно, что они обо мне подумают, если я спрошу сейчас Бориса Годунова, а у старшей буфетчицы бальзаковского возраста осведомлюсь, как у неё насчёт смутного времени?"
Много ли надо человеку?
Человеку много, а Борису Годунову - всё.
Недавно в гастрономе открыли нечто вроде бистро. Кофе, пирожные, а можно и рюмочку.
А ведь получится не совсем правильно, если сюда вдруг зайдёт Чудновский и увидит Лаптева с бокалом пива.
Ведь потому что ещё час назад Чудновский предлагал Лаптеву зайти после работы пропустить по кружечке, а тот проигнорировал дружеское предложение, сославшись на занятость. Дескать, консультации у него, и все дела.
Кстати, Чудновский живёт в том же самом доме, где расположен гастроном, и вероятность встречи с ним довольно высока. Забежит за какою-нибудь мелочью, и они встретятся. В общем, всё выйдет как-то не так...
"Ну и что, час назад не мог, а сейчас захотел. Жажда у меня!"
Некоторое время Лаптев, словно Блаженный Серёжа, бродит возле ломящихся от изобилия витрин.
Блаженный Серёжа самая загадочная личность района. Иногда Лаптеву кажется, что Серёжа совершенно не тот, за кого себя всем преподносит.
Может быть, он таинственный владелец сети инвестиционных компаний, которые рассыпаны сейчас по городу, словно пустые сигаретные пачки? Или резидент американской разведки? А его девиантность, лишь обычная легенда нелегала...
Чудновский так и называет Серёжу: "Нелегал ты наш ненаглядный..."
Одинокому сорокапятилетнему мужику много не надо. Да он и не голоден.
Лаптева привлекает в гастрономе постоянно меняющаяся эстетика. Впрочем, наверное, так же как и Серёжу...
Блаженный Серёжа - сосед по коммунальной квартире, в которой живёт Люба Сорокина, медсестра, работающая с Лаптевым уже около пяти лет.
У Любы есть пудель по кличке Барон, и Серёжу можно ещё частенько увидеть выгуливающим Барона на бульваре их тихой улицы.
Любу Сорокину назначили работать к Лаптеву через год после гибели его жены Кати.
Тогда сразу после пустяковой вроде операции Кате поставили капельницу с раствором, стабилизирующим давление, и развился анафилактический шок, от которого не спасли.
Лаптев даже из медицины хотел уйти с концами, потому что совершенно не мог работать. Но это было уже давно, семь лет назад.
Подружиться-то они с Любой подружились. Даже какое-то время были какие-то флюиды. Вот только, как говорят в таких случаях, дальнейшие отношения так и не развились, застряв на стадии "давай, в конце-то концов, уже куда-нибудь с тобою сходим!"
Возле кофейни возникает минутное оживление. Слышится негромкий смех, звяканье мелочи и шум электрической кофеварки.
Неожиданно Лаптева обжигает чьим-то взглядом, и до него моментально доходит, что импульс послан стремительной синеглазой шатенкой, которая занимает место за соседним столиком как раз напротив.
Подобные градусы редко возникают просто так. Может быть, мы где-то встречались?
В памяти Лаптева начинают мелькать пейзажи, эпизоды и даже какие-то полуситуации, но ни одна картинка так и не может прицепиться к матрице настоящего дня.
Тридцать пять лет...разведена...ребёнок в детском саду или у мамы. Всё? Да...есть ещё, пожалуй, систематически женатый друг.
Нет, но всё это становится очень интересно. Ведь только что буквально обожгла взглядом, а сейчас уже делает вид, что он ей не интересен.
Синеглазая вытирает салфеткой губы, щёлкает сумочкой, достаёт зеркальце и помаду.
- Здравствуйте, доктор! - раздаётся за спиной и Лаптев, обернувшись, узнаёт свою давнюю пациентку. При слове "доктор", синеглазая поднимает брови и внимательно смотрит ему в глаза. В последний раз.
