Аннотация: В антигероическом фэнтези вы не найдёте ни могучих героев с блистающими мечами, ни эльфов, ни гоблинов, ни казаков с пулемётами, ни эпических битв, ни тщательно описанных поединков. Только обычные люди, да бытовщина, да поножовщина... :)
Сайнаков Николай
ЗУБ БЕРСЕРКА
из серии "антигероическое фэнтези"
Стоматологам всех времён и народов посвящается
Славен город стольный Древень, под сильную руку свою прибравший земли червенские, сиверские и иные, венедским родам принадлежавшие. Славен народ венедский, в дальних походах наживший немалые богатства, чести в боях добывший. Славен и князь древенский, Хрустомудр, любимый и богами и дружиной и народом. Добрая жизнь в княжестве, и ещё бы такой жизнью жить, да жить.... Вот только.... Эх, да что говорить! Счастье в окно летит, только пока лихо спит. А как проснётся..., и не узнаешь, где беда ждёт, да во что обернётся...
***
Утро было великолепным! Яр-солнце ещё покалывал свой красный зад на верхушках елей за стенами города, а Хрустомудр уже сбегал по ступеням терема, весь наполненный предвкушением сегодняшней забавы. Вчера охотники приволокли двух огромных живых медведей, и даже отсюда было слышно, как они ревут в своих клетках на задах терема, возле отхожего места. То-то будет, когда их травить начнут!
Князь улыбнулся себе в бороду, поймал вшу, смачно раздавил её, и весьма довольный остановился внизу лестницы, чтобы помочиться на резные балясины. Конечно, подумал он, княгиня опять ворчать будет, что он портит парадный вход.... Ну и пусть. Князь он или не князь!? Его терем, где хочет, там и мочится! Неужели же он, Хрустомудр, должен бежать по малой нужде на задний двор, когда у него дела здесь, на переднем! А запах, нормальный запах, запах мужчины, вождя! Кому не нравится, пускай не приходят!
Оправившись, князь заспешил дальше, к колодцу посреди двора. Ни лабирское вино, ни летборгское пиво, ни медовуха не способны так утолять жажду, как вода из его колодца!
Бадейка застучала по брёвнам, опускаясь вниз, плеснула. Уловив тяжесть набравшейся в неё воды, князь с ленцой стал крутить ворот, добродушно поглядывая по сторонам. Челядь суетилась по двору, дружинники отворяли ворота, явно готовясь впустить вернувшийся с тракта ночной дозор, к колодцу спешила молодуха с вёдрами, улыбаясь уже издали своему князю. Хрустомудр почувствовал, как сладко защемило в груди, уже хотел сказануть девке что-нибудь эдакое, но тут ведро прибыло, и он подхватил его, спеша глотнуть ледяной водицы...
Глотнул. И выронил ведро, расплескав воду, замахал руками, отгоняя звёзды. О-о-ох!!! Как больно!!!
Он стоял, пошатываясь, тараща слезящиеся от боли глаза, а по спине, и ниже, холодком пробиралось понимание.... Сбылось, знать, предсказание ведьмы с Заволочка! У него заболел зуб!!!
Как, когда сумел залезть ему в рот проклятый Нерв - дух зубной боли? Неужели сейчас, когда он воды испил?! Или... или вчера, когда он зевнул, а рот рукой прикрыть поленился?! Говорила ему покойница мать, не разевай хавалку понапрасну! Права была матушка!
Боль немного поутихла, и князь осмелился пошевелить языком. Нет, Нерва он во рту не нащупал, но прикосновение к больному зубу снова заставило сочиться слезы из глаз. Проклятье богам!
- Княже, солнце наше, здоров ли ты? - воскликнула рядом девка.
Ещё не хватало бабе о своих бедах говорить! Не дожидаясь, пока ошарашенная молодуха начнёт что-то делать, он развернулся и сам почти бегом направился обратно в терем. Проклятье! Проклятье! Проклятье!
***
Весть о том, что на князя напали зловредные духи, мигом облетела подворье. Краснославна сразу спустилась к мужу, но ничего вразумительного не узнала, кроме того только, что Нерв - самый проклятый из всех проклятых. Судя по тому, как супруг таращил зенки, хватался за челюсть и дёргал себя за бороду, зловредный дух начал точить его зубы. Дело было нешуточное, и княгиня заспешила на двор, отдать нужные распоряжения. Площадь перед теремом напоминала растревоженный улей. Челядь, побросав все дела, металась от конюшни к овину, от овчарни до псарни, у амбара и поварской, пересказывая друг другу новость. Заприметив княгиню, слуги стали быстро разбегаться по пристройкам и клетям, опасаясь её гнева. Дружинники, в отличие от них, на появление хозяйки внимания не обратили. Она напрасно остановилась на вонючем крыльце, ожидая поклонов. Сображники мужа толпились вокруг колодца, за чем-то сосредоточенно наблюдая. Краснославна не выдержала и подошла поближе.
Внимание дружины приковывал к себе старый вояка Курощуп, усевшийся на колодезном срубе. На его руку в кольчужной перчатке была намотана тонкая бечева, конец которой уходил вниз. Курощуп сосредоточенно поглядывал туда, время от времени резко дёргая руку вверх. Все сосредоточено сопереживали действу.
- Не спугни!
- Осторожней давай!
- Резче, резче подсекай! Что ты дёргаешь как за бычий хвост!
- Замолкните, молокососы! - огрызался Курощуп. - Нервы ловить, это вам не девкам сарафаны задирать! Тут с умом надоть!
- Каким умом?! Ежели наживка добрая, то и так клюнет!
Княгиня растолкала мужиков, пробралась к самому колодцу.
- Что это вы здесь делаете, выпивохи?
- Тш-ш-ш! - приложил палец к губам Курощуп. - Спугнёшь духов-то! Нервов ловим, что князя нашего попортили!
