Был обычный безветренный день. Ранняя весна. Низкое серое небо окутало воскресный город. Огромные белые хлопья снега медленно падали за холодным окном. Лишь редкие крики озябших воробьев нарушали тишину пустынного двора. Он стоял на кухне у окна, прижавшись коленями к теплой батарее, смотрел, как отвалившиеся кусочки неба медленно парили в холодном океане сырого весеннего воздуха. Одной рукой он прижимал телефонную трубку к своей щеке. Были длинные гудки.... Он думал о ней. На плите негромко ворчал чайник. Медленно запотевало стекло. Может быть это от его теплого дыхания, а, может быть, от пара кипящей воды. Он поднял руку и стал пальцем выводил узоры на запотевшем стекле. Он нарисовал пару глаз, улыбающийся рот и много много лучиков во все стороны. Он нарисовал солнце... В трубке по-прежнему были длинные гудки.... Он оторвал руку от оконного стекла и непроизвольно улыбнулся...
Был обычный безветренный вечер. Ранняя весна. Низкое серое небо окутало воскресный город. Воздух был чист. Лишь тонкие черные ветви спящих деревьев, окутанные мокрой ватой липкого снега, да заснеженные крыши домов напоминали о недавнем падении неба. Серебристый ровный свет уличных фонарей пробирался сквозь одинокое окно. Стекло все-таки уступило уличному холоду, и капельки воды, собравшись друг с другом на лучиках, на краешках глаз нарисованного солнца, устремились неровными дорожками вниз. Окно само дорисовало картину... Солнце тихо плакало на холодном стекле...
Он сидел в темноте на полу, около батареи, нервно поджав колени и запрокинув голову. Сухие, обкусанные до крови губы нервно дрожали. Соленая дорожка слез серебрилась на его щеке. Тупая боль давила на сердце. Рядом на полу валялась телефонная трубка. И лишь длинные гудки озаряли мертвую тишину холодной квартиры...