Она появилась на свет душной летней Средиземноморской ночью, возле кибитки поодаль огромного костра. И почти тут же была подхвачена мускулистыми руками ее отца - силовика, иллюзиониста и шпагоглотателя Батиста. Матушка же, гимнастка и вольтижировщица, была родом из Леванта, и нарекла дочку именем Юдифь.
Ее родители были артистами в бродячем цирке, и вместе с ними Юдифь исколесила почти все Средиземноморье: Египет , Балканы, Генуя, Рим, юг Франции и Испания...
Юдифь некому было выучить грамоте, зато с малых лет она ходила по канату, метала ножи, крутила сальто, умела готовить нехитрую еду и знала, как уцелеть в уличной жестокой драке.
Ее труппа раскидывала балаган возле городских стен в дни праздников или ярмарок, они устраивали представления в деревнях, или даже порой удостаивались приглашения выступить на заднем дворе какого-нибудь замка. Ей были знакомы и жизнь впроголодь, и ночевки зимой под открытым небом, но невзгоды лишь закалили ее характер и приучили никогда не унывать. Она - смеялась, опьяняемая ли восторгом зрителей во время выступлений, или примеряя нехитрую обновку, сшитую руками матери. Прыскала в рукав, слушая соленые шутки отца. Ее глаза лучились от восторга при виде гор или моря, долин или лавандовых полей. А слезы набегали лишь по вечерам, когда в поле у костра или на постоялом дворе, ее мать брала в руки испанскую гитару и пела мелодичные и пронзительные песни своей родины.
Цирк кочевал из земли в землю, и дела у него шли не ахти как. К 11ти годам Юдифь освоила все цирковые профессии, умела играть на многих музыкальных инструментах и говорила на добром десятке языков и наречий средиземноморья. Ум у нее был чрезвычайно острым, а память и музыкальный слух - абсолютными. Тело же ее, от постоянных упражнений было, казалось, свитым из одних веревок, и ничто не напоминало в ней девушку.
Они пережили два страшных года: холера и испанский грипп собирали обильную жатву. Деревни безлюдели, жирело воронье. Цирк гнали отовсюду, боясь заразы. Отца Юдифи забили насмерть монахи-францисканцы, а мать унесла испанка. Вчетвером с четой акробатов, Джоком и Миа, и в сопровождении горбуна Алонсо, который, обладая нечеловеческой силой, мог взломать любой замок, они уходили на воровской промысел. Не гнушались ничем: воровали коней и овец, конкурируя с цыганами, подламывали сейфы менял и ростовщиков, сходясь в смертельных схватках с охранниками. Проникали в монастыри, а однажды вынесли всю серебряную посуду из городской мэрии.
Остатки некогда многочисленной труппы пришли в Неаполь, где были помещены в карантин, а затем отпущены в город. Они решились плыть в Марсель, где, как говорила Миа, ее родная тетушка была замужем за брандмейстером. Зимней ненастной ночью на лодках с погашенными огнями они тайком погрузились на борт корабля и вышли в штормящее море. Под утро налетевший шквал разбил утлое суденышко. Спаслась одна только Юдифь: ее подобрал "черный каботажник" Гонзы Адельяри.
Гонза был свиреп и бесстрашен, но расчетлив, умен и грамотен. Но тот, кто в запале обзывал Гонзу "кастратом", в большинстве случаев получал либо нож в горло, либо пулю в живот. Сын авиньонки и корсиканца, он почти не помнил своих родителей. В детстве его отдали в монастырь. Маленький Гонза обладал сильным и чистым голосом, поэтому пел в монастырской капелле. В возрасте 10 лет на праздник Пасхи после торжественной мессы в кафедральном городском соборе его похитили албанцы и продали в Турцию.
Там Гонзу оскопили, дабы с наступлением возраста его голос не пропал и не изменился. К 14ти годам Адельяри, перерезав горло хозяину, бежал от него вместе с деньгами и начал странствовать. Он примкнул к шайке аферистов и бандитов, где сумел выжить, завоевать положение и скопить деньги на собственное судно. В его экипажах, обновляемых так же часто, как дворянин меняет перчатки, служил всякий портовый сброд. Ибо Гонза возил и фрахт торговцев и даже почту, но основным доходом была все же контрабанда.
