Санна : другие произведения.

Стань моей тенью

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    После "игры воображения" случались и другие игры...

Стань моей тенью.

  

"Мои ощущения свидетельствовали о том, что я все еще существую,

но отнюдь не в качестве полноценной человеческой единицы.

Скорее уж я был просто точкой на плоскости, точкой, через

которую можно провести бесконечное количество прямых".

М. Фрай

  

1. Точка зрения.

  
   "Прошлое никогда не умирает. Оно даже никогда не проходит", - эту, безусловно, ценную мысль я услышала по радио. Среди двусмысленного трепа она выглядела совершенно инородно: я просто не могла не заметить ее. Вся моя жизнь отразилась в одной короткой фразе. Я чуть было не отправилась ее записать: так точно она прозвучала.
   Я существовала в прошлом с большим удобством, нежели в настоящем, я хорошо изучила его привычки и маленькие странности, и вполне могла бы подрабатывать гидом по минувшему, если бы этот вид туризма приобрел размах.
   Но покуда нас, путешественников, на свете немного. О, мы всегда вели странную, призрачную жизнь, быть может, ненормальную, но привлекательную для человеческой натуры. Интереснее, чем мы, живут только Наблюдатели - высшая каста нашей научной отрасли. Они, если можно так выразиться, органичнее для эпохи, в которой вынуждены жить, чем настоящие обитатели этой эпохи. И в то же время находятся как бы в стороне от нее. Их блестящие способности к анализу окружающего мира всегда приводили меня в восхищение. Как и умение (именно умение, сама я не способна к этому в принципе) ни во что никогда не вмешиваться.
   Дискуссии о службе Наблюдателей стали понемногу одним из моих любимейших развлечений. Спорить я никогда не любила, но беседы с Наблюдателем вряд ли можно квалифицировать как споры. Скорее как неспешный обмен мнениями, имеющий целью не переубедить оппонента, а пополнить собственную копилку знаний по любому вопросу.
   -Все зависит от точки зрения, Анна, - резюмировал свою речь Алеша Черевин, допивая далеко не первый бокал вина.
   На это я рассмеялась.
   -Ну, конечно, взирать из окна замка куда сподручнее, чем, к примеру, из лачуги бедняка.
   Лешка поморщился от моей недогадливости.
   -Да я совсем не об этом. Суть деятельности Наблюдателя состоит во взгляде со стороны. Трезво анализировать события, не принимая в них участия - вот что самое трудное.
   Он говорил об этом не впервые. И я хорошо знала, насколько он прав. Будь на месте каждого из Наблюдателей толковый робот, обученный обобщать события и регулярно отправлять отчеты в наш Экспериментальный Институт - уж как бы складно шла их работа...
   Однако главная ценность Наблюдателей заключалась именно в том, что все они были людьми. Только человеческий взгляд на события ценился высоко, человеческий - и совершенно беспристрастный. Теряя равновесие, Наблюдатель терял себя.
   Случалось, они воображали себя богами. И тогда рушили те маленькие мирки, что их окружали, рушили - и исчезали вместе с ними.
   Бывало, они становились слишком людьми, теряя беспристрастность, и пытаясь прижиться там, где должны были только анализировать. И растворялись в дебрях прошлого, превратившись в простых обывателей. Они так стремились к этой перемене, но я не поручилась бы ни за одного из них в том, что они делались счастливыми.
   -И что, ты никогда не вмешиваешься? Ни во что и никогда? - мой вопрос был из разряда запрещенных.
   На самом деле я прекрасно знала, что однажды - из-за меня - Алеша рухнул с высот профессионализма прямиком на жесткую почву сложной исторической ситуации. И, надо сказать, вышел из нее с честью, сумев помочь мне, насколько это возможно.
   Сейчас же я всего только провоцировала его на развитие любимой темы.
   -Я вмешиваюсь, - терпеливо разъяснил он мне, - Но лишь в то, во что можно вмешаться... Или в то, во что не вмешаться нельзя. Во всех остальных случаях чем мы незаметнее, тем лучше для всех.
   -Завидую, - я на самом деле всегда ему завидовала, - Вот мне никогда не удавалось стать незаметной.
   -Тебе и не положено. Да и не вышло бы: как можно не заметить такое очарование!
   За галантной отговоркой крылась суровая правда. Когда я, покоренная романтикой службы Наблюдателей, попросилась на новую должность, шеф долго смеялся.
   -Если ты прикинешься глухонемой, укоротишь свой рост сантиметров на двадцать, и поменяешь цвет волос, тогда, пожалуй...Да, еще придется сделать пластическую операцию: у тебя слишком запоминающееся лицо.
   Обижалась я тогда недолго - моя собственная профессия тоже была совсем неплоха.
   Но одна мысль прочно засела в моей голове: нужно учиться быть незаметной, учиться делать свое дело, не привлекая к себе ненужного внимания. Увы, в этой области мне было весьма и весьма далеко до совершенства.
   -Ну, а если бы ты не стал Наблюдателем, кем бы ты мог сделаться? Какое занятие кажется тебе наиболее приятным? - странное дело, мы давно знали друг друга, но никогда не говорили о том, кем могли бы стать.
   Мы словно заранее были обречены на тот род занятий, какой в результате избрали.
   Алеша немного подумал, и мечтательно улыбнулся.
   -Знаешь, наверно, литератором. На мой вкус нет ничего более соблазнительного, чем ловить мысли, что носятся в воздухе, и наряжать их в одежды слова. Пышные или простые, роскошные или бедные - как получится. Представь, ты придаешь очертания тому, что каждый знал почти с рождения, но никогда не мог сформулировать! "Властитель дум" - так, кажется, это называлось прежде. Самая изысканная форма власти... И самая беспредельная.
   Я задумчиво покивала ему, размышляя о том, насколько вообще разнообразна власть. Взаимосвязь господина и слуги, народа и вождя намного сложнее и крепче, чем мы можем себе представить. Хоть раз в жизни каждому приходится служить и властвовать, иногда даже одновременно. И не та власть, что навязана нам извне, а та, что принята нами изнутри, есть самое непреложное, самое безраздельное господство над нами.
   -Уж ты, наверно, насочинял бы историй! - я улыбнулась, отгоняя задумчивость.
   -Да, не упустил бы случая. Могу даже и приврать, все равно никто не поверит ни единому слову, так какая читателю разница, где правда, а где художественный вымысел? - в тон мне весело откликнулся Лешка.
   Для человека, незнакомого с практическими занятиями по мировой истории, и сотой доли наших приключений хватило бы в качестве сюжета фантастического романа. Именно фантастического, а не исторического, потому что, при ближайшем рассмотрении, многие общеизвестные факты из прошлого выглядели совершенно по-новому. По этой простой причине теоретики исторической науки всегда смотрели на нашу контору свысока, как на сборище авантюристов. И если даже пользовались нашими услугами, всегда потом отчего-то забывали упомянуть об этом в отчетах. Может быть, с их точки зрения, мы и впрямь представляли собою противоестественное явление, искажающее стройный мир логических научных построений.
   Но как бы там ни было, все оставались при своем, как и в большинстве случаев в этом подлунном мире... Все, но только не я.
   Я, наверно, была самой непрофессиональной из "практиков", хотя шеф всегда утверждал обратное. Ни одного раза, ни единого самого эпизодического путешествия у меня не обходилось без чрезвычайных ситуаций. Тихо сделать свое дело и удалиться обратно в благополучное будущее - было для меня недоступной роскошью. Я вечно ввязывалась в самые авантюрные проекты, обрастала в процессе командировок людьми и обстоятельствами, и в финале выдиралась изо всего этого с потерями разной степени тяжести и огромными моральными затратами. Мне вообще долгое время казалось, что я одна такая, и все остальные, кроме меня, делают свое дело гораздо быстрее и лучше. Встречая людей своего типа, я всякий раз искренне удивлялась, хотя здравый смысл, не переставая, нашептывал мне, что мой способ выполнения возложенных на меня задач самый верный.
   В конце концов, я примирилась со своим нестандартным профессиональным подходом, относя обязательный моральный ущерб на счет издержек производства. Так или иначе, но я понемногу училась воспринимать философски те казусы, что подсовывала мне судьба.
   Я училась, и каждый раз сама себя клятвенно заверяла, что уж в следующий раз не попадусь на крючок чувств - своих и чужих. Но благие намерения, как и следовало ожидать, снова и снова выстилали дорогу в мой личный маленький ад.
  

2. Вводя себя на роль героя.

  
   Высоко в небе кружились вороны. В свинцовом небе их черные крылья выглядели особенно зловеще, и словно предвещали беду. Но ей были безразличны все дурные приметы - она ехала домой.
   Ариана Локвуд мало что помнила из своей прошлой жизни - милосердная память сохранила только хорошее, укрыв все беды за плотным пологом забытья. Белокурая малышка, собирающая ягоды на пригорке...танцующая под любящим взглядом матери...уезжающая куда-то тайно, под покровом темноты во спасение своей жизни под охраной старого слуги... Все эти воспоминания принадлежали ее прошлому, и в то же время были ей чужими. Во всяком случае, в худощавой девушке с тонким шрамом на щеке, крепко держащей поводья собственной жизни, давно должно было умереть это безмятежное дитя. Суровые времена - суровые сердца, так, кажется, пелось в старинной балладе? Иногда она проклинала необходимость быть такой, какова она была, и все же...ни за что не смогла бы сделаться другой.
   Чертова дюжина лет миновала с тех пор, как совершилось главное зло в ее жизни, а она до сей поры не знала, кто же совершил его. Неведомый злодей, лишивший жизни ее родителей и старшего брата, спокойно ходил по этой земле, воевал, бражничал, любил женщин и радовался жизни. Иногда она старалась представить себе его ненавистное лицо, и черты его даже виделись ей, тускло, будто во сне. Мечта о мести давно стала одним целым с ее существом, хранилась, как самое дорогое, в дальнем уголке ее сознания, с тем, чтобы напомнить о себе в подходящий момент.
   Она могла бы думать примерно так, и готовилась бы примерно к такой жизни, но...
   Придется начать сначала. На самом деле все было намного проще, а может быть, наоборот, гораздо сложнее. Ариана Локвуд умерла в изгнании, семи лет от роду, и не успела превратиться в девушку, описанную мною в начале. Именно по этой весомой причине Марго смогла занять ее место. Так что это она была той юной дамой, именно она крепко держала поводья своей жизни...и надежно прятала внутри себя одной ей ведомые надежды.
   Ее путешествие было тайным: она долго добиралась на родину из Наваррского королевства, и сопровождали ее лишь самые верные люди. Среди них была и никому не знакомая чужестранка, говорившая по-английски со странным, вовсе не наваррским, акцентом. На роль чужестранки приняли меня, хотя и с изрядным скрипом.
   Меня вообще не собирались посылать в новую командировку. Английское Средневековье считалось настолько опасной эпохой, что рисковать шеф не хотел. Он так и не захотел, но просто вынужден был смириться.
   -Я долгое время нигде не была, и мне абсолютно все равно, чем закончится мое путешествие, - в моем голосе не было ничего, кроме усталости.
   В голосе шефа, напротив, звенел металл благородного негодования.
   -Твоему сыну всего только год, - напомнил он строго.
   -Моему...простою - вдвое больше, и все это время... - объяснять, в общем, ничего не требовалось.
   Шеф всегда прекрасно понимал меня.
   -Ты играешь в опасные игры с прошлым, Анна, - предостережение последовало вовремя, но оно уже ничего не значило для меня.
   На свете, вообще, не осталось почти ничего, имеющего для меня значение. Исключение составлял белокурый мальчик с прозрачными голубыми глазенками, пухлый согласно возрасту и суровый не по годам...От него-то я и старалась убежать. Уж слишком он напоминал своего отца, оставленного мною в одной из прошлых эпох. Я так хотела стать свободной от этих воспоминаний, а заодно и от себя самой, что была согласна изображать кого угодно и отправляться хоть на край света или времени - куда и кем пошлют.
   Я тряхнула головой, избавляясь от непрошеной печали, и пристально взглянула шефу в глаза. Его маленький секрет кроме меня никому не был известен: шеф категорически не любил взглядов в упор. И всегда пасовал перед теми, кто смотрел ему прямо в глаза, и просил о чем бы то ни было...Хотя, если бы эта его особенность была озвучена, он яростно возражал бы против нее и обвинял бы всех вокруг в предвзятости и чрезмерной прямоте характера. Конечно, его-то трепетная натура всегда была вне конкуренции.
   -Нечего пялиться, - устало заявил он, - Сама знаешь, терпеть этого не могу, и всегда пользуешься.
   -Не всегда, - я пошла на попятный, и отвела взгляд, - Только тогда, когда все другие аргументы исчерпаны. На этот последний вам, обычно, бывает нечего возразить. Ведь нечего?
   -Нечего, нечего...Ладно, готовься, но имей в виду, что на сей раз это очень опасное путешествие. Действительно опасное, понятно?
   -А до сих пор я совершала исключительно безмятежные выезды, и ни разу не видела опасности даже на горизонте.
   Мое ехидство имело под собой веские основания. Все мои путешествия начинались довольно безоблачно, и не было ни одного, которое не имело бы в конце какой-нибудь заварушки.
   Шеф поднял руки в знак капитуляции. Я осмотрела его с чувством, близким к нежности: он был одним из немногих моих коллег, четко представлявших себе, что именно мне больше всего нужно в конкретный момент времени.
   -И что там за история? - трезвый насмешливый взгляд шефа на мотивы моей командировки не раз выручал меня, и я не могла им пренебречь.
   -Как всегда - странная, - шеф устроился в кресле поудобнее, словно собирался рассказать мне сказку, - У них там будто бы приключилось крупнейшее государственное образование. Часть Скандинавского полуострова, часть Англии, острова... Лично я считаю, что такого просто не могло быть. Карл Великий и король Артур отдыхают - Властитель (так они называли его, подумать только, ни имени, ни прозвища, одна должность, и все!) их с запасом переплюнул. Вообще, если верить легендам, изобилие его деяний просто не поддается исчислению...и здравому смыслу. Сама посуди, у него, бедолаги, было более двух десятков жен, под свою руку он заграбастал огромные территории, знал, будто бы, все на тот момент действующие языки, свободно общался с духами предков, читал мысли... Можно сказать, не ел, не пил, не спал, а только завоевывал, укреплял, упрочивал и удерживал. Дипломатические таланты при такой жизни нужны недюжинные...как и еще множество взаимоисключающих качеств. Есть два "но". Наследник у него, почему-то, был всего один - и это при тогдашней женской плодовитости! И еще...с определенного периода его держава начала как-то сама собою распадаться, разваливаться и расклеиваться. Безо всякой - заметь! - посторонней помощи. В одной летописи глухо поминается какое-то чудо с участием Королевского камня, но это все, что есть недосказанного. В остальном Властитель безупречен от и до - не подкопаешься.
   -А что говорит Наблюдатель?
   -А Наблюдатель вообще не хочет больше выполнять свои профессиональные обязанности, - шеф досадливо поморщился, - Это к нашему с тобой давнему разговору о том, что каждой пташке - своя веточка. Отправили мы туда девицу, вроде тебя, смышленую и симпатичную...и уже через пару месяцев она прислала сообщение, что, видите ли, не желает больше трудиться на ниве исторических исследований, а желает отдаться в жены какому-никакому лорду, и с ним прожить в любви и согласии, что ей отмерено. С меня наверху едва шкуру не сняли, сама понимаешь. При этом неясно, с чего ее так переклинило: когда отправляли, все тесты она прошла совершенно благополучно. А вот поди ж ты...психология.
   -Насчет меня можете не волноваться, - не сдержалась я, - Понимаю, в чей огород все ваши камешки. Однако я вовсе не склонна обзаводиться еще одним межвременным романом - с меня и без того довольно.
   Шеф моментально сменил досаду на широкую улыбку:
   -Не зарекайся, дорогая. Ты, помнится, сама говорила, что прошлое так и норовит подсунуть тебе что-нибудь нетривиальное.
   -Так то нетривиальное. А что может быть банальней обычного романа, пусть и между представителями двух различных эпох?
   Шеф заулыбался еще шире, и как никогда походил на чеширского кота.
   -Никогда не говори "никогда", дорогая. Даже если это слово кажется тебе единственно верным. Все меняется.
   -Не все, - упрямилась я, - Есть вещи, ситуации и категории сознания, которые...
   -Следует считать неизменными, - с понимающей улыбкой закончил шеф, - Они тоже меняются. Просто "неизменное" меняется медленно, почти незаметно. Но тоже меняется, поверь на слово своему старому и мудрому начальнику.
   -Ну ладно, убедили, - у меня оставался только один шанс с честью выйти из невыгодной ситуации, - Могу я взглянуть на безответственную персону Наблюдательницы?
   -Вот, пожалуйста, - шеф достал из папки фотографию, - Как тебе это легкомысленное существо?
   Я с интересом осмотрела девицу, в которой профессиональный долг пасовал перед невнятной скороговоркой покуда неизвестных мне бытовых причин. В моих глазах эти причины, уж наверное, не могли быть достаточно уважительными.
   Надо отдать должное, она была хороша. Пепельные локоны, голубые глаза, и тонкий шрам на правой скуле, чуть заметный, только добавляющий ей шарма. Должно быть, подумала я, от поклонников нет отбоя, вот ей и показалось, что именно там, в глубине веков, все они руководствуются настоящими чувствами, а не жалкой смесью из похоти и боязни одиночества. И она так прижилась на плодородной романтической почве, что сама не заметила, как перестала считать домом наши странные и противоречивые времена.
   -Какой типаж подходящий, - не удержалась я от комментария, - Настоящая саксонка, мечта проклятых норманнских оккупантов.
   Шеф только уныло кивнул. Девушка оказалась даже слишком подходящей для той действительности, в которую попала. И смогла легко разрушить стройный ряд логических построений, в которых ей предназначалась главная роль.
   -Ну ладно, - перешла я к делу, - А от меня что требуется?
   Шеф задумчиво поскреб подбородок.
   -Изучить, - наконец выдал он, - Изучить и выяснить обстоятельства столь насыщенной биографии.
   -У всех у нас насыщенные биографии, - откликнулась я, - Может, потомкам тоже покажется, что мы не могли всего этого успеть...
  

* * *

  
   Отпущенные на подготовку дни миновали с третьей космической скоростью, и я оказалась на бескрайних просторах Средневековой Европы. Там мог бы разместиться целый легион подобных мне гостей - так много в ней оставалось еще свободного места.
   Те долгие дни, пока мы ехали на северо-запад, я посвятила размышлениям о пространстве в человеческой жизни. Мои современники - хотели они того или нет, - были пожизненно заперты на полуживой планете в тесной толпе себе подобных. Скрашивала их существование разве лишь иллюзия скорости передвижения, иллюзия, которая, в сущности, мало что меняла.
   Наш обширный караван двигался неторопливо и величественно, как будто мы вообще не стремились никуда попасть. В прежние времена я бы уже десятки раз вышла из себя от такого медленного развития событий. Однако теперь я даже получала удовольствие от черепашьего темпа нашего передвижения. К тому же, плотность народонаселения неуклонно стремилась к нулю. Изредка встречаемые нами деревни по величине можно было довольно четко разделить на три категории: претендующие на роль городов, выполняющие функции территориальных центров и просто малые скопления человеческих жилищ.
   Раздвоение личности, уже посещавшее меня раньше, снова поселилось в моей голове. Я проживала первые дни в новой эпохе, и в то же время как будто наблюдала за собой со стороны. Благородная дама в тяжелом плаще существовала вполне самостоятельно. Она, а не я, терпеливо сносила неудобства походных ночлегов, ела полусырое мясо и черствый хлеб, запивая их разбавленным вином, легко вскакивала на лошадь (мужское седло оказалось просто креслом по сравнению с дамским!), и ехала туда, куда ей указывали путь.
   Экс-Наблюдательница мне обрадовалась.
   -Слава богу, догадались прислать женщину, - констатировала она, встретив меня в условном месте, - Я-то думала, что прибудет какой-нибудь авторитетный пень, и будет пилить меня денно и нощно на предмет профессионального долга.
   Я моментально развеселилась:
   -А если я начну тебя пилить? Думаешь, не умею?
   -Не умеешь, - быстро ответила она, смеривая меня внимательным взглядом, - Женщины твоего склада никогда и никого не пилят. Если что, они просто сразу убивают.
   На эту лестную оценку мне было совершенно нечего возразить. Имидж кровожадной особы мог пригодиться в будущем, и я на всякий случай с усмешкой кивнула.
   Между прочим, моя гипотетическая свирепость ничуть не отпугнула Марго - так ее на самом деле звали. Она была великой мастерицей задавать "детские вопросы", на которые, в зависимости от крепости нервной системы, следовало оскорбиться, или отвечать с такой же прямотой, с какой они задавались.
   -Скажи честно, - любопытствовала она, к примеру, - что ты чувствуешь, каждый раз возвращаясь назад?
   Я только печально улыбалась. Вряд ли я смогла бы доходчиво объяснить хоть половину своих ощущений. Но, может, мне и самой полезно было бы произнести их вслух.
   -Не знаю, - честно созналась тогда я, - Боюсь, не смогу сформулировать, однако...Иногда мне кажется, что в прошлом осталась часть меня, жизненно важная часть. И обойтись без нее - все равно, что научиться обходиться без руки или ноги. А иногда я думаю, что каждый раз вместо меня домой возвращается кто-то другой, выглядящий в точности, как я, но абсолютно другой изнутри. И это тоже, наверно, правда. Множество маленьких правд вечно подстерегают нас на пути к нашей собственной: правде, которую нельзя узнать от других. Можно только понять ее для себя самой, сформулировать, и жить с ней...если сумеешь с ней ужиться.
   -И что...ты всякий раз находишь в прошлом то, что ожидаешь найти? Никаких сюрпризов, ничего...такого?
   -Наоборот, - никогда бы не подумала, что можно грустно смеяться, и вот, научилась, причем без усилий со своей стороны, - я всякий раз нахожу в прошлом нечто, чего вовсе не ожидала встретить. Что-нибудь, вдребезги разбивающее восприятие мира, в который я попадаю. Следует твердо помнить, что на самом деле все не таково, каким кажется из нашего мира, дорогая. Все вообще не таково, каким кажется сначала.
   -И как же ты...находишь свой путь?
   -Путь? Я бы сказала - узкие тропинки. И у каждого они - свои.
   -Как ты считаешь, я поступаю правильно? - осведомлялась она на привале, перед тем, как заснуть.
   -Нечего лезть на рожон. Тогда ты имеешь отличные шансы прожить в этой эпохе длинную содержательную жизнь, и мирно почить на руках у десятка внуков...
   -А вот я, - Марго ткнула себя в грудь, - не хочу умирать от старости. Я хочу умереть от любви. Или от ненависти...все равно.
   Мне нечего было сказать в ответ. Встав однажды перед подобным выбором, я выбрала просто жизнь, о чем впоследствии не раз горько пожалела.
   Глядя на почти идеальную адаптацию несостоявшейся Наблюдательницы в Средних веках, я не могла поверить, что ею двигало одно лишь желание переменить обстановку. На мой взгляд, была еще какая-то причина. Некоторое время спустя оказалось, что интуиция меня не подвела.
   -Между прочим, - заговорщически мне улыбаясь, добавила Марго, - у меня есть тут одно дело...Ну, может, не лично мое, но оно меня касается.
   Боже мой, опять загадки! Я бы полжизни отдала за то, чтобы никогда больше не разгадывать ничьих тайн. Но тайны были другого мнения: они преследовали меня с тупой настойчивостью, и слишком часто достигали своего.
   -Что за дело? - спросила я, примиряясь с действительностью.
   Марго приняла вовсе таинственный вид и шепотом объявила:
   -Здесь произошло убийство.
   -Эка невидаль! - я пожала плечами, - Да здесь их произошли тысячи - ты-то, как специалист, должна это знать.
   -Но именно это осталось нераскрытым.
   -И кого убили? - я вела диалог совершенно автоматически, почти не задумываясь о том, что говорю.
   Мне было неинтересно, что за кровавые трагедии таило Средневековье: я и без того повидала их предостаточно. У Марго, как видно, детективные хитросплетения еще вызывали живое любопытство. На минуту мне показалось, что она произнесет "элементарно, Ватсон!", но она выдала другое:
   -Моих родителей.
   -Как ты сказала? - заинтересовалась я.
   Может, эта девица просто сумасшедшая, раз ей показалось, что посреди Средневековой Англии убили ее папашу и мамашу? Тогда - чего проще! - я сдам ее с рук на руки специалистам, а сама примусь за дела, которые, судя по всему, ее вовсе не занимают.
   -Родителей, - убежденно продолжала Марго, - И убийцу не нашли. Странная история...Я говорила с одним монахом, так он рассказал мне, что не осталось никаких следов. Вообще ничего, представляешь?
   -Нет, - я и в самом деле не могла представить, чтобы от чего-либо не осталось никаких следов. Разве что следов не отыскали, но это, как говорится, уже совсем другая история.
   Марго между тем так разошлась, что схватила меня за рукав и подергала, стремясь удержать мое внимание.
   -Ты должна мне помочь, - объявила она, - Мне нужен чей-нибудь свежий взгляд. Мы направляемся в Скай-Холл, как раз там все и произошло. Когда доберемся туда, нужно держать ушки на макушке. Глядишь, и заметим что-нибудь необычное.
   Я просто обязана была охладить ее пыл.
   -Сколько лет прошло? - мой вопрос прозвучал так равнодушно, что я сама забеспокоилась, не обидела ли свою новую подругу.
   Беспокоилась я напрасно: она не слышала ничего, кроме собственных слов.
   -Много, - отмахнулась она, - тринадцать. Неплохое число, чтобы преступник получил по заслугам, как ты думаешь?
   У меня остался последний способ отвратить ее от задуманного предприятия.
   -Ты совершенно уверена, что твои...родственники - невинные жертвы? Здесь так развита самооборона, что упреждающие удары считаются в порядке вещей. Может, кто-то просто нанес удар первым?
   Спорила я с ней больше по привычке. По-своему она была права в стремлении закончить то, что не могла закончить малышка Ариана по причине ранней погибели.
   Хотела она того или нет, но эта эпоха накладывала на нас свой отпечаток, метила невидимым клеймом. И мы заранее готовы были пустить корни, обрасти бытовыми подробностями, привязанностями, долгами и должниками, и с большим трудом разорвать все эти связи, когда придет срок. Тут на первый план выходило умение не позабыть, кто ты на самом деле. И экс-Наблюдательнице еще только предстояло его обрести.
   -Может быть, - упрямо заявила Марго, - Может быть, и виновные. Но все равно жертвы. Я должна сделать, что смогу. А ты должна мне помочь.
   -Не будем спорить, - примирительно предложила я, совладав с желанием просто послать ее подальше вместе с ее секретами, - Вернемся к разговору, когда доберемся до места.
   Как-то на рассвете я проснулась от неясного шума. Наша охрана бесшумно перемещалась вокруг лагеря, по совершенно неясным причинам.
   -Чего они засуетились? - спросила я у Марго, сонно приподнимающейся на постели рядом.
   -На нас напали, - равнодушно ответила она, выпятив нижнюю губу, - В этих местах завелась какая-то шайка бандитов, сейчас их убьют, и мы сможем ехать дальше.
   Через четверть часа я поняла, что ее слова были буквальным отражением реальности. Наша охрана поучаствовала не в стычке с равным противником, а именно в убийстве. Грязные мужички в немыслимых серо-бурых отрепьях погибли так быстро и так глупо, что, пожалуй, и сами не успели этого понять. Воины скрутили их во мгновение ока, а скрутив, перерезали глотки, будто баранам. Никогда до сей поры я не видела такого фонтана крови, от него земля вокруг стала бурой, и в траве затерялись зловещие темные ручейки.
   -Почему у тебя такое лицо? - скептически протянула Марго, - Ты разве впервые видишь смерть?
   -Такую - впервые, - ответила я, с трудом отводя глаза от мрачного зрелища.
   Полное презрение к смерти с обеих сторон так меня заинтриговало, что остаток дня я готовилась умереть - столь же просто и естественно, как это проделали "работники ножа и топора". Всякое могло случиться в такие жестокие времена.
   -Здесь смерть - разрешение любой проблемы, а не окончание жизни. Не трагическое, а закономерное событие, - назидательно заметила Марго ближе к вечеру, в ответ на мои молчаливые терзания.
   -И ты собираешься так же разрешить проблему, что досталась тебе по наследству?
   Она решительно сдвинула аккуратные бровки.
   -Я даже готова заплатить жизнью за восстановление справедливости. Есть такая старинная поговорка: "Если ты собрался мстить, вырой сразу две могилы". Конечно, лучше бы мне уцелеть, но...Это уж как повезет.
   На ее странные речи я могла только задумчиво кивнуть, очень надеясь, что сумею избежать проблем, требующих столь кардинальных решений.
  

3. "Время - платье".

