Аннотация: Лишь слышно было, как поскрипывали старые качели, и о чем-то с зонтиком шептался дождь...
Качели
декабрь 1998
Ночь. Старые качели, тихо раскачиваясь, слушают тишину пустынного двора. Осень. Сырая, еще теплая земля дышит еле заметным паром жизни. Все уснуло в ожидании утра. Только хмурый, уснувший двор; шелест желтых листьев; ворчливый ветер, шумящий мокрыми ветвями деревьев; да тихий скрип качель, разрезающий тишину одинокого бесконечного неба.
А скоро будет утро. Веселая детвора выбежит на улицу, и двор наполнится звонким визгом детей. Они снова нагребут большую пеструю кучу опавших листьев и будут прыгать в нее на полном ходу, с качель, споря, кто выше, а кто дальше.... И опять качели будут взлетать над землей, поднимая легкие тела милых детей...
А сейчас ночь... Желтые огоньки домов отражаются в зеркальном асфальте, покрытом мокрыми, опавшими листьями... Ты так любил в детстве качаться на качелях. И сейчас, ты все равно, гуляя по ночному городу, иногда заходишь в свой бывший двор, садишься на эти качели, смотришь на опавшие листья, легонько раскачиваясь, слушаешь шепот хмурого ветра и вспоминаешь детство. Теперь они сильно изменились. Неумолимо бегущее время отложило на них свой отпечаток лет. Старая краска вся стерлась. Сквозь неровные щели досок видна вечная черная земля. Прежде яркие желтые трубы, теперь потускнели, осели вниз. Так, что теперь, сквозь туманность ночи, их можно принять за усталого, задумавшегося скрипучего старца, вросшего в землю...
А сегодня днем был дождь. Обычный осенний дождь. Холодные большие капли, медленно стуча по мокрому деревянному сиденью, растворялись в сыром воздухе, разлетаясь на множество брызг. На земле, усеянной листвой, появились первые лужи. Желтый кленовый лист, упавший утром на качели, теперь крепко прибит дождем к мокрому холодному сиденью.
Сегодня был один из тех осенних дней, когда двор пустует, а редкие прохожие, укрывшись зонтиками, спешат по мокрому асфальту домой. Сегодня был особенный день. Сегодня, эти одинокие стражи двора стали невольными свидетелями первого объяснения в любви. Робкий паренек стоял здесь, у качель. А легкая, светловолосая девчонка Надя каталась на качелях, уцепившись одной рукой за холодную железку, а в другой - держала зонтик. Павлуша постелил ей на мокрое сиденье свою куртку, а сам, съежившись, весь в мурашках, стоял под дождем. По его светлым волосам медленно стекали холодные капли. Сквозь мокрые ресницы виднелись его детские голубые глаза. Он стоял в луже, но сам этого не замечал. Они о чем-то говорили. Она все больше смеялась, а он - краснел. И вот он не смело, и как-то некстати, произнес эти робкие слова: "Наденька, я люблю тебя!" И тут же опустил взгляд. Эти тихие, не смелые слова подхватили эхом мокрые листья плачущих под дождем деревьев. Она также опустила глаза. Они замолчали. И слышно было только, как легонько поскрипывали старые качели, и как тихонько о чем-то с зонтиком шептался дождь. Она спрыгнула с качель и пошла не спеша домой. А он, раскрасневшись, бросился ее догонять. И только слышно было, как он кричал: "Наденька, Наденька, извини меня, я больше не буду так никогда говорить..."
... А сейчас ночь. Тот самый паренек сидит на качелях, держит в руках кленовый лист, упавший утром на сиденье, и легонько плачет. Его слезы, медленно стекая по горячим щекам, капают на еще мокрое старое дерево добрых качель...