Юдифь же ловко бегала по вантам, мастерски управлялась с ножом и пистолетом, владела языками, знала кучу непристойных песенок и анекдотов, устраивала на палубе целые представления. Кроме того, умела готовить, и могла быть подспорьем коку... Короче, Гонза решил оставить ее на корабле. Она жила в одной с ним каюте и спала за переборкой. Экипаж же был уверен, что их хозяин - "бачебаз" и держит смазливого юнгу для плотских утех. У Гонзы было много книг, и он принялся учить Юдифь тому, что знал сам: чтению и письму на французском, английском, итальянском и арабском, бухгалтерии, премудростям морского дела, воровским жаргонам, тонкостям товарооборота, психологии, фехтованию и прочим полезным наукам.
В плаваньях, схватках с береговой охраной, погонях, кутежах в портовых кабаках и непрерывной учебе прошло три года. И вот однажды Гонза сказал Юдифи: "Девочка, ты бинтуешь грудь, и у тебя - регулы. На твою задницу начинают пялиться матросы, кожа твоего лица - бела, а щеки румяны. Скоро ты не сможешь уже скрывать свой пол. А мне на берегу нужен доверенный человек для торговых операций, потому что я старею и не собираюсь остаток дней мотаться по этим чертовым морям. Я хочу основать компанию". Он отвез ее в небольшой портовый городок на юге Франции, где проживала сестра матери Гонзы, бывшая вдовой виноторговца, которому за какие-то заслуги был пожалован баронский титул. Впрочем, злые языки утверждали, что оборотистая женушка просто купила нужных людей и бумаги, - причем, не очень дорого. В прошлом эта женщина получила недурное воспитание в семье дальних родственников. Но семья разорилась во время очередной войны, и будущая мадам, баронесса де Ноталь, оказалась в борделе. Жизненный путь ее был пестр и извилист, она дважды побывала замужем, сама потом содержала три дома терпимости. На вырученные деньги купила бочарные мастерские, развернулась и вышла замуж в третий раз.
В описываемое время она осталась одна владеть доходным бизнесом и откровенно скучала. Поэтому была очень рада юной воспитаннице и в не меньшей степени авантюрным предложением Гонзы. Юдифи выправили документы на имя Джулии Адельяри де Ноталь, и для нее началась новая жизнь - светской девицы и недурной, в будущем, партии для местных подрастающих бонвиванов. Уроки Гонзы и прошлой жизни не прошли даром для новоиспеченной Джулии. Она с успехом овладела искусством танца и салонной беседы, и всего, что полагалось знать и уметь юной девице в ее новом социальном статусе. Однако, домашние учителя и бонна, рояль, визиты и демонстрации нарядов, были одной стороной ее жизни. Другая же, не менее интересная и захватывающая, состояла из разного рода афер, махинаций, реализации контрабандного товара. На пару с баронессой, Джулия совершала вояжи вглубь континента, порой - довольно дальние и рискованные. Однако, чего она никогда не забывала, так это регулярных силовых упражнений, отрабатывания навыков работы с оружием, искусства наездницы и уловок иллюзиониста. Конечно, эти занятия приходилось скрывать, но охота - пуще неволи.
Белль-Нёв, - городок, где жила Джулия, был интересным местом: в лабиринтах припортовых улочек можно было встретить [more] самую разношерстную публику, а толстые стены лабазов способны были укрыть содержимое трюмов целой флотилии контрабандистов. В фешенебельных ресторанчиках и припортовых кабачках заключались рискованные сделки, шпионы многих августейших особ содержали в Белль-Нёве явочные квартиры, а за карточными столами казино просаживались состояния, нажитые, правда. не всегда честным образом. Государственные секреты, возможность снять копии с дипломатической почты, детали деловых переговоров и стоимости контрактов, - все это можно было обратить в звонкую монету в городке Белль-Нёв, внешне - очень благопристойном и почти безопасном. Женская фигура в плаще с капюшоном даже ночью в припортовом районе могла стать лишь объектом двух-трех непристойных предложений, причем, не слишком назойливых. Хотя ночная жизнь била ключом, под балконами прелестниц распевались серенады, а на пустырях звенели шпаги дуэлянтов. Однако, и днем, и ночью по улицам городка и предместий курсировали многочисленные разъезды городской стражи и частных "региментов".
Нынешнее житье Джулии можно было бы назвать безмятежным, но однажды в полдень английский фрегат почтовой службы Ее Величества Королевы Англии бросил якорь на рейде Белль-Нёв. Не Бог весть, что за событие, но в данном случае городской магистрат и местные банкиры решили дать бал в честь экипажа и пассажиров. Поскольку корабль доставил в Белль-Нёв нового консула, прибывшего со своим штатом. В их числе на солнечный средиземноморский берег сошел молодой и с блистательными манерами офицер королевского флота, сэр Эшли Соммерсгрин, пленивший в последствии сердце юной дочери цирковых артистов.
