Весна 1907 года выдалась довольно жаркой для северных районов Англии - почки на деревьях стали распускаться еще в марте, в начале апреля окончательно сошел снег, которого было этой зимой не так уж и много. В мае холмы Лиственной пустоши, что расположились на правом берегу реки Литл, бурлящей чистейшей водой, пестрили дикими цветами: желтым ковром легли на зеленую землю цветы мать-и-мачехи, голубым платком укрыли высокие холмы незабудки. Зеленел майоран, который должен был зацвести в июле. В лесу, на другом берегу реки, все ночи и дни пели птицы на разные голоса: соловей заливался трелью, а старый ворон, словно чувствуя мелодию природы, каркал, когда тот умолкал - своеобразная полифония в исполнении птиц. Недавно прилетели дикие утки, облюбовавшие озеро Теней для временного пристанища - словом, с приходом весны Лиственная пустошь ожила.
Обитатели единственного дома в Лиственной пустоши, где, несмотря на красоту природы, никто почему-то не селился, проживали свою жизнь вдали от шума промышленного городка Нью-Роута. Раз в неделю Аннели ездила на коне Элиаса в город, чтобы закупиться на Торговой улице провизией,которой хватило бы еще на семь дней. Тарья с утра и до вечера упорно занималась с матерью - та стремилась дать ей домашнее образование, достойное поступления в педагогический колледж Нью-Роута. Юхани круглые сутки сидел в своей комнате. Несколько раз в сутки Аннели приносила ему еду, стараясь, чтобы она была вкусной и полезной, ведь о Юхани в семье заботились больше всего. Вечером они выходили во двор подышать свежим воздухом. Элиас, Ильмари и Йоханнес поняли, что их мечта стать иллюзионистами в ближайшие годы не может осуществиться. Год назад, едва привыкнув к дому и членам семьи, которых они так долго не видели, братья отправились в театр Нью-Роута предлагать свои таланты его руководителю. Ярвинены были уверены, что уже через неделю они будут давать свои шоу, показывать зрителям чудеса, как это было во времена их жизни у Баркеров. Однозначно у них все получится, ведь у братьев было большое преимущество перед остальными артистами: во-первых, никто кроме них не учился у известных педагогов - основную массу участников театральной труппы составляли самоучки. Во-вторых, в городе, да, собственно, и во всей Англии не так уж и много фокусников - братья знали только двух: своего Магистра Адама и Джима Баррета, который и не был иллюзионистом как таковым. Он устраивал зрелищные шоу с красочными костюмами, игрой теней и света, но сами его трюки были примитивными - побывав на одном из его шоу, Ильмари сказал Йоханнесу, когда они шли с площади Мира, где все происходило: "Я бы постеснялся показывать этот фокус...Так все просто! Он бы еще зайца из шляпы вытащил!" Ну и третий аргумент, почему их должны были безоговорочно взять на работу в театр - это тот факт, что мистер Баркер уже замолвил там о них слово. Однако все было не так просто. Когда братья пришли к господину Ропперу, руководителю театра, им было сказано, что иметь своих иллюзионистов театру нет никакой выгоды - в городе уже есть фокусник и вряд ли его публика плавно перекочует в их театр, чтобы посмотреть на умения "совсем еще зеленых пацанов, которые едва начали свою деятельность", - как выразился Роппер. Проще говоря, им отказали. Когда уже совершенно раздосадованные, они собирались уходить, господин Роппер сказал: "Но я могу вас взять в этот театр актерами - у нас недобор в труппу". Им ничего не оставалось, как просто согласиться, ведь работать актерами - это лучше, чем жить за счет матери.