  
   Когда в поле моего зрения возник Скай-Холл, я вспомнила семинары по истории России. Оптимальные стратегические условия для строительства роднили эту могучую крепость и творения моих собственных далеких предков. На вершине довольно высокого холма крепко стоял настоящий романский замок, так похожий на широкогрудого конягу-тяжеловоза. Он и вправду подпирал небо своими каменными плечами. Замки более поздних времен, изящные, словно белые единороги, и такие же беззащитные, в подметки ему не годились. Они уже не застали кровавых жестоких битв раннего средневековья, и презрения к смерти, владевшего умами на стыке двух первых тысячелетий нашей эры, и не обладали той жизненной силой, что наполняла до краев надежную кладку его стен.
   Вдоволь налюбовавшись величием представшего передо мной зрелища, я предалась печали по поводу неизбежных трудностей подъема. Высоты я не боялась, но терпеть не могла бороться с лошадьми, как правило, смертельно пугающимися крутых тропок.
   Однако лошади почему-то не торопились пугаться, преодолевали подъем с похвальной скоростью, и не доставляли наездникам никаких хлопот. Как-то не пришлось мне сполна насладиться красотами английских пейзажей: я и оглянуться не успела, как мы уже подъезжали к воротам замка. Тяжеленные створки ворот натужно приоткрылись, и мы смогли проехать внутрь.
   Я озиралась с любопытством, ожидая увидеть один из множества замковых дворов, так подробно описанных в рыцарских романах. Мне-то представлялась довольно грязная и запущенная территория, до отказа набитая толпой тощих и печальных сервов...Почти что так оно и было. Территория выглядела слегка закопченной, но отменно вылизанной. Тощие сервы деловито передвигались по двору, явно занимаясь каждый своим делом. Печали на их лицах я не обнаружила, во всяком случае, на первый взгляд.
   Кроме них во дворе присутствовала еще одна категория населения: воины. Вот где обломали бы себе зубы самые свирепые феминистки! Они выглядели по-настоящему мужественными, при этом антураж при них тоже был самый что ни на есть мужской. Кони, каждый из которых выглядел способным в одиночку сдвинуть средних размеров утес. Тяжелая упряжь, тяжелая даже на взгляд: я была почти уверена, что не управилась бы и с самым тонким ремешком. И оружие, чертова пропасть оружия, начищенного до умопомрачительного блеска. Среди всего этого и какой-нибудь женоподобный дохляк смотрелся бы настоящим мачо, а уж суровые персонажи, которых увидела я...
   М-да, здесь было не мирное поселение, а нечто совсем другое. Может быть, здесь и хотели мира, но в то же время не переставали готовиться к войне.
   Марго, надобно сказать, чувствовала себя, словно рыба в воде. Она принимала приветствия с любезным и сосредоточенным видом, не выходя из образа ответственной за свои действия хозяйки крупного по здешним меркам поместья. Если бы я не знала заранее, кто она, ни на секунду не усомнилась бы в ее благородном и абсолютно средневековом происхождении.
   -Эй, - подергала я ее за рукав, улучив минуту, - А почему они не удивляются твоему появлению?
   -Письма, - отмахнулась она, - Им написали о нашем приезде. Они и принимают нас как должное. Не говори ерунды, Анна, чего им удивляться?
   Я никак не могла успокоиться.
   -Значит вместо нас, по идее, сюда могли заявиться любые две девицы, и занять наше место?..
   -В принципе, да, - она засмеялась, - Но мы поспели первыми, стало быть, мы и займем собственное место. Совершенно самостоятельно.
   Я же боялась, едва ли не впервые в жизни, что именно в этой эпохе своего места найти не смогу. Хоть мне и обещали теплую встречу, а мои личные комплексы давно уже испарились под натиском тяжелой действительности...Все же я немного опасалась, что средневековье примет меня не слишком ласково. Уж такое неласковое это было время.
   -Вот и наши красавицы! Мы уж начали волноваться, что вы повстречались с Проклятым Дэнни раньше, чем с нашим отрядом, - раздавшийся где-то сбоку от меня голос был настолько переполнен жизненной силой, что ее хватило бы и на двух мужчин.
   Я повернула голову (так осторожно, словно она была стеклянной), и встретилась взглядами с шикарным представителем мужского рода. Его не портила даже идиотская прическа "под горшок" - венец творения здешних парикмахеров.
   Мужественность этого господина буквально слепила глаза, как яркое полуденное солнце. При этом он едва возвышался головой над моим плечом. Зато так твердо упирался короткими ногами в землю, что, кажется, мог бы сдвинуть ее безо всякой точки опоры. И в нем не было ни грамма аристократизма. Скорее некий налет плебейства, обманчивой простоты, лишь подчеркивающей его жизненную силу.
   Я бы побилась об заклад на что угодно: этот коротышка пользовался исключительным успехом у дам.
   -Кто это - Проклятый Дэнни? - спросила я, чтобы выиграть время.
   Коротышка воинственно нахмурился, приподнялся на каблуках и даже, как будто, стал повыше ростом.
   -Человек, который недостоин ступать по земле. Человек, забывший свой долг. Наконец, человек, рядом с которым и родной брат не мог бы чувствовать себя в безопасности, - напыщенно объявил мой собеседник.
   -Неужели, - я не могла сдержать улыбки, - он так ужасен? Впрочем, довольно об отсутствующих. А вы-то, милорд, вы сами...
   Все время нашего разговора я не переставала разглядывать его - с откровенным удовольствием.
   -Мы незнакомы, - уточнил он, польщенно сощурившись на мой осмотр, - Я Джон Мэнли, брат вашего жениха, госпожа.
   От удивления мои брови непроизвольно поползли вверх. Какого еще жениха, пропади оно все пропадом?! Только жениха-то мне и недоставало...
   Пережив пару секунд ступора, я вспомнила, как веселилась Марго, сообщая мне о том, что для меня уже есть готовый кандидат в мужья. Какой-то сэр Роберт срочно нуждался в супруге, и по субъективным причинам я подошла на эту сомнительную роль.
   -Младший брат? - я вложила в улыбку все очарование, на которое была способна.
   Мне почему-то представилось, что этот импровизированный жених - персона лет весьма преклонных, или в лучшем случае очень средних. Перед мысленным взором промелькнула картина "Неравный брак", актуальная по теме, но не очень соответствующая по времени.
   "Малютка Джон" меж тем коротко хохотнул на мой, как будто, вполне нейтральный вопрос.
   -Ну, что ж, можно сказать и так, госпожа. Роберт и впрямь старше меня...на целых два месяца.
   Поистине, моя выдержка подвергалась нешуточному испытанию: час от часу не легче, не старик мой будущий муж, зато при известной сноровке поместится в кошельке, висящем у меня на поясе...Я оглядела собеседника, стараясь прикинуть, как мы будем смотреться вместе, и задала следующий вопрос, не вполне сдержав вздох разочарования:
   -И вы...похожи?
   Вместо ответа Джонни заливисто расхохотался. Смеялся он с таким вкусом и удовольствием, что я не выдержала и присоединилась - уж больно заразительно он осмеивал мои попытки к дедукции.
   -Не пугайтесь, - еле выговорил он спустя несколько минут, - Роберт гораздо...гм...крупнее меня. Правда, рост не имеет большого значения в семейной жизни. Уж поверьте на слово, это совершенно неважно, когда...
   И махнув рукой, он разразился еще одной порцией заливистого мальчишеского хохота.
   -Чем это так рассмешила тебя благородная дама? - с завистью поинтересовался мужской голос из-за моей спины.
   Я - как могла изящно и непринужденно - развернулась, и уткнулась носом как раз в серебряную застежку плаща. Оказывается, не все представители этой славной эпохи были малого роста. Я с облегчением подняла глаза повыше.
   -Позволь представить тебе леди Анну, Робби, - на правах моего старого знакомого взял на себя формальности Джон.
   К моему удовольствию прибавилось удивление: никогда я не встречала еще братцев, меньше схожих между собой.
   Роберт Мэнли чуть проигрывал младшенькому в жизненной силе, но зато изрядно превосходил его габаритами. Благородный лорд больше всего напоминал могучего пролетария с плакатов советских художников. Правда, в его взгляде и рисунке губ было что-то детское, лишенное пролетарской свирепости, но я отнесла это на счет различия эпох.
   Не совсем представляя, как следует приветствовать нового знакомого, я на всякий случай изобразила нечто среднее между реверансом и поясным поклоном. Получилось оригинально, но довольно мило.
   -Приветствую вас на нашей земле, благородная госпожа, - поспешно откликнулся он, и на минуту перестал на меня таращиться, чтобы иметь возможность поклониться в ответ.
   Не часто, должно быть, прибывали на его попечение загадочные чужестранки с туманными биографиями. И что самое приятное, в данном случае биографию я могла сочинить себе сама, какую пожелаю. Редкое везение, которым я собиралась попользоваться на всю катушку.
   Для начала я загадочно усмехнулась, и произнесла тоном светской дамы:
   -Ни на какой земле меня не встречали с таким почетом, и ни одна земля на этом свете не достойна носить таких воинов, как вы и ваш брат, сэр.
   Боже, что за чушь я молола! Но чувство юмора и самокритика, видно, не входили в число его добродетелей - сэр Роберт вспыхнул от гордости и удовольствия, и помолодел от этого еще лет на десять.
   "Мальчишка, - подумала я, - мальчишка, и такого прочат мне в мужья. Странный план, тем более, что я не могу пополнить его земли своим приданым: по-моему, именно это для них главное...А впрочем, не знаю. Возможно, золота окажется достаточно, его-то у меня в избытке". На этой мысли я успокоилась, оставив рассуждения о собственной пользе на потом.
   -Леди шутит, - одернул Джонни своего легковерного братца, - Надеюсь, благородная госпожа, вы говорили не всерьез?
   Ну слава богу, хоть кто-то способен понять, когда я шучу! Я с облегчением кивнула.
   -Вы очень проницательны, добрый господин. Прошу меня простить, я не хотела никого обидеть.
   Сэр Роберт все-таки надулся, но только самую малость. От более серьезных проявлений обиды его, похоже, удержал ехидный взгляд младшего братца.
   Я продолжала озирать обстановку, когда из-за спины Джона вынырнула молодая женщина. Мгновенно позабыв обо всем, я принялась изучать новое лицо. Это создание было мне тем интереснее, что являлось первой настоящей средневековой женщиной, которую я увидела. До сих пор меня и Марго окружали только мужчины, даже служанок нам не полагалось в нашем тайном и, как предполагалось, небезопасном вояже.
   По правде говоря, этот женский экземпляр не показался мне особенно интересным. Он был мал ростом, невзрачен и вид имел забитый. Присмотревшись, я с удивлением обнаружила, что женщина выглядела довольно привлекательно... Если бы не устойчивое выражение испуга на ее лице. Испуг пустил на ее мордашке столь глубокие корни, что почти совершенно исказил ее, придав плаксивое и жалкое выражение.
   -Наконец-то, - недовольно заметил Джонни, - Где ты пропадала, женщина? Я послал за тобой целую вечность назад.
   -Простите, добрый господин! - женщина так испугалась, что ее личико под серым чепцом сделалось совершенно белым, - Питер только что передал мне ваш приказ, и я сразу же...
   -Ладно, - Джонни махнул рукой, отчаявшись привести кого-либо к порядку, - Вот твоя госпожа, ее зовут леди Анна. И если я узнаю, что ты плохо служишь ей...
   -Ну, хватит, - вмешалась я, опасаясь, как бы моя новая служанка не лишилась немедленно рассудка от ужаса.
   Однако мои слова произвели на бедняжку совершенно неожиданное действие. Она едва не хлопнулась в обморок, но не от угроз Джона, а от моей внезапной реплики.
   По-моему, она всерьез собралась упасть передо мной на колени и вымаливать мое прощение. Пришлось развить свою мысль.
   -Я сильно устала с дороги, и надеюсь, что ты, моя милая...как тебя зовут?
   -Мэгги, добрая госпожа, - пролепетала она, потихоньку свыкаясь с мыслью, что немедленная смерть от моей руки ей не угрожает.
   -Я надеюсь, что ты, Мэгги, проводишь меня туда, где я смогу расположиться на ночлег.
   -Да, добрая госпожа.
   -"Да, леди Анна", - машинально поправила ее я, - Думаю, так будет проще.
   Удаляясь за служанкой к месту ночлега, я заметила, что Марго тоже успела обзавестись служанкой - пухленькой румяной девицей, куда бойчее, чем Мэгги. У меня создалось впечатление, что Марго просто остановила понравившуюся девушку и сама назначила ее себе в услужение. Никто не был так озабочен ее комфортом, как моим. Странное дело, мне вообще показалось, что меня здесь принимают, как более важную гостью. Я-то, отправляясь в Средневековье, считала, что останусь в тени, и вот очутилась в самом центре общего внимания. "Авось, пригодится", - философски резюмировала я, встречая пристальный взгляд Робби. Взгляд, в котором было еще что-то, кроме законного любопытства...Еще что-то, чего я не могла понять.
  

* * *

  
   Мы встретились с Марго только за ужином. За это время я успела вытребовать себе ванну, чем укрепила общее подозрение в повышенной тонкости моего воспитания. Вместо ванны слуги приволокли в мои покои изрядных размеров бадью, и забиралась я в нее очень осторожно. Однако внутри нашлось деревянное сиденье, на котором я и разместилась, облегченно вздыхая. Горячая вода смывала с меня дорожную пыль, волнения и тревоги, руки Мэгги умело промывали мои волосы, а я почти задремала от полного безмыслия в голове.
   Возвратиться в реальный мир было непросто, но я сделала над собой усилие, и поучаствовала в выборе наряда к ужину. Сочетание голубой нижней туники с вишневой верхней показалось мне достаточно элегантным по здешним меркам. По правде говоря, мне было безразлично, насколько я хороша. Чисто вымытая, с аккуратной прической, наряженная в платье из дорогого сукна - и довольно для соблюдения приличий.
   Ничто, как мне казалось, не заслуживало моего большого интереса. А уж тем более - наряды. "Для кого нам наряжаться?" - пожав плечами, мысленно констатировала я. В данную минуту куда больше меня волновал горячий ужин. Вот есть я хотела, и никакие катаклизмы не могли повлиять на мой аппетит.
   Но когда Мэгги принялась шнуровать нижнее платье, я тихо взвыла.
   -Полегче, дорогая, я еще не ужинала! - служанка только поклонилась мне в ответ до самой земли, но и не думала ослаблять тесемки.
   А я-то радовалась, что корсеты пока не вошли в моду! Невинная шнуровка оказалась не менее строгим ограничителем талии. Кроме того, длинные рукава, мечта Пьеро из детской сказки, здорово мешали при ходьбе. Одним словом, изящный костюм требовал куда больших жертв, чем я полагала вначале, хотя и выглядел абсолютно просто.
   Марго, видно, мыслила сходно: ее одежда была такой же простой. Надеюсь, она страдала не меньше моего от свирепой шнуровки на спине и боках. При виде меня она едва заметно ухмыльнулась. По-моему, она собиралась получить личное удовольствие от выдачи замуж моей персоны. Я, со своей стороны, не желала ей в этом потакать.
   Мы отужинали в церемонном молчании, и уединились у одного из огромных каминов, в небольшой нише, как будто специально созданной для приятных и поучительных бесед.
   -Хотела бы я знать, кто это зачуханное создание, что отдали мне в услужение, - больше сама себе сказала я, умащиваясь на скамье.
   Что меня несказанно удручало, так это страшно неудобные сиденья. Сколько ни ерзай, мягче они не становились. Мало этого, следовало еще изящно разложить вокруг себя по полу рукава и подол. Нет, жизнь средневековых дам изобиловала слишком большим набором уловок, чтобы я чувствовала себя непринужденно. (Самое любопытное, что, пока мы путешествовали, наряжались, как видно, в старомодные одежды, которые совершенно не стесняли движений. И я не чувствовала себя попавшим в силки зайцем...Странная штука - мода, похоже, в ней все направлено на то, чтобы осложнить женское существование.)
   Марго рассмеялась.
   -Тебе можно только позавидовать, - и взглянув на мою непонимающую физиономию, объяснила, - Ситуация прямо как в старинной балладе.

Верная Энни сварит вам эль,

Свадебный хлеб испечет,

И юной невесте из дальних земель

Окажет достойный почет...

   Вот разве что "верная Мэгги" не благородного рода, и с ней можно вовсе не церемониться.
   Я мгновенно рассвирепела. Дело в том, что я отлично знала эту старинную балладу. Марго хотела сказать, что Мэгги была любовницей Робби, а значит...
   -Ты, я смотрю, довольно хорошо разбираешься в здешних событиях, - сурово отметила я, - Так расскажи мне, имеет ли она от него детей?
   -Эй, я надеюсь, что после моей откровенности здесь не случится новых жертв? - Марго поняла, что сболтнула лишнего, но тормозить было поздно, оставалось рассказать мне всю правду.
   -Господь с тобой, - поморщилась я, - Какие жертвы? Рассказывай, должна же я знать, не подольют ли мне яду в свадебный кубок.
   Моя собеседница с удовольствием взяла на себя просветительские функции. Она приняла торжественный вид, и приступила к сеансу ликбеза.
   -Здесь принято выбирать мальчику женщину, когда она может ему понадобиться. Для Робби выбрали Мэгги. Она даже не думала сопротивляться, если тебя волнует моральный аспект: какая крепостная девица в здравом уме стала бы противиться притязаниям господина? А у этой еще, как ты заметила, должно быть, на редкость кроткий нрав.
   Я фыркнула. "Кроткий" - слабо сказано. Истинно христианское смирение поработило все существо этой маленькой женщины, не оставив места ни для крохи самолюбия, ни для языческого презрения к опасностям. Впрочем, я, как обычно, стремилась все усложнить. Проще, проще надо смотреть на вещи, и действительность станет вполне гармоничной. Таков был здешний миропорядок, и никто не собирался оспаривать его...никто, кроме меня. "Не смей соваться со своим уставом в этот суровый монастырь", - моя мысленная отповедь самой себе вышла очень убедительной, я даже успокоилась, и прислушалась к тому, что говорила в это время Марго.
   -Она родила от него двух девчонок, обе - копия папаши, так что ни у кого нет никаких сомнений на сей счет. Уж не знаю, какому идиоту пришло в голову определить именно ее к тебе в услужение. Можешь не опасаться - на пакости она, по-моему, не способна, но...
   -Но ситуация двусмысленная, - закончила я за нее, - и я выгляжу в ней не лучшим образом. Понятно. Попробуем изменить положение дел.
   -Не стоит и пытаться, - фыркнула Марго, - Сама понимаешь, не нам с тобой менять обычаи.
   -Знаешь, когда меняется неизменное? Когда приходит новый человек, не знающий, что положение дел неизменно, и меняет его. Это очень просто, - гордо обнародовала я чуть подправленный эйнштейновский тезис, - и я как раз и есть такой человек.
   Марго недоверчиво пожала плечами. Когда дело касалось ее самой, она была готова при случае реформировать что угодно в этих старых временах. Но к реформам, производимым другими, она относилась со здоровым скепсисом академической школы.
   -Ну ладно, а почему у братьев Мэнли такая странная разница в возрасте? - задала я второй интересующий меня вопрос.
   -Это еще проще, - Марго пренебрежительно наморщила нос, - Робби - законный сын и наследник Скай-холла. А Джон родился двумя месяцами позже от "датской" жены старого лорда. Старик нашел забавным, чтобы "вторая полузаконная" выкормила обоих мальчишек, а потом воспитывал их вместе, наплевав на все тонкости наследования. Теперь Джон управляет замком и, по-моему, очень доволен своим положением. У него есть и собственные владения, хоть и небольшие, так что никто не усомнится в его благородном происхождении...Ему повезло: судьба могла повернуться к нему худшей стороной.
   У меня заныл затылок ото всех этих хитросплетений. Что может быть глупее: создать чертову прорву правил, законов и запретов, чтобы потом с таким детским удовольствием нарушать большую часть из них. Я и не надеялась постичь психологию местных обитателей, твердо пообещав себе даже вникать в нее как можно реже. В противном случае все это могло обойтись дороже для меня самой.
   -О чем ваша беседа, дамы? - учтиво полюбопытствовал Робби, приближаясь к нашему укрытию.
   Учтивость плохо скрывала его истинные чувства: на самом деле ему до смерти хотелось подслушать хоть крошечный обрывок нашей беседы. Что может быть интереснее разговора женщин, уверенных, что их не слушают мужчины!
   -Ни о чем, благородный лорд, - понимающе улыбнулась я в ответ, - Так, сущие пустяки.
   Мой будущий супруг скорчил обиженную мину, но нехотя оставил нас с Марго в покое. И моя собеседница немедля этим воспользовалась.
   -Ну, - сказала она, - если у тебя больше нет вопросов, давай перейдем к обсуждению плана действий. У нас не так уж много времени. Скоро ты выйдешь замуж, мне придется вернуться на свои земли, и нам обеим будет не до преступлений, совершенных так давно.
   Я хотела сказать, что мне уже сейчас нет ни малейшего дела до этих самых преступлений, но сдержалась - из уважения к интересам новой подруги.
   Если бы я тогда не промолчала, а заявила прямо, что мне глубоко наплевать на все эти антикварные убийства, чужие тайны и чужую борьбу - все пошло бы иначе. Но тогда я этого не знала.
  

4. "Человек средневековый разумный".

  
   Я не собиралась разгадывать загадки, не хотела играть в детектива - я хотела просто жить в этой эпохе, и заниматься изучением того, что мне поручили изучать. И было бы беспардонным враньем утверждать, что я не чувствовала интереса к такой жизни. Вопреки всему на свете я наслаждалась массой сведений, которые сыпались буквально отовсюду в огромном количестве. По правде говоря, и люди здесь занимали меня не меньше, чем предметы или информация.
   Простота человеческих особей зашкаливала здесь за астрономическую величину, определенность характеров сделала бы честь любой детской сказке, мотивация поступков могла послужить материалом для доброго десятка трудов по психологии...Мы были очень похожи, но в некоторых вещах различались, словно пришельцы с разных планет.
   К примеру, они видели то, что не могла увидеть я, и слышали то, что не достигало моих ушей. При этом видели и слышали мы, как будто, одно и то же. Словом, разрешающая способность их восприятия была гораздо больше моей.
   -Ну вон же ворона, видите, сидит на старом дубе? Всю ночь каркала, проклятая, не давала уснуть, - жаловался мне, к примеру, Джонни, - Должно быть, предвещает бурю.
   Я на это могла только недоуменно вытаращивать глаза, не забывая при этом вежливо кивать. Я не только едва различала помянутый дуб на самом краю дальней опушки, но готова была голову заложить, что хоть надорвись та же ворона, она не сумела бы помешать моему сну. Я и наяву-то не слышала ни звука. Можно было подумать, что на глазах у меня какие-то особо мутные очки, а в ушах приличной величины затычки. Иначе как можно объяснить, что я, отродясь не жаловавшаяся ни на слух, ни на зрение, здесь постоянно чувствую себя слепой и глухой идиоткой?
   Не лучше обстояло дело и с речью. Разумеется, я в совершенстве могла изъясняться на старинном варианте английского языка, что был здесь в ходу. Но по сравнению с простыми и изящными речевыми конструкциями аборигенов моя собственная речь представлялась мне пышным, многоэтажным, перегруженным деталями строением. И раньше, читая, к примеру, старинные баллады, я всегда получала добрую долю удовольствия от простоты их языка. Как будто простые слова могли служить особыми заклинаниями, вызывающими к жизни особые чувства.
   Однако, беседуя с обитателями средневековья, я почему-то все время хотела выразиться поцветистее, как будто находилась не в Европе, а в какой-нибудь из стран Востока. Там-то мое словоблудие выглядело бы как нельзя более кстати. Здешние обитатели реагировали на него с легким удивлением, и относили, наверно, на счет моей образованности. Сама не знаю, почему, но я как-то сразу прослыла у них весьма ученой особой. "Проще надо быть, - мысленно выговаривала себе я, - и люди ко мне потянутся". По правде говоря, я несколько кривила душой. Я и без этого чувствовала к себе постоянный интерес. На меня вечно кто-то глазел, за спиной шептались, и я чувствовала себя не в глубине средних веков, а в крошечной деревне в глухой российской провинции.
   Кроме всего прочего, я изрядно промахнулась с оценкой плотности населения. С общегеографических позиций все, как будто, было верно: много свободного пространства, относительно мало человеческих поселений, отсюда - замкнутость всех маленьких миров, превращающая каждый замок или деревню в крошечную, но вполне самостоятельную вселенную.
   Однако на небольшом пятачке Скай-Холла скопилось такое несусветное количество народу, что я готова была пересмотреть свои ощущения. Вдобавок все они постоянно что-то делали. Весь световой день на территории замка не было ни одного, даже самого крохотного, уголка, где бы не выполнялись самые разнообразные работы. "Натуральное хозяйство в действии", - объясняла я себе мысленно, безуспешно пытаясь уединиться.
   Все старания оказались изначально обречены на неудачу: не так-то много было в Скай-Холле свободного места. Однако я не теряла надежды, а пока постаралась найти себе место в тесном сообществе окружавших меня людей.
   И это оказалось непросто. Шить и вышивать я не любила. Ткать не умела. Насчет средневекового хозяйства имела понятия чисто теоретические. Единственное, к чему я могла приложить руки без риска опозориться - это к собирательству трав.
   В свое время я интересовалась фитотерапией, значение которой для здешних времен трудно было переоценить. Итак, я могла не знать, от чего пользуют той или иной травкой в этом мире, но, по крайней мере, знала, когда ее следует собирать и как хранить.
   Кроме того, именно этот род занятий позволил мне невозбранно покидать территорию замка и бродить по окрестностям без сопровождения. Братья Мэнли синхронно поморщились, услышав о моих планах, но воспрепятствовать им не пытались. Наверно, отнесли их на счет женской придури, невинной, а потому не заслуживающей особого внимания.
   Они просили меня не слишком удаляться от Скай-Холла и на этом успокоились. И я принялась с размахом использовать предоставленную возможность.
   Едва не каждое утро я сбегала вниз с холма на ближайшую равнину, затем углублялась в перелесок, но никогда не рисковала отправиться в самую чащу. Что-то меня удерживало, словно в сердце древнего леса я могла повстречаться со своими призраками, до сих пор тревожившими меня лишь во сне. Кроме того, лес почему-то казался мне живой стихией, небезопасной для посещения в одиночку. Словно я могла затеряться в нем навсегда, как могла утонуть в океане.
   Что касается травознатства, то в нем я тоже потерпела сокрушительное фиаско: я не узнавала этих трав. В одном мне казался знакомым стебелек, но листья росли совсем не так, как следовало. В другом листья находились, где им положено, но цветы были другого цвета и непохожей на нужную формы.
   В конце концов я констатировала, что мир переменился сильнее, чем мне бы хотелось. Или я не так хорошо разбиралась в травах, как хотела себя убедить. Так или иначе, но с фитотерапией пришлось распроститься. Если бы мой комплекс неполноценности был чуть более осязаемым, я бы заметила, что все в замке вздохнули с облегчением, когда я прекратила свои ежедневные прогулки.
  

* * *

  
   У них, по правде говоря, и без меня хватало забот. Бесконечные всеобщие хлопоты по хозяйству усугублялись еще одним обстоятельством. Узнав о нем, я мысленно вознесла хвалу всем здешним богам разом. В Скай-Холл вот-вот должен был пожаловать Властитель со своим, если можно так выразиться, двором. Мне явно везло: я-то рассчитывала, что придется измысливать многоэтажные интриги ради удовольствия подобраться к этой исторической личности поближе. Но личность сама собиралась пожаловать на нашу встречу, подобно горе из общеизвестной поговорки.
   На кухне ежедневно запасалась пища в поистине устрашающих количествах, замок и прилегающие территории скребла и чистила целая армия слуг, а воины до седьмого пота практиковались в боевом искусстве.
   Они еще не знали, что такое военные парады, но хотели порадовать сюзерена готовностью сражаться.
   Хозяева замка настолько увлеклись всеми этими заботами, что даже несколько подзабыли про нас с Марго. Мы виделись с братцами лишь за трапезой, после которой они, обыкновенно, во мгновение ока исчезали по своим многочисленным делам.
   Я чувствовала себя пансионеркой, засунутой родителями в монастырь с каким-то особенно суровым уставом. Марго была совсем другого мнения о вынужденном безделье.
   -Сейчас самое подходящее время разузнать что-нибудь о нашем деле, - заговорщически объявила она однажды утром.
   Я чуть было вслух не застонала. Напрасно я рассчитывала, что она позабудет о своих детективных планах... "О нашем деле", - надо же, какое доверие, всю жизнь мечтала заняться следствием по давно стертым следам. Они и в прежнее время не были слишком отчетливыми, а сейчас, как мне казалось, их смог бы обнаружить разве что приснопамятный Шерлок Холмс. Да и то по выкуривании не одного десятка опиумных трубочек.
   -И с чего начнем? - обреченно спросила я, примирившись с неизбежным.
   -Со святого отца, разумеется, - воодушевление моей подруги, воистину, превышало всякие разумные пределы, - Есть такой отец Уорвик, неотлучно находится при Властителе.
   -А святой отец-то чем нам с тобой поможет?
   В средневековых делах мне недоставало опыта, и Марго немедленно дала мне это понять:
   -А про тайну исповеди тебе что-нибудь известно?
   -Кое что, - хмыкнула я, - Не вовсе уж я невежа. Ее хранят. От всех, сохранят и от нас, сколько бы лет ни миновало. Да и святой отец вряд ли окажется похож на простака, который выложит все, о чем ни спросят. Даже если ты пустишь слезу на его церковное облачение - вряд ли.
   -А если ты? - невинная ирония в голосе Марго ни на секунду меня не обманула.
   Бог весть, отчего, но она считала, что именно мои усилия помогут извлечь заплесневелую тайну на свет божий. Странная мысль, я вовсе не так хорошо ориентировалась в окружающем мире, чтобы осилить столь сложную задачу.
   -Даже если обе мы примемся рыдать на его пастырском плече, он и глазом не моргнет. Ради бога, дорогая моя, никто из слуг господних не способен на такой альтруизм. Он может хорошо продать тайну, или открыть ее из личных побуждений, но никогда - по чьей-то просьбе. Просто попросить - даже очень сильно - будет недостаточно.
   Я была права, и она хорошо понимала это, но...Я могла только позавидовать ее мобильности: за пару секунд она вынесла новое предложение.
   -Значит надо продать ему какой-нибудь секрет. Такой, за который он продаст нам то, что интересует нас.
   -Чтобы продать что-нибудь ненужное, надо сначала купить что-нибудь ненужное! - невесело хмыкнула я.
   Цитата из мультфильма пришлась как нельзя кстати. Не мешало бы нам на всякий случай обзавестись парочкой чужих секретов, дабы при случае пустить эти козыри в игру.
   -Что-нибудь найдем, - пробормотала себе под нос самочинная сыщица, и удалилась.
   Я было вздохнула с облегчением, но скоро выяснилось, что радовалась рано. Уже на следующее утро она отправилась в садик под крепостной стеной, поманив меня за собою. Вид она при этом имела загадочный и торжественный: надо думать, расследование понемногу все же сдвинулось с места.
   -Ну и что тебе удалось узнать? - уныло вопросила я сияющую Марго.
   -Я была права! - торжествующе возвестило это упертое создание, - Я верила, что иначе быть не может. Садись и слушай, Анна. Картина начинает проясняться.
   Мне оставалось только плюхнуться на каменную скамью, подавляя чувство полной обреченности. Неугомонная девица и не думала приходить в себя. Несмотря на все препоны, она всерьез надеялась раскрыть это сильно протухшее от времени дельце.
   -Я нашла старого конюшего, - Марго расхаживала по тропинке, деловито заложив руки за спину, - Он уже служил здесь, когда произошло убийство. Тогда как раз созвали вассалов на праздник урожая...
   Я отвернулась и прикрыла глаза, но это не помогло: мое живое воображение вступило в сговор с Марго, и я осталась одна против двух сильных противников. Ее рассказ мало-помалу приобретал очертания, краски, обрастал звуками и становился живой картинкой прошлого, такой живой, что я даже немного испугалась.
   ...Желтые листья еще не облетели с дубов в роще, и солнце светило жарко и долго не скрывалось за горизонтом. В замок съехалось столько народу, что вассалам победнее пришлось ночевать в пристройках, а их оруженосцам - на конюшне. В воздухе носились обескураживающие новости: Старый Лорд хотел передать власть сыну, и потребовать для него вассальной присяги от всех присутствующих.
   Люди не могли решить, хорошая эта новость или дурная - так мало знали они Молодого Лорда. Юность он провел в путешествиях, постигал неведомое знание, учился воинским и другим искусствам, и никто не сказал бы, каким он станет правителем.
   У отца Уорвика весь день был бы занят обязанностями исповедника, если бы вассалы не знали о его полной преданности сеньору. Люди просто собирались небольшими группками, что-то взволнованно обсуждали, но ничего не могли решить. Никто не может угадать своего будущего, не могли и они, и это пугало их.
   Но невзирая на их тревоги, праздник все же состоялся. Немало было выпито вина, немало сказано речей, но Старый Лорд хранил молчание о главном, будто и не замыслил отдать власть сыну, и не собирался ничего менять.
   И сына-то его еще никто не видел воочию. Говорили, что он вот-вот прибудет из дальних краев со своими людьми, что он повидал мир, и точно знает, как обустроить жизнь вассалов, но...его никто не видел. Понемногу он становился фигурой больше сказочной, чем реальной, и никто не мог бы уже сказать наверняка, существует ли он на самом деле.
   Как бы там ни было, но этот длинный день кончился. Солнце опустилось за край дальнего луга, на небо выползла почти полная луна, и звезды светили ярко, предвещая раннюю и суровую зиму. Мирные мысли потихоньку овладевали умами: о том, как заготовить побольше зерна, как сладить со стаями волков, тревожащих стада, как отремонтировать жилища...
   Многие из гостей уже спали хмельным сном, когда над башнями замка заполыхало пламя. Оно занялось не сразу: сперва откуда-то потянуло дымом, робкие рыжие лепестки заплясали по кровле, и лишь затем разгорелся настоящий пожар.
   Покуда подгулявшие вассалы продрали глаза, пока они схватились за мечи - драгоценное время было утеряно. И хвататься-то надобно было скорее за ведра с водою, дабы затушить пламя...И пожар, пожравший все деревянные строения, не остался единственным злодеянием, совершенным кем-то в ту ночь.
   В одной из башен нашли тела ближайшего друга Старого лорда - Локвуда, и его жены. А в спальне с мечом в руках лежал на полу сам Старый Лорд, глядя в ночь мертвыми пустыми глазами, и возле его тела корчился в страшных мучениях тот, кто должен был стать господином по желанию своего отца.
   Его обнаружил старый, и, как я поняла сразу, очень мудрый слуга. Он никого не пустил на место трагедии, кроме еще двух доверенных слуг. Вместе они взяли на себя огромную ответственность. Их мысль была очевидна: сюзерен убит, а его сын - единственный, кто может заменить убитого. И сколько бы желающих не нашлось на его место, занять престол отца вправе лишь он один.
   Не представляю, как им удалось обстряпать это сложнейшее дело, но им удалось. Главная трудность заключалась в том, чтобы никто из вассалов не заподозрил, что их молодой сюзерен - недееспособный калека. А он стал калекой в эту ночь: не чувствовал ни спины, ни ног, с трудом мог шевелить руками, и не был уверен, находится ли на этом свете, или на том.
   Убийц не искали, потому что на поиски не было времени. Да и кто из слуг осмелился бы допрашивать благородных господ о причастности к преступлению! Призвать их к ответу мог бы разве что молодой Лорд, но он лежал недвижим под охраной самых верных слуг, и готовился к смерти. Он не хотел умирать, но понимал, что смерть подошла совсем близко. Власти же он жаждал тем сильнее, что она осталась единственным доступным ему проявлением жизни. И ради того, чтобы достичь ее, он мог бы взвалить на себя сколь угодно тяжкую ношу. Он снова переломал бы себе хребет, если бы это заставило вассалов присягнуть ему.
   -Они должны. Должны признать меня, - лихорадочно шептал он в заоконную черноту, и если мысль бывает материальна, то это была как раз такая мысль.
   В назначенный день он появился перед вассалами на галерее замка, и один бог знает, чего стоило ему на мгновение приподняться с кресла и махнуть рукой собравшимся. Все знали, что он тяжело ранен, и его появление убедило всех, что он не беспомощный калека. А потом...потом произошло нечто, чего никто не смог объяснить. Новый сюзерен оглядел толпу, и внезапно ему показалось, что он заглянул в глаза каждого из этих людей. Прошла еще минута...и воздух взорвался криками: "Да здравствует Властитель!", "Слава правителю Большой Северной земли!".
   В общем, все получилось. Страстное желание власти воплотило эту власть в жизнь. И как-то само собой вышло, что никто не видел нового государя вблизи, кроме узкого круга приближенных. И с годами этот круг не становился шире.
   -...и он стал править. Как говорят, мудро и справедливо. Что скажешь? - азартно спросила Марго, завершив, должно быть, свой рассказ.
   Мне-то казалось, что я просто смотрела сюжет средневековой кинохроники, и стряхнуть наваждение оказалось совсем непросто. Одно ехидство было моим спасением от невыносимо драматического сюжета.
   -Скажу, что теперь мы знаем все о том, как Властителю достался престол отца. Но про гибель Локвудов мы по-прежнему не знаем ничего. Ты не заметила?
   Ее растерянность длилась ровно мгновение.
   -Да. Но мы все равно сдвинулись с мертвой точки. И узнаем истину - рано или поздно.
   -Скорее поздно, - чуть слышно фыркнула я.
   Но она опять меня не услышала.
   -Скоро Властитель будет здесь. Смотри, не зевай, Анна. Мы сумеем узнать многое, если не будем понапрасну щелкать клювом.
   Можно было даже ничего не отвечать. События разворачивались без моего участия, и мне оставалось лишь аккуратно вписываться в повороты судьбы.
  

