"Сначала вы будете считать дни, потом перестанете, а ещё потом внезапно заметите, что стоите на улице и курите".
Илья Ильф.
Он медленно выпустил дым. Что-то беспокоило его, беспокоило сильно. Единственное, что мешало этому чувству перерасти в страх - никаких видимых причин для беспокойства не было. Он сделал ещё одну затяжку и вдруг закашлялся. "Чорт! Я же никогда не курил!" Он отбросил сигарету, словно пылающую головню, обжёгшую его руку. Сигарета подпрыгнула на асфальте и замерла, уставившись на него своим немигающим глазом. Он подскочил к ней и с остервенением растёр по земле.
Порывшись в карманах, он нашел полупустую пачку жвачки, зубами выдавил подушечку в рот, и пошёл по улице. Дремотная тишина, высокое голубое небо в росчерках перьевых облаков и ласковый тёплый ветер подействовали на него расслабляюще, и он начал успокаиваться. Над головой уютно шуршали кроны берёз, под ногами уютно шелестели редкие ещё жёлтые листья, и время от времени что-то неуютно похрустывало в спине. На перекрёстке он посмотрел сперва налево, потом направо, затем вперёд и назад. Только тут он осознал, что не имеет ни малейшего понятия, куда идёт и где находится.
Он ещё раз внимательно огляделся. Так и есть! Место было решительно незнакомым, обшарпанные вывески возвещали дробные номера домов, но не названия улиц, и даже все прохожие куда-то попрятались. "Ладно, хрен с ним", - решил он и зашагал прямо.
Некоторое время его внимание было занято открывающимися то слева, то справа дворами и переулками. Терпеливо и последовательно, хотя и не замедляя шага, он осматривал открывающиеся виды: деревянные и чугунные заборы, стены домов разной степени обшарпанности, бельевые верёвки, столбы, голубятни, мусорные баки, ржавые трубы, траншея и при ней куча песка, на откосах которой уже проросла мать-и-мачеха, снова заборы, деревья, среди которых по-прежнему преобладали берёзы, обитые железом ворота - поначалу немудрёный этот пейзаж даже успокаивал своей обыденностью. Однако постепенно в этой обыденности стало проглядывать что-то нарочитое, она как бы давала понять, что от простого созерцания пейзажа ничего само собой не решится. И действительно, ни мысли, ни даже намёка на ассоциацию не возникло в его мозгу за это время. Как ходячая кукла, у которой кончился завод, он застыл на месте, устремив невидящий взор в глубину пыльных сиреневых кустов.
Давно зреющая мысь ешё не успела до конца оформиться, а дрожащие руки уже бежали сами собой по карманам в поисках паспорта. Изо всех возможных мест паспорт почему-то оказался в правом кармане рубашки, но не это было важно. Имя, адрес и лицо на фотографии были ему решительно незнакомы. "Стоп!" - не своим голосом сказал он подступающей панике. Паника ухмыльнулась, но ближе подходить не стала.
Он постоял ещё с минуту, глядя в паспорт, потом спрятал его обратно, в тот самый карман рубашки. Оглядевшись по сторонам и не найдя ничего примечательного, он пошёл дальше.
"Ничего примечательного?!" - вдруг задохнулся он, пройдя метров двести. - "Где все машины? Где люди!" Теперь он вдруг понял, что улица по которой он шёл была слишком пуста для обычного города. В мозгу, который совсем недавно был без малого необитаем, заплясали кошмарные гипотезы, в ушах зазвенело. Впрочем, отчасти он даже обрадовался этой перемене, а потому довольно быстро успокоился, а успокоившись, принял разумное решение: свернуть на первом же перекрёстке.
Он так привык к тому, что его тень падает ему под ноги, что, свернув, не сразу заметил, что тень свернула вместе с ним. Заметив же, остановился так резко, что чуть не упал. Ему даже показалось, что тень остановилась на долю секунды позже. Усилием воли он отогнал панику. Несколько раз взмахнув крыльями, паника уселась на мостовую. Она не торопилась.
Поглядев через плечо на солнце, он продолжил движение, не спуская глаз с тени, которая уже была в несколько раз длиннее его самого. Дойдя до первого переулка, он опять свернул направо. Тень исчезла. Точнее, как и следовало ожидать, в тени был весь переулок. Ни в одном, ни в другом конце его солнца не было. Облегченно вздохнув, он вернулся на улицу, с которой свернул, и прошел по ней несколько шагов. Потом до него дошло, что тени перед ним нет. Он обернулся. Солнце тоже пропало.
