Сафронова Валентина Александровна : другие произведения.

Начало

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:

ВАЛЕНТИНА БИННАР

АННА БРЮЭЙ

0x08 graphic
ХРОНИКИ ТЕМНОГО МИРА

НАЧАЛО

  
   ПРОЛОГ
  
  
   Никто не обратил внимания на высокую девушку в плаще. Летящая челка легла поверх солнечных очков, в которых, отражаясь, умирал сквер. И точно никто не заметил, что оставленная ею газета завтрашним числом - 25 сентября 21** года. Легкий ветер, потрепав уголок, перевернул страницу.
  
   Вампиры среди нас
  
   Фантазия безгранична. С незапамятных времен люди пытаются объяснить разные явления. И почти все давно изучены и подвергнуты сомнению. Даже ребенок может рассказать, что такое гром, но когда-то верили, что это проделки богов. Всё, что не вписалось в рамку понимания, попало на страницы мифов и легенд. Но кое-что осталось за гранью.
   Если собрать все истории, получился бы не один том по рассказам очевидцев. И неважно, были это контакты с инопланетянами, привидениями или вампирами - все они имеют общий корень. И необязательно считать контактеров душевно больными. Их можно объединить в одну группу людей, что попали в нужное время в нужное место. И почему человек привык считать себя единственными на Земле, когда факты говорят о другом? Пусть ученые не дают внятного ответа - кто такие вампиры и существуют ли они на самом деле. Вполне возможно, они живут среди нас и у них есть причина оставаться в тени. Человек просто не готов получить формулы в руки, если его сознание далеко от цифр. И неизвестно - наступит ли этот день математического просветления.
   Что мы знаем о вампирах кроме того, что они пьют кровь? Легенды разных народов видят их по-своему, приписывая боязнь солнечного света, неуязвимость, бессмертие - общее остается одно - им нужна человеческая кровь.
   Нам удалось поговорить с кандидатом исторических наук, руководителем международного центра контактов с внеземными цивилизациями, председателем стола "Высший разум" Иваном Сергеевичем Талюмовым. Он первый, кто поднял вопрос о существовании вампиров и вынес его на обсуждение международного собрания. Ему удалось получить источник финансирования изучения главной темы. Позже, когда первый Стол был закрыт, он взялся за второй проект, а позже возглавил Международный центр по Внеземным контактам. Ходили слухи, что это всего лишь прикрытие, и что Талюмов не оставил исследования в области мистификации. Именно так описал его деятельность главный соперник Мстислав Правый. На сегодняшний день Иван Сергеевич неохотно дает интервью, но в одной из бесед нам удалось узнать некоторые подробности.
  
   Корр.: Иван Сергеевич, ответьте на главный вопрос - существуют ли вампиры на самом деле? Или это, действительно, миф?
  
   И. С. Тал.: Смотря, что вы понимаете под словом "вампир". Если брать давно сложивший образ - покойник, что встает из могил и отправляется на поиски свежей крови, то, думаю, нет. Это все-таки, миф (улыбается)
  
   Корр.: А как тогда, Иван Сергеевич, вы понимаете это слово? Что для вас те существа, что вы изучали, когда создали свой первый Стол? Тогда вы открыто заявили, что вампиры существуют, что они живут среди нас и ничем не отличаются от людей. Так же вы сказали, что у вас есть доказательства, тем самым привлекли инвесторов, заявив, что для человечества такие знания станут самым важным открытием.
  
   И. С. Тал.: В тридцать лет я мог принимать за правду те вещи, что позднее просто обесценились. Мне казалось, что я приблизился к пониманию темного мира, но, как вышло, я ошибался.
  
   Корр.: Вы можете поделиться вашими предположениями?
  
   И. С. Тал.: Во-первых, вампиры живут среди нас. Соседи по лестничной площадке, друзья, да и просто прохожие - что мы знаем об этих людях? Да практически ничего. Нам сложно заглянуть в толпу, чтобы понять, кто человек, а кто просто хочет им быть. Но как бы вампиры не скрывались, вокруг них всегда есть что-то гнетущее. Иногда хочется распрощаться с таким человеком, как можно быстрее и больше никогда не заводить с ним разговоров. Возможно, вы просто не обратите на такого человека внимания -главное условие - не выделяться. Они обладают огромной силой, могут перемещаться в пространстве и времени. Вот почему я говорил о большой ценности для науки. А вечная жизнь? Разве этого мало для изучения подобного явления как "вампир"? Но, помимо прочего, они опасны. Самое главное для них - это тайна, избранность. По сути человек и те, кого принято называть вампирами, ничем не отличаются, разве что структурой ДНК.
  
   Корр.: То есть вы хотите сказать, что получали в руки материал для исследования?
  
   И. С. Тал.: Я этого не говорил, это мои предположения.
  
   Корр.: Тогда ответьте на главный вопрос: с чего начался ваш путь? Почему именно вампиры? Вы вполне могли бы изучать тех же бабочек, например? И не обидно ли вам, когда вас называют "мистификатором"?
  
   И. С. Тал.: Однажды я столкнуться с вампиром, или тем существом, которого так принято называть. А насчет обид - рано или поздно все тайные двери открываются. Нельзя винить другого лишь за то, что он с тобой не согласен.
  
   Корр.: То есть вы - контактер?
  
   И. С. Тал.: Получается, что так.
  
   Корр.: Нам остается поблагодарить Ивана Сергеевича и пожелать ему терпения и удачи в таком непростом деле. И еще, что бы вы посоветовали или пожелали нашим читателям, если им предстоит столкнуться с вампирами?
  
   И. С. Тал.: Не теряйте голову.
  
   Прим. Ред.: После подготовки материала стала известно, что Иван Сергеевич скончался на 121 году жизни. Вечная память человеку, который так и не приблизился к правде.
  

Мифы порождают реальность.

   0x08 graphic
   Глава 1
   Новые знакомые
  
   Любая возня начинается утром. Особенно, если это первый день каникул, и ты решила отметить его долгим сном. Меня зовут Таня Харитонова и, если кто-нибудь спросит, что происходит под окном в девять утра - я все равно останусь Таней Харитоновой, школьницей - у которой позади трудный учебный год. В то утро, не смотря на то, что глаза слипались от ночного чтения, любопытство взяло верх. Сколько я помню, дом напротив, пустовал. Не считая бесконечные ремонты, канитель такого рода впервые. Кто-то действительно решил стать нашими соседями, а не просто попялиться на особняк. Именно так поступало бесконечное число покупателей.
   Откинув одеяло, я встала, поймав отражение в зеркальном шкаф-купе, и поправила фиолетовую пижаму. Книга, запутавшись в складках одеяла, с глухим стуком упала на ковер. Темнота скрывала половину лица юноши-вампира под именем автора "Додди Уильямс". Острый взгляд и загадочная улыбка, казалось, съежились от дневного света.
   Пригладив волосы, я ступила на балкон. Деревянный пол приятно холодил ступни, а внезапный порыв ветра вернул голове прежний вид. Я посмотрела вниз. Дом напротив принимал новых жильцов. Странно, почему это происходит сейчас - его отремонтировали еще в прошлом году. Иногда не по себе из-за черноты окон, но теперь всё изменится, и в них появится свет. Хотелось поскорее узнать, кто они и откуда приехали. Лысый долговязый мужчина доверия не внушал. Пусть одет он был солидно - жилет тонкой вязки, галстук. Всё это не умоляло грубости. И неуместно, как и теплый костюм-тройка в такую прекрасную погоду.
   Он управлял сонным квартетом - одни попарно разгружали машину с мебелью. Другие, школьного возраста, разбирали ГАЗель с коробками. Те, что крутились у машины, я узнала - за небольшую сумму они готовы немного потрудиться. А вот лица школьников так и не удалось разглядеть.
   Ветер набирал силу, играя с молодой листвой. Прижав волосы плечом, я продолжила наблюдать. Лысый извлек из кармана брюк блокнот, делая пометки, а потом поднял голову и посмотрел на меня. Я обняла себя за плечи, и на время я утратила интерес к происходящему. Вернувшись в комнату, я подняла увесистый том и положила на стол. Книжный шкаф в комнате был, но там этой книге не место. Мама, что не разделяла любви к мистике, сделала подборку классической литературы. Из уважения к ее стараниям, я выборочно пролистывала некоторые, но так и не смогла оценить такого подарка.
   Убрав постель, я расчехлила ноутбук, и пока он загружался, решила прогуляться в кухню за завтраком. Лестница, уводя вниз, привычно скрипела, но впервые торопиться некуда. От таких мыслей в то утро захватывало дух.
   Гостиная утопала в свежести - открытое окно впустило ветер, что пытался перелистнуть газету на столике рядом с полукруглым диваном. Кухня встретила ослепляющей белизной и полупустым холодильником - предстояло прогуляться за продуктами - как об этом еще вчера настоятельно просила мама.
   Приготовив чай и бутерброды, я вернулась в комнату. Когда пришла идея разместиться на балконе - с улицы снова раздался словесный нагоняй. Надо же - все молча терпели. Сколько могло стоить простое человеческое терпение?
   Ноутбук занял все пространство столика. Бутерброды легли на колени, а чай пришлось держать в руках.
   Из-за непростого финансового положения летом мы остались дома. Мои знакомые разлетелись по теплым уголкам, а мне достался сектор и скука всего мира. Каникулы предстояло провести в обществе родителей и книг. Долг по кредиту внес коррективы на счет нашего отдыха, и рассчитывать на что-то интересное в моей жизни не было смысла. У мамы свое ателье и, после нескольких лет работы в тесной каморке на окраине города, она решила переехать в просторный салон в центре города. Мама сделала ремонт и оборудовала по своему вкусу.
   Вспомнив про обязанности, я отнесла пустую чашку и блюдце в кухню, а затем стала собираться в город. Мама позаботилась заранее - новые купюры и список продуктов я получила еще вчера. Родители будут поздно, но хотелось отделаться от этой обязанности как можно скорее.
   Отец работал инженером в промышленной компании, носил усы и маленькую бородку. Никогда не вылазил из джинс и ярких рубашек, а по воскресеньям гулял с удочкой к реке. Вечерами, нацепив круглые очки, он читал вчерашние газеты. Его звали Антон Харитонов, и он слишком ценил уединение.
   Мама, как я уже говорила, содержала ателье, и весь гардероб состоял исключительно из ее работ. Она бы и меня обшивала, но меня устраивала одежда из торговых центров, куда мы каждый сезон совершали набеги. У нее самое чудесное имя - Альвина, под маской которого скрывалась своенравная женщина-абсурд. Вторая мастерская устроилась в подвале. Когда она брала работу на дом, гудение и лязг швейной машинки слышно на втором этаже. Отец потратил много времени, чтобы из мрачного подвала сделать хорошо освещенную комнату. А мама обставила его столами и манекенами, и почти все выходные проводила в обществе кройки и шитья.
   Что же интересовало меня, кроме чтения книг о вампирах? Я не могла похвастаться каким-либо увлечением и это напрягало. Еще год и нужно будет делать выбор. Но кем я хотела стать, совершенно не представляла. А может, любовь к чтению тоже из этой области? Будет справедливо, если я захочу стать писателем. Но это вряд ли - самые блестящие, на мой взгляд, сочинения украшали тройки. Так как пока нечем блистать перед остальными, я восхищалась чужими достижениями. Хотя бы того же Додди Уильямса, книгу которого я дочитала этой ночью. Муки писательства казались такой же дерзкой мечтой - как прыжок в открытый космос.
   Закрыв дом на несколько запоров и замков, я вышла во двор, сжимая небольшую сумку. На ногах красовались белые туфли-лодочки. Настроение поднималось от одной мысли о предстоящей вылазке - не чтобы отправиться на занятия, а просто так и почти добровольно. Заперев невысокие ворота, я направилась в сторону остановки, что обычно занимало примерно пять минут.
   Команда лысого почти закончила разгружать машины. Самого хозяина я не видела, а вот одного парня удалось разглядеть. Мы были примерно одного возраста. Вылинялая футболка и песочного цвета шорты, чуть длинноватые русые волосы, что постоянно лезли в глаза. Кажется, его я где-то уже видела, но так и не смогла вспомнить. Он посмотрел на меня, не скрывая интереса.
   Быстрым шагом я направилась в нужную сторону. Песок под ногами забирался в туфли. Ветер перестал быть таким жадным. Ласково обдувая лицо, он разговаривал со мной приятными запахами. Солнце било в глаза настолько сильно, что пришлось достать из черные очки. Оказавшись на остановке, я огляделась. После чего сняла туфлю и, оперевшись на скамейку, принялась выколачивать песок. Надев лодочку обратно, я потопталась, смирившись, что все песчинки вытрясти все равно не удастся. То же самое я проделала и со второй.
   На горизонте появилась компания восьмиклассниц, дорвавшихся до моды. Шпильки, короткие юбки делали их похожими. Только одна девушка с мужеподобным лицом никак не вписывалась в компанию. Ира Майорова жила на окраине поселка с матерью. Слушая не смешные шутки, я сгорала от желания увидеть автобус. Он появился через минуту. К этому времени подтянулось еще несколько человек. Остановка вмиг опустела, и скоро мы выехали за полосу сектора. Люк над головой совсем не спасал от духоты. Я села подальше от девичьей кампании и разговорах о шмотках. До моего уха доносились обрывки разговора. Я достала из сумочки плеер и приготовилась воткнула наушники, как услышала грубый голос Иры:
   - Вы видели, кто теперь будет жить в доме Петухова?
   Я опустила руки.
   Подружки заверили, что не знают, тогда она сказала:
   - Не знаю, кто они, но парень, скорее всего сын, очень симпатичный. Я видела его утром в магазине. Такой странный, - Ира задумчиво тряхнула головой, словно рассеивая видение. с
   За окном лесополоса сменилась гаражами, а вдали обозначились многоэтажные дома. Просто не верилось, что несколько лет назад наша семья обитала в одном из таких строений. Автобус шел ровно. Салон заполнял запах горячей обивки и пыли, и не терпелось вырваться из плена багровых занавесок.
   Я сняла наушники и выключила плеер.
   Покинув раскаленный салон, я одна из первых вышла на улицу. Сумочка приятно отяжеляла запястье. Черные очки погрузили в полудрему. Может быть поэтому, я не заметила вора, что вырвал из моих рук сумочку и быстро дал деру, расталкивая прохожих.
   - Эй! - громко крикнула я и бросилась за ним. Один из прохожих захотел схватить вора, но тот увернулся. Молодой человек бросился следом, отвоевав сумочку. Я так и не поняла, почему он отпустил вора, но скоро мои вещи вернулись, и стало все равно. Спасителю на вид лет девятнадцать. Шорты песочного цвета и футболка с принтом. На ногах кожаная пляжная обувь. Уложенные светло-русые волосы взъерошились от недолгой погони. Он навис надо мной и молча, вернул сумочку, бросив озлобленный взгляд. Проронив: "Спасибо", некоторое время я смотрела ему в след.
   Купить все необходимое планировала в супермаркете. Я взяла противоположный курс и все никак не могла выкинуть из головы глаза случайного спасителя.
   Машинное соло разбавляло уличное радио, вещая об очередной распродаже. Поток людей был похож на поток машин. Сумочку, которую я теперь сжимала крепко, постоянно задевал какой-нибудь торопливый прохожий.
   В холле меня чуть не сбила ростовая кукла-помидор. Вручив зелеными лапами листовку, она продолжила крутиться. Бегло прочитав рекламный проспект о Вкусном кетчупе, я скомкала бумажку и отправила в урну. Передо мной разъехались стеклянные двери, и, зацепив корзинку, я достала из заднего кармана список. Я делала покупки на автомате, думая о том парне. Он зашел следом и остановился у мясного прилавка. Он расспрашивал продавщицу, тыкая в витрину. Та отвечала с улыбкой, кокетливо поправляя синий чепчик. Я опустила голову, делая вид, что изучаю этикетку. Буквы плыли. Я отправила банку в корзину, не рассчитав точность. Звонкий удар был слишком громким. Рука будто нарочно скользнула, и через секунду на меня озирались покупатели, пока я с досадой смотрела на алую кляксу на полу. Парень искоса посмотрел на меня, сдерживая мешок. Брызги окропили прилавки и мои ноги, как свежая кровь. В мою сторону спешила уборщица. Девушка с мясного отдела взвешивала кусок охлажденного мяса, искоса поглядывая на эпицентр события. Схватив такую же банку томатного соуса, я сбежала к другим стеллажам, наспех выбирая продукты из списка.
   Расплатившись, я вышла из магазина с тяжелыми пакетами и мыслями. На остановке я встретила знакомых из поселка. Поздоровавшись, я поставила сумки на лавку.
   Очень скоро жители сектора, как спасательный отряд погрузились в автобус, пока я, как гусыня, торопилась занять свободное место. Машина тронулась, чуть не свалив меня с ног. Один из пассажиров попросил подождать - за автобусом следил мой спаситель. Я никогда не видела его в секторе. Он немного скривил губы, заметив меня - я застряла в проходе с пакетами и торчащей сбоку сумочкой. На этот раз я успела сесть в безопасном режиме. Парень затерялся на первых рядах, исчезну из поля зрения. Слабая догадка возилась в голове, пока я обдумывала свои приключения. Хвост на голове растрепался. Тонкая струйка пота стекала за воротник, сводя все мечты в душевую кабину. Салон приятно покачивался, и скоро я перестала волноваться по поводу неудавшегося ограбления и томатов. Следом стали затухать другие неприятные моменты. И, когда я уже приготовилась покинуть безвоздушное пространство салона, я окончательно вернулась к своему прежнему "я".
   Двери с шипением распахнулись, парень вышел первым, а я, как раз, не спешила - мне вообще некуда спешить. Но когда я ступила в горячий песок, почувствовала, как возвращается нервозность с крупинками в новенькие лодочки.
   Первым делом я приняла душ, тщательно смывая раскаленный город. Продукты наполнили застоявшийся холодильник, а я почувствовала себя героем. Совесть скромно напомнила об ужине, но недавний конфликт с мамой не позволял приближаться к плите. На прошлой неделе я уже готовила без посторонней помощи. Конечно, идея принадлежала не мне. Мама работала в ателье над очень важным заказом, а мое безделье нависало надо мной как ядовитый плющ. Шитье, вязание, готовка -каким-то волшебным образом не подчинялись мне, как существу женского пола. Конечно, я могла подбить распустившийся шов или сварить что-нибудь, только потом плоды этих трудов придется выбросить. То, что я готовила, оказывалось несъедобным. Я не могла понять, почему мне не удаются простые вещи, которые должна уметь каждая женщина. Но мама решила, что я нарочно порчу продукты. И в тот раз она настояла, чтобы я постаралась приготовить что-нибудь, отчего хотя бы не стошнит. Она попросила испечь курицу в и отварить картофель. Ничего сложного - смешать, высыпать и не дать сгореть.
   К приходу мамы в кухне витали приятные запахи - и я решила, что проклятье, что довлело надо мной, отменила курица-мученица. На меня сыпались похвалы, но, после того, как все сели за стол, пришло отчаянье. Первой попробовала Альвина - надкусив сочную голень, она замерла. Очень осторожно она положила в ладошку то, что оказалось во рту. Отец замер. Он ухмыльнулся и тоже решил попробовать то, что с таким старанием готовила я. Челюсти двигались медленно, словно ему предложили попробовать змею. Он переглянулся с мамой, проглотив с несчастным видом небольшой кусок. Мама взорвалась. Я, молча, слушала выговор за все испорченные продукты, вцепившись в столовые приборы. Я старалась сохранять невозмутимый вид, так как знала - моей вины в этом нет. Я не сыпала в курицу землю, лишнего перца или толченого стекла с песком - просто мне не дано освоить кухню. Поэтому, когда она замолчала, я вставила свое слово. Я сказала, что не имею представления, почему всё, что готовлю заранее несъедобно. В тот вечер мы ужинали в кафе, но даже поэтому я не признавала вины. Конечно, я могла мыть посуду, приводить в порядок дом, а вот на кулинарии я раз и навсегда поставила крест.
  
   Покружив в кухне бесцельной мухой, я вернулась в комнату и проспала до самого вечера в наушниках. Меня разбудила мама. Она закрыла окно и включила ночник. Я немного продрогла и во сне натянула на себя язык покрывала.
   - Что же ты ночью собралась делать? - спросила она, осторожно извлекая из ушей капельки.
   Я промычала, что смогу найти себе занятие. На что мама хитро улыбнулась и позвала в кухню что-нибудь перекусить. Я окончательно проснулась, поблагодарив сумасшедшую фею за хорошее настроение мамы.
   - Как съездила в город?
   - Ужасно, - голова кружилась от одного упоминания о сегодняшней поездке, - меня чуть не обокрали, но меня спас какой-то хам, так что все в порядке.
   Я зевнула, перевернувшись на спину. А мама едва сдерживалась:
   - Рада, что обошлось, вставай, расскажешь потом
   Мам ушла, нарочно оставив дверь открытой - она знала, что больше всего я не любила, когда кто-то так поступал, и что, скорее всего я быстрее поднимусь на ноги. В коридоре горели настенные светильники - вечер начинался, когда загорались эти огни. Свободное пространство на лестнице просто сводило меня с ума, и я встала. Вспомнив про новых жильцов, я плотно задернула шторы. Нужно привыкать к тому, что за тобой могут нечаянно подглядеть - дом напротив всегда пустовал.
   Сгладив кроватные беспорядки и собрав волосы в тугой пучок, я покинула комнату, оставив свет - этого не могла терпеть моя мама. Всё наше совместное существование предполагало борьбу. И я не знала - чей вздох облегчения станет громче, когда я покину дом в поисках своей жизни? Отец недоумевал - как мы умудряемся так любить и ненавидеть друг друга? Он всегда сохранял суверенитет, вмешиваясь по необходимости, и чаще всего делал вид, что ничего не замечает. Или не понимает.
   Я хлопнула дверью, отчего качнулся ловец снов, который заботливо пригвоздила мама. Ей не нравилось то, чем я увлекаюсь, но, похоже, она смирилась с тем, что страшилки доставляют мне большое удовольствие. И ловец снов оберегал меня от кошмарных снов. И, пока я спускалась, шурша по гладким перилам, до моего уха доносился стук бусин индейского оберега.
   Гостиная пустовала - семья собралась в кухне, изо всех сил гремя посудой. Мое появление заставило сверкнуть очки отца, а мама глубоко вздохнула, нависнув над плитой. Стол украшал букет полевых цветов - мама предпочитала дорогим именно такие. Отец, наверняка, долго собирал букет - настолько он был красивым. Я села за стол с мыслями о том, как хорошо, что родители в суматохе находят место приятным моментам.
   - Не хочешь помочь маме? - отец толкнул меня острием локтя. Мама опередила меня:
   - Поможет в другой раз, - наверно, ей сделали интересный заказ, и рано в постель она не ляжет. После ужина Альвина спустится вниз и наладит швейную машинку.
   Быстро проглотив зеленую смесь витаминов и прочей полезной ерунды, я рассказала родителям про город, и какой там уровень преступности. Конечно, я скромно умолчала про разбитую банку. Когда я сказала, что мой спаситель, в конечном итоге, ехал в автобусе, отец пожал плечами и сказал:
   - Возможно, это сын наших соседей, Марку примерно столько же лет, сколько и тебе. Я разговаривал с его отцом, он расспрашивал о рыбалке и где можно отдохнуть. Про наши места. Ну и так попутно рассказал о своей семье. Его, кстати, зовут Егор Мурич, он адвокат, у него офис в городе. Жену зовут Маргарита, она работает в службе знакомств - отец словно рисовал, размахивая ложкой, изображая бакенбарды нового хозяина дома Петухова. Значит лысый - совсем другой персонаж, и он не будет жить напротив. Хоть какие-то хорошие новости. Вдохновленные жесты отца указывали на то, что ему понравился адвокат, и скоро он пригласит его скрестить удочки. Что ж, я рада, что отец перестанет докучать рыбалкой - сколько пришлось искать повод, чтобы не ходить ловить рыбу. Всё равно его мелочь есть некому - кот Енот пропал месяц назад, а с ним всякое желание иметь живность в доме.
   После ужина мне досталась посуда. Отец, медитируя над пустой тарелкой, признался, что очень устал. Мама, покачивая в руке бокал с водой, сказала:
- Ты отдыхай, - она посмотрела на золотую нить наручных часов, а потом добавила, - Танюш, уберешь, а я в подвал. Потом спустишься, как закончишь, поговорим.
   Отец встал и подошел к маме, чтобы подарить ей воздушный поцелуй в висок. Обойдусь, подумала я, когда отец прошел мимо. Последний раз он целовал меня перед сном лет в семь. На выходе отец щелкнул выключатель, и мы остались в слабом освещении небольшой лампы над рабочей зоной. На лицо мамы легла тень. Она сделала глоток из сверкающего стакана, поймав тусклые лучи изогнутым дном.
- Может, мы сейчас поговорим, - я взяла виноградину из плетеной корзинки.
- О чем? - встрепенулась Альвина.
   - Ты хотела со мной о чем-то поговорить.
- А, точно. Просто твой отец решил, что я мало уделяю внимания твоему воспитанию, - виноградина стала поперек горла. Поздно что-то они спохватились, - вот и я решила сделать ему приятное.
- Мы и, правда, мало разговариваем. Как мать и дочь, имею ввиду, - я поднялась, чтобы собрать пустые тарелки.
- Ну ты заходи, поболтаем хотя бы про того парня, - мама одним глотком осушила стакан.
- Мама! - когда она успевала читать мои эмоции. Она оказалась права - тот парень все еще крутился в голове.
- Мне интересно, - она вцепилась в меня зелеными глазами, словно умоляя дать ей шанс быть хорошей матерью.
   Не выйдет.
- Ладно, - она сдалась после того, как я повернулась к ней спиной и уже устроилась около раковины, - не забудь вытереть со стола.
  
Я включила кран. Из-за шипения воды разговор стал невозможным и мама ушла. Что касается посуды - здесь я могла не притворяться - я ненавидела ее мыть. И искренне верила в посудомоечную машину. Почему процесс намачивания и намыливания выводил меня из себя. Выключив кран, чтобы сделать воду похолоднее, я услышала родительскую перепалку. Подняв непослушный рычаг, я заглушила споры, и чуть не обожгла руку. И да, таких кранов, у меня не будет. А что касается родительских скандалов - ни одна семья без них не обходится. Газировка пенится, если ее хорошенько встряхнуть. Так и мои мама и папа - нечаянная встряска полезна и, скорее, закаляет брак, чем разрушает. Они любят друг друга - почему бы им иногда не покричать. Я закончила мыть посуду, а в глазах как на водной глади расходились круги от энергосберегающего света. С большим удовольствием я щелкнула маленькую кнопку, и скоро вышла из мрака, в который погрузилась кухня.
   Родители затихли, но все равно навестить маму я решила позже. Если Альвина решила кроить, это будет продолжаться долго. А после ссоры она может забыть про часы. Тем более, в ее подвале, как в казино. Я поднялась в комнату и с сожалением осознала, что мама не пришла проверить, как я не экономлю. Ночник горел. Я плюхнулась в кровать, расслабившись. Так случалось всякий раз, когда подворачивалась хорошее чтиво. Но в этот раз волна отхлынула быстро - переживания по поводу родителей затмили любимого героя с клыками. Нет, я должна узнать, что произошло. Я, как будто извиняясь перед романом, спрятала книгу под кровать. Потушив свет, я прокралась вниз.
   Низкие потолки маминого подвала обтянуты бледно-розовым полотном. Здесь я чувствовала себя Гулливером. Когда весь дом нависал над тобой, хотелось пригнуть голову от неприятного давления.
   Деревянные стены еще хранили запах лака, что перебивал другой. Мама, забыв про обещания мужу, курила, размышляя над набросками.
   - Ты же не хочешь, чтобы он узнал, - я улыбнулась, ожидая от матери того же. Но она махнула рукой, разогнав облако дыма - ты показываешь плохой пример, - я села на ступеньки.
   - Ты уже взрослая. И знаешь, что хорошо, а что плохо.
- Выяснять отношения громче, чем положено - тоже плохо, - я вздохнула, погладив колени.
   - Будь ты моей подругой, может быть я с тобой и обсудила это
- Да ладно, вы ведь мои родители. Я никогда не дорасту до ваших проблем.
   - И в кого ты такая умная? - она ткнула в меня пальцами с зажатой сигаретой.
- Уж точно не в папу
- И чем же тебе папа не угодил?
- Он инженер. И слишком много времени проводит с машинами. Он наверно думает, что ты и я, станки.
   Мама ухмыльнулась и утопила окурок в одноразовой пепельнице, сделанный из обрезанной пластиковой бутылки.
- Ты бросишь?
   Мама пожала плечами, сгорбившись над столом. Она спрятала пепельницу с водой в выдвижной ящик.
- Иди, читай, все нормально.
- Точно?
- Мне клятвенно заверить?
- Давай, я это выдержу.
   Альвина замерла, словно подбирая самую действенную клятву, а затем взяла со стола крошечный мелок и запустила в меня. Я увернулась. Это особенная клятва - бросаться в людей всем, что подвернется под руку. Я с удовольствием покинула мамину нору - тяжесть дома давила. А скрипящие ступени будто угрожали хрустнуть в любой момент. Для убедительности опасного места ей не хватало развесить паутину по стенам. После нашего разговора, я взяла в руки книгу и забылась.
  
   Я проснулась с неприятной возней в душе. Солнце подкрадывалось к зениту. Утро осталось далеко позади. Как я вообще могу спать, когда остальной мир бодрствует? Оказывается, что могу, еще как могу. В кровати я провела некоторое время с закрытыми глазами. Что-то подсказывало, что ночами лучше спать, а книгу стоит вернуть. Сектор я любила за старую библиотеку - потрепанные книги западных авторов, надежно сохранившиеся в тесном помещении. Когда-то это здание будоражила чья-то молодость. Здесь располагался клуб, а библиотека, как счастливое приложение для тех, кто не верил в танцы. Но клуб превратился в кружок пенсионера, а библиотека продолжала отвоевывать время. В стойку, за которой сидел страж знаний, был вмонтирован электрический камин. Зимы здесь воистину холодные, и древний Семен Семенович любил жаловаться на сие неудобство. Когда ему исполнилось семьдесят, он завел на меня карточку. А он до сих пор ковыляет среди старых книг и продолжает любить эту работу. Когда я поскребусь как мышь и толкну дверь, мне как всегда улыбнется худой низкий старичок с жидкими белыми волосами. Железные зубы напомнят привычно сверкнут, я поздороваюсь и оставлю книгу. Библиотекарь спросит, что нового, я, может быть, поведаю о соседях или еще о какой ерунде. Потом затеряюсь в книжном царстве, где пахнет вечностью, выберу что-нибудь повампиристее и вернусь в мир обычных людей.
   Стоило открыть глаза, как яркий свет порезал зрачок, а в голову прокрался туман. Я натянула одеяло, разрабатывая план побега из сонных грез. Так пришла идея сварить кофе. Тонкая занавеска скрывала прекрасное утро. Деревья молчали, обещая жаркий день. Я замерла у окна, вглядываясь в неподвижные листья, проникая дальше к темному соседскому окну. На секунду показалось, что за мной наблюдают. Рука дрогнула, и я приложила холодную ладонь ко лбу, успокаивая себя. Определенно стоило спать по ночам. От пустоты стало не по себе. Досада, что охватила меня, чуть не уложила обратно в постель, и я пообещала себе - больше никаких книг и вампиров.
   В кухне я обратила внимание на стол - букет пропал. Я представила, как мама утром заталкивает несчастные ромашки и васильки в мусорный пакет и туго перевязывает. Пока я отвлекалась, прилипнув к стеклу высматривая пустой двор, убежало кофе, и утро запахло по-новому. И совсем не бодряще. Я плюхнулась на мягкий стул, пытаясь взять себя в руки. Мне определенно не нравилось ощущать себя разбитой и сонной. Поэтому прогулка помогла бы сейчас больше, чем обжигающий кофе. Большие соломенные часы в виде шляпы немного спешили - недавно мама призналась, что нарочно передвинула минутную стрелку, чтобы никто не вздумал опаздывать. Стена напротив кухонного гарнитура долгое время пустовала, пока друг не подарил папе эти часы. Он привез их из Мексики. Вот уже год они исправно тикали. Даже сейчас они волшебным образом подгоняли меня.
  
   Скрипнув калиткой, я привлекла внимание соседа. Он разговаривал по телефону у черной иномарки. Наверно, низкорослый мужчина восточной внешности с аккуратной стрижкой, и был Егором. На вид ему слегка за тридцать. Светлая рубашка с коротким рукавом наполовину расстегнута. Короткие брюки и простые шлепанцы завершали образ нового соседа. Он кинул на меня всего один взгляд, а затем отвернулся. В руках замерла тряпка для полирования зеркал.
   Щелкнув потайной механизм ворот, я повернула налево, готовая расстаться с книгой, что столько ночей морочила голову. По дороге привязалась песня, шлейф из открытого окна соседей. Припев я мурлыкала всю дорогу, игнорируя песок и палящее солнце. Оно целилось в меня, отражаясь от окон высоких домов. Пройдя половину улицы, я снова повернула налево, попадая на центральную улицу - вместилище торговых точек и детского сада. Это здание едва ли не единственная новая постройка - остальное постепенно приходило в негодность. Рядом располагался заброшенный медпункт - лечиться предпочитали в городе. Следом ласково приглашали двери продуктового магазина с медлительной продавщицей. За ним выделялся другой. Синий купол вместо крыши напоминал о религиозной принадлежности хозяина. Напротив этой маленькой мечети стоял последний представитель продуктового братства, по размерам больше напоминавший ларек, куда я решила заскочить.
   После библиотека я планировала прогуляться по берегу, глотая ледяную колу. Разбитые ступени магазина пришлось преодолевать с осторожностью - мне так и не удалось прогнать туманную сонливость. Я вошла внутрь, поздоровавшись с плотной продавщицей с маленьким чепчиком на голове. У входа потел холодильник, полный  разноцветной воды. Я попросила открыть. Носительница смешного чепчика нажала пищащую кнопку, и я выудила ледяную колу, поверхность которой скоро покрылась испариной. Пока я вытаскивала из переднего кармана заготовленные купюры, в магазин зашел долговязый мужчина с рыжей копной. За ухом торчала сигарета, а в руках по-деловому болтались ключи от машины.
- Дай мне беленькой, - мужчина активно жевал жвачку и был весьма доволен собой.
- Сейчас обслужу девушку, - недовольно протянула продавщица, пробивая в кассу, а затем отщипывая сдачу.
   Получив бумажную десятку и несколько монет, я повернула к выходу.
- Ты что это средь бела дня?
- Да не мне. Ты не слышала, Ирка Майорова умерла?
   Я замерла, но все-таки предпочла подробности узнать позже и не здесь - откровенно выслушивая чужой разговор. Песня из головы пропала, и остаток короткого пути я проделала в размышлениях о девушке с грубым голосом.
  
