Мы с мужем приехали в Гранаду. Всего на день - завтра уезжать... Но я все равно счастлива: я так давно мечтала сюда добраться.
Долгожданный город! Он встретил нас бульваром, буквально заваленным цветущей вишней. Красота! Сам город - очень испанский, отличающийся от туристических городов побережья. На побережье народ более расслабленный. Это сказывается и в одежде, которая изобилует элементами пляжного антуража, и даже в манере здороваться: люди там запросто говорят тебе - Hola! (Привет!). Даже в таких официальных заведениях, как банки и аэропорты, начинают с "Hola!" и только потом уже добавляют вежливое "Buenos dias!" (Добрый день!). В Гранаде же с незнакомыми везде здороваются церемонно, как полагается.
Там еще можно увидеть безупречно одетых степенных немолодых испанцев: брюки со стрелками, отглаженная светлая рубашка, жилет(!), пиджак, галстук, плюс иногда и весьма элегантная шляпа над аккуратнейшими усами с благородной проседью. Чистота и блеск ботинок, понятно, даже не обсуждаются! А некоторые пожилые испанки своим стилем мне напоминали первых леди на официальных приемах: аристократически сдержанный костюм, туфли на невысоком каблуке, подобающая сумка, примостившаяся на сгибе локтя. Шляпок я не заметила, но прически - волосок к волоску! Только излишек золотых украшений выдает в этих дамах уроженок юга Испании, где арабская и цыганская кровь гуляют без присмотра по жилам населения. Меня восхищает эта приверженность правилам хорошего тона у пожилого поколения испанцев, живущих в подлинно испанских городах, таких, например, как Гранада, Валенсия, Мурсия - не подпорченных столичным "busy" или нашествием пляжного туризма.
В наши дни, когда одежда для детей, молодых и стариков шьется примерно в одном дизайне, когда стиль casual проник в деловую сферу, а одежда для отдыха, наоборот, подвергается диктату соответствующего дресс-кода (то, что приемлемо для яхтинга, неприемлемо для гольфа, хотя речь идет о заурядных: футболке, ветровке и кепке) - мы совсем позабыли о стилевых особенностях одежды для определенного возраста. Все хотят быть не просто молодыми - все хотят быть чертовски юными! Загорелыми, с белыми зубами и в истертых джинсах.
Иногда, где-нибудь в аэропорту, я холодею от ужаса, когда юная девушка с длинными развевающимися волосами, за которой я заняла очередь к стойке регистрации, вдруг оборачивается, и оказывается... мерзкой старухой! Причем эпитет "мерзкая старуха" возникает сам собой из-за неожиданности, несоответствия, нелепости и никак не связан с самой сущностью этой 65-70 летней женщины, зачем-то нацепившей на себя одежду из Манго или Бершки, нарастившей волосы и повесившей на спину почти детский рюкзачок с глупым котиком на кармане. А еще я видела таких - в леопардовых леггинсах. И в прозрачном черном секси-топе. Это уже не смешно. Это чудовищно. Надо срочно проводить пропаганду среди населения о достоинстве человека в немолодом возрасте. И с помощью элегантного дизайна в возрастной одежде тоже. Одежде для взрослых дяденек и тетенек.
Мне немного жаль, что Гранада слишком быстро промелькнула. Я так люблю наблюдать жизнь незнакомого города, праздно сидя в кафе на какой-нибудь площади. В маленьких сценках, кадр за кадром, перед тобой разворачиваются нравы, поведенческие правила и табу, стиль и мода данной местности. Я убеждена, что такое неспешное "подглядывание" позволяет во много раз вернее "почувствовать" город, чем любые экскурсионные программы. Что дает нам музей истории города? Только его историю, о которой можно и нужно, наверное, прочитать в интернете. Что дает наблюдение города? Саму его жизнь, о которой нигде не прочтешь, и ни в одном музее не почувствуешь этот реальный пульс, если целыми днями будешь мотаться в туристической группе по базиликам! Так как праздное сидение в кафе - занятие явно не для моего мужа-живчика, город врывался в меня не развернутыми сюжетами, а, скорее, стоп-кадрами:
...удивительно красивые звуки какой-то восточной дудочки...
...а вот и сам музыкант, сидящий по-турецки на мостовой, прислонившись к стене старинного дома. Музыкальная тема имеет дивное начало, но потом, почему-то, не развивается во что-то более значительное. Гаснет, а через некоторое время опять нечто зачинается, и вновь смолкает. Не хватает у трубача энергии полететь к горним высям. Или просто лень. Или утро - это не его время...
...изящная арабская кружевная вязь на балконах и эркерах прекрасных домов на одной из главных улиц - подражание стилю мудехар, восславленному мавританскими мастерами из Гранады...
...идеальный пробор на горделивой седеющей голове важного испанского господина, одетого с таким безупречным лоском, что хочется тут же побежать в хороший магазин и купить, наконец, себе длинное вечернее платье (ибо, глядя на этого испанца, начинаешь верить в реальность аристократической жизни)...
...лавочка с CD и DVD дисками, в которой неожиданно натыкаешься на старые телефонные аппараты (в одну трубку говоришь, а другую возле уха держишь). Аппараты работают! И продаются!
