Пришедший вечером домой, я, страшно уставший и голодный Альтер Ид, первым делом заметил ее. Шляпу на столе в гостиной.
Вообще, это цилиндр. Темно-фиолетовый, обитый замшей. Я даже знал, кому он принадлежит. И я был готов прибить Тортуса, который его стащил.
Хомо Тортус, единственный мой настоящий друг. И заодно единственный человек, которого я могу периодически ненавидеть по-настоящему.
Неделю, всего неделю назад мы зашли в клуб, имевший репутацию самого скучного в нашем районе. Я бы ни за что не стал марать этим посещением свое имя, однако в приличные заведения нам с Тортусом путь был заказан. В основном из-за Тортуса, разумеется.
В клубе в тот вечер выступал фокусник. "Вильгельм" - было написано красной краской на вывеске над сценой. Хомо тут же начал повизгивать и упросил меня остаться.
Клуб сам по себе был странный. Ни музыки, ни девушек, если не считать дамы за барной стойкой в весьма почтенном возрасте. Нет, и музыка все же была - фокусник поставил себе музыкальное сопровождение. Знаете музыку в фильмах, предвещающую внезапную страшную развязку? Мелодия вроде той звучала со сцены. Все вместе выглядело скорее забавно, нежели таинственно.
За столиком в самом углу зала сидел наш с Тортусом знакомый, Лавус. Мы Лавусом познакомились при весьма необычных обстоятельствах. Лавус Кубис, некогда курьер, помешанный на логических компьютерных играх, теперь прозябал на Базе Љ812 по производству соевых кофейных напитков, таких же по вкусу, как вода с мукой, мылом и сахаром. Из-за его образа жизни я не смог заставить себя уважать его, да и не смогу, наверное. На мой взгляд, нет в мире большего зла, чем соевый кофейный напиток. Это самая гадкая штука в мире, можете мне поверить. То ли дело соевый кисло-молочный напиток, вот это стоит пить.
Но я отвлекся. Лавусу Кубису я был многим обязан, а потому решил не докучать своим присутствием. Мы с Тортусом протиснулись прямо к сцене.
Тортус, как завороженный, смотрел на этого Вильгельма, который демонстрировал высокое искусство вытаскивания кролика из цилиндра и засовывания несчастного создания обратно.
Наблюдая за этим процессом, мне невольно вспомнилась моя бывшая подруга Зэйни Прожект, ярая воительница за права животных. Представляю, что бы она устроила этому Вильгельму.
Тортус, в отличие от меня, был под впечатлением. И он сказал мне тогда, мой неадекватный друг, что ему нужна эта шляпа. Потом он начал бормотать что-то о том, что заполучит ее любой ценой и тому подобную муру. И взгляд у него был, будто он готов сейчас прыгнуть на сцену, благо она была прямо перед нашим носом, и выдрать цилиндр у фокусника из рук.
Я не хотел в этом участвовать. Мое настроение все портилось осознанием того, что в нескольких метрах от нас сидит этот Лавус. Быть может, это все мое воображение, но впитавшийся в кожу запах соевого кофейного напитка словно шел от Лавуса Кубиса через весь зал и настигал меня, заставляя содержимое желудка содрогнуться.
Короче, в тот вечер я покинул Тортуса, изменив своему девизу оставаться в любом заведении до тех пор, пока не вышвырнут.
И вот теперь, после тяжелого рабочего дня я пришел из офиса и что я вижу? Поганую шляпу. Тортус, наверно, спрятался в кладовке. Он всегда так делает, когда натворит чего-нибудь.
Точно, подойдя к кладовке вплотную, я услышал сопение. Тортус всегда тяжело дышал. Парнем он был тучным, поскольку больше всего в жизни любил соевые мучные изделия и соевый фаст-фуд.
Я, пока переодевался и ужинал, рассказал Хомо о своем дне. Я работал в офисе одной большой шишки на побегушках. Сегодня он недобрых четыре часа совещался со всей своей командой исполнительных секретарей. А во время совещания меня постоянно посылали таскать гостям соевые кофейные напитки, будь они прокляты.
Наконец Тортус вышел, весь запыхавшийся. Бедняга, в кладовке, наверно, совсем мало воздуха.