  
   Сектор спасала яркая весна и пестрое лето - деревья и кусты прятали нелепые постройки с ненадежными заборами. Я шла медленно, одергивая себя на мыслях о смерти. Заскучавшему сектору будет, о чем поговорить. Новый счет сплетен открыт и пополняется с каждым новым слухом. Центральная улица не могла похвастать таким обилием песка. Местами ветер приносил маленькие барханы, засыпая выбоины дорог. Скоро показался козырек старого дома культуры. Вокруг разрослась семья акации, в былые времена дискотек места для поцелуев. Низкое крыльцо жалким видом, извиняясь приглашало внутрь, но нет, вход в библиотеку был с торца. Я обогнула одноэтажное здание, наступив на деревянный тротуар. Стук каблучков заставил почувствовать себя элегантной дояркой. Этот звук, казалось, разбудил двор казенной территории, а сам сектор замер, заткнув глотки птицам. Акации сменили уродливые березы, что как сиамские близнецы делили один ствол, преграждая путь. Здесь же отстаивал право на память мемориал героям Великой Отечественной. Тень от памятника стрелкой указывала на обитую дверь. "Муниципальная библиотека" - скучая сообщала железная табличка. Оказавшись в привычной темноте, я ощутила смесь казенных запахов и содрогнулась. Как объяснял Семен Семенович, у лампочки характер - хочет, горит, хочет, нет. Электрик разводил руками.. Немного привыкнув, я сделала уверенный шаг вправо. Наощупь я добралась до нужной двери. Лучи пробивали путь сквозь щели дверного проема. Я обрадовалась новой встрече с книжными полками, готовая вступить в помещение, залитое светом. Я схватила круглую ручку и дернула - как и с любой дверью здесь приходилось не тратить время на церемонии. В этот раз дверь не поддалась, и я снова потянула на себя. Ладонь вспотела и соскользнула.
- Библиотека не работает, - раздалось у самого уха.
Второй раз за день я испытала невыносимое чувство страха. Сердце подскочило, как на рок-концерте. Если верить слухам это был Марк, если верить фактам - это был мой спаситель из города.
- Семен Семенович заболел, - сказал он, вытаскивая руки из карманов шорт.
- А что здесь делаешь ты?
Он показал ключ, который, поймав луч из проема, блеснул.
- Нужно сдать книгу, - спокойно сказала я.
- Нет проблем, - Марку понадобилось некоторое время, чтобы открыть дверь. Я же смотрела немного в сторону, раскачивая прохладную бутылку. Когда он впустил меня, каждая клетка обрадовалась свету - высокие окна оставались открытыми - Живица, наверно, очень сильно заболел, раз забыл распустить кисти штор. Я положила книгу на стойку, поставив колу рядом.
- Сможешь сама вычеркнуть? - парень положил ключ на длинный стол, что стоял в самом центре. Сколько журналов перечитано здесь, уже и не вспомнить.
- Тебя Марк зовут? - мне наскучила эта нелепая игра в тайну имен.
   Он мурлыкнул. Честно говоря, мне понравилась идея самой вычеркнуть книгу из карточки. Я обошла стойку, где прятался вполне современный офисный стул на колесиках. Я заняла место библиотекаря, скрипнув сиденьем. Я отвлеклась, приобщаясь к таинству, потеряв из вида Марка. Скорее всего, он затерялся за дальним стеллажом, просматривая нужные книги.
- А можно взять другую? - громко спросила я.
   - Думаю, можно, - Марк вынырнул, откуда-то спереди высокой стойки.
- Что ты там делаешь? - не выдержав, спросила я.
- Скоро здесь появится компьютер. Буду прокладывать сети.
- Ого, - значит, библиотека еще кому-то нужна.
Я пододвинула коробку с карточками и стала искать свою фамилию на букву Х.
- Кстати, а тебя как зовут? - спросил Марк откуда-то снизу.
- Таня, - я нашла свою карточку и, взяв ручку из стакана, вычеркнула название книги. Затем я поставила подпись и воткнула карточку на место. Книгу я брала неделю назад, и не стоило труда вернуть ее на нужный стеллаж. Я обогнула камин, прихватив книгу с яркой обложкой. Марк выпрямился, наладив какие-то проводки.
- Любишь книги про вампиров?
- Есть немного, - я пожала плечами. На самом деле я обожала книги про вампиров. Те, кто живут вечно и питаются кровью своих жертв - вечная тема. Возможно, подумала я, глядя на Марка, об этом будет моя первая книга.
   - Надеюсь, ты будешь недолго, а то нужно вернуть ключи на пост.
Я заверила, что достаточно пяти минут и скрылась за одним из стеллажей с мистикой. Деревянные советские полки давно не внушали доверия. Казалось, книги держались на совести старого библиотекаря. Я пробежалась пальцами по старым корешкам, едва касаясь. Вернув на место клыки в твердом переплете, я вытащила первую попавшуюся с не менее яркой обложкой. Раскрыв ее бережно, не дожидаясь характерного хруста, я бегло прочитала аннотацию. Решив, что это то, что нужно, я направилась к выходу. Марк уже ждал меня, осматривая библиотеку.
- Красиво тут у вас, - он поднял голову, рассматривая расписной потолок, - а затем перевел взгляд на меня, - опять про вампиров?
- Ну и что? - действительно, что в этом такого?
- Да ничего, - ответил он, подарив улыбку, - идем.
   Марк предложил выйти через парадный.
- Так безопаснее, - пояснил он.
   Получается, посещая библиотеку с непостоянным освещением столько лет, я подвергала себя опасности. Я послушно направилась за ним. Он открыл дверь напротив, и мы попали в другой, но уже освещенный коридор. Дойдя до конца, мы свернули налево. В фойе за столом сидел охранник.
   Мы спустились по разбитым ступеням
- Ты не домой? - спросил Марк вкрадчиво. Я сказала, что собираюсь прогуляться по берегу
   - Можно составить тебе компанию? - немного заикаясь, спросил Марк. Я пожала плечами. Поняв, что парень не отстанет, я открыла колу и приложилась к горлышку. Закрыв крышку, я направилась в сторону берега. Марк шел рядом. Под ногами снова зашуршал песок, мы поворачивали на Береговую. Искусственная рытвина с изломанной колеей уводила к озеру, словно забыв, что по бокам на самом верху ютиться жизнь. Старенькие дома опережали засеянные картофельные поля. А у самого края, голосуя над обрывом, раскачивались березы. У дороги, как нечто неприметное, прятался молельный дом, оставив позади деревенские мотивы. Длинное одноэтажное здание когда-то принадлежало детскому саду. О нем напоминали разноцветные террасы за низким забором, где в теплые дни отец Михаил собирал учеников и освещал жития святых.
   - Как давно ты здесь?
Я сжала книгу в руке, сказав, что около пяти лет.
- Тебе нравится здесь?
- Наверно, - точного ответа я не знала.
   Вода прибыла, но ближе к осени она отойдет на приличное расстояние, чтобы обнажить мусор. Волна игриво плескалась, прыгая в ладони. Сев на корточки я гладила непослушную спину озера. Марк занял безопасную позицию, наблюдая за чайками, что с голодными криками носились над водой. Где-то высоко шумели деревья - обрыв не осыпался благодаря лесу.
- Холодная? - спросил он. Я не понимала, почему Марк не подходил к воде. Солнечные зайчики плясали на моем лице.
- Прохладная.
   Я выпрямилась и пошла неспешно вдоль берега. Ветер трогал подол платья. Марк прохаживался следом, с отставанием в несколько шагов.
   Наша прогулка закончилась неожиданно. Марку позвонили. Он слушал, а в конце сказал:
   - Хорошо, - и нажал сброс вызова.
   - Нужно идти, - я почти понимала его сожаление в голосе, но мне хотелось некоторое время побыть здесь. Я отвела взгляд в сторону - чайка выхватила с поверхности искрящуюся рыбу. Жертва плескала хвостом в радуге брызг.
   - Увидимся, - я улыбнулась, подражая солнцу.
   Марк взъерошил волосы и, повернувшись ко мне спиной, уверенно зашагал в сторону подъема. Я не стала провожать его взглядом, отвернувшись. Если ему придет в голову идея проверить меня. В стороне чайка, терзая добычу, устроила пикник у кромки воды. Вытягивая внутренности, она трясла клювом закидывая в глотку розовые кишки.
   Прогулка затягивалась. Оставшись в одиночестве, я сняла босоножки. Пусть и не такое уютное, совсем открытое, но озеро странным образом очищало меня. Наткнувшись на увязшее в песке бревно, я села с новыми мыслями. Я думала о Марке.
  
   В тот день я встретилась с Муричем дважды. Я уже подходила к дому, когда знакомая машина подъехала к воротам соседей. Когда сын с отцом вышли из машины, они посмотрели в мою сторону - должно быть Мурич рассказал о нашей встрече. А может - всему виной босоножки - что так нелепо болтались в руках, вместо того, что бы украшать ноги. Я действительно устала. Но в отличие от меня - Марк улыбался хоть и сдержанно, но бодро. Приятно думать, что в мрачном доме Петухова, живут вполне приятные люди. Калитка отскочила от руки, и ветерок, остуженный тенью ограды, обмахнул лицо. Из-за долгого пребывания на солнце, в глазах поплыла матрица пятен. А потом и вовсе потемнело. Гул в ушах отгородил меня от остального мира, и я едва не растянулась у крыльца, вовремя схватившись за перила. Я положила на ступеньку босоножки и книгу.
   - Тебе помочь? - Марк стоял рядом, надежный как страховой агент.
   - Не обязательно так подкрадываться, - укор в голосе зажег огоньки в его глазах. Я выпрямилась, пообещав себе, что больше не стану совершать такие безумные прогулки.
   - Ты не закрыла дверь. Я не мог смотреть, как ты умираешь от солнечного удара. Давай, помогу? - парень опустил глаза, закусив губу.
   - Да перестань, - я расправила плечи и подарила Марку настоящую улыбку, - справлюсь.
   Я поднялась на одну ступеньку, но он по-прежнему возвышался надо мной.
   Парень усмехнулся, предупредительно заметив:
   - Аккуратней на ступенях. Увидимся, - он поднял книгу и босоножки. Марк ушел, закрыв за собой дверь. Щелчок задвижки разрядил воздух, и я поднялась в дом, насвистывая прилипчивую песню.
   До самого вечера я хранила сон, как доисторическая невеста непорочность, слоняясь по дому в поисках настроения. Помнится, мне предлагали подработать. Сейчас я бы с жадностью ухватилась за подобное. Но тогда в последний месяц весны такое предложение звучало, как крик "майской кошки". Глупо и не к месту. К приезду родителей, я накрыла на стол, разморозив котлеты с рисом. Из-за нехватки времени и моей криворукости, мама готовила с запасом. Поэтому морозильная камера всегда забивалась до отказа. И когда только матери успевают?
   Пока я мыла под проточной водой овощи, в голове прокручивался будущий диалог с отцом. Мне нужна работа. Я ни дня больше не проведу одна в пустом доме. В графин с соком оставалось добавить немного холода и заботы. Кусочек льда в крутящемся пируэте отлетел под стол, а я бросила взгляд на часы - уже как полчаса родители должны появиться дома. Выудив полурастаявший кусок из-под стола, я выбросила его в раковину. Неестественный звук нарушил тишину, под звук хлопнувшей двери. Вздох облегчения отправил в меня маленькую дозу уверенности. Я высыпала куски хрустящего льда в графин и громко позвала маму. Вместо ответа последовала неловкая тишина. Я вышла в гостиную. Отец как раз вешал шляпу на рога.
   - Привет, - сказала я, - а где мама?
   - Осталась в городе. Очень срочный заказ, - в его голосе как будто отключили электричество. Никаких эмоций. На моей памяти она никогда не ночевала в ателье. Если могла, она брала заказы на дом, но оставаться на работе - не похоже на мою одомашненную мать. В другой раз наряд отца показался бы смешным, и мы с мамой посмеялись бы. Как деловой и важный сотрудник, он должен был носить костюмы, и я даже не знала, как на работе относятся его странным нарядам. Просторные шорты ниже колен, рубашка и тонкий пиджак. И еще эта шляпа.
   - Всё в порядке? - в руках по-прежнему был нож для колки льда.
   Отец пожал плечом и скривил губы, комично дернув головой. Он скрылся в спальне, а я убрала один прибор, приготовившись к тихому ужину. Видимо, разговоров не будет.
   Так и случилось. Пропажа аппетита для него осталась незамеченной, я отставила почти нетронутый ужин и поднялась в комнату, чтобы позвонить матери. Пока монотонные гудки отсчитывали время, за дверью притаилась целая вечность. Я вышла на балкон, и, наконец, услышала ее голос.
   - Ты где? - в голосе звучала нарочитая строгость.
   - А что сказал тебе папа? - она курила
   Я не стала торопиться с ответом. Конечно, я могла солгать. Тогда, по крайней мере, стало известно - действовали ли родители сообща? Или новая ссора готовила кое-что пострашнее бытовой размолвки? Но я не стала мутить воду раньше:
   - Он сказал, что у тебя очень срочный заказ.
   Мама взяла короткую паузу, и спросила на полувздохе:
   - Помнишь, я тебе рассказывала про близнецов Лукиных Катю и Лену?
   Конечно, я помнила историю двух девочек. И как вообще не вспоминать, если приемный отец, Василий Петухов, был владельцем дома напротив? Он и будущая жена погибли, так и не отметив новоселье. Подробности тех лет стали похожи на миф. Предприниматель познакомился с Миленой Лукиной. Молодая мать одиночка серой внешности скоро стала невестой Петухова. Он пожертвовал ради нее родительским благословлением - мало кому нравилась Милена. Подарком на свадьбу должен был стать особняк, что как новый стоял вот уже 19 лет. Дом несколько раз менял хозяев, но каждый раз все заканчивалось на очередном ремонте. Никто так и не жил в его комнатах, а дурные слухи порождали новые легенды.
   Собственно поэтому нам удалось купить участок - спросом тот не пользовался - кто захочет жить напротив дома с плохой репутацией.
   Безутешная мать Петухова забрала близняшек, а дом продала. И, если верить слухам, очень дешево.
   - Конечно, помню, - отозвалась я.
   Крона дерева поймала за хвост ветер, отозвавшись треском в телефоне. Потоптавшись на балконе, я зашла в комнату и плюхнулась в кровать. Подвесной потолок напоминал, что я еще не в сумасшедшем доме.
   - Они выходят замуж. В один день, представляешь? Петухова сама приезжала в ателье. Я не рассказывала, потому что точно не знала, что она обратиться именно к нам. Знаешь, в городе много мест, где сошьют приличное свадебное платье. А сегодня они пришли ко мне. Знаешь, они такие красивые!
   Я нервно подергала ступней, чувствуя, как остальное напряжение постепенно сходит на "нет".
   - А ты разве не можешь работать дома?
   - Заказ срочный. Мне буквально не хватает рук!
   Я быстро приняла вертикальное положение:
   - А можно я приеду, и буду помогать? Мама, пожалуйста!
   - Обещаю подумать. Как там папа?
   - Ужинает. Что случилось? Вы поругались?
   - Ладно, мне пора. Я позвоню завтра.
   Я задумчиво сжала телефон, приложив его к подбородку, как холодный компресс.
   Приятно клонило в сон. Судя по тому, как скоро надвигалась темнота - собирался дождь. За окном шутя раскачивалась яблоня. Шелест молочных листьев смешивал в воздухе прохладный коктейль, перекраивая настроение на новый лад.
   Я спустилась вниз, чтобы убрать со стола. Отец не любил устраивать из приема пищи долгих церемоний. Почти всегда быстро проглатывал еду, а затем убегал. Аппетит остался где-то между стрелками часов настенной шляпы. День оборвался. Стоило донести голову до волшебной подушки, как я погрузилась на нужную глубину до самого утра. И никаких снов.
  
   Бодрость и хорошее настроение остались во сне. Стало понятно почему, когда я отделила шум мелкого дождика за окном от сна. Разложив на атомы утреннее состояние, я пришла к выводу, что лучше этот день провести вне дома. Иначе, в меня впадет уныние, и я превращусь в затворницу. Попытка встать отозвалась натяжной болью в голове. Всему виной был дождь. В такую погоду я чувствовала себя как угодно, только не человеком. Вцепившись в голову, я как будто ждала быстрого исцеления. И, действительно, боль прошла после недолгого головокружения. Запах сырости проник в комнату, окутав сонное утро. Балкон спасал козырек, но все равно старое кожаное кресло долго будет хранить запах несостоявшейся осени. Я подумала о маме. Наверняка, она пьет обжигающий кофе, потирая в руках мобильный. А может, курит и перед глазами такая же серая картина из паутины дождя.
   Когда телефон заиграл, то мелодия, на которую поставила когда-то мамин звонок, подняла настроение не хуже солнца.
   - Ты еще не передумала? - голос с сонной хрипотцой нес приятную чушь.
   - Нет, - нас часто путали по телефону, но сейчас мои голосовые связки звучали куда мелодичнее.
   - Если успеешь до 11, познакомишься с близняшками
   Мама попросила привезти теплый свитер. Я спустилась в комнату родителей, куда обычно не имела привычки заходить. Широкая кровать как всегда аккуратно застелена, а на тумбочке тот самый букет полевых цветов. Шкаф напоминал товарный состав. Как любая женщина, Альвина любила наряжаться. В каждое платье вкладывалась душа. Я легко отыскала ее любимый свитер. В таком порядке можно отыскать самого себя и друга за кампанию, не то, что вещь. Еще десять минут я потратила на мелкие сборы, что присутствуют в расписании любого существа женского пола. И всё это с обязательным элементом спешки, с перерывами на зеркало и быстрый маникюр.
   Все вокруг покрылось серостью. Большой стакан с пятью зонтами щетинился у входа. Тот, что принадлежал отцу, неприкасаем. Остальные торчали крюками вверх, как собачьи хвосты в предвкушении прогулки. Я вытянула первый попавшийся с рисунком японской гейши, что держала в руках веер, прикрывая нижнюю часть лица. Я улыбнулась отражению, а затем покинула серые стены добровольной тюрьмы.
   На улице действительно было скверно. Закрыв дом, я спрятала ключи в сумочку и с легким стуком спустилась вниз, тревожно представляя, во что могли превратиться песочные барханы дороги.
   На третьей ступеньке я повесила сумочку на локоть, чтобы открыть зонт. С ним пришлось немного повозиться. Уснувшие механизмы сопротивлялись недолго и, со щелчком, защищающий купол раскрылся, как бутон уснувшего цветка.
   Отчаянье, вот что я почувствовала, когда вышла за пределы дома. Дождь тарабанил всю ночь.
   Я смотрела под ноги. Зонт оградил меня от остального мира. Поэтому, когда я услышала голос Марка, едва не вляпалась в грязь.
   - Тебя подвезти? - он стоял под черным зонтом в куртке и джинсах, собираясь сесть за руль. Дом Петухова находился на небольшой возвышенности, поэтому вода, размывая каменную крошку, сочилась по сотням мелких артерий в неглубокую канаву, где лежала труба, наполовину утонувшая в песке.
   - Хорошо бы, только мне в город, - я приглядывалась к спасительным островкам, что бы перейти на другой берег дороги.
   - Мне тоже, - я не видела, но чувствовала, что Марк наблюдает, как я нелепой цаплей перешагиваю ручейки и грязевые бугры во имя чистоты.
   Я хотела занять заднее сиденье, но Марк сказал, что там оборудование и пришлось расположиться рядом с водителем. Действительно, какой-то непонятный механизм наполовину прикрывала тряпка.
   Перед тем, как опуститься на водительское место, Марк закрыл зонт. Немного воды смочило его волосы. Он скрутил зонт, убрав на заднее сиденье.
   - Машина превратилась в сарай, извини, - он повернул ключи, мягкий гул проснувшегося мотора мягко завибрировал. Парень положил ладонь на рычаг переключения скоростей. За его внешностью и манерами скрывалось нечто аристократическое. Такое почти не бросается в глаза, но проскальзывает как черта избранности.
   - Ничего. Когда мы делали ремонт, тоже пришлось пожертвовать машиной, - успокоила его я. Марк использовал против меня самую очаровательную улыбку и будто не замечал, что с его волос капает.
   Я сидела рядом, затаив дыхание, немного сжавшись от прохлады. Я держала взгляд в окне, а это непросто. Рядом управлял машиной симпатичный молодой человек, а я размышляла о том, сколько же я продержусь и сколько понадобиться сил.
   - Куда тебя отвезти? - я вздрогнула. Аура сладких мыслей растаяла, как розовое облако. Мы уже покинули сектор.
   - Ателье "Морковь" на Ленина
   - К маме едешь? Знаю это место. Костюм себе там заказывал.
   - Правда? Давно?
   - Может быть, полгода назад, или чуть больше, - Марк переключил скорость, сделав акцент на последнем слове. За поворотом оставалось примерно десять минут до города.
   - И как?
   - Боюсь, его я больше не надену.
   - Плохой покрой? - я приготовилась к обороне маминого имени.
   - Нет, этот костюм был хорош, но не думал, что придется пойти в нем на похороны старого друга.
   - Извини.
   - Ничего, - Марк пожал плечом, - в жизни бываю неприятные моменты. А таких вообще не избежать.
   Я согласилась. В такой момент трудно говорить "нет" - удобное кресло, обаятельный водитель, гул и баюкающее небо в окне переднего обзора. Едва уловимый запах ванили в пригоршне ароматизатора. Я могла бы уснуть, но хвост не давал возможности откинуться и забыться.
   Когда город попал под колеса, небо немного прояснилось. Один и тот же путь столько лет не менял картин - гаражи, скрюченные березки, торчащая арматура - увы, короткий путь самый тернистый.
   "Морковь" воткнула свою иголку в центре города. На открытии я поразилась маминой открытости. С таким успехом мастера могли вынести столы на обочину и обшивать прохожих. Работа проходила как на витрине - портновские манекены и столы - ничего лишнего. Много света и отражающие поверхностей уводили в приглушенный бар, где клиент за чашечкой кофе смог выбрать тип ткани или побеседовать с хозяйкой, обсуждая сроки. Маму уговаривали открыть настоящий бар, что позволило бы наблюдать за работой, посеяв интерес у нового клиента. Но в ответ всегда был протест:
   - Хотят кофе, пусть закажут у меня платье.
   Еще морковь, что распустила зеленую косу из гирлянд над входом. Я спрашивала, какая связь между морковью и ателье?
   - Она яркая и у нее есть вкус, - сказала мама, в гардеробе которой никогда не присутствовал морковный цвет.
   Когда мы подъехали, Марк сказал:
   - Здесь нельзя парковаться, увидимся, - он подмигнул, и я приказала себе не таять, как снеговик при первой оттепели. И я вышла, отразившись в черном блеске иномарки этаким богомолом с сумкой. Дождь закончился, скрюченный зонт свисал с руки
   Витрина показывала внутренности ателье без единого признака работы. Черные манекены, лишенные конечностей, несли нехитрую вахту, а некоторые из них уже погрузились в работу. Наметанный образ свисал с одного, обещая скоро превратиться в шедевр. Перезвон колокольчиков нарушил обет тишины и лоска, когда появилась я и звуки каблуков на вылизанном полу.
   Зверь притаился в углу, подстроившись под глухой свет. Сгорбленный, под тяжестью бессонной ночи над чашечкой матэ, с дымящейся затычкой между пальцев, поджидая свою жертву. Я направлялась в сторону матери с улыбкой наперевес, как с железным аргументом оптимизма. На квадратном столике белым пятном сияла пепельница. Всегда веселые кудряшки немного поникли, закрывая узкое лицо. Я подсела как случайный посетитель, закрепив зонт на спинке стула. Сумка свернулась послушным зверем на столе. Скрип стола заставил маму поднять голову. Вся боль мира перетекла в мое сердце, когда я увидела осунувшееся лицо матери.
   - Ты рано. Сейчас девочки придут, я умоюсь, и не буду выглядеть как сушеная мумия. Ты привезла свитер?
   - Конечно. Ты хоть спала?
   - Наверно. Я так долго пыталась уснуть, что не поняла - спала или нет. Свари себе кофе, а я схожу в уборную. Ты пока закройся, у девчонок есть ключи, - она выудила из кармана связку с пронумерованными ключами и положила на стол.
   Пока мама приводила себя в порядок, я спрятала пальто в шкаф-купе, что стоял за барной стойкой. Все необходимое - посуда и прочее располагалось на одном уровне полки барной стойки. Здесь же грустила маленькая раковина. Рядом притаилась кофемашина с блестящими носами. Я проделала с аппаратом несложную операцию, и через несколько минут уже пила горячий напиток, устроившись за столиком.
   Я гордилась тем, что маме пришла в голову такая замечательная идея. Считая, что нет скучнее таких заведений, пришлось поменять взгляды. Не так давно "Морковь" отметила год. До этого мама отдавала арендную плату за небольшой закуток в торговом центре, но чаще всего выполняла работу дома.
   Первое время мы все вместе проводили засиживались здесь допоздна. Единственное, что устанавливали рабочие - барная стойка. Остальное собирал отец. А мы с мамой мыли окна, натирали до блеска поверхности после ремонта. Я вложила много в зеленый уголок. Сама подбирала тумбы, камни и цветы. Отец предложил маленький фонтан, но мама запротестовала, тыкая в счета.
   Мы вместе прошли этот путь длинною в год. Кредит постепенно таял, приток новых клиентов бодрил. Альвина явилась через полчаса. Только настоящая женщина могла быстро и без видимых усилий превратить посмертную маску в сияющий образ. Обтягивающие черные брюки, зауженные книзу, с вшитой прямой юбкой, немного прикрывали округлые бедра. Привезенный свитер с открытыми плечами очень шел новому дополнению.
   - Вчера дошила, как тебе? - она покрутилась на каблучках. Выглядело сногсшибательно.
   И когда она успевала шить для себя?
   - Тебе пора открывать свою линию, - я сделала последний глоток, отодвинув чашку.
   - Я давно об этом подумывала, но это, наверное, не так просто. Время покажет. Который час?
   Я порылась в сумке, на ощупь, отыскав мобильный в кожаном чехле. Потянув за торчащий язычок, я сняла блокировку, посмотрев на часы.
   Часы показывали без пяти десять.
   От отражения в потухшем экране телефона отвлекли бодрые женские голоса с нестройным клокотанием туфель.
   В "Моркови" работали два мастера - Настя Добро и Жанна Елмалова. Обеим уже перевалило за 35. Разница в возрасте составляла около года. Они делили между собой внешнее сходство - сбитые тела, сливочная кожа, круглые щеки, короткая стрижка. Правда Настя носила скошенную челку и предпочитала высветлять пряди. А Жанна напоминала Клеопатру - жгучий цвет, прямая челка и немного закругленное каре.
   Они появились под аркой барной комнаты, словно только что спустились погулять с подиума. Я немного завидовала уверенным женщинам.
   Настя и Жанна по очереди поцеловали меня, вернее воздух, около щек, а затем вспорхнули за столик, покидав сумки. Подруги пришли вместе, но никак не могли завершить очень важный разговор, суть которого врядли стал бы понятен окружающим.
   - Если ты возьмешь немного вправо, ты сразу увидишь, - у Насти был смешной маленький носик, который всегда подрагивал, когда та пыталась спорить со Снежаной.
   - Ничего подобного! - Жанна не догадывалась, что я окрестила ее Клеопатрой.
   - Девочки, вам какой? - спросила мама. Я уже допила кофе, поэтому решила помочь маме. Действительно, я могу выполнять мелкие поручения, что вполне избавили бы мастеров от ненужной возни. Не обязательно просиживать в четырех стенах, нагружая совесть ненужными угрызениями.
   - Мам, давай я, - я выскользнула из-за столика, опередив ее вместе с расстоянием, оказавшись рядом.
   - Черный без сахара, - синхронно ответили дамы.
   Мама посмотрела на мои ноги:
   - В бытовке подбери что-нибудь, - действительно, я не подумала о своем удобстве, когда собралась провести в ателье целый день.
   - Давай, сделаю кофе, а этим займусь потом, - я отняла у нее из рук пакет с кофе.
   - Хорошо, - она почти отошла от меня, но я перехватила ее локоть и притянула, чтобы спросить:
   - О чем это они?
   Женщины продолжали спор. Настя чертила пальцем линию на столе, а Жанна ласкала подругу непонимающим взглядом, хлопая ресницами.
   - Не обращай внимания, на чистоте этой радиостанции ловят только они.
  
   Выбрав туфли, я притаилась за аркой у зеленого уголка. Настя прилаживала к манекену заготовку. Оставив позади рабочие столы и остальной мир, она танцевала с ним какой-то задумчивый танец с булавками во рту. Жанна, оперевшись руками на стол, изучала выкройку. Лицо закрывали волосы. Мамин стол противостоял столам ее мастериц, образуя перевернутую букву "П". И в отличие от остальных, был пуст.
   Я решила вернуться за барную стойку. Ополоснуть чашки, вернуть посуду на место, протереть столики. Но едва я отвернулась, как до меня донеслось громкое: "Ай" - Настя порезала палец. Она приложила к ране платок, что волшебным образом появился у нее в руках.
   - Скорую вызвать? - не отрываясь, спросила Жанна.
   Алина промолчала, прошуршав в сторону бытовой комнаты, сжимая платок так, словно удерживала нефтяную трубу от протечки. Когда она проходила мимо, вихрь побеспокоенного воздуха коснулся меня, испугав листья пальмы.
   - Тебе помочь? - кинула я вдогонку закрывавшейся двери. Она быстро замотала головой. Ее кукольные кудельки как переваренные макароны запрыгали в такт истеричным движениям.
   - Она крови боится, - с усмешкой произнесла Жанна, - то же мне, портниха.
   Сработали дверные колокольчики. Шея готова вытянуться на манер африканским традициям племени ***, потому как я догадывалась, кто именно должен быть появиться в этот момент.
   Сестры Лукины действительно похожи. И им это настолько нравилось, что они стремились к этому, благодаря данным. Их рознило облачение. Стройные, как греческие статуи, с белой кожей - такими я запомнила их навсегда. Длинные волосы темно-русого цвета с прямым пробором. Отсутствие челки делало лица открытыми. Резкие черты лица, четкие линии скул и чистая кожа никак не вязались с матерью-дурнушкой. Хотя кто знает, как могли извратить людская молва образ девушки, у которой могли быть проблемы со вкусом и желанием выглядеть красиво.
   Пока они приглядывались, я успела уловить и разницу - та, что в очках -раскованная. А вот вторая заметно нервничала, теребя клатч за спиной сестры. Ей явно здесь не нравилось.
   - Здравствуйте! - Жанна оторвалась от выкройки, чтобы проводить близнецов за столик, нацепив на лицо широкую улыбку. Ее звонкий голос на какое-то время застрял у меня в ушах.
   - Доброе утро! - сказала девушка в платье. Она сняла очки и поместила в декольте, зацепив за душку, направляясь в мою сторону Ее сестра смиреной овечкой шла следом. Когда они подошли ближе, я поздоровалась, почувствовав как планка самооценки постепенно ползет вниз. Рядом с Лукиными я чувствовала себя как сельдь под шубой среди изысканных блюд.
   Жанна дала знак обслужить, а сама исчезла в служебном помещении.
   Они проигнорировали предложение Жанны и уселись передо мной на высокие тумбы. Я опустила голову над раковиной, чтобы вернуть чашкам былую чистоту. Неловкость - это очень мягкое сравнение. Хотелось убежать в бытовку и не показываться, пока Алена и Катя не исчезнут.
   - Можно очень сладкий черный? - я поймала свое отражение в перевернутых очках девушки, ощущая себя словно со стороны.
   - А вам? - обратилась я к ее неуверенной сестре. Взгляд подавлял, поэтому я старалась сосредоточиться на вопросе.
   - То же самое, - в голосе погибал задор, что отскакивал как мячик для пинг-понга. Приготовив кофе, я выставила белые чашки и стеклянную сахарницу с дозатором. Да, мой отец сладкоежка, но такое количество сахара стало бы роковым даже для него. Девушка долго мешала, старательно обходя стенки, а затем приложила пухлые губы к парящему краю. Ее сестра к кофе не прикоснулась, уставившись в одну точку, вперив каблуки в подставки высокого табурета.
   Облегчение появилось вместе с мамой и Жанной. Они бодро вышагивали с папками в руках. Мама пожелала близняшкам доброго утра, а затем пригласила их за столик, чтобы показать наброски. Они послушно заняли места, как дрессированные кошки.
   Жанна оставила папку на столе, вихрем оказавшись около меня. Она, опустившись на корточки, стала прошаривать нижние полки, открывая и закрывая по очереди шкафчики.
   Я последовала ее примеру, но вовсе не для того, чтобы помочь отыскать неизвестный предмет или вещь. Я хотела узнать:
   - А кто из них кто? - голос был понижен до заговорческого шепота.
   Жанна выкатила белки глаз, как будто еще никогда ей не приходилось слышать такого глупого вопроса:
   - Ты что их никогда не видела? - так же шепотом спросила Жанна. Ее прическа гневно качнулась, как будто я спросила про принцесс Диану.
   - Ну извини, - развела я руками.
   - Та, что в платье, Катя, вторая, разумеется...
   - Алена, знаю, - оборвала я ее, - а что ты ищешь?
   - Я ищу траву. Чай заваривать. Насте стало плохо
   Я поняла, что имела в виду Жанна - коробка стояла на самом видном месте, под стойкой, где блестели в ряд несколько френч-прессов. Жанна поблагодарила меня, а затем заварила чай, набрав кипятка из кофемашины.
   - Отнесу Насте. Скажешь маме, что я немного посижу с ней.
   Я кивнула, прихватив пустую чашку, как теперь выяснилось, Кати. Алена кофе не тронула. Ее выражение лица осталось неизменным. Она просто переместила свое тело из одной точки в другую.
   От скуки я принялась полировать поверхности, слушая их разговор, что для меня ничего интересного не представлял. Я ведь не выхожу замуж.
   На какое-то мгновение я поймала взгляд Алены. Она сидела, оперевшись на кисть, разглядывая наброски свадебных платьев как возню мух. Наверно, она почувствовала, что я подслушиваю, и подняла глаза из-под тяжелого лба. Сердце запрыгало в груди, как горошина в банке.
   - А как тебе это? - обратилась к ней Катя, прервав наш неудавшийся контакт. Трудно описать гамму ощущений, когда наш взгляд распался. Одним из составляющих - огромное облегчение.
   - А можно мы дома посмотрим? - Катя резко встала, как будто ей на колени пролили кипяток.
   Мама открыла рот:
   - Конечно
   - Вот и отлично, - девушка прихватила папки, сказав Алене, - идем, мы опаздываем. С этими словами она вернула очки на переносицу, пообещав сделать выбор до завтрашнего дня.
   - Надо посоветоваться с Полиной. Она хотела придти, но не смогла
   - Хорошо, хорошо, - мама улыбнулась, провожая взглядом сестер, что быстро оказались у выхода.
   Через две секунды после того, как звон колокольчиков ознаменовал отбытие близнецов, из бытовой комнаты вышла Жанна, вытолкнув дверь:
   - Они ушли? Слава Богу!
   - Да перестань, очень милые девочки, - никогда мама не умела себя убеждать.
   - А у меня от них мурашки. Вот, посмотри! - Жанна вытянула локти, - каждый раз, когда я их вижу, хочется бежать и не оглядываться.
   - Наверно, поэтому Полина торопится со свадьбой, - Настя толкнула дверь, придерживая одной рукой голову, словно боясь потерять.
   - Раньше по этим девочкам сходили с ума все, - мама попросила у меня пепельницу, а затем продолжила, - им скоро 17. В день рождения хотят свадьбу и сыграть.
   - А когда свадьба? - спросила я, поставив на стол белую чашу, присев рядом.
   - Через неделю! - отозвалась со своего рабочего места Жанна, как из рупора.
   - Ради такого заказа могла бы и потерпеть! - через спину ответила мама, сказав спасибо за пепельницу, и закурила тонкую сигарету.
   - Ну как, еще не передумала? - мама хитро прищурилась, словно сканируя меня на ложь.
   - Нет, что ты, - хотя в голосе обозначилась дрожащая нотка
   Она усмехнулась, повесив на лице мою самую любимую улыбку.
   - Ты поедешь сегодня домой?
   - Не знаю
   - Насколько понимаю, срочной работы никакой нет, - в глазах мамы мигали огоньки с надписью "ложь ложь ложь"
   - Поговорим об этом в конце дня, - она задушила окурок и сбежала, надеясь закрыться от меня рабочим процессом.
   Но я позвонила отцу, и в тот вечер семья как будто стала прежней.
  
