На улицах Центрального округа не было машин. Иван с любопытством осматривал двухэтажные особнячки, которые казались пустыми. Окна плотно зашторены, а на дорожках и газонах ни души. Вымерли, что ли, все? Да нет. Алиса сохраняет полное спокойствие. -- Здесь все сообщение под землей. Из дома можно попасть в любую точку и любой дом округа, -- подсказала она. Но не все, видно, предпочитали подобный образ передвижения. Им навстречу раскованной походкой шла женщина. Обычная женщина средних лет. Вертела в руках зонтик, улыбалась. "Как она очаровательна", -- подумал Иван и, еще не понимая, в чем заключается ее очарование, улыбнулся в ответ. -- Алиса, деточка, как ты похорошела, -- заворковала дама и полезла к Алисе целоваться. Та фыркнула, как кошка, и отстранилась брезгливо. Иван недоумевал. -- Эта женщина очень нехорошая, -- обернулся Вася к Ивану. -- Да чем? -- возмутился тот. Он в жизни не встречал более обаятельной дамы. Наконец они дошли до веселого розового особнячка, и Алиса толкнула резную деревянную калитку. Она старалась сохранить спокойствие, но слишком резкие, порывистые движения выдавали ее волнение. Навстречу им с громким лаем выскочил огромный, лохматый пес неизвестной породы. Пес выл, скулил, кружился возле Алисы, а она, схватив его за большие уши, притянула к себе и стала неистово целовать мохнатую морду. -- Это мои друзья, -- указала Алиса собаке на Ивана и Васю. Пес принял грозную стойку, но тут же завилял хвостом и побежал знакомиться. Он доверчиво сунул холодный нос в руку Ивана и дал ему лапу. -- Цезарь -- единственная родная душа в этом доме, -- с грустью поглядела на окна особнячка Алиса. Двери отворились перед ними автоматически, и они вошли в достаточно скромно обставленный дом, поднялись на второй этаж и вошли в очень светлую залу с золотистым паркетом и старинной мебелью. За небольшим столом сидели мужчина и женщина. Они так радостно улыбнулись всем вошедшим, что рот Ивана непроизвольно расплылся в ответ. Сенатор Владимиров и его жена поднялись разом. Он был красив и величественен, но руку Ивану пожал сильно, дружески и как-то просто, подчеркивая пожатием равенство между ними. Рыжеволосая, тонкая в талии дама поцеловала ошеломленного Ивана и Васю. -- Дарья, -- представилась она. Иван отметил сходство между матерью и дочерью и в ту же секунду понял, что дочь в красоте уступает матери. Алиса стояла позади отца с матерью и глядела на них испытующе исподлобья, как упрямый ребенок глядит на чужих дядей и тетей, зная, что нужно подойти и поздороваться, но не желая этого делать. -- Ты можешь пройти в свою комнату, -- сказала дочери мать. -- Мы там ничего не трогали. Или хочешь принять ванну? -- Это мои друзья, -- представила их Алиса. -- Мы поняли, -- улыбнулась мать. -- Точнее, Иван -- мой муж. Сенатор молча поклонился, а Дарья припала еще раз к его щеке. -- Очень рады, очень тронуты. И в самом деле, их лица выражали глубокое удовлетворение. Казалось, что они знали Ивана как хорошего, порядочного человека и перед приходом компании ожидали, готовились радостно встретить их как молодоженов. За столом, серебряными вилками поддевая нежные кусочки форели, сенатор и его супруга без напряжения вели светскую беседу. Говорили только они. Алиса зло кусала губы, Иван ошеломленно молчал, а Вася тем более не претендовал на роль собеседника. Но папа с мамой, казалось, ничего не замечали. Потом изящная Дарья принесла поднос с большим графином гранатового сока. -- Вы, может быть, хотите вина? -- обратилась она к Ивану и дочери одновременно. -- У тебя в комнате бар, как всегда, полон. -- Нет, -- покачала головой Алиса. Выпив сок, Алиса повела Ивана в свою комнату. Вася, как обычно, исчез по дороге. В комнате Алисы был такой беспорядок, что пришлось Ивану поработать, прежде чем он освободил два кресла и столик. -- Там кровать, разрой ее, -- вяло указала рукой Алиса на угол комнаты, заваленный картинами, графическими набросками на бумаге, эскизами. Иван свалил все в кучу, освободил кровать и только потом понял, как небрежно обошелся с рисунками Алисы. -- Так ты художница? -- удивился Иван. -- Извини, я не понял сразу, что все это твое. -- Да нет, ничего. Это не картины, а просто тренировка руки и