- Лекарство ваше принимаю! - грузно усаживаясь по соседству, говорит давняя пациентка, - Стало значительно хуже, но настроение улучшилось.
- Это бывает, - отвечает Лаптев, напустив на себя солидности, - Дело в том, что рецепторы должны обеспечить вполне адекватный ответ на неизвестное вещество. Происходит как бы ломка всей иммунной сферы, а это всегда чревато...это чревато кратковременным ухудшением самочувствия.
- Всё ясно. Вот только меня настораживает слово "ломка"?
- Ну что вы?! Вероятно, я не совсем точно выразился. Конечно, это никакая не ломка. Это - перестройка! Организму необходимо перестроиться, и как только процесс завершится, сразу же начнётся стойкое улучшение.
Пациентка кивает в ответ.
- Вчера у Гриши был страшный понос! Целую неделю я даю ему только рояль канин и совершенно не могу понять, откуда же этот дристун взялся?!
Лаптев оглядывается по сторонам. Затем тихо спрашивает:
- А где же Гриша?
- Конечно дома! Вчера я вызывала к нему ветеринара и заплатила за капельницу пять тыщ, но Гриша до сих пор очень слаб...
Пациентка, где ей только не заблагорассудится, везде появляется в сопровождении Гриши - умного и своенравного кобеля таксы.
Однажды возле метро Лаптев наблюдал такую сцену. У ларька стояли не очень трезвые парни, а мимо проходила Мадам. Рядом с нею семенил лукавый Гриша. Кобелёк заинтересовался, было, отбросами. Мадам тут же отреагировала:
- Фу, Гриша! Как тебе не стыдно жрать это говно? Ведь люди могут подумать, что ты у меня плохо питаешься.
Парни, стоящие у ларька заржали, но один из них возмутился:
- Между прочим, я тоже Гриша!
- Ну и что дальше? - небрежно ответила Мадам.
- А дальше то, что вы нанесли мне моральный ущерб!
- Не думаю, - ответила Мадам, а затем обратилась к таксе:
- Видишь, Гриша, как повезло мужику, ведь у него такое же имя, как у тебя!
Пиво начинало действовать. В окружающей действительности добавилось красок. Мадам громко и образно рассказывала о своих ощущениях, то и дело, возвращаясь к Грише.
- И, главное, ведь не жрёт ничего! И взгляд - такой грустный, а голосок жалобный...
- Поправится, - успокаивает её Лаптев, - Давайте Грише по чайной ложке водку - действует как дезинфицирующее и успокаивающее средство.
- Водку? - печально переспрашивает Мадам, и неодобрительно взглянув на пивной бокал, поднимается, - Пойду в мясной. Разве что вырезки взять для Гриши...
- Всего доброго, - кивает на прощание Лаптев, затем поворачивается в сторону окна
и видит, как по тротуару медленно проходит синеглазая шатенка.
"Где и когда их учат так правильно и легко двигаться? Ведь она не идёт, а натурально царит в пространстве. И эта линия...эта, придуманная Скульптором линия, которую сейчас так подчёркивают изящные каблуки и что-то ещё.
Побежать за ней, догнать и сказать как в детстве: Девочка, давай с тобой дружить, а?"
В гастрономе странным образом меняется обстановка. Так иногда бывает, когда в электричку заходят цыгане - все пассажиры тотчас утыкаются в своё чтение, либо начинают заинтересованно смотреть в окно.
Вот и в этот раз, едва Лаптев почувствовал неосознанное напряжение и не успел ещё толком его оценить, как над ним заговорил какой-то виртуальный, словно принадлежащий кастрированному какаду, голос:
- Привет! Отдыхаешь?!
Лаптев мгновенно обернулся и увидел возле себя Блаженного Серёжу.
- А врачу пива нельзя! Врачу надо быть в поликлинике!
- Я сегодня в поликлинике уже был, - ответил Лаптев таким тоном, словно перед ним стоял сам Минздравсоцразвития.