Сэр Эшли, бывший опекуном двух своих младших сестренок, унаследовал от родителей, кроме титула, всего лишь небольшой майорат да счет в банке, позволявшие поддерживать реноме, но навсегда забыть традиции фатовства и игры, чем славились до тех пор все мужчины рода Соммерсгринов. Молодой Эшли получил недурное образование, был человеком светским, но природный авантюризм очень хорошо уживался в нем с практической сметкой. Именно поэтому он и избрал поприще в дипломатической службе, куда устроиться помогли связи покойных родителей. Должность была маленькой, - секретарь в консулате, но это только поначалу, ибо в ведомстве, где служил в последствии небезызвестный Даниэль Дэфо, карьеры делались молниеносно. Короче говоря, Эшли состоял в штате прообраза будущей английской Сикрет Интеллидженс Сёвис. Сойдя на берег, он принял также и должность в тайной резидентуре - по совместительству, что имело и практический смысл: жалованье было втрое большим.
Молодых людей представили друг другу на балу, их симпатия оказалась взаимной, и знакомство продолжилось. Джулия не была кокеткой, но довольно яркая внешность, природный ум, темперамент и неунывающий характер сделали свое дело: молодой Соммерсгрин влюбился без памяти. Эшли был лишен сословных предрассудков, липовое баронство его лишь забавляло, а финансовая деятельность торговой компании "семейства" Джулии нашла в нем горячий отклик. Баронесса де Ноталь и Гонза, к тому времени, стали фигурами в городке довольно заметными, поэтому роман молодого англичанина и юной Джулии Адильяри де Ноталь продолжительное время был весьма обсуждаемой темой в местных салонах. Через четыре месяца дело закончилось развеселой свадьбой, а еще через полгода новоявленная леди Соммерсгрин разрешилась от бремени двумя сыновьями-близняшками. Вскорости Эшли перевез в Белль-Нёв и своих сестер, едва ступивших за порог совершеннолетия. Обе юные дамы прекрасно вписались в местный колорит, начисто разрушив мнение о природной холодности уроженок Альбиона. Хотя слову "репутация" в тех местах и уделялось внимание, но не столь значительное, как дома на родине. Все кончилось достаточно благополучно, обе сестры составили неплохие партии, а влияние "Торгового дома Ноталь" существенно возросло благодаря их двум бракам. Карьера Эшли также шла в гору, о чем свидетельствовали подаренные им супруге бриллиантовый гарнитур - знак признательности от Мальтийцев и образок Девы Марии в оправе, инкрустированной рубинами, что преподнес Эшли Ватиканский прелат.
Зимой молодого Соммерсгрина спешно отрядили морем на родину сопровождать груз, ценный для Английской Короны. Бушевавший несколько дней шторм в Бискайе сбил почтовый бриг с курса, сильно потрепав его, а наскочивший испанский капер довершил черное дело. Беда не приходит одна, и через месяц безрассудство обоих мужей сестер Соммерсгрина поставило "Торговый дом Ноталь" на грань банкротства. Джулия взялась за дело: в ход пошли даже рубины, выковырянные из Ватиканского подарка и продажа части винного бизнеса. Ситуация осложнялась еще и тем, что Гонза пропадал месяцами на судоверфи, где было заложено строительство морского судна. Джулия с головой ушла в работу, а все свободное время изводила себя жестокими тренировками, - это помогало ей заглушить боль потери.
Банкротства удалось избежать, заработанных средств хватило бы на то, чтобы тихо и мирно протянуть пару-тройку лет, но над Южной Европой повис призрак новой войны: Османлисы не желали жить мирно, а с севера также стали приходить нерадостные известия. И Джулия решилась: зашив в одежду бриллианты из Мальтийского гарнитура, прихватив с собой нехитрый багаж, пару стилетов и зонт со спрятанной внутри рапирой, она ступила на борт корабля, отправлявшегося к берегам таинственного и манящего Нового Света.