   Глава 2
   Анна Брюэй
  
   Меня зовут Анна Брюэй. Имя - сплошной вымысел, а вот фамилия досталась не случайно. Когда я стала вампиром, Анна спасла меня. Прежнее имя мне не принадлежало, а фамилия досталась по странному обычаю - от вампира, что обратил меня. Минусов много - вечная жизнь, ложь, кровь и тесная связь с хозяином. Я слышу его мысли и помыслы на любом расстоянии. Конечно, за столь долгий век я научилась контролировать этот процесс. А вот первые пятьдесят лет это сводило с ума. Хотя, скоро этот голос вообще перестанет меня беспокоить. Близится столетие моего вампирского существования, и скоро наша связь прервется навсегда.
   Не смотря на это, есть и плюсы - жажду можно унять сладким чаем или кофе, и нам доступны почти все человеческие радости. Но сейчас волновало другое. Осталась неделя, когда нужно будет арендовать склеп на двадцать лет спячки. Сейчас с этим несложно, трудности в другом - найти агента, что сможет гарантировать безопасность.
   Город сильно изменился со времен беззаботной юности. Но я предпочла перенести спячку именно здесь, пусть в памяти от прошлого остались смутные образы и та частичка меня, что дана в момент человеческого появления на свет. Я много путешествовала. По закону Таледа (Кодекс Темного мира) хозяин отдает жертве половину своего имущества, как в залог загубленной души. И здесь мне повезло - Николас Брюэй богат, и на первое время мне хватило.
   Первое правило Таледа гласило: людей убивать нельзя. На этом могли закончиться правила. Но темный мир построен на крови, поэтому в Кодексе появлялись все новые и новые пункты. Итак, что случится, если вас укусили, и вам удалось выжить? За вами приедут, но это будут не люди. Вас отвезут в специальное место, отгороженное от людей, как можно далеко. С вами отправится и тот, кто выписал бесплатный билет в бессмертную жизнь. И вас обоих поместят за решетку, только ваша будет куда комфортабельней.
   Как они найдут злостного нарушителя? Очень просто - на вас будет храниться отпечаток хозяина. С вами проведут беседу, разъяснят права, что отныне вы больше не человек и к миру людей не имеете никакого отношения. Что отныне вы темный, но даже на это есть особое право - быть им или умереть. Конечно, вам сообщат, что в таком случае ваш хозяин будет казнен. Что значительно упростит суд. Думаю, вы согласитесь на вечную жизнь. Те, кто выбирал смерть - единицы.
   Как проходит суд на вампиром. Чаще всего он формален. Виновник вашего обращения подыскивает адвоката, на суде он говорит, что его подзащитный "не смог контролировать инстинкты". Затем вам выплачивается огромная сумма (в моем случае), а вампира ставят на учет. После реабилитации, выдаются новые документы и брошюру с Кодексом Таледа. Вы открываете счет и радуетесь жизни. Если такой жизни вообще можно радоваться. Отныне вас как человека больше не существует. Наверно, вы понимаете, что от мира людей до конца отказаться невозможно - именно они составляют ложный акт о смерти, и делают все как можно правдоподобно.
   Если вы несовершеннолетний, вас, скорее всего, отправят в семью, а компенсацию вы получите после семнадцати - у вампиров немного иначе с совершеннолетием. Семья научит вас обходиться без человеческой крови, быть осторожным и не выдавать себя.
   Вообще - Кодекс Таледа - это всего лишь свод предписаний. Хороший адвокат сделает для вас больше, чем Самуил Таледа для всего Темного мира. В моем случае всё куда сложнее. Но сейчас не об этом.
   Я прожила интересное столетие и пора пройти важную стадию перерождения. Надо сказать сразу, за последние сто лет не произошло значительных перемен, разве что в технике. Но, скажу вам, никаких электромобилей или летающих машин. Тогда, век назад все думали, что человек в приступе инноваций сделает что-нибудь подобное. Возможно, человечеству грозил большой прыжок в развитии, но Третья мировая война внесла свои коррективы. И этот город, город прерванной юности, я узнавала, по скелету улиц. Но все как всегда - богатство и нищета стояли рядом, как старые и новые дома, как прошлое и настоящее.
   Жилой дом, где арендовала площадь "Морковь" снесено. На его месте офисное здание с гордым названием "Грандеза". Я остановилась в отеле напротив, и теперь каждое утро наблюдаю поток людей, что как муравьи несут знания главному муравьеду. "Марсианин" международный центр и, каждый раз, спускаясь в ресторан, я слышала смесь иностранной речи.
   С агентом мы договорились встретиться именно здесь - в "Красном ресторане" отеля. Я выбрала мягкий зал. Красная кожа диванов делала для меня почти невозможное - согревала. Полосатые подушки, что так любезно составляли компанию, заменяли любого молчаливого собеседника. А картины с подсветками напоминали о странах, где довелось провести долгую жизнь. Я держала столик у окна. Мягкий утренний свет проливался сквозь бледно-розовую тюль, небрежно прикрытую бордовыми шторами. Скрипучие подлокотники приманили официантку, но я отказалась от меню, попросив кофе. Хрупкая блондинка в бордовой униформе ушла, бормоча под нос. Слух у меня был отличный. Иногда нравилось подслушивать - это как особая привычка. Я - писатель. Жаль, что для того, чтобы это понять - пришлось стать темной. Но сейчас русло бдительности направлялось в другую сторону. В этом зале был кто-то еще, не человек. Если я пришла на территорию, и здесь не оказалось другого вампира, или его специальных меток - это моя территория. Этого вы не найдете в Кодексе Таледа, разве что в его специальном издании "Рекомендации новичкам". А книга всего лишь сборник традиций, что темный мир осваивал веками.
   Я чувствовала покалывание на затылке - мягкие волоски превращались в волчью холку. Сосредоточившись на ощущениях, я не заметила, что смяла край скатерти как клок бумаги. Обычно, я себя контролировала, и мне удавалось избегать встреч с себеподобными. Прощупав зал сумеречным зрением, я никого не обнаружила. И это не мог быть агент - образ, что передал проверенный человек, не совпадал с неизвестным гостем. Сила исходила волнами, время от времени касаясь маячка.
   - Анна? - будь я человек, то наверняка вздрогнула. Но сейчас и не моргнула, спокойно подняв тяжелый взгляд на лысого худого мужчину в костюме-тройке. В руках он держал изящный дипломат на серебряной щеколде.
   - Вы? - на лбу проявилась единственная морщина.
   Образ агента, что я держала при себе, лопнул. Образ - это всего лишь эфемерная картинка низкого качества. Кто знал, кто знал.
   - Удивлен не меньше вашего, - если память осталась мне верной, то Элеонор Зуев скоро отметит половину четвертого столетия. Он, как и я, почти сразу нашел себя в тайном обществе. А что оставалось делать - когда впереди вечность, а тебя пытаются вогнать в рамки сухого закона. Он первый предложил подыскивать склепы для Сна. Но, не смотря на то, что как профессионал он был на высшем уровне, едва ли хотелось иметь с ним дело.
   - Можно я присяду, а то скоро начну принимать заказы,- осанка и манеры выдавали его за официанта. Я ощутила беспокойные взгляды. Это нормально, не все потеряли инстинкт бдительности. В дальнем углу заплакал трехмесячный ребенок. Обеспокоенная мать ласково зашикала, покачивая грудничка.
   - Конечно, не стойте, как фонарь, - упрекнула я гостя, что сел напротив. Элеонор заботливо расположил дипломат на костлявые колени, пока я прошаривала помещение. Но в этот раз чисто, если не считать следа, растворившегося у входа.
   - Так что вы скажете насчет моих услуг? - скучная поза Элеонора теперь напоминала сельского учителя. Тонкие запястья едва касались края стола. Абсолютно гладкий череп подался вперед. Он готов был вынуть ответ, если понадобиться.
   - У меня, наверно, нет выбора, - наконец, принесли кофе и я могла расслабиться. Официантка подошла слишком близко, плеснув в лицо дурманящие запахи, что своевременно отбил кофейный аромат. Смесь парфюма, кожи. Металлический привкус осел на языке. Неужели, нет идеального мира, где люди и вампиры живут как в природе хищника и жертвы? Я тут же отбросила эти мысли. Мягкие ладони поставили поднос - от покачивания чашка издала приятный звук, соскользнув с блюдца. Важная сахарница отражалась на металлическом дне подноса, перевернув мир. В отражении я поймала тонкую шею официантки - я ощущала себя как на первом свидании. Последний раз я вкушала кровь очень давно. Я имею в виду кровь человека, все остальное - лишь способ выжить. Красное. Здесь слишком много красного. Что-то не так. Я не понимала, почему веду себя как голодный зверь.
   Девушка ушла. Я незаметно для себя проследила за ней, склонив голову. Меня пробудил агент:
   - Ознакомитесь с договором? - он держал руки на чемодане, как на пульсе.
   Вампирская среда уже не та. Нас постепенно превращали в людей. Договоры, счета в банке, кто-то обзаводился семьей, строил бизнес - мы давно растворились как кровь в вине. В какой-то момент понятия разделились. Темные - это те, кто пил кровь животных и существовал в гармонии с законом. Вампиры - пьют кровь людей. Поэтому, если темного назвать вампиром, это прозвучит, как оскорбление.
   Я кивнула. Элеонор щелкнул замком и как в рекламе вынул черную папку золотым теснением EZ. Свежий запах краски сводил с ума. Текст наносился кровью на бумагу высшего сорта при помощи магии. Только сумеречный взгляд сможет прочитать такой текст. Буквы переливались. Я нарочно заглянула в раздел, где оговаривалась цена. Некоторые копят на место для Сна целое столетие.
   - Я могу ознакомиться в спокойной обстановке? - в приложении я увидела особняк, где могла провести пару десятилетий. Я отказывалась верить глазам.
  
   В тот день я уже не выходила из номера. Открытый ноутбук простоял до самого вечера, а я так и не набила ни строчки. Моя комната вполне подошла молодой паре в медовый месяц - просторная кровать с резной спинкой. Бордовые простыни, тяжелый палантин над головой и большое окно с видом на "Грандезу". Прикрытые шторы - когда привыкаешь к мраку, все равно остается маленькая потребность в солнечном свете. И, чтобы окончательно не сойти с ума в долгом одиночестве, никогда их плотно не закрывала. Чушь, если кто-то решит, что ночь - это время для темной стороны. Она с успехом процветает и днем. А ночь - всего лишь сказки для непослушных детей.
   Когда я получила договор, то мы почти сразу расстались. Напряжение в мягком зале немного спало - на одного темного стало меньше. Я не думала, что один договор займет около пятидесяти страниц. Каждый шаг, как факт, был обращен в слово. Слишком много страхов связано с темными. Появлялись новые пункты, например, экстренная транспортировка тела. Когда ты в коконе из окаменевшей кожи - ты бессилен, пусть даже тебе дана сотня человеческих жизней. Я боялась темноты, что скоро погребет меня. У меня ни друзей, ни знакомых, с которыми я могла обсудить это. Разве что Максим Наумов, литературный агент. Но он человек. Человек, с которым связывали короткие телефонные звонки и тонны электронных писем. Мои книги хорошо продавались и нас это устраивало. И я благодарна ему хотя бы за то, что его вопросы звучали осторожно. Мы никогда не виделись. Я завела ячейку для бумаг на старой почте, чтобы без труда обмениваться документами. В остальном как я для него, так и он для меня - миф. Он избавил меня от ненужной рутины, оставляя мое лицо в тени. А большего и не требовалось.
   Договор Зуева в раскрытой папке лежал на кровати. Любая попытка включить мозги, приводили к тому, что я возвращалась в мягкий зал прочувствовать личность неизвестного гостя. Сила настораживала. Темный мир давно ходил под колпаком цивилизованности. И, если человеческая кровь могла побить торги на нефтяных биржах, то убийства преследовались. Все понимали - новые вливания должны контролироваться. И излишние жертвы могли положить начало войне между светом и тьмой. Как я жалела, что не могла провести полноценную ночь. Чтобы просто закрыть глаза и уснуть. Короткие минуты транса расслабляли, но это был не совсем сон для долгой жизни наяву. Я устала от перемены мест, от новых имен, от примелькавшихся лиц. Все гостиницы стали одинаковыми, и часто это походило на бег. Куда проще прожить короткую, но четко разграниченную жизнь, когда ты знаешь, зачем живешь и знаешь, что однажды наступит смерть. Пока днем люди жили своими проблемами, как в невесомости, я наблюдала за ними, проводя время в кафе и в парках. Созревали новые образы и идеи, спрятанные за спинами настоящих вампиров. Когда люди спали, я проводила ночи за монитором или разглядывала потолки в очередном номере. У меня квартиры в разных городах, где я долго не задерживалась. Оседлая жизнь не привлекала, как степного жителя. Если что-то не нравилось, я почти сразу срывалась и на другое утро пила сладкий кофе где-нибудь за океаном. И сейчас потолок в одном из номеров Марсианина походил на сотни других, вмещая лишь одно отличие - я думала о Нем. Я смогла уловить короткий образ, какую-то маленькую деталь, проецируя на потолок, подвергая тщательному осмотру. В образе спряталось не просто мистическое, но далекое и знакомое. Опасное и дикое.
   Наконец, покончив с загадочной хандрой, я приступила к наброскам нового романа, который вертелся в голове уже несколько месяцев.
   Я жадно стучала по клавиатуре, пока из открытого окна проникал легкий ветерок, шелестя листками договора о сне перед Вечностью.
  
   Каждое утро начиналось одинаково. Я закрывала ноутбук, скидывала халат из тончайшего шелка и принимала холодный душ на окраине шести-семи часов. Чтобы стать невидимым в мире человеческих страхов, нужно приучить себя к каждодневным ритуалам чистоты.
   Когда я стала тем, кого боялись тысячелетиями, прояснилось многое. Хотя бы то, что вампиры - не мертвецы. Они не поднимаются из могил и не убивают людей направо и налево. В это стоит верить еще потому, что мертвецам не нужна еда. Нас можно сравнить с хладнокровными рептилиями, что каким-то образом выжили и составили компанию теплокровным существам, людям. И, не смотря на легенды, солнца мы не боялись, наоборот, ультрафиолет необходим, как и всему живому. Но в огромном количестве, он мог причинить непоправимый вред. Возможно поэтому, нам всегда приписывали боязнь солнца. И нельзя сказать, что наша кровь сильно отличается от человеческой. Ее температура всегда зависела от окружающей среды. Но критический холод так же опасен, как и жара, а в остальном, мы почти неуязвимы. Не считая того, что мы нуждаемся в крови. И пусть крови хватало, наши инстинкты требовали одного. Убить. А не просто купить у перекупщика. Стакан с гемоглобин не способен вскружить голову. Страх, привкус адреналина, борьба - вот за что так высоко ценилась человеческая жертва. С этим не поспорили века, и в моем случае перемен ждать не приходилось. Нужно научиться держать себя в руках и находиться подальше от скопления народа. Поэтому душ чуть ли не единственный способ снять ночное напряжение. Николас был за тысячу километров, но почти всю ночь я переживала его муки - по каким-то причинам он не мог достать кровь. Поэтому к утру мои собственные дали о себе знать и ближе к шести часам я ступила в матовую кабинку под холодные струи. Я пыталась поговорить с ним, но он молчал. В ответ я получила размытый образ какой-то тускло освящённой комнаты с каменными стенами. В носу до сип пор стоял запах сырости и тлена. Всё остальное перекрывала его жажда. Опасности я не чувствовала, разве что отчаянье, на тот случай, если бы его держали взаперти. Хотя Брюэй едва ли стал просить у меня помощи. У него какие-то проблемы с гордостью.
   Вода стекала с микроскопических чешуек кожи. Во мне просыпалась сила, готовая поглотить все слабости. Я расцветала подобно цветку, слушая внутри себя музыку, которая по непонятным причинам стала громче, начиная с этого дня. Внушительных размеров ванная с водоотталкивающим зеркалом во всю стену, напротив которой стояла треугольная ванна. Душевая стояла почти в самом углу. Закончив с утренним ритуалом и ступив на впитывающий коврик, я сняла со специального поручня белое полотенце с красной буквой "М". Если поиграть изображением, можно заметить мерцающий эффект. Обтеревшись, я стала разглядывать себя в зеркало. Мокрые волосы обратились в темные ниспадающие волны, что прикрывали полную грудь. Темные глаза, способные светиться в темноте, из-за ранних часов еще не напитались блеском. После Сна я стану другой. Более совершенной. Моя кожа станет более соблазнительной и опасной. И еще более неуязвимой. Промокнув волосы, я кинула полотенце в корзину. На стеклянной полке я заметила ножницы, и тут пришла идея распрощаться с длинными волосами. Вернувшись к зеркалу, я сделала пробный надрез. Оставив длину чуть ниже плеч, я почувствовала небывалую легкость.
   Через некоторое время я снова оказалась в мягком зале Красного ресторана. Бармен в своей обычной манере окинул меня взглядом, когда я проходила мимо зеркала в колонне стойки. Тонкие мятые джинсы голубого цвета, черный удлиненный пиджак под которым прятался прозрачный топ, а с шеи лениво свисал тонкий серый шарф. Волосы я не стала укладывать. Оставила как есть - получилось небрежно и дико, что немного подняла настроение. Если вообще можно таким способом поднять настроение темному. Глаза я предпочитала прятать за очками, но сегодня взгляд горел ровным светом. Я оставила их на полочке рядом с зеркалом у входа в номер, чтобы надеть в более подходящий момент. Мне показалось, что сегодня я как никогда похожа на человека. Возможно, близость Сна давала о себе знать.
   Я обогнула ряд пустующих мест, чтобы занять место у окна. Пришлось заплатить бармену, чтобы столик никто не занимал. Солнечные ванны под сладкий кофе, с имбирем, или корицей, что возвращали коже естественный цвет. Меня вполне можно принять за кошку в какой-нибудь полдень.
   Я остановилась, не дойдя несколько шагов. На, как всегда сервированном столике, лежал свежий номер газеты "Большими буквами". Это людская газета с секретом. Для темных это главное издание, где освещались события нашего мира. "Оборотная ведомость" - можно прочесть, если посмотреть сумеречным зрением. Для людей подобное чтение недоступно. Я старалась не читать "ОВ", после одного случая. И теперь кто-то позаботился, чтобы я снова взяла в руки эту грязь. И естественно, этот кто-то не человек, но присутствия я опять не уловила. След был едва заметен. Я не думала, что это был Зуев. Если, конечно, он таким образом не пытался убедить меня в необходимости его услуг. Но я и не собиралась отказываться - обратиться больше некуда. Я сегодня просмотрю договор (как жаль, что не могу отправить его Максиму), внесу изменения, если мне что-то не понравится и, подпишу.
   Сев за столик, я отодвинула свернутый номер, в ожидании официантки. Когда же она просто начнет приносить кофе, вместо того, что бы каждый раз спрашивать - чего я хочу. Девушка появилась через минуту. Улыбнувшись, я спросила, как сюда попала газета.
   - Я не знаю, но могу спросить у бармена. Он постоянно находится в зале, - я почувствовала нечто странное, исходящее от нее и пока не могла понять что это. Не ложь и не страх. Или ей просто стерли немного памяти.
   Она сама не понимала, что происходит. После моего вопроса она стала рассеянной. Она не лгала и правды не говорила - она просто не смогла вспомнить. Возможно, всем здесь уже прочистили мозги. Хотя закон Таледа это не одобряет. Прочистка не очень приятная процедура, и она не проходит бесследно. Возникают провалы в памяти, рассеивается внимание.
   Чистка применяется редко, когда это действительно необходимо.
   В ином случае - у всех есть право свидетельствования.
   - Не стоит. Просто выбросьте. И постарайтесь проверять столик на наличие таких предметов. Они крайне нежелательны, - она мне нравилась. Не потому что хотелось позавтракать более изысканным блюдом. Официантка забрала свежепахнущий выпуск и скоро исчезла в служебном помещении. После того, как столик освободился от ненужного мусора, стало легче. Я нуждалась в свежих мыслях перед тем, как я прочитаю договор Элеонора. Кто-то добивался моего внимания, оставляя глупые знаки, вместо того, что бы просто подойти и поздороваться. Больше всего в этой жизни, и в жизни людей - я ненавидела маскарад и игры в тайну.
  
   Пусть утро и началось, как тысяча других, день постепенно сбился с курса. Во-первых, я долго ждала заказ. Девушка исчезла. Так же поступил и бармен, что минуту назад начищал бокалы. Постояльцы также не торопились начинать новый день. Я сидела посреди казенной мебели, вылавливая из воздуха посторонние запахи. Но он был безнадежно стерилен. Даже обивка, что в сочетании с солнцем носила приятный запах кожи, потеряла вкус. Привыкнув за долгое время к одиночеству, я впервые требовала шумных декораций. Как одно из новых условий душевного равновесия. Звенящая тишина давила, словно я находилась в скафандре из собственных страхов. Я прислушалась к двери, которая проглотила официантку. Но и там затаилась тишина, как в заброшенной норе. Только беспокойное биение сердца. Я оказалась в ловушке.
   - Пожалуйста, оставайтесь на месте, - я положила руки на стол. Таким образом, я выразила невраждебность обладателю гнусавого голоса.
   Я попала в энергетическое поле, с помощью которого ловили темных.
   Меня лишили всего, благодаря чему я могла предугадать появление других - звуки, запахи, образы. А люди, что находились в радиусе облавы, чувствовали себя не в своей тарелке и неосознанно и спешно покидали опасное место. А вот преступник до самого конца оставался в неведении. Ловушка гасила все сигналы. Даже примитивный инстинкт самосохранения выходил из строя, на котором держалась вся природа темных созданий. Так же я не могла видеть хозяина ловушки. Хранитель появился из ниоткуда, оставив за собой прозрачный хвост. Это был мужчина весьма неопрятного вида в засаленном черном костюме. Несколько долларов, потраченных в парикмахерской, могли сотворить чудо - но, видимо, поимка опасных преступников отнимала всё время. Пряди засаленных волос с рыжим отливом свисали на узкое лицо, подчеркивая хищный нос. Мужчина избегал прямого взгляда, и, скорее был похож на серийного убийцу, чем на представителя закона. В развязной манере он сел напротив, выставив в проход острые колени. Я постучала ноготками по столу, но скатерть не дала нужного эффекта. Гость занялся важным делом - хлопал по карманам. Наконец, он извлек серебристого цвета банку цилиндрической формы с герметичной крышкой. Следом на столе появился золотой портсигар, что отбросил солнечный луч и ослепил. Банка открылась с хлопком, пока хранитель прикуривал длинную и тонкую сигарету. Я видела эти чудо-пепельницы в продаже. При желании они складывались гармошкой, обретая форму большой таблетки. Ее содержимое растирались в порошок, и на выходе теряло неприятные запахи. И в дальнейшем могли использоваться как удобрения для комнатных растений.
   Мужчина выдохнул серый клуб. Наверняка, он курил в прошлой жизни. В этот мир входят с приобретенными привычками. Мало кто начинает курить, будучи обращенным.
   - Могли бы спросить разрешения, - произнесла я.
   - Вы давно встречались с Николасом Брюэем? - в мою сторону устремились отравляющие пальцы дыма.
   - Точно не могу сказать, - ответила я, сморщившись. Запахи постепенно возвращались, выпячивая самые неприятные.
   - На вашем месте я бы совершил раскопки в памяти, - он сделал круговое движение у виска, завивая никотиновые нити.
   - Вы ведь еще можете связаться с ним? - вкрадчивый голос мог бы иметь определенный успех у женщин, если бы он не говорил в нос.
   - Могу. Я пыталась это сделать ночью. Его метания не давали сосредоточиться. А в остальном он перекрывал все и не отвечал.
   - Всё верно, ваша связь слабеет. Сколько вам осталось? Неделя, две? - он смахнул пепел со штанов.
   - Что-то около того.
   - Забыл представиться. Как-то невежливо получилось, - он вжал плечи. Мимика лица ожила, придавая мужчине еще более сумасшедший вид.
   - Илиас Фок, особый отдел тайной канцелярии, - он достаточно быстро извлек из нагрудного кармана визитку и уронил передо мной, - нам нужно найти Николаса, он обратил пятилетнего ребенка. При всей терпимости Таледа, он перешел все рамки. Ребенка пришлось уничтожить. Мы больше не можем бороться с его инстинктами. Вы должны нам помочь.
   - И каким образом? Вы же сами сказали, связь слабеет, - я скрестила руки на груди, - тем более я сама это чувствую. И что за обращение - вы врываетесь в мою жизнь.. - я осеклась, когда хотела сказать про газеты - возможно, это сделал Николас. Не знаю, заметил ли это новый знакомый, но я сделала всплеск руками, как будто потеряла все слова от возмущения. Я ничего не понимала.
   - Надеюсь, вы ничего не скрываете. А то у нас найдутся способы, чтобы вытащить любую информацию, - он выдохнул остатки дыма, поместив тлеющий окурок в банку. Округлая крышка захлопнулась, щелкнув механизмом. Немного погудев, она умолкла, а затем сложилась.
   - У вас нет основания.
   - Ваша прекрасная и умная голова уже основание, - он прибрал пепельницу в карман, отправив следом портсигар.
   - Но для этого у вас должно быть разрешение, а я не вступала с Николасом в живой контакт вот уже много лет. Где были вы, когда он сделал меня... этим? - сказала я, указав на свое тело. Илиас посмотрел на меня, как смотрят люди на дорогой камень, оценивая его огранку.
   - Вы знаете, у моих полномочий короткие руки. Лично мое участие не предполагает ваш случай, каким бы уникальным он не был. Я подключаюсь в тот момент, когда Хранители законов Таледа опускают руки. Конечно, вы правы. Николас не вступал с вами в контакт. И вы знаете, что мы следим и за вашими книгами тоже
   - Так какого, простите, вы, господин всезнающий, появляетесь как с пушками на праздник?
   - Лишним не будет. Вы голос и лицо темного мира. Вас читают не только люди. Но эту лавочку мы можем и прикрыть.
   - Как Додди?
   - Додди Уильямс пострадал, но на то воля Таледа. Кто же мог подумать, что его жертва выберет смерть? Это явление редкое, но темный мир - шаг добровольный. Каждый имеет право на жизнь и на смерть.
   - А то, что его книги открыли доступ к некой информации? Разве это не сыграло роль? Не смотря на то, что границы четкие, в них очень много дыр.
   - Это не имело значения. Он был отлучен от пера посмертно. И мы думали, что все книги уничтожены. Та, что попала к вам в руки - последняя. И вы не забывайте, что Додди состоял при дворе.
   - Но это его не спасло, - ухмыльнулась я
   - Закон есть закон. Если вы добровольно согласитесь сотрудничать с нами - это пойдет вам на пользу.
   - Я ни с кем не собираюсь сотрудничать, и помогать тоже никому не собираюсь. И не такой Николас человек, чтобы просить помощи.
   - О, - протянул Илиас, - о его благородстве ходят легенды. Но это не умоляет его поступок. А что если все решат, что можно кусаться?
   - Будет революция? - моя бровь дернулась.
   - Какими бы страшными словами вы не кидались, женщина, запомните - с рук вам ничего не сойдет, - с этими словами Илиас встал и, прочертив в воздухе вертикальную черту, исчез.
   Я долго не могла прийти в себя после визита этого странного человека. Илиас Фок, второй после Главного Хранителя. Едва ли я могла подумать, что за жалким образом скрывается власть. О нем говорили разное. Вся его жизнь одна сплошная тайна. После его исчезновения, на горизонте появилась официантка с заказом. Я сделала глоток обжигающего напитка, позабыв о девушке в униформе. Не знаю, что подумала официантка, когда я подобно шпагоглотателю влила в себя кипяток. Едва ли это меня волновало. Большими глотками я выпила содержимое чашки, а затем встала и ушла. Солнечные ванны пришлось отменить. Мне нужен был свежий воздух. Наступали перемены, которые завершаться, когда я проснусь. Пиком станет тот момент, когда я превращусь в куколку, застыв в позе вечного сна. Я чувствовала себя лампочкой, которая знала, что скоро перегорит, и которая бесконечно проверяла свои усы накаливания на прочность.
   Покинув Красный ресторан, я оказалась в круглом фойе и, миновав администратора, оказалась у бокового выхода. Я спустилась в подземный гараж. Прозрачная дверь разъехалась. Сырой воздух приятно холодил, пока я погружалось все глубже в поисках своей красной иномарки. За мной словно наблюдали обтекающие светом разноголосые автомобили, приготовившись к дорожному броску. Я села в машину, что взяла напрокат, и отправилась в сторону того места, что когда-то очень давно называлось сектором. Оказавшись на верху, я повернула направо, чтобы попасть на объездную дорогу, откуда можно рукой подать до воспоминаний. Меня предупреждали, что близость Сна усложнит самоконтроль. Появятся новые эмоции, которые я не испытывала будучи темной. Это как извержение вулкана. Быть человеком не просто, гораздо проще быть в шкуре темного. Если время приближается, на поверхность торопится все то, что человек так отчаянно переживал. Все то, что он старался избегать или подавлял, будет проталкиваться сквозь темную сущность. Поэтому исход был непредсказуем. Никто не скажет точно, кем ты проснешься, когда тесная оболочка прорвется. Внешность останется прежней, а вот внутренний мир может в корне измениться. Что победит - мрак, что есть в каждом, или свет, который удерживает в нас самых опасных монстров. Для меня важно - останусь ли я прежней.
   Когда город остался позади, меня встретили редкие пролески, что обнажали синий лоскут озера. Когда-то здесь шумели леса, а теперь осталась куцая полоса. Узкая дорога несла к давно забытым местам, или этого хотела маленькая девочка, которую заточили в это тело. Может, ей хотелось последний раз постоять на любимом берегу перед тем, как ее окончательно проглотит темнота. Через окно проникали тысячи запахов, но я замечала лишь один - озера. Машину покачивало, и я, как сумасшедшая, улыбалась каждой колдобине, вспоминая Антона. Я всегда думала, что пора бы научиться объезжать неровности, но каждый раз отец со снайперской точностью зацеплял одну и ту же яму.
   Солнце нагревало салон. Я опустила козырек от слепящих лучей, и, пока крутила руль, едва справлялась с наплывом воспоминаний. Неожиданно поток мыслей затих. Пальцы стальной хваткой сжали руль, и я едва справилась с управлением. Зрение обострилось. Я нажала на педаль тормоза, разбудив рыжую пыль. Съехав на обочину, некоторое время я провела в подобии транса, склонившись над рулевым колесом, прощупывая местность сумеречным зрением. Мелкая дрожь прокралась за воротник, мешая самоконтролю. Столбики пыли струились в солнечных лучах, напоминая о том, что движение жизни продолжается, если ты находишься внутри света. Через несколько секунд я заметила нечто, с чем прежде не сталкивалась. Темная сущность, но не вампир. И это нечто также видело меня, но не предпринимало каких-либо действий, кроме едва уловимых сигналов.
   "Я не опасен" - говорили эти сигналы. Ответив на послание, я разжала белые пальцы, прислонившись к подголовнику сиденья, дожидаясь ответа. Меня просили о помощи.
   Я заглушила мотор и открыла дверь. Под ногами горел асфальт, поглощая первобытные лучи. Оглядевшись, я спустилась по отлогому спуску, включив особое зрение. Будь я человеком, то наверняка набила несколько шишек и ссадин, оказавшись внизу очень быстро. Плавным шагом я переместилась на дно редкого леса. Анарексичного вида березки и осинки покачивались. Мягко ступив на территорию леса, я ощутила легкую вибрацию. Разные существа населяли эти места, что не любили темных. Птица, что отмечала новый день веселым пением, умолкла, тревожно вспорхнув. Лес затих. Даже ветер перестал волновать больные поросли, задержав дыхание.
   Я сделала шаг, разбудив сухую ветку. Хруст отскочил на долгие мили трещоточным эхом. На это звук где-то далеко ответила белка. Я смотрела вперед, видя близость того, кто звал на помощь. Но когда я получила со спины палкой по голове, то приготовилась атаковать, забыв про белый флаг. Обернувшись с нескрываемой ненавистью, я позволила себе улыбнуться. Существо, что стало причиной сумеречных расстройств, тоже улыбалось. Маленькая сгорбленная старушка воткнула клюку в землю, обнажив рот с редкими зубами. Белое лицо с узкими прорезями глаз усеяно мелкими морщинами. Старая ватная фуфайка серого цвета, на голове платок. А из-под длинной юбки угадывались резиновые калоши.
   - Я думала, никогда не дождусь, когда вы соизволите заглянуть за спину. Позади всегда кто-то есть, - проскрежетала пожилая женщина, поглаживая изогнутую ручку трости.
   Поразительно, я слышала о них, но никогда не сталкивалась. Когда-то брухи вели аскетичный образ жизни, селясь в пещерах или глухих лесах. Но со временем они перебрались поближе к людям, обменивая предсказания о будущем за еду или скромную плату. При желании они могли вернуть с того света умирающего человека, или отвести беду. Но в мире темных эта сила приравнивалась к бытовой магии, потому как брухи застряли в самом низу. Они прокляты с рождения, но до семнадцати лет жили вполне обычной жизнью. Если по истечению срока они не выходили замуж, или хуже - отрекались от темного мира, то начинали быстро увядать. Поэтому им приходилось прятаться. Скрываться приходилось еще потому, что происхождение отмечено роком - их отец был темным. Но брух мало, и не потому, что такая связь преследовалась, а еще потому, что они умирали, будучи еще в утробе. Или рождались мертвыми. Не смотря на то, что они зачаты силой, в самом начале большинство эмбрионов обречены. Одна из них стояла передо мной, подтверждая то, что сила, чтобы выжить преодолевает огромный путь навстречу темноте.
   - Мне нужно попасть наверх, - донеслась до меня капризная просьба.
   Оказавшись наверху, старуха встала у машины, переминаясь с ноги на ногу.
   - Вам куда? - спросила я, нажимая на кнопку брелока. Джинсы немного испачкались. Кто знал, что сегодня придется кого-то спасать.
   - Нам по пути, - старушка уселась на заднее сиденье, воткнув клюку между колен. В лесу я не ощутила живого присутствия. В то время как характерный запах, пропитывал салон, не оставляя выбора обонянию.
   - Так вам в сектор? - я хлопнула дверцей и повернула ключи, разбудив сонный мотор. В ответ последовала тишина, а я обернулась, чтобы убедиться в добром здравии гостьи. Возможно, поселок так давно никто не называл. Старуха продолжала сидеть в немигающей позе, вглядываюсь вдаль. Я проследила за ее взглядом, но, кроме промежности дороги и горизонта, ничего не увидела. Кроме, разве что игрушки на приборном щитке в виде кивающего кролика. Дернув рычаг передач и, едва шурша колесами, я выехала на асфальт.
  