И, хоть братья были разочарованы тем, что не смогли применить свои истинное предназначение на деле, они были рады тому, что их приняли хотя бы на должности актеров. С тех пор каждый день, практически без выходных, братья седлали ранним утром коней и, покидая Лиственную пустошь, отправлялись в Нью-Роут. Оставив Викинга,Феникса и Штиля на лугу близ леса, что раскинулся в полумилях от города, они еще двадцать пять минут шагали пешком до театра. Первое время Ярвинены были не слишком нагружены работой - роли их сводились к нескольким выходам и паре слов. Ильмари невзлюбили с самого начала - увы, бывает так, что у некоторых людей на лбу написано, что их следует гнобить, что и побуждает вышестоящих господ типа Роппера к действиям. Ему давали самые незначительные роли в массовке. Элиас зачастую получал роли второго плана. Однако, среди Ярвиненов был тот, кто полюбился публике и художественному руководителю с самого начала. Им был харизматичный Йоханнес, поначалу играющий в простеньких пьесках наравне с братьями. С течением времени способности Йоханнеса к лицедейству раскрылись и стала понятна сущность его амплуа: благодаря своему юному возрасту, нежным, воистину женским чертам лица и бархатистому голосу, Йоханнес стал часто получать роли молодых любовников. Вскоре он получил свою первую главную роль в постановке МакДауэлла "Во веки веков".
- Выскочка, - шептались между собой другие актеры не без зависти. - Только пришел, а уже получил главную роль - не иначе, как приходится родственничком нашему Ропперу.
- Я так рад за нашего Ландыша, - признался Ильмари старшему брату. - Если меня гнобят, так пусть хотя бы ему дадут путь в искусство.
А сам Йоханнес был глубоко несчастен, разыгрывая трагедии перед залом. Он так хотел демонстрировать людям чудеса и, наверное, продал бы душу дьяволу лишь за то, чтобы вернуться в славные времена, когда они с братьями демонстрировали искусство иллюзий под началом Баркера. Вот бы еще раз услышать прокатившееся по залу "Ах!", знаменующее удивление зрителей, увидевших чудо... Единственное, что утешало его - это поощрения Роппера, который выплачивал ему дополнительную сумму денег за главные роли. Недавно произошло то, что приятно удивило Йоханнеса и польстило ему. В тот субботний вечер в зале собралось очень много людей, как часто бывает по выходным. В первых рядах сидели сильные мира сего: главный судья Нью-Роута мистер Смит, бизнесмен Уолтер, мэр города Чарльз Чедвейк, владелец ателье женской одежды Фред Лоу и его юная дочь Линда. На галерке устроилась нищета, жаждущая зрелищ, а на балконе сидели лорды и титулованные военные. В то время, как все актеры нервничали из-за того, что им придется выступать перед такими серьезными людьми, Йоханнес был спокоен, ведь он плохо знал этот город и уж тем более не разбирался в чинах зрителей. За три часа до выступления,после генеральной репетиции, он прилег на диванчик в гримерке - Йоханнес любил поспать перед тем, как выйти на сцену. Спустя два часа его разбудила гримерша.
- Мистер Ярвинен, давайте я вам помогу с гримом? - предложила она в то время как многие из актеров сами наносили на свои лица грим. Конечно, ее одной не хватало на целую труппу лицедеев.
- Спасибо, Мэйда, но я сначала хотел бы выпить чашечку кофе, - сказал Йоханнес. - Где турка?
- Я только что варила кофе для себя, и там много осталось - думаю, на чашку хватит.
Пока Йоханнес пил кофе, Мэйда, эта молодая женщина с утонченными манерами, беседовала с ним, устроившись рядом.
- У вас, наверное, в семье все артисты, - говорила Мэйда.
- Нет, только я и двое моих братьев, - ответил Йоханнес. - Причем мы не выбирали свою стезю.
- Никогда не видела такого, чтобы люди не по своей воле выбирали, кем им быть по жизни, -проговорила Мэйда.
- Не мог же я в возрасте десяти лет знать, кем хочу стать в будущем, - сказал Йоханнес. - Мать нас отправила на учебу к одному педагогу и артисту, когда мы были еще мальчиками.