Я спросил его про шляпу. Он сказал, что украл цилиндр, как и планировал. Я попытался выяснить, на кой черт она ему сдалась, но внятного ответа не получил.
Тортус сел за стол рядом со мной и пододвинул шляпу к себе. Как выяснилось, он торчал в том клубе почти каждый вечер с тех пор как мы впервые побывали там. Он узнал у Вильгельма массу полезных вещей. Например, что питается кролик Зегнер тем, что находится в шляпе. Нет, корм не сыплется Вильгельму на голову. Нет, Зегнер хронически не какает. Помимо Зегнера, шляпа может являться "буфером обмена" для чего угодно.
Я сказал, что она как мусорная корзина. Тортус сказал мне заткнуться. Он засунул руку в шляпу. Сначала робко сунул палец, потом кисть, а затем руку по локоть.
Славный парень Тортус, но ведет себя иногда как конченный дебил.
Вскоре кролик Зегнер явил на свет свои грязно-белые уши. Похоже, корма в шляпе хватало, поскольку кролик был страшно толстый. Пока Хомо его вытаскивал, Зегнер застрял. Интересно, он застревал каждый раз, как Вильгельм изымал его из шляпы и запихивал обратно?
Тортус поместил Зегнера в клетку, где раньше обитал хомячок старика доктора Роткела. Хомо сказал, что собирается провести ряд опытов. Мне стало немного жаль кролика.
Затем Тортус попытался вытряхнуть из шляпы еще что-нибудь. У него не получилось. Остаток дня он провел над шляпой со страшно задумчивым выражением лица. А ночью, интеллектуально измученный, побрел в свою комнату.
Я постоял немного рядом с цилиндром, и что-то дернуло меня взять валявшийся под столом носок и бросить его в шляпу. Конечно, если Тортус найдет его там, то не будет со мной разговаривать неделю - это в его манере. Но я ведь могу встать раньше, чем обычно, и изъять носок оттуда.
Я начал злиться на самого себя. На кой черт я кинул носок туда? Я полночи не мог заснуть, ворочался. Зачем, спрашивал я себя.
Утром я долго не мог найти своему носку пару, как вдруг вспомнил, что второй, должно быть, в шляпе.
Чертыхаясь про себя, я сунул руку в цилиндр и тут же нащупал там свой носок. А когда вытащил, то обнаружил, что он еще и совершенно чистый и приятно пахнет! Это меня совершенно изумило, я осел на стул и начал усиленно думать. Подумав минуты три, я пришел к выводу, что происходящее - не более, чем сюр. Ведь в шляпе до этого жил кролик. Он и ел там и какал. Там должно быть грязно. Быть может, шляпа - лишь портал в иное пространство, где есть отдельный загон для кроликов, а заодно и прачечная имеется? Портал? Лавусу Кубису бы это понравилось. Да, Лавус в этом разбирается. Надо будет с ним посоветоваться. А запах уж как-нибудь стерплю.
Я ушел в офис, взволнованный и как-то странно одухотворенный. Вечером Тортуса не было дома. Я сунул в шляпу поочередно все свои носки. Они все стали чистыми! Это было невероятно!
Я грезил о новом, совершенно другом мире. Мире по ту сторону шляпы. Там рай для кроликов и прочих тварей. Там стирают вещи. Что там еще может быть? Я как раз представлял себе чудесный благоухающий парк со скульптурками и большой площадкой для пейнт-бола, как в квартиру ворвался Хомо Тортус.
Он был весь потный и задыхался больше, чем обычно. Он первым начал говорить. Тортус сказал, точнее, выкрикнул, что в его жизни начинается исключительно новая веха. И начинается прямо сейчас.
Я обрадовался и захлопал. Тортус выглядел счастливым. Он вытащил из карманов неизвестно откуда взявшуюся кучу денег. Не успел я рта открыть, как он сунул помятые купюры прямо в шляпу. Я открыл рот, но уже не знал, что сказать.
Тортус вытащил из цилиндра руки, но уже без денег. А затем сел и вытаращился на меня. Я молчал, и он тоже.