- Ага! На Курощупов старый зуб ловим! - встрял какой-то безусый юнец.
- Бездельники! - не на шутку разозлилась Краснославна, - Сей же миг бросайте дурью маяться, да посылайте людей за ведунами! Родственников княжих о беде предупредить тоже надобно.
Дружинники заворчали недовольно, но в этот момент в колодце плеснуло, Курощуп подсёк и бечёвка натянулась!
- Есть! - ахнули рядом.
Рыбак вскочил на сруб, и начал, пыхтя от усилий, быстро наматывать бечеву на локоть. Княгиня затаила дыхание. Несколько томительных биений сердца она наблюдала, как струной мечется верёвочка по краю сруба, а потом натяжение ослабло и добыча буквально выпрыгнула из темноты! Видя начальное сопротивление бечевы, она ожидала чего-то крупного, но в воздух взлетел лишь старый зуб, в который вцепился маленький белый червяк! Увидев отшатнувшихся разом людей, он вытаращил свои непомерно большие глаза и, завизжав, отцепился, падая вниз. Курощуп рванулся за ним, и верно разбился бы в глубоком колодце, но его успели схватить за ноги, выволокли обратно.
- Мать вашу! - орал тот, когда его ещё вытаскивали. - Какого хрена вы столпились и не ловили его!? Ведь сорвался, ушёл, гад! Да что же это! Вся ловля насмарку! Ведь больше не клюнет!
Дружинники оправдывались, перебивая друг друга, и подняли такой гвалт, что княгиня чуть не оглохла.
- Сам чего не хватал?
- А вдруг бы он цапнул?
- Видали зубищи какие?
Краснославна нервовы зубы не рассмотрела, но терпение её всё равно кончилось.
- Хватит! - закричала она, срываясь на визг. - За ведунами, за родичами езжайте! Силькикринги недоделанные!
Мужчины стали неохотно расходиться. Не то, чтобы они очень ретивились исполнять её команды, но и перечить жене князя не хотели.
***
Хрустомудр валялся на ложе, пытаясь отвлечься от терзающей боли. В палате постепенно собирались, рассаживались родственники и ближние бояре. Вот пробухали своими массивными сапогами братья Заднемир и Толстопуз, потряс в поклоне бороду боярин Послеблуд, приперся тесть, не любимый всеми Ложножлоб, с незаконнорожденным внуком Хитрожопом. Позже всех пришёл отец коротышки Хитрожопа, Жуткослав, которого не любили ещё больше Ложножлоба. Даже Хитрожоп старался находиться ближе к деду, чем к отцу. Жуткослав, как всегда, был увешен черепами каких-то карликов и засушенными мужскими причиндалами. Говорили, что это останки любовников его многочисленных жён, но Хрустомудр верил другой версии, согласно которой это были остатки любовников самого Жуткослава. Впрочем, в данный момент ему было не до версий, он с трудом понимал даже то, что ему говорили.
- Я и говорю, Нерв, это хитрая бестия! Сколько народу уже сгубил, жуть! - тяжело дышал толстый Заднемир. - Ты, княже, старайся о нём не думать! Не боись, тебя ему не одолеть. Конечно, много князей и простых людей от Нерва перемёрло, но ведь это давно было.... Пришли другие времена, теперича Нервы не те уже пошли, не то, что в наше время.... А какой зуб-то?
- Жерновой, крайний вроде, - процедил Хрустомудр.
- Это мудрый, который? Плохо дело! Если выдрать, то чем думать будешь?
- У меня ещё левый останется! - разозлился князь. Он и сам переживал, известно ведь, что ум в зубах мудрости хранится, да в заду, да ещё в черепе немножко. Лишишься мудрых зубов, и люди уважать перестанут.
- Да ты не думай! - решил поддержать больного Толстопуз. - Против Нерва много средств есть. Помнится, у меня один раб мучился, так мы ему кузнечными щипцами всё за раз выдрали. Рот и язык слегка разорвали, но ведь они у него рабские, хлипкие совсем. А у свободного человека, да у князя, язык так просто не вырвешь, рот не располосуешь...
- А помните, как Долгонос визжал, когда мы ему помогали сразу с тремя Нервами распрощаться? - прервал брата Заднемир.
- Это который тогда помер? Ха-ха! Как свинья визжал! - Жуткослав оскалился, демонстрируя ряды неровных, но совершенно целых жёлтых клыков.
- Хи-хи-хи! - отозвался Хитрожоп. Однако больше смех Жуткослава никто не поддержал.
- А я помню, - вставил веское слово Ложножлоб, - как совсем молодого боярина из Лисицыных, Нерв свёл в могилу за пол недели! Сначала грыз его так, что тот стал лезть на стены, потом напустил в него яду, так что голова раздулась как шар, а когда пришли зубоврачеватели и стали зуб выламывать, то Нерв начал его мозги выедать. Все решили так, ибо боярин стал на людей кидаться и от помощи врачевателей и ведунов отказываться...
- И что дальше? Убили Нерв?
- Нерв - нет. А боярина убили, когда он стал кинжалом размахивать.
- А Нерв нашли?
- Не стали рисковать. Сразу сожгли труп, да и дело с концом. - Ложножлоб выразительно посмотрел на князя, и Хрустомудру очень захотелось сжечь самого Ложножлоба, вместе с племянничком. От рассказов бояр ему стало совсем плохо, а они всё не замолкали, вспоминали случай за случаем, пока князя не стала бить крупная дрожь.
- А помните Харальда Синезубого? - очнулся вдруг молчавший до того Послеблуд.
Бояре замолчали. Послеблуд вечно умудрялся помнить что-то такое, чего никто больше не помнил, и этим снискал к себе глубокое уважение.
- А чего ммм... Харальд? - поинтересовался Хрустомудр, с замиранием сердца ожидая новой жуткой истории.