глаза. Иван молчал. Гнетущее настроение подруги передалось и ему. -- Ты заметил, какой от них идет холод? -- с брезгливой усмешкой вымолвила через силу Алиса. -- Мне они показались замечательными. -- Нет, холод от них, страшный холод, -- уже спокойно повторила Алиса. -- И я предупреждаю тебя, Иван: никому не верь здесь. В Центќральном округе есть хорошие люди, но их не так много. Для начала запомни: вежливость и любезность, проявляемые в любой ситуации, -- лучший способ сохранить собственное спокойствие и здоровье. Чем доброжелательнее ты реагируешь на чужие реакции, тем больше оставляешь в себе энергии. Вежливость и приветливость в Центральном округе -- это гигиеќна духа. А здесь живут очень гигиеничные люди. И еще, самое главное. Я не хотела тебе говорить раньше... Помнишь, когда в округе интеллигенции мы поссорились и ты выбросил меня в окно... Я, конечно, обиделась и не хотела тебя больше видеть. Но ко мне пришел Жуков. Он сказал, что твое разочарование во мне -- это твой приговор. Они потаскают тебя еще по округам, потом ты встретишься с капитаном Петровым... вы побеседуеќте, и тебя опять превратят в алкаша. -- Жуков мне сказал то же самое. -- А ты хочешь опять в алкогольный округ? -- Нет! -- неожиданно твердо для себя произнес Иван. -- Вот и я подумала, что не захочешь. Во всю эту историю ты попал из-за меня. А я попала в нее из-за папаши и Каштанова. -- Не знаю, что и сказать. -- А я, милый, не знаю, что делать. -- Поговори с отцом. -- Он не защитит нас. Он очень умный человек. А здесь, в Центральном округе, идет борьба. Он наслаждается этой борьбой, наслаждается своим умом. А брать за меня какую-то ответственность -- значит подставить противнику незащищенное место. Я и так для него кость в горле. -- Он, наверное, презирает меня, -- предположил удрученно Иван. Ему сенатор был все-таки симпатичен. -- Презирать -- значит тратить эмоции. Поэтому он к тебе никак не относится. Ты для него -- пустое место. Пойми! Если он борется с сильными людьми, то его ярость, ненависть, презрение нужны для борьбы. Чтобы человек почувствовал, что его презирают, необходима колоссальная концентрация этого самого презрения. Тогда она дойдет до объекта. В том мире, в котором ты жил до алкогольного округа, люди в большинстве своем и не догадывались, как к ним относятся другие люди. Женщина могла любить мужчину десять лет и жить с ним на одной лестничной площадке, а он и не догадывался об этом. -- Послушай, -- разозлился Иван, -- но как можно использовать это твое "концентрированное" презрение, например? -- О! Тут мы имеем дело с очень сильным оружием. В какой-то важный момент, когда кто-то сконцентрировался для того, чтобы сделать пакость Владимирову, его вдруг обжигает открытие: Владимиров его презирает! Его! Такого умного, такого способного! Как он смеет! Почему! Ведь искреннее презрение для иных страшнее и, конечно, оскорбительнее, чем ненависть. И вот противник выведен из равновесия. -- Но раз вы все такие умные, то что, он не может догадаться, что с ним играют? -- В том-то и дело, что не играют! Все не понарошку, а на самом деле. -- И вот представь, папа будет обращать внимание на тебя, на меня, на маму, на собаку, любоваться природой, искренне общаться с подчиненными. Подумай, сколько эмоций он растратит. -- А мама твоя тоже такая? -- Да, -- покраснев, ответила Алиса. -- Слушай, -- почти прошептал Иван, -- что мне делать? Как вести себя в вашем мире и что говорить? -- Конечно, лучше бы тебе молчать, но... -- Алиса развела руками. -- Так что говори все, что хочешь. Все равно на тебя здесь никто не обидится...