5. "Душа, достойная костра".

  
   Я не рассчитывала попасть на это сугубо мужское торжество. Кажется, женщинам и вовсе не было здесь места...Но для нас с Марго сделали исключение. На маленькой галерее поверху главного зала нашлись две удобные скамьи, и мы умостились на них, предупрежденные, будто дети на взрослом празднике, о необходимости соблюдать тишину.
   Марго недовольно фырчала что-то о мужском шовинизме, внизу разгорался монотонный шум общей беседы, и я понемногу расслабилась.
   Вместо того, чтобы хорошенько разглядеть свиту Властителя и его самого, я внезапно для себя самой принялась пялиться по сторонам. До сих пор я не находила в парадном зале ничего примечательного, и не обращала на него особого внимания. Высокий сводчатый потолок, деревянные балки перекрытий, галереи, на одной из которых помещались мы с Марго...Все как в рыцарских романах, полный средневековый стандарт. Я бы и дальше принимала обстановку как должное, но именно сегодня обратила внимание, что зал живет своей жизнью. С самостоятельной жизнью предметов я сталкивалась не впервые: все они вполне могли обойтись без присутствия человека. Вещи не столько сопутствовали людям, сколько молчаливо терпели их рядом с собой.
   Не выпей я разом полный кубок довольно крепкого вина, вряд ли различила бы что-нибудь за нестройным гулом большого застолья. Но я выпила, и - не прошло получаса - пришла в философское расположение духа. После чего не замечала уже ни взглядов Робби, как-то странно ощупывающих мое лицо, ни важных (конечно же, очень важных!) разговоров, что велись внизу за столом. Даже самая главная персона не привлекала больше моего внимания, так увлеклась я своими потайными наблюдениями. Властитель должен был пробыть в Скай-Холле еще, по крайней мере, неделю, и у меня оставалось время понаблюдать за ним. Что до вещей, то я не всякий день в состоянии была расслышать их тихие голоса.
   Темная кладка стен принялась неспешно повествовать мне о тех страстях, что бушевали внутри них вот уже несколько столетий кряду. Прикрыв глаза, я внимала рассказу...
   Честно говоря, мне показалось, будто я внезапно обрела второе зрение, позволяющее мне видеть то, чего не замечал никто вокруг. Картины, встававшие перед этим особым зрением, сменялись так быстро, что я не успевала даже удивиться их изобилию, или их яркости, или тому, что я вообще могла их наблюдать.
   Чьи-то тени в этих стенах: женщины, качающие колыбели...девушки с рукодельем ...влюбленные парочки в темных коридорах...воины, поднимающие кубки за прошлые и грядущие победы...убийцы, сжимающие в руках оружие, чтобы сотворить свое тайное зло... Все они знали то, чего не знала я об этой жизни. И вряд ли могли поделиться знанием со мной.
   -Анна! Анна! Да ты спишь, как будто?.. Или грезишь наяву? - я с трудом очнулась и обнаружила, что Марго трясет меня за плечо, и выражение лица имеет крайне озабоченное.
   -Что такое? - осведомилась я, стараясь побыстрее прийти в себя.
   -И ты еще спрашиваешь! - возмутилась моя собеседница с громким фырканьем, - Сэр Роберт хотел представить тебя Властителю, звал спуститься, а ты только смотрела на всех нас пустыми глазами, тихонько напевала что-то, да покачивалась из стороны в сторону, словно баюкаешь дитя. Анна, с тобой все в порядке?
   Я пожала плечами.
   -В общем, да. Я просто задумалась. Ты никогда не пыталась представить...
   Вот так всегда. Только меня потянуло на публичную философию, как передо мной возник не то, чтобы разгневанный, но изрядно недоумевающий Робби.
   -Ты не слышала, как я звал тебя, госпожа? - полюбопытствовал он, - Тебя хочет видеть государь.
   -Что, прямо сейчас? - я почему-то вдруг занервничала.
   -Сейчас, - он уже готов был рассердиться, - И поторопись. Властитель не должен ждать ни минуты.
   -Ладно, - согласилась я, - Проводи меня.
   Марго смотрела мне вслед с восхищением. Еще бы, мне же удалось нацепить на лицо такую маску, будто я каждый день почем зря общалась с королями. Все свои тревоги я решила оставить при себе.
  

* * *

  
   Честно говоря, я все-таки волновалась перед приватной встречей со столь великой личностью. Уж насколько там легенды соответствовали действительности, я не знала, но не бывает же дыма вовсе без огня!
   Однако первое впечатление едва меня не разочаровало. Навстречу моей скромной персоне с кресла тяжело приподнялась высокая худощавая фигура, неестественно прямая и от этого кажущаяся какой-то беззащитной.
   "Прямо Андрей Боголюбский, привет из Владимиро-Суздальской Руси. Травма позвоночника, а для несведущих в медицине врагов - обостренная гордость и полное отсутствие вежества", - подумала я, автоматически отвешивая ему глубокий поклон.
   Его лицо - случайно или намеренно - пряталось в полумраке. Я почему-то подумала, что он предоставляет видеть его таким, каким каждый хотел бы. Воображение, а не зрение рисовало облик правителя - по-своему мудрый, но уж очень нестандартный ход.
   -Мне сказали, что ты отличаешься от других женщин, чужестранка, - голос у него был под стать правителю, звучный и приятного низкого тембра, - Теперь я и сам вижу, что это так.
   Мне захотелось осмотреть свой костюм и выяснить поскорее, чем это я отличаюсь от здешнего женского населения. Наблюдая за моими мучениями, правитель неожиданно рассмеялся, по-мальчишески и совершенно не торжественно.
   -Не одеждой, конечно, - избавил он меня от страданий, - скорее выражением лица. Да и глазами...словом, теми приметами, что нельзя изменить одеждой.
   Внезапно его тон переменился и сделался властным и величественным: как и полагалось истинно крупной исторической фигуре.
   -Какая дорога привела тебя в мое королевство? - судя по тону вопроса, отвечать следовало со всевозможной честностью.
   -Длинная, государь, - честно ответила я.
   Дело было в том, что я заранее решила использовать безотказную отмазку, часто практикуемую героями старинных саг.
   -Весть о твоих подвигах разнеслась по всему свету, - начала я издалека и на всякий случай с мелкой лести.
   Властитель на это лишь кивнул, как бы подтверждая очевидное: скромность, видимо, не входила в число его личных комплексов. Оно и понятно - скромный государь такого масштаба не пробыл бы долго у кормила власти. Тут уж либо одно, либо другое...
   Я выждала с минуту, вежливо наклонив голову, и не дождавшись комментариев, вдохновенно продолжала:
   -Кого не спроси в любой стороне мира, всякий наслышан о мудрости и мужестве Властителя Большой Северной Земли. До владений короля Наваррского тоже дошли слухи о тебе. И королева-мать поручила мне взглянуть на тебя своими глазами.
   -У вас правят женщины? - заинтересованно перебил меня государь.
   Вот она, средневековая доверчивость! Мир вокруг этих людей был еще столь расплывчат и столь велик, что всякий рассказ они приняли бы на веру. Если бы мне вздумалось заявить, что на моей родине люди ходят на голове, он и то бы не усомнился в правдивости моих слов. Ему даже не пришло в голову уточнить, откуда именно я прибыла. Все территории, что простирались за границами его империи, определялись для него понятием "далеко". А все, что находилось "далеко", могло быть каким угодно - вот и вся его нехитрая философия.
   -И да и нет, - с некоторым опозданием ответила я на монарший вопрос, - Мать наследника имеет большую власть. Еще большую власть она приобретает, когда ее сын занимает престол предков. Всякий в стране должен с уважением относиться к ее воле.
   -А почему она приказала именно тебе отправиться в путь? - это был очень подходящий вопрос.
   Мне даже не пришлось сочинять - можно было рассказать почти полную версию моей настоящей житейской ситуации.
   -Мои муж и ребенок погибли, - коротко объяснила я, не отводя взгляда от его лица, - Меня ничто не держало в моей стране. И я поклялась доставить домой леди Ариану.
   В его лице промелькнуло уважение к моей стойкости. Подумав немного, он даже решил высказать его вслух.
   -Обычно женщинам несвойственно такое мужество. Ты ведешь себя по-мужски, чужестранка.
   Странный комплимент, но это был именно комплимент, хотя что хорошего в мужеподобности женщины, понять я не могла.
   Пока я прикидывала, как на него реагировать, мой собеседник откинулся на спинку кресла. Он смертельно устал от меня и моих попыток найти с ним общий язык. Верно, ему не нужен был ничей язык, и ничья лесть, и никакие аудиенции на высоком уровне...
   -Простите меня, государь, - тихо сказала я прямо в его закрытые глаза, - Я должна уйти. Я давно должна была уйти.
   От моей даже не пролетарской, а прямо-таки первобытной прямоты Властитель собрал последние силы и тут же потратил их все на удивление.
   -Ты как будто жалеешь меня, женщина?
   -Сочувствую, и берегу ваше здоровье, - перейдя на фамильярный тон, я уже не могла остановиться, - Вам пора отдохнуть от этой жизни, которая становится слишком назойливой, если не отодвигать ее на расстояние.
   Он снова улыбнулся.
   -Ты предлагаешь мне умереть?
   -Уснуть. Маленькая смерть, совсем безвредная. Последствий никаких не будет, кроме возвращения сил. Ну так как?
   -Я приму твой совет, чужестранка, - кивнул Властитель, слегка хмурясь, и хлопая ладонями по подлокотникам кресла.
   Словно уловив этот сигнал на расстоянии, в низкую дверь тут же протиснулись два могучих детинушки, и без видимых усилий подняв кресло, потащили его прочь.
   Я молча смотрела им вслед, испытывая чувство жалости, тем более странное, что Властитель вовсе не был беспомощен. Скорее он перенес свою активность в другую область, твердо сознавая, что не может жить и править, как обычный человек. Ну что с того, что ниже пояса он был памятником самому себе? Зато он держал в своих руках огромную империю, и с полным успехом справлялся со своей тяжкой службой.
   Он вообще явно относился к тому типу правителей, что занимали в истории слишком много места. При этом никак не желали потесниться, и крупно рисковали в своем желании усидеть на многих стульях одновременно...Но его не волновало ничье мнение на сей счет.
   Стряхивая задумчивость, я оглянулась. Оказывается, пока мы беседовали, все остальные покинули зал. Я осталась одна в огромном помещении, с явным риском снова утонуть в картинах прошлого.
   -Ну уж нет, - решительно произнесла я вслух, - Не дождетесь.
   И поспешно направилась к выходу. Более чем довольно с меня было новых впечатлений в этот чудовищно длинный день.
  

* * *

  
   Имея перед глазами могучий пример Властителя, я сгорела бы со стыда, если бы не смогла привыкнуть к новым условиям. Я прослонялась не один день по территории замка, изучила его до самых укромных уголков, и нашла-таки себе подходящее местечко для уединения. Крошечный садик, примостившийся в дальнем углу у крепостной стены, находился в запустении и редко посещался кем-нибудь, кроме меня.
   Теперь при желании остаться в одиночестве (что было совсем непросто), я отправлялась в свое тайное убежище. На следующее утро после "высочайшей аудиенции" я направилась прямиком туда. Уселась на скамеечку, и принялась приводить в порядок запутанные мысли. Поразмыслить было о чем: исторический персонаж безвозвратно ускользал из созданной для него схемы. Увиденное мною шло в разрез со сведениями, что имелись в распоряжении ученых.
   Мощная фигура государя с неотразимым обаянием и внушительным набором деяний потеснилась, уступив место измученному недугом мужчине, которого, казалось, безмерно тяготило его предназначение. Как он умудрился совершить все то, о чем слагали легенды многие поколения потомков, мне было категорически непонятно.
   Я было подумала, что он успел совершить хоть что-то до того, как получил свое увечье и оказался прикованным к трону правителя в самом прямом смысле слова. Но вспомнила, что Властитель занял престол отца совсем молодым, едва вернувшись из долгого путешествия.
   -Не получается, - грустно констатировала я, и снова принялась за анализ.
   Властитель из старинных легенд должен был непрестанно что-то совершать. Властитель, которого увидела я, не делал ВООБЩЕ НИЧЕГО. Лишь изредка он устраивал некое подобие военных советов, причем ни один из них не длился долее часу.
   По окончании совещаний приближенные покидали зал, и скорым шагом отправлялись на некие неведомые мне подвиги. Рассуждая логически, именно они и должны были проделывать все те государственные дела, которые молва приписывала их сюзерену.
   Однако не все они могли делать за него! Не во всех областях человека возможно безболезненно заменить. Если б я только могла предположить, как мне самой доведется поучаствовать в этих сугубо личных делах!
   Но до тех пор я считала, что оставался набор поступков, совершенных Властителем лично. Хотя сильно затруднялась эти поступки перечислить.
   Но даже это было не самое интересное. С трудом верилось, что его подданные именно так понимают вассальный долг, и откладывают собственную жизнь в дальний угол, торопясь прожить жизнь одной из теней сюзерена. Они теряли все права на собственное лицо, исполняя его волю...Я долго не могла понять, что же, кроме вассального долга, заставляет его людей с таким рвением претворять в жизнь замыслы сюзерена. Недоумевала я до того дня, когда мне довелось присутствовать при своеобразном военном совете.
   Властитель наметил экспедицию к южным границам своих владений. А поскольку наши провожатые давно покинули замок и отправились восвояси, именно у меня он пожелал уточнить некие географические подробности.
   Пока я, робея перед представительным собранием, пыталась изложить географические впечатления от поездки, меня не прерывали. Но когда я на мгновение замолкла, Властитель вдруг приказал:
   -Пошлите за монахом.
   Я затосковала, подумав отчего-то, что сейчас приглашенный служитель господень примется записывать мои "показания". Для этого мне придется медленно повторить все еще раз, с мельчайшими деталями и пространными комментариями...правда, тут же выяснилось, что я рано предалась тоске.
   Возникший будто из-под земли монашек в неприметном сером одеянии нес не перья и чернила, а буквально "черный ящик" небольшого размера. При этом он мало внимания обращал на сборище, перед которым я только что так бездарно робела.
   Выслушав краткий вариант моей речи, он задал два-три вопроса, показавшихся мне какими-то странными, открыл свой "саквояж" и достал оттуда...разрази меня гром, если это не были принадлежности для черчения!
   -Можешь нарисовать то, что она рассказала? - строго осведомился у монаха государь.
   Тот неспешно кивнул, и принялся за работу. Под его ловкими руками на пергаменте проступали очертания сильно упрощенной, но довольно точной карты нашего путешествия.
   -Я сам придумал это, - гордо отметил Властитель, обернувшись ко мне, - зарисовать лучше, чем записать рассказ о какой-либо стране. Монахи учены, знают все об этом мире, вот пусть и рисуют на лице его наши дороги.
   Я не ответила, ибо во все глаза следила за средневековым чертежником. В его распоряжении не было ни графопостроителей, ни специальной доски, ни даже простой стирательной резинки, но он и без ухищрений позднейших эпох работал точно и быстро. Карта Европы вполне соответствовала более поздним вариациям. Разве что очертания материка вышли чуть расплывчатыми, но вполне узнаваемыми. Чертежник уверенно изобразил описанный мною путь, деловито посыпал свое творение песком, стряхнул его, и почтительно подал Властителю.
   -Хорошая работа, божий слуга, - удовлетворенно отметил тот, - Скажешь отцу Уорвику, что я доволен. Господь, я полагаю, тоже радуется, глядя на твои труды. Можешь вернуться в обитель еще до заката. Тебе дадут охрану.
   -Слуге божьему не нужна охрана, государь, - непринужденно улыбнулся монах.
   Улыбка на его непроницаемом, грубо вырезанном лице выглядела так, точно улыбалась каменная статуя, а не живой человек. Во множестве книг описывались вечные проблемы королей с церковниками - мне запомнилось, что они чрезвычайно плохо ладили между собой. Этот случай, видно, был исключением: монах явно гордился тем, что хорошо послужил государю, а государь вполне миролюбиво сносил некоторый недостаток пиетета со стороны своего штатного чертежника. На реплику монаха он хмыкнул, и кивнул:
   -Пусть будет как ты хочешь. Ступай.
   Провожая глазами грязную серую рясу, мелькнувшую в дверях, я формулировала свежий тезис. Оказывается, только личное обаяние этой нетривиальной исторической персоны и заставляет повиноваться его людей. Только оно, ничего больше. Простой принцип, как и большинство простых вещей, давал наилучшие результаты. Я и сама не раз пользовалась сходным способом привлекать к себе симпатии, разве что в меньших масштабах. Властитель просто переживал легкую форму размножения личности. Множился он на сколько угодно человек, и ни один из них почти ничем не напоминал другого. Однако каждый узнаваемо походил на того, с кем Властитель в данный момент общался. Каждое такое зеркальное отражение понимало собеседника гораздо лучше, чем он сам понимал себя.
   По мере надобности он становился то простым молодым воякой, не чуждым разных увеселений и с большими честолюбивыми планами, то "отцом-командиром", строгим, но справедливым, то почти мафиозным "крестным отцом", не менее опасным, чем известный киношный персонаж. Чудо, что никто не сознавал этого. Всем казалось во время бесед с Властителем, что они говорят со своим двойником, который отлично понимает все, что они хотят ему сказать раньше, чем они открывают рот.
   Словно всем им привалило несказанное везение, и сюзерен был для каждого именно таким господином, под началом которого они чувствовали себя комфортнее всего.
   Создав всем им "условия наибольшего благоприятствования", сам он почти растворился в этих сложных государственных трудах. Порой он напоминал мне паука, сидящего в центре огромной паутины и вершащего суд и расправу. А иногда мне казалось, что сам он, прежде всего - пленник этой паутины, и давно уже она диктует его поступки, а вовсе не наоборот.
   Я постоянно забывала о том, что не каждый мог стать правителем столь высокого ранга. Недюжинные способности к дипломатии, способность мыслить не частными, а государственными категориями, страсть разыгрывать шахматные партии политических игр и находить в подчиненные кукол, которых достаточно вовремя дергать за нитки - далеко не полный перечень необходимых умений, и всеми он владел в совершенстве.
   Обаятельный мужчина с острым, парадоксальным умом - лишь одно из его лиц, а увидеть все я могла только мечтать. Как не могла даже и мечтать о том, чтобы хоть раз увидеть его собственное лицо.
   Я не могла поверить - едва ли не впервые в жизни - в то, что видели мои собственные глаза. Доверчивость вассалов, поистине, превышала все мыслимые пределы. И как, хотела бы я знать, они умудрялись не замечать вечных загадок, окружающих их сюзерена?
   По моим понятиям, уж слишком много тайн заслоняло Властителя от людей. Все эти глухонемые личные слуги, более чем узкий круг "ближних людей", жены, приходящие к нему на ложе очень редко и всегда в полной темноте...И никто, ни одна живая душа, не смел заметить эти странности, и тем более над ними поразмышлять.
   Как бы там ни было, но их жизнь протекала именно так, и не мне было перекраивать ее по своему разумению. Все, что я могла - это приспособиться к окружающему миру, сделаться его частью, и наблюдать за ним изнутри.
  

* * *

  
   Глубокая старина таила немало интересных персонажей. Причем появлялись они не скопом, а исключительно по очереди, дабы я каждого из них могла оценить в полной мере.
   Я несколько сомневалась, полагался ли державе Властителя собственный "патриарх". Оказалось, что очень даже полагался. Отец Уорвик имел изрядную седую шевелюру, серебристыми волнами ниспадавшую ему на плечи и физиономию завзятого игрока в покер, с орлиным хищным носом и пронизывающим взглядом выцветших голубых глаз.
   -Вы христианка, миледи? - величественно осведомился он у меня при первой же встрече.
   -Да, отец мой. При дворе государя Наварры, да продлятся его дни, тоже чтят Христа, как и в ваших краях. Но я давно не была у исповеди, - извиняющимся тоном прибавила я, - Не слишком смело с моей стороны будет просить вас стать моим духовником?
   Это был пробный шар: грехов за мною накопилось несметное множество, и среди них немало тех, о которых должны были узнать здешние обитатели. И я очень надеялась, что тайна исповеди не является для святого отца непреложным правилом.
   Позже мне пришлось узнать, сколь необычные отношения связывали бога христиан и местного привратника-распорядителя при Царствии небесном. Свои функции он понимал более чем широко, и пользовался полномочиями с размахом. Но вначале все эти специфические детали были мне неведомы.
   -Похвальное желание, дочь моя, - одобрительно возвестил святой отец, - Я с радостью готов принять еще одну овечку в свое стадо.
   От этой благосклонной шуточки меня ощутимо передернуло. Вот к чему я не стремилась, так это попасть в стадо, пусть даже это будет стадо Христовых овечек. Выбор, однако, ограничивался малым: или записаться в язычники, или добросовестно косить под христианку, поститься, ходить на исповедь и привыкать к смирению, которого я не выносила. Я выбрала второе, почти сразу об этом пожалела, но отступать было поздно.
   -Люди слишком мало внимания уделяют общению с Господом, - заметил он как бы между прочим, и я поняла, что мне предстоит лекция по теософии, и деваться от нее некуда.
   -Человек корыстен во всех своих проявлениях, и в любви к богу более всего, - продолжал святой отец, располагаясь в кресле, и указывая мне на соседнее.
   В большом зале только что завершился обед, обитатели Скай-Холла разбрелись кто куда, и наступало самое подходящее время для ведения неспешных философических бесед.
   -Где же ваше снисхождение к пастве? - улыбнулась я, еще надеясь перевести беседу в ироническое русло.
   Надежды увяли почти сразу же: мой новый пастырь настроен был - серьезнее некуда. Вместо ответной улыбки я увидела на его лице лишь гримасу пренебрежения.
   -Люди обращаются к Господу, когда им нужна его помощь, или когда приближается час их смерти. Вот ты, дочь моя, часто ли возносишь Ему хвалу? Часто ли просишь у него совета - не потому, что тебе нужна его помощь, а потому, что хочешь познать божественное провидение?
   Я молчала. По правде говоря, до божественного провидения мне не было никакого дела. Однако и о помощи я не просила его ни разу.
   -Ты не отвечаешь мне? - он знал, что мне нечего ответить, и просто разыгрывал свою роль, как и полагается хорошему актеру.
   Мне, видно, пора было вставить свою реплику.
   -Люди обращаются к владыке небесному, когда земные властители уже не в силах им помочь, - заметила я, стараясь навести его на беседу о сюзерене, при дворе которого он, как будто, служил.
   В ответ он саркастически усмехнулся.
   -Нет выше власти, чем власть Господа. И как бы ни мечтали государи земные заменить владыку небесного - им это не под силу. Вот разве что мы, смиренные слуги Господни...
   -Так вам тоже хочется власти, - осенило меня, как выяснилось немедленно, абсолютно неверно.
   Отец Уорвик снова улыбнулся. Боже, что это была за улыбка! Мне сразу же захотелось стать язычницей, идолопоклонницей, огнепоклонницей, вудуисткой, кем угодно, лишь бы не иметь человека с такой улыбкой в духовных отцах. Ничего более опасного и представить себе было невозможно.
   Ступая по раскаленным углям христианской морали без должного самоотречения, я крупно рисковала: кто угодно, но только не этот служитель матери-церкви простил бы мне мои вольные и невольные грехи.
   -Власти? - он все еще улыбался, и я трижды пожалела, что затеяла этот необязательный разговор, - У меня есть сколько угодно власти, дочь моя.
   -Сколько угодно кому? - начав в таком тоне, мне следовало во что бы то ни стало держаться своего.
   -Всевышнему, конечно, - его невыразительный голос звучал так невинно, что я почти поверила в отсутствие у него малейшего честолюбия.
   -А Всевышний разве не возлюбил детей своих так сильно, что отдал жизнь за их грехи? - с удовольствием пустилась я в теософский диспут, растеряв остатки осторожности.
   Святой отец смотрел на меня, как на необразованную деревенщину. Можно было подумать, что я произнесла неслыханную ересь, а не один из основных тезисов христианства.
   -Дочь моя, - произнес он, укоризненно созерцая мою несознательную персону, - Господь наш испытывал к человеку снисхождение...но не любовь. Разве можно любить столь убогих тварей, посуди сама?
   Я невольно хмыкнула - убийственно точная оценка. "Убогие твари" - лучше не скажешь... И если вдуматься, может, не так уж он и неправ. Привычная испытывать сильные чувства, человеческая натура требует эмоций все более сильных, и не знает, где надо остановиться. Творит зло и оправдывает себя, что бы ни натворила. Просит о спасении, и не заботится о том, что спасение надо заслужить.
   -Однако ж он принимает служение некоторых из этих тварей, - упиралась я, - Не всех, но...
   -Все мы слуги господа, - с хитрой улыбкой констатировал святой отец, - Даже те из нас, кто об этом не подозревает.
   Он был просто великолепен в своей уверенности. Можно подумать, он лично вербовал весь мир в Господни слуги. И крепко держал "на крючке" свою паству. Я не вполне ориентировалась в наборе крючков, но уже ясно осознавала, что он обширен и укомплектован с поистине дьявольской изобретательностью.
   -А как же язычники? Они-то служат своим богам, - очередная попытка поймать отца Уорвика на слове, как и прочие, с треском провалилась.
   -Это они так думают, - мгновенно среагировал он с интонациями служителя тайной полиции, - Но что бы сами они ни думала по этому поводу, они тоже служат Иисусу - не менее ревностно, чем самые рьяные христиане.
   Я не успела удивиться или возразить, как он еще и развил свою мысль, не переставая плотоядно усмехаться моему удивлению и моим невысказанным возражениям.
   -У бога множество имен и мириады лиц. Если принять его в своем сердце, узреть его очень просто: надо только почаще смотреть вверх. И служить ему можно по-разному, но если стремиться творить добро, то...
   -Царство Божие наступит прямо на этой, - для верности я потопала по камням пола под своими ногами, - прямо на этой земле.
   -Твои слова - истина, дочь моя, хотя ты произносишь их без веры, - похоже, он с легкостью читал в моих мыслях, и даже не считал нужным этого скрывать.
   Я упрямо мотнула головой, чувствуя себя ребенком, не желающим внимать взрослым доводам. Оглядев меня еще раз, он вдруг замолчал на мгновение, а потом сознался:
   -Однажды я все-таки узрел человека, который ни в грош не ставил Господа нашего и его наставления. Надеюсь, вы никогда не встретитесь, ибо вместе можете несказанно укрепиться в своем неверии.
   -Вот как? - заинтересовалась я, - И кто же сей строптивец?
   Святой отец безнадежно махнул рукой, признавая свое поражение.
   -Здесь его зовут Проклятым Дэнни. Не знаю, что имеют в виду крепостные, но я сам отлучил его от лона истинной церкви, ибо не мог стерпеть надругательства над самыми основами веры.
   -Не впервые слышу это имя, - заметила я, - И снова меня стараются запугать им. Наверно, и вправду он страшный человек. Обещаю вам, отче, встретив его, бежать прочь со всех ног, покуда он не соблазнил меня гнилыми плодами ереси.
   Мне все же удалось насмешить святого отца. Улыбаясь, он сказал:
   -Беги от него, дочь моя, если хочешь сохранить ясный разум и веру, и...беги. Если сможешь.
   Я самодовольно фыркнула, понятия не имея, как близок к истине этот надзиратель за чужими грехами. Никогда еще я не чувствовала себя такой неуязвимой для человеческих приманок: казалось, мои эмоции спят сном, больше похожим на смерть.
  