   Мистики в моей жизни предостаточно. До того, как стать темной, я черпала ее из книг, снов или просто страшных историй, рассказанным когда-то в детском лагере. И даже прекратив человеческое существование, нечаянно прикоснулась к чему-то неизведанному. Со мной ехала пожилая женщина, лет восьмидесяти, но которая, скорее всего так выглядела давно. Всю жизнь. И срок этот гораздо выше, чем я могла представить. Темному дана молодость из-за способностей организма к восстановлению, чем не могли похвастать они - отпрыски вампиров. Представительницы темного мира - как одна - бесплодна. Противоположный пол сохранял возможность продолжать род. Размножение обычным путем недоступно, для этого и существовал знаменитый обряд укуса. Изменения, как правило, не обратимы и настолько сильны, что убивают все человеческое, оставляя часть воспоминания, к которым обреченный будет обращаться так редко, что, со временем забудет. Но какая-то часть меня сопротивлялась. Я упрямо оживляла картины прошлого. Долгое время я следила за родителями, так как любые контакты под запретом. Но, когда поняла, что больше ничего не испытываю, кроме желания перекусить, я перестала возвращаться в эти места. Пустота, что заняла вакантное место хитросплетенным эмоциям, поглотила. Каждый раз, отыскивая любовь, я натыкалась на препятствия - оно так и осталось в прошлом. Но что ощущают брухи - и почему некоторые сознательно отказываются от силы и молодости. И дело, конечно, не в том, какой внешностью награждает природа. Такое существование обречено на одиночество. Даже ради тишины я не готова отречься от всего, чтобы собирать коренья и жить в заброшенной лачуге и ждать спасительную смерть. Да, жажда - это боль, и ей трудно подобрать сравнение, но эта боль - ничто по сравнению с обреченностью.
   Поглядывая в зеркало заднего вида, я наблюдала за отражением новой знакомой. Старуха поджимала губы и кивала в такт с игрушечным зайцем.
   Возможно, женщина увлеклась прогулкой, а может, ею двигали другие мотивы, но спрашивать я не решалась. Грозный и сосредоточенный вид, внушал уважение. Один выбор достоин уважения.
   Подъезжая к сектору, я удивилась, насколько время нещадно к обреченным местам. Сектор никогда не был привлекательным местом. Его уровень всегда был ниже. Ни тогда, ни сейчас движения не происходило.
   Тем летом, когда я стала темной, страшный пожар уничтожил почти все поселение. Новые дома почти сразу покосились, сделав затяжной прыжок в историю. Они недолго радовали тех, кто остался без крова, но даже сейчас можно отыскать один или два домика, чьи стены могли поведать о прошлом.
   Свернув по знакомой дороге, по которой когда-то прокладывал маршрут икарус, я видела незнакомые белые строения вместо привычных домов, что открывали ощетинившиеся поля. Дома с похожими фасадами, как огурцы в банке - построены вплотную, разнясь по вышине и величине. Кровли уходили под откос с европейской манерой, кивая красной черепицей на подстриженные лужайки. С дороги это выглядело как хрупкая мозаика. Все уживалось в некой гармонии, а не спорило, как карандаши в стакане, пока машина скользила по параболе, уводя вправо. По левой стороне тонкие березки играли с солнечными бликами, прикрывая тепличные плантации.
   Когда мы миновали черную свечу водонапорной башни, старуха, наконец, ожила:
   - Надеюсь, ты помнишь обитель отца Михаила?
   Я поймала ее взгляд в зеркале заднего вида.
   - Отвези меня туда
   Железный бордюр, переживший много дождей, скользил по линии, прикрывая узкую полосу пешеходной дорожки. Уснувшие поля, готовые разродиться, кивали тонкими колосками. В груди зашевелился уснувший червь. Кожаный руль послушно держал курс по изогнутой траектории, а я боролась с нахлынувшей волной воспоминаний. Когда мы въехали в поселение, капот кивнул от толчка оборвавшегося асфальта. Песок, что так часто гулял по пустым улицам, давно просеян ветром, а по дороге расползлись сухие трещины. Новый поворот вырастил угол многоэтажного общежития. Солнце осталось позади. Как соломинки, на обочинах выглядывали колонки с питьевой водой на круглых блестящих постаментах, напоминая о пожаре. Проехав перекресток, едва не свернула налево. Я придавила педаль газа, чтобы удержаться от соблазна свернуть к дому моих родителей. Зеркало отразило белое лицо старухи. Она словно пила соки моей боли.
   На месте детского сада покачивался яблоневый сад. Деревья застыли в шаге от канавы, готовые к побегу. Эти деревья никогда не плодоносили. В тот год детский сад был на ремонте, и никто не пострадал, когда жадная рука пламени ухватилась за конек крыши. Торговые точки так же достались в наследство разрушающей силе. Позже здесь появился торговый центр. На первом этаже блестящей конструкции из синего стекла разместились продуктовые отделы. Этажом выше бытовые. Покупателей встречала широкая дверь. Оцепленная парковочная зона занимала немного места, но, в тот день, она пустовала.
   По левую сторону подпирали небо две мемориальные плиты внушительных размеров. Их окружал яркий островок искусственных цветов, что скрывал колени гранитного постамента. Увядающий сад заканчивался за неподкупными плечами памятника, рисуя картины конца света. На месте дома культуры ютились кованые скамейки и клумбы местной администрации. Двухэтажно здание с белоснежными колоннами и развевающимися рядом флагов стерло память о былом. В центре, как праздничный пирог, был установлен бюст еще не забытого президента. Его лицо смотрело в сторону въезда, а редеющие волосы, казалось, до сих пор помнят ветер тех времен.
   Последний поворот выстроил в ряд вышколенные частные владения, за которым последовал изборожденный спуск к озеру. Молельный дом отца Михаила превратился в острую часовню с разинутым ртом арки в окружении, словно тех же берез, что всегда охраняли звенящую тишину.
   - В конце улицы, - проскрипела старуха.
   Дома, как леди и джентльмены в одинаковых белых фраках и колокольчатых платьях, замерли, словно в ожидании танца. Мы продвигались вглубь. Благодаря особому зрению я осматривалась по сторонам, соревнуясь с изжитым, не в силах принять нового. На пути не встретился ни один человек или животное. Ладные дома и домики перемежались, отступая. Чуть дальше, прячась от посторонних, косились дома времен пожара. Дневной свет здесь был не властен, съедаемый густой порослью черемух и диких яблонь. Заборы, охранявшие посеревшие дома, опутывал шиповник. Крыши оседали под тяжестью мха, что как пятна аллергика украшали мрачные покрытия. Женщина коснулась плеча сухой, не сгибающейся кистью, когда мы чуть не проехали нужный дом.
   - Здесь, - сказала она.
   Я резко прижала педаль. Я радовалась, что скоро придется распроститься с капризной чародейкой. Ее дом был в аварийном состоянии, но, не смотря на это, был весьма ухожен. Под съехавшей калиткой пролегал язык прогнившего тротуара. Сам же домик, помимо вездесущего шиповника, был оцеплен вьюнком. Длинные цепкие стебли прикрывали серые окна веранды, за которыми угадывался рисунок тюли. Просевшее двухступенчатое крыльцо огорожено перилами, через которые перекинуты круги давно забытых ковриков. В глубине дворика замер скромный огород, с продырявленной теплицей. Территорию прикрывала небольшая банька, согнутая под напором плоской крыши, выпячивая крохотное окно.
   - Я должна поблагодарить тебя, - начала старуха, открыв дверь, продвигалась к выходу грузным селезнем. Она вытянула ногу, съеденную варикозными прожилками. Старуха не договорила, я ждала, пока та обернется, распрямляя скованное тело.
   - Но я не стану этого делать, - прищуриваясь, старая женщина вглядывалась в мое невозмутимое лицо, ткнув кривым пальцем. А затем повернулась, обозначив горб. Пока она мелкими шажками двигалась в сторону своих владений, я уже разворачивала машину.
   Темные избегают брух, но я не понимала, каким образом втянулась в подобную компанию. Для нас они не представляли интереса, как отвергнутые стаей. Но она знала зов, значит, старуха не просто колдунья, а кто-то, кому придется сказать спасибо.
  
   Глава 3
   Большая правда из ничего
  
  
   В день похорон Иры Моровой я решила не появляться в "Моркови". Безразличное солнце танцевало на занавесках. Неподходящая погода для такого дня. Мама обещала позвонить, а я, находясь в каких-то странных муках, надеялась, что звонок вытащит из плена иллюзий. Заставит принять новый день без особых пререканий и условий. Я предпочла погрузиться в сладкую полудрему. Когда сознание скользнуло под лед лихорадочного сна, прозвенел дверной звонок. Корка надломилась с треском. Я вздрогнула. Хотелось понять - откуда доносились звуки, и что нужно. Я откинула одеяло, с первой попытки попав в тапочки. Светло-розовая пижама, сшитая заботливыми руками матери, немного успокаивала. Мазнув отражением в зеркале, чтобы убедиться в сходстве с человеческим обличьем, я быстро спустилась вниз. За спиной по двери скреб ловец снов, пока я осторожно спускалась. Насильно гостем не будешь, - подумала я, гадая, кто же это мог быть.
   Когда я открыла дверь, сон испарился. Передо мной стоял библиотекарь. Отечное лицо Семена Семеновича не удивило. Говорили, что он приболел. Хотя глубокие морщины на сухом лице подтянулись, а потухший взгляд приманил искорку. Потрепанный серый костюм старого кроя с противной бабочкой. В петлице поникла гвоздика, а носы туфель едва касались низкого порога. Седой пух волос встал дыбом. В дневном свете его можно принять за ореол, что уснул в волосах.
   - Здравствуйте, - промямлила я.
   Живица убрал палец с кнопки и поднял руку к груди, где спал цветок. Он сжал несчастную гвоздику и откашлялся.
   - Здравствуй, Татьяна, - бровь дернулась, - я тебя разбудил?
   Перед ним стояла растрепанная девушка в пижаме с сонными глазами.
   - Нет, вы нисколько не разбудили, - между нами, как опасная черта пролегал порог.
   - Просто я хотел, - пауза, как поврежденная мысль, - попросить тебя вернуть книгу.
   Я улыбнулась, делая скидку на возраст, а потом сказала, пытаясь скрыть раздражение:
   - Я ее вернула. Позавчера.
   Из дрожащего кулака посыпалась труха. Старик засопел носом, и спрятал взгляд.
   - А кому ты отдала книгу?
   - Вас заменяет один молодой человек, - надоело делать радушный вид, - вот ему и отдала. Голос прозвенел, как предложение убраться.
   - Можно я войду? - библиотекарь цедил каждое слово, стараясь сохранить дружелюбный тон. Но сжатые кулаки рисовали иную картину, поэтому я поколебавшись, ответила:
   - К сожалению, не могу вас впустить. Книги у меня нет, и.. - я не договорила. Библиотекарь попятился назад, как ошпаренный кот. С шипением и низким рычанием. Я отступила назад. Старик выпрямился. Все то, что минуту назад казалось смешным, обрело зловещий смысл. Непрошенный гость бросил в мою сторону острый взгляд. Старик глубоко моргнул, распахнув черные блестящие зрачки. Обвисшие уголки губ поползли вверх, выкраивая улыбку. Так улыбаются психи, - подумала я и закричала. Безумец встал в позу и со скоростью медаленосного спринтера прыгнул, чтобы пробить несуществующую преграду. Ноги вросли в пол - оно приближалось, и я, накрыв голову, сжалась. Грохот принадлежал невероятной силе, что могла разнести в щепки любую дверь. Под ногами задрожал пол. Я находилась в мистическом круге родного дома. В груди замерла отбивная. Старик открыл рот полный острых зубов. Липкие ладони держали невидимую стену. Он издал короткий смешок. Живица походил на безумца с чекой и гранатой в разных карманах. Джентльменская бабочка беспомощно повисла. Костюм превратился в лохмотья. Рукав правой руки держался на честном полуслове. Безумный старик приготовился повторить прыжок. Я не поняла, кто первый оказался в дверном проеме - Мурич или Живица. Мурич выскользнул из-за спины. Он оттолкнул меня и отразил прыжок Живицы. Старик отлетел назад, пробив дверь на веранде. Скрипучие петли, как недовырванный зуб, раскачивались в нависшей тишине. Монстр вздернул голову, раздув тонкие ноздри. В горле треснула тишина, а я как рыба глотала воздух. Переводя взгляд со спины Марка на звериный оскал, я пыталась выдавить хоть какой-то звук. Библиотекарь быстро растворился в воздухе, злобно проскрипев:
   - Мурич.
   Я старалась всхлипывать как можно тише, но, к горлу подкатывала истерика. Марк стоял спиной, словно принимая очень важное решение - в какой посуде стоит подать правду. Я нащупала гладкую прохладу перил. Лестница - первая в очереди за реальностью. Тело дрожало, но в руках оставалась сила. Кровь постепенно разливалась по иссушенным мышцам. Если отвернуться, то можно увидеть аккуратную гостиную. Все вещи строго занимали места и никаких вампирских сражений. Первая ступенька далась с трудом. Ступив на вторую, я услышала:
   - Таня, - холод в голосе Марка не позволял обернуться. Как парень проник в дом, если библиотекарю пришлось драться за приглашение
   - Уходи.
   Все происходило, как в старом кино. Ступенька за ступенькой. Я открыла дверь в комнату и вздрогнула. На крутящемся стуле у стола, как нечто лишнее, сидел Марк. Опасности я не чувствовала. Сердце с каждым новым ударом становилось тише. Я погрузилась в невидимый туман сна. Представления о Марке рухнули, как ветхое жилье. Другая сторона луны всегда темная.
   - У тебя отлично получилось через окно. Получится и в этот раз, - я бесшумно подступилась к кровати со взбитым ворохом одеяла.
   - Ты же любишь вампиров, - легкий налет иронии не оторвал меня от занятия - я решила застелить кровать, спуститься вниз и сообщить в трубку, что меня хотели ограбить. Иначе как я могла объяснить погром на первом этаже.
   Я сделала замечание косым взглядом, отчего Марк вернул лицу скромность.
   - Зачем ему книга? - спросила я, не меняя тона.
   - А откуда думаешь, он узнал о вампирах?
   Я сначала не поняла - зачем знать что-то о вампирах? А когда вспомнила длинные ряды с книгами на темные темы, стало ясно.
   - Истории про нас - легенды. Так где по-твоему он должен черпать информацию?
   - Хочешь сказать, что Додди Уильямс дружил с одними из вас, что бы написать "Другой берег"? Или "Алые кущи" Симоны Ли тоже не вымысел? Или..
   - Большинство книг, к счастью, выдумка, но есть такие, по описаниям которых можно действительно найти одного из нас, - Мурич гипнотизировал. Я присела на край кровати, избегая слишком живых глаз.
   Под ногами, в глубине первого этажа взвыла мама. Я подскочила. Мурич растворился в воздухе. Стул, что крутился от любого неосторожного движения, замер. Быстрые шаги приближались, а я не придумала ничего , кроме как затаиться за кроватью. Моя дверь не привыкла, что с ней обращаются по-ковбойски. Надрывно скрипнув, она чуть не слетела с петель от ноги инженера. Когда я осторожно выглянула, то смогла прочитать на родительских морщинах облегчение. Шляпа отца, из-под которой выглядывали черные волнистые пряди, дико смешила. А едва проклюнувшаяся щетина на узком подбородке, готова на приступ, но тут вмешалась мама. Она стояла за спиной грозного родителя. И сейчас, когда ее голова, как маяк в парике, одно это удержало от смеха. Отец застыл в ступоре облегчения, но от маминого толчка, он ввалился в комнату. Шляпа накренилась, скрыв сумасшедший огонь во взгляде. После недолгой возни, мама приобняла его за талию. И раскрасневшийся кентавр прошагал до середины комнаты. Я выпрямилась, ощущая огромную. вину, - в эту самую секунду начнется история вранья.
   - Таня, - сказала мама на полувздохе, - что здесь произошло?
   - Что внизу произошло? - взвизгнул отец, как истеричка, жестикулируя в обычной манере "папа взбешен". Мама сжимала тонкий пиджак, готовая в любой момент начать успокаивать.
   - Кто-то пытался проникнуть в дом. Я не видела, - очень тихо произнесла я, совершенно не догадываясь - какой реакции ждать. Отца я не узнавала. На арене цирка появился разъяренный клоун. Его лицо преобразилось и он осторожно повернулся к маме. Уголки его губ нервно подрагивали.
   - Ты же сказал, что ты установил эту чертову охранную систему! - воры, опасные маньяки сжались в углу с остальными страхами матери.
   - Ну так я, - он закатил глаза в поисках самого совершенного вранья, - всех нас застраховал.
   - Так вот почему ты не хотел показывать, как она работает! - мигрирующий демон теперь переселился в маму. Маленькие кулачки, как осы, подрагивали в воздухе.
   - Дорогая, - отец разжал ее пальцы и, массируя, начал успокаивать, - прости, я просто забыл - ты сама знаешь, сколько у меня работы.
   - Надо позвонить в милицию, - мама освободилась от его рук и, забыв про меня, направилась к выходу.
   - В полицию, - исправил ее отец, скривив губы.
   - Да какая разница! - уже на лестнице прокричала мама.
   Мы остались с отцом наедине. Он шарил глазами по стенам, избегая перекрестного взгляда, сжав пальцы в замок.
   - Да не обращай ты на нее внимания, - не выдержала я, так и не дождавшись, когда хоть кто-нибудь спросит - все ли со мной в порядке. Но все оставалось на прежнем уровне - в этой семье плакали только по факту. Хотелось толкнуть циничного отца, когда я прошла мимо. Иногда действительно стоило сказать ему спасибо. Любовь родителей состоит не в том, чтобы смягчить удары жизни, а только подготовить к более серьезным. Меня никогда не жалели и не сюсюкали, может быть поэтому получилось то, что получилось. Но я все-таки прошла мимо, готовая в любой момент расплескать кипящий котел - в этот раз хотелось быть обласканной вниманием. Но, как и в любой другой, содранные коленки получали несколько капель йода. Сколько раз я поднималась и спускалась по этим ступеням, но впервые во мне что-то изменилось. Будто мир стал являть чужие образы. А дом, что теперь немного безопаснее темного переулка, сжался, выставляя поврежденную челюсть дверного проема. И мама, как потерявший надежды, помощник дантиста с опущенной трубкой в руке, одним видом заявляла, что пациент безнадежен. Ее кудри поникли, как сонные стебли.
   - Я не понимаю, - она всплеснула руками, прижав к носу указательный палец, превращая ритуал в медитацию.
   - Нам нужно ехать, - скрипучие ступени выдали отца раньше, чем раздался его голос. Я снова замерла у самого основания лестницы, боясь двигаться дальше. И вздрогнула, ощутив на плече ладонь отца.
   Мама замотала головой:
   - Я не поеду.
   - Ты позвонила в полицию? - спросил отец, сжав до боли плечо, резко отпустив.
   - Я разберусь, а вам нужно идти. Прощание вот-вот начнется. Кто-то все равно должен остаться, - она сдула со лба блестящую прядь, а затем набрала номер. Мама отвернулась и подошла к окну, поправляя тюль.
   Отец замычал придуманную мелодию, направляясь уверенным шагом в кухню. Каждый разбредался по своим углам. Поэтому и я, бросив короткий взгляд на мать, поднялась, обратно в комнату.
  
   Прощание с Ирой проходило в молельном доме. Если перевести на шаги, то получилось бы примерно минут пятнадцать. Но отец настоял на машине. Его не привлекала мысль провести много времени в полуразбитом автобусе, что повезет скорбящую массу до кладбища. Хотелось пройтись немного пешком. Не смотря на внешнее спокойствие, внутри росли терновые кусты. Навряд ли, этот мир станет прежним, как и я для него. Я думала о Марке. И едва ли мне не это нравилось. Я не собиралась как Линда из "Лунной песни" просить укуса у парня-вампира, что бы быть с ним вечно. Зачем пытаться прожить тысячу других жизней, когда одна твоя достойна всего этого? Попытавшись выбрать что-то из гардероба похожее на траур, стало ясно, что это бесполезно. Яркие цвета, гасли, когда я искала нечто серое и убогое. Пришлось звать на помощь маму, что иногда впадала в меланхолию. Мне подошел костюм, который она когда-то сшила на случай развода. Тяжелый этап позади - а скелет в шкафу словно отгонял моль и воспоминания.
   Когда мы покидали дом с развороченным дверным проходом, мама стояла на крыльце. К сектору спешили тучи. Какая-то дикая тоска переворачивала этот мир, как большую мертвую рыбу. А солнце, что так любило играть в прятки, выглядывало все реже. Меня больше не устраивал уют, что я воображала себе много лет. Каждый шаг, даже стук каблуков вниз по ступеням казался поползновением улитки с бритвенного лезвия. Отец сгорбился. Мама заставила примерить нелюбимый костюм. Он спускался чуть позади меня, но я слышала, как он бормотал нечто недовольное, поправляя пиджак.
  
   - В нем меня не хоронить, - отчеканил он у зеркала, ерзая и поигрывая плечами. Мама хмыкнула, преградив путь к шкафу, где, по мнению отца, много приличной одежды. И шляп.
   - Я только посмотрю, - пригрозил отец.
   - Сходи, посмотри в парикмахерской, - не знаю, какой у них вышел спор, но отец не сдавался.
  
   А теперь он волочился за мной, приглаживая слишком длинные, по версии мамы, волосы. По мне, так это престарелый рокер пытается вернуться к нормальной жизни, а не отец, что проиграл какой-то шуточный спор жене.
   Наверно скрывать это от меня - верх интимности. Но с любопытством-то не поспоришь. Мама обещала рассказать, как только мне исполниться восемнадцать. Когда отец толкнул калитку, я вспомнила Марка. Подъездная дорожка пустовала. Я плюхнулась рядом с водителем, поправив на коленях съехавшую юбку. Сумка брошена на заднее сиденье. И, пока отец регулировал ремень безопасности, я отогнула зеркальный козырек и сделала вид, что ищу изъяны на чистой коже. Наверно, я слишком затянула поиски, утомив глаза. Что-то юркое отразилось позади меня и тут же исчезло. Я резко подняла козырек, потеряв всякий интерес к успокаивающему занятию. Я дернулась, как от змеи. Отец не мог не заметить моих странных движений. Он наклонил голову вбок.
   - Нервы, - сказала я, на всякий случай, обернувшись назад. Сумка лежала в той же небрежной позе. Отец поджал губы, стянув усы, и тоже проверил на мою сумку, а затем повернул ключ зажигания.
   - По-моему, тебе надо прекращать читать страшилки, - машина приятно загудела.
   - Я тоже так думаю, - приняв удобную позу, я наблюдала, как небо затягивает серая паутина облаков. С первой каплей на лобовом стекле, мы покинули свои владения. Через пару минут дворники как под кислотой дождя заплясали на гладком стекле. Мы проезжали мимо людей, что как ведомые непреодолимой силой тянулись в обитель отца Михаила. Дорога разошлась по швам, превратив песочные барханы в грязь. Знакомые лица кивали в знак приветствия. Кто-то прятался под зонтом, кто-то промокал. Неподдельный траур на лицах простых людей, что прожили здесь всю жизнь, и, которых мы почти не знали, трогал.
   Отец остановил машину, чтобы подобрать троих. Мужчины в черных куртках недоверчиво посмотрели на Антона из-под капюшонов. С троицы текло - дождю мало расклеить дороги, он принимался за людей. Одного я узнала - он разгружал машину семьи Мурич под чутким руководством лысого. Остальных, взрослых мужчин, я припоминала с трудом. Мы вполне могли видеться в магазине или на улице, а вот парень учился со мной в школе. Всегда тихий и неприметный.
   - Нет, спасибо, - отозвался мужчина с резкими чертами лица. Он держал руки в кармане, но, почувствовав неловкость, вынул правую, чтобы обменяться с отцом рукопожатием через окно. Я поймала взгляд парня, который тут же спрятал глаза. Он смахнул с носа воду, уткнувшись в землю, счищая напрасную грязь с кроссовок.
   - Да ладно вам, - папа неуверенно улыбнулся, а потом мгновенно принял самый невозмутимый вид. Никто так быстро не умел менять маски, как отец, жонглируя усами и надбровными дугами. Мужчина бросил взгляд на спутников и кивнул. Те молча стали погружаться в салон, как сгорбленные монахи. Я вспомнила про сумочку, опять столкнувшись взглядом с парнем, чья коленка чуть не раздавила очень важную деталь моего туалета. Его имя крутилось в голове как давно забытый мотив песни. Хлопнула дверь, и отец продолжил раскатывать тесто дороги. Скорее всего, Антон думал о намокших чехлах, или о еще какой ерунде. Много чего я могла прочесть на его лице - ни у кого не было таких выразительных дум. И сейчас я видела, как он силился завести разговор:
   - Погодка так себе, - папа держал руль, как будто управлял не машиной, а рогами упрямого буйвола. Скоро должен быть поворот, и дорога плавно переходила в ямину, которая в каждый дождь превращалась в море. Но ее берега не насытились ручейками, что несли в ее брюхо грязную патоку. Колеса мягко погрузились в ее воды. И неважно, с какой осторожностью отец нарушал покой этой глади, брызги взметались вверх.
   - Неудачное время она выбрала, - сказал мужчина. Остальные предпочитали молчать, терпеливо ожидая остановку. Но после таких слов зашевелились, как угри, шурша куртками. Мы повернули с главной дороги налево. Машина бодро отреагировала на ровную дорогу. Перестало казаться, что нас снимают в каком-то старом кино. Правда, на пути попались корни огромного тополя, что как лежачий полицейский учил любить жителей медленной езде. И пришлось, едва шевеля бампером, уважить старика, чьи листья после жары выпросили дождя.
   - Непростой выбор - либо в жару, либо в такой дождь, хотя я бы предпочел дождь, - отец достал ветошь и принялся протирать запотевшее стекло, обнажив ролекс, - мы опаздываем. Даже куртки промолчали, боясь хоть каким-то образом выдать себя. Я постоянно одергивала себя, что хотела покрутить радио. Но стоило только вспомнить, куда мы направляемся и про мокрую троицу позади - я набирала полную грудь воздуха, как делала в самые скучные минуты. Мы преодолели цепочку из свежих луж, а я склонила голову, оперевшись локтем на бар, чтобы не видеть серые фасады магазинов и унылую реку людей, что на подходе к молельному дому превращалась в поток. Я и не думала, что сектор столь населенное место. В магазинах, на автобусных остановках за один день едва встретишь и десятерых. Сейчас создавалось впечатление, что ото сна проснулась целая армия спящих в радости и оживающих в горе. Мы двигались медленно, сливаясь с процессией, и казалось, что никогда мы доберемся до заветного поворота, за которым скоро появится молельный дом.
   Отец пристроил машину через дорогу у старого гаража, перекрещенного ржавой палкой. Мужчины поблагодарили Антона, но отец попросил задержаться старшего. Его спутники без вопросов покинули салон следом за мной. Встав рядом с машиной, я повернулась к молельному дому, что был больше похож на пасеку, чем на тихую обитель. Парни отошли в сторонку, и скоро потянуло сигаретным дымом. Отбеседовав, мужчины в салоне пожали руки, и вышли на свежий воздух. Отец нажал на кнопку брелока, отрезав пути назад. Я взяла его под руку, чувствуя себя унылой незнакомкой, что вот-вот будет представлена ко двору, и сделала первые шаги.
   - Ты его знаешь?
   - Талюмов, у него столярная мастерская. Ты уверена, что ничего не видела, когда крушили нашу дверь?
   - Папа, - сдавила я его локоть, - тут даже выдумать ничего не получилось бы
   Запах мокрых берез и шум ее молодых листьев сделали свое дело. Они помогали трауру расставить правильные декорации.
   - Я ведь не мама - орать раньше времени не буду. В любом случае, пойму, что бы там не произошло.
   - Спасибо, но поверь, я, как и ты, ничего не видела.
   Несколько шагов и безликих спин отделяли от покосившейся калитки на стальной пружине. Никто не входил, никто не выходил. Доносился запах ладана, но кто знал, что отпевать никого не будут. Отец вытянул и без того длинную шею, пытаясь понять по обрывкам разговоров почему момент прощания затянулся еще не начавшись. Он похлопал по плечу седого старика, чья рваная борода, дразнила ветер. Отец извинился и задал вопрос, получив очень размытый ответ. Кто-то входил, кто-то выходил - но все эти люди из бюро ритуальных услуг, что просили ждать, прибавляя каждый раз еще пять минут.
   - Стой здесь, - сказал Антон, протиснувшись между поникшими плечами. Он вежливо ухватился за почерневшую калитку и вошел внутрь, бодро вышагивая по деревянному тротуару, чтобы скрыться за углом бывшего детского сада. Но ответ пришел быстрее, чем отец смог вернуться. Откуда-то из толпы донеслось очень нехорошая весть, что тут же подхватила толпа. Тело Иры пропало. Так вот что происходило все эти долгие минуты ожидания, пока люди строили догадки и мокли под дождем - никто не знал, куда подевались убитая горем мать и тело дочери. Информация расползлась на слухи и сплетни мгновенно, процветая в толпе. Отец еще не появился, а я примерно поняла следующее: никто не мог связаться с матерью Иры, а когда людям удалось попасть в дом, то они нашли пустой дом и пустой гроб. Нехорошие догадки как гремучие змеи стали извиваться у ног. Все происходило слишком быстро. И моя мама сейчас одна в доме. Как я могла допустить такое? Зачем мы пришли сюда? Я рванула сумочку, чтобы отыскать телефон. В руки скользили разные предметы, что сейчас представляли собой ненужное барахло. Пудра, записная книжка, пачка мятных конфет, влажные салфетки, что угодно - но не матовый корпус. Ощутив который означало - выиграть кубок спокойствия. И, конечно, за таким занятием я не заметила Мурича, что стоял рядом и наблюдал мою золотую лихорадку. Он очень тихо позвал меня. Но почему-то для меня это не показалось странным - я слышала этот голос, находясь почти в самом центре пчелиного роя. Я ненадолго отложила поиски, чтобы заглянуть в его глаза.
   - С ней все в порядке, - прошелестел его голос где-то внутри меня и я оставила поиски.
   Я хотела найти в его мимике больше, чем подтверждение догадкам. Нам не нужно обсуждать то, о чем шумела толпа. Может быть, для них все выглядело куда проще - мать-одиночка, что когда-то пережила тяготы детского дома, потеряла единственного родного человека, сошла с ума и сбежала с телом. Возможно, чтобы не хоронить, или похоронить намного позже. Ведь люди иногда сходят с ума. И это нормально. Но то, о чем говорила глаза Марка перекраивало понятие нормы. В его мире - да. Но не в мире живого человека, к которому я, как оказалось, все еще принадлежу.
   Мурич хлопнул дверью машины и подошел ко мне.
   Открытая сумочка беспомощно повисла в руках, когда я спросила его:
   - Это он сделал?
   Марк прекрасно знал, о ком я говорю. Но он замотал головой. Значит, ее убил не библиотекарь. Мурич сунул руки в карманы темно-серых брюк. Я не хотела быть героиней телевикторины, и, если бы не его родители, то узнала бы всю правду. Они появились, словно из ниоткуда. Семейная пара оказалась рядом, чтобы увести сына, пока он не наболтал лишнего. Жена Егора походила на ухоженную клумбу. Аккуратно уложенные длинные рыжие волосы, что не боялись дождя и ветра, как в рекламе. Отточенная фигура, как один из маминых манекенов в коротком черном платье. Серая накидка на старинной броши придавала ей вид прекрасной аристократки, что совершенно случайно забрела в этот убогий пахнущий дождем мир. Егор был ей под стать. Такой же ухоженный, как герой голливудского кино, скорее был украшением дамы. Наверняка, они знали все. Более того, им плевать, что будет, если это не остановить.
   - Идем, Марк, - в голосе Маргариты Мурич таял лед. Меня же Маргарита обдала холодом. Я не хотела оставаться в неизвестности, и отправилась следом. Машина стояла у спуска, как начищенный сапог на фоне почерневшего озера. Я шла, трясясь от страха, что в любой момент Маргарита обернется, что бы вынуть из меня душу. Но никто не оборачивался. В какой-то момент показалось, что они хитростью заманивали меня в ловушку. Слишком просто для ужина, и слишком изысканно для обеда. Маргарита и Егор быстро спрятались в машине, избегая лишних глаз и вопросов. Марк, наоборот, задержался. Он открыл дверцу машины, словно приглашая внутрь. Я поняла, что не хочу что-то знать. Знать больше, чем располагаю сейчас. Марк приобнял дверцу, рассматривая меня как сочинение по литературе. Едва ли я когда видела такие глаза - в которых хотелось утонуть, как в неведении. Придирчивый взгляд завораживал, и очень скоро я поймала себя на мысли, что это какой-то сеанс гипноза. Но мне нравилось, что происходило в те секунды обратного отсчета.
   Неожиданно Марк проронил:
   - Не переживай, скорее всего, проблема решена, - он сел в машину, что тут же попятилась с хрустом. Егор смотрел куда-то в сторону, а Маргарита тянула губы в зловещей ухмылке. Я сжимала перед собой сумочку, как спасательный круг, держась на плаву. В то время как подводные течения уносили меня в неизвестность.
   - Таня! - я обернулась на крик отца, что спешил ко мне, вынашивая новость, которая как соляной столб уже к вечеру обрастет подробными слухами.
   Антон был похож на ученого, который совершил открытие века.
   - Что они сказали тебе? - задыхаясь, спросил он, удерживая голову, словно боясь потерять все догадки. Мы вместе наблюдали, как иномарка наших соседей разворачивалась, а затем, набрав нужную скорость, скрылась за поворотом.
   - Похорон не будет, да? - я сжала губы, ощущая вину за происходящее.
   - Похоже на то, - декорации за спиной отца стремительно менялись. Черная масса постепенно растекалась в разные стороны под руководством отца Михаила, что стоял у калитки как дирижер. Высокий худой мужчина в черном облачении. Он, как и все был растерян, но он внушал спокойствие. Ему хотелось верить, что этот случай, как и всё в этом мире - недоразумение. Именно так, с пониманием и терпеливостью стоит относиться ко всему, что выпадает на долю человека.
   - Пойдем, что тут делать, - ветер с озера трепал волосы, словно удивляясь тому, что видит старого знакомого без шляпы.
   - Идем, - я ухватилась за его плечо, позволяя увести от этого места, что стало площадкой для свежей драмы. Правда, едва ли кто-то догадывался, что это начало всех проблем.
   Остаток пути я провела в добровольном трансе, смешивая наплыв страха с новыми догадками. Не знаю почему, но я чувствовала ответственность, как будто это я пробудила к жизни всех этих существ. Но какая-то часть меня, которая любила мир таинственного и которая зачитывалась страшными историями, торжествовала. Не каждый день воплощаются любимые сюжеты. Хотя сказки не должны быть частью твоей жизни, если ты не хочешь потерять себя, как читателя. Читателя, который всегда готов удивляться.
  
