Аннотация: Детская страшилка. Как и почти все мои рассказы, написана на "Рваную грелку".
Я не люблю собак. Я их боюсь - даже самых маленьких и безобидных с виду. Особенно маленьких и безобидных.
Началось это давно, в детстве. Мы тогда гостили у бабушки, в небольшом провинциальном городке.
Первым увидел мокрые следы, конечно же, Киря. Старше меня на несколько лет, разбитной, весёлый, пользующийся авторитетом у местной шпаны. Мне он тогда казался почти сверхчеловеком. Я просто чёрт знает как гордился дружбой с ним, а предупреждения родителей и участкового пропускал мимо ушей. Мне тогда вовсе не казалось странным, что такой парень, как Киря, подружился со столичным "ботаником" вроде меня.
- Гляди-ка, Валёк! - оживился он. - Знаешь, что это?
Парк располагался на берегу реки, на окраине города. В неверном свете заходящего солнца на асфальте дорожки чётко выделялся влажный след - отпечатки лап некрупного зверя, многочисленные капли и полоса, какую обычно оставляют мокрые велосипедные шины.
- Кто-то на велике проехал? - предположил я.
- Нет, это не велик, - сразу понял Киря ход моих рассуждений, - это след от верёвки. Пошли, покажу!
След вёл прочь из города. Я неуверенно поглядел на закат.
- Да я что, против? Мама - это святое, - продолжал насмехаться мой друг. - Особенно для малышни.
Я молча стиснул зубы, развернулся и двинулся дальше по следу.
- Ну, так бы и сразу, - миролюбиво поддержал мой порыв Киря. - Сразу видно - чоткий пацан.
Он догнал меня и пристроился рядом. Я непроизвольно расправил плечи и приосанился.
- Короче, слушай тему, - начал Киря в своём обычном стиле. - Жил здесь когда-то один мужик. Работал тут, в парке, не помню уже, кем. И была у него собака. Болонка, что ли. И вот как-то вечером шёл он датый по парку, а тут компания гуляет. В-общем, решили они его отоварить. Чисто по приколу. Ну, знаешь, как это бывает.
Я на всякий случай кивнул, хотя понятия не имел, как это бывает.
- Ну, вот, - продолжал Киря. - Откуда ни возьмись - эта его шавка. Кого-то покусала, кому-то штаны порвала. Пацаны решили, что она бешеная, и разбежались. А потом перетёрли с кем надо, и братва кинула мужику предъяву: или топи собаку, или кранты тебе.
- А он что?
Киря внимательно посмотрел на меня.
- А что бы ты сделал?
- Ну, не знаю.. - я чувствовал, что вариант "в милицию" не должен звучать в принципе. - В крайнем случае, в другой город уехал бы. А он что сделал?
- Утопил.
- Она же его спасала!
- Ну и что?
- Предатель.
- А ты у нас добренький, значит? Собачку пожалел? Короче, через месячишко нашли того мужика в парке утопленным.
- Как это? - не понял я.
- А вот так. Нашли утром труп, при вскрытии оказалось, что лёгкие заполнены водой и тиной. И с тех пор тут иногда находят таких вот утопленников. И следы вот такие же. Как-то Васька из микрорайона попался. Ну, он с тёлкой был. Тёлка осталась жива, не тронули её, так она потом полгода всем про эту собаку рассказывала. Пока, значит, в психушку её не упрятали.
Я поёжился. Не от переживаний, от холода. Это была не обычная вечерняя прохлада, это был идущий изнутри холод - парализующий, тяжёлый, вытягивающий силы и само желание жить.
- Замёрз? - усмехнулся Киря. - Та тёлка тоже про холод говорила.
Он вскинул руку, указывая на маленькую тёмную фигуру впереди.
- Смотри!
Мокрая грязная болонка через плечо смотрела на нас. Несмотря на окружающий сумрак, я видел её совершенно отчётливо. Со свалявшейся собачьей шерсти, словно с не выжатой мочалки, капала вода, оставляя тот самый влажный след. "Почему она не отряхнётся?" - я не решился задать этот вопрос вслух. Картину довершал болтающийся у неё на шее обрывок верёвки - такой же грязный и такой же мокрый, как она сама.
Киря оглянулся и хлопнул меня по плечу.
- Испугался?
Я отважно мотнул головой.
- Нет.
- Ну, раз так, постой здесь минутку.
- Зачем?
- Чтобы лучше видеть, - непонято пояснил он и отступил к стоящей позади скамейке.
- А ты?
- А я здесь посижу.
Киря неторопливо развалился на скамейке, достал сигарету и щёлкнул зажигалкой.
- Мужика того звали Герасим, - как ни в чём не бывало продолжал он. - Чувак был, конечно, не садовник у барыни. И не глухонемой. Но чувство юмора у него было. Угадай, как он назвал свою шавку?
- Муму? - блеснул я эрудицией, стараясь, чтобы мой голос тоже звучал, как ни в чём не бывало. Кажется, мне это удалось.
- Точняк! И, знаешь, что ещё люди говорят? - Киря выпустил эффектное колечко дыма. - Что собака убивает только тех, кто назвал вслух её имя.
До меня не сразу дошло, что единственным здесь, кто произнёс её имя, был я сам. "Нет, не может быть. Это шутка, розыгрыш!" Ощущение холода не пропало, а наоборот, усилилось. В воздухе отчётливо потянуло болотной гнилью.