6. "Заговор на любовь".

  
   Как бы я ни корила себя за плохое соответствие эпохе, но все больше осваивалась в непривычной обстановке. Вполне стоически сносила упаковку себя в наряды, ранние подъемы и ранние отходы ко сну, полное отсутствие свободы передвижения и многочасовые стояния в церкви на вечно ледяном каменном полу.
   Спустя пару недель что-то, как будто, щелкнуло в моем сознании, и я стала лучше видеть и слышать все, что творилось вокруг.
   Понемногу я начала перестраиваться и воспринимать те тонкости, которые раньше могла просто не заметить. Например, я обратила внимание, что Марго как-то нехорошо присматривается к сэру Джону, наблюдает за ним с каким-то особым, жадным вниманием. Сам же он разительно менялся буквально на глазах. Невесть куда подевалась его повышенная жизненная активность, сменившись унылой апатией. Агрессивное обаяние тоже испарилось без следа, и вместо душки-Джона по замку бесцельно бродил коротышка с потухшим взором и неуверенными движениями. В нем как будто происходили процессы, названия которым я долгое время не находила.
   Возможно, я бы так ни о чем и не догадалась, если бы не увидела однажды, как Марго сосредоточенно сыплет в бокал Джону какой-то серый порошок. То, что она при этом шептала, повергло меня в затяжной ступор.
   -...среди избы лежит доска, под доской - тоска. Плачет тоска, рыдает тоска, белого света дожидается. Белый свет красна солнышка дожидается, радуется и веселится. Так бы и меня, рабу божью, дожидался бы, радовался и веселился, не мог бы без меня ни жить, ни быть, ни есть, ни пить; ни на утренней зоре, ни на вечерней...
   Вот уж чего я не ожидала услышать посреди сурового европейского Средневековья, так это родного славянского заговора. Правда, Марго, похоже, не знала главного правила...
   -Не поможет, - объявила я, подходя к ней сзади, - Здесь это не действует. Нужны родные заговоры, местные. Кельтские, например.
   В ответ она ведьмовски ухмыльнулась.
   -Это я так, для верности, - объяснила она, цинично перемешав питье пальцем, - главный приворот был кельтский: одна старуха-знахарка помогла мне.
   -Ну и что он сделал тебе плохого, что ты хочешь укоротить ему жизнь?
   -Как это "укоротить"? - удивленно взметнула она тонкие брови, - Это же безвредно.
   -Это ты думаешь, что безвредно. А на самом деле, привороженные долго не живут. Приворот отнимает их жизненную силу: всю, до капельки. Однако, похоже, - добавила я, увидев ее растущее изумление, - что знахарка твоя умолчала о такой возможности.
   -Да нет, она лопотала что-то о смерти за его спиной, но я не придала значения...Ты точно уверена в том, что говоришь?
   На это я только печально покивала. Удивительно, как меняет людей безнадежная страсть. Во имя ее они способны на любой, самый дикий поступок.
   Если такая страсть взаимна, то все оправдано ради нее, но то, что было сейчас перед моими глазами...
   -Ну и чего, спрашивается, тебе не хватало? - мне очень хотелось понять, что двигало моей странной приятельницей, и отчего ей хотелось заполучить именно этого мужчину, когда все прочие и без того были к ее услугам.
   -Ах, ты не понимаешь, - раздраженно отмахнулась она, - Мне донельзя осточертели мои прошлые кавалеры. Ты и представить себе не можешь, насколько одинаковы они были! Троих последних даже звали одинаково -Сережами. И все они говорили мне одни и те же слова, кормили одними и теми же конфетами, покупали одну и ту же марку презервативов: "Они реже рвутся". В один непрекрасный день я поймала себя на том, что и сама говорю им одни и те же слова, кормлю одними и теми же супами, и белье покупаю у одной и той же тетки на рынке: "Оно служит дольше". Умереть - вот чего мне захотелось, когда я это поняла...
   -Ну и чего же ты добилась? - фыркнула я с полным сознанием собственной правоты, - Теперь вместо Сереж к твоим услугам будут Джоны, или Гаральды....Впрочем, это безразлично. Они тоже будут угощать тебя одинаковыми комплиментами, привозить тебе в дар одинаковые отрезы на платья, и на разные лады объяснять выгоды ваших свадеб....Только здесь в основе будет лежать еще более конкретная причина для их стараний: поля, отмеренные тебе в приданое. Подумай об этом, дорогая.
   Боже мой, глядя на ее растерянную физиономию, я казалась себе почти старухой, древней, словно камни языческого капища. Ничего не могло меня огорчить или обрадовать, или хоть немного озадачить. Я знала слишком много, чтобы хотеть чего-нибудь еще.
   -Так что же мне делать? - она и в самом деле ждала от меня ответа, как будто я могла посоветовать ей что-нибудь беспроигрышно верное.
   -Жить, дорогая моя. Поверь на слово, жизнь - это гораздо больше, чем просто любовь или нелюбовь. И не вздумай попадаться на любовные уловки, как рыбка на крючок. Пока сможешь еще соображать, подумай, что из этого получится.
   Она покивала мне, и удалилась в неизвестном направлении, обдумывая, видно, как поступить с привороженным наполовину сэром Джоном.
   Может, я выбрала правильные слова, или сама она еще сомневалась, нужен ли ей сэр Джон, но попытки воздействовать на него запрещенными методами она прекратила.
   Джонни моментально вернулся к нормальной жизнедеятельности, даже, как будто, громче стал смеяться, и больше радоваться жизни...Жизни, которая сулила ему в будущем столько побед.
   Застав его как-то вечером сидящим на скамье в "моем" садике, я примостилась рядом, и предалась неспешному удовольствию беседы...Правда, неспешной и спокойной она оставалась лишь в самом начале.
   Мы поговорили о погоде, о том, как мне нравится в Скай-Холле, о том, как хороша и умна Марго, и незаметно разговор свернул на обсуждение нашего "первосвященника".
   Я заметила, что не все отваживались исповедоваться святому отцу, предпочитая для этой цели местного священника, старичка тихого и благостного до чрезвычайности. Не преследуй я особых целей, и сама бы с куда большим удовольствием рассказывала именно ему о своих грехах.
   Однако, все "ближние люди" Властителя доблестно отправлялись на исповедь к отцу Уорвику, не смея утаить от него ни единого, даже самого крошечного грешка.
   -Вы так честны с ним, - заметила я не без ехидства, - Всерьез опасаетесь господнего гнева?
   Сэр Джон испуганно вытаращил глаза:
   -Замолчи, женщина! Он знает обо всем, что происходит с нами всеми - кто же решился бы утаить хоть малость во время исповеди?
   -Разрази меня гром! - возмущенно завопила я, - Да кто же он такой, этот ваш отче? Не иначе ловит человеческие души, чтобы сдать их купно в руки Господа...или Сатаны.
   Джон смотрел на меня с неодобрением, как на малого дитятю, грозящего кулачком небесам.
   -Его власть над всеми нами столь велика, что и власть самого Господа едва ли больше.
   -Да, но Властитель никогда...
   -И над ним тоже, - вполголоса добавил Джон, - И над ним, Анна. Он - один, кто записывает все деяния нашего сюзерена, дабы потомки не забыли его великих свершений. И я не знаю, - он еще понизил голос, сообщая мне свои крамольные мысли, - что происходит прежде: Властитель совершает еще одно деяние или отец Уорвик ставит последнюю точку в повествовании об этих делах.
   -Обратная причинно-следственная связь, - сама себе сообщила я.
   Я как будто смотрела на события этих отдаленных времен сквозь пыльное стекло, под которым, словно на витрине, располагались люди, их помыслы, их дела...Опасное заблуждение: я находилась среди них, и мои действия играли свою роль в общей истории.
   Пока я рассуждала, Джонни решил снова предостеречь меня.
   -Надеюсь, ты будешь осторожна, госпожа, и не станешь больше выходить за ворота в одиночку...особенно после заката.
   -В вашем лесу так много волков? - насмешливо поинтересовалась я, уже подозревая, что он имеет в виду совсем другое.
   -Волки - ерунда, - отмахнулся он, скривившись, словно от зубной боли, - Волков в нашем лесу не так много. Я забочусь, чтобы ты не попала в руки к этому негодяю...
   Пора было навострить уши. Я точно знала что сейчас опять услышу о главной страшилке здешних мест. Так оно и вышло.
   -Дозорные говорят, что Проклятый Дэнни рыщет неподалеку. А если и есть что-либо опасное в наших краях, так это он, отступник.
   -За что вы так ненавидите его? - мне все время хотелось задать этот вопрос, и наконец я не смогла сдержаться.
   Джон вздохнул с плохо скрытой досадой.
   -Да потому, что он - не мужчина. Он чужак среди нас, леди, вот что я тебе скажу. Все эти штучки, которые он перенял от своей матери...Ты знаешь, - понизив голос сообщил он, - что этот выродок понимает язык птиц и зверей, умеет песнями заворожить человека, и берет в руки меч лишь тогда, когда его жизни угрожает прямая опасность? Разве так ведут себя воины?
   -А как ведут себя воины? - искренне заинтересовалась я.
   Я правда плохо представляла себе каноны их существования. Хотя сознавала, что эта человеческая категория формировалась многие столетия кряду, не особенно изменяясь, разве что все более замыкаясь в себе.
   Взглянув на лицо Джона, я сообразила, что и он до сих пор как-то не очень задумывался над определением воинов как породы. Сейчас он задумался над этим впервые, и раздумью его не было видно конца.
   -Ладно, - сжалилась я, - Я избавлю тебя от страданий, добрый господин. Скажи лучше, что лорд Бликхерст просто не такой, как вы. Для ненависти и этого довольно.
   -Кровь Христова, ты права, как всегда, леди, - облегченно махнул рукой мой незадачливый собеседник.
   На том мы и покончили. И весь остаток дня я размышляла о человеке, которого каждый рад был разукрасить самыми черными красками. Видно, здешним обитателям нужен был образ злодея, чтобы пугать им друг друга, и на эту роль они избрали неведомого Проклятого Дэнни. Дорого бы я дала, чтобы с ним познакомиться...Небезопасное, но сильное желание, которое донимало меня все больше и больше. Впрочем, кроме как слушать страшные истории о злодеях, и придумывать им красочные биографии, мне решительно нечем было заняться.
   От нечего делать я наблюдала за развитием отношений Джонни и Марго. Странно, надо сказать, все это выглядело. Налицо был явный взаимный интерес сторон. Оба они непрестанно поглядывали в сторону друг друга, следили за речами друг друга, старались почаще попадаться друг другу на глаза...Но никаких решительных действий не предпринимали. Я бы еще долго гадала о потайных взаимных пристрастиях, но совершенно неожиданно объяснение поступило от моей молчаливой и безучастной служанки.
   -Почему Джонни не может взять Ариану в жены? - спросила я как-то больше сама у себя.
   -Должно быть, в ваших краях другие законы, леди, - пояснила Мэгги, сосредоточенно укладывая в сундук мое платье, - Она ущербна и недостаточно высокого рода, чтобы....Ну, вы и сами понимаете, госпожа.
   Я в ответ только недоуменно пожала плечами. Тонкая изящная веточка шрама на щеке Марго в моих глазах никак не могла считаться уродством, а что касается родовитости, то здесь я и вовсе мало, что могла понять. До сих пор мне казалось, что в раннем средневековье достаточно было вообще остаться свободным, чтобы не считаться изгоем. Что же до дворянства, то его можно было заслужить в любой момент, и не так это было трудно. Марго и так была дворянкой, и, значит, не страдала никакими изъянами происхождения....Оказывается, все не так просто.
   -Братья Мэнли - ближние вассалы государя, и должны брать в жены тех благородных дам, родство с которыми может быть полезным.
   -И чем же родство со мною может быть полезно для Властителя? - мне было интересно, услышу ли я правдивый ответ на свой вопрос.
   -Вы, госпожа, столь высокого рода, и так богаты, что всякий мужчина мог бы лишь мечтать о такой супруге.
   Я вздохнула. Если я сейчас спрошу, откуда сведения о моем происхождении, наверняка услышу про тайные предсказания, или что-нибудь столь же аргументированное. Богатство, конечно, говорит само за себя, но все эти бредни о голубой крови в моих жилах...Мне до смерти надоело слушать эти намеки, как будто персоне королевской крови предписывалось поведение, о котором я не имела ни малейшего понятия. Я никак не могла "соответствовать" - вот в чем было дело.
  

* * *

  
   Предостерегая Марго, я не думала, что сама вскорости попаду в ту же ловушку. Сэр Роберт, видно, решил выполнить программу ухаживания за чужестранкой целиком. То, что он почти ничего не знал о моей скромной персоне, лишь подстегивало его воображение.
   Пока дело ограничивалось беседами у камина, и культурной программой в виде героического пения под вытье местных волынок, я мужественно терпела.
   Но как-то вечером от осторожных вылазок за моим благорасположением сэр Роберт решил перейти к прямому штурму. Должно быть, ему, как воину, такая тактика казалась наиболее перспективной. Выпив, по моим наблюдениям, изрядно против обычного, Робби будто случайно столкнулся со мной в полутемном переходе. Он ловко заступил мне дорогу, и приготовился к пространным объяснениям. Ту пару секунд, которая у меня оставалась, чтобы скрыться, я потратила на ностальгию.
   Поистине, менялись времена, но не люди. Робби напомнил мне всех тех мужчин, что пытались выяснить со мной отношения путем одного стремительного кавалерийского наскока. В ход в этом случае шло все, от стандартных комплиментов, до "взятия на жалость", чего я особенно не любила. Я вообще не любила подобных бесед, и обычно пресекала их в зародыше. Но сейчас не могла отказать себе в удовольствии послушать, что имеет сообщить мне потенциальный муж. (Я успела несколько свыкнуться с мыслью о предстоящем браке, и она не казалась мне такой странной, как в начале.)
   -Могу я задать вам вопрос, госпожа? - нетвердо выговорил Робби, старательно нахмурившись, и пытаясь выглядеть трезвым.
   -Все, что пожелаете, лорд, но только после того, как мы присядем где-нибудь у огонька. Возможно, такому стойкому воину, как вы, это и незаметно, но с запада дует холодом. А мне бы не хотелось простудиться.
   В ответ на мое предложение в его глазах зажглись нахальные огоньки. Он, видно, решил, что дело продвигается в нужном направлении.
   Мы уединились в маленькой комнатке на самом верху одной из башен. Не будь в ней камина, размерами похожего на печку-"буржуйку", ветер вмиг выдул бы из нее последние остатки тепла. Но камин не давал холоду завладеть пространством, и, опускаясь в резное кресло с высокой спинкой, я почувствовала себя даже уютно.
   -Я кажусь вам уродливым, госпожа? - Робби больше не мог сдерживаться.
   Желание выяснить отношения выплеснулось наружу, и теперь никто не смог бы заставить его замолчать. Но я и не собиралась делать этого. Я только слегка приподняла брови, всем своим видом показывая, что не понимаю его.
   -О чем вы, добрый лорд?
   -Я вызываю в вас отвращение? - нетерпеливо переспросил он, сжав ладонями подлокотники.
   Ему требовалось действовать, а не играть пустыми словами. Будь я простой служанкой, уже валялась бы на ложе в его спальне, с задранными на голову юбками...Однако с благородной дамой так поступать не следовало, и Робби даже растерялся, стремясь разрешить сложную для него проблему. Он не умел играть словами - зато умел без оглядки ввязываться в заварушки, даже такие безнадежные, как эта.
   -Совсем напротив, - принялась я с удовольствием играть в его игру, - вы такой мужественный воин...и такой обаятельный мужчина.
   -Джонни предупреждал меня, что иногда нельзя понять, шутите вы или говорите всерьез. Но все-таки во мне, должно быть, что-то не так, ибо я прямо чувствую, как от ваших речей веет холодом...будто с запада.
   Вот оно что, он даже умеет шутить...Я сразу же отругала себя за непрофессионализм: нельзя воспринимать обитателей другой эпохи, как примитивных существ, и искренне умиляться каждому их разумному слову.
   Робби меж тем решил зайти с другого конца:
   -А может быть, ваша любовь принадлежит другому? И где-то далеко остался кто-нибудь, кто забрал себе ваше сердце?
   Робби целил пальцем в небо, но попал прямо в точку.
   -Есть ли кто-нибудь на земле,
   Кто властвует в сердце твоем? - печально процитировала я старинную балладу, и махнув рукой, улыбнулась:
   -Можно сказать, что нет.
   При этих моих словах Робби сделался похож на льва перед прыжком. Правда, на немного растерянного льва.
   -Вы не отнимете у меня надежду? - страсть в его голосе умело маскировалась под робость, и лишь едва угадывалась под ее пуританскими одеждами.
   Ему еще никогда не встречались женщины, которые, как я, пользовались бы иронией в процессе флирта. Ирония получила распространение, как и многое другое, в куда более поздние времена. А я, между тем, пользовалась ею с большим размахом.
   -Кто я такая, чтобы сделать это? - философски отметила я, - Вы путаете меня со Всевышним, лишь ему под силу отнимать у смертных надежду...и то в последнюю очередь, сперва надобно отнять все остальное.
   Он молча выжидал, когда же я перейду от философии к менее высоким материям, и, наконец, дождался.
   -Я уже привыкаю к мысли, что вы мой муж. Дайте мне немного времени, чтобы свыкнуться с нею окончательно, - попросила - или потребовала? - я.
   Он торопливо кивнул в ответ, видно, ждал куда более упорной борьбы.
   -Я дам вам столько времени, госпожа, сколько понадобится...Только скажите мне, что я могу надеяться.
   Странное дело, его впрямь интересовали мои чувства. Или он просто говорил то, что должен был сказать. Мне определенно следовало дать ему фору во всем, что касалось коварства и тайных расчетов.
   Невзирая на двух дочерей, высокое положение и богатство, он все-таки был куда моложе и невиннее меня. Моложе на много столетий, невиннее на сотни уловок и сомнительных достижений моей цивилизации...Я не могла не замечать этого, и это вызывало во мне странную нежность. Он, конечно, не мог знать моих мыслей, но подсознательно чувствовал во мне что-то, что могло ему помочь. И не собирался пренебрегать помощью.
   -Мы с Джонни едем на охоту завтра на рассвете, - небрежно обронил он однажды вечером, - на опушке леса видели огромного медведя. Надо покончить с ним, пока он не начал таскать у нас скот. Не желают ли дамы присоединиться?
   Пока я раздумывала, стоит ли мне отправляться с ними, Марго уже вскочила с кресла, хлопая в ладоши. Вот не подозревала в ней склонности убивать, да, видно, плохо наблюдала: глаза девушки сверкали от возбуждения, она радостно смеялась, принимая, похоже, охоту за какую-то невинную и легкомысленную забаву.
   -Ты стрелять-то умеешь? - ехидно спросила я, когда мы остались вдвоем.
   -Зачем? - она пожала плечами, - Вот уж чего нам не придется делать, так это стрелять. Для лука нужна мужская сила, а пистолетов и ружей у них еще нет. Просто прокатимся, нагуляем аппетит, а то невозможно сидеть все время в четырех стенах, верно?
   Тут я не могла с ней не согласиться. Чертовы мужики постоянно забывали о том, что нам тоже нужен свежий воздух. При всей толковости замковых слуг, воняло во дворе постоянно и неимоверно. При полном отсутствии систем очистки воздуха мы денно и нощно вдыхали "ароматы" разнообразного навоза, конского пота, кожаной упряжи, стирки и прочие хозяйственные запахи.
   Надеяться вдохнуть в легкие кислород можно было только в лесу, а туда нас выпускали редко и крайне неохотно. И я со своим снобизмом чуть было не лишила нас обоих возможности пообщаться с "живой природой".
   Пришлось давать задний ход, и соглашаться на сомнительное предприятие.
  

7. Предсказания.

  
   Если бы я знала, в какую рань нам придется подняться - ни за что не согласилась бы. Когда на рассвете в двери поскреблась Марго, я почувствовала острое желание просто ее не впускать. Или хотя бы выразить свои чувства, используя ненормативную часть родного русского языка...Но я даже не успела открыть рот.
   -Знаю, что ты скажешь, поэтому молчи, не трать слова! - весело объявила она с порога.
   Я и не собиралась вступать в дискуссии, поскольку вчера сама согласилась побыть "Дианой-охотницей". Да и начинать утро с ругани как-то не хотелось, тем более такое безмятежное: в узкое окно был виден голубой лоскуток неба, золотая вермишель солнечных лучей повисла на камнях стены, и прохладный ветерок обещал день длинный и веселый.
   Почти что детское оживление заставило меня выпрыгнуть из постели. От сонного недовольства не осталось и следа, наоборот - я ни за что не позволила бы отговорить себя от этой прогулки.
   -Что мне надеть? - азартно спросила я, копаясь в сундуке.
   Марго зааплодировала.
   -Браво! Еще пять минут назад ты и думать не желала ни о каком выезде, а теперь уже собираешься принарядиться...Напоминаю, нас ждет не бал - всего-навсего охота. Впрочем, держу пари, что и наши братцы выбрали из одежды что-нибудь поприличнее.
   "Наши братцы" - прозвучало многообещающе. По-моему, она собиралась и меня привлечь на постоянное место жительства в эти суровые времена. Чего уж лучше - два братца, горой стоящие один за другого, и две подружки - красавицы...Прямо-таки дружная семейка. Я скептически хмыкнула.
   -Что за собственнический взгляд на мужчину! - это был напрасный труд.
   Попытки поддеть ее она просто пропускала мимо ушей - так же поступила и в этот раз. Виртуозное умение не дать втянуть себя в перепалку пришло к ней на помощь, словно хороший спасательный круг.
   -Вот это в самый раз, - прищурившись, она изучала одно из моих платьев, - одевайся и пошли. А то не доберемся до леса и к вечеру.
   Мужчины уже ожидали нас во дворе, и мы обставили свое появление как могли торжественно. Грациозно выплыли из дверей, почти синхронно разместились в седлах, и одинаково приподняли брови - дескать, кого ждем, господа?
   Реакция последовала немедленно, и как раз та, что ожидалась: мужчины слегка остолбенели.
   -Наши дамы великолепны, - первым нашелся сэр Джон, - Если все в сборе, то...
   И коротко протрубил в рожок. И мы двинулись.
   Мне понравилось двигаться в общем ритме. Но привычки явно недоставало: скоро из ритма я выбилась, стала понемногу отставать, а затем и вовсе уехала куда-то в сторону. Утешалась я при этом следующими соображениями. Во-первых, слишком далеко отъехать я не могла - кто б мне позволил! Во-вторых, охота вовсе не являлась моей целью, скорее простая прогулка, а прогулки совершаются вальяжно и неторопливо...Словом, я нашла себе оправдание, и с облегчением принялась глазеть по сторонам.
   За что немедленно поплатилась. Вроде бы и времени прошло всего-ничего, однако я умудрилась забраться в самую настоящую чащобу. Моя кобылка с явным трудом перебиралась через поваленные деревья и продиралась сквозь кусты.
   -Ну, пошла, - попыталась я ее уговорить.
   Эффекта не было. Больше того, несчастное животное споткнулось об очередной ствол, запуталось в завалах валежника, и в конце концов тяжело завалилось на бок.
   "Нужна тебе была та охота, как рыбке зонтик", - кляла себя я, выпрастываясь из упряжи. Лошадь лежала, неуклюже выгнув спину, и не собиралась мне помогать. По здравом размышлении я признала, что она и не могла мне помочь. Вообще помощи ждать было неоткуда. "Вот тут-то ты и окончишь свои дни", - пообещала я маленькой испуганной девочке, проснувшейся в самой глубине сознания. Сознание затянулось серебристой дымкой, вспыхнуло крошечными искорками, и погасло, как сгоревший телевизор.
   Когда я очнулась, надо мною склонилось женское лицо. Вглядевшись в него пристальнее, я чуть было не расхохоталась, невзирая на неподходящую ситуацию. Женщина напоминала вдумчивых учительниц из советских кинолент. Не хватало разве что очков в тонкой оправе и большого кожаного портфеля. Вместо портфеля неизвестная держала в руках холщовую сумку, набитую, судя по запаху, травами.
   -Вы целительница? - как можно вежливее поинтересовалась я, - Нет ли в вашей сумке снадобья от головной боли?
   Она молчала и смотрела на меня так долго, что я уже собралась повторить свой вопрос. По правде говоря, с такой оказией я сталкивалась впервые. Обычно меня понимали с первого раза. Но, может быть, она глухонемая...Я напряглась, пытаясь вспомнить хоть какие-то общепринятые знаки...
   -Я слышу и говорю не хуже тебя, чужестранка, - ее звучный голос послышался так внезапно, что я чуть не подпрыгнула на месте, - Но я должна была закончить осмотр. Твоя голова болит не от недуга. Ты просто слишком нагружаешь мозги. Все сложные проблемы решатся сами собой, если ты доверишься судьбе. Твои жизненные пути и без того слишком извилисты, чтобы еще пытаться запутать их.
   Ну вот, опять. Не в первый раз в моих путешествиях я сталкивалась с людьми, которые лучше меня знали, что со мной происходит, и как мне следует себя вести. И каждый раз я заново изумлялась такой обостренной способности понимать людей: она так редко встречается, что во все времена сходит за аномалию.
   -Главное для тебя не найти дорогу. Главное, чтобы ты не потеряла себя, госпожа, - продолжала женщина, пользуясь моим молчанием.
   Сермяжная простота и удивительная точность этих слов так меня поразили, что я застыла на месте, приоткрыв рот от изумления.
   -Меня зовут Дара, я Посвященная, - представилась она меж тем с понятной гордостью.
   Я едва удержалась, чтобы не присвистнуть. Ничего себе, как мне повезло! Большой редкостью даже по этим дремучим временам было свести знакомство с подобной персоной. И будь я проклята, если не собиралась попользоваться случаем.
   Пока нежданная спасительница выпрастывала мое тело из ремней, я сочла за лучшее представиться тоже, чтобы не выглядеть невежей.
   -Я леди Анна, прибыла вместе...
   -Я знаю, - равнодушно произнесла моя собеседница, изящным движением распутывая последний узел и помогая мне подняться на ноги.
   -Идем со мной, госпожа, - мое мнение ее совершенно не интересовало, - Пришла пора для нашей беседы.
   Я подумала, что сейчас мы отправимся в ее жилище - какую-нибудь сторожку в самой глубине леса - но не тут-то было. Мы вышли на ближайшую поляну, и устроились на поваленном дереве. Поразмыслив с минуту, я обнаружила, что сидеть гораздо удобнее, чем на некоторых скамейках и стульях.
   Дара деловито запустила руку в мешок, и достала некое подобие табачного кисета.
   -Это руны, - пояснила она, - достань одну.
   -Интересно, что скажут твои руны обо мне, - произнесла я, скроив на лице выражение полной непроницаемости.
   -Твоя судьба не загадочнее для богов, чем судьба любого другого из живущих под этим небом, - равнодушно сообщила она, проследив, как я копаюсь в мешочке.
   Наконец я нащупала один из твердых небольших прямоугольников, и передала ей. Это было сильно упрощенное изображение вполне славянской буквы "Р".
   -Вот руна, которая может помочь тебе, - Дара снисходительно улыбнулась, и от этого еще больше стала походить на учительницу, - Райдо, руна пути. Она делает легкой любую дорогу.
   -Да я, в общем-то,... - не говорить же ей было, что в ближайшее время я никуда не собираюсь путешествовать.
   -Пути, о которых говорит руна, - не просто дороги под твоими ногами. Это может быть путешествие твоей фантазии, или твоего духа, ...или настоящий путь, но столь важный, что миновать его ты не сумеешь. А может быть, речь о пути, который проходит каждый - о пути человеческой жизни. Решай сама, как истолковать то, что видишь. Кровь древних королей поможет тебе принять верное решение.
   Эта непонятная мне женщина видела меня, словно на ладони, и реагировала на мои мысли так же быстро, как если бы то были произнесенные вслух слова.
   -И сколько же мне отмерено жизни? - окончательно обалдев от происходящего, спросила я.
   Неожиданно цепкий взгляд Дары уперся в мои зрачки.
   -Я не скажу тебе этого, госпожа. Произнесенные вслух слова заставляют будущее меняться. Зачем тебе это? У человеческой жизни множество дорог, откуда мне знать, на которой ты встретишь свой конец?
   -Я бы знала тогда, какие пути мне следует оставлять в стороне, - заметила я.
   -Ты и без того рискуешь заблудиться промеж трех дубов, - смех у Посвященной был звонкий и заразительный, совсем не подходящий к ее облику.
   Я не выдержала, и рассмеялась вместе с ней.
   -Я так глупа, по-твоему?
   -Ты так любишь жизнь...множество жизней, которые проживаешь. И никогда не устоишь перед возможностью прожить еще одну.
   Редко я чувствовала себя глупее, чем сейчас. Я сидела на поваленном дереве, старалась совладать с головокружением, и собиралась получить ответы на некоторые мучающие меня вопросы. Пусть и не в самый подходящий момент.
   -Не бывает подходящих и неподходящих моментов для вопросов, леди, - тут же откликнулась Посвященная, - Лучшее время для вопроса - это время, в которое он прозвучал. Иначе ответ и вовсе никому не понадобится. Что ты хочешь знать?
   -Расскажи мне, сделай милость, откуда ты взяла, что мои предки были королями? - нельзя было не спросить.
   Тем более что Дара совершенно не удивилась. Она понимающе кивнула, и неторопливо произнесла:
   -Королевская кровь спит в тебе, чужестранка. Ты не чувствуешь ее, потому что твои предки сошли с престола за много сотен лет до твоего рождения.
   Вот это называется ясновидением!
   -Ты видишь так далеко в прошлое? - мой интерес из общечеловеческого перешел в профессиональную плоскость.
   -Это не трудно. Надо только уметь смотреть правильно.
   -И что ты видишь? - я едва не умерла на месте от любопытства.
   Да и кто бы на моем месте остался равнодушен! Как ни странно, несмотря на изрядный скептицизм по отношению к абстрактным чудесам, я всегда принимала в расчет те из них, что относились ко мне лично. И сейчас я доверяла этой женщине так, словно она ни разу в жизни не сказала ни слова неправды. Может быть, так оно и было.
   -Среди твоих предков было много сильных мужчин, - неторопливо принялась она рассказывать, - Таких сильных духом и телом, что и в тебе порой говорит их кровь. Как раз в такие мгновения ты и ведешь себя - как сказал Властитель? - "по-мужски".
   Внезапно она прервала свою речь. Огляделась, легко поднялась, и, по-моему, собралась уходить.
   -Куда ты? - как ребенок, я не желала расставаться с найденной так удачно "энциклопедией ответов на самые наболевшие вопросы".
   Как ребенку же она мне и ответила (разве что не погладив меня по голове):
   -Сейчас здесь будут все охотники. Мы еще увидимся - и не раз - а теперь мне пора.
   И она во мгновение ока скрылась из виду. Мне показалось, буквально растворилась между ветвей. Однако я подозревала, что никакой друидской магией тут и не пахло - ловкость, разве что, и больше ничего.
   Почти сразу же на поляну выехал Робби. Он соскочил с коня, и бегом бросился ко мне.
   -Ради бога, леди! Мы обшарили весь лес - где ты пряталась? На этой самой поляне, разрази меня гром, я побывал не менее пяти раз.
   -У всех свои дороги, - понабравшись от Посвященной загадочности, я хладнокровно пожала плечами.
   Робби, однако, понял меня буквально.
   -Что ты знаешь о здешних дорогах? Черт...прости меня, госпожа, да здесь и вовсе нет никаких дорог!
   Пришло время слегка приоткрыть свои карты, а не то мы рисковали никогда не понять друг друга.
   -Дара рассказала мне...
   -Старуха Дара говорила с тобой? - он так удивился, словно она была немой от рождения.
   -Что значит "старуха"? - мне тоже было чему удивиться, мне-то она показалась едва ли не моей ровесницей.
   -Она старше, чем покойный отец Властителя, - пояснил он, слегка оправившись от собственного изумления, - и она редко разговаривает с незнакомыми. А если твои глаза увидели молодую женщину, то, стало быть, ты ее заинтересовала. Ты сама-то, часом, не колдунья, благородная госпожа?
   Я только со смехом отмахнулась. В его шутке пряталась доля правды, как это обычно и бывает. Поразительная слуховая чувствительность позволяла ему и во мне различать нечто чуждое средневековой эпохе, но что именно - уяснить он не мог, и от этого иногда проявлял настороженность.
   Напрягшись, я попыталась проанализировать свои чувства. Оказалось, и с ними не все так просто. Посвященная обладала одной удивительной способностью, которой я не могла найти разумного объяснения, как ни старалась. Ее облик как будто ускользал из памяти, стоило ей скрыться с моих глаз. Вроде бы я помнила и черты лица, и его выражение, и голос - однако смутно, словно сквозь мутное стекло, и ни за что не смогла бы описать ее, даже ради спасения своей души.
  