- Да был такой вождь у силькикрингов. Синезубым не зря прозвали, больно маялся зубами, ни одного целого у него не было, нервы его просто поедом ели.
- И что?
- Да ведь самый воинственный вождь был! Его все боялись от виднокрая до виднокрая.
- А с нервами-то чего? Вывели их? - князю очень захотелось, чтоб вывели. Потому что если у такого знаменитого вождя, настолько знаменитого, что и до сих пор Послеблуд о нём помнит, нервов не вывели, то какая у него надежда?
- Вывели! - торжественно объявил Послеблуд.
Хрустомудру даже показалось, что его мука ослабла от такой благой вести.
- А что с Синезубым стало? - Ложножлобу явно не нравилась концовка рассказа.
- Харальд принял новую веру. Ведь нервов жрецы вывели святой водой.
- И что потом?
- А убили его. Он с этой новой верой совсем не воинственным стал. За веру и убили.
- А-а-а. - Ложножлоб снова выразительно глянул на князя и тот почувствовал, как боль вернулась с новой силой.
***
Краснославна встречала ведунов у ворот. Княгиня не слишком их жаловала, предпочитая иметь дело с заморскими целителями и магами, но была женщиной практичной, и поэтому оказала трём заросшим отшельникам всю честь, какая им была положена, и проводила их к князю. В его опочивальне было душно и тесно, остро пахло потом и ещё чем-то... кажется давно нестиранными обмотками снявшего сапоги Послеблуда.
Ведуны бодро прошагали к больному, все трое, одновременно, склонились над ним, и начали, что-то шепча, трясти головами. Это продолжалось долго. Летела труха, снегом сыпалась перхоть, падали вши, но князю легче не становилось. Ведуны потели, старались пуще, да только в выпученные глазах Хрустомудра облегчения не было видно.
- Хватит! - наконец заорал он, схватил двоих ведунов за бороды и начал, рыча, колотить их головами друг о друга. Третий бросился прочь, бояре - спасать ведунов, Толстопуз споткнулся о сапоги Послеблуда, Послеблуд о Толстопуза, заодно опрокинув стул, по которому тут же промчался Заднемир.... В зале всё смешалось.
- Отпусти, милостивый княже! - вопили отшельники.
- Удавлю собак!
- Пусти их князь, убьёшь! - пыхтели бояре, выдирая ведунов из лапищ князя. В свалке не участвовал только Жуткослав, со странным выражением лица рассматривающий борющихся на ложе мужчин, да Хитрожоп, который спрятался у печки и оттуда кричал что-то невразумительное.
С горем пополам вшивых обманщиков спасли, но заморский стул, один из четырёх, подаренных ей летборгским магистром... Краснославна чуть не заплакала, передавая челяди щепки, в которые он превратился. Князь, тяжело дыша, вновь лежал на ложе, сжимая в руках клочья седых волос. Он больше не буянил, но было видно, что боль его не прошла.
- Ну вот что, - процедил Хрустомудр, окончательно успокоившись. - Чтоб я больше этих проклятых ведунов не видал в тереме!
- А я тебе говорила! - не выдержала Краснославна, проглатывая обиду за стул. - Говорила, не держи этих при себе, возьми заморских, чистых и опрятных! Возьми, посели близ себя, да слушай что говорят, да обереги носи постоянно, да в ледяной воде не купайся, да снега не ешь, супротив кабанов сам не ходи, не объедайся...
Муж, в кои-то веки не возражал, и Краснославна возрадовалась сердцем, спеша высказать всё, что накипело. Она говорила, говорила, и говорила, но вдруг увидела в глазах князя что-то странное... Что-то нехорошее.... Да и бояре начали от неё отодвигаться...
Умной женщиной считала себя княгиня. Поэтому сразу прикрыла роток, и задком, задком, выскользнула из опочивальни, тихонько прикрыла дверь, и только тогда осмелилась перевести дух. Вовремя ушла! Не ценят мужчины женской заботы, мудрости! А ценили бы - мир и покой был бы во всей поселенной! И зубы бы ни у кого не болели!
***
Хитрожопу не нравилось, когда им помыкали как бастардом, но приходилось терпеть. На этот раз ему не хватило спального места на полатях, где располагали родственников и приезжих бояр. Хитрожоп, как самый молодой, и так должен был залазить на общее ложе последним, но народу набилось столько, что он просто не смог пристроиться. Поэтому Краснославна постелила ему на полатях в отдельном закутке, пришлось, как дураку, ложиться спать в одиночку. От того и не спалось. Обычно, как дядька Ложножлоб захрапит басом, так другие родственники сразу встраиваются в хор, кто свистом, кто похрюкиванием, и так всё дружно и убаюкивающее получается, что враз засыпаешь! А тут лежишь - тишина окаянная, да ещё окошко на отхожее место выходит! С одной стороны хорошо, запах комаров убивает. С другой стороны, ходят, кряхтят постоянно.
Что делать, когда не спится? Хитрожоп проголодался, сходил в поварню, вытребовал себе запеченную с зеленью тетёрку, уселся у окна, стал жевать, поглядывая на мигающие в пахучем мареве звёзды.
Топот за стеной не утихал. Бастард услышал, как кто-то опять спешит на задворки терема. Однако на этот раз вслед послышалось не только кряхтение, а и стоны, да такие тоскливые!
Хитрожоп испугался. А вдруг это не человек вовсе, а нечисть какая? В такой темноте и не рассмотришь! Ему самому захотелось в отхожее место, но как раз оно и было занято.
Звуки встревожили не только Хитрожопа. Из клеток неподалёку раздался недовольный рык медведей. Этот рык мог напугать кого угодно, но только не того, кто засел под окном.
