Мелодрама - моя сфера, love-story - мой горький хлеб.
Тысячу раз я писал о любви, тысячу раз я подыскивал слова. Те самые, подлинные, настоящие... находил неизменно - крашеная блондинка, длинные ноги, грудь, - просто наваждение какое-то.
Сигареты без фильтра, секс без презервативов, - я люблю жизнь во всей её полноте. Вот только годы. Мне тридцать шесть.
Немало.
Особенно по утрам.
В моей жизни случалось множество женщин, пальцы левой руки достаточно пересчитать. Большой была Света. Следующая - Татьяна, указующая, как перст, на мои недостатки, указательная Татьяна, рыжеволосая Танька, ты была следующей. Средним пальцем определим Анастасию Ких. Хотя средняя и не совсем подходящее слово, не то, не то, скорее средненькая, быть может, даже посредственная, эге ж. Безымянной была и осталась та девушка на пляже, в девяносто шестом.
Мизинца у меня нет.
Представляете? - не с кем оттопыриться, хлебая кофе в гостях.
Может, оно и к лучшему. Дактилоскописты и так сошли бы с ума, изучая оставленные мной отпечатки.
Я - писатель.
Моё кредо - ни слова правды.
Иначе мне пришлось бы рассказать, что толстые женщины с рыхлой грудью на редкость примитивные существа, - прости, Света.
Я высасываю свои истории из пальца, чаще всего из безымянного. Уж слишком запало в душу ночное небо, звёзды, сонный шёпот прибоя. А вот девушку не помню. Какое-то тело, пахло рыбой и дешёвым портвейном, - не помню.
Я - писатель.
По правилам литературного изложения, она должна была хохотать над моею претензией, запрокинув голову, разметав белокурые локоны, - сводить с ума.
Она молчала. Поджав губы. Скрестив руки.
Музыкальный центр делал обстановку невыносимой, - I have nothing.
Потом она предложила:
- Давай расстанемся друзьями.
Я не слушал её, я полез целоваться. И мы расстались, но уже родственниками, - она мать моего ребенка. Двадцатого сентября ему исполнится год.