- Мама! Я тебе сейчас сообщу такую новость! - воскликнула Тарья, влетев в дом.
- Что, Тарья?! - произнесла мать, которую держали в интриге. - Надеюсь, ничего не случилось дурного?
- О, нет! Напротив - все очень хорошо, - говорила девочка, сияющая улыбкой. - Наша старая кобыла принесла жеребенка! Мы с Аннели были сейчас в ее стойле - видимо она родила еще ночью. Мама! Она принесла лошадку! Ты понимаешь, как нам повезло?!
- Не зря мы привели к ней год назад Викинга, - довольно улыбнулась миссис Ярвинен. - Вот повзрослеет лошадка, приведем к ней Феникса или Штиля... И можно будет заняться коневодством! А это - воистину золотая жила! Пойдем же посмотрим скорее на жеребенка!
В этот момент на кухню зашли Ильмари и Йоханнес. Оба были уже умыты, с иголочки одеты и надушены прекрасным парфюмом. Они намеревались выпить по чашечке чая, прежде чем идти в театр.
- Только побыстрее пейте свой чай, - сказал им Элиас, который был готов сорваться с места и отправиться в Нью-Роут прямо сейчас.
- Ну куда ты торопишься? - сказал ему Йоханнес, наливая в чашки заварку. - Все равно они начнут репетировать в девять часов... А сейчас еще только половина седьмого.
- Мы должны отыграть еще совместные сцены, - говорил Элиас. - Полагаю, что будет лучше, если мы начнем раньше.
Йоханнес, заметив суетившихся мать и Тарью, активно общающихся между собой, спросил: "Чего это вы с самого утра суетитесь?"
- Твой Викинг сегодня ночью стал папашей! - радостно объявила Тарья. - А ты только узнал об этом!
- Да, очень сильно меня беспокоит изменение в его семейном положении... - равнодушно ответил Йоханнес, сделав глоток из чашки. - Скажи лучше, кого принесла кобыла? Если жеребца, то, очевидно, мы получим неплохие деньги от его продажи, ну а если лошадь... То вырастим нашей старой кляче достойную замену. Главное только, чтобы эта древняя кобыла не сдохла до тех пор, пока вырастет ее отпрыск.
- У нее лошадка! - сообщила мать. - Это даже лучше. Представь, сколько она еще принесет потомства за свою жизнь!
- Аннели предлагала назвать малютку Ночкой, ведь родилась она тогда, когда все спали, - сказала Тарья. - И окрас у нее черный, как ночной небосвод.
- Ильмари, уж не изменяла ли наша кобыла моему белому Викингу с твоим черным Фениксом? - усмехнулся Йоханнес. - Я ведь не видел, кого вы приводили к ней - может и учудили чего.
- Нет, Элиас настоял на твоем коне - он сказал, что от него будет самое красивое потомство, ведь остальные кони уступают твоему в красоте.
- Слава богу, что в красоте, а не в здоровье, - сказал Йоханнес. - Хороший же подарок нам сделал Магистр.
- Вы все? - спросил торопливый Элиас, обратившись к братьям, устроившим себе после вкусного завтрака чаепитие.
- Да, - сказал Йоханнес, встав с места. - Пойдемте уже.
Их кони скакали бок о бок друг с другом, и Элиас на ходу разговаривал с братьями.
- Вам не кажется, что наши умения рискуют стать бесполезными? - спросил он.
- О чем ты, Элиас? - спросил Ильмари.
- Мы семь лет учились искусству иллюзий, а сами вот уже год играем в театре, исполняя роли пажей и бродяг.
- Говори за себя, - сказал Йоханнес. - Сегодня я играю фаворита королевы. Послезавтра сойдусь в дуэли с поэтом-романтиком, которого сыграет Ильмари. Паж и бродяга - это ты.
- Наконец-то мне дали нормальную роль после этих унизительных ролей в эпизодах, - сказал Ильмари. - А Элиас не только бродяжка и слуга - в новом спектакле он сыграет нашего секунданта.
- Так я к чему это говорю...- произнес Элиас. - Если нам не дают возможности выступать со своими шоу в театре, то давайте подадимся в народ. Нужно выбрать день, когда никто не занят в спектаклях и выйти с утра-пораньше на Торговую улицу - самое оживленное место в городе. Покажем прохожим чудеса!
- Мы с Ильмари по средам не заняты, - сказал Йоханнес. - Ты, вроде бы тоже... Но к любому фокусу надо долго готовиться - это тебе не двойку из колоды в тридцать шесть карт вытащить.
- Так я и не предлагаю слишком сложных фокусов - для них оборудование нужно, а вот что-то наподобие этого можно показать.
- Неплохая идея, - сказал Йоханнес. - Только не приняли бы нас за чудаков - редко увидишь, чтобы три человека просто так, будто на прогулке, у всех на глазах превращали воду в жидкость изумрудного цвета.
- Баррет, этот шарлатан, считающий себя настоящим иллюзионистом, устраивает же на площади Мира свои представления и никто его не считает чудаком. А мы чем хуже? - сказал Элиас.