- Дразниться удумали!? - взревел незнакомец голосом Хрустомудра. - Ужо сейчас я вам пореву!!! - силуэт поднялся, оправился и пошёл к клеткам. По всему выходило, что это и есть Хрустомудр, да только когда раздался звук открываемых клеток, а вслед визг и хрипы убиваемых медведей, Хитрожоп опять усомнился. Князь их славился добрым нравом. Вчерашнее избиение ведунов - вообще на него не похоже, хотя и бил то он их по-человечески, по-доброму. А вот чтоб двоих медведей голыми руками забить, это - зверство! Не мог князь такое сотворить!
Он прислушался... Тишина. И только прежние тоскливые стоны. Убили медведей!
Забыв про тетёрку, Хитрожоп до утра просидел с ножом наготове. Да только нечисть, если и бродила окрест, к нему не сунулась.
***
Дни шли за днями, а Нерв всё не успокаивался. Хрустомудр измаялся страшно, отощал с голоду, осунулся от недосыпа. Но хуже всего была необходимость участвовать в пирах, в честь всё прибывающих с соболезнованиями родственников, союзников и соседей. Вот и сегодня пир был горой. Подавали печёных лебедей, свежую стерлядь, копчёную осетрину, фазанов прямо в перьях, молочных поросят, множество сыров, кровяные колбасы и потрошки, мозги каких-то чудных зверей, блины, южные сладости, мёд, от липового до гречишного, и даже несколько солнечных ягод...
Хрустомудр с ненавистью глядел на пирующих. Ничего из выставленного на столе он и в рот взять не решался. Даже от мёда Нерв в его зубе приходил в неистовство, дёргал так, что вновь сыпались искры. Приходилось питаться только молоком, пшённой кашей, да куриным мясом, что жевала для него служанка. Жеванное слугами Нерв почему-то оставлял без внимания, но князь аж задыхался от унижения, если был вынужден глотать это. И конечно он не мог позволить себе жрать такую гадость, когда на него глазеют его люди. От выпивки тоже пришлось отказаться. Вообще-то, от браги и медовухи боль даже немного стихала, и Хрустомудр запил бы..., но с похмелья казалось, что голову плющит воротами, мозжит булавами, размалывает мельничными жерновами! А после, словно кто-то чеканом начинал стучать по темечку: тюк, тюк, тюк, тюк, того и гляди дырку пробьёт!
Чем дольше смотрел князь на собравшихся, тем более угрюмые мысли лезли ему в голову. Раньше он хотел прикончить одного Ложножлоба, а теперь хотелось и Жуткослава прибить, и Толстопуза и Хитрожопа, и всех вообще, кто сейчас пьёт здесь за его здоровье. Ненависть просто клокотала в его груди. А когда боль притуплялась и ненависть ослабевала, на глаза начинали наворачиваться слёзы, так жалко было мишек, которых он замочил в отхожем месте.
***
Утром прибыли лекари из Лабир-Анирана. В отличие от грязных, бородатых ведунов, оба лабирца были ухожены и опрятны, одеты в белоснежные одежды и изящные сандалии. Краснославна залюбовалась на их стройные, загорелые ноги, едва на четверть прикрытые накидками и почувствовала, как краснеет за пронёсшиеся в голове любопытные мысли.
- Ага! - прогундел рядом старый Послеблуд. - Кажись, они уже про судьбу ведунов знают, смотри, княгиня, бороды-то сбрили!
- Да что такое несёшь! - возмутилась Краснославна. - Лабирцы бород вовсе не носят!
- Хе, хе! - не успокаивался скверный старикашка. - А где они тогда магическую лечебную силу держат? Смотри, на голове у них волосы совсем короткие. Думаешь...?
Послеблуд похабно подмигнул и Краснославна еле сдержалась, чтобы не вцепиться ногтями ему в морду, развернулась и поспешила к гостям, чувствуя как бывший блудник сверлит взглядом её спину, забери Ний этого родственничка!
Лабирцы были не молоды и не стары, улыбнулись ей белозубыми улыбками, с удовольствием приняли предложение умыться и отведать приготовленных яств. Того, что поинтересней, звали Аристопрофаном, того, что полысее, Проктоэтиоколом. Ели они оба благородно, не то, что венедские мужланы. Кусочки брали маленькие, в рот не пихали, а помалу откусывали, пальцы не облизывали, в носу ими не ковыряли, пили сдержано и только морс да воду. И беседу поддерживали умело, рассказали про погоду на родине, про житьё-бытьё тамошних правителей, про морских чудо-рыб, пойманных лабирскими рыбаками. К сожалению, разговор пришлось прервать, когда в трапезную вбежал запыхавшийся Хитрожоп:
- Эй, лекари! Князь за задержку гневается! Поспешайте к нему немедля!
Княгиня была недовольна, но перечить княжей воле не стала, отослала зыркающего на гостей Хитрожопа, извинилась перед лабирцами, пригласила их, как могла ласково, в княжескую опочивальню.
Князь встретил гостей не так вежливо, как ей бы хотелось, но покорно позволил заглянуть себе в рот, осмотреть веки, ощупать уши и послушать дыхание. С меньшим желанием он согласился сплюнуть в подставленную чашку и помочиться в неё же. Во время этого последнего действия Краснославне пришлось даже выйти, так выразительно уставились на неё бояре. Лучше бы они так смотрели на князя, когда он перед всей челядью и дружиной портит крыльцо!
Наконец, лабирцы закончили осмотр и стали готовить лекарства.
- Я думаю, рвотное. - Негромко, но высокозначительно объявил Аристопрофан.
- Слабительное лучше. - Не согласился Проктоэтиокол.
- Рвотное.
- Слабительное.
- Рвотное на Нерв сильнее действует.
- А слабительное от него лучше помогает.
- Рвотное выводит через то, куда оно вошло, поэтому пить его будет правильно.
- Ничего правильного, если куда что вошло, то лучше пускай из другого места выйдет. Согласно учению о преобразовании элементов...