* * *

  
   Чем дальше, тем больше я укреплялась в одной мысли. Она смешила меня, но одновременно не давала покоя. В качестве будущего супруга мне гораздо больше нравился сэр Джон. Это предпочтение было у меня чисто умозрительным, но зато очень устойчивым. Я наблюдала за обоими братьями, и все отчетливей понимала, что мы с Джонни существенно лучше понимаем друг друга. В семейной жизни этот момент представлялся мне самым важным. Однако деваться было некуда, и я заранее изготовилась нести бремя "сговоренного брака". Однако Джонни оставался моим тайным любимцем, и я с радостью ответила согласием на его предложение поговорить. Я и подумать не могла, до чего он додумается своими средневековыми мозгами. Когда он приступил к делу, мне показалось, что нас обоих внезапно одолел жестокий приступ белой горячки.
   Все симптомы имелись в наличии: глаза Джонни остекленели, и не будь я совершенно уверена в его полном душевном здоровье, наверняка решила бы, что он сошел с ума. Да и я, раз слушала его, не могла похвастать здравым рассудком - очевидно.
   -Ты должна исполнить то, в чем ни один из нас не может помочь Властителю...Только женщина может исполнить это...
   -Вот как, - феминистка, обычно спящая во мне глубоким сном, внезапно решила поучаствовать в беседе, - и женщины, оказывается, на что-то пригодны?
   Он словно не слышал меня, и после небольшой паузы продолжал с еще большим воодушевлением:
   -Тебе предоставлена честь родить Властителю наследника...
   -То-есть как это "родить"? - от неожиданности я чуть было вовсе не потеряла дар речи.
   Мне не хуже всех остальных было известно, что даже при большом старании с моей стороны Властитель не сможет сделать мне ребенка. И как ни возмутительно я выглядела в роли племенной кобылы, удивление перевесило справедливое негодование.
   -А как посмотрит на это Робби? - ехидно поинтересовалась я, упирая руки в бока абсолютно неаристократическим жестом, - Или вы тут все настолько спятили, что готовы даже подложить государю чужую невесту? Предупреждаю, у меня отвратительная родословная!
   Джонни как-то неопределенно фыркнул. По-моему, он опасался, что мое выступление долетит до чьих-нибудь любопытных ушей, а не то повеселился бы над ним вволю.
   -Робби как раз спит и видит, что ты согласишься, леди.
   -Наверно, я плохо поняла вас, - окончательно запутавшись, воззрилась я в его безмятежные глаза, - Или вы плохо растолковали. С чего это Робби должен радоваться, если ему достанется жена, бывшая в употреблении, пусть и у такого достойного человека. А потом...
   Теперь он смотрел на меня с нескрываемой укоризной.
   -Ты ведь знаешь, что Властитель...не сможет э-э...воспользоваться твоим расположением, даже если ты станешь умолять его об этом на коленях (от такой перспективы я непристойно прыснула: ну не могла я представить себе настолько абсурдную картину!). Ты и Робби должны как можно скорее заключить брак, и зачать ребенка. Потом ты уедешь...подальше отсюда, и вернешься, лишь разрешившись от бремени. Всем будет объявлено, что ребенок родился мертвым, а на самом деле младенца перевезут сюда тайно.
   Поистине, мужчины мало смыслят в детях и во всем, что с ними связано!
   -И как вы объясните впоследствии, откуда взялся наследник у человека, о котором всем известно, что он не может быть отцом?
   Джонни нахмурился. Видно, его тоже несколько тревожила эта же мысль.
   -Ну... - неопределенно повертел он в воздухе рукой, - что-нибудь придумаем. Да, в конце концов, слово государя не требует никаких доказательств и объяснений! Если он признает младенца, то и все остальные должны будут попридержать языки.
   -Ну ладно, - я готова была рассмотреть его предложение, при условии, что все формальности мы приведем в порядок немедленно, - А как, все же, с моим происхождением? Наследник Властителя должен быть высокого рода.
   Джонни торжественно кивнул.
   -Ты достаточно высокородна, госпожа, чтобы исполнить то, что тебе предназначено.
   -Вот как? И кто это вам сказал?
   -Старуха Дара держала тебя за руку - она говорит, что ты королевского рода.
   Мне понадобилась целая минута, чтобы осознать: им достаточно субъективного ощущения странной дамы, чтобы признать мою кровь бесповоротно голубой.
   -А...она не может ошибаться?
   -Дара никогда не ошибается. Она же Посвященная, - Джонни проговорил это таким тоном, точно беседовал с умалишенной.
   Уж эти мне их друидские штучки! И ведь ничего не возразишь. Однако еще ни разу в жизни у меня не было случая произвести на свет наследника целого государства. И вряд ли мне еще хоть раз представится подобная возможность.
   -Ладно, - решившись, кивнула я, - сыграем с судьбой. Надеюсь, у нее не крапленые карты. Тогда у нас есть шанс обставить ее.
   Мэнли смотрел на меня так, словно я внезапно заговорила, например, по-русски. Словно моя речь была для него просто набором бессмысленных звуков.
   -О чем это ты, женщина? - спросил он, наконец, после долгой паузы, - Разве возможно играть с судьбой? С ней можно только сражаться.
   -Да глупости! - я раздраженно отмахнулась от его слов, - Судьба обожает игрища, самые разнообразные. Она постоянно играет людьми: и мной, и тобой тоже. Разве ты думал, Джонни, что станешь тенью Властителя, и будешь творить свою жизнь от его имени? Разве мог знать сэр Роберт, что в жены ему достанется такой опасный приз (тут я для ясности ткнула себя в грудь)? И разве могла подумать я сама, куда заведет меня моя дорога?
   Собственную дорогу я упомянула просто ради красного словца, и тут же успела печально подумать, насколько точной была эта мысль. Ничего я о себе не знала. Ни раньше, ни теперь. И самое главное, не хотела, как будто боялась узнать.
   -Может, вы и правы, добрая госпожа, - задумчиво отметил Джонни, - Однако обещайте мне, что о нашем разговоре никто не узнает.
   -Не узнает, - заверила его я, - Вообще, у нас хорошие шансы на успех. Девчонки, которых нарожала Мэгги - лишнее тому подтверждение. Очень здоровые дети.
   Поистине, это был не разговор, а набор поводов для удивления. Сэр Джон так на меня уставился, точно я произнесла крайнюю непристойность. Ну, конечно, мне следовало сделать вид, точно этих незаконнорожденных крошек в природе не существует.
   -На мне узоров нету, - сердито рявкнула я, - И цветы не растут. Нечего на меня таращиться. Может, мне и не стоило обращать внимания на сплетни. Зато я точно знаю, что от Робби родятся хорошие, здоровые малявки.
   Оправившись от изумления, Джонни снова жизнерадостно захохотал.
   -Ваша практичность делает вам честь, госпожа.
   На какое-то мгновение мне захотелось, чтобы именно он, а не Робби, стал моим супругом. Разговаривать, во всяком случае, с ним было намного проще. С Робби мне постоянно приходилось произносить то, что он ожидал услышать от меня, и не выдавать того, что он хотел обо мне узнать. Тяжкая задача, о которой я постоянно боялась забыть.
   Внезапно меня осенило.
   -При дворе ва...нашего сюзерена отирается бессчетное количество наложниц, с позволения сказать. Хоть одна из них переступала порог его спальни? Вот на кого-нибудь из них можно свалить производство наследника. Никто же не станет вдаваться в подробности, которая именно произвела его на свет. Поправьте меня, если я ошибаюсь.
   Восхищение в глазах Джонни зашкалило за критическую отметку.
   -Не ошибаетесь, - кивнул он, с трудом придавая взгляду хоть некое подобие бесстрастия, - Мне кажется, вы почти никогда не ошибаетесь, госпожа.
  

* * *

  
   "Я привыкаю. Я чувствую себя здесь как дома", - повторяла я про себя, словно заклинание. Это выглядело почти правдой - честно говоря, будь я совершенно неподготовленной, и то могла бы уж попривыкнуть к размеренному существованию. Здесь много чего происходило, но кроме бурных событий, в которые я не могла не впутаться, основное время уходило день за днем, как содержимое песочных часов: медленно и неотвратимо.
   Мир Средневековья раскрывался передо мной постепенно, словно картина одного из старых мастеров, оценить которую можно, лишь посвятив созерцанию долгие часы. Я все ждала, когда же всеведущий отец Уорвик предаст анафеме интриганов, подбивавших меня на "суррогатное", если можно так выразиться, материнство. Ждала, и чем дальше, тем яснее понимала, что никакой анафемы не предвидится. По крайней мере, в ближайшее время.
   Мне крупно повезло: святой отец явно не был в курсе затеваемой братьями Мэнли обширной авантюры. Во всяком случае, он не торопился клеймить меня за развратные устремления и, напротив, при случае старался как мог донести до меня, невежественной, основные тезисы своей теории.
   Теория была стройна, завершенна, и...кошмарна по сути. Человечеству предлагалось отречься от любви во имя достижения высшей гармонии. Отче так странно понимал аскезу, что я прислушалась, стараясь найти логику в его рассуждениях. Логика была, причем почти безупречная, но только логика безумца. Изначальный посыл был неверен, зато все остальное - выше всяких похвал.
   Святой отец далеко опередил всех философов древности: они предлагали умерщвлять плоть, а он предлагал проделывать то же самое с духом. Дух человеческий, доверительно сообщил он мне, развращен избытком чувств, как человеческое тело может быть развращено избытком комфорта.
   -Господь внушил мне, что я должен быть услышан тобою, дочь моя. Услышан и понят, как понимаю себя сам.
   "Сомнительное утверждение - не все понимают себя сами столь хорошо ", - вяло подумала я.
   Я решительно не могла сопротивляться его желанию пооткровенничать. Да, надо сознаться, и не хотела. Когда еще мне представится случай выслушать столь нетривиальные откровения?..
   -Готова ли ты выслушать меня? - подумать только, он считал, что оказывает мне честь своей откровенностью.
   Мне оставалось только молча ждать пришествия этой нечеловеческой благодати. Мое молчание отец Уорвик истолковал как полное согласие, и продолжал с еще большим энтузиазмом:
   -Откажись человечество от сладкого плода любви - плода, гнилого в самой сердцевине! - какой новый мир открыло бы оно для себя. Все силы, что оно тратит на погоню за призраком счастья, оно могло бы использовать...
   -На прополку огорода, - нагло, но едва слышно брякнула я.
   Отче, однако, отличался острым слухом. И на мое счастье, довольно странным чувством юмора.
   -На любую деятельность, - величаво кивнул он, - которую Господь предназначил для детей своих на этой земле.
   Чем больше я его слушала, тем больше удивлялась. При всей абсурдности в его теории имелось здравое зерно. Мой собственный житейский опыт подсказывал: в чем-то он прав.
   Силы, которые человечество упорно тратило на урегулирование интимной жизни, были несоразмерно велики. Прочие деяния отходили на второй план, а проблема продолжения рода, пусть и важная, бесстыдно вылезала на первое место.
   Видно, он заметил на моем лице ростки согласия с "генеральной линией партии".
   -Верно ли я понял, дочь моя, что ты согласна с божественным предначертанием?
   Эта неожиданная реплика мгновенно выбила меня из ровной колеи неспешных философских размышлений. Он ожидал моей реакции на утопию, которую так долго и так терпеливо излагал.
   -Ну, в общем-то... - честно признаться, я как-то не готова была сделаться адептом столь радикальной теории.
   -Ты согласна со мною, просто не готова еще принять все это в своем сердце, - констатировал святой отец, и на этом приостановил "психологическую обработку" моей персоны.
   Размышляя сама с собой обо всех этих философских материях, я решила, что, видно, плохо понимаю средневековую психологию. Но одно обстоятельство убеждало меня в обратном.
   Хотела я того или нет, однако явно отбивала хлеб у святого отца. В нарушение всех религиозных запретов, я незаметно для себя сделалась всеобщим исповедником. Моя гипотетическая жилетка не просыхала от чужих слез. Я во множестве выслушивала чужие исповеди, принимала покаяния и отпускала грехи.
   Можно было подумать, что все эти люди вознамерились именно на мои плечи возложить груз своих горестей и забот и только из моих уст желали получать советы на все случаи жизни.
   Возможно, так вышло потому, что все эти люди явно уважали меня более, нежели среднестатистическую средневековую даму, пусть и самых что ни на есть благородных кровей. Поразмыслив здраво, я просчитала, что лежит в основе их уважения. Во-первых, по средневековым меркам я давно миновала возраст юности и всяческой незрелости. Во-вторых, приобрела дополнительный печальный опыт, утратив мужа и дитя. В-третьих, кто-то из ближних Властителя все же сболтнул, что слышал, как их господин называл меня советницей королевы, а я, будто бы, и не думала отпираться.
   Если не все, то многие познания в этом обществе держались на разного качества сплетнях и на бескорыстных сторонниках их скорейшего распространения. Я заметила, что местные обитатели часто не помышляют извлекать из сплетен какую-либо выгоду. Просто ту нишу, что в современном мне мире занимала бульварная пресса, здесь заполняли все, кому не лень, в меру своих способностей.
   Средоточием всех этих сплетен медленно, но верно становилась я. За какую-то неделю я выслушала с десяток печальных историй о супружеской неверности, дала несколько советов по выкармливанию младенцев и воспитанию более взрослых детей, а также регулярно выслушивала отчеты Марго, не на шутку увлекшейся сэром Джоном.
   -Уж ты-то могла бы обойтись без бытового психоанализа, - пеняла я ей на исходе второй недели.
   -Привыкай, - не осталась в долгу она, - Как супруга маркграфа, все равно будешь должна выслушивать и разрешать те дела, которые недостаточно масштабны для твоего супруга. Нужна же тебе тренировка.
   -Я еще не супруга маркграфа, - отрезала я, - и неизвестно, успею ли ей стать. А пока мне впору вывешивать на дверях парадного зала вывеску "Ваш психоаналитик. Прием в любое время." Сомнительное удовольствие, поверь мне - все эти бесконечные истории.
   -Не верю, - повертела она перед моим носом тонким пальчиком, - Ты не выглядишь несчастной.
   -М-да? - недоуменно откликнулась я, - И какой же я выгляжу?
   -Странная ты, Анна, - отметила Марго с непонятной интонацией, - Выглядишь, как человек, недавно вернувшийся к жизни после долгого летаргического сна.
   Я кивнула. Правда выглядела столь очевидной, что возражений у меня не нашлось. Вкус и цвет жизни вокруг, общество великолепных мужчин, возможность рисковать - это могло оживить и куда менее живое существо, чем я.
  

* * *

  
   Покуда я предавалась философским беседам, и готовилась принять участие в грандиозной авантюре, Властитель вознамерился отбыть назад в свою резиденцию.
   Все готовились к отъезду: и святой отец, и охрана государя, и ее глава - сэр Эллиот, так внимательно следивший за моими передвижениями. До сего момента мне иногда казалось, что я нахожусь в самой сердцевине отлаженного часового механизма...И вот, предстояло остаться в стороне от "центра политической жизни".
   Я бы окончательно приуныла, если бы утром у ворот не оказалась Дара с сумкой, наполненной травами. Ее появление приняли как должное, и она тут же заняла каморку над кухней.
   -Похоже, я появилась вовремя, - заметила она, осмотрев мою радостную физиономию, - Хотя напрасно ты думаешь, госпожа, что с отъездом государя жизнь здесь остановится.
   Я с готовностью кивнула. Теперь мне и самой казалось, что событий вокруг - пруд пруди. Главное - в них не утонуть.
   Я даже спокойно пронаблюдала за отбытием "государева каравана" из окна башни. Рядом со мной стояла Посвященная, и я буквально кожей чувствовала, какое множество событий ожидает всех нас в самое ближайшее время.
   -Почему его никогда не зовут по имени? - задумчиво поинтересовалась я у Дары, наблюдая за отъездом сюзерена в узкое башенное окно.
   Дара оглядела меня с уважением.
   -Ты всегда правильно спрашиваешь, госпожа. И потому получаешь точные и ясные ответы. Властителя не зовут по имени, потому что у него нет имени. Он давно перестал быть человеком в обычном понимании этого слова. Он - государство, набор деяний, легенда...что угодно, но не человек с обычным именем и обычной судьбой.
   -Как же он живет среди всего этого? - меня живо интересовал ее ответ.
   Вместо ответа она усмехнулась и пожала плечами.
   -Палка о двух концах, госпожа. Легенда застит человека. Все эти великие свершения, великие умы, великие правители - плод нашего воображения. На самом деле рядом с нами просто люди. И в этом их главная слабость. Верно, они творят великое всей своей жизнью, но в то же время боятся чего-то, как мы, что-то любят, что-то ненавидят...Они люди - хоть и хотели бы об этом забыть. Об этом и без того забудут их потомки.
   После этой тирады она надолго замолчала, и мы вместе следили, как удаляется "караван" государя.
   -Тебя не удивляет, почему я так много говорю о том, что происходит вокруг? - не выдержала я.
   Надо сказать, редко кто с таким пониманием относился к моему интересу, как Посвященная. Она толковала мои ощущения и проблемы так мастерски, что я едва успевала снова и снова поражаться ее педагогическому таланту.
   -Нет ничего проще, госпожа. Ты хочешь знать все о мире, тебя окружающем. Знание - лишь один из соблазнов, которым ты не в силах противостоять. Женщины, подобные тебе, вообще не могут - или не хотят - противостоять соблазну. С ним заодно вам легче преодолеть жизненный путь. Соблазн для вас - не тайный грех, а сообщник. Он может оказать услугу там, где терпит поражение скромность и невинность. Мужчина, тайна, страна, само время - ни перед чем ты не остановишься, чтобы верной дорогой пройти сквозь жизнь.
   -Еще бы я точно знала, куда направляюсь, - задумчиво пробормотала я себе под нос.
   Женщина только улыбнулась.
   -Узнаешь, когда придешь. Не все ли равно? Мне известны все пути на свете, и все равно я иду той дорогой, что мне предназначена, и не могу свернуть.
   Внезапно я осознала, что она имеет в виду. Знать свою судьбу - не означает властвовать над ней. Как ни кружи по житейским тропкам, все равно придешь туда, куда должен прийти. Это было верное правило для каждого из людей, и для меня тоже. По сути дела, я не могла даже толком свернуть с дороги.
   Стоило выйти во двор, я тут же угодила в объятия Марго. Глаза ее горели охотничьим азартом.
   -Ну как? - требовательно спросила она, - Узнала что-нибудь?
   Я молча помотала головой. Но ей и не требовалось моего ответа.
   -Так и знала, - отмахнулась она, - Без меня ты ничего не станешь делать. Я говорила с теми, кто был на том празднике...Никто ничего не знает, говорят только, что некто выходил из того коридора, где все случилось. Мужчина в кольчуге и с обнаженным мечом.
   -Надобно думать, не женщина с лютней, - не сдержалась я, - Ты понимаешь, что просто бродишь вокруг да около? Ничего конкретного, одни только мелочи.
   Она озабоченно вздохнула.
   -Понимаю, но...Что тут поделаешь?
   -У нас есть еще один свидетель, - отчаявшись устраниться от этого дела, сказала я, - Правда, я сомневаюсь, что мы сумеем допросить его по всей форме.
   -А что может нам помешать? - ее легко приняли бы в любое частное сыскное агентство, такой азарт светился в ее глазах.
   -Его отъезд. Не смотри так - это наш с тобой сюзерен. Ты забываешь, что он осиротел одновременно с...с тобой.
   -Точно! - Марго хлопнула себя по лбу, и восхищенно воззрилась на меня, - Можешь ведь, если захочешь. Вот что значит свежий взгляд. Как только представится случай, выспросишь у него все, что он знает.
   М-да, избытком уважения к власть имущим она явно не страдала. И слабо представляла себе тонкости субординации.
   -Думаешь, он выложит мне все, что знает? - не без сарказма спросила я.
   -А с чего ему молчать? - удивилась Марго.
   -А с чего ему говорить? - гнула свое я, - Мы же не знаем, что именно произошло. Может, у него есть серьезные причины вообще никогда и никому не говорить об этом деле.
   -Никогда и никому - может быть, - не унималась она, - Но тебе-то...
   -А мне-то он выложит все как на исповеди, еще и протоколы в трех экземплярах напишет от руки...Марго, ты спятила. Почему вы все считаете, что я пользуюсь авторитетом в глазах государя?
   -Да потому что, - тут в ее голосе зазвучала плохо скрытая зависть, - Они все доверяют тебе...Хотела бы я знать, за какие заслуги!
   -Глупости, - устало констатировала я, - Никто мне ничего особенного не доверяет. А если и доверяет, уж поверь мне, я с легкостью обошлась бы без этого доверия.
  

9. Большое насильственное приключение.

  
   Как ни просили меня не гулять в одиночестве, я постоянно рисковала, и ни за что не отказалась бы от своих контрабандных вылазок. В сумерках я бродила в роще неподалеку от замка, и только в эти моменты отдыхала ото всех своих приключений. Со временем я совершенно утратила чувство страха, и растеряла остатки бдительности. Однако тут же получила подтверждение печальному факту: нет в мире совершенства. Ни в каком мире - ни в этом, ни в каком-либо другом. Хотела я или нет, но приключения нашли меня и в безмятежных окрестностях Скай-Холла.
   Однажды вечером я нагнулась, чтобы разглядеть маленький цветок на тропинке, и распрямиться уже не смогла. "Меня похитили", - сказала я сама себе, и беззвучно истерически расхохоталась.
   Как ни смешно, меня на самом деле похищали. Вот уж никогда бы не подумала, что еще хоть раз поучаствую в самом банальном и самом древнем из приключений...Тем не менее, меня утаскивали, крали, пионерили, или как угодно, иначе говоря, насильственно заставляли отправиться в некое абсолютно неизвестное мне место.
   Я бы даже не очень возражала против подобной перспективы, при одном условии: условии свободного передвижения. Меж тем меня никто не спрашивал. На голове у меня оказался большой и до чрезвычайности пыльный мешок, конечности вмиг связали чьи-то умелые ручки, после чего меня неуважительно забросили поперек седла, и хорошим галопом повлекли в неведомое будущее.
   Философское настроение мешало мне по-настоящему себя пожалеть или от души разозлиться на похитителей. А может быть, во мне уже начала укореняться система здешних взглядов, основное место в которой занимала следующая мысль: жизнь человеческая сама по себе малоценна, а, кроме того, находится в божьих руках, так что пытаться сломить обстоятельства себе на пользу - малоперспективное и не очень почтенное занятие.
   И подпрыгивая на жесткой конской спине, я меланхолично рассуждала, кому это могла так срочно занадобиться моя скромная персона. Если поразмыслить здраво, то я и вовсе не могла припомнить в своей обширной биографии случая, когда во мне возникала бы столь острая нужда.
   На размышления у меня оказалось много времени, и если бы не жуткая тряска, я безусловно додумалась бы до чего-нибудь очень умного. Но в этих тяжких условиях самой главной задачей было не дать мозгам вытрястись у меня из головы. Они мне были дороги как память, и расставаться с ними без крайней нужды я не собиралась.
   Чтобы отвлечься, я принялась читать про себя стихи, затем - петь песни, затем - рассказывать анекдоты, и на анекдотах дождалась, наконец, финала поездки.
   Тряска замедлилась, затем и вовсе прекратилась, меня ловко стащили с седла, установили на твердой земле, и лишь после этого убрали с головы мешок. Я подозревала, что от варварского обращения моя прическа сильно оставляет желать лучшего. Может, им стоило оставить мешок там, где он и был, чтобы не травмировать окружающих моим кошмарным внешним видом. Поправить волосы я тоже не могла: хотя мне и развязали руки, запястья опухли, и пальцы отказывались слушаться наотрез.
   По здравом размышлении я смирилась с тем, как выгляжу. В конце концов, похитители могли бы обращаться со мной повежливее, чтобы их эстетическое чувство не страдало от столь прискорбного зрелища.
  

* * *

  
   Одно хорошо: наступили сумерки, и двор замка, где я оказалась, терялся в полумраке. Никто не смог бы разглядеть мою измученную физиономию, и кошмар на моей голове.
   -Вы очень утомлены, госпожа, - обратился ко мне один из встречающих, - Пойдемте в залу, господин ожидает вас.
   Простившись с надеждой, что меня не видно, я заковыляла вслед за ним. Мало того, что он мог разглядеть мою непрезентабельную наружность, так еще и прочел на моем лице все чувства, точно в раскрытой книге. "Надо следить за своим лицом", - процитировала я одно из любимых стихотворений, и ступила на крыльцо.
   -Добрый вечер, - произнес чей-то голос из полумрака, - Я так долго ждал вас, что едва не двинулся навстречу.
   Я сделала еще несколько неуверенных шагов, и оказалась в зале, наполовину освещенном огромными факелами на стенах. Хозяин замка вышел на свет, видно для того, чтобы я смогла рассмотреть его. Бросив в его сторону один только беглый взгляд, я немедленно пожалела, что он тоже может отлично меня увидеть.
   Никогда не видела более обаятельного мужчины. Вообще, все обитатели этого маленького мира отличались вопиющей определенностью личности. Полутона, казалось, были им вовсе неведомы, полутона - и сомнения в себе. Незнакомец, кроме чудовищного обаяния мог похвастаться не менее чудовищным сознанием собственного обаяния. Я бы поспорила на что угодно: он прекрасно понимал, какое впечатление производит на окружающих.
   Я сравнила бы его с мастерски исполненным рисунком: тонкой кистью, черной тушью на белом фоне. Нечто неуловимо азиатское было в его стройной худощавой фигуре, в узком лице, рассеченном летящими линиями бровей. Однако, когда он улыбался, косо срезанные скулы украшались совершенно славянскими озорными ямочками. Как и все красавчики, он походил на какого-то диковинного полукровку, порожденного невозможным смешением рас.
   В полумраке большого зала, при скачущих бликах факелов, его привлекательность становилась поистине опасной, как острый клинок кинжала.
   -Прошу извинить за разбойничий способ приглашать в гости, - "азиат" одарил меня еще одной неотразимой улыбкой, - Зато я точно знал, что вы не откажетесь.
   -Я - безусловно, но возражения могли обнаружиться у братьев Мэнли...или у самого Властителя, - я улыбалась не менее победоносно, меж тем как в голове лихорадочно перебирала способы найти управу на этого очаровательного нахала.
   Способы, а их и так было немного, все отличались некой неопределенностью. Эх, рано меня украли - я совершенно не успела адаптироваться на новом месте. "На новом месте приснись жених невесте", - выплыла откуда-то из подсознания девичья поговорка, и я вздохнула. По всему выходило, что отдуваться мне придется самой.
   -Раз соблюдение условностей нам недоступно, придется вам просто мне представиться.
   -С наслаждением, благородная леди Локвуд, - он отвесил в пространство шутовской поклон, - Я - Дэниэл Бликхерст, душегуб, разбойник и кровопийца. Возможно, вам упоминали обо мне, как о Проклятом Дэнни. Почему вы так смотрите на меня, госпожа? Не нужно бояться, я не причиню вам вреда.
   Какое там бояться! Я еле сдерживалась, чтобы не расхохотаться ему в лицо. Вот где пригодилось отсутствие паспортного режима: меня просто перепутали с Марго, и сейчас недоразумение разъяснится.
   -Если ваша цель - получение выкупа за мою персону, я разочарую вас, лорд Бликхерст, - объявила я с тайным удовольствием, - Мое имя Анна, я сопровождала леди Локвуд в ее путешествии, но я не смогу заменить ее сейчас. Мне очень жаль.
   Торжествующая улыбка вмиг пожухла на моем лице, при звуках его смеха.
   -Я и помыслить не мог, что мне так повезет! - он выглядел таким довольным, что мне захотелось зажмуриться, - Заполучить вместо богатой и незамужней леди невесту Робби Мэнли...Я слышал, он без ума от вас, госпожа, и, конечно, выложит кругленькую сумму за удовольствие все же дойти с вами до алтаря.
   -Вероятно, - вежливо откликнулась я, - Но мне не очень хочется возвращаться под его покровительство. Я, видите ли, вдова, а не запуганная родителями девица, и сама привыкла выбирать...круг общения. А в последнее время я лишена этого маленького удовольствия.
   Он растерялся, причем и в мыслях не держал скрывать свою растерянность.
   -Каких только сюрпризов не подносит людям их жизненный путь! Ну ладно, а я гожусь вам в компанию, леди?
   -Пока вы не убедили меня в обратном - да, - с достоинством кивнула я.
   Я очень кстати припомнила фильм о похождениях одной средневековой девицы. Ее положение было куда сложнее моего, и тем не менее она с легкостью из него выпуталась, сыграв на общеизвестных мужских качествах. При моих исходных условиях подобные игры изначально были, что называется, обречены на успех.
   -Присядьте у огня, отдохните с дороги, - чисто машинально он продолжал разыгрывать роль радушного хозяина, не переставая внимательно меня разглядывать.
   С трудом передвигая свое скукоженное тело, я опустилась в подозрительно удобное кресло с высокой спинкой. Похоже, познания о средневековых замках будут превышать у меня все мыслимые пределы. Впору защищать диссертацию по возвращении. "Сравнительные характеристики землевладения в средневековой Европе и Киевской Руси", например.
   Его замок был не меньше Скай-Холла, но... Что-то в нем было не так. Махровый пофигизм хозяина во всем, что не касалось его напрямую, и здесь сделал свое дело.
   Возмутительно закопченные стены казались вдвое старше своего реального возраста. Практически полное отсутствие ковров и гобеленов позволяло сквознякам бродить, где им вздумается.
   Кроме того, и все люди, окружавшие хозяина замка, бродили, где хотели, и занимались, чем придется, пока их не тыкали носом в самые неотложные дела. Дела выполнялись, спустя рукава в рекордные сроки, и все возвращалось на круги своя.
   Множество огромных мощных собак невозбранно находились буквально везде. Сперва я боялась их, пока не поднапряглась, и не опознала породу. Это были самые обычные мастифы, правда, крупнее нормальных особей раза в полтора. Дэнни с гордостью объявил, что еще его отец занимался разведением этой породы и добился успеха. "Полного", - ехидно подумала я. По мне, так собачье поголовье можно было сократить раза в три без всякого ущерба для породы.
   Меня никто не охранял, и в принципе, можно было бы подумать о побеге. Но мой профессионализм спал крепким сном, и я решила использовать для отдыха полученную передышку. Я от всей души наплевала на свои изыскания, и на свои обязательства перед здешними обитателями. Никогда я не могла отказать себе в изучении того, что меня интересовало. А хозяин замка, созналась я себе откровенно, интересовал меня сейчас больше всего. "В конце концов, пусть меня вызволяют те, из-за кого я сюда угодила", - авторитетно заявила я сама себе, позабыв, что попала в гости к "душегубу Дэнни" исключительно по причине собственной халатности. На чем и закрыла прения.
   И потянулись неспешные дни...Боже, как много их было в этом моем путешествии, и как мало они раздражали меня по сравнению со всеми предыдущими случаями. Силы небесные, как видно, решили способствовать моему заточению, потому что за окнами дни напролет шли удивительно сильные и затяжные дожди. Сырость проникала повсюду, и если бы не относительное тепло, я бы постоянно зябла в этих черных, неприветливых стенах.
  