Следующие дни Тортус провел подле шляпы в попытках вытащить деньги. Я не стал спрашивать, почему он не начал с одной купюры. Я не стал спрашивать, почему он не стал засовывать что-нибудь еще. Я чувствовал себя виноватым, потому что теперь все мои носки были свежи и несли благодатный аромат. Я смог вытащить свои носки, а Тортус получить обратно деньги не может. Нечестно это вроде. Конечно, мне очень нужны мои носки. Если бы я, скажем, гулял весь день без носков, я бы чувствовал себя странно. И все же, деньги считаются ценнее. А Тортус, который, как оказалось, занял их у своей мамы, был теперь в отчаянии. Так что эти несколько дней я с ним почти не общался. Мне стало немного одиноко. После работы я подолгу гладил Зегнера, которому Тортус, кстати, сильно урезал количество корма. Впрочем, кролик ровным счетом ничего не ел. Я очень тревожился за него. Если он сдохнет, кого мне тогда гладить? Сам я ни за что не пойду за новой зверушкой, а эту вроде как некто свыше послал мне в утешение.
На выходных у нас появился Лавус Кубис. Я и не заметил, как он начал обживаться, хоть и сам его пригласил. Лавус человек нетребовательный. Он расстелил плед на диване гостиной, где все еще обитала шляпа. Там он и спал на случай, если портал в шляпе вдруг откроется посреди ночи.
Мне стало гораздо труднее чистить носки в шляпе, однако теперь хотя бы было с кем поболтать.
Кубиса не интересовал кролик. Его интересовала исключительно шляпа и портал в ней. Он алчно смотрел на шляпу, когда ходил по комнате, и когда говорил с кем-нибудь из нас, и когда ел. Ему, наверное, снилась эта шляпа. Тортусу и мне, во всяком случае, снилась. Лавус просто не любил говорить о таких личных вещах.
Что самое страшное, так это то, что вся квартира пропахла соевым кофейным напитком. Все из-за этого Лавуса. Вечно он после работы не моется. Я теперь, когда ходил по квартире, таскал с собой освежитель воздуха и распылял его, чтобы сбавить запах.
Как-то раз я слышал от одного парня из соседнего офиса, что он слышал от одного своего знакомого, а тот слышал где-то еще, что есть у кого-то таинственная шляпа, а точнее, цилиндр, каким пользуются фокусники. И что туда какая-то старая богатая дама напихала перед смертью все свои накопления, немалую сумму, лишь бы они не достались тем родственникам, которых она терпеть не могла. Якобы деньги эти может добыть только младший из того семейства пацан с помощью трюка, которому научила его старая карга. Провернуть этот трюк счастливчик сможет, только когда ему стукнет восемнадцать лет.
Дома я на всякий случай спросил, как поживает бабушка Тортуса. Узнав, что она такая же бодрая, как и всегда, я успокоился.
Одним вечером мне довелось наблюдать такую картину: Лавус сидит перед цилиндром и зачарованно смотрит внутрь, притом рука его берет по сотенной купюре из хорошей такой пачки и сует в шляпу. Я сказал, что если Лавус хочет по-быстрому и навсегда распрощаться со своими накоплениями, то пускай отдаст деньги мне. Лавус, кажется, не услышал меня. Или сделал вид, что не слышал.
Через пару дней Лавус, похоронивший все свои деньги в цилиндре, не на шутку разозлился. Он, как и Тортус, не смог получить их обратно. Он словно сошел с ума. Кубис разбудил меня среди ночи тем, что скакал по гостиной, пиная шляпу и гикая. Я пытался его успокоить. Я сказал, что он все равно рано или поздно потратил эти деньги на что-то, что не имеет значения. Или бы их украли. Он мог их и как-то по-другому потерять, в конце концов.
Я спросил, почему деньги? Что, нельзя было еще чего-нибудь запихать? Вон у нас есть кусок торта, который стоит вот уже четыре месяца с моего дня рождения. Лавус Кубис посмотрел на меня злобно. Этот странный малый не любил тортов.
Потом он засунул всю руку в цилиндр. Он включил мой мини-пылесос и засунул его туда. Я напомнил ему, что мой пылесос имеет обыкновение измельчивать мусор, на что Кубис только чертыхнулся.