- Врачу положено лечить!
- Это верно, но я сегодня уже лечил...
- Не ври! Почему ты всё время мне врёшь?!
Раньше Серёжа носил какие-то обноски, а теперь одевается как новый русский: Костюм в серую полоску, галстук, бордовые штиблеты лодочкой.
Иногда, стоя возле метро, сам с собою разговаривает по мобильнику, в качестве которого используется старый футляр для очков:
- Карбонат нам больше не привозите! И буженина не нужна! Колбасы, колбасы нам давайте...пятнадцать метров, шестнадцать секунд!
Лаптев считает, что внезапное появление Серёжи никогда не бывает случайным, поскольку приносит благие вести. Более того, Лаптев убеждён, что Серёжа, являясь ходячим талисманом, оберегает от напастей весь здешний мир. Жаль, он не знал ещё Серёжу, когда умерла Катя.
- Не уходи, посиди со мной. Я тебе мороженое куплю...
- Нет уж. Я лучше к Людочке пойду. Пока!
Людочка - продавщица из колбасного отдела. Неунывающая, ни при каких обстоятельствах.
- Привет! - засунув руки в карманы брюк, словно Ричард Гир, обращается Серёжа ко всему колбасному отделу, - Писатель Журвиль книгу написал: "Двадцать тысяч лет под водой"!
Из маленьких магазинчиков Серёжу прогоняют. Считают, что он отпугивает посетителей. Недалёкие люди, что с них взять?
Лаптев допивает своё пиво и собирается уходить. Но начинается первый весенний ливень. Гастроном наполняется людьми. Со смехом влетает стайка девиц, а вслед за ними два счастливых парня. Вся компания обильно орошена дождём. Это студенты. Так было всегда.
Тем временем, где-то совсем в иных сферах, неведомые подмастерья уже расстелили огромный кусок фиолетового гобелена, и за дело взялся Закройщик.
Его белое лезвие, стремительно скользя, вспарывает волокно и действо сопровождается оглушительным треском, потому что усилия велики, а ткань изумительно прочна.
В помещении на несколько минут гаснет свет. Над общим гулом голосов возвышается визгливый Серёжин речетатив:
- Гром гремит, земля трясётся, это курица несётся! Двадцать тысяч литров под водой!
2
Лаптев уступает место пожилой женщине с маленькой девочкой. Затем подходит к широкому окну. Только что было светло и сухо, а сейчас уже сумерки и всемирный потоп.
По широкому проспекту, разводя волну, медленно катят автомобили, а пешеходы, застигнутые ливнем врасплох, прячутся в подворотнях. Через трамвайные пути, таща на поводке взъерошенного и упирающегося пса, перебегают два паренька лет десяти. Им, как обычно, некогда.
Возле гастронома останавливается машина скорой помощи. Врач, сидящий на переднем сидении, разговаривает по рации, записывая что-то в блокнот. Из-за прозрачной перегородки, отделяющей салон от кабины водителя, птенцом из скворечника выглядывает кучерявый очкарик фельдшер.
Широколицый водитель сидит, полуобернувшись, к нему и улыбается. Видимо травят байки. Из выхлопной трубы валит белесоватый дым, щётки "дворников" не успевают справиться с потоками воды.
Мгновение - и нет уже никакой машины.
Словно подводная лодка, всплыв на поверхность, подзарядила аккумуляторы и, заполнив кингстоны забортной водой, ушла в глубину...
Лаптеву изредка являются странные сны. Однажды приснился идущий по Неве большой теплоход, а на верхней палубе одинокая фигурка Кати. На него вдруг нахлынула такая к ней жалость, что он мгновенно очутился на теплоходе, а затем и у неё в каюте.
"Я живу далеко...ты меня не ищи...лучше я сама буду к тебе приходить..." - говорила Катя, гладя его по голове.