   После дождя задул холодный ветер, освежая тяжелые листья и провода. Над сектором нависала пелена, принося запах далеких костров. И, казалось, вкус копчености, что я поймала из приоткрытого окна, коснулся кончика языка.
   - Леса горят, - протянул отец.
   Теперь и я видела, что пиджак выглядел на отце, как минимум, глупо. Ему тесно в таком одеянии. Я бы давно облила этот наряд бензином и подожгла где-нибудь за городом в старом ведре.
   - Не сравнить с прошлым годом
   - Еще начало лета, - заключил отец, когда мы миновали последний поворот, за пять минут до дома. Когда мы припарковались, дом, затаился. Его обнимали оперившиеся деревья. Яблоневая ветка скребла по балкону. Казалось, сама темнота пришла погостить, занавесив шторы. Отсутствие света в окнах в пасмурный день - насторожили. Это не походило на светолюбивую мать. Дом без огня - тело без души. И сейчас он выглядел пустым и безжизненным, как гроб с окнами. Даже ворота, кем-то небрежно закрытые, рисовали все новые и новые картины. Ветер играл с ними, поскрипывая и постанывая. Крыльцо по-прежнему напоминало утреннюю схватку. Сырость беспрепятственно проникала в дом, пропитывая как свежее пирожное. Оказавшись дома, я так и не ощутило это место жилым. Вместе со сквозняком в гостиной гуляло отчаянье. Единственное, что обрадовало - полоска света за закрытой дверью кухни. Как надежда - тонкая, но яркая прожилка света. Гостиная напиталась сыростью и холодом, поэтому мама и закрыла дверь. Наверняка, она достала бабушкину шаль и сейчас пьет горячий чай и смотрит вечерний выпуск новостей. Отец первым делом скрылся в туалете, небрежно побросав обувь у входа. Я же поспешила не за теплой одеждой, а за полоской света, ворвавшись в нагретый воздух кухни. Ее плечи, действительно, накрывала бабушкина шаль. Забравшись ногами на стул, Альвина внимательно слушала офицера полиции. Мужчина средних лет с аккуратной стрижкой и пронзительными карими глазами зачитывал договор. Но это не все сюрпризы. Рядом сидела Маргарита Мурич с мужем, как понятые. Никто не заметил заготовленную специально для меня ухмылку Маргариты. Егор же делал вид, что слушал представителя закона. На безымянном пальце полицейского красовалось обручальное кольцо. Он держал шариковую ручку, а листок протокола немного подрагивал. Мужчина замолчал, бросив в мою сторону изучающий взгляд. Я поздоровалась, и меня тут же втянули в это скучное мероприятие. Хотелось передать по телепатическому каналу срочное послание отцу - пусть он держится подальше от кухни. Но стоило подумать о спятившем родителе, как он явился подобно Сивке-Бурке. Антон тоже состроил обреченную мину. Альвина отправила ему мужественный посыл, и отец быстро превратился в офисного работника.
   Полицейский пригласил нас к столу. Я, как главный свидетель, перебирала в голове важные детали моей версии случившегося. Рыжая вампирша не отрывала от меня взгляда. От волнения на шее проступили пятна, как верный признак того, что могу получить отек Квинке, если никто не остановит допрос. Я попросила у мамы таблетку, и продолжила рисовать свою версию увиденного. Примерно в одиннадцатом часу раздался звонок в дверь.
   Егор положил руки на стол, рассматривая крепкие ногти.
   Придумывать приходилось на ходу, выкраивая жалкие паузы.
   Я объяснила, что гости в нашем доме - явление редкое и очень подозрительное. Мы практически не с кем не дружили.
   Егор украдкой поглядел на отца, что следил за движением моих губ, словно читая тайные посылы. Пока я оделась, На этом месте родители переглянулись. Когда эти двое вгрызались в друг друга из-за охранной системы, на мне была пижама. и успела выйти на лестницу, послышался страшный грохот. Я никого не видела, а только слышала, как хрустят двери. Поэтому запаниковала. Затем я вернулась в комнату, и точно не знаю, сколько времени я провела на полу, готовясь к самому страшному. А потом пришли родители.
   - Но вы ведь могли вызвать полицию или позвонить родителям? Вам повезло.
   Я ответила, что испугалась на смерть, и поэтому такое простое решение не пришло в тот момент, пока я хоронилась под кроватью. Пока кто-то для чего-то в щепки разносил дверь.
   - Вы не предполагаете, кто это мог быть? - спросил полицейский голосом усыпляющим бдительность.
   Глаза Маргариты сверкнули.
   Я ответила, что даже близко не допускаю кого-то, кто мог быть причастен.
   Когда обряд посвящения в свидетели подошел к концу, и все необходимые подписи проставлены, офицер аккуратно собрал бумажки и положил в кожаную папку, обернув шнурком.
   - Ну, все, можете заниматься ремонтом. Мы все описали, к делу будут приложены так же фотоотчеты. Будем разрабатывать ваше дело. Меня тошнило от его дружелюбности, но я с легкостью выдавила улыбку. Так же поступили и мои родители, что походили на пингвинов-близнецов. Им оставалось помахать на прощание.
   Трудно не заметить, с каким обожанием отец смотрел на Егора. Впервые ему понравился человек, но и тот оказался вампиром. Он проводил полицейского и семейную пару, а затем вернулся, чтобы шепотом заключить:
   - В секторе творятся непонятные дела.
   Нож в руках мамы завис над оттаявшим мясом, а затем плавно вошел, отделив небольшой кусок. Лезвие ударилось о деревянную доску, в то время как мама ответила, не поднимая головы:
   - Здесь всегда что-то происходит.
   Лицо Альвины закрывали волосы. Отец облокотился о рабочую зону стола и, потерев нос, рассказал о том, что произошло в молельном доме.
   - Я не стал говорить об этом при полицейском, - вкрадчиво объяснил отец. Мама стала похожа на удивленного лемура. Но она ничего не ответила, продолжая нарезать свинину. Я сидела за обеденным столом, копаясь в телефоне, делая вид, что меня абсолютно не волнует происходящее. Нависшую тишину разбавляло тиканье часов в виде мексиканской шляпы.
   - Бедная женщина, - мама помешивала содержимое высокой сковороды, в то время как отец продолжал нависать в неудобной позе.
   - А о чем ты разговаривала с сыном этих Муричей?
   Я не сразу поняла, что вопрос задан мне, и отец повторил.
   - Ни о чем, - руки стали влажными. Опять пришлось выдумывать на ходу, - я спросила, что ему известно.
   - И что он тебе ответил?
   - То, что всем уже известно, папа.
   - Нет, но может у них другие источники. Ты, наверно, с ним подружилась, - мама подняла голову на предположение мужа и посмотрела на меня.
   - С чего ты взял?
   - Я просто спросил, - отец выпрямился и сел напротив меня. Ему давно пора переодеться.
   - Мы сегодня будем спать по очереди? - теперь мамина очередь задавать глупые вопросы. Отец промычал, пытаясь понять, что от него хочет любимая жена.
   - У нас по-прежнему нет дверей, - вместо дирижерской палочки в ее руках был нож.
   - А, - выдавил отец. Он не стал спорить. Антон выпрямился и посмотрел по сторонам. В моем углу поддержки искать не стоило. Растущее напряжение мамы выгнало меня из кухни. Оказавшись в приглушенном свете гостиной, стало не по себе. Дверной проем поймал воспаленное солнце, что спешило на запад, отбрасывая багровые тени. Удобный мамин костюм все еще согревал, но хотелось скорее проститься с его тяжестью, как и с этим днем. Я поднялась в свою комнату в поисках покоя и уединения. Влажный холод еще не успел запустить жадные лапы, сохранив прелое присутствие тепла. Облачившись в теплую пижаму, я легла в кровать, что всегда спасала от ночных кошмаров. Они каким-то образом, проложили путь в этот мир по специальному каналу чудовищ. Воображение несло все дальше, пока одеяло удерживало тепло. Я пыталась уснуть, впуская в голову приятные мысли. Конечно, тайными тропами они снова и снова приводили к Марку. Трудно что-то сделать с собой, когда тебе семнадцать. Никаких отголосков печального опыта. Мягкий голос доносился эхом из воспоминаний, как волшебная песня. Конечно, я опускала тот факт, что он не человек и, скорее всего, между нами навсегда проляжет тень. Но я боялась таких мыслей, что ставили перед фактом выбора. Забудешь сейчас - станет легче потом. Весь мир сосредоточился в этой комнате, когда я призналась самой себе. Я полюбила. Без пяти минут, безумие. Где мои сны, когда они так нужны. Я пыталась уснуть. Комната постепенно таяла. Остатки солнца путались в кроне дикой яблони, а я лежала с открытыми глазами, пытаясь сойти за живую. Я находилась в подобии транса, когда в комнату поскреблась мама. Она просунула голову, а затем вошла. Волосы на невидимках придавали ей девичью наивность.
   - Спишь?
   - Нет, - ответила я, укутавшись. По телу растекался необычный холод, не смотря на то, что тело согрелось.
   - Поужинаем?
   Голода я не ощущала, пусть за целый день я почти ничего и не ела. Я отказалась, соврав про головную боль. Мама немного постояла, словно хотела что-то спросить. Вместо слов последовал вздох разочарования. Но едва ли я подозревала, что она хотела спросить. Когда дверь негромко стукнула, я силой закрыла глаза. Я отчаянно надеялась на сон, как единственный способ сбежать с этой планеты. Я привыкла к этой борьбе. То закрывала, то открывала глаза. Или, как кошка лежала с одним открытым, повернувшись лицом к окну. Наблюдая, как раскачиваются деревья за паутиной тюли, снова и снова крутила в голове наш последний разговор с Муричем. Уверенность, что все еще нахожусь на плаву реальности, подкреплялась стуками внизу. Отец ремонтировал дверь. И я то засыпала, то просыпалась, совсем как в городской квартире, когда нас донимали соседи с очередным ремонтом. Подтверждением тому, что я все-таки какое-то время провела во сне, стала тянущая пелена в глазах. Когда я их открыла, лунный свет отбрасывал серебристые тени. Но долго пролежать в темноте не удалось. Бодрость стала понемногу утомлять, но стоило подняться, как голова превратилась в свинцовый слепок. Я представила, как могла выглядеть со стороны - внезапная прическа на фоне лившегося света луны. Хотелось взять себя в руки и убаюкать. Я пыталась думать о Марке плохо, когда хотелось думать что-нибудь хорошее. Но меж тем я ощущала странный прилив, пока луна с открытым ртом наблюдала за мной. Химеры пробрались в эти стены, чтобы уничтожить светильник. Мягкий свет ударил в лицо, и я сползла как поверженная бабочка, обратно в кровать. Под мое воображение оживали тени, что подкрадывались к моей постели. Зеркальный шкаф налился ртутью, когда я поймала свое отражение. Испуганная девочка, которая едва понимала, что происходило с ней. Хотелось, как в детстве добраться до маминой постели. Рассказать ей про тени на полу, пугающие звуки, и другие плоды воображения. Я протянула руку к тумбочке. Пустынный островок мебели был тем самым пространством, где поселилось мое одиночество. Гладкая поверхность любила собирать свежую пыль и мои переживания. Выдвинув ящик, где я обычно хранила туалетные принадлежности, то, как массажная расческа, маленькое зеркальце и другие мелочи, без которых трудно представить быт любой девушки, руки натолкнулись на какое-то препятствие. На меня смотрел вампир с обложки книги Додди Уильямса. Та самая, которую я сдала в библиотеку. Из-за которой, все и началось. Я не помнила, куда в тот день положила новую книгу, но точно не в эту тумбу. Испугавшись, я толкнула ручку. Въехав на гладких шасси, ящик захлопнулся с предательским стуком. От досады я укусила себя за палец. А затем осторожно открыла тумбочку, надеясь, что книга исчезнет. Но нет, книга оставалась на месте. Я осторожно извлекла ее, подставив свету бледное лицо. Что такого нашел Живица в этой книге, что помогло ему стать одним из этих... Хотела сказать "тварей", но едва ли Марк мог подходить под это определение.
   Открыв произвольно, я прочитала:
   ...больше всего на свете. В тех местах не растут терновые заросли, но пение птиц такая же редкость, как треск лягушек в засушливый сезон. Облака там ходят низко, отмечая присутствие темных сил...
   Захлопнув приятно пахнущее издание, я отложила книгу в сторону. После того, как выяснилось, что это скорее карта, чем книга, вернуться к привычному чтению, не представлялось возможным. В каждой строчке таились руководства и места прошлых обитаний. Захватывало дух, но едва ли я хотела возобновить чтение. Я вернула книгу на место, заперев ящик как можно тише. Когда я подняла голову, то встретилась с парой светящихся глаз в окне.
   Нож изо льда плавно вошел в сердце, заморозив мои движения
  
   До того, как в руки попала книга Додди, я прочитала многое из местной библиотеки. Я хорошо помню день, когда впервые переступила порог владений Семена Семеновича. Библиотекарь в больших очках сидел за длинным столом, что ловил солнечные блики глянцевой поверхностью. Живица читал старую подшивку, и не сразу заметил посетителя. Сгорбленный, сухой, тогда он показался настоящим хранителем знаний. А белая голова, словно припорошенная снегом, уже тогда скрывала желание присоединиться к тайне. Я поздоровалась, оторвав от занимательного чтения библиотекаря. Живица выглядел рассеянно. Но стоило ему стряхнуть какие-то тревожные думы, появилась улыбка. Я не понимала эстетического смысла в железных зубах. Всегда можно обзавестись белым рядом керамических. Возможно, яркое дополнение могло стать своеобразным украшением, но не в случае с Семеном Семеновичем. Одна странная мысль поймала на крючок -он расстраивался, что приближаясь к преклонным годам и ему суждено потерять зубы. И он отнесся к выбору, как человек, который не разбирается в оружии.
   Когда я получила возможность перечитать книгу, что каким-то чудесным образом оказалась в выдвижном ящике, испугалась. Тогда я поняла, что не хочу знать больше того, что знаю - и как результат - оно само постучалось в окно. Глаза горели как стоп-сигналы. Ветер, что раскачивал деревья, шевелил дикие волосы существа, что руками пыталось проложить дорогу в мою комнату. Жуткие догадки торопились сообщить нечто пугающее, но когда знакомый женский голос прокрался в голову, сомнения развеялись. Эта была Ира, которую несколько часов назад пытались предать земле со всеми почестями. Ее тонкие пальцы, как щупальца, прилипли к стеклу, а стеклянный голос прошептал:
   - Впусти меня.
   Я поймала себя на мысли, что хочу этого, но вовремя осознав, что желания принадлежат не мне, ответила:
   - Уб-бирайся, - и с трудом отвела взгляд.
   Ира легко проникла в мое сознание, а я силой вытолкнула ее, разорвав нить. Гостья издала короткий смешок.
   - Отдай книгу, и я оставлю тебе твою жалкую жизнь, - приятный голос, что звучал когда-то грубо, по-мужски, обрел огранку. Ему хотелось довериться, впустить.
   - Или ты хочешь, - продолжала она, - чтобы я попросила кого-нибудь из родителей.
   Я зажмурилась. Пострадать самой - по сравнению с тем, что могло произойти с матерью или отцом, настоящий подарок. Но что такого в простой, на первый взгляд книге? Живица хотел вечной жизни, и он ее получил, но чего хотела Ира? Разве она готовилась стать наследницей крови?
   Я рассматривала рисунок на обоях, выковыривая из мозгов верное решение, как изюм. Ничто не могло помешать оказаться у окна родительской спальни, но Ира продолжала настойчиво твердить о книге. Я не могла надеяться на Мурича, что спас меня тогда. Поэтому я просто углубилась в себя, надеясь, спастись. Чтобы отвлечься от навязчивого голоса, я попыталась вспомнить какую-нибудь песню, но слова путались. Незваная гостья не оставляла продолжала усыплять мое сознание, но я продолжала сопротивляться. Обхватив руками колени, я принялась раскачиваться, мурлыкая под нос любые мотивы. Каким-то чудом, память уцепилась за одну песню малоизвестной группы "Во сне".
   - Скажи просто нет, - пел тонкий голос девушки, -
   И в тебе будет свет,
   Даже если ответ
   Сохранит.
   В эту ночь, как в мечту
   Я тебя заберу,
   Если ты мне не скажешь, нет.
   Если ты мне скажешь, нет
   Я оставлю тебя одну.
   Сладкий голос певицы звучал громче голоса за окном. Поэтому я снова и снова крутила ее, пока, наконец, не вспомнила одну вещь, что почерпнула в книге Додди:
   - Это всего лишь договор с темной стороной. У человека есть выбор. Скажи просто "нет" и у тебя будет право остаться при своем. Правда, он не очень надежен, и силы его разрушаются ровно через сутки, - голос профессора Майерса, одного из героев книги Додди, почему-то принадлежал Марку. Профессор объяснял юноше, главному герою, как обезопасить себя при первой встрече с вампиром. Если тот пытается нарушить границы твоего жилья. Когда пытаются копаться в твой голове - это не очень приятно. Словно тебя насильно заставляют проглотить нечто гадкое. Совсем как в детстве, когда казалось, что молоко кипятили из вредности, лишь для того, чтобы тошнотворная пенка обязательно застыла на поверхности. Голос, что проникал в меня, постепенно утратил былую уверенность, но эмоционально был окрашен в бордовые тона. Ира поняла, что сделка не состоится.
   - Впусти меня, - отчаянно прошипела она, издав неприятный скрип по стеклу.
   - Нет, - уверенно произнесла я, изгоняя демонов.
   Остатки ночи я провела при включенной лампе. Позже я тайком пробралась к родителям. Плотно задернутые шторы и посапывания успокоили. Я прогнала вампиршу, но второй раз у меня такой возможности не будет. Существо обязательно вернется, когда сила одноразового ключа перестанет действовать.
  
   За окном белели яркие полосы света, когда меня настигло проклятье сна. Страх уснуть перекрывал простую потребность в вязком тумане. Но его дурманящие жала кололи веки, и я перестала сопротивляться, в то время, когда слабая лента ночника накрывало лицо. Я успокаивала себя, что есть время все обдумать. Она придет. Она обязательно придет, а значит, я должна буду обратиться к Марку. Я не знала точно, сколько находилась в пустоте без сновидений, но когда меня коснулась теплая рука матери, которую хотелось оттолкнуть, пелена прорвалась.
   - Таня, - она смотрела испугано. Я шумно втянула воздух, приподнявшись на локтях, и попятилась. Мама демонстративно щелкнула кнопку светильника, что висел у меня над головой.
   - Как поживают твои вампиры? - спросила она знакомым тоном. Я называла это истеричными трелями. До меня едва доходил смысл вопроса, который окатил ночным кошмаром. Но, когда я поняла, что она имеет в виду мои пристрастия к чтению, расслабилась, усмиряя биения в груди.
   - Нормально, - голос осип, и я едва могла говорить.
   Взгляд Альвины метнулся по пустому столу и прикроватной тумбе. Но когда я поняла, в чем дело, - она дернула скользкий ящик. Обложка, на которой красивый юноша скрывал свою сущность, привлекла внимание. Мама схватила книгу и отправила себе подмышку, приняв позу оловянного солдатика.
   - Больше никакого чтения, - сказала она, удалившись с гордо поднятой головой. Прическа колыхнулась, оставляя витать в воздухе свежий запах цитрусов. Я открыла рот, как рыба, выброшенная на берег, пока мама приближалась к двери.
   - Мама! - крикнула я, приподнявшись как со смертного одра, но уже грозно скрипели ступени, и я, как поверженный голиаф рухнула в кровать. Не знаю, сколько раз я произнесла слово черт, но он не заставил долго себя ждать.
   Марк сидел на подоконнике в знакомой куртке и джинсах, покачивая ногами, дразня пропасть белыми мокасинами. С правой руки свисали католические четки. Черные бусины опутывали запястье, а крестик раскачивался в такт движениям ног, действуя на меня как маятник гипнотизера. Синий атласный шарф опутывал шею, а волосы проглядывали из шапки, как будто он вернулся из долгого путешествия. В левом ухе горела круглая серьга, а зеленые глаза разжигали приветливую улыбку. Он поджимал тонкие губы, сдерживая улыбку. Я отвернулась, задыхаясь от волнения, которое едва могла скрыть, и ждала, когда он заговорит со мной. Но он молчал. Спустя несколько минут, я повернула голову, испугавшись, что он может исчезнуть. Но он продолжал сидеть, опустив голову. Марк снова посмотрел мою сторону. Под глазами пролегли глубокие тени. На щеках едва заметные веснушки, что давно выцвели.
   - Прости, - тихо произнес Марк, - я опоздал.
   Со скрипом душа раскрылась.
   - Но у нас есть время. Не переживай, она не причинит вреда твоей матери. Ты ведь читала книгу, я не сомневался, что ты вспомнишь, - он поднял приободряющий кулак с крестом, знаменуя эту маленькую победу и, наконец, улыбнулся.
   - Не понимаю, как эта книга вообще оказалась у меня?
   - Пока она в твоих руках, то не достанется никому из них. Я не мог допустить, чтобы она оставалась в библиотеке. Ты вернулась домой с той же самой книгой.
   - Почему ее нельзя просто уничтожить?
   - Ты слышала такое выражение, как "рукописи не горят"? Эту книгу нельзя сжечь, или сделать с ней что-то еще. Ее автор темный... Прости, мы не любим слово "вампир", оно несколько режет слух, - Марк поправил шапку, - Додди был один из нас, но его давно мертв. В свое время наделал шума. Находясь при дворе, Додди написал книгу, выпустил, и потом стало ясно, что это подробное руководство, как стать темным. Спохватились поздно, ее успели перевести на несколько языков, но довольно быстро ее сняли с продаж, отыскали до одной и уничтожили. Правда, одна оставалась в личной библиотеке Королевы.
   - А почему тогда они сейчас не здесь? Пусть забирают книги!
   - Есть причины, по которым появление Хранителей, так их называют, не желательно. И тебе о них знать не нужно.
   - То есть все, что в той книге, правда?
   - Додди не дурак. Его следует читать между строк, как это в свое время делал библиотекарь, - он спустился на пол, заняв знакомый стул, - в этой книге столько всего, о чем мало кто догадывается. Додди положил жизнь на изучение природы темных, ставил опыты. Он больше всех был приближен к Тайне. Но никто и подумать не мог, что его главная цель - как вампиру снова стать человеком. Додди был гением, но он умер. А мертвый гений уносит с собой слишком много. Никто не знает - нашел ли он то, что так долго искал. Говорят, он был влюблен, и всеми силами хотел вернуть прежний облик.
   - Выходит, им обоим нужна книга, чтобы снова стать людьми? - разгадка казалась столь простой, что я уселась на постели, подскочив.
   - Не думаю, - Марк положил ногу на ногу, перебирая четки, - в этой книге больше, чем ты себе можешь себе представить. Никто не стал изучать эту книгу, ее приказали просто уничтожить.
   Марк наклонился вперед, сложив руки на коленях.
   - Теперь я действительно ничего не понимаю.
   - Тебе и не нужно. Я хочу, чтобы ты прочитала эту книгу перед тем, как ее уничтожат, - он посмотрел на меня усталыми глазами, пытаясь внушить доверие.
   - Ты читала работу Додди, как человек, который очень любит читать книги. Этого лишен Живица, потому что он с самого начала рассматривал ее как инструкцию, а не как увлекательное чтиво. Его разум был замутнен еще тем, что он с детства мечтал стать бессмертным. Едва ли те, кто хотят быть как мы, понимают, что это такое.
   - Ну, бывает. Кто-то хочет стать суперменом, начитавшись комиксов в детстве
   - Понимаешь, Живица однажды столкнулся с вампиром, и тот его, видимо, так очаровал, что он проникся этой идеей. Когда ты читаешь, это одно, а если ты сталкиваешься с этим, то уже вряд ли усомнишься в существовании другого мира.
  
   Мама уехала. Шины под окном заскрипели с возмущением, и я готова отправиться на поиски, но вопрос был в другом - она спрятала книгу в доме или прихватила с собой. Марк продолжал сидеть на стуле, заводя разговор в тупик. Я пряталась под одеялом в тонкой пижаме. Наконец, я спросила:
   - Ты не знаешь, она увезла книгу с собой?
   Марк кисло заметил:
   - Несколько веков ее не мог найти специально обученный человек, а ты хочешь, что бы я попытался найти ее в доме. Ты одна знаешь, куда обычно прячутся такие вещи.
   - Я ее найду, но пожалуйста, не надо оставлять ее у меня.
   - Говорю же, у тебя книга будет в безопасности, - Мурич поднялся со стула и стал неслышно измерять комнату.
   - Вам терять нечего, - я откинула одеяло, опустив ноги на пол, оставив гостя позади, - но пойми, я переживаю не за себя.
   - Марк? - я обернулась. Невесомый тюль надулся пузырем, задерживая прохладный воздух. Марк исчез, оставив за собой неизвестность.
   Закрыв балкон, я спустилась в гостиную и после недолгих поисков заключила, что книгу мать забрала с собой. Оставалось лишь надеяться, что Альвина остынет раньше, чем доберется до мусорного бака. Маленькая надежда, что она поступит именно так, немного приободрила. Тогда вампирам совсем не обязательно гоняться за мной. Или я ошибалась - я боялась даже предположить, какие мотивы двигали этими существами.
   Живица намеренно листал нетленку Додди. А какую роль играла Ира. Едва ли я понимала, зачем Мурич скрывает подробности, выдавая информацию, как жаропонижающее. Я стала частью этой истории, поэтому имела полное право знать.
   Так как поиски не увенчались успехом, я закрылась в кухне, чтобы сварить крепкий кофе - оставалось не так мало времени, и я не хотела провести его в тумане. Кухня сияла как под вечер Чистого Четверга. Это говорило о том, что мама легла поздно, или это отец потратил много времени на ремонт дверей. Когда я подумала о еде, желудок неприятно заерзал. Я налила стакан воды из фильтра, что стоял на столе рабочей зоны, надеясь, что жидкость не попросится обратно. Находясь в одиночестве сверкающей кухни, я слушала часы и думала о Марке. Небольшой осадок оставался после того, как он исчез без предупреждения. Пусть Муричу много лет, но в нем сохранилась мальчишеская неуверенность. Это делало его совсем человеком. Но Марка выдавали глаза, полные вековой усталости. Какую жизнь он прожил, кем был и кем стал? С этими тайнами он не торопился расставаться, но достаточного одного - он не человек, и поэтому - он может с таким же успехом оставить это при себе.
   Замерев мухой над сладким кофе, я вздрогнула. Гостиная пробудилась от трели звонка. Последний раз едва не случилась трагедия, поэтому я не торопилась открывать. На мне снова была пижама, что, казалось, притягивала молнии. Я встала, едва не опрокинув стул, и на ватных ногах отправилась принимать гостей. Но в этот раз сюрприз не был таким уж страшным. Страницы сказки переворачивались, но крепко держали чудовищ на привязи. Увидев творения рук отца, я размазала улыбку. Если учесть, что латать приходилось в некоторой спешке и под давлением матери, можно предположить полное отсутствие вдохновения. Я побоялась прикасаться к ненадежным фрагментам. Дверь восстановлена с детской непосредственностью и навешана на полуоторванные петли. Как можно осторожно я опустила ручку, впустив в дом немного прогретого воздуха. Высунув голову, я пропела:
   - Кто там?
   Затаив дыхание, я приготовилась к худшему.
   - Утро доброе! - ответил немного застенчивый голос, - мы пришли починить дверь. На меня смотрел смущенный юноша внушительного роста, что никак не вязалось с раздвоенным подбородком и сильными чертами лица. Я узнала его - вчера он ехал с нами в машине, и это он помогал заносить коробки в дом Муричей. Ваня Талюмов.
   Незаметный парень из параллельного класса. Я вспомнила, что никак не могла вынуть из глубин памяти, пока он прятался под капюшоном на заднем сиденье. Скошенный пробор разделял темно-русые волосы, что доходили до плеч. Светлая рубашка с закатанными рукавами заправлена в черные джинсы. Следом за Ваней зашел мужчина. По возрасту, он скорее приходился ему отцом. Из-за внешнего сходства я подумала об их родстве. Мрачный отец и простоватый сын. Находясь в редких контактах с жителями сектора, мы мало знали что-либо о тех, кто уживался с нами. Я думала, что Ваня жил в городе. Тихий и незаметный он не давал особой пищи для разговоров, и мало кого интересовал.
   Из комнаты я вернулась с ноутбуком. Ваня помогал отцу снимать с петель дверь, но когда парень увидел меня, то на его щеках заиграл румянец. Он отвлекся, чуть не придавив отцу ногу, за что получил порцию сдержанной брани. "А вот этого, пожалуй, не надо" - пронеслось в голове, пока я занимала удобную позицию в кухне, откуда хорошо видно, чем занимаются рабочие. Через полчаса приехал отец с новыми дверями, и я могла спокойно потеряться в скромной обители комнаты. Впервые захотелось кому-нибудь открыться. Но ни один человек, и раз на то пошло, ни один темный, не должен был знать, что происходило в душе. Слов накопилось много, возможно они были красивыми и связными, но это я смогла бы понять, если бы пролила на бумагу. Но вместо бумаги я завела новый документ на рабочем столе компьютера, заранее наградив его сложным паролем. Закончив почти в одно и то же время со стуками внизу, я перечитала. На последней строчке длинного письма, я почувствовала, как огромный камень откололся от сердца. Нажав на крестик, и понимая, что это совсем не похоже на меня, я закрыла ноутбук. Нужно дождаться маму, чтобы получить обратно книгу. При первом прочтении ты увлечен сюжетом, сражаясь со злом, поторапливая героев к финалу. Никаких особых размышлений, которые подталкивают на раскопки какого-то тайного смысла. Чего нельзя сказать о втором - книга медленно начинает открываться тебе. Ты пьешь ее мудрость, неосознанно заучиваешь некоторые фразы, и каждый раз, снимая слой за слоем, ищешь новые открытия. Хотя не всегда задумываешься, что тайны, давно тебе известны. Книга всего лишь расчищает путь к твоим мыслям.
   Мама вернулась около восьми, с порога вслух порадовавшись новым дверям. Я слушала щебетания, настраиваясь на беседу. Отец отвечал каким-то магическим бубнением из кухни, пока она гремела дверцей шкафа, звенела каблучками. Когда я появилась в гостиной, то застала отца за разжиганием камина. Мама накрывала на стол, раскладывая приборы. Заметив мое появление, она опустила голову. Я решила не растягивать томительное ожидание, заняв место за столом. Альвина делала вид, словно не замечает меня. Я не знала, с чего стоило начать, но даже если бы я подошла к нужной теме издалека, то сразу бы стало ясно - куда я клоню, поэтому я спросила напрямик:
   - Мам, можно попросить тебя вернуть книгу?
   Она отошла от обеденного стола, заняв оборонную позицию у плиты.
   - Ну что такого в том, что я читаю? - очень тихо спросила я, после недолгой паузы.
   - У человека, - начала мама, - должны быть хоть какие-то интересы. Посмотри на других. Кто-нибудь чем-то увлекается, но это не увлечение, это бред.
   - Это такое же увлечение, как и другие, - жалостливо заметила я.
   Отец прошаркал в комнату. До меня доносился слабый запах дымка, что смешивался с овощным рагу под приоткрытой крышкой жаровни.
   - Тебя ничто не интересно, кроме этого, - в голосе умерли эмоции.
   - Хорошо, - я сделала паузу, набирая воздуха в грудь, - скажи тогда, кем бы ты хотела меня видеть? В качестве кого?
   - Я просто начинаю переживать. У тебя нет друзей, с которыми ты могла бы проводить время. Занятия сводятся к чтению бесполезной литературы, - мама помешала варево, громко постучав по краю жаровни, звон от которой, застрял в ушах.
   - То, что у меня нет друзей, я не считаю особой потерей. Что плохого в том, если я предпочитаю быть одна?
   - У тебя тысячи отговорок, - мама всплеснула руками. Аргументы заканчивались, - я хочу обычную дочь, необязательно отличницу и примерную девочку. Да, кое-что в тебе есть, но это пугает. Любая мать скажет то же самое. Думаю, у тебя слишком много претензий к людям.
   - Наверно поэтому мне больше нравятся вампиры.
   - Да начни ты читать военную литературу, я приняла бы и это, - голос матери становился тоньше.
   - Ты эгоистка, - терпению приходил конец, - только и слышу, чего хочешь ты.
   - А чего же еще мне хотеть?! - ложка полетела на пол, окропив красными пятнами поверхности стола и пола, приземлившись подо мной. Мама демонстративно открыла ящик, достав другую, задвинув бедром обратно.
   Я сохраняла спокойный вид, предчувствуя трагический финал.
   - У каждого наступает момент, когда человек понимает, чего хочет. Но кто ты? - мама обернулась, сдерживая слезы, стараясь чеканить каждое слово.
   У нее получилось, эгоисткой теперь стала я.
   - Через год тебе поступать, но что-то я не слышала разговоров о будущем!
   - Это нормально, - бросив камень в ее огород, я выдохнула, - ты же не родилась с нитками в руках?
   - Да сколько себя помню, я хотела шить!
   - После того, как услышала историю Коко Шанель, примерно лет в 15, - я пыталась изобразить голос за кадром.
   - Это просто подтолкнуло, а чему научат твои вампиры, если кроме них ничем и не занимаешься? Что и говорить, ты даже и готовить-то не умеешь. Значит так, я сама отнесу книгу в библиотеку, а Живице скажу, чтобы уничтожил твою карточку. И больше не выдавал тебе этих ужасных книг.
   Она развязала фартук, гневно повесив его на крючок у входа.
   - Если хочешь, я могу придумать себе занятие. Или сесть за учебу, потому что едва ли я смогу найти что-то полезное здесь, - бросила я.
   - Я ждала, когда ты попросишься в ателье. Ждала, когда захочешь помогать, это ведь наше общее дело. И дождалась. Но тебя хватило на один день. А я-то, дура, размечталась!
   Повернув вентиль газовой плиты, мама вышла из кухни. Хлопок и огонь потух. Я отправилась следом за Альвиной. В другой раз , конечно же, оставила бы мать в покое - тем более что все уже прочитано.
   - Просто верни книгу, и я обязательно придумаю, чем занять себя, если ты этого так хочешь, - голос дрожал.
   Мама искала укрытия в комнате, но неожиданно повернула к выходу, где стоял шкаф. Открыв дверцу, она вцепилась в сумку и дернула молнию. Когда блеснула знакомая обложка, я перестала дышать. Я верила, что мама вернет книгу. Но я ошибалась. Я протянула руку, чтобы забрать ее. Альвина замерла у камина. Отражение огоньков плясало в ее зрачках. Опустив глаза, она бросила книгу в огонь. Пламя осторожно лизнуло тонкие страницы, а затем сморщилось. Лицо героя почернело, и где-то между стеклянными створками образовался темный коридор.
  
