"Вот вечно так, как только масть пойдёт, так и бутылка уже пустая, а заправиться больше негде, где сейчас возьмёшь, когда уже двадцать два часа по нашим хронометрам" - молодой штурман с погонами четвёртого помощника капитана с сожалением посмотрел на пустую бутылку "Столичной", что красовалась на столе, и убрал её на палубу своей каюты - "Нельзя пустой таре здесь стоять - примете плохая"
"Николай Петрович, а дама ещё хочет выпить" - озорно стреляя глазами, пропела сидящая на диване крашенная блондинка Верка из судовой обслуги.
Петрович прошёлся по подруге масляным взглядом, погладил глазами её круглые коленки и, приобняв за талию, тихо проворковал на ушко: "Сейчас раздобудем, из самых что ни есть закромов родины. Как насчёт спиртяшки?"
"Да слабО! Чего нам будет? А где возьмёте?"
"Не скажу, поскольку - это военная тайна" - штурман сделал загадочное лицо и скрылся за дверью каюты, прихватив с собой две бутылки, в одну из которых он набрал воды
Коля Науменко, а теперь уже три месяца как Николай Петрович, закончил "серёдку", среднее мореходное училище в Херсоне, и по распределению попал в Дальневосточное пароходстве. Визы у него не было и его воткнули на пассажир "Советский Союз", что курсировал между Владивостоком и Петропавловском -Камчатским. Не весть что, по взрослому понятию, но Николай очень гордился своим назначение и за время новой службы успел закидать своих сельских родственников на Черниговщине фотками в форме на мостике суперлайнера. А тут ещё его подцепила дневальная Верка, разбитная бабёнка лет тридцати, что за свои годы прошла и "Рым и Крым". Совсем весёлая сложилась у Николая жизнь и работа.
Николай Петрович, засунув бутылки под форменный френч, мышкой скользнул на ходовой мостик. В порту, где они стояли в ожидании завтрашнего приёма пассажиров, кипела жизнь - громыхали лебёдки, звенели краны, ругались грузчики, сновали грузовые машины, прохладный осенний вечер бодрил и заставлял ёжиться.
Николай тихо подошёл в главному магнитному компАсу, расчехлил его, снял корпус картушки и, открутив внизу пробку, слил в банку четыреста грамм спирта, а из другой бутылки влил туда воду, закрутил пробку и, выкинув за борт пустую тару, довольный собой, отправился продолжать банкет.
Что бы было понятно читателю, поясню, что магнитный компАсов на судне всегда два, один стоит в ходовой рубке, а второй, который считается главным, на ходовом мостике, уже на открытом воздухе, в принципе жидкость там может быть любой и спирт выбран лишь потому, что в нем не заводится всякая живность, он не тухнет, как вода, а главное - не замерзает зимой. Вообще-то магнитными компАсами никто давно не пользуется, для целей судовождения есть гирокомпасы, а магнитный стоит так, на всякий пожарный случай, если вдруг гирокомпас выйдет из строя, который является прибором куда как надёжным и практически не ломается, поэтому магнитный компас давно обделён вниманием судоводителей. Нет в нём особой нужды.
Утром, выпроводив из каюты подругу, Николай взъерошил свою шикарную густую шевелюру и, умывшись, отправился в кают-компанию принимать завтрак.
Время побежала свои чередом, а про выпитый спирт Николай Петрович резко забыл и думать. Нет, поначалу он хотел купить продукт для восполнения употребленного не по назначению казённого спирта, да всё как-то не было времени, а потом и думать про это перестал.
Совсем неожиданно, как всегда, наступила зима, морозы. Они делали очередной рейс, возвращаясь во Владивосток, когда вдруг случилось то, что бывает реже, чем падение метеорита в центр города - вышел из строя гирокомпас. Перешли судоводители на магнитный, что в рубке стоит и стали сверять его показания с тем, что на ходовом мостике, на свежем морозце находился, а тот, к удивлению, спокойно вмёрз в лёд и ничего не хотел показывать.
За магнитный компАс отвечал четвёртый помощник, с него и спросил грозный капитан.
Всё могла окончиться просто проколом в талоне рабочего диплома или списанием на берег за неисполнение свои обязанностей. В принципе слить спирт мог кто угодно, поскольку в порту ходовая рубка закрыта и там никого нет, а на верхний мостик доступ свободен любому, но Николай честно признался и пообещал восполнить утерянное.
Увы, исправить ошибку ему не удалось, закрутилось дело, затем переросло оно в уголовное, а как результат - суд и пять лет общего режима.
Вышел Николай Петрович на волю через три по УДО, уехал в родную деревню, где и умер от полученного "на зоне" туберкулёза.
17.04.14 г.
Опубликовано в журнале "Завалинка" Љ23 12.16 г. Тираж 19.570 экз.
Сайт прозаика и журналиста их Калининграда Сергея Сальникова здесь: http://sss1949.wixsite.com/salnikov