- Согласно цикличности элементарной рвотности, всё совсем наоборот!
Краснославна обеспокоено посмотрела на Хрустомудра. Кажется, её муж не оценил учёности иноземных лекарей. По крайней мере, его кулаки судорожно сжимались, а рот перекосила недобрая гримаса, примерно такая, какую он строил, когда она пыталась накормить его тушёной капустой. Неизвестно почему, но Хрустомудр недолюбливал тушёную капусту, и хотя она предлагала ему это блюдо уже в течение двух десятков лет, почти каждый новый день, он всё ещё упорно отказывался. А у неё так хорошо получается тушёная капуста! Такая вкусная! Никто в княжей поварне не умеет приготовить лучше. Однажды он всё таки согласится..., а сейчас стоило спасать лекарей, хотя бы того, который поинтересней. Рвотное, конечно, более хорошее средство от Нерва.
- Дорогие лекари! - она выступила вперёд, озабоченно хмуря брови. - Пока вы готовите лекарство, не посоветуете ли какого средства от бешенства? У нас на псарне собака заболела, кусает всех подряд. Чем ей помочь? Может, если она кого-нибудь загрызёт, подобреет?
Бояре недоумённо уставились на княгиню, даже Хрустомудр вскинул брови:
- Какая такая собака? С моей псарни?
- Что ты, свет мой, не со псарни собака, так, гулящая. Так что скажут мудрые лекари?
Неизвестно, поняли ли врачеватели её намёк, но откликнулись сразу:
- Собаке той особая забота нужна будет. Мы потом с ней разберёмся. А пока у нас все мысли о Великом князе. - Многозначительно закивал ей Аристопрофан. - Тут у князя случай не простой, пожалуй, что одним рвотным не обойдёшься, слабительное тоже нужно.
- Точно! - сразу согласился Проктоэтиокол. - Мы приготовим и рвотное и слабительное, и властителю полегчает в два раза быстрее!
Лекари ещё усерднее взялись за дело, и вскоре чудодейственное средство было готово. Хрустомудр уже был готов пить из чаши, но вдруг заартачился, уставился подозрительно на лекарей:
- А ну-ка, пейте вперёд!
- Что ты, благородный властелин, это ведь твоё лекарство.
- Нельзя нам, ты должен всё выпить.
- Не выпьете - головы оторву! - пригрозил тот, приподнимаясь на ложе. По лицу видно было - оторвёт.
- Великодушный! - бухнулись ему в ноги оба лабирца. - Мы готовы всю чашу сами испить, но кто дальше за тобой ухаживать будет, пока действие лекарства не пройдёт?
Хрустомудр задумался.
- Надо-таки испытать. Неужто я один мучаться буду? Не справедливо! Кто за князя пострадать готов? - он обвёл тяжёлым взглядом окружавших его бояр.
Бояре почему-то не жаждали страдать за князя, стали прятаться друг за друга, и подозрение по поводу лекарства всё сильнее проступали на лице её мужа. Краснославна очень хотела, чтобы он выздоровел, поэтому снова взяла всё в свои руки, изо всех сил толкнула стоявшего перед ней Хитрожопа.
- Ты? - обрадовался князь, увидев упавшего ему в ноги племянника.
- Я. - вынужден был признать Хитрожоп.
Хитрожопова мать была из племени недомерков, которых за людей не считали. То, что Жуткослав её обрюхатил, было большим скандалом. Даже простые мужики на укоротих не покушались, брезговали, но Жуткославу было всё равно, он оприходовал и коров, и овец и ослов. Только от ослов дети у него не задавались, а тут родился, и даже полноценный. Жуткослав ребёнка признал, хоть и как незаконнорожденного. Краснославна была уверена, что если парень и умрёт, никто плакать не будет.
Дело было сделано. Вскоре коротышка и Хрустомудр уже пили чудодейственное средство. Князь из большого ковша, племянник из маленького кубка.
Лабирцам легко удалось убедить собравшихся, что на время действия лекарства им лучше покинуть опочивальню. Остаться хотел лишь Жуткослав, но князь так свирепо посмотрел на него, что и Жуткославу стало жутко, и вышел он одним из первых.
Краснославна за мужа переживала, поэтому не ушла на женскую половину, а устроилась за стенкой, кликнула девок с пряжей, и стала ждать.
Оказалось, что ждать не долго. Сначала раздался громогласный рык её мужа, затем - стон Хитрожопа, потом снова рык и снова стон. Вскоре звуки стали более разнообразные, то как дождь, стучащий по крытой дранкой крыше, то как звук лопающейся кожи и похожий на хлопанье ставень, то как мычание ведомых на убой коров, то как бурление воды в котле, то как звук водопада...
Краснославна гордо вскинула голову. Всё же муж её - настоящий вождь, даже по большому ходит громогласно как дракон! Не то, что тщедушный Хитрожоп, который и бекает как овечка, и стонет тоненько, и гадит помалу.
***
Хитрожоп лежал на сене возле конюшни, дышал полной грудью и чувствовал себя заново родившимся. Нелегко оказалось быть соратником вождя в деле борьбы с Нервом. Его и так полоскало не меньше князя, а от устроенной вони стало полоскать ещё пуще. Казалось, что он наизнанку выворачивается, так было дурно. После перенесенных страданий саднило горло, болели мышцы живота, и разные другие мышцы. Одно радовало - все ужасы лечения позади.
Хитрожоп вдохнул аромат сена и конских яблок, приподнялся, любуясь на то, какую красивую виселицу мастерят у колодца. Брёвна были выбраны ровные, чистые, без единой червоточинки, тесали их гладенько, помост делали добротный, верёвки вешали новехонькие, даже чурбачки приволокли ладные, словно специально подобранные по размеру.