  
   Глава 4
   Город мертвых
  
   Я остановила машину у склона. Сонное озеро вздохнуло и, как астматик, зашлось в плескающемся кашле. Границы воды отступили, расчесав гладкие водоросли. Когда вода лизнула носок туфель, волна встала на дыбы. Она спрашивала - почему я путешествовала так долго и почему мне грустно. Я присела на корточки, погладив старого друга. Сколько раз я приходила к этим берегам, и каждый раз получала мудрый совет. Волны могли знать ответы на сумасшедшие вопросы. Над водой носились чайки, выкрикивая странные послания. Чистое небо наклонилась, пробудив ото сна обмелевшую гладь. Я могла вечно оставаться в неудобной позе, пока время-художник рисовал с меня прозрачные полотна. Время текло неспешно, пока я прохаживалась по берегу, выглядывая гладкие камушки, чтобы прострелить волну одним метким ударом. Точно так же я прогуливалась в одиночестве, когда ушел Марк в самый первый день пробного свидания. Озеро напомнило о нем, когда вытолкнула из воды блестящую рыбину, которую тут же подхватила голодная чайка. Птица стала вклевываться в чешуйчатую плоть, вытягивая розовую ленту кишок.
   Я не пыталась искать Мурича, хотя понимала - после того, что произошло, в этот раз у нас могло получиться. Были ночи, когда хотелось бросить все и отправиться на поиски. Но всякий раз останавливал страх - темные меняются, а я не готова пережить еще одну серьезную потерю. Похоронив Марка Мурича в сердце, иногда я приходила к могиле, поправляла покосившиеся цветы, что блекли и теряли свою привлекательную форму.
   На прощание я показала спину взволнованной реке, солнце поднялось высоко, посылая теплые лучи. Передо мной встали высокие холмы, что оберегали сектор от наводнений, постепенно оседая в молитвах о старости. Невероятно высокие в прошлом, деревья согнулись. Полуживые, они вынуждены расти корнями в небо, цепляясь за свои права в подвешенном состоянии. То же самое чувствовала и я. Страх необратимых процессов. Какая из меня получится бабочка? Какие рисунки появятся на черных крыльях, если я даже не знаю, что на самом деле таится в душе. И не полечу ли я вниз?
   Неспешным шагом я поднялась к машине, нажала на кнопку брелока и поманила дверцу на себя. Вглядываясь в синий отрезок озера сквозь лобовое стекло, я повернула зажигание, но вместо привычного и ровного звука до меня донеслось слабое тарахтение. После нескольких попыток оживить мотор, я покинула салон. Некоторое время я пыталась понять - почему я не взяла с собой телефон и почему так произошло. Собрав руки на боках, я взбороздила полукруглые полы пиджака, размышляя над своим положением. Так как в машинах я не разбиралась, то и не видела смысла открывать капот и медитировать над уснувшим механизмом. Я вышла на узкую дорогу, осматриваясь по сторонам. Сектор заключил в свои объятия, что уже много лет населяли незнакомые люди, потомки жителей, которых я могла знать. Дома и особняки отвернулись, закрыв веки занавесок. Березы приятно шумели, нарушая нависшее напряжение. Трудно будет найти людей, что каким-то чудесным образом понимают присутствие темных, прячась в домах под выдуманным предлогом. Каменистая почва отражали стук каблуков, пока я прогуливалась, прощупывая местность особым зрением, при помощи которого можно отыскать, что угодно. Важно знать, что ты хочешь найти.
   Я решила идти прямо и никуда не сворачивать. Рабочий день перевешивал в сторону обеда и те, кто зарабатывал здесь, а не как большинство, в городе, должны потянуться желудками в сторону дома.
   Не считая того, что машина за несколько километров от автосервиса, мне повезло. Я прошла поворот, за которым правил белый палец администрации. Вглядываясь внутренним зрением в дома, я создавала вид заблудившегося туриста. Одежда потеряла свежесть, а шарф, что сдавливал горло, я предпочла стянуть и припрятать в карман. Ощутив слабый пульс, я прибавила шагам уверенность, следуя Зову, на которого всегда можно положиться. Если ты, конечно, не попал в ловушку. Большинство подъездных дорожек пустовало, но вдалеке я заметила приближающуюся черную машину. Пульс стал ярким, и я ощутила металлический привкус - действительно, время обеда.
   Машина остановилась у одноэтажного дома белого цвета с рубиновой крышей. Когда я подошла, высокий хозяин с густой копной волос уже скрылся за высоким забором. Поверхность окон темная, как слюда, но я могла слышать, как хозяин прохаживался из комнаты в комнату. Он был нейтральный, но какой-то потерянный, и действия походили на ежедневный ритуал. У ворот я заметила белую кнопку звонка и поднесла подушечку пальца, немного надавив. Прощупывая территорию на посторонних, я увидела слабый импульс электрического заряда, что маленькой искрой донесся до звонка в доме. А затем почувствовала самого хозяина. Судя по всему, он был сильно удивлен, что у его порога появился гость.
   Моргнув, я привела глаза в порядок. Не смотря на то, что темные при тесном общении привлекают людей, поволока на глазах могла оттолкнуть. Вампиры не просто пьют кровь, для начала они входят в определенный контакт с жертвой. Это можно сравнить с интимной близостью на тонком уровне. Чтобы насытиться, одной крови мало, нужна энергия, которая поступает вместе с ней. Кровь без нее безвкусна, поэтому покупая очередную порцию для меня нет разницы, чья она - животного или человека.
   Я отступила назад, готовясь к встрече. Дверь со слабым стоном отворилась, и передо мной появился высокий мужчина слегка за тридцать.
   Едва ли можно забыть яркие голубые глаза, длинный нос с небольшой горбинкой и четко-очерченные губы. Изможденность, что выдавала в нем трудоголика, не портила, но придавала какой-то растерянный вид. Рабочие брюки песочного света на широком армейском ремне. Синяя футболка, усеянная скатавшимися ворсинками, заправлена в брюки. Волосы, которые давно не слышали слова "ножницы", торчали в разные стороны, как у домового. Он оперся на запястье, сверкнув циферблатом часов. Стало неловко. Придется просить помощи у человека, у которого я хотела украсть обеденный перерыв. И, набросив мокроту на глаза, поздоровалась.
  
   Новый знакомый попросил повернуть ключ зажигания, пока я наблюдала перед собой задраенный капот. Футболку полоскал ветер, как флаг. В багажнике он отыскал трос. Это не предвещало ничего хорошего, значит, чтобы вернуться в город, потребуется время. Одно радовало - мне не отказывали в помощи. Пустая трата силы на дорогу и бригаду эвакуаторов, понемногу сводила с ума. Проблема казалась пустяковой. Пока мы ехали к обрыву на его машине, мужчина назвал свое имя.
   - Владимир, - сказал он и закурил, выставив руку в окно, - а вас?
   - Анна, - уже второй раз за день я прикладывалась к пассивному курению, едва ли понимая влечение людей к такому пристрастию.
   - Я вас не видел здесь. Вы к кому-то приехали? - он вдохнул, поглядывая на меня с прищуром.
   - Так, осматриваюсь, - сочинять приходилось на ходу, - хочу купить здесь дом.
   - М-м, - протянул он, вытолкнув клуб дыма в окно, - и где же?
   - Я еще толком не запомнила названия улиц, но это в стороне въезда по главной улице
   - Примерно представляю, - сказал он вкрадчивым голосом и выбросил сигарету в окно. Мы подъехали.
   Находясь в салоне, обняв руль, я наблюдала за движением его сильных рук. Он размотал трос, а затем соединил наши машины. Опять показалось, что его действия выполняются на автомате. На лице безразличие к миру, которому кроме усмешки этот человек ничего не хотел дарить. Я не знала, почему он не предложил воспользоваться телефоном и решить проблемы. Машине примерно лет пятнадцать или больше, но еще ни разу она не подводила. Я ощущала в ней присутствие бывших хозяев, что не особо церемонились с ней на поворотах. Машина побывала в аварии, и я первая, кого она подвела по причине усталости. Ее сердце, как и мое, изношено.
   Мы неспеша доехали до дома. Всю дорогу я наблюдала, как он пытается поправить свою взрывную прическу, поглядывая в зеркало. Но ему это не удавалось, а один раз Владимир даже махнул рукой в знак смирения. Природа льва взяла вверх.
   После того, как он поставил мою машину во двор и запер ворота, то предложил составить компанию за столом.
   - Уже обед заканчивается. Потом я возьмусь за вашу машину, - он встряхнул часы, поднеся их к носу.
   - Может, стоит вызвать эвакуатор? - неуверенно спросила я, осматривая его владения. Я чувствовала себя глупо, понимая, что слишком поздно задаю такой вопрос, который должен быть решен еще на берегу.
   На его лице появилось нечто вроде раздражения:
   - Нет уж, я потратил на вас полчаса от короткого обеденного перерыва, будьте добры.
   - Тогда кофе, - короткая вспышка коснулась меня, окатив новым приступом жажды. Как жертва, он был готов попасть в голодные силки. Я приняла приглашение легко. Его человеческая сила и уверенность могли поспорить с темным началом. Владимир, чье имя, как веер с политической символикой, навевало скуку, как человек, притягивал. Поражала его особенность задавать утвердительные вопросы. И совсем не хотелось сопротивляться. Он ступил на тротуар первым, уводя за собой. Ничего, что могло выдать женское присутствие. Только нужные предметы. Веранда, в которой я по примеру хозяина разулась, оказалась так же пустой и необжитой. У окна потертый диван с запахом собачьей шерсти. Владимир открыл дверь. С удовольствием я перешагнула высокий порог, соприкоснувшись с его грудью, пока он пропускал меня вперед. Меня встретила стойка в шляпе, готовая принять верхнюю одежду. Шляпа в самый неподходящий момент напомнила отца.
   Я оказалась в просторном коридоре в окружении картин, изображавших дикую природу с ручейками и непроходимыми дебрями. Изображения перетекали, изменялись, даже воздух показался живым, как в лесу. Даже я, начала двигаться вместе с картиной. На секунду я успела позабыть, кто я, но меня успел вернуть голос хозяина:
   - Нравится?
   - Завораживает, - протянула я, продвигаясь вперед.
   - На самом деле они неподвижны. Их рисовал слепой художник. Вы проходите, будьте как дома.
   - Как интересно, - протянула я, вглядываясь в полотна.
   Просторная кухня по левую руку от меня. Под аркой висела небольшая купель колокольчиков. Владимир задел ее головой, когда неспешным шагом ступил в свои владения. Стопка жалюзи упиралась в высокие гардины. Из окон проливался свет, умывая кафельный пол. На шахматной доске, как поверженные фигуры, стоял холодильник, стол, стулья. Круглый стол украшала белая скатерть. Мягкий кожаный уголок из вишневого дерева огибал его округлости. Обстановка походила на операционную. С трудом верилось, что мужчина много лет прожил один. Стеклянные шкафы овальной формы приютили голубую посуду в каком-то армейском порядке. Две пустые мойки, как близнецы делили один кран с длинной изогнутой шеей, а винтили с растопыренными пальцами, скорее украшали, чем служили для подачи воды. Даже я почувствовала себя одинокой. И мертвой. Смерть. Она здесь побывала. И давно.
   Освежив руки под краном, я опустилась на удобный кухонный диван, позволив поухаживать за мной. Много лет не случалось ничего подобного. Владимир приготовил кофе в очень старом аппарате. Он был похож на кухонный комбайн с длинным носом когда-то белого цвета. В мое время так же часто на столах можно встретить электрические самовары. Мужчина поставил чашку неуклюжей манере, едва не расплескав. Владимир сказал, что ему нужно привести себя в порядок. Я устало кивнула, но едва он дошел до дверного проема, то развернулся и спросил:
   - Вы не дом Петухова собрались покупать?
   Палец примерз к фарфоровой петле, и я чуть не опрокинула чашку с горячим напитком:
   - Возможно, - я только что приобрела привычку, закидывать прядь за ухо, - а что с этим домом?
   - Он почти уцелел при одном страшном пожаре, претерпел несколько ремонтов, но никто так и не стал его хозяином дольше, чем на несколько месяцев.
   Я опустила голову, сдерживая себя от утверждений, что в моем случае будет иначе.
   - Я пока рассматриваю этот вариант, не думаю, что решение окончательно, но спасибо, что предупредили, - я подняла чашку в знак благодарности, выпросив у хозяина скупую улыбку.
   Он повел плечом и исчез. Слишком много внимания приковано к дому Петухова, поэтому не хотелось провести двадцать лет сна и застать тот момент, когда кто-нибудь вскроет склеп. Да, Тайна охраняла этот дом, как и сотни других потайных склепов разбросанных по всему миру. Люди, сами того не замечая, отводят взгляд от мрачных стен. Но если кому удавалось проникнуть за его пределы, одному Богу известно, какая судьба ждала непрошенного гостя. Сущности, что охраняли эти границы, не темные. Бесплотные существа, сурии, получали нечто большее, чем деньги или смысл к существованию. Порожденные мраком, они питались чернотой, что окружала темного во время его Сна. Разлагая черноту, они как стервятники, кружили в доме и вокруг него, нагнетая обстановку той местности, где им суждено обитать. Марк рассказывал про один случай встречи человека и этих сущностей. Попав в один из склепов, ему удалось выбраться оттуда, но едва покинув территорию, тот упал замертво. Ужас, что оставил след на его лице, однажды приснился незадолго до того, как я стала вампиром. Что произошло с этим человеком, никто не знает. Марк говорил, что они вынули из него душу. Чернота не обманывает, когда ты смотришь в ее окна.
   Владимир вернулся через пятнадцать минут в домашнем костюме. Он поставил на плиту небольшую кастрюлю с торчавшим половником, напоминавшим перископ. Мужчина поинтересовался еще раз, не голодна ли я. Но я попросила кофе, сказав, что не так давно плотно позавтракала.
   - А откуда вы? - Владимир прислонился пятой точкой к столу, приглядывая за кастрюлей на газу. Этот вопрос застал врасплох. Действительно, откуда?
   - Это важно? - спросила я, вертя в ладонях пустую чашку.
   Новый знакомый спохватился, вспомнив о кофе, и тут же исправил ситуацию, заправив одряхлевший аппарат. Стоило признать, что вкуснее кофе я еще не пробовала, о чем тут же сказала хозяину дома.
   - Он старше меня, - сказал Владимир, похлопав по пластмассе.
   - Давно таких не видела, - пробормотала я, чуть не откусив себе язык.
   - И не увидите, раритет, - он вернул рукам привычное положение крестом, повернув голову в сторону окна, - так откуда вы?
   - Вы не отстанете, да?
   Между нами образовался пузырь тишины. Владимир отвернулся, чтобы заправить мою чашку, и, после того, как он поставил ее передо мной, вернулся исходное положение. Он помешал содержимое кастрюли, промурлыкав:
   - Ну, все-таки, - он закрывался, не осознавая, что это немного спасает его от моих чар. Но мне совсем не хотелось очаровывать его, но я призналась себе, что этот человек мне приятен. Я назвала город, в одном из которых прожила долгое время, где заочно познакомилась с литературным агентом.
   - А почему решили перебраться сюда?
   - Здесь тихо.
   - Это точно, - он снял крышку, а затем выключил газ, - а чем занимаетесь?
   - Ломаю машины и знакомлюсь с перспективными мужчинами, - выпалила я, чувствуя себя как на допросе. Владимир ухмыльнулся и стал накрывать на стол, заглянув в шкаф над головой в поисках подходящей тарелки.
   - И как, удачно? - поварешка, полная неаппетитной для меня смеси, глухо стукнула о дно тарелки.
   - Раз на раз не приходится, но иногда попадаются достойные варианты.
   Я просила себя остановиться. Я откровенно флиртовала. Когда Владимир сел за стол, он погрузил ложку в тарелку, и задумался:
   - Давайте, я угадаю
   - Попробуйте, - скрестила я руки на груди.
   После неудачных попыток, он сдался.
   - Писательница, - робко ответила я.
   - Популярная?
   - Да как сказать, так.
   - Анна, Анна, Анна. Не знаю писательниц с таким именем. Можно узнать фамилию?
   - Брюэй.
   - Нет, точно не слышал. Может, это и к лучшему? - Владимир пожал плечами, - Еще кофе?
   - Нет, спасибо.
   - О чем пишите?
   - Что за дурацкий вопрос?
   - Ну не знаю, фантастику, детективы, или любовные романы?
   - Мистику.
   - А, тогда вы правильно выбрали место, здесь такого добра хватает
   - Например?
   - Одна бабушка Алена чего стоит, живет, кстати, не далеко. Тут много чего, чтобы понять, надо здесь жить. Но совсем не обязательно покупать жилье, можно просто, снять, как делает большинство. На долго никого не хватает. Кого-то забрасывает работа, а что вас тут завлекло, я даже и не представляю. Разве что вдохновение, или как там называется штука у писателей?
   - А почему вы отсюда не уедете, раз здесь так плохо?
   - Здесь моя семья. Я родился тут. У меня, можно сказать нет выбора.
   - Неправда, выбор есть всегда.
   Владимир отставил тарелку:
   - Мне нужно позвонить, - он сложил руки на стол, - предупредить, что меня не будет сегодня, и займемся вашей машиной. Можете пока посмотреть телевизор или как хотите, на ваше усмотрение.
   - Надеюсь, у вас проблем из-за меня не будет?
   - Нет, что вы, у меня очень понимающее начальство.
   Владимир поднялся, захватив тарелку со стола, чтобы поставить в дальнюю раковину.
   - Чем вы хотите заняться?
   - Пожалуй, побуду здесь.
  
  
   В момент нашего знакомства с Владимиром, пришлось его "подтолкнуть". Я ощущала сопротивление, едва приблизившись к его воротам. Уставший и разбитый человек, что работал на износ, отвергая любые попытки вторжения извне, с первых секунд был готов послать меня куда подальше. Он был равнодушен к чужим проблемам, так как привык решать самостоятельно, желая остальным того же. Хватило одного "укола". Я всего лишь подтолкнула его, заставив внутренней силой забыть принципы. Но я и не думала, что таким образом "разбужу" его. Короткое время, что я провела с ним, наблюдала серый шар, что постепенно рос и окрашивался в более сочные цвета. Начиная с бледно-розового он постепенно насыщался красным. Я не умела читать судьбы, или мысли, как некоторые темные. Я довольствовалась малым. Видеть внутренние настроения слабого человеческого существа - хватало. Люди и сами могут чувствовать, если перестанут зацикливаться на себе. Владимир хотел довериться, раскрыться, проткнуть растущий пузырь, что отравлял, но не мог. Едва ли я могла помочь, я могла лишь заставить. Но это насильственная терапия, а силой спасти человека нельзя, не нарушив его природы.
   В тот момент, когда он принял решение помочь мне, там, на берегу, он сделал это самостоятельно. Я же толкала на короткое время, не предполагая, что машине может потребоваться нечто большее, чем воскресающие манипуляции. Оставшись в его доме, я прониклась идеей о гостеприимстве. Я не видела силуэтов людей, что могли появляться в этих стенах. Картины, которые заворожили меня, это далеко не все, что привлекало внимание. На стенах росла энергетическая паутина. С каждым днем ее становилось больше. Отвоевывая новые и новые территории, отвергая любые попытки хозяина обрести простое счастье. Повиснув на рамах, оно дышало, насыщаясь настроением хозяина. При моем появлении отваливалось и падало на пол, заползало в узкие щели, ближе к темноте. Оставшись наедине с паутиной в, на первый взгляд, чистой квартире, я принялась уничтожать ее. Моего присутствия, как темного, хватало. Очистив кухню, я принялась за гостиную. Просторная светлая комната с большими окнами, разодетыми в тяжелые юбки штор. Пол был покрыт бирюзовым ковролином с коротким ворсом, к стене был приставлен диван с массивными подлокотниками, рядом с которым невысокий книжный шкаф со стеклянными створками на изогнутых ногах. Напротив, на стене висел широкоэкранный телевизор, по бокам которого тянулись трубообразные колонки на плоских ножках. В самом центре, как гуляющий остров, журнальный столик на колесиках, на котором лежал черный пульт в виде изогнутого рога. Навесные потолки приходили в движение - паутина вздыхала болью, стоило коснуться взглядом. На вид этой черной субстанции около двух лет. Гостиная походила на оранжерею черных лилий. Паутина извивалась, корча гримасы, местами отсыхала, роняя бахрому с приглушенным стуком. Одна упала под ноги и замерла. Через минуту она уже спасалась бегством. Уничтожить подобное до конца - не под силу никому. Чернота уходит на время, но, если создать тепличные условия, она вернется.
   Спальня походила на черные джунгли. Наверняка, по ночам Владимиру снились кошмары. Над двуспальной кроватью томилась самка - пухлый мешок, от которого бежали черные прожилки. Она глубоко дышала, выбрасывая споры. Семена тут же прилипали к стенам, мгновенно разрастались, уползая в другие комнаты. С моим появлением, самка замерла. Съедая энергию ее отростков, я перекрыла этой сущности кислород. Сколько грязи накопилось в ее утробе, сколько ненависти и сколько отчаянья каждую ночь сыпалось на голову холостяку. Владимир жил этим и давал жизнь грязной самке. Я встала на кровать, ощущая, как волна беспомощного страха мечется внутри, не имея возможности бежать. Дай такому существу ноги - и это мир верхом на ее черной спине покатился бы в пропасть.
   Пульсирующая вена тянулась по поверхности мешка. Соки протекали в самый центр грязного сердца. Я обнажила клыки, впуская яд в ее поток. Самка, отвечая взаимностью, стала издавать тонкие блаженные звуки. Я ощущала ее желания слиться со мной. И, будь у нее руки, она обняла бы меня, едва понимая, что раскрывает объятия смерти. Это не так приятно, как радость, что испытывали жертвы. Но вполне питательно. Я ощутила прилив сил, на тот момент, когда дом Владимира был очищен.
   Покинув комнату, я находилась в неком подобии эйфории. В гостиной, осматривая стены, где местами свисали полуживые нити, я заметила отблеск от книжной полки. Я подошла к шкафу. Ровный ряд книг не оставлял сомнений, на корешках которых переливалось мое имя. Анна Брюэй. Потянув ручку намагниченной створки, я извлекла одну. Моя первая книга. Тяжелая, в черной обложке, с золотыми буквами "Вести с того света". Текст внутри пропал. Оставалось догадываться, каким образом книга попала в огонь. То же самое произошло и с остальными. Вернув полке былой порядок, я щелкнула дверцей и обернулась к сумеречному зрению. И опять это происходило с позволения инстинктов, в момент опасности. Попав в сектор, я не видела других темных, но я могла предположить, что воронка привлекла чье-то внимание. Я создала ее, когда позволила себе насытиться черной энергией потолочного существа. Показать себя могло стать большой глупостью, будь я на занятой территории, куда обычно, как стервятники слетаются другие темные. Но я проверяла - сектор был заброшенной пустыней, так как был слишком мал для процветания. Но, как вышло, я ошибалась.
   Находясь у шкафа, я видела особым зрением, как Владимир, ничего не подозревая, приводит в порядок внутренности машины. Пусть я и очистила дом, но он не защищен от таких гостей. Сущности, что могли оберегать его от вторжений, уже давно покинули эти стены. А мой почерк, воронка, стал сигнальной ракетой. Трудно было решать, если я не видела намерений. Темные приближались. Я не упею оказаться рядом с Владимиром. Пусть я - главная цель, его могло просто зацепить. Сообразив, сколько же я не питалась привычным для вампира образом, у меня получился приличный отрезок. Могло ли это значить, что меня искали намеренно, по почерку?
   В одно мгновение я оказалась на крыльце, ориентируясь благодаря сумеречному зрению, чтобы с точностью до секунды знать их появление. Они приближались, и я уже могла разобрать - кто они такие. Охотники, и, судя по стертой подписи, они никогда не держали руку на Кодексе Таледа. Наемники не объявляли требований, быстро приближаясь к порогу дома. В попытках отвести беду, я решила бежать туда, где наша беседа могла состояться без свидетелей. Ступив на тротуар, я увидела согнутые ноги, торчавшие из-под машины. Я зашла за крыльцо и перемахнула забор, потерявшись в густых зарослях соседской малины, а оттуда оказалась на поле с молодыми побегами картофеля, где, обратившись в тень, пронеслась до самого леса у обрыва. Затерявшись в ветвях, я стала ждать. Кто мог подумать, что такой поступок был расценен, как бегство. Условия менялись в момент игры. Я жалела, что оставила ничего не подозревающего Владимира, в опасности. За спиной разлилось помолодевшее озеро, разговаривая со мной на языке силы, заглушая все, что я могла услышать. Охотники так же могли потерять меня. Озеро прятало меня, размывая сигналы. И я забыла об этом.
   Это могло разозлить охотников.
   Я сама по себе, а случайное знакомство с человеком, не должно стать козырем в игре, правил, которых я еще не знала. Покинув дерево, я оказалась на песчаном берегу. Под ногами раскрошившиеся стволы поваленных деревьев. Вода плескалась близко, почти у самого обрыва. Я спаслась, чего не могла сказать про Владимира. Близость Сна поднимала на поверхность другие чувства - такие, как ответственность. Пустив точным броском камушек, я прострелила поверхность воды и в мгновение оказалась наверху обрыва.
  
   Обратно я возвращалась обычным путем. Вдоль картофельных полей тянулась разделительная полоса, протоптанная множеством ног. Сорняки спорили по краю, поторапливая меня. Но какая-то часть меня понимала - что могла, я уже сделала. Внутренним зрением я не ощущала присутствия темных. Они ушли. Когда я подошла к дому, меня встретили приоткрытые двери ограды. Дом казался хоть и не таким безнадежным, каким я видела его в первый раз, но выглядел пустым и безжизненным. Я надеялась, что хозяин дома оставался в неведении. Так и должно быть. Но судя по тому, как развивались события, в этом случае, будет иначе. Двор был пуст. Машина застыла в рабочем состоянии с разинутой пастью капота. Прощупав территорию, мужчины я не увидела. Ни во дворе и даже дома его оказалось. Каждый след был заметен. Я оглядывалась в поисках предупредительной метки. Она могла выглядеть, как угодно. Но виртуозы обошлись малой фантазией. Не найдя ничего во дворе, я уже хотела обследовать дом, как на стекле машины со стороны водителя, я увидела радужно-золотую букву "А".
   Закрыв глаза, я прикоснулась к стеклу той ладонью, на которой сохранился шрам после ночи на берегу, когда он скрепил наш договор. Едва теплая поверхность говорила о свежести. Прильнув, она обожгла руку, и я не смогла сдержать стон, и отшатнулась. Вспышки боли походили на слайды. При каждой смене картинок, пронизывало током. Я видела со стороны, как убегала. Я словно находилась в чужом теле. И судя по тому, что он молча наблюдал, он был главный. По правую руку от меня стоял высокий мужчина с длинными светлыми волосами в черном плаще. Часть лица изуродована, если бы не это, то он был бы вполне приятной внешности - на правой щеке тащился грубый шрам. Он кричал, растянув красноватый стежок, приказывая второму догнать меня. Другой меньше ростом в длинном вязаном свитере и джинсах. Голова неестественным образом сплющена, черты лица собраны в гармошку. Рваная губа свисала в вечной ухмылке. Он бросился в мою сторону, а я, то есть, наблюдатель, оставил длинноволосого, и стал приближаться к человеку. Тот беззаботно насвистывал свежий мотив, и я даже успела прочесть его мысли. Это приоткрылось, как часть плана. И я не знала, насколько это достоверно. Владимир думал обо мне. Каждая вспышка дарила новую боль. Человек хотел пригласить меня на свидание. Его праздные мысли остановлены приятным бархатным голосом:
   - Владимир?
   Мужчина выбрался из-под машины и, увидев того, кто к нему обращался, открыл рот. Он не успел ничего произнести, как появилась рука, и человек без сознания упал на землю. Появился третий с отвисшей губой, сообщая, что я скрылась. Вид его был жалок, я понимала, что за это его точно не похвалят.
   - Она у озера, - сказал тот же голос, чьими глазами я видела.
   Длинноволосый смотрел на Владимира, сложив руки перед собой. А тот, что с губой озирался по сторонам, чувствуя себя виноватым.
   - Я оставляю тебе это послание, Брюэй. Мы оставим его в живых, если ты вернешь розарий. Даю тебе сутки, а потом можешь либо сходить с ним на свидание или проводить в последний путь, - главный расхохотался. Я отняла руку от метки. Тряхнув головой, я пытаясь привести себя в чувство. Рука горела, а шрам заболел. Я обхватила голову и присела на край тротуара. Неприятно, когда в твоем доме побывал кто-то и навел свои порядки. Немного придя в себя, я осмотрелась и решила навестить гараж. Низкая дверь совсем не подходила высокому строению, и больше походила на кошачий лаз. Место под машину пустовало, ее Владимир оставил на подъездной дорожке. Здесь довольно прибрано, как и в доме, не за что уцепиться. Большие стеллажи с инструментами, где под каждый выделено место. На потолке горела тусклая лампа на скрученном белом проводе. В дальнем углу я нашла то, что искала. Из букета грабель, лопат и тяпок я взяла крепкую лопату с коротким черенком и вышла на свежий воздух. Покинув ограду, я заперла дверь ворот и открыла багажник машины, кинув туда лопату. Оказавшись на водительском месте, я увидела ключи, что беззаботно лежали на приборной панели - они и об этом позаботились.
   Одна я знала, где искать розарий. Заведя мотор, я осторожно выкатила машину и, свернув налево, направилась в сторону кладбища. Оно так же располагалась по склону обрыва. С самого начала говорили, что место выбрано неправильно, но теперь слишком поздно что-то менять. Никто не хотел ворошить кости. Нужно спрятать машину Владимира и какое-то время затаиться в ожидании темноты.
   Похороны матери я не застала. Я находилась слишком далеко, а когда появилась в секторе, чтобы почтить дорогого человека попала на похороны отца. Бывших алкоголиков не бывает. Что и держало Антона на этом свете, так это жена. Но, когда ее не стало, мыльный пузырь лопнул. Отец не умел пить. Но в тогда его никто не остановил. И мой отец неслышно затворил за собой дверь. Я появилась в день похорон. Представившись дальней родственницей, я довела ритуал прощания от начала до конца. В какой-то момент даже удалось почувствовать себя человеком - с кончиной отца прерывался список родных. Конечно, косые взгляды неизбежны. Одна дама, перебрав, заявила, что дом мне в наследство не достанется. Я ответила, что приехала не для наследства.
   Когда я подходила к некогда нашему дому (первый дом сгорел в пожаре, но родителям удалось восстановить его), я уже вынашивала план о судьбе розария. Я - темная, поэтому лишена многих человеческих радостей. Таких, например, как сон, но годы, проведенные в роли стража четок, прошли в пугающих видениях. Но и оставить без присмотра я его не могла. Появившись скорбящем доме, решила устроить маленькую сцену.
   Я изображала ревущего льва, но спиной видела недоуменные взгляды. Та самая, что упрекала наследством, хотела отвести в сторону. Я сказала, что Антон близкий человек и попросила оставить нас. Волна шепотков злила, но к счастью, через некоторое время народ действительно хлынул на улицу. Гостиная опустела и я достала розарий из внутреннего кармана. Иногда, четки согревали сердце воспоминаниями. Настала пора отправить его в надежные руки. И я не придумала ничего, кроме как спрятать розарий во внутреннем кармане отцовского пиджака. Идиоты. - подумала я тогда, - нарядить человека в последний путь в одежду, которую он терпеть не мог - это ли не кощунство. Но кто знал, что Антон не любит строгие костюмы? За время нашего проживания в секторе, едва ли кто интересовался нами.
   Если бы позволило время, я бы отдала распоряжение переодеть его. Но оно поджимало. Обо мне справлялись, тайно поглядывая в дверной проем, и я долго искала нужные слова. Я могла бы произнести целую речь, как слуга слова, но как дочь, я опять оставалась один на один с косноязычием. Поэтому я просто сказала:
   - Прости, пап, - а затем похлопала по груди.
   Когда я нечаянно коснулась холодной руки, передался заряд воспоминаний. Я дернулась, как от напряжения.
  