- Отлично, тогда я первое свое выступление без наставника посвящу своей Жанне, - сказал Ильмари.
- Когда уже ты нам ее представишь? - спросил Йоханнес. - Полгода уже проводишь с ней выходные, обедаешь с ее родителями, уезжаешь по субботам с ними в деревню на озеро... Нам столько рассказываешь о ней, а мы даже не знаем, как она выглядит.
- Я еще не успел сообщить вам о том, что пригласил ее сегодня к нам, - сказал Ильмари - Матери я вчера об этом сказал, а до вас, видимо, эта новость еще не дошла.
- А когда ее ждать? - спросил Элиас.
- Сегодня вечером, - ответил Ильмари. - Она придет со своими родителями - я хочу познакомить их со своей семьей.
- Похоже у вас все серьезно...- произнес задумчиво Элиас. - Я думал, что вы просто дружите.
- Я тоже так думал, - улыбнулся Ильмари. - Но все зашло слишком далеко. Я люблю ее и хочу сделать своей женой.
Добравшись до города, братья увели коней на луга и отправились в сторону театра. Оказавшись в гримерке, Йоханнес проговорил: "В зале - пусто, на сцене никого нет. Как всегда мы явились на час раньше и просидим, ожидая начала репетиций. Лучше бы я поспал дома лишний час! Если тебе, Элиас, нечего делать, так зачем ты нас сюда тащишь раньше времени?!"
- Сейчас прогоним эпизод дуэли, пока сцена свободна, - сказал он. - Подожди нас здесь - мы с Ильмари сходим к реквизитору за шпагами.
- А один ты не можешь принести пару шпаг? - спросил Ильмари.
- Ты сходишь и найдешь кого-нибудь из участников спектакля - нужно еще раз удостовериться, нет ли изменений, ведь бывает так, что некоторые сцены вырезают.
- Как будто они знают больше нас о предстоящем спектакле. Если бы что-то изменилось, нас бы всех собрали и сообщили нам об этом, - сказал Ильмари.
- Но все же уточнить не помешает, - ответил Элиас, настояв на своем.
Пока братья отсутствовали, Йоханнес изучал рабочий материал гримерши Мэйды: множество печаток туши, теней, баночки с пудрами и пакетики из плотной бумаги с бутафорской кровью. Последнее привлекло его больше всего. Мгновенно в его голове пролетела мысль: "Устрою братьям театр..." - подумал он, лукаво улыбнувшись.
- Все готово, пойдем, - в гримерную комнату пришел Ильмари, чтобы позвать брата. - Элиас нас уже ждет.
Йоханнес с большой неохотой поплелся за ним - несмотря на талант лицедея, в нем был еще большой потенциал лентяя. Он был из тех, кто без устали мог заниматься любимым делом, но то, что было для него постылым, но нуждающимся в исполнении, давалось ему слишком тяжело. Уже через десять минут репетиция шла полным ходом. Йоханнес, забыв на время о своем отвращении к актерской деятельности, вел диалог с оппонентом.
- О, Амадео! Быть может, ты еще одумаешься? Наша дружба бьется в агонии, но ее еще можно спасти! Брось шпагу! Прошу тебя... Я не хочу биться с лучшим другом! - умоляюще, со слезами на глазах, но со взглядом суровым, решительным, говорил Йоханнес.
- Ты убил нашу дружбу, пытаясь растоптать мое счастье! - холодно произнес Ильмари, опершийся на шпагу, лезвие которой воткнулось в пол. - Шарль, между нами все кончено. Я обязан спасти честь своей невесты, омыв руки кровью того, кто посмел покуситься на ее неприкосновенность! Защищайтесь, мсье Дюморье.
И началась дуэль. Братья умело фехтовали, стараясь проткнуть друг друга, чтобы восстановить справедливость. Это было так естественно, что Элиасу на один миг показалось, что он и правду секундант бывших друзей, которые сошлись в поединке за честь женщины.
- Хорошо! Вот если так же сыграем послезавтра, то я уверен, что за кулисы нас будут провожать шквалом аплодисментов! - восхищенно произнес Элиас. - Ну что, я полагаю, мы заслужили чашечку крепкого чая с пирожным, а может, чего и покрепче. Пойдемте же в гримерку - наверняка уже пришла Мэйда. Она составит нам хорошую компанию.
- Вставай, покойничек, - с улыбкой проговорил Ильмари. - Твой убийца снова превращается в твоего брата и, по моему велению, воскресни! - он поводил руками над братом, изображая колдуна.
Однако Йоханнес не встал. Ни один мускул не дрогнул на его лице, не шевельнулись его руки и не приоткрылись веки...
- Он еще не вышел из образа, - заметил Элиас, стараясь сохранить серьезное выражение лица.
- Смотри... - с ужасом проговорил Ильмари, увидев, что на темно-синей рубашке Йоханнеса расцвел алый цветок. - Я... Неужели я перестарался... Господи, я его убил!
- Ландыш! Нет... Не может быть! - Элиас упал на колени перед телом брата. - Он весь скорчился, когда ты коснулся его шпагой... Значит, это была не игра...