Я не мог больше спать и сел в кресло напротив. Лавус в это время снял тапочек и сунул ступню в цилиндр. Чуть погодя, он сунул туда почти всю ногу, только цилиндр не был таким широким. Лавус не смог бы залезть туда полностью, но явно мечтал об этом.
Иногда бывает у меня такое ощущение, что я один нормальный среди окружающих, хотя понимаю, что это просто приступы легкой мизантропии.
Следующий вечер я провел на вечеринке у знакомой. Там я имел удовольствие общаться с двумя девицами, которые возбужденно говорили о некой шляпе, которая ранее принадлежала одному фокуснику, а сейчас ходит от одного владельца к другому, оставляя кровавый след. Дело в том, что в шляпе той хранится невероятное количество денег, хотя с виду - шляпа как шляпа. И никому не удается разгадать секрет шляпы и вытащить деньги оттуда, хотя многие старались. Но это не отпугивает всяких темных личностей, готовых убить ради шляпы.
Я, стараясь говорить как можно более небрежно, обронил, что шляпа эта лежит у меня на столе в гостиной. Девушки только презрительно усмехнулись. Я решил обратить все в шутку и сказал, между прочим, вполне искренне, что деньги мне достать не удалось, а потому я храню там носки.
Одна из девиц, блондиночка, заявила, что шутка эта тупая. Я так и не смог выкрутиться. Моя репутация была безнадежно испорчена. И вечер кривляний был напрасным. Я, разочарованный, пошел домой.
Только дома, взглянув на фиолетовый цилиндр на столе, я понял, что все могло обернуться много хуже, если бы они восприняли меня всерьез. Вдохновленные баснями этих девушек, головорезы этого города легко бы выследили меня, и история стала бы явью.
Я обеспокоенно спросил Хомо и Лавуса, говорили ли они еще кому-нибудь о шляпе. Хомо недоуменно покачал головой. Лавус сказал, что написал письмо в научный журнал, и что его письмо опубликовали в последнем выпуске.
Всю последующую ночь я не мог заснуть. Все сидел на кухне и грыз соевые печеньки. Я так всегда делаю, когда волнуюсь, и если печеньки под рукой.
Через пару дней к нам в гости заявилась мама Тортуса. Она, делая весьма прозрачные намеки, пыталась выведать, на что пошли деньги, которые она дала Тортусу. Тортус так заврался, чудно было слушать.
Затем мадам Тортус поведала нам душераздирающую историю о том, как недавно в этом районе было совершено дерзкое ограбление. В его ходе убили несчастного бедного фокусника, а также вырезали всю его семью, включая всех дальних родственников, которые по случайному совпадению гостили в ту страшную ночь в домике у фокусника.
Оставшиеся неизвестными разбойники также все стены исписали кровью погибших и захватили с собой сердца убитых ими - верно, чтобы потом продать на трансплантацию.
Из вещей они забрали абсолютно все, даже старый костюм фокусника, в том числе его шляпу. Да что там, они взяли все продукты и пообдирали крючки со стен!
Я старался вести себя спокойно. Я подумал, что сколь бы ни замечательно обходилась шляпа с моими носками, она все же приносит значительно больше неудобств, чем пользы.
В частности, приходится выслушивать от окружающих всякий бред.
Недели через полторы после визита мадам Тортус возращался я домой с работы, как вдруг произошел пренеприятнейший случай.
Шел жуткий ливень. Я заметил, что за мной идут двое типов. Я их заметил еще в вестибюле нашей фирмы, они там разглядывали стенд с информацией. А теперь они следуют за мной. Я на всякий случай завернул не туда. Потом прошелся по паре совершенно незнакомых кварталов. Через минуту я осознал, что заблудился.
Я попытался срезать путь обратно, но наткнулся на тупик. Я развернулся и стукнулся головой с одним из тех двоих типов, что был пониже ростом. Я даже не услышал, что они подошли так близко.
Они сказали, что всего лишь хотят поболтать. Они спросили, слышал ли я что про некую шляпу, а точнее, цилиндр. Синий такой. Обитый атласом.
Я сделал вид, что очень разозлился. Очень мне хотелось прожить еще четыре пятых своей жизни.
