Аннотация: Солдатские переживания, связанные с длительным воздержанием.
СОН ДЕМБЕЛЯ
И я такой...
Иду себе в парадке... По нашей центральной улице. Курю дорогую сигаретку... Непросто дорогую - с фильтром курю.
Все на меня такого, смотрят. А я всё равно иду. В другой руке, булка у меня белая с завёрнутой котлетой, забыл тока, как называется. Двигаюсь, лениво так... Ну, как будто, мне за каждый шаг надо платить.
Девчоночка мыла окно. Засмотрелась на воина-освобо-дятела и кувырк вниз. Поднялась - ни одной царапины. Глаз не отводит от меня сверкающего и парадно-выходного...
Я только махнул ей рукой и подмигнул глазом, мол, всё ништяк, земеля. Земля круглая, встретимся. Дойдёт и до тебя очередь. И крикнул ей громко так, со смыслом:
Да чего зря языком болтать... Иду и по-пацански сам себе завидую. Такой симпатичный военный, и не просто идёт куда-то в пивную, а прямиком по направлению к родному дому.
Захожу к себе во двор. Бобик, аж, будку сносит, так радуется. Скулит, хвостом машет, как цыган саблей - чисто салабон на плацу метёлкой.
Маманя выскочила, руки о передник вытирает, слёзы смахивает. Сеструхи, здесь же создают сырость. Степенный батя, без ремня в руках, с уважением и гордостью обнял... На "Вы"... В дом, как дорогого гостя приглашает.
Участковый Прокл Титыч, зашёл. Тоже всё - на "Вы". Так, мол, и так не желаете ли к нам, уважаемый Альфонс Казимирыч? В ментуру? Тем более старые ваши грехи и прегрешения забыты, армия всё перечеркнула. Вы сейчас, как-никак ефрейтор, у нас - говорит, - мало таких выдающихся личностей в наличие... А тут вам и пистолет, и машину по зад ваш роскошный, и делать ничего не надо...
А помнитя, - говорит, - как в армию идти не хотели, но тюрьмы спугалися и в неё родимую определились.
Да уж помню.
Он, участковый, у нас грамотный. Говорят, в самой Москве учился. Однако, на радостях, что удрал из столицы, живым стал крепко выпивать и в итоге у нас оказался. А так дядька хороший... Чуть меня в тюрягу за украденный, сданный в металлолом и пропитый всем селом мост не укатал. Но обошлось. Всего-то две подводы самогона подогнали ему и всё.
Потом смотрю, самое главное началось... Из-за чего снить всё это начал...
Анжелка, тоже вся такая нарядная ждёт меня в красном платье у стола накрытого. Стесняется. Аж, зарделась вся... Красивая, спасу нет.
Я к ней почти строевым шагом, т.е. вразвалочку подхожу такой, строго в щеку с двух сторон поцеловал, и шепнул, как огнём полыхнул: "Ну? Дождалася?".
Она такая, застеснялась. Вся пылает от нетерпения. По-всему видно - хочет дембелю в брюки его парадные заглянуть. Выяснить обстановку, как, да что...
И тихо так, как с картинки, что у нас в сортире висела:
- Ждала... Только кума своего, Ваську-конопатого не слушай... Врёт он всё... - и без перерыва, так, - Зачем я тебе, вон ты какой красивый.
- Ладно - говорю, - про Ваську, это мы отдельно потолкуем.
Раздаю гостинцы. Бате - журнал "плейбей". Мамане - набор носовых платков. Сестрам - дикалон. А Анжелке, на её буфера роскошные - бусы красные, чтобы ещё больше украшали, да выделялись.
А я такой, захожу на чистую половину, разуваюсь, сымаю носки-портянки, беру ножниц и стригу всё двадцать ногтей, что накопились за время службы.
Достаю из походного целафанногова пакета картошку жаренную, раскупориваю водку... А нет, погодь трошки... Сперва кладу её в погреб, чтобы охладилась.