- Йоханн... Нет, ты не можешь... Я не смогу жить без тебя... Господи... Я же всю жизнь себя винить буду... - плакал Ильмари, обняв обмякшее тело брата. Он целовал его руки, шею, лицо... Когда Ильмари коснулся его подбородка, он почувствовал, что его поцеловали! Йоханнес, открыв глаза, чмокнул его и, лукаво взглянув на брата, проговорил: "Правдоподобно, правда?"
- Ах, ты... - произнес ошалевший Элиас. - Ах ты гад! Мы ведь думали, что ты и правда умер... У меня чуть сердце не встало!
- Дурак! - толкнул его в грудь Ильмари. - У меня вся жизнь перед глазами промчалась!
- Зато я теперь знаю, как сильно вы меня любите, - улыбнулся Йоханнес, снимая мокрую от бутафорской крови рубашку.
- Больше так не делай, - строго сказал Элиас. - Я, конечно, знаю, что ты любишь удивлять и шокировать... Только на нас не эксперементируй. Иначе однажды на одного Ярвинена станет меньше - у меня слабое сердце.
- Ну простите, просто решил испытать бутафорскую кровь на деле, - продолжал улыбаться Йоханнес.
- Я ведь думал, что навсегда потерял тебя! - говорил Ильмари, не скрывая слез. - Ну зачем ты так? Мы ведь так любим тебя...
- Ильмари, боже мой, разве я думал, что так получится, - Йоханнес обнял его и ощутил прикосновение к своей груди лица Ильмари, мокрого и горячего от слез. - Прости меня ради всего святого!
В силу того, что Ильмари и Элиас были отходчивыми, очень скоро Йоханнес, явно питающий страсть к черному юмору, был прощен. Они продолжили дурачиться на сцене, пока в зал не зашла посторонняя женщина. Она, блуждавшая по пустому зрительному залу, выглядела растерянной. Братья спросили ее, что ей нужно, а женщина начала говорить что-то невнятное про свое поступление в Консерваторию.
- Вы ошиблись адресом, - сообщил ей Элиас. - Это театр драмы, а Консерватории в Нью-Роуте нет.
Незнакомка попросила прощения и удалилась. Перед тем, как уйти, она скользнула взглядом по Йоханнесу. То ли это произошло случайно, а может, ее удивило присутствие в этом серьезном заведении человека без рубашки.
- Готов биться об заклад, что ты ей понравился! - с улыбкой проговорил Элиас, обращаясь к Йоханнесу.
- Ой, только не надо шутить про мое лицо и волосы! - отмахнулся он.
- Ну ты и телом хорош, - подтрунивал Ильмари. - Я бы на ее месте мог запросто воспылать к тебе страстью!
- Да, не учел я, что после моих экспериментов с бутафорской кровью мне придется щеголять в одних брюках... - проговорил задумчиво Йоханнес. - В чем же мне ехать домой?
- Боишься, что и наши кони могут положить на тебя глаз? - не унимался Элиас.
- Еще слово и без рубашек останетесь вы, - усмехнулся Йоханнес. - В гримерке много бутафорий.
Однако Йоханнес с гениальной простотой вышел из ситуации победителем - он попросту сходил к костюмеру и одолжил у него рубашку от костюма, в котором уже давно никто не выходил на сцену.
- Хитрец, - шепнул ему Элиас, когда они репетировали всем актерским составом предстоящий спектакль.
Вечером, как обычно отыграв свои роли, братья ушли в гримерную комнату. Йоханнес, не снимая парика, устроился в кресле с чашкой кофе.
- Каждый день одно и то же...- произнес он, глядя на себя в зеркало.
- Это временно, - сказал Элиас. - Однажды мы зарекомендуем себя, как отличные иллюзионисты, и вся эта театральность канет в лету.
- Как мы себя зарекомендуем, если мы, по сути дела, сидим, сложа руки? - сказал равнодушно Йоханнес.
- Хватит болтать! - торопливо проговорил Ильмари. - Вы знаете, сколько сейчас времени?!
- Половина седьмого, - ответил холодно Элиас.
- А в девять часов вечера к нам придет Жанна со своими родителями! - воскликнул он. - Будет ужасно стыдно, если они придут раньше нас!
- Я не хочу тебя огорчать, Солнце, но я с вами не поеду, - сказал Йоханнес.
- Это еще почему? - недоверчиво спросил его Ильмари. - А что же я скажу Жанне, когда не смогу тебя представить ей?
- Я до девяти часов вернусь домой, - пообещал Йоханнес. - Просто у меня тут осталось дело...
- Что это только за дело такое в конце рабочего дня и вечером, когда уже заходит солнце? - заулыбался Элиас. - Уж не девушка ли?
- Даже если и так - это вовсе не повод смотреть на меня, как на объект сплетен, - усмехнулся Йоханнес.
Братья уехали без него, а Йоханнес отправился на Торговую улицу к ателье мистера Лоу. Действительно, его ждала встреча с девушкой. Красавица Кейт, работающая в ателье своего отца, выпорхнула из дверей и, придерживая юбки бежевого платья, которое так подходило к ее огненно-рыжим волосам, спустилась со ступеней к своему другу.
