Пока Самойлов кормился высококачественным материнским молоком, моя борьба с жизнью набирала обороты. Дав слегка расслабиться, судьба ждала, когда потеряю бдительность, чтобы коварно вдарить из-за угла. Дождалась сука.
...Однажды мерзким осенним утром, когда не проснувшегося меня отец торопливо тащил к бабушке, злючая собачонка, предварительно излаяв нас с ног до головы, вцепилась ему в ногу. Отец мужественно отбивался, но шавка и не думала отставать. Она прыгала, скалила зубы, истошно визжала, выпучив глаза и, мне стало понятно, что её целью был я.
Но ни один мускул не дрогнул на моём детском личике. Будучи закаленным бойцом за жизнь, плюс колдовские способности, косо глянул на бесноватую собачью тварь и она в диком ужасе на месте уписавшись, метнулась в ближайшую подворотню. Где и сдохла от разрыва сердца, пищевого отравления, бешенства и прочих собачьих болезней. А не фиг было лезть.
В память о первой ментальной схватке у отца остался шрам на голени, у ребенка - косоглазие. Помня все мои предыдущие выкрутасы, оперировать глаза, медики отказались сразу же. Слегка посовещавшись, они решили, что безопаснее для всех будет заменить оперативное вмешательство профилактическими мерами. Очками.
Вот так с раннего детства я стал очень умным. Согласитесь, что вы не найдете ни одного очкарика который бы не выглядел умным. В очках даже самый пропитый алкаш и опустившийся бомж, выглядят намного интеллигентнее и умнее своих опустившихся товарищей. Но про очки позднее.
Жизнь в постоянной борьбе, закалила младенческий характер. Я был спокойный, послушный и добрый ребенок. Сил баловаться и безбашенно шалить, в младенчестве не хватало. В детский садик меня не водили, по той же причине. Смысл водить, если мест нет, а любой посторонний кашель отражался на детском здоровье тяжелыми осложнениями? Сидел с любимой бабкой и родным дедом. Что существуют ровесники по молодости, не знал. Гулял по двору в одиночестве, или в сопровождении голубей. Собаки, после истории с очками в панике меня сторонились, остальная живность пряталась в норах и подворотнях. Тут, наверно, стоит объяснить современному читателю, что такое двор и как по нему гулять.
Времена тогда были другие, современные многоквартирные дома были распространенны не повсеместно. Детство тоже было другое. Я жил в деревянном доме, переделанном когда-то из конюшни, какого-то богатого купца. Квартал был древний, построенный еще до революции зажиточными рабочими и средним классом купцов и торговцев.
Первый дом выходящий на улицу, обычно был двухэтажным и предназначался для семьи домовладельца. За домом располагался огороженный двор, состоящий, как правило, из пары доходных многоквартирных домов, где селилось заводское подмастерье, нищие студенты и прочий небогатый сброд. Как-то, - мещане, гастрайбайтеры, приезжие революционеры, пришлые сионисты, недалекие селяне, ссыльные поляки и деревенские шабашники.
В каждом дворе естественно была конюшня для лошадей, свинарник для свиней, совмещенный с курятником, шеренга покосившихся сараев, вытоптанный палисадник, засохший сад из трех полудиких яблонь и куста вишни, парочки кривоногих бань, дощатых, покосившихся от старости туалетов, выгребной ямы под помои и бытовых мусорок.
После Великой и Октябрьской революции, большую часть местных торговцев и купцов расстреляли, оставшуюся часть уплотнили, но богатых пролетариев не тронули, хотя доходные дома отобрали в собственность государства. Оставили до второй мировой войны. Великой Отечественной.
Это правда что в нашем городе был довольно узкий, но богатый слой обеспеченных пролетариев, которые до революции жили неплохо, работали на частных и государственных заводах, строили собственные двухэтажные дома и даже имели прислугу из деревенских родственников. Время было необразованное, и человек с хорошей специальностью, имел недурные деньги. Если перевести в современный эквивалент, то доход составлял несколько десятков тысяч рублей, не говоря про доллары. Хорошо жили, сволочи. Чего им не хватало? Видимо экстрима и политических тусовок. Получили по самое не могу.