Трехмачтовая голетта "Святая Августа" неслась довольно ходко, а на борту каждый занимался своим делом: капитан с офицерами заливали глаза бренди, пассажирки флиртовали с экипажем, пассажиры-мужчины играли в карты. Джулия развлекалась тем, что, перезнакомившись с двумя третями экипажа, участвовала в их забавах на баке. Выиграв несколько рискованных пари, где ей пришлось показать навыки управляться с парусами и владеть холодным оружием, побив в драке на ножах старшего канонира, который поставил сорок золотых гиней против "девичьей чести" Джулии, перепев двух балагуров - признанных знатоков-исполнителей непристойных куплетов и в запале однажды выругавшись так, что боцман после долго чесал в затылке, Джулия получила среди команды свойское прозвище "Чертовка Жюли". К тому же, с ней опасно было садиться играть в карты, она умела показывать фокусы, не боялась крыс и толково управлялась с секстантом и астролябией.
Судя по времени, переход через Атлантику близился к завершению, но на горизонте по-прежнему океан сливался с небом. Зайдя однажды в штурманскую, Джулия бросила взгляд на стол с открытыми картами и покачала головой: корабль сильно отклонился от начального маршрута и шел не на северо-восток, а держал курс прямиком на Карибы. Озадаченная Джулия наведалась в кают-компанию - пусто, зато вкус бренди в недопитой бутылке сказал ей все: в спиртное регулярно подмешивали опиум. Она едва успела добежать до капитанской каюты, как сзади раздались беспорядочная стрельба и крики - большая часть матросов под руководством штурмана, подняла бунт. Капитан и два старших офицера были убиты не в бою, что Джулия еще могла бы понять, а предательски застрелены во сне лично мятежным штурманом. Палачей Джулия ненавидела, памятуя гибель собственного отца. Она примкнула к сопротивлявшимся пассажирам и горстке матросов и офицеров, сохранивших верность долгу. Удары ее были точны, но силы не бесконечны. С надеждой она смотрела на маячивший невдалеке парусник, и вот он приблизился. Сердце Джулии сжалось в комок - она не видела флага. И вот флаг взвился: на черном фоне красный силуэт ведьмы верхом на метле. Флибустьеры поднимали черный флаг, приказывая судну сдаться, а команде и пассажирам - стать добычей "джентльменов удачи". Полетели абордажные крючья и лестницы, и толпа оборванных чертей - экипаж "Красной ведьмы" - хлынула на почти беззащитное судно.
Но "Чертовка Жюли" не хотела становиться ничьей добычей. Под одобрительные крики обеих команд она носилась по вантам и реям, нанося урон рискнувшим принять вызов преследователям. Ее сумели загнать в сети, обезоружили и привели к капитану. Вопреки обычаям, капитан "Красной ведьмы" не носил усов и бороды, поскольку был женщиной. Мама Кло - так ее звали в ту пору. Тортуга и Мессира, Тобаго, Панама, Ла Рокас и Бразильское побережье знавали набеги чертовски удачливой и непредсказуемой Клотильды Лефранж.
- Что ж, девочка, мы вдоволь налюбовались на твои цирковые панталоны! - произнесла Мама Кло под одобрительный гогот. - Мне уже успели рассказать, кто ты и как тебя зовут. Но мы - вольные люди, и живем по законам Либертии. От твоей руки пало достаточно наших товарищей, и тебя следовало бы отправить на корм акулам, но мы не убиваем попусту, а тебя уважает команда "Августы". Поэтому я предлагаю тебе честную сделку: тебя протащат под килем твоего корабля, чтобы смыть с тебя кровь вольных людей моря. Если останешься в живых и не сойдешь с ума, то завтра сделаешь свой выбор: несогласных идти с нами ждет баркас с запасом сухарей и воды, - и да помогут им боги океана! Те же, кто выбирает жизнь буканира, завтра смогут либо остаться в команде, либо померяться силами за право стоять на капитанском мостике "Августы".
Мама Кло была доброй женщиной. Она тайно распорядилась, чтобы Жюли снабдили длинной тростью для дыхания, отбуксировали под днищем шлюпки к другому борту "Красной ведьмы" и помогли привязаться под водой к канату. Это была самая опасная часть пути, поскольку дыхания могло не хватить. Выжить Джулии помогли уроки факира Матпы из их цирка, который, помимо всего прочего, был способен, замедлив удары сердца, долго сидеть в аквариуме под водой - к вящему удивлению ярмарочной публики.
Когда Джулию подняли на борт, она лишь встряхнулась от воды по-собачьи и отжала длинные черные волосы. На нее смотрели с почти суеверным ужасом: "Чтоб нам рому больше не пить и умереть без покаяния!... В ней же - душа самой Калипсо, дочери океана!...".