- А почему она решила выучить вас актерскому ремеслу? Ведь для мужчин предусмотрено больше привилегий и, если ты рожден в мужском теле, то волен выбирать между большим количеством профессий, чем женщина...
- Потому-что наш учитель, несмотря на свое громкое имя, был скромен и брал меньше денег за наше содержание, чем просили другие педагоги, - ответил Йоханнес. - Мы живем бедно и это чудо, что нам выпал шанс получить образование.
После кофе они занялись последними приготовлениями перед спектаклем. Йоханнес надел прекрасный костюм семнадцатого века: белый кальсес - средневековый аналог современных брюк, обтянул его стройные ноги, тело укрыла камиза того же цвета, поверх которой был надет бардовый камзол, расшитый золотыми нитями. И туфли на невысоком каблуке, натертые до блеска...
- Полагаю, что волосы следует уложить фиксатуаром...- сказала Мэйда. - Мистер Ярвинен! Вы похожи на принца!
- Опять этот воск! В прошлый раз я его едва смыл со своей головы! - ответил негодующе Йоханнес. - Мэйда, ты ведь не скажешь, что нужно еще нанести на волосы бриллиантин?
- Он придаст блеск вашим волосам...
Йоханнес, хоть и негодовал, все же согласился на любые эксперименты со своей внешностью.
- Радуйтесь, что ваш персонаж, если верить книге, обладает светлыми волосами, -проговорила Мэйда, слегка подведя ему глаза черным карандашом. - Иначе я бы предложила вам парик.
- Звучит, как угроза, - улыбнулся Йоханнес. - Звонок... Мне пора. Лэрд Атолл, хозяин имения на границе Шотландии и Англии вас покидает. Мое почтение, мистрис Мэйда.
- Удачи вам, лэрд, в покорении женских сердец! - дружески обняла его Мэйда.
Отыграв спектакль, Йоханнес вернулся в гримерную комнату со своей партнершей по роли. Ею была шестнадцатилетняя Лэттис, дочь потомственных актеров.
- По-моему, наш поцелуй произвел фурор на романтически настроенных зрителей, - сказала Лэттис, снимая со своей шеи тяжелые бусы. - Видел, как мисс Лоу,сидящая в первом ряду, смущенно опустила глаза? И почему все, кто помоложе, краснеет, когда на сцене разыгрывают любовь?
- Любовь всегда была чем-то, что доступно лишь избранным, посвященным... Это что-то интимное, это то, что обычно не выставляют напоказ, - сказал Йоханнес. - Знала бы ты, как я первое время заливался краской, когда мне приходилось целоваться с партнершами. Своеобразная издержка профессии. И вообще, я мечтаю сыграть гениального злодея...А мне все дают роли любовничков. Да, и кто такая эта твоя мисс Лоу, с которой ты мне уже прожужжала все уши?
- Ты не знаешь мисс Лоу?! - удивилась Лэттис. - Это же дочка Фреда Лоу, самого богатого человека в городе после мистера Чедвейка.
- И что из этого? - равнодушно произнес Йоханнес, устроившись в кресле у зеркала. - Мне это ни о чем не говорит.
- Ну тебе может и не говорит, но я была на званом ужине в их доме, - сообщила юная лицедейка. - Моя матушка - ее любимая актриса и нас пригласили на прошлые именины мисс Лоу. По просьбе госпожи Лоу, в ателье ее отца нам сшили роскошные платья в знак почтения нашего таланта.
В этот момент железная дверь комнаты приоткрылась, и в нее вошел немолодой господин во фраке. Он держал в руках огромный букет красных роз.
- О, боже правый! - прошептала Лэттис Йоханнесу, который продолжал сидеть спиной к ней с самым бесстрастным выражением лица. - Это же мистер Чедвейк, мэр нашего города... У него в руках огромный букет... Неужели это мне? О... Не думала, что расположу к себе такую персону.