Как только всё было закончено, на крыльцо высыпали бояре, вышел, пошатываясь, Хрустомудр. Лабир-аниран вели с заднего двора. Растерявшие весь свой гонор подлецы лекари так и норовили упасть на колени, но дружинники цепко держали их под связанные руки, пинками направляли к помосту. Площадь быстро запрудилась народом, Хитрожоп тоже встал, пролез поближе, не собираясь упускать ни мгновения столь редкого при их добрейшем князе зрелища.
Оказалось, что не все жаждали победы добра и справедливости! Княгиня чуть не в ноги мужу кинулась, призывая одуматься. Дескать, лабирцы не простят казни направленных к ним лекарей, объявят войну.
- Уйди, женщина! - взвыл, хватаясь за щёку, ещё зелёный от пережитого Хрустомудр. - Пусть хоть три войны нам объявят, я всё равно повешу ублюдков! А если лабирцы придут, то и им не поздоровится, живьём всех в землю закопаем, воронью скормим!!! Верно говорю?
- Верно! Верно! - закричали вокруг дружинники. Закричал и Хитрожоп, поддерживая справедливые мысли князя.
Казнь свершилась как-то уж слишком буднично, быстро. Махнул князь рукой, выбили из под лабирцев чурбачки, те чуть подрыгали ногами, да и сдохли. Ни хрипов особых, ни пены, и даже языки толком не вывалились. Хлипкий народ, эти аниране, тонкошеий.
Разочарованные горожане уже начали расходиться, но тут застучали копыта и во двор въехали дружинники, а с ними - волосатый, но безбородый старикан, с похожим на увядшую брюкву лицом. Пёстрый плащ не скрывал того, что он с головы до ног был увешан различными амулетами и магическими штуковинами. Тут и головки мака и связки сушёных мухоморов, крылья летучих мышей, вперемешку с сушёными жабами, черепами, крысами и пауками, пучки конопли и полыни, ногти и когти, перья и бусы, гвозди и монеты, бутылочки и кошелёчки, и ещё много чего странного и удивительного, такого, что стоящий рядом Жуткослав досадливо крякнул. Да уж, его засушенные членики и рядом не стояли!
Хитрожоп сразу признал в приезжем летборгского знахаря. Насколько сами летборгцы одевались бедно и строго, настолько их знахари любили роскошь и красоту. А этот верно при самом магистре стоит, раз так разряжен великолепно! Вот только грязные они, знахари эти. Волосы спутанные, слипшиеся, все увешенные какими-то бурыми комочками... и пахнет он..., словно в отхожем месте спал.
Народ почтительно расступался перед знахарем, нашлись и те, кто предупредительно придержал стремя, помогая старику спуститься. Кланялись ему чуть не до земли, даром, что не князь, встречали радушно, бояре прям таки мёд источали в своих улыбках, когда вели его до князя, мимо виселицы.
- Радость-то, какая! - делилась рядом женщина со своей товаркой.
- Думаешь, излечит князя?
- Думаю, не излечит.
- А чего же радость-то?
- Разуй глаза! Вишь какой старик значительный? Тут простой виселицей не обойдётся! Наверняка дыба будет!!!
***
Краснославна смотреть на казнь лекарей не стала, ушла в терем, поплакала в подушку, сетуя на несправедливость судьбы, лишающей её сердечного наслаждения от общения с людьми изящными во всех отношениях. "Дикарь! - возмущённо подумала он про мужа, - совсем со своим Нервом с панталыку сбился!". Впрочем, восторженные крики во дворе вскоре заставили её вытереть слёзы и выглянуть в оконце. Может, Хрустомудр передумал анирцев вешать?
Да нет, лекари висели, как положено, ещё покачиваясь под перекладиной. За то во дворе появились новые люди, и это, судя по всему, были летборгцы. Княгине вовсе не хотелось их встречать, но надо, летборгцы обидчивы, а за обиду привыкли войной отплачивать.
Обновив румяна и белила, Краснославна поспешила в опочивальню. Бояре уже были там, смотрели, как шустрый летборгский знахарь пускает их князю кровь. Жуткослав даже облизывался, наблюдая за тонкой струйкой, стекающей в подставленную медную чашу. Вообще, пускание крови и в летборгских, и в итарских, и в древенских землях считалось самым лучшим средством при всех болезнях. "Вот пустили бы анирцы Хрустомудру кровь, глядишь и не болтались бы сейчас на перекладине" - подумала Краснославна, присаживаясь в изголовье беспокойно стонущего мужа. Однако время шло, кровь текла, а княжеские зубы не успокаивались. Да и бояре стали роптать, видя, как бледнеет князь.
- Говорит, что продолжение лечения переносится на завтра, - перевёл с летборгского вездесущий Хитрожоп, и княгиня успокоилась.
***
Следующий день знахарь начал с осмотра.
- Пэйнс? - надавил он князю в область плеча.
- Чего? - удивился тот, на короткий миг забыв о терзающей боли.
- Колики?
- Да какие нахрен колики?! Нет там ничего!
- Колики? - знахарь давил уже на ногу.
- Нет.
- Лабор пэйнс живот?
- Нет. Нормальный у меня живот! Ем хорошо!
- Бо-очина?
- Нет.
- Скротум егс?
- Не болело, пока ты давить не начал! - просипел князь, хватая знахаря за руку.
- Хи-хи-хи-хи! - не сдержался Хитрожоп, пока дядя не стукнул ему по хребтине.
Знахарь на смех внимания не обратил, невозмутимо принялся ощупывать княжеские уши и слушать дыхание. Краснославна напряглась. Она ещё с самой свадьбы знала, князь сильно не любил, когда щупают его уши. Может потому он и аниран не потерпел, хотя ведь лечили хорошо, всё средства были верные. Если знахарь предложит сейчас рвотное или поносное...