* * *

  
   Итак, я бы постоянно зябла, если бы не тепло каминов, и постоянно скучала бы, если бы не игры, которые то и дело затевал со мной неугомонный хозяин. "Игры, в которые играют люди", - постоянно крутилось в моей голове название психологической книжки. Самая простая игра - в человеческие эмоции - пользовалась у хозяина замка неизменным успехом. Играл он, надо признать, мастерски, я едва успевала парировать его ходы.
   -Представьте, леди Анна, что вы никогда не соблазнялись на предложение проходимца, вроде меня...Хотя, что это я, конечно, вы всегда отвечали ему презрительным отказом.
   Он бессовестно соблазнял меня своим образом жизни, привычками, чувственностью, которая, казалось, растворена была в атмосфере парадной залы, продуваемой всеми окрестными ветрами.
   -Вот именно, - заявила я с уверенностью, которой не чувствовала, - Именно отказом, и, конечно, презрительным.
   Его улыбка (вот когда я поняла, что имел в виду приснопамятный Льюис Кэрролл), плавала над огнем камина, как улыбка огромного чеширского кота. Лицо же при этом оставалось почти серьезным, только на самом донышке глаз пряталось отражение уже отзвучавшего смеха.
   -Выпейте со мной вина, - предложил он, и тут же извлек откуда-то из-под кресла запыленную темную бутыль.
   Ее грубо выделанное толстое стекло скрывало, как будто, многие неведомые мне секреты. Я всем своим существом ощутила, какой мощный аромат тайны исходит от ее приземистого силуэта. Я завороженно кивнула, и следила, не отрывая взгляда, как густая кроваво-красная жидкость перекочевывает в серебряные кубки.
   -Это хорошее вино, леди Анна, - успокоительно заметил Дэнни, - Бьюсь об заклад, вы понимаете толк в добром вине, и я не посмел бы предложить вам что-то, кроме лучшего.
   Я величаво кивнула, очень надеясь, что мне не придется нюхать пробку, производить дегустацию, и всячески демонстрировать наглядно свой тонкий вкус.
   -Хорошее вино, - продолжал рассуждать вслух хозяин, - это то немногое, что у меня осталось. Все остальное, как вы успели, верно, заметить, находится в запустении. Мне надоело следить за хозяйством.
   -Вот если бы у вас была семья... - закончить фразу, произнесенную самым назидательным тоном, я не успела.
   В тот самый момент, как я подняла на него глаза, слова застряли у меня в глотке. "Опять не в тему", - будучи персоной неглупой, я все же иногда попадала впросак настолько откровенно, что в такие минуты почти ненавидела себя.
   -Была у меня...семья, - сарказм и горечь мешались в голосе Дэнни в опасной, близкой к взрыву пропорции.
   -Извините, - пискнула я, мой голос еще никогда не звучал так глупо.
   Больше всего мне бы хотелось ненавязчиво переменить тему, а не пускаться снова в длинное путешествие по дорогам чужой жизни. Но конечно мне пришлось еще раз проделать этот путь. Меня никто не спрашивал, да и кто я такая, чтобы Провидение интересовалось моими желаниями?
   -Если не хотите рассказывать, то... - я и сама была не прочь ускользнуть от этой беседы.
   Но он только помотал головой, и не спрашивая моего согласия, наполнил кубки вином. Видно, его история была не из тех, что рассказывают на трезвую голову. Пока он собирался с мыслями, я успела подумать о странных свойствах здешнего алкоголя. Вроде бы, вино - не тот напиток, который уж слишком ударяет в голову. Однако, от напитка, что разливал по кубкам мой собеседник, я пьянела, словно от хорошего коньяка: незаметно, но необратимо. В голове поселялась бесшабашная легкость, все на свете становилось простым и понятным, и на язык само собою вылезало то, о чем по трезвости я бы непременно промолчала.
   Я наслаждалась новым состоянием, меж тем как Дэнни с удовольствием уставился на меня.
   -Ты великолепна, леди, когда отдаешься чему-нибудь без остатка, - отметил он, явно намереваясь пуститься в обсуждение моей персоны.
   -Я знаю, - мрачно откликнулась я, и даже тени кокетства не было в моем голосе.
   Он был прав, и сам не знал, насколько. Я чувствовала, и не раз слышала от мужчин, что в легком хмелю приобретаю ведьмовское очарование, противостоять которому почти невозможно.
   -О чем ты хотел рассказать мне? - единственной возможностью отвлечь его было перевести разговор на изложение его личных тайн.
   Я и сама не заметила, как перешла на "ты" - он так явно не признавал никаких условностей, что и мне захотелось отказаться хоть от малой их части.
   На мою уловку он улыбнулся и кивнул.
   -Должно быть, не я первый ищу твоего внимания. Но бьюсь об заклад, что первым сообщу тебе причину. Ты не просто слушаешь то, что тебе рассказывают - ты слышишь, и проживаешь все вместе с рассказчиком. Этому невозможно противиться: будь ты священником, не знала бы отбоя от желающих исповедоваться.
   Он усмехнулся каким-то своим мыслям, легко поднялся, и отошел вглубь залы. Вернулся через несколько минут, держа в руках два куска пергамента, без рам, и каких-то потрепанных.
   -Посмотри, - он протянул их мне, - моя жена и дети. Однажды у нас всю зиму прожил странствующий монах, и в благодарность за приют нарисовал это.
   Стараясь пробиться сквозь туман опьянения, я вглядывалась в рисунки. Ничего особенного не было в чертах русоволосой женщины, смотрящей как бы чуть обиженно, и в глазах ребятишек, больших и настороженных, словно у зверьков. У этого мужчины должна была быть другая жена...и другие дети. Они не могли...
   -Моя жена, - подтвердил Дэнни, - Я знаю, что ты думаешь, госпожа. Я и сам иногда думаю, что это не моя семья. Однако...моя.
   -И?.. - надеюсь, в этом междометии было не слишком много любопытства.
   Он интересовал меня. Будь я проклята, он интересовал меня сейчас больше, чем все тайны, что постоянно лезли мне на глаза.
   -Она была образцом христианской супруги, - с усмешкой констатировал он, - Всеми добродетелями обладала в избытке. Не умела читать и писать, никогда не танцевала, не играла музыку, и ежедневное мытье считала бесовским наваждением. Единственное, что могло привести ее в умиление, это визиты бродячих монахов в пыльных рясах, с их лживыми историями о торжестве Христовой веры. Будь я жестоким человеком - силой сломил бы ее сопротивление, будь я ничтожеством - перенял бы ее тусклый взгляд на мир. Но я...
   "Но ты ни то и ни другое, а потому просто оставил ее в покое, сделав положенное количество детей", - внутренне улыбаясь, подумала я.
   Чего глупее было встревать в его рассказ, но я почему-то не смогла промолчать:
   -Однако детей она приносила тебе исправно?..
   Он даже прикрыл глаза, чтобы сосредоточиться, и рассказать все как можно точнее.
   -Да...Детей. Но знала бы ты, госпожа, чего мне стоило зачатие! - нервный смешок сопровождал его речи, и я не успела смутиться интимностью темы, - пусть боги покарают меня, никогда не видывал я женщины, что питала бы такое отвращение к мужчине.
   Еле сдержавшись, чтобы не издать такой же нервный смешок, я коротко кивнула. Честно говоря, я не очень понимала его супругу. Хотя плотские утехи и считались постыдными, но я решительно не могла взять в толк, как можно пренебречь таким мужчиной, имея на него законные права.
   Поймав мой полный недоумения взгляд, он грустно кивнул мне и продолжил рассказ.
   -Я бы лучше вовсе не имел жены, только бы не сражаться каждую ночь со своей, будто с девственницей. Я словно всякий раз вновь похищал ее невинность, а она лишь плакала да молила Господа о помощи. Напрасный труд - христианский бог не помощник в таких делах. Но как бы ни шла моя семейная жизнь, - тут он снова нервно хохотнул, - жена все-таки родила мне наследника и еще двоих девчонок. И если б не эпидемия какой-то неизвестной заразы, я оставался бы отцом семейства, а не волком-одиночкой, каким ты нашла меня, госпожа.
   -Я? Нашла? - и мой нервный смех нашел дорожку наружу, хотя прозвучал резко, как воронье карканье.
   -Ну да, - кивнул он, не переставая внимательно меня рассматривать, - Ты должна была найти меня, и...Не станешь же ты утверждать, что это я явился к тебе.
   Мне оставалось лишь помотать головой. Все, в общем-то, было верно: я сама всегда шагала навстречу тем или иным событиям, никогда не пытаясь свернуть в сторону. Пока я размышляла о себе, рассказ Дэнни подошел к финалу.
   -Я был в отъезде, когда какой-то бродяга из тех, что она привечала, принес в замок заразу. Сначала заболели дети, и она, - его голос, до этого почти равнодушный, задрожал от гнева, - не пустила к ним знахарок. Не пустила никого, только молилась над ними день и ночь, пока не заболела тоже. Они все умерли так быстро, что я даже не успел предать их земле. Это сделали монахи из ближайшей обители...С молитвами, как полагается. А я, вернувшись, застал только пустые стены замка, в которых гулял ветер, да четыре свежие могилы на кладбище. Да вдобавок узнал, что отлучен от церкви за все прошлые и возможные в будущем грехи. Все потому, что требовал смерти для выродка, который принес смерть в мой дом. Сам он остался жить - что может быть глупее?
   Я молча слушала. Никакое сочувствие тут не годилось - тут вообще не годились слова. Будь мы близки, я бы обняла его и прижала к себе так крепко, как только смогла бы. Но таких прав я не имела...Я просто боялась получить такие права. Кроме того, мой странный собеседник уже справился со вспышкой гнева, и снова неопределенно усмехался. Что означала его усмешка, я даже не пыталась понять.
   -Самое смешное, - закончил он, - что родители так и не озаботились крестить меня. То-то я повеселился, когда отче Уорвик добился моего отлучения от церкви. Он, бедняга, и не знал, что я никогда не удостаивался чести пребывать в ее лоне. Потерял большую часть удовольствия... Я, верно, совсем заморочил вам голову, благородная госпожа, - и он прямо взглянул мне в глаза.
   Как ни искала, я не обнаружила в его взгляде ни капельки жалости к самому себе. Разве что насмешку, горькую, но вполне жизнеспособную. Чтобы сломать этого человека, нужно было еще что-нибудь, сверх того, что он уже пережил. Некой малости недоставало, дабы кубок его несчастий переполнился вконец. И я скорее дала бы отрезать себе руку, чем стала бы этой ничтожной малостью.
   Насколько хороша шутка с его язычеством, до меня дошло не сразу. Право же, она и в самом деле была хороша, разве лишь чуть мрачновата, но не для этих времен.
   -Ты не рвешься в лоно христианской религии? - я не удивлялась, я восхищалась им.
   Критическая концентрация эмоций, которую он не мог не заметить.
   -Я самый правоверный из язычников, леди, - сознался он, приложив руку к сердцу, - Человеку вообще не слишком свойственны те правила, что насаждают всюду святые отцы. Может, этим он и плох, а может, хорош - не знаю. Только таков уж он есть, таким и останется.
   Внезапно во мне проснулась очень веротерпимая особа.
   -Возможно, и в христианстве есть что-нибудь полезное? - спросила я с саркастической усмешкой, чем вызвала у радушного хозяина неожиданный всплеск эмоций.
   -Черта с два там есть хоть что-то, кроме смирения! - голос Дэнни зазвучал раза в два громче, чем обычно, - Нет ничего отвратительнее смирения. Смирения и добровольного рабства. У каждого под этим небом множество привязанностей, куда более сильных, чем какой-то бездарно погибший бог. И обетов - но только личных, а не навязанных добрым пастырем.
   -Но как жить человеку, не знающему, где найти истину? - нам обоим грозила опасность утонуть в философских рассуждениях, и оба мы пребывали в полном восторге от такой перспективы.
   -Нет смысла смотреть в небеса, Анна, чтобы найти там ответ. Человек живет на земле, и на земле получает полный расчет за свои дела...Небеса в этом не участвуют.
   Вот он и сказал это. Безбожник, не верящий даже в то, что кто-то управляет нами сверху.
   -Но ведь кто-то все же управляет нами сверху?
   Он рассмеялся.
   -Хорошо, если так. Но если только играет? А если ему уже наскучила эта игра? Что тогда?
   Чуть заметный холодок детского страха пробежал вдоль моей спины. Оказывается, нужна смелость, чтобы хоть на минутку представить собственную независимость от высших сил.
  

* * *

  
   Чем больше дней проходило, тем чаще мне хотелось запустить в него кубком. Казалось, он с одной только насмешкой следил за моими попытками сохранить независимость. Меж тем он не мешал мне думать о своем, если я не поддерживала беседы. Видит бог, мне было о чем подумать в эти бесконечно длинные вечера. Паутина эмоций, от которой я считала себя в полной безопасности, затягивала меня все сильнее.
   Робби рвался обладать мною и вовсе не пытался скрывать свои намерения, ни из соображений галантности, ни из других чувств. Он должен был получить то, что хотел, и не видел к тому особых препятствий. Мы и так предназначались друг другу, чтобы вникать во взаимные ощущения сколько-нибудь глубоко. К тому же я не возражала вслух, а молчаливых протестов он просто не замечал. Иногда это смешило меня, иногда раздражало, но до сей поры не вызывало желания хоть что-нибудь изменить.
   Но в полуразрушенном (вместе с жизнью хозяина) замке Проклятого Дэнни я повстречала другие эмоции. Честно говоря, я думала, этих эмоций в природе больше не существует, по крайней мере для меня.
   Веселая нежность витала между нами, время от времени неслышно посмеиваясь мне в ухо. "Ради бога, леди, ты сама знаешь, что я куда сильнее страсти. Ты и заметить не успеешь, как попадешься в одну из моих ловушек. Так что заранее смири свое глупое сердце."
   Я ежилась, понимая, что рано или поздно потерплю сокрушительное поражение. Дэнни следил за мной с искренним интересом. Видно, он был с нежностью заодно, и вместе с ней ожидал, чем закончится наша неравная борьба. Я задавалась вопросом, понимает ли он, что в этой борьбе не может быть победителей, но ответа не находила.
   Мы проводили долгие вечера, понемногу опустошая винный погреб, и предаваясь многословным беседам, из которых я не могла потом вспомнить ни слова.
   Вино в кубках, как будто, не убывало, и все-таки хмель понемногу завладевал моим существом. Я что-то объясняла, сбивчиво и путано, стараясь не упустить мысли. Мысль ускользала, не давалась в руки, и все мои силы уходили на то, чтобы окончательно ее не потерять.
   -Все это глупости, - выговорил однажды мой собеседник, наклонившись к самому моему уху.
   Я сурово нахмурилась, силясь понять, что он имеет в виду.
   -О чем это ты? - старательно произнесла я.
   -О тебе, леди, - ну вот, он опять смеется своим странным смехом.
   Никогда не слышала ничего более чувственного, чем этот тихий смех. Он обещал мне нечто такое, что я не готова была принять.
   -Забудь все, что случалось с тобою до нашей встречи, - продолжал он, не отстраняясь, - Мне кажется, тебе это легко удастся. С тобой так много всего происходило, что легко представить, будто не происходило ничего.
   Я закрыла глаза, стараясь сосредоточиться. Это случилось со мной на самом деле: воспоминания, прежде одолевавшие меня с маниакальным упорством, улетучились все до одного.
   -Правда, - объявила я, открывая глаза, - Со мной ничего не происходило. Никогда.
   Похоже, я находилась в гипнотическом трансе: даже с открытыми глазами как будто спала, и ничуть не сопротивлялась тому, от чего до сих пор бегала, как черт от ладана.
   Не знаю, как ему это удалось, но дело обстояло именно так, а не иначе. Я чувствовала себя чистым листом белоснежной бумаги, на котором не успели появиться коварные черные значки, говорящие о любви и ненависти, горьком опыте и многих других вещах, так усложняющих жизнь. Словно я и не проживала множество жизней, и не путешествовала по эпохам, и не меняла мир вокруг себя, и не теряла, никого и ничего не теряла.
   Да и по правде говоря, кто смог бы вечно противиться соблазну? Вокруг неторопливо текла средневековая жизнь, прошла неделя, потом еще одна, спасать меня никто не собирался, и я понемногу осознала, что борьба теряет смысл. Кроме того, одновременно я боролась и с внутренним врагом, а это было всего труднее.
   -Никогда не стал бы я брать силой то, что само придет в руки после краткого ожидания, - невинно сообщал Дэнни в беседе, как бы между прочим.
   Лицо его в этот момент не выражало решительно ничего, только глаза блестели от веселья. Я злилась, но молчала, изо всех сил делая вид, что не понимаю намеков.
   Благородный ступор мог длиться еще долго, однако ситуация внезапно разрешилась.
   Прогуливаясь у стен замка, я бессмысленно таращилась на кроны деревьев, и вдруг среди ветвей старого огромного дуба мелькнуло что-то пестрое. Я протерла глаза - положительно, среди листьев висели лохмотья. Пока я стояла в задумчивости, лохмотья ловко кувыркнулись на землю и оказались мальчонкой, на замурзанной мордашке которого читалась гордость за хорошо сделанную работу.
   -Лорд Мэнли шлет вам свою любовь (тут он хихикнул) и письмо, леди. И велел дождаться ответа, - торжественно сообщил он и всучил мне помятый кусок пергамента.
   Пока я читала, мир вокруг меня стремительно менялся. Рушились все логические построения, и самосознание нервно смеялось надо мною, отрекаясь от моих прежних амбиций. Надо было видеть эти слова, нацарапанные поперек листка...Сквозь них явно звучал голос Робби, надменный и чужой. Впервые я тогда подумала, что он чужой мне, этот средневековый лорд. На смену замешательству пришла ярость, и я резко рванула пергамент пополам. Рывок получился таким сильным, что листок разлетелся на несколько неровных ошметков, и в таком жалком виде остался валяться на траве.
   -"...если твоя честь не затронута, и ты можешь поклясться на Библии, что разбойник не посягал на мою невесту, я приму тебя обратно и сделаю женой, как поклялся в том на обручении..." - мне казалось, что слова звучат в моей голове.
   -Какой будет ваш ответ, госпожа? - обеспокоенно поинтересовался посланец.
   Он понимал, что происходит нечто странное, но не понимал, что именно.
   -Вон мой ответ, - истерично хохотнув, я указала на останки письма, - Передай лорду, что ты видел. С него и этого слишком много.
   Мальчишка недоуменно пожал плечами, поклонился и исчез среди кустов.
   Я поежилась. Вот чего-то в этом духе мне и не хватало, чтобы принять окончательное решение.
   -На-кось выкуси, - мрачно объявила я в адрес Робби, и даже погрозила ему кулаком, - Я сама могу посягнуть на кого угодно, если пожелаю. И остановить меня нельзя.
   Ступая под своды зала, я в который раз подивилась несовершенству (или совсем наоборот?..) его освещения. После яркого дневного света я вообще почти ничего не видела. Факелы на стенах освещали только центр помещения, углы же считала своей вечной вотчиной густая, как чернила, темнота.
   "Все сцены в интерьере происходят в полумраке. Как будто в помещениях нет окон", - мысленно проговорила я.
   Можно подумать, размеренный монолог мог защитить меня от неизбежного. Как ни боролась, я все же подписала позорные условия капитуляции, и вот-вот на мою территорию должны были ринуться веселые захватчики. "Враги, интервенты", - я изо всех сил старалась шутить. Совершенно неубедительно.
   Я ненавидела завоевателя за то, что он полонил меня так легко, я ненавидела себя за то, что не хотела больше бороться. Я ненавидела, потому что иначе должна была полюбить. Впервые я поняла, сколь близки два этих противоположных чувства.
   -Знаю, ты не сможешь меня любить, - раздался голос моего соблазнителя откуда-то из темноты, - я буду рад, если ты хотя бы не станешь ненавидеть меня.
   Настал тот редкий случай, когда мне нечего было сказать.
   -Я... - начала я и тут же запнулась, - Я...нет, но...
   -Не говори ничего. Что бы ты ни сказала, потом будешь жалеть о своих словах, - он снова улыбался мне из темноты, и я не видела, но слышала эту улыбку, она пряталась в его голосе, и не желала выходить на свет.
   -Ни слова. Не скажу ни слова, - клятвенно заверила я саму себя, и шагнула во тьму.
   И тьма не разочаровала меня. Она обняла меня нежно и ненавязчиво, словно старый друг. Она ласкала мое тело, будто самый изощренно опытный любовник...или это были не ее руки. Нет, это были руки моего похитителя, его губы, его тихий смех. Я забыла, кто я. Я забыла, кажется, навсегда, множество эпох, мириады лиц, десятки событий...Каждое из них могло сыграть свою роль, но не сыграло, так что мне до них?.. Их не было. Никогда.
   Горячая волна страсти захлестнула меня с головой. Я лишилась рассудка, но не успела пожалеть об этом. Просто зашвырнула его в дальний угол, как надоевшую игрушку, и перестала быть собой. Я не была больше рассудочной путешественницей, холодно следящей за проходящими перед нею картинами...Может, и раньше я была кем-то другим.
   Песочные часы - один из немногих предметов роскоши - отсчитывали минуты, минуты складывались в часы, часы медленно исчезали за окном, приближая рассвет, а я все плыла в густом тумане страсти, и не собиралась искать выхода. Ничто не мешало мне - кроме малой толики ненависти, что придала страсти, владевшей нами, горький привкус.
   Проснувшись после недолгого сна, больше похожего на забытье, я не спешила открыть глаза. Что-то не хотелось смотреть на мужчину, который так легко выбил твердь земную у меня из-под ног. Черт бы побрал все на свете, я не верила ему ни на грош! Кроме того, теплилась еще и детская надежда на чудо: я открою глаза и окажусь подальше от этого замка и обитающих в нем соблазнов, хотя бы в Скай-Холле, под крылышком у Робби. Каким бы неприятным ни казался его образ вчера, сегодня он выглядел поистине спасительным.
   Пока я решала, как мне стать невидимой и исчезнуть, рядом со мной кто-то весело расхохотался.
   -Не прячься от жизни, госпожа, - назидательно объявил мучитель Дэнни, в то время как его теплые пальцы мимоходом прошлись по моей щеке, - Это неправильно.
   -Я знаю, - обреченно ответила я, собралась с силами, и...открыла глаза.
   Его лицо было так близко, что мне тут же захотелось зажмуриться снова. При мысли, насколько он обаятелен, и как выгляжу сейчас я сама, мне захотелось не только зажмуриться, но и отвернуться.
   -Ты так хороша! - должно быть, он был еще и телепатом, этот чужак в стройных рядах феодальной знати.
   Прочел все мои мысли до самой маленькой запятой, и решил поднять "боевой дух" нехитрым, хотя и насквозь фальшивым комплиментом.
   В ответ я смогла только жалобно сморщить нос, и улыбнуться. Надеюсь, улыбка вышла не слишком жалкой, потому что я ни капельки не чувствовала себя неотразимой.
  

* * *

   Сколько я ни говорила себе, что ненавижу его, сколько ни твердила это, как заклинание, ничего не помогало. Ненависть совершенно не спасала от страсти. Да и была она какой-то бледной и неубедительной по сравнению с накалом чувств, гуляющих, словно самум, внутри стен старого замка. Никто из нас не давал себе труда анализировать то, что заполонило нас целиком. Держу пари, оба мы понимали одинаково хорошо: при малейшей попытке анализа это наваждение исчезнет без следа.
   Мы вели себя, словно люди, объединенные общей авантюрой: отлично ладили, понимали друг друга с полуслова, относились друг к другу с нежностью, страстью, но все-таки без любви. Я сознавала это как никогда четко, и радовалась, что дело обстоит именно так.
   Я отдала бы многое, лишь бы прожить так подольше: не двигаться, ничего не делать, ничего не решать - плыть по течению, и все. Я смеялась сама над собой, размышляя об иронии судьбы. Хотела я того или нет, случались в моей жизни моменты, когда больше всего на свете я мечтала застыть и никогда уже ничего не предпринимать. И это при моей профессии, в которой самое главное - уметь быстро принимать решения и так же быстро действовать. Должно быть, меня одолевала профессиональная болезнь, не иначе.
   Нынешний приступ обещал протекать особенно тяжело, но войти во вкус я не успела. Спустившись теплым утром к завтраку, я наткнулась взглядом на улыбку Дэнни - совсем не похожую на его обычные улыбки. Эта была скорее гримасой, жесткой и ехидной одновременно.
   -Они пришли за тобой, - сказал он, ткнув пальцем в пространство, - Даже привезли выкуп, как сообщил их парламентер. Но вместе с выкупом под моими стенами стоят не только братья Мэнли, но и сэр Эллиот с целым войском - чтобы я не натворил глупостей, должно быть. Могу сказать, леди, что они не расположены выкидывать денежки на ветер - это видно сразу. Да и Властитель, как видно, ценит твою персону - хотел бы я знать, за что.
   Я машинально кивнула, одновременно осознавая: кончилось мое безмятежное житье.
   -Я продержу их под стенами до завтрашнего рассвета, но затем тебе придется решить, что ты станешь делать, - деловито продолжал он, дожевывая последний кусок и выбираясь из-за стола.
   Я снова кивнула, неуклонно впадая в молчаливую истерику. Будь все проклято, я не готова была что бы то ни было решать! Никогда еще не было мне так трудно понять, кого я люблю, а кого - ненавижу.
   Он внимательно всмотрелся в мое лицо, нашел там, видимо, ответ на какие-то свои мысли, и быстро скрылся за порогом залы.
   Следовало, наверно, подняться на крепостную стену и поучаствовать в переговорах, но я не смогла бы этого сделать даже под дулом пистолета. Напротив, я весь день пряталась по самым темным углам замка, старательно избегая всякого живого существа. Мой покой, казавшийся таким незыблемым, медленно, но верно рассыпался под напором обстоятельств, и я страстно желала сохранить хотя бы последние его минуты. С наступлением темноты я скрылась в своей спальне, и просидела до рассвета у окна, выискивая в темном небе первые признаки утренней зари. Когда небо стало понемногу розоветь, там меня и нашел Дэнни.
   -Пришло твое время, леди Анна, - в неверном рассветном сумраке глаза на его лице блестели ярко, как два топаза, - Я в твоих руках, можешь отыграться за все разом. Тебе стоит лишь крикнуть им, что я не выполняю условий сделки, и вся эта кодла пойдет на приступ. Под началом сэра Эллиота их войско обречено на победу.
   -А ты убьешь меня, - на провокацию я вполне в силах была ответить провокацией, и не упустила случая, конечно.
   Мне было совершенно все равно, останусь ли я в живых. От меня всегда требовали многого, но не настолько, как в этот раз. С двух сторон на меня давили, мной пытались манипулировать, а для меня это было невыносимо.
   Робби ждал от меня исполнения какого-то мифического вассального долга, а с ним вместе ждали тысячи подданных Властителя. Видит бог, я не в силах была выдержать груз такой ответственности. Пусть это было только рождение ребенка: функция, обычная для женщины.
   С другой стороны этих гипотетических баррикад стоял Дэнни, и тоже провоцировал и проверял меня, проверял на способность быть свободной. Ему, конечно, хотелось, чтобы я осталась с ним, но он и словом не намекнул бы на это. В его глазах моим самым главным правом было право поступить по-своему.
   -И не подумаю, - заявил он, убирая за спину руку с мечом, - Твоя жизнь в твоих руках, как и до сих пор. Решай.
   У меня не было ни малейшего желания становиться причиной назревающей битвы.
   -Я просто выйду к ним, и все, - объявила я с решительностью, которой на самом деле не ощущала, - Надеюсь, я хорошо отработала за твое гостеприимство.
   Его скулы вспыхнули ярким румянцем, словно я не произнесла одну короткую фразу, а долго и с удовольствием хлестала его по щекам.
   -Я всегда говорил, что слова бьют намного больнее, чем любое оружие, - с кривой улыбкой выдавил он, справившись с собой, - И все-таки это только слова, благородная леди. Не старайся наказать меня за нашу общую провинность: пусть тебя утешит мысль, что никто не ужалит меня сильнее меня самого. Ты права, я отдам приказ выпустить тебя за ворота.
   Я из последних сил сохраняла на физиономии презрительную мину, а внутри меня рос и рос неуправляемый ком истерических слез. Оставалось надеяться, что он не выберется на свободу до тех пор, пока я не окажусь среди своих. А уж там все проявления слабости сочтут вполне естественными после якобы выпавших на мою долю испытаний.
   -Вспоминай обо мне хоть иногда, - донесся до меня, как сквозь туман, деланно веселый голос Дэнни, - И обещай попросить за меня Властителя.
   -О чем? - машинально поинтересовалась я.
   -Чтобы мне разом снесли мою беспутную голову, если я попаду к нему в руки.
   -Непременно, обещаю тебе, добрый сэр, - это было последнее, что я смогла произнести.
   Вместо остального уже прозвучали бы жалобные рыдания, поэтому я стиснула зубы и молча направилась к воротам.
   ...Они так обрадовались моему появлению, что на секунду мне стало стыдно. Но только на секунду: затем я обернулась, и смогла различить между зубцами крепостной стены мужскую фигуру, укутанную в темный плащ.
   Он не шевелился, не делал ни единого движения...Однако в его позе было столько сожаления о том, что никогда не могло бы случиться. Мы так и не встретились взглядами: его глаза были слишком далеко, да и мои собственные застилали слезы.
   Природа снова решила всплакнуть, должно быть, за компанию со мной: едва мы отъехали от замка моего похитителя, полил страшный ливень. Причем он зарядил надолго, с чувством, с толком, с расстановкой, словно на дворе стоял, к примеру, ноябрь. Такая погода была способна поколебать мое самое радужное настроение, а на этот раз доконала меня до молчаливой истерики.
   Молчание Робби, ехавшего чуть поодаль, было совсем другим: умиротворенным, как у человека, достигшего некоего промежуточного результата. Впрочем, тогда я не придала этому значения. Тем более, что думать было некогда. Рядом со мной ехала Марго, и непрерывно трещала, сообщая мне подробности "операции захвата".
   Мысленно я поблагодарила Всевышнего, что никто не желает слушать меня. В этом на данный момент и состояло мое спасение.
  