Однако, господин Чедвейк, поклонившись Лэттис, которая расплылась в улыбке и предвкушении хвалебных речей в ее адрес, проговорил: "Извините, мадам...Вы не подскажете, где я могу найти мистера Ярвинена?" Улыбка исчезла с лица разочарованной девушки.
- Какого именно? - растерянно произнесла она.
- У вас их что, очень много?
- Их три человека: Ильмари, Йоханнес и Элиас. Вам кого именно нужно увидеть?
- Йоханнеса. Юноша, сыгравший главную роль в сегодняшнем спектакле - это ведь он? -неуверенно осведомился Чедвейк.
В это время Йоханнес, не желающий ни с кем разговаривать, опустил голову и устремил взгляд в пол, стараясь скрыть лицо. Вот уж чего ему хотелось меньше всего, так это вести разговор с совершенно незнакомым человеком.
- Вам очень повезло, что он еще не уехал, - ответила Лэттис, выходя из комнаты. - Вот он, мистер Чедвейк, - и девушка указала на сидящего у зеркала Йоханнеса.
Йоханнесу пришлось повернуться к пришедшему. Он даже не соизволил встать - если этому человеку что-то нужно, то пусть присядет и поговорит с ним наравных.
- Добрый вечер, мистер Ярвинен, - произнес Чедвейк, сняв с себя шляпу и поклонившись. - Позвольте мне выразить свое почтение к вашей персоне. Хочу сказать вам, что вы - превосходный актер. Я видел многих артистов, но настоящим лицедеем могу назвать лишь вас. Я едва не растаял от наслаждения, когда услышал, как вы исполняете серенаду под окном юной Алисы. Примите же этот скромный дар в знак моего почтения...
Он вручил ему букет роз. Йоханнес был удивлен и растерян: ему, едва перешедшему порог детства и ступившему в юность, кланяется и дарит роскошный букет такой солидный господин, признающийся в своих симпатиях к нему. Конечно, это немало польстило ему - значит, Йоханнес и правда хороший актер. Однако, скупой на эмоции, он не рассыпался в благодарностях и лишь проговорил, слабо улыбнувшись: "Спасибо, мне очень приятно слышать похвалы в свой адрес. Буду совершенствоваться и стану еще лучше".
- Прежде чем я уйду, мне хотелось бы пожелать вам творческих успехов, - сказал Чедвейк, сжимая его изящную руку в своей огромной ладони. - Я буду счастлив видеть вас и дальше на этой сцене.
- Благодарю, - ответил Йоханнес.
Когда Чедвейк ушел, в комнату вернулась Лэттис, стоящая до этого за дверью. Она застала Йоханнеса, задумчиво пересчитывающего розы в букете. То ли он пересчитывал розы, то ли просто касался их мягких лепестков, но было очевидно, что приход столь знатной особы не особо впечатлил его. Или впечатлил, но Йоханнес не подал виду.
- Ну ты счастливчик! - восхищенно произнесла она. - Тебе благоволит самый известный и богатый человек в городе! Какой букет... Да тут не меньше сотни роз...
- Мне так надоело все это... Я не хочу быть актером... - признался Йоханнес. - Этот грим, эти монологи и реплики... Не мое это ремесло...
- А чего же ты хочешь, Йоханнес? - вкрадчиво спросила она.
- Иллюзий... - проговорил Йоханнес, встав с кресла. Он отдал букет девушке. - Не дело это, мужчине держать в руках огромный букет роз. Ты на фоне этих роз становишься еще прекраснее - возьми их себе.
Он, молча, вышел из комнаты, прихватив с собой свои вещи. Переодевшись, Йоханнес оставил сценические одеяния у костюмера и вскоре покинул театр. Дойдя до лугов, он оседлал своего Викинга и, пришпорив его, пустился в сторону Лиственной пустоши, рассекая тьму позднего вечера...