Он стоит, поигрывая мускулами, пружиня на ногах. Плечи расправлены и откинуты назад, таз вынесен вперёд так , что его естество ощутимо выпячивается сквозь спортивное, в обтяжку, трико. Лицо круглое, взгляд довольный, кажется, ткни его иголкой, и польётся не кровь, а распирающее молодое тело здоровье. Владимир Викторович, наш физрук. Он смотрит на ряд переминающихся семиклассников, как кот на сметану. Щуплые цыплячьи фигуры подростков сильно с ним контрастируют. Таджикистан. 70-е. Конец апреля и уже изрядно припекает. Мы стоим перед ним на школьной спортивной площадке в сатиновых спортивных трусах, которые от семейных отличались только полосками по бокам, в майках без рукавов, и с интересом рассматриваем девочек, пытаясь определить, у всех ли есть трусики под шортами. Трусики есть явно не у всех. Как и лифчики. И их груди упираются острыми сосками в майки. У кого они, конечно, есть - груди. Из подмышек торчат щётки волос, и это почему-то не кажется нам противным. Наоборот. Воображение живо подсказывает, что такая же щёточка торчит у девочки между ног, укрывая желанную и , увы, недоступную для нас мокрую розовую щёлку. Нежный пушок на их ногах и предплечьях золотится на солнце .Стоит ли говорить, что физкультура была нашим любимым предметом, который мальчики старались не прогуливать?
- А это что за явление Христа народу? - указывает Владимир Викторович на щуплую и бледную, как глиста Альбину Ниязову. - Почему я тебя впервые вижу в этой четверти? - возмущается он.
Альбина смотрит на него чуть раскосыми большими глазами испуганной лани:
- Владимир Викторович, я болела, у меня освобождение есть, - оправдывается она тихим голосом, заранее считая себя виноватой. Альбина - аккуратная скромная татарка, твёрдая отличница, послушная и педантичная, из тех учениц, которые никогда не забывают сделать домашнее задание и остаются после уроков в классе вытереть доску и полить цветы. Тройка для таких девочек - трагедия, а двойка просто исключена. Но вот с физкультурой у Альбины не ладится. Она тонкая и бледная, как фарфоровая кукла, кажется, дёрни её посильнее за руку, и она сломается.
- Ничего не знаю. Не сдашь нормы ГТО - будет двойка в четверти. Ты у нас комсомолка?
- Нет, - еле слышно шепчет Альбина, - в комсомол с 14 принимают.
- Всё равно, должна понимать всю важность нормативов комплекса " Готов к труду и обороне!" в сегодняшней непростой международной ситуации, - нагнетает физрук. Альбина чуть не плачет.
Сегодня на уроке мы бросаем гранату. Не настоящую, конечно, - блестящую металлическую болванку- муляж с утолщением на конце.
- Весит она столько же, как настоящая, - говорит Владимир Викторович ,- и кидать её надо под вражеский танк. Танков по близости не видно, и мы бросаем её по очереди на беговой дорожке по краю футбольного поля, на которой мелом нанесена разметка. Когда очередь доходит до Альбины, граната выскальзывает у неё из рук и шлёпается в 5 метрах.
- Альбина подорвалась, - смеются школьники.
Владимир Викторович подходит к Альбине сзади, прижимается к ней и отводит её руку назад так, что видна щётка чёрных волос в подмышке. Показывает, каким должен быть замах. Но всё тщетно - второй бросок не лучше первого.
- Да сожми ты её, - сердится Владимир Владимирович, теряя терпение,- она же у тебя из рук валится. Но глаза его при этом смеются: чувствуется, процесс обучения доставляет ему удовольствие. Его забавляет беспомощность этого цыплёнка. Наконец, он берёт гранату и бросает её далеко за край футбольного поля, ребята одобрительно ахают, и кто-то уже бежит искать её в зарослях полыни. Из нас никто и в половину такого расстояния не бросал.
- Вот так надо, - объясняет довольный собой учитель.
- Зайди ко мне после уроков, я с тобой позанимаюсь, - говорит ей тихо, отведя в сторону. Глаза Альбины наполняются благодарностью и надеждой:
- Спасибо, Владимир Викторович.
После уроков она робко заходит в физкульткабинет. Физрук сидит, откинувшись на стуле. На полке за спиной стоят кубки, на стене висят грамоты и вымпелы, по углам валяется спортинвентарь. Пахнет потом и кожаными матами. По румянцу на щеках видно, что Владимир Владимирович уже хорошо расслабился. На полу у стола стоит початая бутылка "Памира".
- Владимир Викторович, мне переодеваться? - робко спрашивает Альбина. Физрук в недоумении: кто эта пигалица и что делает в его кабинете, но потом вспоминает, и его взгляд оживает.
- Переодевайся...И возьми веник, заодно подметёшь раздевалку. В женской раздевалке Альбина вновь одевает майку и спортивные трусы , подметает пол, сваливает мусор из совка в ведро и по гулкому пустому коридору возвращается в физкульткабинет.
- Подойди, - приказывает учитель Альбине. Она послушно подходит:
-Владимир Викторович, - просит она, - не ставьте мне двойку в четверти. Меня папа убьёт. У меня по всем предметам хорошие оценки. Может, мне спортзал убрать? - с надеждой спрашивает она, - Или вы меня потренируете.?