10. "Смертельное оружие".

  
   Вернувшись из этого путешествия, я с легкостью могла бы создать целую галерею интереснейших мужских типажей. В современном мне мире многие из них просто перестали существовать, а другие изменились до неузнаваемости, чего мне было безумно жаль. Так что я с удовольствием коллекционировала персонажей для моей будущей выставки.
   В свите Властителя таких мужчин тоже хватало. Все они были по-своему хороши, но самым интересным оказался местный "глава госбезопасности". До сих пор он ничем не привлекал к себе моего внимания, хотя, безусловно, заслуживал его. Теперь же, хотела я того или нет, но он был рядом. Можно подумать, сам Властитель совершенно не нуждался в самом преданном своем слуге...
   Сэр Эллиот принадлежал к редкостному типу мужчин, которые сами творят события, вместо того, чтобы покорно идти у них на поводу. Его внешность, впрочем, ни о чем подобном не говорила: это был среднего роста и средней наружности человек. Никакой особой мощи, ничего подобного в его фигуре не отыскал бы и самый придирчивый зануда. Только вот глаза...Глаза оказались предателями, и выдавали сэра Эллиота с головой. Заглянув в них хоть однажды, любой понимал, что между этим человеком и смертью нет никакой преграды: сэр Эллиот хладнокровно отправлял к ней в объятия всех, кого было необходимо, но только лишь оттого, что и сам в любой момент готов был встретиться с нею наедине. Он не боялся смерти, и находил ее столь же естественным состоянием, как и всякое другое. Но он не был убийцей, ибо никогда не получал удовольствия, отправляя кого-либо на свидание с костлявой красоткой.
   -Так сложились обстоятельства, - бесстрастно объявлял он, умалчивая о том, что сам, как правило, эти обстоятельства создавал.
   Ничто не могло поколебать устойчивость его личного миропорядка. Служба у Властителя тоже входила туда - как самая непоколебимая часть.
   Сэр Эллиот был неуловим и незаметен, однако лишь до той поры, пока не наступала пора действовать. И как только приходил его час, он менялся почти что до неузнаваемости. Его стремительная тень мелькала сразу повсюду, властный голос звучал одновременно со всех сторон, и все вокруг него со страхом расступались, давая ему дорогу, ибо твердо помнили, сколь опасно становиться на его пути.
   Но снова наступали времена затишья, и сэр Эллиот снова превращался в незаметного господина с тусклым голосом и обыкновенным лицом. Глаза, правда, как и прежде, выдавали его....Но никто не смел смотреть ему в глаза.
   Я была от него просто в восхищении. Эта квинтэссенция умений, необходимых для службы безопасности, обладала, вдобавок, еще и свойством идеально маскироваться под существо незаметное и безвредное...Потрясающая способность, которой я отчаянно завидовала. Однако предпочитала держать свое восхищение при себе.
   Мне казалось, когда мы находимся на одной территории, я постоянно чувствую на себе его взгляд. Но стоило мне повернуться в его сторону, выяснялось, что он стоит ко мне спиной. Едва я оставалась одна, мне чудилось, что за мной следует его бесшумная тень. Но стоило мне остановиться, выяснялось, что тень исчезла, либо ее и вовсе не было рядом.
   Весь этот "тайный полицейский надзор" я относила на счет профессиональной деятельности сэра Эллиота. Но снова ошиблась, - в который уже раз.
  

* * *

  
   Ошибалась я и в том, что считала его сверхчеловеком. Ничто человеческое не было ему чуждо - мне пришлось в этом убедиться на следующее же утро после возвращения.
   Я прохаживалась по галерее без единой мысли в голове, когда за мной пришла Дара.
   -Идем со мной, леди, - по обыкновению негромко произнесла она, - Мне нужна твоя помощь.
   Мы проследовали в крыло замка, которое я никогда не посещала - там размещались воины Властителя во время его посещений Скай-Холла. Рядом с одной из комнат Дара, понизив голос, сообщила:
   -Сэр Эллиот болен. Простудился под вчерашним дождем, и сейчас слишком плох для этого простого недуга.
   -Не представляю, чем я могу помочь ему, хотя сочувствую, конечно... - пробормотала я, переступая порог.
   Первой моей мыслью было, что мы ошиблись дверью, и это вовсе не спальня сэра Эллиота. Между метавшимся в жару человеком и смертельным оружием Властителя не было ничего общего. Я даже зажмурилась, стараясь отогнать еще одну странную мысль: их просто подменили, и передо мной вовсе не сэр Эллиот, а какая-то безвольная, неживая кукла.
   -В нем нет жизни, ты права, чужестранка, - послышался из-за моей спины приглушенный голос Дары.
   -Неужто не осталось ни капли? - почему-то тоже шепотом испуганно спросила я.
   -Он в беспамятстве. Когда он владеет собой, его держит на этом свете чувство долга и преданность своему господину. А сейчас никто не может приказать ему, и он сам в том числе.
   -И ты не можешь ему помочь? - я называла Посвященную на "ты", замучавшись определять ее истинный возраст.
   Она не возражала против такой фамильярности, и откликалась на мое обращение даже с некоторым удовлетворением. Возможно, именно так мне и следовало себя вести.
   -Нет, помочь ему я не в силах. Помочь ему могла бы ты, госпожа...Если была бы на то твоя воля.
   Я насторожилась. Начав с такого вступления, потом обычно требуют больших жертв.
   -О чем ты? - поинтересовалась я, стараясь скрыть беспокойство.
   -Ты должна лечь с ним, как жена с мужем, госпожа, - просто объяснила Дара, - Ты ведь вдова, и твоей чести это не нанесет большого урона, даже если об этом и станет известно. А ты - тот дар от жизни, который он мечтает получить. Ну что, ты согласна? У нас мало времени: к рассвету он должен оставить этот мир.
   Вот черт! Не хватало еще мне выступить в роли лекарства от смерти, пусть и такого изысканного. Я принялась рассматривать распростертое передо мной мужское тело, лихорадочно соображая, как выйти из затруднительного положения.
   Гуманист во мне отчаянно громко требовал пожертвовать ложным стыдом во спасение жизни сэра Эллиота. Здравый смысл молча крутил пальцем у виска. От всего этого у меня мгновенно разболелась голова.
   Я тупо взирала на своего потенциального "пациента", бессознательно отмечая мельчайшие детали его облика: прядь волос, пересекавшую лоб, причудливую паутину шрама с правой стороны груди, маленькую татуировку на предплечье... А потом сильные мышцы, широкие плечи, узкие бедра, и еще... Мои щеки вспыхнули от мгновенно наступившего и очень острого чувства стыда: я все-таки пожелала сделать то, о чем меня просила местная колдунья.
   -Я исполню свой долг, - произнесла я пересохшими губами, с невероятным трудом поднимая глаза на Дару.
   В ее взгляде светилось понимание и удовлетворение.
   -Это благородный поступок, что бы вы сами не думали об этом, госпожа, - тихо сказала она, покидая покои.
   Шелест ее юбок, который я не расслышала бы вовсе, будь в здравом уме и твердой памяти, на этот раз подействовал на меня, как скрежет железа по стеклу.
   Нетвердой походкой я преодолела расстояние до постели, присела на самый ее краешек, и неуверенно положила руку на его пылающий лоб. Говоря по правде, я плохо представляла себе, что должна делать. Не хватало мне хладнокровия профессионалки любого сорта, готовой заняться любовью хоть с трупом, если на то есть веские причины. Я могла бы долго еще восседать возле тела сэра Эллиота, охраняя наше общее целомудрие, но тут "случилось странное".
   Еще секунду назад моя рука покоилась на его пылающем лбу, и оба мы напоминали скульптурную композицию на одну из библейских тем. Что-нибудь о добрых самаритянках, о которых я, по правде говоря, почти ничего не знала.
   Но в мгновение ока его горячее тело выметнулось из влажных простыней, руки судорожно обвили мои плечи, и отступать стало поздно. Впрочем, я и не хотела отступать.
   Страсть выкачивала из его раскаленного тела остатки сил, подобно могучему насосу. Попав в эту энергетическую воронку, я не могла уже сопротивляться. Его жар разливался по моему телу, делая его таким тяжелым, словно оно было из свинца.
   У меня появилось устойчивое ощущение, что даже разум мой совершенно отключился, не желая принимать участие в столь явном безумии. Хорошо было разуму: сама-то я превосходно ощущала все до последней детали. И чувствовала себя глупой похотливой кошкой, невесть как угодившей на праздник исполнения чужих желаний, да еще в качестве главного подарка.
   Когда сокрушительный приступ общего безумия миновал, мне показалось, будто я едва выбралась из самого эпицентра тайфуна. Не находя ни грамма сил, даже на то, чтобы встать и уйти, я лежала рядом с "пациентом". Надо сказать, рецепт Дары оказался столь же действенным, сколь и простым.
   Сэр Эллиот дышал ровно, лихорадочный румянец сполз с его скул, и вообще он выглядел куда здоровее, чем до нашего "сеанса групповой терапии". Да и я, в целом, не могла пожаловаться на развитие событий.
   -Мавр сделал свое дело, мавр может уйти, - сама себе разрешила я, бесшумно сползая с постели.
   Только чудом можно объяснить то, что ни единая живая душа не встретилась мне на пути до моей спальни. У меня возникло чувство, что я осталась одна среди темных холодных стен, и никто не разделит со мною мое одиночество.
   -Ты просто подстилка, леди, - презрительно произнесла я в собственный адрес.
   На мой голос откуда-то сверху спланировала мохнатая тушка летучей мыши, едва не задев меня тонким крылом.
   Поежившись, я юркнула за дверь, и нырнула под одеяло. Озноб, колотивший меня, медленно отступил, и я провалилась в густую, как патока, черноту сна без единого сновидения.
   Пробуждение было отвратительным. Будто пьяница, поутру вспоминающий, чего он натворил во хмелю, я была во власти воспоминаний о вчерашнем. Машинально я выползла во двор и двинулась в единственное свое укрытие.
   Я едва успела спрятаться в своем садике, чтобы не разрыдаться прямо посреди двора, на глазах у потрясенной публики. Тяжело плюхнувшись на каменную скамью, я предалась горьким раздумьям. В который уже раз я совершенно не могла себя понять.
   Ведь если рассудить здраво, ничего особенного не произошло, и эта ночь ни к чему не обязывала меня...Напротив, я сделала все, что смогла, ради спасения человеческой жизни, пусть и не вполне обычным способом, но...Мне было так мерзко, точно я совершила не благое деяние, а несусветную подлость.
   Слегка отдышавшись, и пустив маленький потоп злых слезинок, я поняла, наконец, причину собственных страданий. Мне угрожало нечто куда худшее, чем моральное осуждение общества. А именно - разборки с безнадежно влюбленным. Как раз то, чем меня можно было вконец вывести из себя.
   -Уж эти страсти! - с отвращением выговорила я, - Эти страдания!
   Я даже стукнула кулаком по скамье, и тут же взвыла от боли - скамья была каменная.
  

* * *

  
   Увы, это были не последние мои слезы. Если б я хотя бы точно знала, из-за чего мне больше хочется пореветь, можно было бы составить расписание. Но ни за что на свете я не могла принять ни единого решения, а потому слезы появлялись стихийно, и довольно часто. Неотвратимо наступала пора брать себя в руки, поскольку мое состояние начали замечать обитатели замка. И не только замечать, но и комментировать вслух.
   -Вы плохо спите в последнее время... И часто плачете, - первым задумчиво отметил сэр Эллиот.
   Смотрел он при этом куда-то в сторону, и вид имел растерянный и печальный. Сама того не заметив, я заставила его отступить от главного правила: не встревать в те события, которые его не касались. Впрочем, с моим появлением в этом мире никто не мог бы похвастаться, что есть события, не касающиеся его напрямую. Такова уж была моя способность становиться центром разнообразных ситуаций, благо, незаметных для взгляда историка, но зато очень чувствительных для обитателей тех эпох, которые я посещала.
   Он подошел ко мне, когда прочие воины с громким гоготом отправились осматривать новорожденного жеребенка от какой-то особенно перспективной кобылы. Зала опустела, только я осталась посидеть у камина, переваривая обильный ужин. Едва его тень скользнула по камням стены, я поняла, что мне не избежать очередной "исповеди". Достаточно было взглянуть на него, чтобы понять: его что-то изрядно угнетает.
   Я же взирала на него еще и с тайным сожалением. Круговая оборона, которую он столь успешно держал до сих пор во всем, что почитал за непреложную истину, рушилась буквально на глазах.
   -Надеюсь, - продолжал он между тем, - не я тому виною?
   Я негромко фыркнула, еще надеясь обратить все в шутку:
   -В чем же ваша вина, доблестный рыцарь? И есть ли вообще в чем-либо, совершенном с обоюдного согласия, чья-то вина?
   -Есть, - совершенно серьезно кивнул он, будто и не заметив моей веселости, - В том случае, когда один желает отдавать из жалости, а другой не имеет сил вовремя отказаться от слишком щедрого дара.
   Увы, невзирая на возраст и опыт, сэр Эллиот плохо представлял себе, чем он меня соблазнил. Заниматься любовью со смертельным оружием, с человеком, который со смертью "на ты" - подобное искушение не смогла бы преодолеть ни одна женщина. Даже такая, как я. Не понимал он и другого. Мой поступок не имел ничего общего с нежными чувствами. Но это была слишком жестокая для него правда.
   -Мной двигала вовсе не жалость, - негромко заметила я, слегка обозначив голосом тень обиды, - Вот уж никогда бы не подумала, что вы такого низкого мнения о себе, сэр.
   Он смотрел на меня, как на священный оракул, изрекающий непогрешимые истины. Надежда проделала в его броне едва заметную трещинку, которая все время увеличивалась.
   -Я полагаюсь, - добавила я на всякий случай, - на ваше благородство.
   -И напрасно, - неожиданно и очень горько ответил он.
   Резкий поворот нашей беседы как-то выбил меня из колеи.
   -Что значит напрасно? - растерянно выговорила я, взирая на него, в свою очередь, в полном недоумении.
   Не было ничего в этой эпохе (одно из первых усвоенных мною здесь правил), чем здешние обитатели дорожили бы больше, нежели собственной честью. И человек, вслух заявляющий об отсутствии этого качества, вызывал у меня, по крайней мере, удивление.
   -Ни один из живущих под этим небом не может доверять клятвопреступнику и отцеубийце, - продолжал он лихорадочно наговаривать на себя.
   Мое изумление медленно, но верно переходило в хроническую фазу.
   -Вот с этого места, пожалуйста, подробнее, - потребовала я, забыв даже о правильном построении фраз.
   ...и следующие четверть часа бесповоротно тонула в его откровениях.
   Сам черт сломал бы ногу во взаимосвязях, среди которых я так неосмотрительно запуталась. Сказать, что все жители средневековья были родней - значило не сказать вовсе ничего. Это были такие тесные, такие сложные и многогранные отношения, что выглядели они куда прочнее простого кровного родства.
   Однако, семейственность отнюдь не мешала им отчаянно бороться между собой, ссориться, предавать и даже истреблять друг друга... По-прежнему чувствуя свою крепчайшую связь.
   Сэр Эллиот стоял против меня навытяжку, точно отличник, отвечающий заданный урок, и говорил, говорил, говорил...
   -Мой отец был последним таном-язычником в Северной Земле. И остался им до самой смерти, хотя дорого заплатил за свободу выбора.
   -Как дорого? - мой вопрос был столь глупым, что я даже зажмурилась.
   Но сэр Эллиот не заметил, что вопрос был неудачным.
   -Он заплатил жизнью. Хотя мог бы утратить заодно и честь. Мог, но не захотел. Вы не зря удивляетесь, добрая госпожа: я - не совсем обычный сын своего времени...и своего отца, если на то пошло. Когда Старый государь надумал передать власть сыну, молодым воинам показалось, что вместе с ним в Северные Земли придет время перемен. Так оно и было. Только вот перемены могли быть разными, к добру или к худу. А мы еще не умели отличать добро от зла. Нам казалось, что у власти окажется строгий, но справедливый правитель.
   -Харизматический новый лидер, авторитарная схема правления... - пробормотала я себе под нос.
   (Политика, простейшие приемы - жаль, что их сформулировали намного позже, чем жили все эти люди. Меня снова посетило редкое в последнее время ощущение, что я нахожусь среди призраков. Грустное чувство: театры теней с их смутными пьесами и не вполне живыми героями я никогда не любила. Как не любила и ощущение сна наяву, кошмарного сна, которому нет конца.)
   -Вы что-то сказали? - вздрогнул сэр Эллиот.
   Только абсолютно непривычное сочетание слов могло вывести его из затянувшегося ступора, и то не наверняка. Я вздохнула. Вот уж что надоело мне хуже смерти - так это функции доброго исповедника, которые не возлагал на меня только ленивый. Деваться меж тем было явно некуда...
   -Продолжай, - разрешила я, прикидывая, не построить ли что-нибудь вроде исповедальни, - Продолжай, добрый сэр.
   -Мы пошли бы за новым государем в огонь и воду, но наши отцы думали иначе, - печально продолжал он, - Они были гораздо осторожнее нас, и меньше доверяли государю, кто бы он ни был. Мой отец и вовсе не верил ему, как не поверил бы никому, кто поклонялся другому богу. Христос не значил для него ничего - просто новый божок, песчинка по сравнению со старыми языческими богами. И он восстал против старого государя, да еще привлек на свою сторону нескольких стариков...Безнадежное дело он затеял, госпожа. Да и я сотворил такое, чего он от меня не ожидал. Я счел себя не вправе молчать, я принес бы в жертву не только родного отца, но и самого себя, лишь бы услужить молодому государю. Я...все рассказал ему. Заговор раскрыли, участников казнили тут же, и я смотрел на казнь отца, и не было в моем сердце ни капли жалости. Мне казалось, я бесконечно прав перед лицом высшей справедливости.
   Он стал так же беззащитен, как и любой из нас. Ничего не осталось от смертельного оружия, живого совершенного орудия убийства - бессильно уронив руки, рядом со мной сидел до смерти уставший от жизни мужчина. Мне захотелось взять его за плечи и хорошенько встряхнуть. Я бы так и сделала, если бы не опасалась вызвать новый приступ откровенности, о котором ему впоследствии не раз придется пожалеть. Впрочем, он не собирался останавливаться. Он не замолчал бы до тех пор, пока не посвятил меня во все дела минувших дней.
   -Я ждал, что казнят и меня - хотя бы за то, что я был сыном своего отца. Я ждал смерти, но она не пришла за мной тогда. Она не пришла за мной до сих пор - нам все время что-то мешает встретиться лицом к лицу.
   -Как же тебе удалось избежать казни? - не удержалась я.
   -Молодой государь простил меня, - задумчиво сообщил сэр Эллиот, старательно избегая моего взгляда, - Сказал, что детей не карают за неверность отцов. Что у меня свой путь...Я был счастлив послужить ему. Тогда мне в самом деле казалось, что есть другой путь, кроме предательства. И что верность сюзерену важнее, чем верность своей крови. Я до сей поры не знаю, госпожа, так ли я ошибался.
   -А старый государь? - я искренне старалась извлечь хоть малую пользу из этой бесконечной исповеди, - Что тебе известно об его гибели?
   С трудом продравшись сквозь тьму воспоминаний, он поднял на меня глаза.
   -Нет такого, что я мог бы утаить от тебя, госпожа. Я знаю об его гибели больше, чем кто-либо другой. Его гибель - моих рук дело, - и он принялся разглядывать свои ладони, как будто надеялся найти там объяснение своим деяниям.
   Затаив дыхание, я ждала продолжения. Чем дальше, тем все более исповедь превращалась в захватывающую, мрачную историю.
   -Я не получал прямого приказа от Властителя лишить жизни Старого государя. Только слышал чужие разговоры о том, что пора отдать власть в руки молодого и сильного человека, в руки того, кто способен крепко держать власть. Слышал, что молодой государь не в силах терпеть двусмысленное положение при отце. Если глупца заставить молиться господу, он разобьет себе лоб, - эта пословица обо мне, леди. Молодой государь был моим богом - и раз я мог дать ему власть, убил бы ради этого сотню дряхлых, изживших себя стариков. Может, я и не торопился бы творить зло, но Старый государь, даже созвав вассалов для присяги своему сыну, не торопился выпускать власть из своих рук. Решение пришло ко мне внезапно: надо было действовать. Я страшно гордился собой, и снова готов был принять смерть, но не раньше, чем освобожу дорогу к власти для молодого государя. Тихо я подкрался в ночи к покоям старого государя, и услышал голоса. Старик спорил со своим сыном, и я не мог разобрать слов, но хорошо слышал ненависть в их голосах. Они ненавидели друг друга так неистово, что я почувствовал страх. Но, даже страшась стать орудием этой ненависти, я не желал отступать. Я подошел ближе, и услышал окончание разговора.
   -Моя совесть - Локвуд. Спроси его, если не веришь мне! - гремел Старый государь.
   -Мне нет дела до слов Локвуда. Я хочу твоего слова, отец.
   -Мое слово - всего лишь слово государя. А он бережет свою честь больше жизни - спроси его, говорю я.
   -Ты можешь солгать своему сыну?
   -Не хочу, чтобы между нами стояли мои слова - спроси Локвуда, сын.
   Я не знал, о чем он должен спросить Локвуда - но так или иначе, он послушался отца - вылетел из его покоев, точно за ним гнались черти, и вошел к Локвуду. Видно, так не терпелось ему узнать правду о чем-то, что и середина ночи не была для этого слишком поздним часом. Он вошел к Локвуду, а я вошел к старому государю. Я не успел убить его - он позвал на помощь, перед тем, как упасть под ударами моего меча. Не прошло и минуты, как в покоях появился Локвуд, а за ним вошел молодой государь. Я искал в глазах сюзерена одобрения своему жестокому поступку, но и помыслить не мог, что такая необузданная радость отразится на его лице. Я угадал его мысли - он страстно желал получить власть. Об одном мы забыли - о совести нашего королевства. Оглядев нас всех, Локвуд произнес громким, звучным голосом:
   -Измена! Я вижу убийцу, и знаю, кто привел его к этой мысли. Защищайся, подонок! - и обнажил меч.
   Как они дрались, леди! Если б ты видела такое однажды - никогда не забыла бы этой смертельной схватки. Каждому было за что биться, и каждый знал, что должен победить. Мне не было места с ними рядом - я сделал свое черное дело, и должен был уйти. Мне вдруг стало так горько, госпожа, точно я проспорил свою душу сатане.
   Оказавшись за порогом, я не знал, куда мне идти. Мне казалось, что моя жизнь кончилась, хоть я и не умер. Никогда еще я не был таким одиноким.
   "Перебил всю родню, и кто ж ты после этого? - Сирота!" - мысленно произнесла циничная девочка, истинная дочь далекого будущего, что изредка во мне просыпалась.
   -И это все, что ты знаешь? - спросила я вслух.
   Его ответная усмешка - если только она мне не почудилась - выглядела бледной и безжизненной.
   -Разве этого мало? Ты снисходительна ко мне без меры, леди. Мне нельзя доверять.
   М-да, все мы в чем-нибудь да виновны, и нет среди нас ангелов с крылышками - все больше люди, каждый с изрядным мешком грехов.
   -Откуда ты знаешь, - устало спросила я, - Можно ли доверять мне?
  

* * *

  
   Мне становилось все труднее - чем дальше, тем больше я рисковала запутаться в средневековых страстях без надежды на выход. Но куда хуже обстояли дела с сэром Эллиотом. Впервые попавшись к страсти на крючок, он с видимым наслаждением заглатывал наживку все глубже и глубже. Он хватался за меня, будто за спасительную соломинку: образ, совершенно мне не свойственный и от этого особенно опасный. "Я не круг, я камень!" - постоянно хотелось воскликнуть мне, и останавливало меня лишь твердое убеждение, что это будет не более, чем глас вопиющего в пустыне.
   Он бродил за мной всюду, как верный пес. Да что там, еще неотвязнее, чем самая верная собака на свете. Дай ему волю, он и по ночам сторожил бы мой сон, примостившись где-нибудь в углу спальни. Я и так не поручилась бы, что он не бродит поблизости, словно привидение, вместо того, чтобы видеть свои собственные сны.
   В ожидании решительных действий с его стороны я вконец затосковала. Меня терзало смутное желание с кем-нибудь поделиться, но подходящей кандидатуры все что-то не находилось.
   Марго была занята своим собственным сложнейшим менуэтом отношений с Джонни. Робби не слишком интересовался чувствами - моими и прочими. Искать сочувствия у святого отца мне вообще не хотелось...Оставалась одна только Мэгги, и я принялась донимать ее.
   -Ты ведешь себя так, точно ничего не видишь и не слышишь, - я не теряла надежды когда-нибудь расшевелить свою затурканную служанку.
   Вдобавок сказанное мной было чистой правдой. Абсолютно все вокруг, включая меня саму, не упускали случая поучаствовать в чужой жизни. Христианские заповеди никого не могли остановить: все поголовно подслушивали, подглядывали и потом с большим удовольствием болтали о том, что им удалось узнать. Допустим, у меня были серьезные причины для подобных занятий, но факт оставался фактом - я тоже не страдала избытком чувства такта. Только моя "горничная" никогда не обсуждала со мной решительно ничего. Она просто уклонялась ото всех и всяческих бесед.
   На этот раз, однако, Мэгги не пригнула испуганно голову, и не попыталась перевести разговор на более безопасные рельсы. Похоже, она понемногу начинала мне доверять.
   -Я вижу и слышу не меньше, чем все остальные, добрая госпожа, - неожиданно произнесла она, слегка улыбнувшись.
   Я облегченно вздохнула. До сих пор мне казалось, что я никогда не смогу приручить это запуганное существо. К тому же от желания поделиться хоть с кем-нибудь язык чесался неимоверно.
   -Выгляни-ка за дверь, - заговорщически улыбнулась я, - Посмотри, не бродит ли поблизости сэр Эллиот.
   И она улыбнулась мне в ответ - поистине чудесное превращение! И даже понимающе кивнула.
   -Его нет, - констатировала она, выглянув за дверь, - Странное дело, уж он вечно здесь - как тень неподалеку от ваших покоев. Я было подумала, что его приставил к вам Властитель, да не возьму в толк, зачем.
   -Никто его не приставлял, - фыркнула я с досадой, - Это его собственное желание - охранять мою скромную персону.
   Тут моя распоясавшаяся служанка хихикнула от полноты чувств.
   -Известное дело, с чего. Я бы, госпожа, никогда не посмела...Но случайно слышала, как он исповедовался отцу Уорвику... Прямо на улице, леди, за сараем!
   -Он исповедовался? - удивлению моему не было предела - если кто и был безгрешнее голубя на текущий момент, так это он.
   -Да, - подтвердила Мэгги, сопроводив свои слова энергичным кивком, - Он говорил о вас, леди Анна.
   -Обо мне?! - час от часу не легче.
   С чего это нашего рыцаря без страха и упрека пробил приступ душевного стриптиза? Должно быть, вопрос аршинными буквами начертался на моем лице, потому что Мэгги поспешила на него ответить.
   -Он каялся в любви к вам, говорил, что не может больше держать ее в себе. Говорил, что болен вами, как самой тяжкой и неизлечимой болезнью, и еще...
   -Да, и что еще? - в жизни я еще так не краснела, кто бы мог подумать, что он вообще способен на такие чувства...
   -Он сказал... - Мэгги задумалась, пытаясь вспомнить дословно, - Он сказал: "Любовники - всегда гораздо меньше, чем влюбленные, хотя и больше, чем друзья." О чем это он, леди?
   -Потом объясню, - отмахнулась я, устремляясь на поиски Марго.
   Опять она скажет, что я не могу без того, чтобы впутать в свои дела всех вокруг. Но Марго добросовестно попыталась дать мне совет.
   -Ты должна поговорить с ним, - высказалась она, - так будет честнее.
   -Без тебя знаю, - интересно, что делать с верным советом, которому вовсе не хочешь следовать?..
   -Ты должна, - повторила она с неожиданным напором.
   Я безнадежно покивала, и обернулась в поисках своей тени. Разумеется, он маячил неподалеку.
   -Не поговорить ли нам, добрый господин? - решительно выдала я, торопясь поскорее отделаться от неприятной беседы.
   Мы проследовали в сакраментальный садик, я опустилась на скамью, и жестом указала несчастному влюбленному на место рядом с собой.
   -Кто думает, что погасит свои желания, удовлетворив их, похож на безумца, что гасит пожар соломой, - мрачно констатировала я.
   При этом я старалась не смотреть в его глаза - просто не могла. Смотреть ему в глаза было страшно. Страсть боролась в них с пониманием, надежда - с печалью. И он не отводил взгляда от меня.
   -Я знаю, госпожа. Знаю, что пожар не погасить соломой. Что желания влюбленного лишь растут, а воля - слабеет. Тот, кто готов стать рабом, не станет противиться рабству, и всего менее - сладостному рабству любви.
   Слушая его, я готова была провалиться сквозь землю. Сколько ни учила меня жизнь и подруги, я так и не сделалась стервой. И не было для меня худшего испытания, чем принимать любовь, на которую ответить нечем.
   -Один Господь знает, как тяжко мне слушать твои речи, - надо было еще подобрать слова, чтобы объяснить свои чувства, - Ибо мне нечего ответить тебе. У меня нет любви для тебя, добрый господин. У меня вообще нет больше любви...ни для кого. И разве ты согласишься на ложь, как бы ни рядилась она в одежды нежности?..
   Он тяжело покачал головой.
   -Верно. Мне не нужно твоей лжи, - голос его зазвенел с трудом сдерживаемой страстью, - Мне нужна вся ты, госпожа. Вся без остатка. Твоя любовь, твоя нежность, твоя мудрость и твоя беззащитность, и все дети, которых ты можешь когда-либо произвести на свет. Но если ты не можешь отдать мне все - я не возьму ничего. Твоей дружбы для меня слишком мало.

-Каков бы ни был выбор мой -

Не может быть он справедливым:

Чтоб стал один из нас счастливым,

Несчастным должен стать другой...