Спустя неделю он стоял у Литейного моста, и, облокотившись о парапет набережной, курил и смотрел на Неву. На мосту громыхали трамваи, по Неве бегали катера, а в жизни не происходило ничего необычного.
Всегда считалось, что возле Литейного моста иногда происходят аномальные явления. По преданию, на дне лежит мистический камень, изменяющий вокруг магнитное поле, из-за чего случаются порою необъяснимые вещи: разбиваются и тонут суда, кидаются в Неву самоубийцы.
От пожилых врачей скорой помощи Лаптев слышал историю, как ещё в конце 60х, во время проводов белых ночей, здесь погибли выпускники школ.
Они зачем-то побежали через мост, а в этот момент началась разводка.
Часть моста встала вертикально, и люди посыпались в шахту как горох...
Однажды они гуляли весёлой компанией на набережной. Было это ещё в середине 90х. Спустились к воде. Вдруг бегут какие-то люди и кричат: "Спасайте, спасайте! Вот она, вот она, ещё плывёт..."
Чудновский и Лаптев сбросили одежду и бросились в воду, увидав, как по течению
к ним приближается утопающий человек. Их опередили спасатели, подскочившие на катере и вытащившие на берег утопленницу.
А подбежавшие очевидцы рассказали, что женщину выбросили в Неву какие-то бандиты, подъехавшие прямо к парапету набережной на машине без номеров. Лаптев и Чудновский пытались делать искусственное дыхание, но всё было тщетно.
Странное место. От чего-то, вдруг вспомнились детские стишки из старой книжки "Раскрась сам": "У Литейного моста я поймал в Неве кита, спрятал за окошко, съела его кошка, помогали два кота, вот и нет теперь кита..."
А вот тогда, спустя неделю после сна, когда он, облокотившись о парапет набережной, курил и смотрел на Неву...неожиданно из-за фермы моста выскочил стремительный приземистый теплоход, такой, каких он раньше никогда и не видел. А на верхней палубе стояла Катя. Это была точно она.
Он подумал, что ведь так не бывает, но всё же успел помахать ей рукой, а она помахала ему в ответ. И продолжала махать даже после того, как теплоход миновал длинное здание концертного зала и вышел на траверз городской тюрьмы...
Из минутного оцепенения Лаптева выводит отчаянный визг, затем какой-то гвалт, и он видит, как три юных милиционера куда-то волокут упирающегося Серёжу.
Всё, замели парня контрразведчики, провалил свои конспиративные явки нелегал...
- Э-э! - кричит Лаптев, пробираясь сквозь толпу, - Господа хорошие, куда ж вы Серёжу-то повели? Да ещё и руки ему заломили?!
- Не ваше дело, - вяло отвечают блюстители, - Куда надо, туда и повели!
- Постойте! Давайте разберёмся...- говорит Лаптев и отзывает старшего из них в сторонку, - Это же больной человек, а я врач, вот мои документы...
- Да какой он больной? - сердито ухмыляется милиционер, - Он же пьяный, и сержанта за палец укусил!
- И правильно сделал! - вмешивается Мадам, хозяйка кобеля Гриши, - Твоему сержанту надо не только палец, а и всё остальное откусить!
- Да ведь это не менты, а шантрапа какая-то! - возмущается буфетчица, та, что бальзаковского возраста, - Они же солдаты - срочники...у меня зять в таком полку служил.
- Палки рубят так, что лес вокруг валится! - поддакивает ей сердитый пенсионер.
- Дураки! - визжит Серёжа и плюётся в укушенного сержанта.
- Всё! Он меня достал! - кричит сержант и вынимает наручники.
Однако их уже окружает толпа, из кольца которой не так-то и просто вырваться.
В конце концов, Серёжу отбивают, и Лаптев уводит его домой.
- Что ж ты хулиганишь? В милиционера плюнул, разве так можно?
- Я Людочку больше не люблю. Я теперь Мариночку люблю! - отвечает Серёжа и, запихнув руки за пазухи, начинает сердито сопеть.