- Понимаешь, Альбина, тебе надо руку укреплять,- нахмурившись, отвечает ей учитель. Он как врач ощупывает мышцы её рук, мнёт бёдра , груди и зачем-то попу, и Альбина не понимает, чем ей попа-то поможет в нелёгком деле уничтожения вражеских танков. Потом Владимир Владимирович берёт её ладонь, засовывает за резинку своих спортивных трико, кладёт на член и говорит глубокомысленно:
- Представь, что это рукоятка гранаты.
Он обхватывает её податливой ладонью свой член и задаёт нужный ритм. Альбина послушно повторяет его движения.
- Крепче держи, - говорит он , и видя, что она не отдёргивает руку, снимает свою ладонь с её, освобождая из-под трико своё хозяйство. Удивительно, но его большой розоватый член с припухшей головкой на конце действительно похож на гранату.
- Надвигай кожу на самую головку,- учит он, - а потом сдвигай вниз на корень. Альбина внимательно слушает и старается, как может.
- А вам не больно? - спрашивает она и по застывшему взгляду учителя понимает - ему не больно. Головка темнеет от прилившей крови, ствол твердеет и на нём проступает красивый узор из переплетённых голубых вен.
- Плюнь на него,- приказывает Владимир Викторович, а у Альбины от волнения всё пересохло во рту , и не понимает она, как можно плевать на учителя, но как умная девочка она догадывается, что член надо как-то смочить и находит правильное решение - просто берёт его в рот. Учитель хватает её за косички и надвигает на себя. Его хуй такой большой, что если бы Альбина не держала его за основание рукой, он зашёл бы ей в горло, но и так она чуть не подавилась, и рот сразу же наполнился слюной. По стону, который не смог сдержать Владимир Викторович, Альбина поняла, что дело пошло лучше. Её охватила гордость за то, что она тоже на что-то годна. Пусть она не умеет бросать гранату, за то может заставить стонать от удовольствия большого и красивого мужчину, её учителя, у которого, конечно же, много подруг - сверстниц.
- Языком...,- шепчет Владимир Викторович, - рукой.....быстрей.... ещё быстрей...
И вот он кончает! И она вынуждена глотать, чтобы не захлебнуться.
И позже выяснилось, что она всё сделала правильно и хорошо, и если она завтра прейдёт, то будет ещё лучше. И каждый, каждый день она с нетерпением ждала конца уроков, незаметно проскальзывала в физкульткабинет, сама закрывала дверь изнутри на заранее вставленный в замок ключ, с нетерпением, как будто век его не видела, доставала из штанов хуй, брала его в рот, как любимую соску, и сосала, сосала, сосала! И стремясь растянуть своё удовольствие, подолгу не давала учителю кончать, так, что у того яйца звенели от возбуждения, и он поверить не мог, как такая пигалица, такая сопля может доставлять столько удовольствия.
Никогда Альбина не уходила на летние каникулы с такой неохотой, как в тот год. Может, действительно рука окрепла, но с тех пор по физкультуре у неё была твёрдая пятёрка.
Я приехал в Ленинабад на летние каникулы после 1 курса ленинградского горного и встретил Альбину, свою бывшую одноклассницу, на танцах в Чумчуке ( парк отдыха на острове посреди Сыр-Дарьи с колесом обозрения и танцплощадкой.) Мы говорили, вспоминали одноклассников и учителей. На вершине колеса обозрения, когда кресла поднялись над залитым вечерними огнями городом, сбылась наконец-то моя школьная мечта: я залез к ней в трусы и с удивлением обнаружил, что Альбина бреется. Пальцы скользили по гладкому лобку и легко нашли уже мокрую щель.
- Не здесь, - сказала Альбина и отодвинулась
.- Как ты сладко пахнешь, - ответил я, вынув руку из её трусов и нюхая пальцы. Танцы заканчивались поздно, автобусы уже не ходили, и я провожал её домой до 20 квартала. Мы шли пешком, целуясь под каждым деревом, а деревьями в Ленинабаде засажены все улицы; и у меня так заболело в паху от непрерывного стояка, что я не мог идти. И тогда она опустилась на колени прямо посреди безлюдной улицы. Расстегнула мне джинсы......
А потом в ответ на вопрос: Где она научилась так восхитительно сосать? - рассказала эту историю.
- Слушай, какой гад! - возмутился я.
- Ну, почему - гад. Тебе разве было плохо?
Мне было хорошо. И это мягко сказано. Мне было хорошо, как никогда до и после.
- А ведь это он научил, - продолжала Альбина, - Ты математичку нашу помнишь? Хорошая была математичка. И теперь скажи, тебе алгебра хотя бы раз помогла? Похоже, Владимир Викторович - единственный учитель, чья наука помогает мне в жизни. Он добрый был. Ни разу не полез мне во влагалище. Знал, что у нас, мусульман, с этим строго, и я вышла замуж девственницей, и муж мой меня на руках носит.
- Ну, а в попу? - интересуюсь я.
- Так тебе всё и расскажи, - смеётся Альбина, - своим членом он бы порвал меня, как Бобик грелку, мне же 13 было.
- А меня ты в попу впустишь?
Она трогает рукой мой набухший член, прикидывает размер:
- Ну, если только на головку.
Мы заходим в тень, и Альбина упирается руками в морщинистый ствол старого тутовника.