- Привет, Йоханнес! - воскликнула она и, прильнув к нему губами, одарила дружеским поцелуем. Вообще-то это было не в традициях сдержанных аристократок, но она знала, что на пустынной улице кроме них никого нет, и их все равно никто не увидит.
- Здравствуй, Кейт, - ответил Йоханнес без того видимого энтузиазма, который был так присущ его подруге. Он по своей природе был довольно скуп на выражения чувств, но это почему-то не отталкивало Кейт, которая находила такую черту Йоханнеса романтичной.
Они бродили по аллеям сквера на Черч - Стрит. Кейт, будучи очень словоохотливой, постоянно о чем-то рассказывала ему, а Йоханнес, молча, слушал.
- Моя сестренка свела нас всех с ума, - говорила Кейт, вспоминая о младшей сестре. - Линда закончила школу и поступила в наш Педагогический колледж, чтобы потом обучать детей. А сама постоянно говорит о театре - мечтает стать актрисой. Линда весь день ходила угрюмая после того, как узнала, что я встречаюсь с тобой. Конечно, ведь она так любит тебя, как актера и безумно завидует мне.
- У нее есть способности к игре? - наконец заговорил он.
- Нет, откуда - просто витает в облаках. Все подростки хотят стать артистами.
- Мечты должны сбываться, - улыбнулся Йоханнес. - Мне тоже есть, о чем мечтать и я ее отлично понимаю. Если хочет, пусть приходит к нам в театр - я могу ее кое-чему научить.
- Хорошо, я передам ей, - кокетливо засмеялась Кейт, прикрыв ладошкой улыбку. - Думаю, что она спятит от счастья.
Их прогулка в сквере как-то быстро перешла на луга. Совершенно случайно они забрели туда, блуждая по вечернему Нью-Роуту. Кейт, признавшись, что устала ходить, предложила просто посидеть на траве и заодно посмотреть на то, как на небе встречаются свет и тьма, и как ночь сменяет день.
- Йоханнес, если уж ты берешься учить актерскому мастерству мою сестру, то научи чему-нибудь и меня! - смеялась Кейт, в глазах которой горел огонь.
- Зря ты сейчас не уточнила, чего именно от меня хочешь. Я ведь и плохому научить могу. - Йоханнес был тем человеком, который мог шутить даже с совершенно серьезным выражением лица.
- А научи меня говорить по-фински! - не переставала веселиться эта забавная девушка.
- Rakastan sinua! - произнес он.
- Что это значит?
- Я тебя люблю.
- Ты серьезно? - Кейт сочла это намеком и устремила свой взгляд на него.
- Да нет, я пошутил, - ответил Йоханнес, и веселье Кейт быстро испарилось. - Конечно серьезно, ведь именно так эта фраза и переводится с финского.
Однако огорчалась девушка недолго - она быстро переключилась на что-то другое и уже совсем скоро Кейт, развалившись на траве прямо в своем светлом платье, наслаждалась природой в обществе Йоханнеса.
- Мои родители родом из Уэльса и я чистокровная валлийка, - рассказывала она. - А ты к какому народу относишься?
- Я отношусь к малочисленному народу Финляндии, и там нас называют саамами. У нас красивый национальный костюм и свой язык, но мы все равно говорим по-фински. Саамского языка я почти не знаю, - сказал Йоханнес. - Бывают еще карелы и другие, но я и мои родные - саамы.
- Красивое название, - заметила Кейт.
Она была совершенно влюблена в него. Йоханнес для нее был человеком-загадкой, и ей иногда казалось, что он пришел из другого мира, чтобы осчастливить ее своим присутствием рядом. Кейт слишком идеализировала Йоханнеса: она наивно думала, что человек Севера объединяет в себе мужественность и бесстрашие, красоту и обаяние, а холодное сердце скандинава может растопить лишь та, которую он искренне полюбит, то есть эта нелегкая задача под силу только ей. Находясь рядом с Йоханнесом, Кейт чувствовала, что попала в сказку.
Йоханнес сам не мог понять, влюблен он или нет. Сейчас Йоханнес испытывал чувства, которых не знал раньше: он отчаянно нуждался в женской ласке. Раньше ему хватало тетушки Нелли, которая одаривала его материнской заботой, потом Йоханнес получил необходимое, когда его окружили своей любовью сестры. А теперь ему этого было недостаточно. Йоханнес нуждался в том, что называют любовью мужчины и женщины. Он был очарован валлийской красавицей с рыжими локонами и лучезарной улыбкой, его сердце учащенно билось при встрече с ней... Йоханнес с нетерпением ждал их нежных свиданий... Но любил он Кейт или же просто питал к ней симпатию, ему было пока еще не ясно.
Кейт ощушала его прикосновения. Йоханнес нежно проводил кончиками пальцев по ее оголенным плечам, спускаясь по ее рукам к запястьям и ладоням... Она чувствовала приятный аромат мужских духов и улавливала кожей его горячее дыхание. От волнения кожа ее покрылась муражками. Он шептал ей нежные слова, и Кейт была готова растаять от удовольствия быть рядом с ним. Но всему когда-то приходит конец и стрелки ее часов достигли восьми вечера.