Вообще в этой поездке мне бросилась в глаза любовь испанцев к старым вещам: эти телефоны, винтажный кассовый аппарат в городишке у трассы, а еще древняя исполинская кофе-машина в одном маленьком баре. Она чем-то напомнила мне страшный и безжалостный мусоровоз с надписью "MAX" из фильма "Однажды в Америке": сама - из черного металла, какие-то красные рукоятки и рычаги, круглые красные циферблаты с мечущимися стрелками, показывающие непонятно что, и, главное - то несусветное количество пара, которое она извергает с безумными звуками! При этом ты получаешь обычную чашку кофе. Правда, очень хорошего кофе. Я восхитилась этой кофе-машиной и попросила разрешения ее снять. Муж, было, стал пихать меня в бок и шипеть в ухо про мою беспардонность, но - надо было видеть ту гордость, и то удовольствие на лице хозяина бара, дающего разрешение сфотографировать свое сокровище. Правда, сам он сниматься рядом застеснялся. Тут же подскочила немолодая женщина со шваброй в руке и стала по-испански тараторить что-то про возраст этого бара и этой потрясающей кофеварки. Не иначе, они все: женщина, бар и кофеварка - были ровесники...
...вид Альгамбры с холма Сакромонте (это местный цыганский квартал) ночью, когда дворцы и башни подсвечены. Альгамбра величественна и недоступна. И от этого она кажется еще прекраснее...
...но главное, что я увожу с собой из Гранады - это, конечно, фламенко! Нам удалось попасть на вечер фламенко в большом разрекламированном ресторане. Это место, безусловно, было туристическим конвейером: толпы туристов высыпали партиями из своих автобусов, ждали у дверей, пока освободится помещение от ранее запущенных посетителей, делились на тех, кто взял билеты с ужином, и кто оплатил только напиток, и деловито размещались официантами по местам.
Мы заказали ужин, который позволял нам не сидеть за общим столом, а занять выгодный столик на возвышении. Т.к. это должна была быть единственная нормальная еда за весь день (целый день мы ехали в Гранаду и просидели на бутербродах), я не могла сказать, чего я ждала больше - ужина или фламенко.
Вышли певцы и гитарист, и неторопливо повели, будто пьяными голосами, свою подвывающую песнь. Вот появилась первая танцовщица: в незатейливом платье, немолодая и, отнюдь не красивая, с очевидным животом, с какой-то деревянной клюкой в руке. Неожиданное повелительное выстукивание клюкой по полу (а-ля кастаньеты) заставило меня с неохотой оторваться от салата. К стуку клюки прибавилась дробь каблуков: как в греческом сертаки или в еврейской хавва нагиле темп нарастал, но был рваным - танцовщица совершенно алогично, вдруг, могла выдать какой-то властный своевольный перекат под несусветный ор певца и снова войти в медитативную мелкую дробь.
При этом руки плавали и летали, и как бы повторяли изгибы женского тела, но лишь намекали на его секреты. И, поди еще, доберись до этих секретов, попробуй подкатиться к такой своенравной, такой далекой, такой неприступной красавице (да, эта женщина уже была настоящей красавицей!)! Она смотрит поверх тебя, она в любой момент может расхохотаться над этим миром, пренебречь всеми его благами и сребряниками, и при этом ее жжет страсть, страсть внутри нее! Цена ее милости для того, кто доберется до нее, возрастает с каждой секундой, с каждой капелькой пота на ее груди, с каждой прядкой растрепавшихся волос, прилипших к лицу! Все другие танцовщицы на сцене впились в нее глазами (такое не сыграть!), они ладонями отбивают ритм, но их фигуры вытянулись к ней: она, как в омут, затягивает всех в свою душу, которая уже продана дьяволу (или Богу, кто знает?!...)
Немудрено, что Инквизиция бушевала именно в Испании. Если фламенко был простым уличным танцем, то, как же можно было сохранять свою набожность, кто мог устоять и не потерять голову, как иначе можно было назвать такую женщину: кто она, если не ведьма?! Ведьма. Потому что она попрала мир обычных богобоязненных людей, которые вот тут сидят, пьют-едят, платят деньги... а она умирает перед ними с высоко-высоко поднятой головой. Уже давно я для себя охарактеризовала танец фламенко пословицей: "на миру и смерть красна". Танцору нужен этот мир, нужен зритель, он выходит в одиночку перед всеми и как-то очень честно вынимает свое сердце и кладет его на сцену. В тысячный раз - и опять честно. Такой уж это танец - фламенко. Невозможно танцевать его вполсилы, как невозможно умереть наполовину.
Да, мы были далеко не первой группой туристов за этот вечер, да, вот сейчас мы разойдемся, танцоры получат свои деньги и, болтая, повернут по домам, и снова станут обыкновенными: немолодыми, не очень красивыми, весьма далекими от эталонов стройности женщинами. А я буду всю оставшуюся жизнь помнить их сердца, оставленные на сцене...
"А баранью-то котлетку съела!" - подсмеивался надо мной потом муж. Да, съела. В перерыв. А до этого плакала, глядя на сцену. И чувствовала себя почему-то пигмеем. Поэтому, наверное, и котлетку баранью съела, потому что я и есть пигмей. Хотя, как знать - как ты поведешь себя, если окажешься "на миру"?...