Иван проснулся от артиллерийской пальбы и увидел красно-сиреневые всполохи в окне. Инстинктивно он закрыл собой спавшую рядом Алису. Война! Переворот? -- Успокойся, это фейерверк. Ночной маскарад. Алиса встряхнулась, как кошка, подошла к окну и сказала тихо: -- Красиво! Давно я такого не видела! Иван встал рядом. И вдруг залпы стихли, но миллионы разноцветных столбов, миллионы сгорающих звезд продолжали взвиваться к небу. Иван хотел спросить, почему исчез звук. Но в черном небе появились огромные огненные всадники, лавина их устремилась в бесконечность. -- Это светоэффекты, -- объяснила Алиса, заметив удивление Ивана. -- Поразительно красиво. -- Да, -- подтвердила она, -- можно любоваться всадниками изо дня в день годами, десятилетиями, и никогда не надоест. Всадники бесшумно выплывали прямо из-за крыши дома, и Иван отчетливо увидел напряженные, гордые позы воинов в латах, их угрюмо-торжественные лица. Сотни и тысячи уходили караваном в бесконечность. Ивану стало жутко. Если бы хоть какой-то шум сопровождал это движение. Но нет. Над городом стояла полная тишина. -- Но свет рассеивается там, вдали, -- сказал Иван. -- Они исчезают? -- Не знаю, -- пожала плечами Алиса. -- Кто знает этих современных изобретателей! Может быть, "золотые ребята" так и плывут через всю Вселенную. Им не страшно. Они неживые. -- Выйдем на улицу, -- робко предложил Иван. Алиса накинула легкое платье, Иван поспешно натянул брюки и рубашку. На улицах города стояли, расхаживали, плавали на лодках в искусственных прудах веселые, беззаботные люди в масках. Ивану словно дышать стало легче, когда он очутился среди разнообразно одетой толпы. И никќто ровным счетом никакого внимания не обращал на Алису и Ивана. Ивану захотелось, чтобы Алису кто-нибудь остановил, заговорил с ней. -- Как они любят маски, как они любят лицедействовать, -- вполголоса говорила Алиса. Между тем улицы становились все многолюднее. Алиса решила показать Ивану местный ресторан, заявив, что там сейчас бал. Увидев недоумение на лице Ивана -- какой бал может быть в ресторане? -- Алиса, усмехнувшись, объяснила: -- Здесь любят давать всему приличные названия. Никто не скажет: "Пойдем, напьемся в кабак и подцепим там девочек", но скажут: "Пойдемте на бал". Учти, это не идиотизм, это стиль жизни ханжей и лицемеров. Иван привык верить Алисе на слово, но когда он вошел в огромную залу, освещенную сотнями висячих старомодных люстр, в которых горели свечи, когда он увидел кавалеров во фраках и дам в бальных платьях, слова женщины показались ему преувеличением, бравадой. Она же, в своем легком платьице, ничуть не смущалась всего этого великолепия, прошла через всю залу, взяла Ивана за руку и потащила вниз по лестнице. Здесь был бар. Алиса села за столик. Мелькнула знакомая физиономия. Эдвард? Вроде он. С волчьей улыбкой и желтыми глазами. Он помахал Ивану рукой. Увидела Эдварда и Алиса. Она кивнула ему и указала на пустое кресло перед собой. -- Воркуете, голубки. Иван не обратил внимания на его развязный тон. Он увидел, что вмесќто желтых зубов у Эдварда были вставлены железные. И Алиса ими заинтересовалась. Эдвард сделал кислую мину, но рассказал о недавнем происшествии. Оказывается, когда он в очередной раз зашел в гости к поэту, нервная жена этого беззащитного человека метнула в Эдварда сковородой. Бедная женщина и сама не ожидала такого эффекта. Сковорода, словно бумеранг, в последний момент крутанулась и выбила почти все зубы Эдварду. -- Почему тебе не вставили нормальные зубы? -- поинтересовалась Алиса. Пострадавший рассказал, что он явился к врачу-косметологу, и тот сказал, что Эдварду пойдут зубы железные. Более того, они украсят физиоќномию специалиста по поэтам. Алиса расхохоталась. В это время в бар зашли ее знакомые мальчики, и она ушла к ним. -- Ну что, -- подмигнул Эдвард желтым глазом Ивану, -- страшно? Иван опешил от подобного вопроса. Он ждал продолжения. -- Нам, реликтам, просто так не разрешают появляться в Центральном округе. Я тут по службе, а ты зачем? -- Да так просто... -- пробормотал Иван. -- Эх, старик! Просто у них ничего не бывает. У них все сложно. "Может быть, его подослали ко мне?" -- подумал Иван. Эдвард закурил и прищурился. -- Думаешь, я не понимаю, что они ради издевательства вставили мне железные зубы? Шутки у них такие. Все понимаю. Но терплю. Меня они на службу давно взяли, а вот тебе будет плохо. Поверь мне. Странно, но в словах Эдварда почувствовалась искренняя теплота. -- Жуков о тебе вспоминал, -- продолжал Эдвард. -- Вот хитрющий мужик! Очень тебя хвалил. Душевный, говорит, парень, а в такую историю влип. -- А ты не боишься, что за твои откровения... тебе и железные зубы выбьют? -- Нет, не боюсь. Если меня спросит капитан Петров, я ему все честно расскажу. А когда с ним по-честному, то и последствий никаких. У этих ребят