- Мне пора домой, - произнесла Кейт, вставая с земли.
- Я провожу тебя.
Вместе они достигли Спринг-Стрит и вскоре поравнялись с высокими коваными воротами. Расставшись с ней до следующей встречи, Йоханнес вернулся на луг, где оседлал Викинга и ускакал на нем в Лиственную Пустошь.
***
Когда он вернулся домой, время уже шло к десятому часу. Из столовой доносились голоса родных, мешающиеся с незнакомыми Йоханнесу голосами. Ему стало ясно, что сейчас Ильмари представляет семье свою возлюбленную. Йоханнес, ради приличия, показался в дверях столовой и поприветствовал гостей.
- А это мой брат, его зовут Йоханнес, - проговорил Ильмари, указывая на него рукой. - Тот самый, который умеет неплохо играть на фортепиано.
- Я думала, что он сильно похож на тебя, раз вы двойняшки, - немного разочаровалась миссис Бредберри, мама его возлюбленной. - А он совсем другой.
- Простите меня за это, - проговорил Йоханнес, слабо улыбнувшись. - Но если вы уж очень захотите, то я могу покрасить волосы в рыжий цвет.
Компания, собравшаяся за столом, рассмеялась. Довольно смелая манера общения Йоханнеса, вероятно, понравилась отцу Жанны. Мистер Бредберри, усмехнувшись, произнес: "А твой брат, Ильмари, весьма забавный парень!"
Йоханнес устроился рядом с Ильмари. Уходить, лишь только обменявшись парой слов с людьми, которые, возможно, однажды станут твоими родственниками, было бы не вполне вежливо. Поэтому он просто присоединился к ним.
Бредберри, находясь за одним столом с Ярвиненами, сделали определенные выводы насчет их гостеприимства. Эти люди, как оказалось, не были склонны к пышным пирам. Быть может, виной тому был менталитет, совершенно расхожий с менталитетом британцев, которые, хоть и не могли сравниться хлебосольностью с некоторыми другими нациями, однако, к процессу поглощения пищи относились более серьезно, нежели финны, которые воспринимали этот ритуал лишь как способ утоления плоти. Поэтому Бредберри были крайне удивлены, когда вместо сытного ужина им предложили лишь чай с травами и ароматными пряниками. Миссис Ярвинен не стала заморачиваться с приготовлением ужина из двух блюд, поскольку Бредберри были приглашены на чай, а не на ужин. Если в восприятии англичан "придти на чай" значило уйти из гостей с набитым животом и захмелевшим разумом, то финны все воспринимали буквально. Зато характеры этих двух разных полюсов были схожи - та же сдержанность в проявлении чувств, та же дистанция между участниками одной беседы.
- А что это за травы, миссис Ярвинен? - спросила ее госпожа Бредберри, ощущающая необычный вкус чая.
- Зверобой, мята, шиповник и листья черной смородины, - ответила Маритта. - Мы сушим их особым способом: моем, окунаем в растопленный мед и подсушиваем в печи.
- Это придает своеобразный вкус чаю... Очень вкусно, - проговорила Агнес Бредберри.
- Вы еще не пробовали калакейтто, - сказала Аннели. - Это традиционный финский и карельский суп.
Покуда члены двух семей обсуждали национальные предпочтения в еде, Йоханнес, нехотя пригубливая чай, думал о чем-то своем, совершенно не участвуя в происходящем. Ильмари любовался Жанной, общаясь с ней на языке взглядов, Элиас и Аннели поддерживали беседу с семьей Бредберри, а юная Тарья, судя по всему, желающая высказать свое мнение и поучаствовать в разговоре, молчала, устремив взгляд в пол - она еще слишком мала и не имеет права вмешиваться в разговоры взрослых. Йоханнес думал о том, что его больше всего тревожило: он всей душой тяготел к искусству обмана, а судьба распорядилась так, чтобы он был лицедеем, чего Йоханнес совсем не хотел. Он знал, что фокусники и актеры - это как братья-близнецы, две грани одной сущности. Йоханнес осознавал, что даже если он станет иллюзионистом, актером ему быть придется. Однако, устраивать зрелищное шоу с обилием чудес, применяя лицедейские таланты - это не играть роль с спектакле... Быть иллюзионистом, удивляя людей чудесами, гораздо увлекательнее. Да только как ступить на стезю фокусника и вылезти из глубокой колеи актера? Как зарекомендовать себя? Как пробить себе путь на поприще чудес? Бросить театр и выйти на улицу со своими умениями, удивляя прохожих? О, это глупо. Отказаться от работы со стабильным заработком - это значит стать иждивенцем матери. Йоханнес был из тех людей, кто стремился к обособленности от окружающих. "Каждый сам за себя" - его жизненное кредо. Значит, от рассвета жизни и до ее заката ему придется толкаться с рабами театрального искусства в узких коридорах Нью-Роутского театра...