Я заорал, что этот цилиндр у меня уже они-сами-знают-где. Цилиндр ни на что не годен! Я засовывал туда и купюры и черт знает что еще, но цилиндр не вернул мне это! Да еще неделю назад какой-то засранец украл его у меня! Должно быть, наслушался сплетен разных добрых людей, хотя на деле от этого цилиндра никакого толку! Я написал заявление в полицию, в надежде, что мне возместят моральный ущерб, но там надо мной только посмеялись!
Я метал громы и молнии. Я смотрел на тех двух типов свысока. Когда они стали слушать мои разглагольствования с угрожающей скукой, я перешел на усталый тон. Я даже почувствовал себя старше лет на сорок. Я сказал, что рад бы им показать цилиндр, да и вообще отдать его к чертям, вот только у меня его сперли.
Тот, о кого я ударился лбом, смотрел куда-то вверх. Однако второй смотрел на меня, причем с подозрением.
Я спросил, знают ли они, где я живу. Они сказали, то нет. Я заявил, что теперь знают, и кинул рукой позади себя. Те двое переглянулись. Один переспросил, правда ли я живу именно здесь, на что я ответил надменно и положительно.
Они снова взглянули друг на друга, уже с беспокойством. Они принесли извинения, что побеспокоили меня. Они заверили, что сделали это исключительно из любопытства, а не из злостных побуждений. Тот, что был со мной одного роста, похлопал меня по плечу и выразил надежду, что я никому не буду жаловаться на их глупое и недостойное поведение. Особенно соседу, которому принадлежит половина восемнадцатого этажа в этом доме.
Я их успокоил, сказав, что у меня нет особенного желания болтать о всяких глупостях при моем друге, когда мы обсуждаем наши общие важные дела.
После мы почти дружески распрощались. Я зашел в подъезд этого загадочного дома, благо какой-то идиот оставил дверь открытой.
Те двое какое-то время не уходили, я видел из окна. Но, похоже, страх взял свое, и они исчезли. Я тоже все еще был напуган. Я не мог позволить себе выйти теперь из этого дома. Но и оставаться было страшновато.
Я решил, что сворачиваться калачиком на роскошном диване в холле было бы неблагоразумно. Сон в каком-нибудь пыльном углу так же не представлялся мне желанным.
Я понял, что в плане действий готов теперь на многое. Даже на унижение. Я позвонил в первую квартиру на первом этаже. Мне открыла женщина, с виду лет на пятнадцать-двадцать старше меня.
Я представился, многократно извинился и промямлил, что в силу странных и неожиданных обстоятельств вынужден искать себе ночлег в этом доме. Я спросил, не знает ли она, не сдает ли здесь кто-нибудь комнатку. Мне нужно всего лишь на ночь.
Женщину звали Мирей. Она оказалась невероятно добродушной, гостеприимно пригласила внутрь. А когда я отказался, заявила, что не может позволить мне, насквозь промокшему, оставаться в холодном подъезде.
Я начал отчаянно ее благодарить, в то же время надеясь, что она не станет ко мне приставать. Мое настроение было ни к черту.
Я зря беспокоился на сей счет. Мирей оказалась замужем, только вот ее муж укатил в другой город на неделю.
Мирей настояла на том, чтобы я выкупался. Дала мне старую одежду мужа, которой тот бы не хватился. Муж ее, судя по размеру одежды, был высоким и крупным. Я же себя почувствовал хиляком. Ну разве я виноват, что не слишком высокого роста?
Мирей хотела тут же уложить меня спать в комнате для гостей, но вместо этого мне пришлось полночи выслушивать то, что она навряд ли высказывала кому-то еще. Я, конечно, не скряга, но мне было неудобно.
Мирей сказала, что комната для гостей изначально была задумана, как детская, но детей ее муж не любит. Потом она заметила, что, не сделай она аборт, когда была молодой, у нее бы был сын моего возраста.
Она все выпытывала, что я думаю по этому. Меня так клонило в сон, что я уже наполовину не присутствовал в настоящем времени. Я сказал, что лучше бы ей найти нормального мужа. Из разговора я понял, что ее нынешний сидит у нее на шее. К тому же, я предполагал, что он уехал развлекаться с какими-нибудь дамами помоложе. Я посоветовал ей найти хорошего парня и наделать ему столько детей, сколько она захочет, тем более что у нее до сих пор хорошая фигура и очень красивые волосы.