Пока голый по пояс, показываю мышцы, бреюсь-умываюсь. Сбегается вся родня. Любопытным даю потрогать стальные мышцы рук.
А родня, обступила китель: любуется моими наградами, ремнём с начищенной бляхой, берцами, лычками на погонах.
После не торопясь, как положено настоящему дембелю, подхожу, сажусь за стол на почётное, батино место. Мне сразу кусок батона с маслом и сковородку картошки жаренной с домашним солённым огурцом. А на столе море еды. Жрать не обожраться: картошка, консервы рыбные, сало, масло, белый хлеб. И вот здесь-то все удивляются тому, как красиво и богато живут дембеля... Еще дивятся тому богатству, что привёз он, то есть я, то есть он - безмерно водки. Да не самогонки, а настоящей, настоянной на городском стекле.
Сказали тост про меня, мол, все же ж помнят, был такой задрипанный, задроченный долбаё... Э... Нет... Отставить! Этого не было. В тосте оне говорили другое: перед армией был богатырь Добрыня Никитич, а вернулся Ильёй Муромцевым. И дальше про то, какой я красивый, да ладный... Что любая девка за мной, хлебнёт... этого... счастья... Или чего-то там другого хлебнёт, у меня много всякого другого накопилось, гы-гы-гы...
Анжелка сидит, не усидит. Всё крутится, вертится в глаза заглядывает... Всё ей интересно, разговорился Васька-конопатый, рассказал о её похождениях, что писал мне в письмах.
Да на черта мне она нужна с такими сладкими огромными цы-цунами... Вот их сколько за столом. А каждый пацан сопливый, салабон долбанный знает, что дембеля каждый любит, что дембелю каждый рад... То-то-же...
Языки заплетаются, пикантные подробности жизни Анжелки, становятся всё подробнее, в лицах, все интереснее. Картинки пошли живописные с соломой в волосах. Как она с Васькой на заготовке дровяных изделий на его куфайке курвыркается... - Нет, пока этого не было.
Потом, заминка.
Пробел во мне от ревности произошел. Не вижу ничего. Только злость. А вот опять вижу. Все её лучшие подруги, так и жмутся ко мне, так и липнут. Дышать нечем, так облапили всего.
Олька, её тридцатилетняя сеструха заложила за щеку здоровенный кусок сала и тут же начала таскать его от одной щеки к другой. Подогревает мои желания до бабского рода-племени. И так у этой заразы качественно получается, что я из-за стола в момент тоста и встать не могу, так форменка оттопырилась.
После того как прикончили одну бутылку я достаю из пакета вторую, потом третью, потом... Да, он, что - безразмерный пакет энтот?
Точно - у дембеля всё без счёта, всё на стол. Отслужил, так сказать службу ратную, службу долгую... Гуляй, жги напропалую земляки...
Вовка-баянист припёрся. Уже где-то хлебнул "сучка" с задоринкой. С порога кричит: "Кто платит за угощение?".
Как, кто? - Дембель.
Он играет. Я такой, говорю: "Давай современную"... И затягиваю нашу любимую, про то, как идёт солдат по городу и у него пуговицы в ряд...
Потом, само собой на танцы в клуб.
А в пакете по-прежнему еды навалом и водка не заканчивается. Угощаю всех.
Потом с Анжелкой в спальню заглянули. Она вся такая, волосы распустила и на меня так идет, а я, не успев пристроиться, взял и кончил прямо в трусы. Чувствую, как потекло... Ё-моё, до хрена напёрло...
А она так с удивлением, за плечо трясёт, трясет и слышу сквозь сон:
- Рядовой Бляха! Подъём! Ё-ё-ё, твою мать и всю родню в придачу... - и дальше, с ударом по животу, совсем неприятно. - Давай, вставай, салага. Шаом арш, драить сральник... И чтобы говноприёмники блестели, как у кота яйца.
Орудуя шваброй, задумался.
Приснится же такое.
С другой стороны, а не надо спать на годовой подшивке журнала "Крестьянка" за 1982 год.
Спать следует на Уставе караульной службы, тогда все будет в порядке.