Взгляд Йоханнеса случайно упал на Жанну, сидящую напротив него. Она в это время разговаривала с Ильмари, который сидел плечом к плечу с Йоханнесом. Их голоса сливались с речами Аннели, Элиаса и миссис Ярвинен, беседующих в это время совершенно о другом.
- Если планы вашего сына, касаемые нашей дочери, настолько серьезны, то почему бы не узаконить их отношения? - предложил мистер Бредберри.
- Они знакомы всего-лишь год... Я вижу вас в первый раз... - проговорила миссис Ярвинен. - Такие решения не принимают в единый день и час... Нам нужно узнать друг друга поближе, а им - проверить лишний раз свои чувства.
- Уже и так все понятно: вы можете стать нам хорошей свахой и отличной свекровью нашей Жанне, мы сможем полюбить Ильмари и всех ваших детей, как своих, - говорила миссис Бредберри. - То, что вы не англичане, нас не останавливает - напротив, нам интересно будет узнать вашу культуру и обычаи. Ильмари уже взрослый мужчина, Жанна тоже давно не малютка, им пора устраивать свои жизни.
- Кстати, насчет обычаев, - сказала Маритта. - Я полагаю, что самое время вам приобщиться к традициям и быту нашего народа. В скором времени я хотела бы вместе со своими детьми посетить наш родной город Ювяскюля и навестить свою сестру Хелену. Если хотите, мы можем сделать это вместе с вами, господа Бредберри.
- А когда вы планируете ехать? - поинтересовался Джеймс Бредберри.
- Наверное, в двадцатых числах июля, - сказала миссис Ярвинен. - И не ехать, а плыть. Нам предстоит пересечь Северное и Балтийское море, обогнуть берег Дании - это отнюдь не дело одного дня. Очевидно, поплывем на пассажирском лайнере, паром здесь не уместен - на нем и за месяц не достигнуть Финляндии. К тому же и в гости не на неделю едем - месяц точно проживем в Ювяскюля.
- Скоро я уйду в отпуск на два месяца... - сказал мистер Бредберри. - Думаю, у нас нет причин отказываться от путешествия.
В это время Йоханнес смотрел на Жанну. Да, она и в самом деле хороша собой - Ильмари не преувеличивал, рассказывая о ее божественной красоте. Эти темные волосы, вьющиеся на ее плечах и груди шелковой змеей, белые руки, лишенные загара... Макияж, который был так ей к лицу - красная губная помада холодного оттенка, черные кошачьи глаза и тонко очерченные брови, гладкие, словно восковые... Она была так хрупка, что Йоханнес даже удивился, ведь он привык видеть женщин с пышными формами, на которых платья сидели, как чехлы на гитаре - они обтягивали каждый изгиб их тела и казалось, что если женщина сядет, то платье разойдется на ней по швам. Жанна была похожа на фарфоровую куклу: шелковистые волосы, бледная кожа цвета топленого молока, крупные глаза и узкое, сшитое по ее фигуре черное платье, дополняемое шпяпой с черной вуалью. "У Ильмари отличный вкус..." - подумал Йоханнес, продолжая изучать Жанну. - "Судя по всему, она из робкого племени... Говорит лишь тогда, когда к ней обратятся, скромна в выражении своих чувств к Ильмари - ни одного высокопарного слова на людях, опускает в стеснении глаза, когда слышит комплименты... Было бы не плохо, если бы Ильмари женился на ней и в наш дом вошла бы благовоспитанная леди, а не какая-нибудь уличная стерва..."
Жанна заметила на себе пристальный взгляд Йоханнеса. На минуту она взглянула на него и удостоверилась в том, что взгляд этого человека блуждал по ее телу. То он смотрел на ее шею, то на руки, то на грудь... Когда Йоханнес поднял глаза, чтобы увидеть лицо Жанны, их взгляды встретились. Увидев, как щеки девушки вспыхнули ярким румянцем, он лишь слабо ей улыбнулся, блеснув холодными, почти пустыми, если так можно выразиться, серыми глазами - бывает так, что человек сам по себе скрытен, а необыкновенно живые глаза могут рассказать о нем без слов другому человеку. Йоханнес не обладал таким качеством - в его глазах, которые считаются зеркалом души, невозможно что-то прочитать, они не выражают ни восторга, ни грусти - лишь леденящее душу безразличие. Жанне он не понравился с самого первого взгляда - да, Йоханнес прекрасен внешне, но от него веет холодом. Ильмари был чем-то похож на него внешне - пожалуй, у них были некоторые сходства в чертах лица, но не более. Если ее избранник походил на солнечный луч, источающий свет, то Йоханнес, напротив, ассоциировался у нее с началом зимы - беспросветная тьма, холод, бренность бытия... Ужасно неприятный человек. Неужели ей придется жить с ним под одной крышей, когда она станет женой Ильмари? О, нет. Счастье семейной жизни и наслаждение любовью омрачатся присутствием этого человека... "Дай бог, чтобы он к тому времени переехал куда-нибудь... Или, на крайний случай, буду уговаривать Ильмари снять домик в Нью-Роуте, чтобы жить отдельно от его семьи" - подумала Жанна.