- Эй! А ну, веселей глядеть, соленые задницы! - отозвалась Джулия. - Я теперь капитан "Святой Августы", которая отныне будет зваться "Дочь Океана"! А те, кто не согласен, - выходите сюда и не мочитесь в штаны: сразу не убью - сегодня я добрая! Лишь денек на рее повисите вниз головой!.
Штурмана "Августы" Джулия заколола рапирой насмерть еще во время боя, а других желающих испытать судьбу не нашлось. Оба корабля легли курсом на Картагену, и через двое суток состоялось боевое крещение "Дочери Океана": на абордаж был взят испанский "купец". Чертовка Жюли, кроме положенной капитанской доли от добычи, удостоилась "капитанского сертификата" от Мамы Кло, члена Совета Девяти, и приглашения "работать в паре".
Не раз и не два подруги-капитанши выходили в море, и их удачливость быстро вошла в поговорку. В Либертии Джулия снова удивила Клотильду: она не копила, а вкладывала деньги направо и налево. Мама Кло вызвалась войти в долю. Дел было - невпроворот, и две своих "посудины" капитанши сдали в аренду команде за пятую часть добычи. Тайком от всего сообщества Либертии, эра которой шла к закату, Жюли с Клотильдой начали торговые операции на американском континенте, куда чуть позже и перебрались, выправив у губернаторов паспорта за приличную мзду. Флотилия Жюли и Кло насчитывала уже десяток кораблей, ходивших в Амазонию и Белиз за красным деревом, которое после перепродавалось на Ямайке и Гаити европейским негоциантам. Они ходили также и к Африканским берегам, но предпочли возить не рабов, а все то же дерево: эбеновое, розовое, коралловое, сандаловое.
Жюли сбивалась с ног: работали табачные и сахарные плантации, делались пробные посадки хлопка, завозился скот, на речушке возвели запруду, и современная мельница начала молоть зерно, что в избытке везли сюда фермеры, распахивающие прерию. Жюли запустила сахарный заводик и наладила изготовление трубочного табака и сигар, - торговать продуктом было выгоднее, чем сырьем. Подумывала завести изготовление мебели для быстрорастущих сеттльментов. Клотильда же откровенно хандрила: ей нужны были парус над головой, песня волн, упоение скоростью. Оставив все хозяйство вместе с недостроенным домом на попечение Жюли, Мама Кло отбыла лечить свой сплин к Южным широтам, дабы пройдя Магеллановым Проливом, полюбоваться красотами Юго-Восточной Азии.
А из Франции все приходили вести о смутах и эпидемиях, Жюли не выдержала, и спустя короткое время Белль-Нёв встречал салютом негоциантку, землевладелицу и собственницу кораблей - баронессу Жюли Адильяри де Ноталь, лэди Соммерсгрин. Она перевезла к берегам Мексиканского залива двух своих подросших сыновей, Гонзу и его тетушку, а также - семьи младших сестер Эшли Соммерсгрина. Места и занятий хватило всем.
Однажды, 9 лет спустя после того, как Жюли поднялась на борт плывущей в Новый Свет "Святой Августины", средь бела дня одинокий всадник остановил взмыленного коня возле самого крыльца белокаменной усадьбы поместья де Ноталь. Оттолкнув подоспевших слуг, он кинулся вверх по лестнице и, сорвав с головы шляпу, упал на колени перед Жюли, которая по странной прихоти осталась в тот день дома. Побледневшая Жюли также опустилась на колени перед незнакомцем, - так они и стояли друг против друга, и слезы текли по их лицам.
Эшли был ранен при атаке испанского капера, двумя бомбами с "греческим огнем" уничтожил дипломатический груз и бросился в море. Его подобрал корабль береговой охраны, и Эшли был препровожден в префектуру, а затем - этапирован в Париж как английский шпион. Там он симулировал амнезию, власти ничего не смогли от него добиться и во время потепления отношений с островными соседями передали Эшли англичанам. Рану Эшли залечили, но Тайная комиссия Королевского Суда за утрату дипломатического груза лишила Соммерсгрина звания и приговорила к каторге. Их высадили в Бостоне и отправили вглубь территорий. После Высочайшей Амнистии Эшли поспешил тайком во Францию, но, добравшись до Белль-Нёва, узнал, что его семья отбыла в Америку. Вот так они и встретились снова.