   Был страх, что я не отыщу нужную могилу. Прошло чуть меньше века. Отдав четки в руки судьбы, я подписала другой договор - я соглашаюсь с вердиктом времени, так как носить четки при себе уже не могла. Они отравляли мое существование. А Марк, что обещал вернуться за ними, так и не появился. Какой у него был повод или что не давало ему найти меня, на тот момент я не знала. Но, избавившись от розария, я почувствовала свободу. Кладбище ютилось на краю сектора, там же стояла большая промышленная территория со зверофермой и молочным заводом. Я медленно двигалась по узкой дороге, прощупывая присутствие темных. Дома росли по обе стороны, как молчаливые стражники. Кладбище просматривалось со всех сторон. Проехав до зверофермы, где когда-то разводили лис, я убедилась, что хозяйство заброшено и давно. Но каким-то чудом сохранило свои кости. Высокий забор, обвитый колючей проволокой, покосившись, смотрел на поля. Крапива, подражая его высоте, тянула тонкие полые стебли, пытаясь ужалить небо. Над проржавевшими воротами дремала будка, куда тянулась старая проволока, что когда-то преграждала пути посторонним. Сейчас она почти утонула в песке, высунув язык красной материи.
   Кирпичное здание молочного завода полуразрушено. Оно стояло поперек, оглядывая одной стороной поля, а второй наблюдало за соседствующей постройкой "кухни". Там готовились корма, откуда трактором доставлялись бадьи пахучей каши для всегда голодных лис. За ним-то я и оставила машину. Пустое помещение с распахнутыми дверями сохранило гнилостный запах рыбы и мяса. Скелет мясорубки застыл в ожидании над грязной ванной, как над озерным котлованом. Животные когда-то находились дальше за другими воротами, что охранялась другой вышкой. Все распахнуто, вывернуто, выворочено, как будто рабочих прогнали в один прекрасный день и надругались над творением своей жизни.
   Пройдя за полуразвалившиеся ворота, я оказалась в каком-то зловещем депо полусгнивших клеток. Справой стороны, под навесом треугольных крыш тянулись одиночные клетки в два ряда. Слева, утопая в крапивных кущах, такие же клетки со специальными домиками для самок со щенками.
   Немного оглядевшись, я решила занять удобную позицию, забравшись по ступеням охранной будки. Внутри оказалось довольно уютно, как в купе. Приколоченный стол и лежанка, небрежно покрытая какой-то тряпкой.
   Вид из окна был потрясающим - косые борозды клеток, утопленные в зелени закрашивали прямоугольник территорию фермы. Наблюдательный пункт был не таким прочным, но зато сохранял глаза в надлежащей форме, неся пожизненный пост. Когда накатывал всплеск ветра, то будка приходила в движение, пока я сидела на лежанке и просматривала старые выпуски журналов, что нашла в углу. С темнотой я вернулась к машине за лопатой и, оставив на дверце отпугивающую метку, направилась в сторону будки.
   Ночная свежесть смешивалась с запахами прошлого. Я прогулялась в самый конец лисьей улицы, чей периметр утыкался в кладбище. Перемахнув через забор, я обратилась к сумеречному зрению и оказалась в городе мертвых.
   Я примерно знала, где могила и затерялась в кроне первой попавшейся березы, распугивая задремавших птиц.
   Долго искать не пришлось. Я спрыгнула и замерла, словно вспоминая, зачем я здесь. Почерневший венок, как спасательный круг, висел на оградке. На просевший холмик кивал крест, утопая в крапиве. Где-то далеко простонала птица. Я зажмурилась, и воткнула лопату в дерн. Как робот, которому дали задание, прорывала чужое спасенье. Темные умеют останавливать поток мыслей - и я этим воспользовалась. Хорошо, когда над тобой не спорят демоны и ангелы. Едва ли им решать - как ты поступаешь - хорошо и плохо. Освободив крышку от земли, я медлила. Нет ничего приятного в том, чтобы видеть кости своих предков. Но желание поскорее убраться подталкивало. Открыв глаза, я отказывала себе в понимании. Гроб был пуст.
  
   Глава 5
   Таня
   Договор на крови
  
   Оставшись без ужина, я провела долгое время в комнате без сна, томясь в странных ожиданиях и злости. Она права: стоило подумать о будущем, но его я не видела. Вздрагивая от малейшего шороха и шагов на первом этаже, я снова и снова замыкала круг мыслей. Что обидело Марка, отчего он исчез. Возможно, это свойственно его манере - появляться и уходить без предупреждения. С наступлением темноты, я спустилась вниз и первым делом прокралась к остывшему камину. Темный овальный грот за темным стеклом ловил отблески лунного света.
   Рукописи не горят. Мурич сказал, чтобы ее уничтожить, нужны темные силы. Открыв дверцу, я взяла короткую кочергу и притянула книгу.
   Я бережно смела пепел с почерневшей обложки. Щелкнув дверцей, и, как можно тихо приставив кочергу, я поднялась в комнату, празднуя маленькую победу.
   В комнате, я задернула тяжелые шторы. Перед тем, как раскрыть первую страницу, я замерла, разглядывая лицо героя. Ничего нового о нем я уже не узнаю, зато у меня неплохая возможность почерпнуть кое-что из этого загадочного мира. Проведя рукой по поверхности выцветшего рисунка, я открыла книгу с сухим хрустом. Вместо знакомых закорючек глав, я обнаружила чистые, немного съежившиеся листы. В поисках пропавших букв, я стала переворачивать страницу за страницей, но, увы, каждая из них молчала сероватой белизной. Когда я в очередной раз перелистывала страницу за страницей, в окно прилетел камушек. За ним еще. Находясь под спасительным лучом света, я ощущала, как реальность утекает. Меня окружала темнота, готовая проглотить вместе с ночником. Третий камушек заставил подняться. Спрятав книгу под подушку, я успокаивала себя. Прижавшись к подоконнику, я, конечно же, не увидела ничего, кроме, сереющей мглы и жалкие пучки света от подъездной дорожки Муричей. Не знаю, откуда в тот момент во мне появилось столько смелости, но я открыла балкон, впуская в комнату ночную прохладу и запахи остывших листьев яблони.
   Обхватив плечи, я подошла к краю балкона, как к страшной пропасти и увидела двух девушек. Они стояли у черной иномарки. Одна из них приветливо помахала. Катя (та, которая кидала камни и призывала спуститься вниз) и Алена (она оглядывалась по сторонам, скрестив руки на груди).
   - Спускайся, - промелькнуло в моей голове.
   - И книгу с собой бери, - раздался второй голос, наверняка, принадлежавший Лене. Этот недовольный тон мог принадлежать только ей.
   Оказавшись в комнате, я как во сне подошла к шкафу и, торопясь, достала джинсы и свитер, не понимая, как я покину дом незамеченной. Как вор, прижимая книгу, я спустилась вниз, вспоминая мелодию каждой ступеньки. Любой скрип мог выдать меня, так как сон у отца чуткий. Прокравшись к двери, пришлось повозиться с новыми замками, а в темноте это казалось почти невозможным. Напоследок я обернулась, затаив дыхание. На ногах старые кроссовки, а на душе новая партия страха. Я кралась до ворот, но, оказавшись за оградой, потеряла его остатки.
   Катя принялась меня целовать, как старую подругу. Алена осталась в стороне, вместо приветствия показав правую ладонь. Затонированная машина хранила молчание.
   - Поехали, - Катя обхватила талию, словно приглашая к танцу.
   - Куда? - я неосознанно оттолкнула ее.
   - В безопасное место, - голос у Кати был слишком жизнерадостным.
   - А родители? - больше всего волновали те двое на первом этаже.
   - Ничего с ними не случиться, - проворчала Алена
   - Ваш дом охраняют, и поверь, охрана эта лучше, чем любые замки и сигнализации.
   - Тогда зачем куда-то идти с вами?
   - Видишь ли, дорогая моя, - радостный тон в голосе Кати немного поутих. Ее глаза немного светились, отчего хотелось вообще не смотреть в ее сторону, - по Закону Таледа...-
   - Зачем ты ей это рассказываешь? - перебила Алена, - ей это знать не обязательно.
   - Я сама знаю, что обязательно, а что нет. Зачем ты вообще пошла со мной? - вспылила Катя.
   - Ты меня позвала.
   - Вот и молчи.
   Алена отвернулась, вглядываясь в темноту, но до меня доносились волны ее гнева. Я даже не могла представить - чего ей стоило сдерживаться.
   - Так вот, по закону Таледа после второго приглашения только вампир может отменить это соглашения. Ты же ей сказала "нет", тем самым спасла себя, но безоговорочно пригласила к следующей трапезе.
   - Тогда я вообще ничего не понимаю
   - Тебе и не нужно, ты не вампир, а просто жертва обстоятельства. И человек.
   - Поговорите потом, я устала уже сдерживать круг, - Алена вот-вот выйдет из себя. Катя подарила улыбку и взяла за руку. Она подвела меня к двери пассажирского сиденья рядом с водителем, открыла дверь, и усадила, не отпуская руки. Я наблюдала за ней, сядет ли она в машину или же исчезнет. Но она действительно села на заднее сиденье. Повернув голову в сторону водителя, я увидела Марка. Двери хлопнули, словно отвоевывая мое внимание. Мурич подмигнул, а затем повернул ключ зажигания.
  
   Я догадывалась, куда мы могли направиться. В секторе всего одно место, где оставаясь на видном месте, можно безнадежно потеряться. Озерный берег тянул километры. В него впадала река, питая тихие воды. Если взять противоположный курс тому, к которому я уже успела привыкнуть, перед тем как покинуть сектор, то можно попасть на промышленную зону, за которой открываются поля и длинные ряды теплиц. Дальше, у самого обрыва, можно выбрать одно из множества мест, что летом набиты до отказа приезжими.
   Близнецы о чем-то шептались. Катя иногда хихикала, но всякий раз, когда я ловила ее взгляд, делалась серьезной и отворачивалась к сестре.
   Забелели теплицы, что как привидения отражали дальний свет, и Марк сбавил скорость. Машина свернула, покатилась вдоль забора загона для скота. Забор перестал рябить. Мимо спешили лысые островки обрыва с перелесками. Марк выглядел напряженным, и спрашивать, что-либо я не решалась, прислушиваясь к возне на заднем сиденье.
   - Как тебе удалось заполучить книгу? - вопрос Марка прозвучал с иронией.
   Я вспомнила, что книга теперь нечто вроде инвалида - страницы есть - букв нет. Я чувствовала себя виноватой, когда сказала, что об этом и хотела поговорить, но не знала с чего начать.
   - Что случилось? - Марк отвлекся от дороги.
   - Когда я просила маму вернуть книгу, мы поругались. Она бросила ее в камин.
   Я замолчала. Наверняка Марк знает, что могло произойти с книгой.
   - И что произошло дальше?
   Он уже не смотрел на меня, а следил за дорогой, но казалось, что со стороны он видит лучше.
   - Я достала книгу. С ней ничего не случилось, а вот буквы пропали, - последние слова я словно выжимала из себя.
   - Она у тебя? - холодно спросил Марк.
   - Конечно, - свернутый пакет лежал на коленях.
   - Возможно, это к лучшему, - мы выехали на поляну.
   Марк повернул направо, и остановил машину, осветив фарами обрыв. Когтистые ветви, казалось, хотели прикоснуться к яркому и затаились, когда заглох мотор. Марк помог выйти, а затем, не отпуская руки, повел к спуску. Впереди близнецы - грациозная Катя и неуклюжая Алена. Я ахнула, когда они пропали у края спуска. Послышалась ухмылка Марка. Когда настала наша очередь покорять спуск, перехватило горло. Поток воздуха, что, казалось, коснулся из самого песчаного дна, перебил дыхание.
   - Не бойся, - прошептал Марк у самого уха.
   Я хотела крикнуть, но крик получился какой-то сдавленный. От испуга я вжалась в его грудь. Несколько плавных прыжков походили на танец, в котором я и Марк, были завершенной парой. Мы оказались у подножия, где росло много остролистной осоки, в окружении болотистых кочек. Ноги плавно опустились в мягкую почву.
   Плакучие ивы склонялись к воде, поверхность которой изрезана водомерками и редкими колыханиями кистями ивы. Катя и Алена стояли у воды, взявшись за руки, как подростки, вглядываясь вдаль.
   - Они чертят круг, - пояснил Марк.
   Я посмотрела на него непонимающим взглядом.
   - Чтобы нас никто не почувствовал. Вода питает нас энергией. Защита будет сильнее. Тебя ищут, но им нужна книга, которую ты, пока ты человек, прочитать не сможешь.
   - Почему?
   Марк присел на поваленное дерево. Меня донимали комары, а к моему спутнику они даже не приближались. Я размахивала руками, отгоняя мелких тварей, пытаясь вникнуть в суть того, о чем говорил Марк.
   - Текст никуда не пропал, он, как и прежде, в книге. Пропали типографские буквы. Осталось то, что доступно сумеречному зрению. То есть, для вампира, - он скривил губы на последнем слове, которое, как он уже говорил, ему не очень нравилось.
   - Марк! Идем! - нас звала Катя, что стояла у воды. Алена пропала.
   - Надо разжечь костер, а то вы замерзнете, - Марк снова взял меня за руку и повел к месту, что облюбовала Катя.
   - Как, то есть они не вампиры? - хоть на мне и были кроссовки, но передвигаться по вымокшей почве в них не очень удобно.
   - Наполовину, - я видела, как Катя прислушивалась к нашему разговор, - их отец темный.
   - Ну ты где? - крикнула Катя. Слабое эхо, что в мгновение рассеялось, повторило за ней последнее слово. В ответ раздалась трель незнакомой птицы, и Катя, успокоившись, принялась расчищать сухой островок для костра. Марк подвел меня к Кате, а затем, когда моя ладонь выскользнула, с небольшим усилием он пододвинул полусгнившее бревно от поваленного дерева.
   - Побудь здесь, - сказал он и исчез.
   Я продолжала отмахиваться от комаров. Наши глаза с Катей встретились:
   - Донимают?
   - Да нет, нормально. Это же лес, и вода рядом. Костер их отпугнет.
   - Замри, - сказала она. Я послушалась и прекратила бесполезные махания, что раззадоривали насекомых. Катя протянула руку в пищащее облако, схватив одного. А затем поднесла ко рту, будто хотела съесть попавшегося комара. Что-то прошептав, она отняла руку и отпустила слегка опьяневшее насекомое. Комар смешался с облаком, что уже щекотали руки, ползали по одежде в поисках незащищенного места. Но, спустя, несколько секунд, один за другим комары покидали тело, ныряя в темноту, плавно раскачиваясь в воздухе.
   Я посмотрела на Катю, недоумевая от ее возможностей.
   - Они же вампиры, - пожала она плечами.
   Я села на бревно и стала наблюдать, как мирно плещется вода.
   Появился Марк со связкой сухих веток. Следом шла Алена. Я думала, что она, как и Марк пропала в поисках хвороста, но в руках пучки какой-то травы. Я так и не смогла разобрать какой именно, потому, что не помнила, чтобы что-то подобное росло в этих краях.
   - Что это? - спросила я у Лены, на что та уклончиво ответила:
   - Это для Марка
   Я посмотрела на него, не понимая, для чего ему понадобилась какая-то трава.
   - Алена отлично разбирается в травах. Ты же понимаешь, что быть одним из нас это не просто. Особенно, находясь рядом с человеком, - ответил Мурич, смерив меня плотоядным взглядом.
   - Трава? - просто не верилось, что трава может отбить желание или заменить кровь.
   - Его время приходит, - Алена сложила пучок травы с игольчатыми листьями на бревно, помогая Марку разводить костер.
   Мурич складывал тонкие ветки шалашиком, пока Алена чиркала спичкой. Горящая спичка едва не вылетела у нее из рук, когда Марк легонько толкнул девушку локтем после того, как она произнесла последнюю фразу.
   - То есть? - я сложила подбородок на колени, наблюдая за ними в борьбе взглядов. Я подумала, что они разговаривают, как не так давно беседовали и со мной.
   - Вампиры меняются, - продолжила Алена, доставая из потрепанного коробка другую спичку с самым невозмутимым видом, - это происходит всегда. Наступает момент, когда требуется перезагрузка, что полностью меняет темного, открывая его настоящую суть. В зависимости от того, кем был сам человек. То, что, будучи человеком, он скрывал и перебарывал, выплывает на поверхность и воплощается в его темной сути, - заключила Алена, задув спичку и бросив ее в огонь. Маленький огонек лизнул сухую солому, что Марк положил у основания, а затем с треском стал вгрызаться в пересушенные ветки.
   - Необязательно, что он станет плохим, как и не обязательно, что хорошим, - продолжала девушка, - он может стать кем угодно, но прежним - никогда. Он будет совершенным. И в чем будет заключаться совершенность - это уже вопрос пятый. Люди не знают кто они на самом деле - вот в чем их проблема, и, благодаря темному воплощению - сливаются со своей сущностью. Люди прячутся в раковинах, боясь самих себя. Там, - Алена ткнула в висок, - есть твое настоящее.
   - То есть, чтобы открыться, нужно стать темной?
   Катя и Алена переглянулись, а затем дружно рассмеялись. Марк отвернулся и стал наблюдать за растущим костром.
   - Совсем не обязательно, - посмеявшись, сказала Алена, - просто это один из способов. И поверь, не самый лучший. Быть вампиром - это страшно. Потому что когда ты на стадии перерождения, в тебе сгорает все, до чего ты дотрагиваешься. А потерять то, чем ты являешься - это ли не страшно? Поэтому человеку проще быть тем, кто он есть. Большинство живет этим, и лишь единицы тратятся на поиски самих себя. И у них это получается. Без обращений и крови.
   - А трава?
   Алена раздобыла старую консервную банку и, набрав туда озерной воды, принялась растирать нежные листочки. В нагретом воздухе появился запах, который я бы с трудом назвала приятным.
   - Тирлич-трава помогает усмирить боль. Марку все сложнее контролировать себя.
   Марк словно проснулся. Он поднял голову и сел рядом. Найдя мою руку, он положил ее на колени и продолжил наблюдать за костром. Я словно не видела, как Алена помешивает зелье веткой, и не ощущала неприятных запахов, которые по мере закипания воды становились ярче. За короткое время я привыкла, что этот парень не договаривает. И я почти смирилась, принимая право, готовясь к тому, что совершенно неожиданно могу его потерять. Это может произойти когда угодно, даже в эту секунду, пока Марк поглаживает мою руку. Когда я, наконец, подняла голову, то поняла, что нас оставили одних. Немного поодаль остывала консервная банка, с поверхности которой поднимался пар. Я отняла руку, чтобы вывести Марка из его транса. Шурша черным пакетом, я положила книгу на колени.
   Взгляд Мурича был затуманен. Хотелось знать - где он был, пока мы грелись у огня. Марк раскрыл книгу. Ничего не изменилось. Пустые страницы, казалось, подсвечивали реальность. Не считая того, что недоступно человеческому взгляду. И я чувствовала себя инвалидом, находясь рядом с ним. Марк приподнял рукав, обнажив запястье, на котором покоился черное ожерелье розария, и навесил над раскрытой книгой.
  
   - Пообещай, - полушепотом сказал Мурич, не сводя завороженных глаз с крестика. Он раскачивался над раскрытой книгой.
   - Что именно?
   - Не знаю, что будет дальше. Алена права, я боюсь изменений. Неизвестно, кем я стану, но ты должна пообещать, - Мурич говорил, как заклинатель - он знал, о чем говорил, но делал это так, чтобы я поняла и запомнила каждое слово.
   - С этой книгой что-то не так. Я не смог ее прочесть, хоть и обладаю сумеречным зрением. Но и я ничего не вижу. Я сохраню образ в кресте, а позже, если смогу или захочу, вернусь к ней. Но мы должны сделать это вместе.
   Мурич спрятал крестик в ладонь, оперевшись рукой на прогнившее бревно. Он выпрямился, направив взгляд куда-то за горизонт.
   - Меньше чем через неделю меня здесь не будет. Когда Алена говорила про изменения, она имела в виду Сон. Я приехал сюда, чтобы провести 20 лет в склепе дома Петухова.
   - То есть ты двадцать лет будешь спать? - понимание того, что должно произойти доходило слишком медленно.
   - Ну да. Я не хотел тебе этого говорить. Я же вижу, что с тобой происходит.
   - Неужели, - я опустила голову, краснея.
   - Да, жаль, что я впутал тебя в это. Но я вижу, что ты умная и не станешь терять голову. Я не смогу ничего тебе дать. Я исчезну, и ты меня через неделю забудешь.
   - Как не печально, - я хотела сказать "нет, во мне больше, чем ты готов представить", но вместо этого сухо согласилась. Я заставляла себя злиться, чтобы не заплакать.
   - Я рад, что ты это понимаешь, поэтому и прошу помощи. Дай руку, - он снял с запястья розарий, вложив в мою ладонь, и сильно сжал.
   - Что ты делаешь, больно! - я пыталась отдернуть руку. Закричав, я распугала мелких птиц неподалеку. Крест вошел в ладонь, как в масло, - Марк, прекрати!
   - Сядь! - приказал он, жадно наблюдая муки боли.
   - Марк, что ты делаешь, Марк, - потекли слезы.
   - Сейчас боль пройдет, успокойся, - он пытался достучаться сквозь мои стоны, - прости, но так надо!
   Меня трясло, но я послушно села рядом.
   - Отныне, это моя рука, - сказал он.
   - Что ты сделал? Зачем? - тихо спросила я, пугаясь его безумной улыбки.
   Марк ничего не ответил. Он поднес кровоточащую руку к раскрытым страницам. Бумага впитывала красные кляксы.
   - Это залог, - боль уходила, как он и обещал. Я больше не всхлипывала, а заворожено наблюдала. Мурич раскрыл мою ладонь, откуда свесился крест. Мурич держал руку не подвижно, крестик, подобно маятнику, раскачивался. Я чувствовала, как он тянулся из меня в страницы со скрипом, а затем остановился, когда из центра книги потянулась золотая нить в мою ладонь. По руке растекалось тепло, становясь невыносимо жгучим. Я посмотрела на Марка. Его глаза горели бездонной чернотой. И, когда все прекратилось, он мягко отпустил меня и захлопнул книгу. Он осторожно вынул розарий. Я отпрянула, вцепившись в рану. Вместо боли, я чувствовала растерянность, и едва понимала, что происходит. Кровь, что окаймляла места порезов, уходила обратно в рану, затягиваясь. Мурич намотал на запястье четки и спрятал в рукав. Бесполезная книга легла в сторону.
   - Теперь она в безопасности. И ты тоже.
   - Зачем? - с трудом спросила я.
   - Я обезопасил эту книгу от себя, если захочу использовать ее не во благо.
   - А без этого, - я показала кровавую ладонь, - нельзя?
   - Нужна жертва. Теперь пусть попробуют добраться до книги Хранители или другие охотники. Прочесть ее смогу только я, и то при условии, что ты позволишь сделать это.
   - Я могу запретить?
   - Как ты уже поняла - мир темных основан на Слове, это в мире людей слова, чаще всего, ничего не значит. Ими разбрасываются. Теперь книга в надежном месте. Прости, что поступил так. Я не должен был, - Марк замолчал. Он смотрел на меня, околдовывая зеленым спокойным светом.
   - Зачем ты это делаешь со мной? - подкошенная случившимся я тонула в его тумане.
   - Наверно, так надо, - сказал он, взяв мою горячую руку, - болит?
   - Немного, - солгала я.
   Марк провел по ладони мизинцем, и теплый пульс пропал. Он опустил меня, потянувшись за консервной банкой. Я хотела предупредить об острых краях, но передумала, глядя, как он осторожными глотками выпивает содержимое, запрокинув голову.
   Тишина разбавлялась треском огня. Пытаясь разобраться с мыслями о случившемся, едва понимая, какую ответственность Мурич возложил на меня, я сдабривала костер сухими ветками. Голодное пламя быстро расправлялось с хворостом, подбрасывая искры, ворча, играя со светом.
   - Они больше не придут? - робко спросила я про сестер, не отрываясь от пляски костра.
   - Нет, ты хочешь, чтобы они пришли? - Марк выбросил банку в траву и тоже принялся подкармливать костер.
   - Сначала они мне не понравились, теперь я не знаю.
   - Они хорошие, пусть и темные. Правда, Алена не очень рада осадному положению. Катя строит планы на долгую жизнь, а вот ее сестра не хочет выходить замуж. Понимаешь, если они не сделают этого, то очень скоро темная жизнь прекратиться. Они превратятся в ворчливых старух, будут вынуждены поменять образ жизни вдали от всего, к чему привыкли. Таких, как они, называют брухами. Не люди, не темные, согласные с природой, отшельницы. Трудно подобрать описание. Я их никогда не встречал.
   - А будущие мужья, они люди?
   - Нет, им повезло, - Марк сменил тему, - ты видела Зуева? Такой лысый
   - Этого, да. Странный тип
   - У него работа такая. Видишь ли, часто случалось так, что вампиры погибали, когда склепы находили люди. Они вынуждены придумывать надежные места, но потом появились такие, как Элеонор. Мы их называем агентами. Они подыскивают дома с плохой историей, создают условия. А потом за нескромную плату принимают вампиров для Сна. Особенно ценятся склепы со стажем, как дом Петухова. В нем засыпало и просыпалось много темных, там даже охраны особой не требуется. Постепенно туда заселяются сущности, сурии, у которых нет имен, но у которых темное начало. Они питаются тем, что исходит от временного хозяина и могут наказать любого, кто проникнет в склеп.
   Марк снова достал розарий.
   - Это досталось от матери. Я взял его с собой, как память, и сейчас четки, как никогда помогают. В них я сохранил воспоминания из жизни, и при желании, могу возвращаться к ним, прикоснувшись к нужной бусине. Иногда они сдерживают от необдуманных поступков. Перед тем, как уйти, я сохраню все, что произошло со мной здесь и, возможно, это поможет стать прежним, - Марк ухмыльнулся, - хотя я не уверен. Если верить Егору, что очень плохо перенес Сон, я просто сгорю. Он рассказывал, что первые пять лет ты видишь обрывки детства, начиная с колыбели, когда ты был влюблен в мать, заканчивая двенадцатилетием, когда начинаешь созревать. Это самое приятное, если верить отчиму. Потом ты переосмысливаешь все, что происходило в юношеские годы. Промахи и ошибки. Ты их видишь, переоцениваешь. Третий этап, самое страшное. Егор говорит, что ты горишь. Сгорает все, что мешало эти годы - убеждения, верования, точки зрения, мировоззрение. Ты очищаешься в агонии, не имея возможности заглушить или остановить это. Едва ли после такого, в тебе останется что-то прежнее. Этого-то я и боюсь, и не хочу этого.
   Марк умолк, перебирая четки, что отзывались на его прикосновения с приятным хрустом.
   - А потом? - не выдержала я.
   - Последние пять лет - полный покой, это как лечь на дно озера. Ты обрастаешь полезной тиной, что делает тебя совершенным, то, что должно быть, но что заглушил этот бесполезный мир. Через это должен пройти каждый темный. Пообещай, если я стану другим, ты не дашь открыть тайну книги. Без тебя она не откроется. Это наш с тобой договор на крови.
   - Я ведь тоже подвергнусь кое-каким изменениям, - пыталась я шутить.
   - Ты останешься прежней, я в тебя верю, - сказал Марк, осторожно прикоснувшись к моему лицу.
  