- Поносное не предложит! - встав на цыпочки, зашептал ей в ухо Хитрожоп, словно угадав мысли. - Я его ночью предупредил.
Пиявок наловили во рву за стеною. Летборгец ставил их уверенно, со знанием дела. Вскоре на её муже живого места не было от извивающихся кровопийц. Краснославну стошнило прямо в сапоги Послеблуда, которые тот бросил возле ложа. Старик даже не заметил ничего, советуя как лучше посадить очередную мерзость на княжеский нос. Все конечно знали, что пиявки самое верное средство, и Нерву, наверное, это тоже было известно, ибо князь аж хрипел, налитыми глазами глядя на пиявку, обосновавшуюся у него перед глазами.
Краснославна не знала, что такое наговорил летборгцу Хитрожоп, но тот очень старался. Немедля велел принести себе небольшой стол, снял с шеи маленький кувшинчик, выколупал пробку, и оттуда прыгнули на стол серебристые живые капли. Знахарь погонял их ногтем, пока они не слились в одну небольшую лужицу, пошептал над ними что-то и снова поднял палец к потолку:
- Ртуть!
Княгиня ахнула. Ртуть считалась одним из живительнейших средств в поселенной. Она не только излечивала гнойные язвы, но и хорошо помогала при приёме внутрь. А как иначе, ведь она ведёт себя как живая, живое же к живому всегда стремится. Не мудрено, что у ртути такая сила, никакой Нерв не одолеет!
Знахарь согнал лужицу в подставленную к столу чашу, размешал с вином и мёдом, и дал выпить князю. На этом бы ему и остановиться. Однако очень хотел иноземец отличиться. Достав откуда-то ступку и маленький пестик, он снял с шеи пару мухоморов и несколько каких-то бледных грибов, потолок их с маком и крысиными хвостиками, а потом принялся соскребать катышки со своих волос, и толочь их там же.
- Что это? - подозрительно прогнусавил Хрустомудр, приподнявшись на локтях.
- Экскрементус донкей.
- Чего? - князь обвёл взглядом бояр, но те спешили отвернуться, видно, что не знали.
Пауза начала затягиваться и Краснославна уже приготовилась пихнуть в спину Хитрожопа, а тот, подлец, догадался, засуетился, стремясь встать подальше от неё. Однако князь движение заметил, оглянулся, словно хоботом мотнув пиявкой.
- Хитрожоп!
- Ай? - племянник втянул голову в плечи.
- Чего это знахарь там с волос соскребает? Говори, а то сам пить первый будешь!
- Я? Да это, смола это, со священного дерева кипарис. Знахарь говорит, что целебная.
- А. Ясно.
- Экскрементус блэк ши-ип. - совсем некстати для Хитрожопа вновь заговорил знахарь, соскребая катышек с другой грязной пряди на своей голове.
- А это чего?
- Это смола священного дерева кедр. Целебная.
- Му-умиё! - подал голос летборгец.
- ???
- Смола это! - почти с отчаянием заявил Хитрожоп, пытаясь пробиться к выходу. Однако бояре загородили ему дорогу, хорошо понимая, что если княжий племянник выйдет, то отвечать придётся уже им.
- Первый будешь пить, однако! - заподозрил неладное князь.
- Смола это, - неожиданно подтвердил Жуткослав. - В горах такую смолу собирают.
Хрустомудр почти успокоился, безропотно взял чашу, в которую знахарь успел долить воды.
- Странно, смола, а говном пахнет.
- Лекарство, оно и есть лекарство, - завздыхали вокруг бояре.
- Специально для Нерва, враз отпустит!
- Лекарство всегда горечь!
- Зато полезно!
Княгине стало не по себе. Вроде и верно всё говорили бояре, да только уж слишком голоса их сладкие, что-то здесь не то.... С замиранием сердца она смотрела, как Хрустомудр мужественно пьёт лечебную жидкость. Кадык его судорожно ходил туда сюда, вода текла по заросшей шее. Потом он рыгнул, поставил чашу, и криво улыбнулся.
- Ух. Помогло вроде.
- Помогло! Помогло! Помогло! - зашумели вокруг бояре.
Краснославна уже бросилась к мужу, чтобы расцеловать, но тут вдруг услышала нехороший смех Жуткослава:
- Да, вспомнил! Экскрементус, это - кал. Говнище, по нашему.
- Точно! - рядом расплылся в мерзкой улыбке Ложножлоб.
К несчастью, князь всё это тоже услышал. Он икнул. Обвёл взглядом присутствующих..., оторвал от носа пиявку..., снова икнул, потом взвизгнул, и с таким остервенением схватился за челюсть, что казалось, хочет её оторвать! Судорога исказила его лицо, глаза сделались дикими, а в следующий момент Хрустомудр заревел, словно раненный зверь, вскочил с ложа, и бросился на бояр!
В опочивальне воцарился хаос. Как она осталась цела, Краснославна и сама не понимала. Не будь князь ослаблен кровопусканием, поубивал бы всех. Она вначале и думала, что убьет, так хрустели челюсти, трещали шубы и кости, летели клочья брод и куски разбитой утвари. Один за другим бояре выскакивали в двери, пролазили в узкие окна, спасаясь от княжей немилости. А он всё метался, бил, пинал, и время от времени кричал в окно:
- Держите знахаря, мать вашу!!! Шкуры со всех спущу, коли упустите!!! Жуткослава держите! Ложножлоба в колодки!
Грудь голого по пояс мужа была вся в крови, но вовсе не от нанесённых ран, а от сорванных и раздавленных пиявок. Когда он, наконец, рухнул без сил на ложе, она присела рядом, уткнулась ему в плечо и зарыдала...
***
Хрустомудр всегда считал себя человеком мудрым и рассудительным. Только вот в последнее время как-то хотелось кого-нибудь убить, казнить, запытать, хотя бы.