Она выглядела несколько ошеломленной, но улыбалась. Мирей отпустила меня спать. Я почти сразу отрубился.
Спал я так долго, что на работу уже можно было не идти. Я позвонил боссу и сообщил, что меня сразила сонная болезнь. Я, конечно, имел в виду, что проспал, но босс очень серьезно велел мне крепиться. Он сказал, что я сильный человек. Что я выкарабкаюсь. Шутник он иногда.
Я посмеялся и сказал, что его поддержка мне не нужна. Он обиделся и начал утверждать, что всегда верил в меня и ценил, пусть даже никак это не высказывал. Я поблагодарил его и подумал, не сменить ли мне работу. Мне показалось, что босс, свинья, издевался надо мной.
Я переоделся в свои высушенные вещи. Мирей нежно поцеловала меня на прощание в щеку, прямо в двухдневную щетину, чем несказанно меня смутила.
По приходу домой уселся перед шляпой. Я смотрел на нее, а она, вроде как, смотрела на меня своим единственным глазом. Кажется, я привязался к ней. Она стала смотреться как неотъемлемая часть гостиной, даже как ее полноправный жилец. Кроме визита мамаши Хомо, когда я запихал цилиндр под кровать, мы никуда его не убирали. Я пошел погладить кролика Зегнера. Он все еще ничего не ел. Я надеялся, что произойдет чудо, и кролик не умрет. Я еще с полчаса стоял рядом с клеткой, нашептывая ему что-то бессвязное.
Воспользовавшись тем, что дома никого не было, я взял кучку накопившихся грязных носков и снова сел перед шляпой. Мне было немного стыдно, что я так ее использую. Увидав меня кто-нибудь, наверняка усомнился бы в моем душевном здоровье. Но я ничего не мог с собой поделать, ведь это так удобно!
Наш старый шкаф, где можно было быстро помыть, высушить и погладить одежду, не принимал мелкие вещи, так что приходилось стирать белье самим. Тортус еще ничего, а я так ненавижу стирать! Я бы не только носки совал в шляпу, но и другое белье, если бы не какой-то внутренний барьер внутри, который говорил, что носки шляпа еще потерпит, но вот остальное совать туда не стоит.
Погрузив в цилиндр все, что у меня накопилось, я подождал с минуту. Вынув первый носок, я обнаружил, что он мокрый и как-то странно пахнет.
Я осторожно засунул руку поглубже и нащупал там чашку. Вот те на! Я осторожно вытащил чашку и поставил на стол, а потом откинулся на диван, отказываясь верить глазам своим.
Передо мной на столе стояла чашка, наполненная горячим соевым кофейным напитком! Я не мог ошибиться, только не с этим зловонным запахом!
Дрожащими руками я отнес чашку в раковину и включил кран во всю мощь. Лишь израсходовав половину упаковки моющего средства, я немного успокоился.
Но внутри еще бушевало чувство разочарования. Я просто не мог, реально не мог поверить в такую подставу. Кто положил туда чашку? Лавус? Нет, никто ее туда не клал. Это мне подарочек лично от цилиндра.
Я взял цилиндр. В руках моих было порождение зла. Мне казалось, я чувствую, как там что-то пульсирует. Вероятно, сердце, наполненное чернью. Я пошел с цилиндром обратно к раковине. Я не знал, зачем я это делаю, но я снова открыл кран на всю катушку. Вода в цилиндр лилась очень долго. Я знал, что делаю не что иное, как очередной очень глупый поступок, но это того стоило.
Сначала шляпа извергла мои носки, потом множество купюр вперемешку с кроличьими фекалиями и кормом. Корма, как и какашек, было достаточно много. Не буду описывать, какое удовольствие доставило мне все это разбирать. Но, в конце концов, деньги лежали отдельно и почти не пахли (я долго брызгал на них освежителем воздуха), а отвратный мусор, включая размокший корм, какого я, кстати, не видел ни в одном зоомагазине, был погребен в мусоро-сжимателе. Носки пришлось повесить сушиться.