Я оглянулся. Собака неторопливо трусила в нашу сторону. Я попытался отступить, но не смог оторвать ногу от земли. Влажные следы вокруг меня успели слиться в одну большую клейкую лужу, и теперь эта лужа мёртвой хваткой вцепилась в мои ботинки.
- Киря! - позвал я, уже не стараясь, чтобы голос звучал легко и беззаботно. - Я, кажется, в клей вступил. Помоги, а?
- Кому Киря, а кому Кирилл Иванович! - жёстко оборвал меня друг. - Просишь плохо.
- Кирилл Иванович, помогите, пожалуйста! - я плохо соображал из-за подступающего ужаса и был готов на всё, лишь бы избавиться от него.
- "Не верь, не бойся, не проси", - Киря с деланным сочувствием покачал головой. - Не выйдет из тебя реального пацана, Валя. Да ещё с таким именем. Ты хоть знаешь, что с тобой на любой хате сделают, лошара?
- Но мы же друзья!
- Друзья? - он расплылся в издевательской ухмылочке. - Да ты на себя посмотри! Какой ты мне нафиг друг? Ты думаешь, почему я с тобой вожусь столько времени? Просто мне всегда хотелось посмотреть, что эта псина делает. Только вот проверить не на ком было. Пока вы не приехали, - он затянулся сигаретой. - Пацанам расскажу - поуссыкаются.
Собака была уже в двух шагах от меня. Да собака ли? Вблизи это больше походило на ком водорослей, густо запачканный тиной и ряской. Там, где должны быть глаза, переливались прозрачным светом бледные болотные огоньки.
Мне хотелось кричать и плакать - от страха, обиды и бессилия, но жуткий нутряной холод ледяной рукой сжал моё горло, не позволяя даже пикнуть. Киря вытянул шею, чтобы не пропустить ни одной подробности.
Шаг. Ещё шаг. Ещё. Топ, топ, топ... Чуть не задев носки моих ботинок волочащейся верёвкой, собака деловито просеменила к скамейке, на которой устроился мой бывший друг.
- Не понял, - растерянно сказал он. Похоже, Киря действительно ничего не понимал в тот момент, однако соображал он всегда отменно быстро.
Рывок! Затрещала ткань, вслед за Кириной одеждой потянулись сотни клейких нитей. Он рванул материю на груди и вывернулся из рубашки. Сумел вскочить со скамейки и попытался отпрыгнуть, но не удержал равновесие и рухнул наземь. Его тут же захлестнула клейкая волна. Собаки не было видно - то ли где-то скрылась, то ли сама превратилась в жидкий субстрат под ногами. Ещё минуту я беспомощно наблюдал, как борется за жизнь спелёнутый булькающей копошащейся субстанцией Киря. Последнее, что я видел - как неторопливо и торжественно вонючая жидкость заливает его лицо, наглухо запечатывая сплошной склизкий кокон.
В себя меня привёл резкий запах нашатырного спирта. Меня трясло от холода. Но это был другой холод - обыкновенный, бодрящий, даже какой-то живой. Мокрый, я лежал на земле в луже воды. Вокруг сновали какие-то люди, всё было освещено ярким светом многочисленных фар. В нескольких шагах от меня лежал Киря. Из его рта и ноздрей вяло сочилась мутная зеленоватая жидкость.
- Можешь идти? - участливо спросил врач, который только что привёл меня в чувство. Я неуверенно кивнул и поднялся на трясущиеся ноги. К нам тут же подскочил какой-то дядька в костюме.
- Что здесь было?
"Тёлка. Психушка. Нельзя"
- Я не помню. Мы просто гуляли. А потом... Я не помню.
- Ну как же так? - расстроился костюм. - Ведь только что всё произошло!
На него зашикали врачи, и ему пришлось ретироваться.
Домой меня отвёз наш участковый, Вячеслав Михайлович - серьёзный немногословный мужик в возрасте. Я не утерпел и по дороге рассказал ему всё, что помнил. Под честное слово, что он больше "никому и никогда". Мне очень хотелось выговориться кому-нибудь.
- Никому и никогда, - подтвердил он ещё раз, когда я закончил рассказывать. - А теперь скажешь, у кого Киря дурь брал? Знать хотя бы - у местных или залётных каких?
- Не знаю, - я только сейчас сообразил, что в подробности местной жизни Киря меня посвящать не спешил.
- Подумай, - настаивал Михалыч. - Ведь он тебя предал, ты это понимаешь?
- Да понимаю я. Но он и правда ничего мне не говорил.
Дома нас встречали все - мама, папа, бабушка и даже кошка Нюська. Меня тут же отправили в ванную, а участковому предложили остаться на чашку чая. Тот вежливо отказался. Я думал, он сразу же уйдёт, но, когда я выбрался из ванной, он всё ещё топтался в прихожей.
- Михалыч, - донёсся до моих ушей бабушкин вопрос. - Как ты думаешь, насчёт собаки - это правда? Валентин действительно её видел?
Я похолодел. Как он мог? Он же обещал!
- Не знаю, Степановна, - задумчиво отозвался участковый. - Мне в такое верить по должности не положено. Извини.
Меня после этого долго таскали по всяким психиатрам, бабкам и целителям. Я молчал об увиденном, как партизан на допросах, искренне желая участковому самому повстречать ту "собачку" и убедиться что я не врал.
Год спустя я случайно узнал, что Михалыча нашли захлебнувшимся в том самом парке.
С тех пор я не люблю собак. Я их боюсь - даже самых маленьких и безобидных с виду. Особенно - маленьких и безобидных.