Всё было бы ничего, но только Лаптев потерял свой портфель. Пропажу он обнаружил в тот момент, когда дошёл до дверей своей квартиры, правой рукой достал из кармана ключ, а в левой - не ощутил привычной тяжести.
Всё было бы не так скверно, если б в портфеле не находилась целая пачка
новых больничных листов. Он эти листы только сегодня утром получил в страховом столе поликлиники.
Вся жизнь из сплошных полос, и опять эти "если бы". Теперь его, пожалуй, расстреляют. И это сделает лично Горздрав. В показательном порядке, возьмёт и шандарахнет в него из всех своих огневых ресурсов. А Лаптев медленно сползёт по стене, оставляя кровавые следы, да и затихнет.
И останется для него единственная дорога - окончательно помирать на неотложке под колёсами любви к медицине. Хотя, пожалуй, и туда теперь не возьмут, поскольку возраст. Тогда Лаптев возьмёт метлу и станет Бабой Ягой...
Однако ведь надо же что-то делать. Может быть, есть ещё шанс, что портфель остался в гастрономе возле столика?
"В надлежащий камень вода не течёт!" - всегда говорит Чудновский, когда натыкается на какой-нибудь булыжник, попадающийся ему на пути.
Значит надо возвращаться искать портфель. Вероятно, в этом заведении тоже спрятан мистический камень...
3
Иногда случаются труднообъяснимые вещи. За тем самым столиком теперь сидит Чудновский, мило беседующий с Любой Сорокиной. Запах акации и черёмухи раздаётся до самых дверей. Рядом с ними, спиной к Лаптеву незнакомая барышня.
Когда-то Лаптев говорил Любе: "Сегодня вы пахнете акацией, черёмухой и сиренью!"
"А это, доктор, чтобы вам понравиться..." - неизменно говорила она в ответ.
- Явление, блин-компот! - удивляется Чудновский, когда в рамку его обзора попадает напрягшийся Лаптев, - Мы тебя уже три часа ищем. И куда это, думаем, наш герой пропал? Познакомься, Любина подруга, э-э-э...Люся.
Лаптев всматривается в лицо незнакомой барышни и узнаёт в ней синеглазую шатенку. И тут же вдоль позвоночника проносится электрическая волна и начинается сердцебиение.
- А мы знакомы, - улыбнувшись, говорит она, а Лаптев для чего-то взглянув на часы, бормочет:
- Действительно, уже полдня.
- Нет, с вами мы знакомы немножко больше, лет тридцать...
- Попался, который нашёлся? - смеётся Чудновский, а Люба Сорокина, всплеснув ладонями, добавляет:
- Ой, а с виду наш доктор такой скромный-скромный!
- Ничего не понимаю...- теряется Лаптев.
- Мы ходили в одну школу, только вы учились на пять классов старше! Помните, наш выпускной в 80м году?
- Да, да...конечно помню. Только тогда я служил на атомной подводной лодке и летал в космос...Послушай, Чудновский, я ничего не помню! Я потерял свой портфель, а в нём целая пачка больничных. За этим самым столиком я кофе пил часа полтора назад. Что теперь будет? Короче - труба...
- Ну и как кофе? - улыбается Люся.
- Дело серьёзное, - трогает себя за мочку уха Чудновский. Затем поворачивается в сторону исторического водочного отдела:
- Михайловна! Наш доктор у вас портфель не оставлял?
- А я вам кто? Стол находок? - вытирая руки о какую-то тряпку, отвечает Михайловна.
- Старенький такой портфель с двумя металлическими застёжками, - говорит Лаптев.
- У нас тут как-то батюшка один отдыхал, возвращался с презентации...
Так потом его кадило не нашли! Натаха, где портфель этот? Оказывается - он докторский.
- Докторский? - тотчас откликается Натаха, - А мы решили, что его Серёжа забыл. Если часы не тикают, значит, бомбы в нём нет!