Шляпу я поместил в шкаф и высушил. Я оделся во все черное, надел очки и шляпу, просто, чтобы было спокойнее. Еще четверть часа возился с Зегнером, пока вконец не испугался, что Лавус или Тортус вернутся домой и разрушат все мои планы. Тогда я осторожно поместил Зегнера в шляпу, аккуратно запаковал ее так, чтобы туда попадал воздух и пошел в клуб, где выступал тот фокусник Вильгельм.
Там мне сказали, что Вильгельм умолял разыскать его шляпу, и что он будет счастлив узнать, что она нашлась. Я сказал, что нашел ее якобы в подворотне, очень грязную, почистил и решил вернуть, так как вспомнил, что видел на Вильгельме такую же.
Вообще, моим первым порывом после чашки соевого кофейного напитка было сжечь шляпу, но мне было жаль кролика. Я чувствовал, что Зегнер как-то связан с цилиндром. За время пребывания у нас кролик весьма облез. Я надеялся, что этот чудак Вильгельм найдет Зегнеру новый корм, а может быть, и новую шляпу. И будет с ним поласковее, когда станет снова засовывать его в цилиндр.
Вскоре Лавус съехал обратно на свою квартиру. Тортус старался избегать разговоров о шляпе. Да я и не особенно порывался говорить о ней. Как-никак, глупая история.
Меня в то время больше занимала другая тема. После того, как на работе выяснили, что я ничем не болел, меня уволили. Я постарался не расстраиваться, все равно работа была тупая и неинтересная.
Несмотря на мое предвзятое отношение к поиску денег, питаться на что-то надо было. Я дал себе зарок найти работу, которая будет мне по душе, а не какую-то халтуру.
Короче, закончилась та история спокойно, даже скучно.
Месяца через два я случайно встретился с Мирей, когда ходил на выставку пост-авангардного искусства (в жизни не бывал на таких, просто там выставлялся знакомый моих знакомых, и меня пригласили). Я осторожно спросил ее, как дела в семье, ведь в тот вечер на ее квартире я много чего наговорил, мало ли что.
Мирей сказала, что муж ее бросил. Он выиграл на аукционе e-Bay какую-то старую шляпу, а потом каким-то чудесным образом оттуда появилась куча денег. Он с этой кучей денег и уехал.
Мирей плакала, когда говорила. Я ее обнял и утешил, как мог. Я сказал, что ее муж - скот, даже нет, кусок фекалий, что он ее никогда достоин не был. Я ей и в тот раз наговорил кучу всего. Я упрекнул ее в том, что она жалеет об его уходе. Я велел ей с этого же дня начать держаться достойно, чтобы привлечь соответствующих парней. Она улыбнулась и растормошила мои волосы.
На нас глазели. Я пожелал ей всего самого лучшего и пару десятков детей. Она рассмеялась и сказала, что никогда не следует ничьим советам, даже дельным. У нее это просто не получается.
Тогда я дал ей координаты моего знакомого доктора Роткела, который был старым занудным романтиком. Не знаю, зачем. Иногда мне кажется, что все вокруг обычные и нормальные, один я оказываюсь не там где нужно и не в подходящее время, а также поступаю неадекватно. Но я утешаю себя, что это лишь признаки заниженной самооценки и пессимизма.
Я, право, так и не понял, что она молола про шляпу и про аукцион, но то было неважно.
Мирей никак не хотела размыкать своих рук. Она пригласила меня зайти в гости. Я отбрыкивался, как мог. Сообщил ей, что завален работой, что еле нашел окно в своем расписании, чтобы прийти на выставку своего лучшего друга, иначе он не стал бы со мной разговаривать.
Она заверила, что я могу заходить, когда мне взбредет в голову. Мирей сказала, что всегда будет мне рада, пускай и посреди ночи.
Я очень боялся ее обидеть, но знал, что не пойду к ней, только если это не будет их с доктором Роткелом свадьба. Да и то вряд ли. На доктора Роткела у меня был своего рода зуб. Но Роткел был славный малый, это точно.
Мы с Мирей распрощались и я пошел скорее домой. Там меня ждал аквариум с семью жабами внутри, который стоял на столе в гостиной, и сопящие звуки Тортуса, задыхавшегося в кладовке. Все как всегда, но я был рад, что я дома.