- В следующий раз будем ждать вас на чай, - с улыбкой проговорила миссис Бредберри, собираясь уходить. - Нам было очень приятно провести этот вечер в компании таких приятных людей.
- Уже уходите? - с тенью досады произнесла миссис Ярвинен. - Ну что ж, спасибо вам за этот вечер. Отныне вы - желанные гости в этом доме.
- Вы так гостеприимны, господа Ярвинены, - поделился своими впечатлениями мистер Бредберри. - Отличное качество, скажу я вам.
- Мы знаем, - произнесла так некстати Тарья, не в силах молчать весь вечер.
Но присутствующие за столом не оговорили ее, а, напротив, рассмеялись.
- Да, и еще мы очень скромные, - с иронией ответил на ее выпад Элиас, развеселив окружающих еще больше.
На этой позитивной ноте семейные посиделки были закончены - Бредберри, сославшись на поздний час, еще раз поблагодарив за вечер Ярвиненов, поспешили откланяться. Покуда Ильмари, Аннели, Элиас и Мама провожали их до ворот, Тарья, оставшись с Йоханнесом дома, приставала к нему, требуя оценки своего наряда.
- Ну скажи, мне идет это розовое платье, расшитое бисером? - стояла она над его душой, когда Йоханнес устроился на диванчике в прихожей с книгой, которую хотел сегодня дочитать.
- Идет, - ответил он, не поднимая на нее глаз.
- Но ты даже не посмотрел на меня! - капризно пролепетала она.
Йоханнес отложил книгу, сделал вид, что внимательно рассматривает ее платье и ответил: "Очень идет. Оно так подчеркивает твою природную красоту! Если бы я не был твоим братом, то сразу бы воспылал к тебе любовью и страстным вожделением!". Тарья, грустно улыбнувшись, присела рядом с ним и проговорила: "Знаешь, Йоханнес, никому я не нужна даже в таком красивом платье..."
- Почему? - он понял, что в данный момент есть кое-что интереснее его недочитанной книги. - Я что-то о тебе не знаю?
- Ничего ты не знаешь... Но если я расскажу тебе, ты ведь не скажешь маме? - она смотрела на него щенячьими глазами, уверенная в том, что Йоханнес для нее - не только брат, но и хороший друг.
- Нет, я не расскажу, - пообещал Йоханнес. - Я готов выслушать тебя.
- В Плейг живет парень... Его зовут Сэмюэль. - начала она. - Мы покупаем у его родителей молоко, и я два раза в неделю бываю в его доме. Уже давно мне стало ясно, что в моем сердце тлеет огонек любви к нему. Но Сэм поет в церковном хоре и мы с ним разной веры. Мама это не поддержит. Да и он ко мне равнодушен... Я надеваю лучшее платье, когда иду к ним, заплетаю в косу свою золотую ленту... А Сэм просто наливает мне в бидон молоко и берет деньги, говоря исключительно о его цене!
- Поверь мне, внешность - это последнее, на что мы смотрим, Тарья. - сказал Йоханнес. - Просто стань лучше. Поступи в колледж, получи новые знания и познай себя. Только обретя гармонию внутреннюю и внешнюю, ты станешь еще более привлекательной.
- Ты действительно так считаешь, Ландыш? - доверчиво спросила она.
- Я в этом уверен, Тарья, - Йоханнес взял ее ручку в свою и погладил кончики ее пальцев. - Не знаю, как мама, но я бы поддержал ваш союз, если он возможен. Лично мой бог - Иисус Христос и я не язычник.
- Я люблю тебя, мой милый братик! - воскликнула Тарья, поцеловав его в щеку. - Разговор с тобой облегчил мне душу.
И счастливая Тарья убежала к себе в спальню, оставив его в компании увлекательного приключенческого романа.