На дворе у колодца, там, где ещё недавно красовалась виселица, срочно ставили сруб, готовили хворост для костра. Нет, это будет не погребальная крада. Не дождутся! Это он будет сжигать проклятого колдуна - летборгского знахаря.
Сколько князя не убеждали, что присланный магистром знахарь не хотел его отравить, Хрустомудр не верил. Да, конечно, какашками от многих болезней лечатся, от чесотки той же - телячий помёт хорошо помогает. И зола свиного помёта тоже. Но ведь это простолюдины так лечатся, а он - князь Великий! И что для другого лекарство, ему - отрава. Да и что народ скажет? Что князь их - говоноед? Хрустомудр стиснул зубы и зажмурился от боли.
Не смотря на портящуюся погоду, казнь он решил не откладывать. Бирючи поскакали по городу, созывая народ, и вот княжий двор стал заполняться празднично одетыми горожанами. Бояр, правда, пришло немного, многие ещё болели после памятной драки, а Ложножлоб и Жуткослав сидели в погребе под охраной. Единственно, что его удерживало от казни родственников, это просьбы жены. Жалела она отца и брата. Ох и доброе у неё сердце! Надо же, такое сорное семя их род, спорынья сплошная, а жемчужину уродили. Впрочем, ещё Хитрожоп есть. Хитрожопа он простил, не со зла племянник правду скрывал. Вот он, рядом сидит, преданно в глаза смотрит.
- Что, племянник, видал, народу сколько собралось? То-то будет радость, когда запалим.
- Княже, - Хитрожоп выглядел озабочено. - А знахарь точно сгорит? Может у него какая магическая защита, наговор есть?
- Запомни, парень. Против хороших дров никакой наговор не поможет! А у нас в костре слой берёзы, слой сосны, а сверху ещё ель сухая и хворост. Гореть будет знатно! То-то будет праздник! Ещё бы зуб не свербил...
Хрустомудру не сиделось. Ещё раз покровительственно хлопнув племянника по спине, он развернулся к народу:
- Эй, там, у костра! Ведите отравителя, да поджигайте уже! А то дождь вот-вот пойдёт.
Действительно, с востока надвигалась большая туча, и следовало поторопиться. Хрустомудр с удовлетворением наблюдал, как привели летборгца, возвели на сруб, привязали к столбу, обложили до пояса хворостом. Побрякушки и травы, которые носил на себе знахарь, никто тронуть не решился, боялись порчи. Впрочем, страх перед колдуном отнюдь не мешал народу радоваться, в предвкушении замечательного зрелища. Людей пришло много, с семьями. Чумазые сорванцы бегали вокруг сруба, смеялись, подбрасывали веточки. Женщины ахали и азартно перешёптывались, мужчины посмеивались, обсуждая, как будет гореть.
Наконец, на сруб влезли бирючи, прокричали на все четыре стороны вину осуждённого. Хрустомудр махнул, выказывая своё решение, и снова сел. Поджигать доверили Послеблуду, как самому уважаемому средь бояр. Наложенная внизу береста занялась сразу, потом затрещали ветки, зачадило, задымило, и пламя стало охватывать сруб. Знахарь оказался слаб духом, завопил ещё до того, как огонь подобрался к нему вплотную. Должно быть, он изрыгал какие-то проклятия, но так как его никто не понимал, все лишь веселились, радуясь, что избавляются от злого отравителя.
Порывистый ветер начал быстро раздувать огонь, рвать его в разные стороны, выбрасывать снопы искр, и проклятия знахаря скоро перешли в надрывный крик, а народ раздался в стороны от наступившего жара и дыма.
Хрустомудр раздул ноздри, ожидая учуять знакомую по войнам вонь горелого мяса, но ветер донёс лишь сладковатый запах конопли и мухоморов. До высокого крыльца, где сидел князь, и толпились бояре, дыма долетало мало, а вот в народе стали кашлять, толпа заволновалась, отступая, а потом вдруг, наоборот, стала вновь стремиться к огню. Знахарь повизжал и затих, а люди всё смеялись, словно он жарился и подпрыгивал на сковородке.
Дым, тем временем, стал стелиться к земле, расплываясь по двору при порывах поднявшегося ветра. Запах конопли стал резче. Короткие шквалы будили всё больше искр, и вдруг внизу ахнули, указывая на что-то за спиной Хрустомудра. Он оглянулся. Язычки пламени и дымок пробивались из-под дранки на одной из маковок его терема.
- Горит! - в панике крикнул кто-то. А Хитрожоп, стоящий рядом, вдруг придурочно засмеялся.
- Хи-хи-хи! - заливался он, словно в угаре.
Хрустомудр хотел его приструнить, крикнуть, чтобы бежали тушить, но неожиданно ему самому стало смешно. Надо же, жгли знахаря, а подожгли терем! Терем подожгли! Горит! У него зуб болит, а терем горит! Болит-горит! Смешно!
- Ха-ха-ха! - он уже сам не мог сдерживаться, а потом и вовсе расхохотался в полный голос. Смех подхватили по всему двору, те, кто зачем-то несли от колодца вёдра, опрокинули их на землю, и уже сами падали в грязь, хватаясь за животы.
- Эх! Потеха - души утеха! - заорал Хрустомудр, вскакивая с места. В три прыжка он сбежал с крыльца, растолкал хохочущую толпу и, выхватив из костра горящую ветку, рванулся обратно - поджигать трон. Дубовый, обитый кусками меди и золота стул занимался плохо, но тут подбежали другие, помогли, затем вместе запалили перила крыльца, бросили факел в дверь. Народ принялся помогать ещё шибче. Заливаясь от смеха, бабы пихали пылающие головёшки в окна, мужики швыряли на крышу. Веселье было - что надо! Даже кричащая какие-то глупости, бегающая вокруг с ошарашенным лицом Краснославна не могла его испортить!