"Стоп!" - опять сказал он. Его голос прозвучал так, словно вместо воздуха была вата, и звук увяз в ней, не пройдя и сантиметра. "Стоп!" - повторил он громче - "Не могло же солнце так быстро зайти". Он запрокинул голову и посмотрел вверх. Небо было равномерно окрашено лазурью. "Надо найти какую-нибудь площадь", - решил он и быстро пошел вперед, постепенно переходя на бег. Паника поднялась в воздух и теперь летела за его левым плечом.
Свернув несколько раз, он выскочил на широкий проспект - и остановился. Слева, не помещаясь между домами, нестерпимо ярким пламенем пылало огромное солнце - гораздо больше и гораздо ближе, чем ему полагалось быть. Он хотел зажмуриться, но понял, что он уже сделал это и видит солнце сквозь веки. Пытаясь спрятаться от всепроницающего сияния, выставив перед собой левую руку, потому что правой он пытался прикрыть глаза, он добрался до стены, ощупью нашел подъезд и ринулся внутрь, в бездонную и блаженную темноту.
Через несколько долгих минут он наконец смог видеть. Перед ним был зал со множеством квадратных колонн. Он задержал дыхание и прислушался. Был слышен только его собственный пульс. "Эй!" - сказал он. "Эй..." - свистящим шёпотом передразнило эхо. Он не устоял перед искушением и крикнул. Звук его голоса несколько раз приближался и удалялся, и даже через несколько минут ему всё ещё казалось, что звук не смолк до конца.
Постояв ещё немного, он пошёл между колоннами. Заметив краем глаза какое-то движение, он вздрогнул и повернулся. Метрах в двадцати от него стоял мужчина. Он судорожно вздёрнул руку для приветствия и увидел, что мужчина сделал то же самое.
Он опустил руку и подошел к зеркалу. Внимательно изучив отражение, он закрыл глаза и попытался вспомнить, знакомо ли ему это лицо. Не добившись ничего от своей памяти, он посмотрел в зеркало ещё раз - и отшатнулся. В зеркале было совершенно другое лицо, которое, впрочем, отшатнулось одновременно с ним. Он наклонил голову вбок - отражение тоже. Он потёр левый висок - отражение потёрло правый. Он улыбнулся. Лицо в зеркале осталось напряженно-испуганным.
Он тщательно ощупал своё лицо. Н-да... На улыбку не похоже. Он облегчённо опустил руки, и вдруг заметил за спиной своего отражения какой-то неясный силуэт. Он резко обернулся, но никого не увидел. Столь же резко он повернулся к зеркалу и обнаружил, что отражение пропало. Перед его глазами было лишь два ряда колонн, уходящих в темноту. Протянув руку вперёд, он понял, что зеркало исчезло тоже.
На подгибающихся ногах он бросился прочь. Через минуту он остановился и огляделся. Со всех четырёх сторон его окружали колонны. Постояв секунды три, он побежал наугад.
Стену он нашел минут через двадцать. Несколько раз на своем пути он видел незнакомцев - или отражения; он и сам не знал, чего бы он испугался больше. Ещё через пять минут он нашёл дверь. Раскрыв её, он шагнул навстречу свету - и обнаружил, что дверь, как в заезженном мультяшном гэге, расположена на пятом или шестом этаже.
Валяясь среди обломанных ветвей дерева, на которое он упал, почти без сознания, он вдруг услышал неприятное, жёсткое гудение, как будто над ним летала огромная стрекоза. Он поднял голову и увидел, что открытая им дверь загорелась, и из дверного проёма бьёт нестерпимо яркий свет. С трудом поднявшись, он начал пятиться назад. Он не мог заставить себя отвернуться, пока не увидел, как вспыхнуло дерево. Тогда он, наконец, бросился прочь.
Он бежал, не разбирая дороги, не думая, куда бежит, глядя только на мостовую, что нескончаемой лентой летела ему под ноги. Он давно не слышал зловещего гудения, но об остановке даже не помышлял - теперь не он, а паника летела впереди и показывала дорогу.
Внезапно впереди, на грязном асфальте он увидел раздавленную сигарету. Он резко остановился, но вынужден был начать ходить, чтобы восстановить дыхание. Обойдя несколько раз вокруг сигареты, он замер - потому что понял, что к нему вернулась память. Он вспомнил жену, вспомнил дочку, вспомнил, как называется этот город, и зачем он сюда приехал. он поднял голову и оглядел улицу. Ну да, вон в той стороне вокзал, а вот почтовое отделение, мимо которого я как раз проходил, а вон там...
Что-то влажное и холодное коснулось его руки. Он замер. Кровь отхлынула от его лица. Очень медленно, нечеловеческими усилиями он повернул окаменевшее тело.
Перед ним стояла собака. Самая обыкновенная кабысдоха. Четыре ноги, одна голова. Стоячие уши, глаза, чёрный блестящий нос. Холодный и влажный. Он с шумом выдохнул и присел на корточки, чтобы погладить собаку.