Вскоре, вспомнив о том, что у него осталось не законченным одно дело, Йоханнес отложил книгу и поднялся в свою спальню. Он запер на ключ дверь, занавесил окна и зажег свечу, стоящую в позолоченном подсвечнике. Йоханнес открыл другим ключом один из трех ящиков в тумбе, стоящей под письменным столом. Он, отыскав в ящике единственное непрочитанное письмо из сотни вскрытых конвертов, взял его в руки и вскоре сделал на нем надрез специальным ножом, чтобы извлечь из конверта само послание. Как обычно Йоханнес нашел в приложении к посланию очередной карманный календарик. Это была обычная переписка, имеющая необычную историю. Дело в том, что Йоханнес с четырнадцати лет имел странное увлечение - он покупал дюжины конвертов и столько же карманных календариков, приходил домой, садился за письменный стол и начинал выдумывать послание. Написав письмо, Йоханнес запечатывал его в конверт, прилагая к нему календарь, и отправлял послание по выдуманному адресу. Так продолжалось некоторое время, и, конечно же, Йоханнес не получал ответа. Он в нем и не нуждался, ведь Йоханнес занимался этим лишь для того, чтобы убить время и развлечься, общаясь, по сути дела, с самим собой. Но однажды он получил ответ. Сначала Йоханнес подумал, что это ошибка, однако, вспомнив, что он и в самом деле отправлял письмо в вымышленный Блади-Таун, Йоханнес вскрыл конверт. Он ожидал там прочесть что угодно, и, конечно же, фантазия рисовала в его сознании самые страшные картины, ведь название пункта отправления письма тому благоволит, однако оказалось, что писала ему девушка, двумя годами моложе него, которая, судя по всему, тоже решила развлечься. Так и завязалось общение между двумя юными авантюристами. Йоханнес вдохновил ее на коллекционирование и обмен календарями - она тоже стала прилагать к своим письмам эти цветные карточки с двенадцатью месяцами по дням. Этот роман в письмах продолжался уже три года и за это время Йоханнес узнал, что Элен жила рядом с городком Саме-Таун, где он бывал во времена своего учения - тогда они с братьями еще выступали в качестве иллюзионистов со своим Магистром. Она уже закончила школу для девочек и поступила на женские курсы в филологический колледж, решив отдать себя науке и творчеству - Элен обладала талантом к литературе и планировала начать работу над грандиозной эпопеей, посвященной мистической войне между скандинавскими богами Тором и Локи. Когда девушка узнала, что общается с финном, носителем скандинавской истории и культуры, ее интерес к Йоханнесу возрос до самой вершины ее любознательности - она расспрашивала его обо всем, что связано с Финляндией, начиная с обычаев, заканчивая внешностью финских мужчин и женщин. Конечно же, ее заинтересовал тот факт, как финн оказался в Англии, на что Йоханнес ответил, что он, на самом деле, родился здесь уже после эмиграции родителей, старшей сестры и брата. Когда Йоханнесу пришлось ответить на ее вопрос, спрашивающий, чем он занимается по жизни, Элен совершенно растаяла - оказалось, что девушка, далекая от сценического искусства, очень интересовалась загадочной для нее профессией актера и мечтала познакомиться со служителем театра. Судя по всему, случай свел их не случайно. Сама Элен, как оказалось, выходила из обычной английской семьи. Отец ее владелростовщической лавкой, которая едва держалась на плаву и могла утонуть в любой момент в море долгов, а мать, в прошлом пианистка, работала учительницей французского языка в той самой школе для девочек, которую Элен добросовестно посещала на протяжении восьми лет. В отличие от Йоханнеса, окруженного братьями и сестрами, девушка была одинока - кроме нее в семье детей больше не было.
Прочитав ее послание, Йоханнес умиленно улыбнулся - строки, написанные аккуратной вязью букв, сообщали ему о ее смятениях; девушка говорила ему, что встретила человека, одно только появление которого заставляет учащаться ее сердцебиение, повергает в трогательное смущение и высекает огонь из ее груди. Юная собеседница призналась Йоханнесу, что "еще никогда не засыпала и не просыпалась с чьим-то образом в сознании" - как гласили строки, написанные фиолетовыми чернилами. "Ильмари нашел свою любовь, Элен, моя заочная подруга, заняла свое сердце человеком, который наверняка достоин ее... Только я храню в сердце любовь в бестелесному... К своему истинному призванию..." - подумал с грустью Йоханнес, который с завистью смотрел на влюбленные пары. И почему он не может почувствовать к кому-то душевную привязанность, испытать всепоглощающую любовь, о которой пишут в лучших французских романах и отчего его сердце до сих пор не воспылало к кому-то страстью, сжигающей душу дотла? Да, он по-своему любит Кейт... Но почему-то Йоханнес чувствовал фальшь... Он не так себе представлял любовь. А может, Йоханнес просто не предназначен для нее? Как знать...
Он ответил ей развернутым рукописным текстом, начинающимся с искренней радости за нее и ее возлюбленного, которому довелось пересечься с такой прекрасной девушкой и заканчивающимся ответами на ее вопросы, заданные в письме, адресованном ему. Вложив напоследок в конверт календарик с изображением осеннего пейзажа, Йоханнес запечатал свое послание и убрал его в ящик под замок, чтобы вновь достать его оттуда завтра перед отъездом в Нью-Роут, где ему предстоит заглянуть на почту. Погасив свечу, Йоханнес, оставшийся в полумраке, стал смотреть в окно, где можно было увидеть лишь очертания деревьев, растущих за забором. Странные ощущения... Он не мог понять, что чувствует: пустоту в сердце, или, напротив, зарождающуюся любовь к Кейт, которую Йоханнес пока что считает фальшью, лишь потому, что не так представлял себе первую любовь. Но очевидно было одно: то, что было раньше, уже не вернуть. Если еще совсем недавно он был близок с Ильмари, чье присутствие не давало ему чувствовать себя одиноким, то сейчас, когда Ильмари отдал свое сердце Жанне, Йоханнесу казалось, что из него вырвали кусок плоти. Он заменял ему и мать, и брата... Теперь Йоханнес будет делить Ильмари с Жанной. Хотя нет, не будет. Они так и останутся братьями, только чувства их остынут, как остывает раскаленный металл, опущенный в воды ледяной реки...