  
   - Как долго простирается этот круг? - нарушила я тишину.
   - Что? - задумчиво спросил Марк.
   Я смотрела на ровную гладь, по которой спускалась лунная дорожка. Казалось, если сделать шаг, то можно прогуляться до другого берега.
   - Защитный круг, он какой по площади? - ноги затекли от неудобной позы, и я встала, чтобы подойти к озеру.
   - Далеко, ты главное, в воду не заходи, - голос Мурича звучал позади, когда я приблизилась к серебрившейся воде. Осмотрев землю, смешанную с ивовыми корнями и водорослями, я нашла небольшой камушек и запустила на несколько метров. Он проскакал как раз по лунной тропинке и исчез. Когда я нашла еще один, то выпрямившись, неожиданно столкнулась нос к носу с Марком.
   - Любимое занятие?
   Я пожала плечом, а затем, запустила камушек по тому же маршруту, что и первый.
   - Тогда я наблюдал за тобой
   - Когда? - я присела на корточки, осматриваясь по сторонам в поисках метательного орудия.
   - После библиотеки, помнишь?
   - Я тогда подумала, что ты воды боишься, - усмехнулась я, прекратив поиски, наткнувшись на тяжеловатый гладкий камень. Я растирала его в руке, помня о предупреждении Марка не касаться воды.
   - У каждой стихии - свой хозяин. И мы не можем диктовать свои правила, а уж тем более нарушать границы чужой территории. Вода - самая сильная из всех. И там тоже есть свои сущности, что решают - кого впускать, кого отпустить, а кого оставить себе.
   - Забавно, - пробормотала я, не торопясь прощаться с находкой.
   - Я наблюдал за тобой. Ты кидала камни. Тогда, наверно, я и понял, что ты мне не просто нравишься, - кто-то сделал большой напор воды, и стакан полился через край. Я встала, чтобы запустить камень, но Мурич прикоснулся к моей руке и отнял камень. Погладив его пальцами, он наклонился и запустил камень далеко. Тот долго прыгал, а затем затерялся. И я не видела, где тот утонул.
   - Когда я была маленькой, отец показал, как делать лягушку на воде. А у меня не получалось. Он шутил, я обижалась. И тайком ходила на озеро, чтобы научится этому.
   Мурич усмехнулся, пристально посмотрев в глаза.
   - Смешно да?
   - Вовсе нет. Как вижу, ты не сдаешься?
   Я покачала головой:
   - Нет, - я сунула руки в карманы джинс, разглядывая искрящуюся лунную дорожку.
   Марк стоял близко. От него приятно пахло парфюмом. Мысли в голове туманились. Рывком он притянул меня к себе. Я никогда не видела таких зеленых и ясных глаз. Забавная длинная челка выглядывала из под скошенной шапки. Его губы подрагивали, как будто он хотел что-то сказать. Не хватало воздуха, и я вообразила себя рыбой, выброшенной на берег. Время тянулось, даже луна перестала переливаться на воде, наблюдая за нами. Мурич издал тихий полурычащий стон. Он наклонил меня, рассматривая шею, а затем провел кончиком носа по подбородку до впадины. Дрожь. Я искала в себе силы остановить это. Все могло обернуться не в мою пользу, но неожиданно Марк поднял голову и снова заглянул в глаза. Теперь взгляд был огненным, что одновременно пугал и приковывал. Когда я почувствовала его дыхание, готовая к нашему первому слиянию, все прекратилось.
   - Мы просим прощения, - наше уютное место у костра заняла Катя. Алена шевелила угли.
   Я мягко оттолкнула Марка, едва не ступив в воду. Он поймал меня за локоть. На этом волшебство прекратилось.
   - Ты долго не отвечал, - иронично продолжила Катя.
   - Ну, - смущенно ответил Марк, - это не удивительно.
   - Мы решили проверить, - вмешалась Алена.
   Я вернулась на поваленное дерево. Ног я не чувствовала. Близнецы подвинулись, чтобы место хватило и Муричу, но тот заявил, что постоит. Он занял позицию по другую сторону костра, спрятав руки в карманы.
   - Мы договорились, что всегда будем на связи, - продолжила Алена.
   - Это как домашняя сеть, только лучше, - пояснила Катя, а затем обратилась к Марку, - ты же знаешь, после того, как ты нашел эту книгу, здесь небезопасно.
   Она заметила книгу рядом с собой и взяла ее:
   - Что в этом куске бумаги? Это миф, а все верят, как помешанные.
   Вопрос прозвучал в пустоту.
   - Мы тогда пойдем, - виновато произнесла Катя, положив книгу обратно.
   - Погоди, - Марк оттянул ворот куртки вверх, - мы с вами. Тане пора домой.
   Действительно, нам пора, как не грустно об этом думать.
   Марк неотрывно наблюдал за костром, пламя которого неожиданно стало затухать. Оно словно сжималось под его напором. И, когда потухло, выпустив прощальную нить дыма, Мурич поднял голову и поправил шапку.
   Мы уже приготовились покинуть место, что могло стать местом нашего первого поцелуя, как Катя вспомнила про книгу. Марк вернулся и сгреб пустышку, и скоро оказался у воды. Немного погодя, он поступил с ней так, как я обычно поступала с камнями. Близнецы замахали руками, но Марк резко сказал им, чтобы поднимались и не спрашивали. Катя, дернула плечом, немного прижала колени и легким прыжком оказалась на верху. Следом исчезла Алена. Марк крепко сжал меня, а когда мы оказались на верху, оттолкнул.
   В машине каждый молчал о своем, слушая рычание двигателя. Колеса шурша покинули заросшую поляну, пока я прокручивала на повторах случившееся. Когда мы подъехали к дому, Марк помог выйти и провел к воротам. Мурич подхватил меня, и мы оказались на балконе. До разлуки оставались минуты. Я боялась дышать, прислушиваясь к тишине и шепоту листьев, что прятали нас от остального мира. Марк смотрел на меня, не выпуская из рук, хотя пора проститься. И проститься навсегда. Я думала, что если такому суждено случиться, пусть это произойдет именно сейчас. Но мне не хватало решительности. Пусть мне нравилось находиться в его власти. Я немного продрогла. Его объятья не дарили тепла, хотя Марк говорил, что они не совсем хладнокровные. Температура тела всегда зависела от окружающей среды.
   - Я не знаю, что будет дальше, - начал Марк, пригладив непослушную прядь на моей голове. Напряжение постепенно уходило - но впервые хочется жить по-настоящему. Не так, как сейчас.
   Я понимала, что в ответ он ждал нечто подобное, но слова путались, поэтому промолчала. Хотя видела - он принял бы любую глупость.Подождав несколько долгих секунд, Марк отпустил меня и исчез в темноте.
   Самым правильным - устоять, не поддаться эмоциям и не дать надежду на то, что между нами могло что-то быть. Когда сумасшедших становится двое - их ничто не остановит. Я понимала это, как никогда. И позволила себе думать, что я поступила правильно. Правильное решение живет секунду, а размышления дают пищу сомнениям.
   Я вошла в комнату, силой толкнув дверь. Теперь я понимала, насколько ненавижу этот мир. Я слишком долго сдерживала это признание, но поступить иначе я не могла. Не мне решать - в каком мире рождаться. Это место, так или иначе, мой дом, и я часть всего этого. Смелые мысли о другой жизни, которую я могла провести с Марком, я нещадно отбрасывала. Но они отскакивали от ненавистных стен, возвращаясь. Больше всего я не любила ограничивать себя в чем-то. В первую очередь это касалось мыслей - у этих рек с четкими берегами нет начала и конца. Мне приходилось ставить плотины. И я боялась, что они могли и не удержать силу. Что могла дать человеческая жизнь? Разве что определенность, законченность. И я пыталась поставить себя на место Марка Мурича. Завернувшись в одеяло, я хотела остановить мысли, но я снова и снова возвращалась к озеру, вспоминая свои мысли, когда Марк причинил мне боль. Я не верила, что такое возможно. Выходит, я окончательно доверила ему свою жизнь, не зная, что понесет за собой договор на крови. И что мне теперь делать со шрамом, как объяснять любопытной матери, откуда на ладони появилась звезда? С этими мыслями я погрузилась в сон, как в пыльный мешок, барахтаясь, выпуская страхи. Оказавшись в темноте, я могла продолжать думать. Я парила, как это под силу Марку, очаровываясь высотой, в то время как сон проглатывал меня, заворачивая в черные простыни.
   На другой день я проснулась рано. Лучи солнца ласково пригревали, шелестя вместе с листьями. Бодрость, которую давно забыли уставшие мышцы, разливалась по телу, приглашая потянуться, как в беззаботные времена, когда, казалось, что самые счастливые деньки уже наступили.
   Поднявшись с постели, я нашла телефон, и посмотрела на циферблат, что подмигивал цифрой восемь. Внизу происходила обычная возня, и я решила, что стоит пойти на примирение и напроситься в ателье, как того хотела мама. Хотя теперь все могло выглядеть не так, как она могла планировать.
   Поторапливаясь, я спустилась вниз, застав за плотным завтраком сонных родителей.
   - Доброе утро, - я улыбалась, забыв про вчерашний день. Так бывает, когда хочешь начать с начала, перечеркивая старые обиды. Они плохой фундамент для доброго начала.
   - Доброе, - пробурчал отец. Куцая борода помялась, а лицо выглядело беззащитным. Антон читал широкую газету, иногда встряхивая сонные листы. Мама промолчала, тогда я снова, в обычной манере подошла к краю вольера, за которым расхаживал голодный тигр:
   - Можно, я поеду с тобой?
   Вместо ответа, мама пожала плечом. Сегодня на ней был бежевый приталенный костюм. Юбка, немного выше обычного, обтягивала налитые бедра, а короткий пиджак с открытым воротом расставлял силки на отца. Приятно думать, что она хотела нравиться мужу и окружающим. Значит, в ней еще оставалась жизнь. Та, которая делала этого человека моей матерью.
   - Значит, да?
   - Как хочешь, - буркнула она, наливая кофе из турки с потемневшими краями.
   Последнее время наше общение сводилось к простым предложениям. Отец не делился выдержками из новостной колонки, а мама не рассказывала, как идут ее дела в ателье. Но в то утро хотелось, чтобы разговоры звучали. Энергия переливалась через край, и я спросила про заказ Лукиных. Выбрали они себе платья или нет.
   - Вчера они принесли каталог. Сегодня обещались придти, чтобы я сняла мерки. Не понимаю, - мама сделала глоток, - почему люди тянут до последнего момента, чтобы впопыхах решать свои проблемы?
   - Поверь, не будь таких людей, ты бы давно прогорела. Если время деньги, то приплата за срочность - это твои дивиденды, - сказал отец, не отрываясь от чтения. На нем еще полосатая пижама с черно-белыми мотивами.
   - Ты эту газету уже второй раз читаешь, - возмутилась мама, укладывая домики из хлеба, сыра и ветчины.
   - Ну и что, - возразил отец, выглянув из уголка печатной обители, - первый раз я читал бегло.
   - И ты заметил, что она недельной давности?
   - А ты заметила, как ты легко находишь повод, чтобы придраться?
   - А ты не упускаешь возможности, чтобы сказать что-то умное.
   - Почему нет? Никогда не поздно блеснуть умом, пока ты не блеснул сединой. В тридцать восемь лет мой отец был похож на выжженный одуванчик
   - А кто недавно кричал про первые седые волоски?
   Отец свернул газету и отложил в сторону, нацепив на палец чайное ушко. Он поставил руку на локоть, прихватывая остывшее кофе с краев.
   Я любила их такими. В моей памяти они оставались, как два противоречия - черно и белое. Черная мама, что как пантера измеряла углы своей гордости; белый отец со своими переживаниями по поводу первой седины. Иногда я задумывалась, что будет, если я потеряю родителей. И каким ненужным мог стать мир без двух людей с разными вкусами и взглядами, что объединили противоречия, создав меня. Наверно, это и есть тайна - соединить то, что взаимно отталкивалось.
   Разделавшись с обязательным ритуалом завтрака, очень скоро мы оказались в машине. Погода обещала дарить тепло, хотя утро еще напоминало о сыром ночном воздухе. Холодок проникал в босоножки, пока я выбивала такт песни, которую отец нечаянно поймал на радио. Я не позволяла напоминать себе, что Марк скоро исчезнет, поэтому решила прожить последние дни так, чтобы потом в конце жизни не пожалеть, что я не сказала ему нужные слова. Отец натянул белую шляпу, а я наблюдала, как мама смотрит на него, пытаясь поймать его бегающий взгляд. Когда ей это удалось, отец сделал поклон, ухватившись за макушку. Он растянул губы в искусственной улыбке. Усы, как разводные мосты разошлись в стороны, после чего он так же быстро вернул серьезный вид, примеряясь к рулю.
   Когда жизнеобещающая мелодия утихла, в эфир прорвались новости.
   Когда стали говорить про пожары, мама попросила прибавить громкость, на что отец, оскалившись, сказал:
   - Мы их тушили-тушили, тушили-тушили, - а затем отпустил руль, приставил руки к горлу, изображая удушенную кошку, подвесив себя на воображаемом галстуке. А затем так же быстро схватил руль, нацепив маску спокойствия.
   - Вот и лето наступило, - тяжело вздохнула мама.
   - Сама природа призывает нас отдыхать в пустынях. Я голосовал за Турцию
   - Что толку с тобой разговаривать, как будто я одна плачу по этим кредитам.
   - Ты превращаешься в зануду. Деньги берем сегодня, живем завтра. Грустно это, - отец стал нажимать на кнопки, в поисках подходящей радиостанции. Поймав мотивы Одинокого пастуха, он наступил на мамино терпение - она не любила подобную музыку, но в этот раз отчего-то сдержалась, отвернувшись к окну, где пробегали еще зеленые деревья с молодыми побегами дрожащих листьев.
   В ателье мы оказались так же быстро, как проносилось утро. Его часы казались самыми лучшими: день торопил, вечер успокаивал, ночь опускала занавес. А утро обещало, что сегодня - самый лучший день, не обещая ничего, задерживая суету между тяжелых штор, пока те охраняли от тебя новый день.
   Отец высадил входа.
   - Когда-нибудь тебя оштрафуют, - ворчала мама. По всем правилам нужно объехать здание и припарковаться, а потом выпускать красивых дам.
   Витрины ателье прятались за жалюзи. Мама, наперевес с сумочкой отпирала замки и поднимала вверх белую гармошку. Я наблюдала, как солнце пробирается в кромешность, нанося мгновенные краски на пол, на цветочный уголок, как на страницы водной раскраски. Мама бодрым шагом прошла в рабочую каморку. Я шла следом, получая удовольствие от мелодичного эха затихающих перезвонов и стука железных набоек. Оставив в бытовой комнате сумку, я заняла место за барной стойкой и включила аппарат по выдаче кофе. По мере того, как все вокруг приобретало кофейное настроение, мама заняла привычное место за столиком, выжидая, когда я принесу горячее настроение.
   С пробуждением дверных колокольчиков, я заканчивала поливать цветы. Мама, надев очки, склонилась над бумагами. Она подняла голову и помахала рукой. У такого жеста два значения - привет и не мешайте. Банковские бумаги научили ее особому языку. Жанна в полупрозрачном платье шла впереди. Алина, что на порядок выглядела скромнее, облачилась в длинную белую юбку из хлопка, а топ на тонких бретелях с серебристыми застежками немного скрывали кудри.
   - Этот цветок не заливай, - сделала замечание Жанна, когда я замерла у горшка с лейкой. Я хотела ответить, что я выбирала эти цветы и у меня достаточно знаний, но предпочла промолчать, приберегая нервы. Подруги прошелестели в бытовую комнату, как обычно наспех переговариваясь. Но в тот день, когда хорошее настроение испортилось простым замечанием, произошло нечто странное. Близнецы появились ближе к обеду. Как всегда мрачная Алена и раззадоренная Катя разрядили обстановку. На этот раз у Алины не получилось сбежать. В ее глазах читалось сожаление - комнат для работы явно не хватало. Я, как всегда приготовила кофе, и, когда занимала место за стойкой, меня позвала Катя. Официально мы не представлены. Поэтому мамино удивление заставило спрятать снисходительную улыбку. Я подошла и, когда Катя попросила присесть, я отказывалась верить ушам:
   - Альвина, как вы отнесетесь к тому, что Таня будет моей свидетельницей на свадьбе?
   Мама переводила взгляды с меня на Катю.
   - Мы и вас приглашаем с мужем.
   - Я не знаю, что и сказать, - мама быстро заморгала, - но когда... откуда вы знаете друг друга?
   - У нас общий знакомый. Марк Мурич будет свидетелем у моего жениха. Он ваш сосед. Мама посмотрела на меня, поджав губы. Я ни с кем не дружила по-настоящему, как она того хотела, и сейчас у нее появилась возможность вытащить меня из плена затяжного чтения.
   - Мы подумаем, - наконец, улыбнулась мама. Это был вполне утвердительный ответ. А что в этот момент чувствовала я - сложно сказать. Радость и печаль одновременно - день, когда Марк будет предан Сну, и дата свадьбы совпадали. Возможно, это он попросил Катю сделать такой подарок перед тем, как мы навсегда потеряем друг друга.
  
   Трудно, находясь в вакууме общения, узнавать больше новостей. Выпрашивая осторожно знакомых о судьбе Живицы, я видела недоумевающие лица и натянутые плечи. Никто не видел библиотекаря с тех самых пор, как он не вышел на работу. Старику нравилось одиночество.
   Вечером, после ужина, я подняла трубку. Женщина представилась как директор Дома Культуры. Я почему-то представила важную даму с упитанными щеками, как у оперных певиц.
   - Танюш, - на выдохе приступила она, - мы знаем, как ты трепетно относишься к библиотеке. И что ты много времени провела там. Случилось нечто ужасное, даже и не знаю, как тебе сказать. Но думаю, ты уже знаешь. Наш библиотекарь, Семен Семенович пропал. Вот уже неделю до него никто не может достучаться. Как вышло, и дома его тоже нет. Сейчас его ищут. Возможно, он уехал к своей сестре, но никто не знает ее контактов. Семен Семенович мало с кем общается. У тебя сейчас каникулы, есть предложение. Очень надеюсь, что ты согласишься.
   - Я вас слушаю.
   - Ты не могла бы заменить Семена Семеновича? На некоторое время. Понимаешь, у нас ремонт. Все ушли в отпуск, а у меня нет времени на библиотеку. Не за бесплатно, конечно. Правда, и больших сумм мы тоже предложить не сможем.
   Все что она говорила дальше, я не слышала. Если бы подобное предложение поступило раньше - я бы радовалась,. Но сейчас я не знала, что ответить.
   - Танюш, ты меня слышишь?
   - Я ведь даже не знаю, что делать нужно, - я искала любые отговорки.
   - Я покажу, на самом деле, ничего сложного. Нам лишь бы возвращали книги вовремя.
   - Я подумаю.
   - Хорошо, жду тебя завтра в десять.
   - Не обещаю, нужно спросить разрешение родителей, - мама, что в это время убирала в кухне, выглянула в гостиную, сдвинув брови. Как будто меня хотели забрать в армию.
   - Ты постарайся, летом нужно немного заработать на карманные расходы, - женщина тянула лямку из последних сил.
   - Хорошо, возможно, я приду, - я нажала красную кнопку на радиотелефоне, поджидая, когда мама задаст настораживающий вопрос. Но меня больше волновало другое - а буду ли я в безопасности среди книг и рабочего пространства?
   - Кто звонил? - настроение у мамы зашкаливало.
   - Меня приглашают подработать в библиотеку, - я пожала плечами, бросив трубку на диван.
   - Живица в отпуск ушел? - мама в руках держала мокрую тарелку, вытирая ее хвостом полотенца, свисающего с плеча.
   - Наш библиотекарь пропал, - ответила я.
   - Ты так говоришь, как будто для тебя это не новость.
   - Ну как же не новость. Новость, просто никто не знал про него. А теперь вот он не ходит на работу. Дом его вскрыли. Решили, что он сбежал к сестре. Ты же знаешь, он странный тип.
   - Думаю, это отличная идея, хотя, - мама натирала сухую тарелку - эти твои вампиры. Теперь ты вообще не вылезешь из книг.
   Я улыбнулась:
   - Теперь, это будет входить в мои обязанности.
   - Не знаю, надо спросить у отца, - я удивилась. Когда это в этом доме решение принимал муж Альвины, - Эдик!
   - Что? - послышалось из комнаты удивленное эхо.
   - Ты будешь против, если Таня будет библиотекарем?
   - Лишь бы не свидетелем Иеговы, - отец был занят чтением.
   - Ладно, - сказала мама, - а ты, сама, как? Есть желание?
   Ей тоже не очень нравилась такая перспектива. Матери - чудесные создания, порой они чувствуют то, о чем даже не подозревают.
   - Да я и не знаю, - я села на подлокотник дивана, желая отдать все, чтобы оказаться во сне - пусть я проснусь, пожалуйста.
   - Удивительно, я тебя не узнаю.
   - Надо подумать, я ведь тебе нужна в ателье?
   - Это другое. Хоть что-то в жизни ты должна решить самостоятельно, - она ушла в кухню и в это вечер мы больше не возвращались к вопросу о библиотеке.
  
   Конечно, я приняла предложение директора, и ровно в десять часов стояла на пороге Дома Культуры, полная странных предчувствий и мрачных ожиданий.
   Кабинет находился чуть дальше по коридору от библиотеки. Что удивительно, там появился свет, но я не думала, что это может продолжаться долго. Или здесь, наконец-таки появилось начальство. Эхо следило за мной, отзываясь с каждым шагом в сердце. Коридор растягивался подобно канатной дороге, а я шла, как будто она закончится лестницей на эшафот. Какие-то секунды назад я могла отказаться от всего и, развернувшись, перестать, наконец, обманывать себя. Я совсем не хотела принимать участие в этом, не хотела даже близко подходить к тем книгам, к которым прикасался жадный библиотекарь в поисках знаний о темном мире. Дверь, облитая красным лаком, приоткрылась, избавляя от мучительного вопроса - постучать или войти без предупреждения. Дверная ручка скользнула, приглашая войти в кабинет. Массивное кресло, как ухо преданной собаки, торчало из-за стола. Настенные часы рядом с портретом президента показывали ровно десять часов, словно правя остальным временем в этом здании. Размашистая минутная стрелка громко отмеряла каждую секунду. Но, если отвести взгляд влево, то можно решить, что шуршащий звук издает филин, вернее, его чучело, что затаилось на шкафу со стеклянными дверцами. Сколько прошло времени с тех пор, как он повстречал своего мастера, который расправил его крылья навсегда? Чучело ворона охраняло письменный стол. Его блестящие глазки следили за порядком. Горящие бусины, как живые, наблюдали за мной. Полуопущенные шторы сгущали тени, а цветы, что как будто выползали из высушенных горшков, скорее походили на плотоядные лианы. И в любой момент, стоит отвернуться, прямо с гардины, они набросятся.
   Звук проглотил ковер. О том, что здесь могут рождаться звуки, напоминали лишь шуршащие часы. Позади оказался стул, как будто он пророс из волшебных бобов Джека. Я чуть пошатнулась, когда сделала лишний шаг назад - могла поклясться - стул появился из ниоткуда. Или это я, залюбовавшись вороном, просто не заметила. Уже две минуты я не решалась присесть или воспользоваться дверью - игра по-прежнему шла в ничью и оставалась возможность повернуть реку принятых решений. Но, услышав отдаленные шаги, я расслабилась и опустилась на стул - всегда можно найти тысячу и одну отговорку. Я глянула на часы. Возможно, стоило сразу отказаться. Когда шаги почти приблизились, я твердо решила, что скажу "нет" - пусть даже предложат больше, чем выплачивали каждый месяц пропавшему Живице. Шаги прервались. Но я не стала поворачивать головы, в крайнем случае, я приготовилась встать, чтобы поздороваться.
   Но дверь даже не скрипнула. Когда входила я, этот скрип показался воплем. Устав от тишины я, наконец, решила дать ход нашему знакомству. Я чувствовала, что за спиной кто-то есть. Возможно, этот кто-то просто изучает бумаги, замерев на очень интересном пункте. Да неважно, что могло заставить человека пойти на крайние меры невежливости, поэтому я сама повернулась, растягиваясь в доброжелательной улыбке. Но я не думала, что за моей спиной притаилась сама темнота.
  
   Когда-то, давным-давно, в детстве, засыпая или просыпаясь, я хотела уцепиться за хвост сна. Чтобы понять - как долго я смогу сдерживать пробуждение или сам момент отхода ко сну. Но, всякий раз - это не удавалось. Сон буквально выталкивал меня, не давая насладиться короткой встречей. Но тогда, впервые, у меня получилось. Я балансировала, как канатоходка с закрытыми глазами. Я моргнула. Плен, как одеяло, что оборачивается вокруг тела, как если бы всю ночь я ворочалась с боку на бок. Как бабочка, перед своим главным превращением. Сон или что-то другое мягко вытолкнуло на кромку сознания, чтобы понять, что не все так радостно. Ощущения были новыми. Находясь в вертикальном положении, я пыталась понять - благодаря чему или кому могу просто так, не касаясь пола, спать.
   Тело казалось чужим. С возвращением чувств, когда потоки мыслей проникают в кончики пальцев, я поняла насколько холодно и одиноко. Я не могла пошевелить ни рукой, ни ногой. Жалкие попытки обрести точку опоры, напомнили о куколках на пыльных чердаках. Все, что могла - простонать. Но рта раскрыть тоже не могла. И, когда посреди ослепившей темноты раздался шорох, сердце заметалось.
   - Напрасная борьба, - приятный голос раздался почти у самого уха. Голос был повсюду - отражаясь от стен, он проникал в голову. Слабый свет не был спасением. Тусклая лампа, что загорелась рядом со мной (под потолком?), мгновенно согревала, наливая тело новым жаром. Перед глазами висела молочная пелена, сотканная из миллиона тончайших нитей, отгораживая от реальность. Я никогда не испытывала подобного - скованная паутиной, как муха, чьей ошибкой стал полет в неверном направлении.
   - Но я, пожалуй, тебе помогу, - в эту секунду я засомневалась, что хочу это видеть. Что-то приближалось, шурша и издавая булькающее хихиканье. Хотелось зажмуриться, но и этого я сделать не могла - ресницы запутались в странной паутине. А крик, что мог бы облегчить нашу первую встречу, был невозможен - губы плотно склеены, а в носу щекотало. В какой-то момент стало трудно дышать - как если бы кто-то стал зажимать рот. Потекли слезы, склеивая ресницы. Я задыхалась. Воздух стал острой необходимостью. Легкие, что перестали наполняться с привычной частотой, как будто гоняли по кругу углекислый газ, пульсируя с сердцем наперегонки. В открытых глазах потемнело. Тело наливалось невесомостью.
   Воздух ворвался в легкие с треском, как вода в пустое русло. Как и весь остальной мир, что не выглядел привлекательно. Размывчатость из-за пелены слез огородила от всего этого кошмара. Нечто порвало паутину, а затем ловкими движениями, как нитки с катушек, убрала остальные, что мешали дышать и видеть.
   Онемев от испуга, я изучала лицо. Оно принадлежало Ире. И да и нет. Кожа покрылась черными ворсинками. А рот, что теперь далеко был от человеческих идеалов, походил на жвала. Глаза уменьшились. И я подумала, что язвы на лбу - скоро станут достойным дополнением - из них проклевывались зрачки. В остальном, это был человек. Она свисала с потолка, загородив тусклую лампу, распутывая голову. У нее пока две руки, но работала она ими не хуже любого паука. Ее гибкое тело немного утолщалось сзади. Я могла закричать, я хотела кричать, но сдерживалась изо всех сил, чтобы не отвлечь существо от работы. Закончив, паучиха отползла назад, затаившись где-то в углу. Я посмотрела вниз и обмерла, поспешив вернуть голову в исходное положение. Я висела у самого потолка в белом коконе, не имея возможности пошевелиться, и не имея смелости закричать.
   Спертый воздух уже не казался таким сладким. Сказать, что пахло здесь не хорошо, значит ничего не сказать. Тусклая лампа освещала один угол. Оставалось догадываться. Возможно, это сломанные декорации, картонные коробки, вздутые от сырости, горы разного тряпья, костюмы на плечиках, наваленные в углу, как грядки для плесени. Каким бы не казалось мое положение - я старалась взять себя в руки. Мне дали возможность видеть, дышать и не трогали. Все, что может произойти со мной, зависело только от меня. И чем спокойней я буду, тем короче путь к моему спасению.
   Но не хотелось лишний раз тревожить паука, что прятался от света. В какой-то момент ждать конца стало невыносимо, и не оставалось ничего, как заговорить:
   - Может, ты уже скажешь, зачем меня держать здесь?
   - Всему свое время, - голос уже не проникал в голову.
   - И когда же наступит это время?
   - Не могу знать, - с тоской произнесло существо, - время обеда, меня тоже заставляют ждать. Так что ты - не одинока.
   - Мои родители знают, что я здесь. Думаешь, я не догадываюсь - где я?
   - И где же?
   - В подвале клуба, где же еще.
   - Ну раз ты такая наблюдательная, смысл вообще с тобой разговаривать? Сама виновата, я просила книгу по-хорошему. Раздался шорох - существо покинуло свое логово. Оно без труда перемещалась по стенам. Приближаясь, оно извивалось телом, отбрасывая тени утолщенной частью. Существо двигало ртом, как будто облизывалось. Паучиха оказалась слишком близко у моего лица, и я могла вдыхать ее запах. Он не был противным. Я дрожала, ожидая чего угодно. Я чувствовала ее голод. Паучиха присвистнула, а затем наслюнявила палец, словно собиралась перелистнуть страницу. Промокнув палец, она вытянула изо рта тонкую нить и, приобняв, швырнула вниз. Я ахнула. Когда стала подобно йо-йо раскачиваться, перешла на тихий стон. Я находилась у пола и вполне могла рассчитывать на попытки бегства. Но, как и тогда, это была напрасная трата сил.
   - Оставь нас, - из-за спины раздался приятный мужской голос, что усмирил свистящие и булькающие звуки. Я подняла голову, но существо, что расположилось на потолке, пропало из виду. Как же быстро оно могло выполнять свои трюки. И так же быстро могло принять приглашение на обеденный перерыв. Едва уловимые шаги тревожили пыль и мои страхи.
   Я висела под лампой в круге света, но тот, чье имя пока неизвестно, предпочел оставаться за его границей. Он осторожно обошел светлый участок, обмокнув остроносые ботинки в спасительный круг.
   - Как же так получилось, что такая умная девочка попала прямо в мои сети? Я думал, что ты умна. А ведь ты мне нравилась в начале.
   - То, что вам нужно у меня нет.
   - По крайней мере, ты небезнадежна, - заключила тень, - видишь ли, проблема в том, что меня мало волнуют такие пустяки. Я знаю, что формально книга не существует. Но уничтожить человеку или простому вампиру это не под силу.
   Не смотря на то, что размеренный и серьезный тон пугал, он еще и усыплял. Незаметно для себя я расслабилась, склонив голову на бок.
   - Ты ведь не хочешь, чтобы случилось что-нибудь по-настоящему страшное?
   - Нет, - очень медленно произнесла я, погружаясь в сон.
   - Тогда расскажи, куда вы девали книгу?
   - Какую книгу? - так же размеренно, без эмоций спросила я, наблюдая за всем как будто со стороны.
   - Додди Уильямса, ты ее читала не так давно. Куда вы ее девали вместе с Марком?
   - Я сдала ее в библиотеку, - я едва понимала о чем говорю.
   - Ах, черт! - громко крикнул незнакомец, вскружив голову пыли и исчез.
   В моей голове снова раздался смех. Паучиха приближалась. Она, шурша, перебирая мохнатыми ручонками, ползла по стенам. И снова я могла видеть ее изуродованное лицо, и глаза торжествующие, но в то же время полные печали.
   - Как жаль, что не сразу разрешили побыть с тобой. Как жаль, что пришлось так долго растягивать минуты нашей встречи.
   Страх крутился воронкой в животе, замораживая остальное. Я смотрела в эти крошечные черные глаза, что теперь напоминали глаза помутненного рассудком, если не человека, но ворона, который давно мертв и превращен в чучело.
   - Как это случилось с тобой? - спросила я, чувствуя, как пот скользит по телу. Лампа перестала нагревать меня, но страх, что задевал сердечную мышцу, выкачивал из меня соки.
   - Однажды Николас пришел ко мне и спас. Потом я спасла свою маму и они здесь, тебе тоже не стоит бояться, потому что тебя я спасу тоже.
   Паучиха взобралась на потолок и качнула лампу, осветив ее угол - тот самый, куда она имела привычку прятаться лежали полураспавшиеся коконы. Тугие нити просели, ведь все, что в них заключено - высушено. Сквозь прозрачные нити я видела лица как будто давно умерших людей. Кожа плотно обтягивала череп лица, что посерело уже в момент крика. И снова паутина обхватила грудь. Меня поднимали наверх. Я закричала. Еще никогда не приходилось так кричать. Я билась, как сумасшедшие в войлочных комнатах. Я извивалась, как бабочка в момент рождения, пока паучиха смеялась и тащила меня поближе к лампе, чтобы я разглядела саму смерть.
   - Марк! - закричала я, понимая, что в этом имени спасения больше, чем во всех моих звуках, продирающих горло.
   Меня отнесло далеко в сторону, откинуло, но я по-прежнему находилась в плену стальной паутины. Эффект маятника еще не успел качнуть меня в обратном направлении, когда меня подхватили, как орущего малыша в пеленках, и мы приземлись. Это был он. Я попыталась что-то сказать, но он тут же бросил меня, как беспомощную куклу, загородив телом.
   - Она моя, - проскрипела паучиха с потолка.
   - Посмотрим, - усмехнулся Мурич, отчего стало не по себе. Я видела, как он поднял руки и развел в сторону ладони, постепенно сближая, в которых постепенно стал собираться свет. Такой яркий, что не мог поспорить с тусклой лампой, от которой начинали болеть глаза. Свет обретал форму шара. И чем ярче становился свет, от которого пришлось зажмуриться, тем сильнее становился свист паучихи, что сползала вниз по стене. Свет, что держал в своих руках Марк, освещал ее угол достаточно, проникая сквозь коконы жертв. Паучиха корчилась, вжимаясь, задрав уродливую голову с острыми зубами.
   - Прекрати, - свист, что издавало существо, походил на невыносимые муки. И пусть все, что происходит с ней, вполне заслуженно, в тот момент, меньше всего хотелось этому существу зла.
   - Марк, прекрати! - я не видела его лица, но чувствовала, что ему нравилась игра света и власть. Свет пульсировал, и, затихнув на секунду, загорелся ярко, осветив каждый уголочек подвальной комнаты. А затем, вытянувшись в тонкий луч, уничтожил существо, прекратив этот свист, что, казалось, осел на барабанных перепонках. И снова наступила темнота.
  
   Неприятно, когда тебя дергают за нити, а ты думаешь, что танцуешь. Я танцевала над пропастью, свыкнувшись с простой мыслью, что моя жизнь больше мне не принадлежит. Прикидываясь то светом, то тьмой, этаким электрическим фонариком, я то обретала сознание, то теряла его. Но делала это так легко и неосязаемо, что свыклась, что, наверно, мне не суждено проснуться.
   Там, где я находилась, по-настоящему светло и душно. Едва уловимые цветочные запахи порхали надо мной как бабочки. Их приносило едва уловимое дуновение ветра, как я могла догадываться, из открытого окна. Никаких греющих макушку ламп и сковывающих движенье паутин - это осталось в каком-то сне, что очень скоро я захочу забыть. И я почти забыла. Плоская поверхность, от которой затекла спина, отражала ощущения. Рука дрогнула. Пальцы скользнули по гладкой поверхности, словно я лежала на поверхности зеркала. Кровь медленно текла по венам, и я представляла себя деревом, что почувствовало весну, толкая соки вверх. Первый глубокий вдох ворвался неожиданно. Я запрокинула голову, больно ударившись. Глаза открылись. Мир перевернулся, расписной потолок подсказывал - где я нахожусь. Следом промелькнули книжные полки, которые неслись издалека со свистом приближающегося перрона. Под голову легла мягкая ладонь. Шея затекла, и оставалось только глядеть в потолок. Звуки еще не воскресли. Это походило на ритуал, когда постепенно, шаг за шагом, тело училось воспринимать все вокруг. Зато я слышала шум в легких и биение сердца. Я слушала себя, и это казалось прекрасным.
   Когда я, расслабившись, принимала солнечные ванны, какая-то сила сдавила голову, проверяя на зрелость. Свист, который был похож на тот звук, что издавала паучиха, порезал барабанные перепонки. Я чувствовала, что кричала, раскрыв рот. И снова заботливые руки, что усмиряли новый приступ. Я кричала вместе со свистом, что шел из меня, оглушая каждую клетку, тем самым, готовя к пробуждению.
   Услышав себя, я часто задышала, пытаясь заговорить:
   - Марк.
   - Я здесь, - прошептал он.
   У самого окна заливалась птица, а где-то далеко будничная возня и гудение клаксонов - жизнь продолжалась. Первая слеза пробежалась по щеке. Именно сейчас я поняла цену своим страхам.
   - Это яд, но его действие скоро пройдет. Всё, что нужно мы сделали, - сказал Мурич. Он гладил меня по голове, и становилось лучше.
   - Если будешь дергаться, будут болеть мышцы, - сказал потолок голосом Алены.
   Я лежала столе, на котором Живица когда-то просматривал подшивки газет, и за которым я долго высиживала, делая домашнюю работу. Но сейчас я ощущала на себе чужие взгляды. Хотелось встать, но Марк, немного придавил голову:
   - Тебе нужно полежать.
   Но я, проигнорировала совет, и, оттолкнув руку, приподнялась. Гул в голове усилился, но, казалось, на том столе я могу провести целую вечность. Алена смотрела на меня хладнокровно, изучая. Таким взглядом наделены медики и бывалые медсестры, а Марк выглядел обеспокоено. За его спиной улыбалось окно, пропуская солнечный свет, но на его лице темным платком лежала тень.
   - Зачем ты пришла сюда? - строго спросил меня Мурич. Я сходила с ума - когда-то я приходила в библиотеку за вампирами, а теперь - они вышли прямо из книг, пытаясь спасти меня.
   - Я должна была спросить твоего разрешения?
   Он подал руку, и я легко соскользнула со стола. Твердая почва вошла в ступни с иглами. Марк хотел помочь, но я снова убрала его руку, опустившись на стул.
   - Сколько прошло времени? - сейчас волновало одно - возможно, меня потеряли родители. Меньше всего хотелось обманывать, придумывать разные истории.
   - Три часа, - его глаза сверкали недобрым огнем, но мне нравилось наблюдать за этими переливами, - тебя чуть не убили.
   - Отвези меня домой, - я не хотела разговаривать о том, что произошло. Четыре стены комнаты и шаги на первом этаже - вот, что необходимо для выздоровления.
   - Как хочешь, - выдохнул Марк и помог встать.
   Птица умолкла и вспорхнула, раскачав яблоневую ветку, что царапнула по стеклу.
  
   Хотите продолжения? Напишите автору neoblondinka@gmail.com
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"