В те далёкие времена, Е-бург был далекой провинцией, а наш замечательный уральский город являлся губернским центром целого Пермского дремучего Края - Пермь Великая. Не слыхали? До второй мировой войны он был небольшим, но промышленно развитым, одной из кузниц Урала и оплотиком державы. Вначале Царской, позже Советской. Сейчас не знаю каким оплотом является, но пока до сих пор чего-то производим военное, и даже изредка куем мечи из орала.
Как вы помните из мировой истории, враг до Урала не дошел, но эвакуированного народа прибыло до фига. Почему-то много бывших Питерцев, приплыла новая волна репрессированных поляков, кучка будущих израильтян, до фига украинцев и прочей твари по паре. Извините, никого не хотел обидеть. Во время Второй Мировой уплотнили и бывших богатых пролетариев, оставив каждой многодетной семье по комнате. Но жилплощади все одно не хватало. Нашли выход. Сожрали часть лошадей, последнюю оставшуюся часть реквизировали на фронт. Чтобы опустевшее лошадиное жилье не пропадало зря, конюшни очистили от навоза, прорубили окна, построили печки и заселили пришлым и бывшим народом.
Вместе с кухней, залом и родительской спальней, общая площадь моей квартиры составляла полнокровных одиннадцать метров. Квадратных. Зато без подселения и с отдельным входом. Живи, не хочу. Я хотел. Да я с детства все хотел, но не всегда мог, по причине неокрепшего здоровья и природной тактичности.
Пока мы ютились на честно купленных отцом за свои, кровные сбережения метрах. Самойловы, особо не напрягаясь, то есть на халяву, сразу получили двухкомнатную квартиру. На втором этаже. Метров двадцать. Не считая кухни и туалета. Буржуи.
ГЛ. 3. Младенчество. Продолжение.
Гулять по двору было, наверное, замечательно. Тишина. Покой. Только дворовые собаки, курицы и пожилые, жалостливые бабульки. Еще были старшие дети, но со мной они не играли - разница была слишком большая. Года три-четыре.
Чего делал, как играл, помню смутно, но собак не любил. Взаимно и однозначно. В связи с умным очкариковским видом, основную массу времени приходилось тратить на книжки, шахматы и карты. Машинки, солдатики привлекали мало. Глупо воевать или гоняться самому с собой.... Конечно победа всегда твоя но, радость от неё какая-то недостаточная. Друзей еще не было.
Другое дело книги. Конечно, в те стародавние времена достать интересную книгу, было не просто. Тотальный дефицит всего, что не связанно с историей коммунистической партии и не имеет идейной платформы развивающегося социализма, объявлялось искусством чуждым народным массам и в печать не пропускалось. Так же чуждыми почему-то считались копчёная колбаса, сгущёнка, шоколадные конфеты и ещё восемьсот шестьдесят наименований продуктов. Почему вожди пролетариата запрещали это всё нам, не забывая получать то же самое для личных нужд, для меня до сих пор остаётся загадкой. Наверное, они были идейнее....
На наше счастье ели партийные боссы всё же больше, чем читали книги, и поэтому иногда, редко, с большим трудом, но достать КНИГУ удавалось. Я уже тогда инстинктивно догадывался о том, что информация ценнее колбасы и поэтому научился читать очень рано. Далеко до школы. Книги мне нравились. Читая книгу, можно было представить себя главным героем. Мысленно побывать в неизвестных странах, идущих дорогой загнивающего капитализма. Пережить фантастические похождения, отличные от официально разрешённых советских приключений, обзываемых социалистическим реализмом.
У Самойлова в детстве тоже были неприятные моменты. Как он вспоминает, однажды с двоюродным братом, когда он с родителями жил ещё в гнилом бараке, им пришлось спасаться от бешенной крысы, забравшись на высокий комод, где они и просидели полдня, пока не пришла бабушка и не прогнала злую крысу. Но он почему-то не окосел и даже не заработал заикание. Как с гуся вода.
Врет, наверное. Мое предположение, - никакой крысы не было, а залезли на комод с братом, специально, за вареньем. Тут их застала бабуля и чтобы отмазаться от неизбежного наказания, все свалили на шуршащую под полом мышь, обозвав ее крысой, для солидности.
В результате: Мое детское происшествие отложило тяжелый отпечаток на всю жизнь, привив стойкое отвращение к собакам, а его первое воспоминание наоборот - только увеличило пристрастие к сладкому, любовь ко лжи и сомнительным алиби. До сих пор обожает трескать варенье столовыми ложками, и даже кариес его не берет. И что? Где справедливость я вас спрашиваю?