принцип правильный по отношению к нам, реликтам: говори и думай что хочешь, но делай то, что мы тебе скажем. Вот так, дружок. А тебя на службу они не возьмут. Ибо сам служить не захочешь. -- "Они" -- это высшая каста? Избранные? -- Что-то вроде этого, только слово "избранные" мне не нравится. Никто их не избирал. Сами влезли. Ишь, гуляют. -- Да ты вроде тоже гуляешь. -- Я гуляю как слуга, а они как хозяева. -- Что-то не вижу разницы. -- Не видишь? -- зло ощерился Эдвард. -- А хочешь увидеть? Выйди потихоньку без Алисы в залу, где бал. Иван в ту же секунду поднялся, как будто ждал подобного предложения. То его Алиса пугала, то теперь Эдвард. Подумаешь, испытание -- выйти в бальную залу. Бросив взгляд на Алису и убедившись, что она увлечена разговорами, он в два прыжка оказался у двери: еще несколько шагов -- и яркий, но не режущий глаза свет свечей радостно встретил его. Он осмотрелся. Знакомых не было. Подойти не к кому. Ну что ж, он и один постоит. Иван скрестил руки на груди, ожидая, что же будет. К нему кто-то подойдет и его уведут отсюда? Он стал смотреть на широкие двери залы, но никаких людей, похожих на охранников, не заметил, зато подошла дама. Была она высока, стройна и некрасива. Но эта некрасивость только в первый момент бросилась в глаза Ивану. Женщина была настолько обаятельна, так красиво улыбалась, что казалось, от нее исходил свет. -- Вы тот самый новый друг Алисы, о котором все говорят? -- спросила она. "Новый друг, -- отметил про себя Иван. -- Значит, и до меня Алиса удивляла своими знакомствами". Но он, естественно, не стал отрицать, что он друг Алисы. Дама стала восторженно говорить об Алисе, о ее прелестной внешности, уме, о ее разнообразных друзьях. -- Вы, по-моему, очень-очень импозантны, -- произнесла дама немного в нос и лукаво посмотрела Ивану в глаза. В этот момент произошло что-то непонятное. Иван улыбнулся в ответ, но почувствовал резкую боль, словно его укололи длинной, тонкой иглой в бок. -- Я люблю огромных мужчин, -- приглушенно продолжала дама. И снова острый укол. В это время подошла другая дама. -- Представляю тебе нового друга Алисы, -- сказала первая дама. Вторая дама благосклонно подала Ивану руку. Он неловко пожал ее и тут же отдернул руку. У него было ощущение, будто он схватился за раскаленную ручку сковороды. Дамы же ничего не замечали и продолжали ворковать. Иван стал испытывать ту страшную тяжесть, какую однажды даже испытал под взглядом Алисы. Его мутило. Он пытался отвести глаза от двух очаровательных женщин, но не мог. Тяжесть давила на него, валила с ног. Он готов был уже взмолиться, попросить о пощаде. Он все понял. Его сознательно истязали. Алиса, кажется, сказала тогда, что, пока он остается человеком, никто не сможет преодолеть его волю. Прижавшись спиной к стене, Иван попытался улыбнуться спекшимися губами. Он хотел сказать этим садистќкам, что презирает их, но разбухший язык не слушался его. -- Пошли вон, суки, -- отчетливо над его ухом прозвучал голос Алисы. Дамы бросились прочь. Алиса гладила Ивана по лицу. Он постепенно приходил в себя. -- Ну что, дружище, -- крикнул из-за спины Алисы Эдвард, -- начал кое-что соображать, миляга! -- Я им не сделал ничего плохого, -- прошептал Иван. Одежда его была мокрой от пота. Он вздрагивал всем телом. По лицу катился пот. Иван казался себе жалким, ничтожным и, главное, униженным в глазах Алисы. -- Именно этого я и ожидала, -- поморщилась она. -- Никуда, слышишь, никуда не отходи от меня. Тебя никто не посмеет тронуть, пока я рядом. Теперь ты понял, почему я назвала тебя своим мужем? Эти твари просто не знали об этом. Они думали, что ты... моя игрушка. -- Чем они меня давили? -- Ивану удалось улыбнуться. -- Биополем, что ли? -- Вроде того, -- вздохнула Алиса. -- Вот так тут, Иван, все и живут. Упадешь, сломаешься, и затопчут тебя... биополями. Иван пошевелил руками, сделал пробный шаг, отошел от стены. Алиса подставила ему свое плечо и повела его, как раненого, к выходу. А вокруг как ни в чем не бывало танцевали красивые пары. И мужчины, и женщины благоухали, улыбались, смеялись. Только теперь их смех стал казаться Ивану жутким. Вместо улыбок он видел оскалы. -- Прозрел, прозрел, -- шептала Алиса.