   - пробормотала я, решительно не зная, что тут еще можно сказать.
   -Что ты сказала? - чуть слышно спросил сэр Эллиот.
   Увы, хоть он и не понял, что я сказала, зато хорошо понял главное: в моем голосе не было ни капельки надежды.
   -Так, ничего, - вздохнула в свою очередь я, - Старинные стихи. Дама, что сочинила их, окончила дни свои в монастыре.
   -Стало быть, - резко выговорил он, - Она ничего не знала о жизни.
   -Напротив, совсем напротив, - улыбнулась я, - она знала о ней слишком много.
  

11. "Честным пирком да за свадебку".

  
   Каким же крупным событием стала для обитателей Скай-Холла наша свадьба! Еще никогда в жизни я не видела столько суеты вокруг своей персоны. При этом персона жениха все время оставалась на втором плане.
   Робби, по-моему, пребывал в некотором недоумении. Он получил мое согласие на брак без труда, и, видно, думал, что все между нами улажено. Однако перед ним возник целый набор смешных и трагических несоответствий. В более поздний период наш брак назвали бы фиктивным и не требовали бы от молодоженов никаких нежных чувств.
   Наша ситуация выглядела сложнее. Во-первых, жених не подозревал о моей бесчувственности. И наверняка полагал, что я просто умело скрываю свою любовь. Во-вторых, сам он хорошенько не знал, как надлежит вести себя главе семейства, и нигде не мог получить консультацию на тему семьи и брака. Джонни с превеликим удовольствием над ним издевался, намекая, что дурное дело нехитрое.
   Все, что бедняга Робби мог предпринять в таких условиях, это удерживать круглые сутки на лице выражение важности и крайней сосредоточенности. С этим выражением он появлялся утром в зале, завтракал, отправлялся на охоту, обедал, упражнялся в боевых искусствах, ужинал и даже направлялся в свои покои.
   Глядя на него, я едва удерживалась от смеха.
   К тому же следовало выполнять обряды. Однако при отсутствии родителей с обеих сторон некоторые из них были нам совершенно недоступны. Всякие там сваты, благословения, обсуждения приданого, и еще множество подобных деталей. По-моему, Робби слегка огорчался, что не может проделать все по порядку, как положено. Доступные же фазы проходил с видимым удовольствием, абсолютно не замечая моего равнодушия.
   В один из дней он преподнес мне золотые украшения очень тонкой работы. Такой тонкой, что они вызвали у меня еще один приступ профессионального стыда. Я, право же, слишком плохо разбиралась во многих вещах, которые должна была бы знать назубок. Я-то считала, что и в ювелирном деле преобладают простые и надежные романские стандарты.
   Все, что мне удалось припомнить из ювелирных археологических находок этого периода, были стеклянные крупные бусы и серебряные браслеты, широкие и больше похожие на кандалы.
   Зато сейчас я держала в руках по-настоящему красивые и, мало того, изящные вещицы.
   -Не знаю, довольно ли они хороши для тебя, госпожа, - заметил Робби, вручая мне это маленькое совершенство, - но ничего лучшего мне найти не удалось.
   Какая-то нотка в его голосе насторожила меня, хоть я и постаралась поскорее забыть о ней. Но смутное несоответствие неприятно кольнуло мозг: голос моего жениха звучал так, словно он выполняет необходимые обряды, вместо обычного желания порадовать невесту. Только долг, долг, а не стремление угодить желанной женщине... Странность, которую я не могла объяснить.
   Размышлять, впрочем, было некогда. Чем ближе подходил назначенный день, тем быстрее крутился предсвадебный хоровод. Почти все население замка суетилось вокруг нас. Шились какие-то особенно пышные наряды, на кухне пекли, варили и жарили неимоверное количество пищи, замок украшался, будто на престольный праздник... Активность подготовки так меня настораживала, словно я вовсе и не собиралась выходить замуж, а собиралась улизнуть из-под венца в самый последний момент.
   Властитель не приехал на нашу свадьбу, отговорившись делами, но зато прислал своего Пастыря. Отец Уорвик собственной персоной величественно выплыл из возка, въехавшего утром одного из дней на двор Скай-Холла. На мой недоуменный взгляд он слегка поклонился, но ничего не сказал.
   Обряд прошел, словно во сне. Я не только спала сама, но спали и все вокруг меня: отец Уорвик, произносящий положенные слова, глядя куда-то мимо нас, Робби, застывший рядом, точно каменная глыба, Джонни и Марго, почти слившиеся с темными стенами замка...
   Все спали и видели общий сон. Я едва заметно усмехнулась: "Сон про то, как никому неизвестная леди сочетается браком с благородным господином, и никому неведомо, чем обернется сей союз..." Однако сон продолжался, и все вокруг, точно под гипнозом, застыли, глядя на нас.
   Я не очень вслушивалась в речи святого отца. Понятно, что он может сказать: "...принадлежать друг другу в здравии и в болезни, в жизни и в смерти...быть единым духом и единой плотью...что соединил Господь, человек да не разлучает..." В общем-то, мне было все равно. Но я ни за что не стала бы единым целым с Робби Мэнли - даже ради спасения своей души. Я просто не могла, хотя, казалось бы, не имела выбора.
   -Скрепите свой союз поцелуем, дети мои, - почему у святого отца такой скептический тон, или мне только кажется...
   Я покорно подняла голову, и прикрыла глаза. Губы Робби коснулись моих губ, и я внезапно поняла, что назад хода нет. Событие произошло, и мне предстоит до самого финала расхлебывать его последствия.
   Я чувствовала себя как человек, внезапно выдернутый из очень глубокого сна. "Тебе предстоит быть осторожной, дорогая моя, - прозвучало в мозгу свадебное напутствие самой себе, - Осторожной и бдительной. Смотри, не потеряй головы от семейных радостей."
   Напутствие было своевременным, однако лучше, если бы его кто-то произнес вслух. Но немногочисленные присутствующие произносили одни лишь поздравления, пожелания многих лет нашему браку, многих детей моему чреву, многих побед моему мужу... Я едва умом не тронулась, выслушивая всю эту ересь: столько обязательной чепухи было для меня чересчур.
  

* * *

  
   С началом свадебного пира события окончательно вышли из-под контроля. Новобрачная, в которой я совершенно перестала узнавать себя, принимала все новые поздравления, что-то отвечала, покорно кивала на слова своего мужа и господина, и словно никак не могла выйти из игры, затянувшейся слишком надолго.
   Я осознала себя как личность, лишь усевшись за стол и приступив к свадебному пиру. Еда подействовала на меня отрезвляюще, а вино вообще почти вернуло здравый рассудок - обратное действие, которому я только обрадовалась.
   "М-да, свадьба пела и плясала", - констатировала я мысленно, озираясь по сторонам. Главный зал Скай-Холла, и в будни довольно чистый и ухоженный, этим вечером сверкал совершенно несредневековой чистотой.
   Кто-то из армии слуг (натасканных, надо сказать, отменно), отскреб копоть со стен возле очага, и развесил всюду гобелены. На гобелены я пялилась с особенным любопытством. Образцы ткацкого искусства я видела раньше только в музеях, и все они, как на подбор, были бледными и выцветшими. Казалось, довольно слабого усилия, чтобы они рассыпались в прах. То, что висело по стенам Скай-Холла, не имело ничего общего с ветхими историческими ценностями. Эти гобелены переливались глубокими и яркими красками, причем оттенки безукоризненно дополняли друг друга. Мягкая поверхность шерсти и отлив атласных нитей создавали уникальный эффект объемного изображения. От порывов сквозняка из окон гобелены колыхались, и тогда изображение оживало. В неизвестном направлении мчались всадники, вокруг них изгибались в прыжках мускулистые собачьи тела, я даже, как будто, слышала звук охотничьего рога.
   Я тряхнула головой, отгоняя наваждение, но звуки не исчезли. Пришлось покинуть уютный гобеленовый мирок и возвратиться к суровой действительности. Оказалось, в замке намечается концерт. Прослышав (уж не знаю, из каких источников), что у нас свадьба, к нам нагрянули бродячие комедианты. Однажды я поинтересовалась, как давно эти прародители современной богемы пустились в свое бессрочное путешествие, и не смогла получить ответа. Во всяком случае, теперь я узнала, что к моему появлению в средневековой Англии они уже вовсю колесили по окрестностям.
   Их было всего четверо, но шума они создавали на целый струнно-духовой оркестр. При этом каждого музыканта нечто неуловимое роднило с его инструментом. Рыжий мужик прижимал к груди нечто напоминающее лютню. Свои прозрачные песенки распевала флейта в руках молчаливого парня. Черный, как безлунная ночь, цыган средних лет виртуозно жонглировал бубном, и бубен в его руках, поистине, творил чудеса. А у самой стены могучий краснощекий детина грубо терзал волынку, и она протяжно стонала под его толстыми пальцами.
   Я обратилась в слух. Если и было что-то, способное по-настоящему меня порадовать, это средневековая музыка. Мало того, что я вообще ее обожала, так совершенно случайно мне попались настоящие профессионалы, и, стало быть, удовольствие, ожидающее меня, было поистине королевским.
   Начались, с позволения сказать, танцы. В коих я поучаствовала с преогромным удовольствием. Танцевать я любила, и, как правило, справлялась с этим занятием без труда. В танцах Средневековья я смыслила мало, однако надеялась не слишком опозориться за счет чувства ритма и приличной пластики.
   Величаво двигаясь по залу, я размышляла о музыке. Не так уж она отличалась от более поздних мелодий. В то же время в ней слышалось нечто совершенно особенное. Она показалась мне ясной и бесстрастной, словно разум монаха-отшельника, и одновременно завораживающей, как заклинания языческого шамана. Рисунок мелодии повторялся снова и снова, и мои движения делались все свободнее. Я чувствовала себя потрясающе уютно, двигаясь в этом простом монотонном ритме.
   Примерно к третьему танцу я почувствовала, что получается уже неплохо. Еще через пару танцев вообще перестала задаваться вопросом о качестве своих телодвижений. Я просто отдалась танцу как таковому, не забывая одновременно стрелять глазами по сторонам.
   Оглядеться и вправду стоило. Я совершенно позабыла, что из женщин в зале находимся только мы с Марго, и нас окружает толпа чрезвычайно нами заинтересованных мужчин. Пора было сменить род занятий, пока молодожен не приревновал свою законную супругу.
   Я воспользовалась паузой в танцах, и подошла к музыкантам. Надо отдать должное, они отнеслись ко мне с отменным вежеством.
   -Что угодно леди новобрачной? - полюбопытствовал лютнист, почтительно наклоняясь к самому моему уху.
   -Я хотела бы развлечь гостей пением, - неуверенно произнесла я.
   Я и сама хорошенько не знала, в самом ли деле так хочу петь. Просто пора было поучаствовать в ситуации - любым способом, и пение было не хуже других.
   -Что вы исполните, госпожа? - с готовностью спросил он, настраивая лютню, и не переставая внимательно меня разглядывать.
   -Тебе незнакома эта песня, - заявила я.
   -Какая же? - он продолжал настаивать, и я решила рискнуть.
   Если параллели продолжат преследовать меня, то...
   -Романс о Рико Франко.
   -Конечно, благородная госпожа, прекрасный выбор, - он еще и похвалил меня, подумать только, и заговорщически подмигнул, словно именно с этой песней у нас обоих были связаны общие воспоминания.
   Зазвучавшая мелодия отличалась от музыки для танцев, как жаркий полдень отличается от зимнего вечера. Она требовала к себе внимания, она жарко шептала, умоляла о чем-то, грозила и проклинала, и ни на секунду не оставалась равнодушной. Когда она зазвучала, я поняла, что мне снова придется спешно применяться к обстоятельствам. Мелодия была куда более быстрой и страстной, чем я рассчитывала. Она совершенно точно указывала мне мое место. "Ты всего только произносишь в лад со мною пустые человеческие слова, смотри же, не испорти наш общий труд", - жарко шептала мелодия, и я очень старалась ее не разочаровать.
   Это была магия совсем иного рода. Я поймала себя на том, что мечтательно улыбаюсь, произнося трагические стихи.

Охота, идет охота,

Охотничьи трубы трубят,

Не удалась охота,

Пора повернуть назад.

Под вечер сбились с дороги,

Не знают, куда идти.

Дивный, старинный замок

Встает у них на пути.

   Я оглядела слушателей, и осталась довольна: на их лицах читалось искреннее, неподдельное внимание. Еще бы, у них было слишком мало развлечений, чтобы не ценить те, что имелись. Даже мои вокальные данные никого не интересовали: я пела, и довольно.

В замке - прекрасная дева,

В любви ей клялись своей

Семь благородных графов,

Семь графов и пять королей.

Грустит прекрасная дева,

Глаза ее полны слез.

Доблестный Рико Франко

Ее поутру увез.

   Однако едва я взглянула на Марго, поняла, что ей совсем не радостно слушать мои песнопения. Романс слушала вовсе не она, а какая-то совершенно незнакомая мне девушка. Ее глаза блестели от непролитых слез, губы были плотно сжаты, и на высоких скулах полыхал яростный румянец. "Вот это вхождение в образ", - позавидовала я. Она не просто заняла место Арианы Локвуд, она ею стала, и ее боль и горе переживала, как свое.

"Скажи мне, о ком ты плачешь?

Отца зовешь своего?

Если о нем ты плачешь,

Ты не увидишь его.

Скажи мне, о ком ты плачешь?

Братьев зовешь своих?

Мною они убиты,

Ты не увидишь их."

   Я боялась взглянуть на нее еще раз. Простая мысль крутилась в моей голове: она знает, чем закончится романс, и находит в нем аналогии со своей ситуацией. Черт, она и в самом деле собиралась не только отыскать убийцу Локвудов, но и покарать его безо всякого суда и следствия!

"Не об отце я плачу

И братьев не стану звать,

Мне шлейф мой мешает длинный,

Нужно его убрать.

Остер ли клинок ваш, рыцарь,

Чтоб шлейф мой разрезать мог?"

И Рико Франко с поклоном

Протягивает клинок.

Кинжал ему в грудь вонзила

И не отвернула лица.

Так отомстила дева

За братьев и за отца.

   Никаких аплодисментов я, понятно, не заработала. В наступившей тишине чересчур громко прозвучал голос моего нареченного супруга.
   -Женщины забрали себе слишком много воли, - саркастически улыбнулся Робби, - Хитрые дьявольские создания - вот что они такое. Ни один мужчина на этом свете не опровергнет моих слов. Послушайте мою историю, и вы тоже согласитесь со мной. Один благородный воин вернулся из похода раньше, чем его ожидали. В окне башни горел огонек свечи, - должно быть жена молилась Господу за супруга. Однако, когда он въехал во двор, огонек погас, и замок казался спящим. Мало этого - двери оказались запертыми. Сколько он ни колотил в двери, никто не пустил его за порог. Доблестный муж пребывал в недоумении, но он удивился бы еще больше, если бы увидел, как через крепостной ров переплывает незнакомый ему мужчина. Миновало несколько долгих мгновений, и на пороге показалась супруга благородного лорда. "Входите, муж мой! - сказала она, - Не понимаю, отчего это вы подняли такой шум? Двери открыты - глупо стучаться в открытые двери." В самом деле, она ведь ждала его! Но откуда женщине знать, когда закончится война, и супруг возвратится домой?..
   Мужчины одобрительно загомонили. Видно каждый хоть раз да примерял на себя сходную ситуацию.
   -Анна, поведай нам что-нибудь тоже, - предложила Марго, дружески тронув меня за плечо.
   Поистине, она стремилась продемонстрировать все мои таланты. Мне захотелось произнести вслух цитату из анекдота, насчет того, что "я еще и на машинке...", но я благоразумно воздержалась, зная, что меня совершенно точно неправильно поймут. Вместо сомнительного анекдота в моем распоряжении имелась крымская легенда, которая вполне могла сойти за сарацинское народное творчество. И сюжет был как раз кстати: к вопросу женского свободомыслия. Я позлорадствовала про себя, но вид приняла смиренный и произнесла:
   -Слушайте, добрые господа. Я поведаю вам историю, что случилась в незапамятные времена. "Множество камней на сарацинской земле. И была из камня сложена крепость. Владела этой крепостью девушка, звали ее Лайла. Сильная была девушка, гордая, не знало жалости ее сердце. Глаза у нее были черные, как посмотрит на кого во гневе - от человека того один пепел остается. Лучше на такие глаза и вовсе не попадаться.
   Никогда никого не боялась Лайла, совсем как мужчина, и далеко шла о ней слава. Нутро, однако, красавица имела женское. Никогда не любила, и любить не хотела, а нутро говорило ей - полюбишь. И пожелала она однажды стать мягкой, как все женщины. А не смогла. Тогда сказали ей:
   -Иди вниз под гору, к источнику. Там такая вода есть, что самый крепкий, самый сильный человек мягким становится, если искупается в той воде.
   И решила Лайла: "Пойду выкупаюсь, узнаю, как это - жить настоящей женщиной". И пошла.
   А напротив источника стояла другая крепость, и жил в ней юноша. Глаза у него были голубые, словно горные озера, волосы белые, шаг мягкий, как у кошки. Но никто не знал, что глаза его могут быть, будто два меча в сильных руках. Никто не знал, что если в гневе юноша посмотрит, то снесет взглядом голову с плеч врага.
   Увидел юноша, что пришла к источнику прекрасная девушка, и спустился к ней вниз.
   -Уходи, юноша, - сказала Лайла, - Эта вода моя.
   -Что ты, девушка, эта вода всегда была моей. Уходи ты.
   -Как смеешь ты приказывать мне? Разве не знаешь, кто я? Мне никогда еще никто не приказывал.
   -Я не приказываю - прошу. Уходи, потому что вода эта моя.
   -Скажи это еще раз, и я посмотрю, как ты сгоришь на глазах моих.
   -Попробую.
   И тогда она гневно посмотрела на юношу, но тот не дрогнул. Он поймал взгляд черных глаз, и спрятал в своем сердце. И в первый раз полюбил.
   -Слушай, красавица, - задыхаясь, проговорил он, - иди ко мне в крепость. Теперь я тебя знаю - ты соседка моя. Идем ко мне, и я сделаю тебя своей женою.
   -Сделаешь? - совсем разгневалась Лайла, - Уйди от воды!
   -Зачем? Я не уйду, лучше ты иди ко мне в крепость.
   И он подошел к ней еще ближе.
   -Оставь мои руки! - крикнула Лайла, когда он сильно сжал их.
   И она ушла от источника. А потом наверху у себя рассердилась, сильно рассердилась!
   Позвала гордая Лайла слуг и сказала:
   -Идите и скажите, пусть поклонится мне, и я, так и быть, возьму его себе в мужья.
   Они пошли и сказали:
   -Господин, наша повелительница сказала, что она берет тебя в мужья. Иди к ней в крепость.
   -Вы говорите, берет? - засмеялся юноша, - А я не лошадь. Пускай сама придет ко мне, если хочет.
   -Так, - сказала в бешенстве Лайла, выслушав ответ, - Я все-таки заставлю тебя прийти.
   И велела бросать камни в овраг. И сама бросала камни. По-разному бросала: со злобой бросала и с нежностью бросала. Забросала овраг и стала ждать...
   А через овраг, наполненный камнями, шли два маленьких человечка: девочка и мальчик. Девочка шла навстречу мальчику и говорила:
   -Какие злые люди забросали овраг камнями. Там внизу были такие красивые цветы!
   А мальчик говорил сердито:
   -Там внизу жили барсуки, и я ходил на них смотреть. Зачем закрыли их норы? А ты куда идешь? - спросил он девочку.
   -Так, гулять.
   -Идем к нам в крепость.
   И дети весело побежали в крепость.
   Лайла смотрела им вслед и думала: "Что ж, и я так пойду, как ребенок? Ни за что."
   Долго терпела Лайла, а потом пошла. Шла, пошатываясь, и губы ее что-то шептали. Закрывала свое лицо руками и опять шла. И пришла в крепость.
   В воротах встретил ее юноша.
   -Пришла? - спросил он.
   -Пришла, - ответила угрюмо Лайла.
   -Значит, любишь?
   -Люблю, - сказала Лайла.
   А потом подняла руку и в самое сердце кинжалом ударила юношу.
   -Люблю, - еще раз сказала она."
   Я замолчала, и только тогда поняла, какая тишина стоит вокруг.
   -Господь милосердный! - с усилием произнес Робби, и по-моему, собрался перекреститься, - Какая жестокая история! Надеюсь, ты сама никогда не...
   -Нет, - надеюсь, мой смешок был не слишком равнодушным, - Я не имею привычки разить кинжалом тех, кого люблю. Вы это хотели узнать?
   Он кивнул, сглотнув слюну.
   Боже, если бы даже я и была столь кровожадна, все равно ему ничто не угрожало. Неужто он и в самом деле думал, что я люблю его? Странно, ведь я до сих пор ускользала от разговоров о чувствах, и ни единым жестом не намекнула, что питаю страсть к будущему супругу. Вообще, зачем он хотел этого? Не потому же, что просто привык всегда получать желаемое...
   Дабы разрядить обстановку, Джонни велел музыкантам снова начинать музыку. Тихонько постукивая бубном о ладонь, к нам подошел цыган.
   -Пой для моей госпожи, - повелительно провозгласил Робби, с превеликим тщанием выговаривая слова.
   Я отвернулась. В общем, все развивалось по схеме, уже мне знакомой. Через несколько кубков выпитого вина мой свежеиспеченный супруг начнет буянить, прицепившись к кому-нибудь из-за пустяка. Некоторое время пройдет в молодецком побоище, после чего стороны выпьют мировую и сообща свалятся под стол. Джонни посмеется, и назидательно изречет что-нибудь о мужах, не умеющих потреблять хмельную влагу... И до утра наступит затишье.
   Пока я рассуждала о печальных последствиях бытового пьянства, цыган мерил всех нас равнодушным взглядом. Ему не было никакого дела до всех этих тяжеловооруженных мужчин, что запросто могли прервать течение его жизни. Он совершенно не интересовался нашими проблемами, свадьбами, любовями и ненавистями. Он как никто в этом мире походил на инопланетянина, мыслящего другими категориями и совершенно непохожего на нас.
   -Я спою для твоей госпожи, благородный лорд, - кивнул он, останавливая на мне тяжелый темный взгляд.
   Прочие музыканты даже не пытались аккомпанировать этой странной песне, и она сопровождалась лишь глухими ритмичными ударами бубна. Удары звучали все чаще, удивительно оттеняя вкрадчивый тенор цыгана.

Цыгане к замку пришли всемером.

Как странно они запели!

Так песня жгла, так нежна была,

Что встала графиня с постели.

Она к цыганам сошла во двор

Под бубна глухие удары.

Цыгане прельстились ее красотой

И сотворили чары.

Ей дали цыгане съесть имбиря,

Ореха мускатного дали,

Взамен семь перстней графиня дала,

Каких они ввек не видали.

Вернулся граф к любимой жене

Верхом и в доспехе бранном,

Но верный слуга ему сказал:

"Графиня ушла с цыганом".

"Седлайте живей гнедого коня,

Гнедой вороного обскачет.

Еще до заката узнаю я,

Где леди бездомная плачет".

"Поедем домой, любовь моя,

Вдвоем по горному склону.

Я на мече моем клянусь,

Что пальцем тебя не трону".

   Сущая ерунда, не стоило верить ему ни на грош! "Знаем мы эти штучки, - мысленно возмутилась я, - Он заставит ее вернуться этими фальшивыми посулами, а затем весь остаток жизни не переставая будет попрекать изменой..." Но героиня романса не поддалась на провокацию муженька.

"Мы вместе ездили через поток,

И в замке была я хозяйкой,

А нынче поток перейду я вброд

С цыганской бродячей шайкой.

Мы в мягкой постели спали вдвоем,

Верны супружеской чести,

А нынче я в углу на золе

Засну с цыганами вместе.

По замку в сапожках ходила я

Из тонкой кожи испанской,

По вереску в грубых башмаках

Пойду я с ватагой цыганской.

Но любит меня мой Джонни-цыган,

И я люблю его тоже.

И мне один его поцелуй

Всех замков в мире дороже".

   Внезапная упертость неведомой средневековой леди немало меня позабавила. Хотя, с другой стороны, ее же заколдовали... Поскольку меня никогда никто не пытался приворожить, я как-то мало верила в эффективность этих чар. Однако баллада говорила и о другом. О возможности изменить судьбу настолько, чтобы не возвращаться к прежней жизни ни за что и никогда.
   По стенам плясали жаркие огненные блики, и этот отраженный жар казался мне почти непереносимым. Не знаю почему, возможно, от выпитого вина, или после многих танцев, но щеки мои горели возмутительным алым румянцем.
   Молодожен совершенно оставил меня в покое, предавшись рукопашному бою с братцем, Марго упоенно выплясывала с кем-то из гостей, отец Уорвик снисходительно наблюдал общее веселье, и на меня никто не обращал внимания. Не успела я тихо порадоваться свободе, как за моим плечом прозвучал чей-то монотонный шепот:
   -Ты совсем не помнишь меня, Анна, или не хочешь вспоминать?
   От неожиданного вопроса я вздрогнула, но оборачиваться не спешила, сама не зная, почему. Голос меж тем зазвучал снова. Он закручивал какую-то свою, неведомую мне, интригу, и соблазнял некими неизвестными мне пока соблазнами - неторопливо и мастерски. На секунду мне мучительно захотелось, чтобы в игру вступил новый персонаж - персонаж, перед которым я не смогу устоять. Потому я так не хотела обернуться - мне казалось, я не перенесу разочарования.
   -Ты не помнишь, - предположил голос, - потому и не смотришь на меня. Боишься разочарования? Доселе ты не считала, что я могу разочаровать тебя. Да и не к лицу благородной даме страшиться неведомого. Смелее, Анна, взгляни на меня, - как знать, может быть, тебя обрадует то, что ты увидишь...
   Как ни грустно было расставаться с мечтой, но этот голос не нравился мне. Он не напоминал решительно ни о чем, и не соблазнил меня, - я просто никогда раньше его не слышала, только и всего. Пока я анализировала свои чувства, голос предпринял новую атаку на мои несуществующие воспоминания.
   -Были времена, - лукаво произнес он, - когда ты летела ко мне, точно бабочка на огонь. Теперь же огонь камина привлекает тебя куда больше...
   -Бабочки живут недолго, - выдала я первое, что пришло в голову, - А те, что спешат на огонь - и того меньше.
   Поборола свое неудовольствие - и обернулась. В общем-то, ничего особенно страшного я не увидела. Просто флейтиста, который следил за мной с чувственной усмешкой, сделавшей почти красивым его бледное лицо.
   -Ты не помнишь, - констатировал он еще раз.
   -Не знаю, - возразила я.
   -Вернее сказать, не хочешь помнить, - уточнил он, не переставая ухмыляться так победоносно, точно его власть надо мной была безраздельной, - Но стоит тебе только...
   Видно, лицо мое сделалось таким напряженным, что подоспела подмога.
   -Ты хочешь узнать что-то у благородной госпожи, парень? - тихо спросил сэр Эллиот, остановившись рядом с нами.
   -Я... - усмешку мгновенно смыло с лица музыканта.
   -И сдается мне, она не хочет отвечать на твой вопрос.
   Тон моего защитника нисколько не был угрожающим, однако флейтист предпочел ретироваться с поля нашей с ним незримой битвы.
   -Прошу извинить меня, леди, - низко кланяясь, испуганно произнес он, - Должно быть, я обознался. Прошу вас, не держите на меня зла. Я всего только...
   -Ты слишком разговорчив, - сэр Эллиот сделал всего шаг к парню, но тот, не посмев договорить, быстро отошел от нас.
   Я окончательно пришла в себя, и почувствовала острый приступ раздражения.
   -Между прочим, объявила я, с явным намерением выместить злобу, - Иногда женщины тоже могут постоять за себя.
   -Знаю, - согласился сэр Эллиот без тени сарказма, - но лучше, если за них заступится мужчина.
   -Предоставьте мне решать, господин, когда я нуждаюсь в помощи, - феминистка, кошмарное существо, буквально лезла из меня наружу.
   Мой собеседник, к счастью, не заметил ее появления. В его времена таких женщин попросту еще не было.
   -Если вы хотите остаться одна, нужно только сказать об этом. Я не хотел быть навязчивым, - констатировал он и, слегка поклонившись, удалился.
   Я опустилась в кресло, совершенно не будучи уверена, что поступила правильно. В конце концов, может, и вправду Анна, которую я замещаю, была прежде влюблена в музыканта, чья флейта так сладко пела свои песенки. И сэр Эллиот ни в чем не провинился, кроме как в желании защитить меня от разговоров с неподходящими персонами... Феминистка спряталась куда-то вглубь моего организма, и я искренне недоумевала, с чего так разозлилась.
   Тем и закончился этот бесконечный денек. Я едва успела выхлебать кубок вина, не чувствуя вкуса, как Марго потащила меня в спальню. На ходу она командовала Мэгги, которая следовала в кильватере нашей маленькой процессии:
   -Разденешь ее, облачишь в рубашку, ту, помнишь, что я показывала? Потом дашь знак мне, и я позову мужчин. Поняла?
   Мэгги молча кивала.
   Мы влетели в комнату, и указанная рубашка оказалась на мне почти мгновенно, и я услышала условленный стук, и в помещение ввалились мужчины, единственным трезвым лицом из которых был отец Уорвик. Он тут же деловито принялся благословлять брачное ложе. Прочие бессмысленно таращились на меня. Прошло несколько минут, прежде чем Робби выговорил заплетающимся языком:
   -Оставьте меня с моей женой. Пора мне насладиться...
   Закончить фразу он уже не смог. Тем не менее все послушно вышли прочь.
   Робби повернулся ко мне. До сей минуты мне казалось, что он чудовищно, мертвецки пьян. Однако его объятие было абсолютно трезвым и очень сильным. Даже его шепот был трезвым:
   -Я так долго желал этого, леди. Теперь ты не прогонишь меня.
   -Нет, - так же тихо прошептала я, - Не прогоню.
   Наша первая ночь пролетела быстро, быстрее не бывает. Вот только что, кажется, мы предавались любовным сражениям, и складки балдахина мелькали над моим запрокинутым лицом...И уже темнота стала понемногу бледнеть, и Робби заснул беспокойным сном, а я разглядывала его со странной нежностью. Ни единой мысли не было в моей голове. В ней звучали только слова моего нареченного супруга, которые он пробормотал, засыпая:
   -Мы одной крови с тобой, леди, - ты и я. Что бы ты ни думала об этом, я знаю, что прав.
   -Тоже мне, Маугли, - прошептала я, рассматривая его почти детское во сне лицо.
  

12. Предназначение.

  
   Я так долго ждала исполнения возложенных на меня надежд, что несколько ослабила бдительность. Но однажды осенним утром случилось то, что должно было случиться. Во время прогулки меня стошнило прямо на кусты шиповника - в третий раз за последние несколько дней.
   -Должно быть, вчера на ужин нам подали несвежее мясо, - извиняющимся тоном произнесла я.
   Дара, которая составляла мне компанию, слегка улыбнулась.
   -Ты беременна, добрая госпожа.
   Хотя это было более чем вероятно, меня бросило в жар при мысли о такой возможности. Я просто не хотела в нее верить.
   -Говорю тебе, я всего-навсего отравилась!
   Нотки истерики в моем голосе Дара совершенно игнорировала.
   -А я говорю тебе еще раз, что ты ожидаешь малыша. Вспомни, когда у тебя в последний раз была кровь... Ну вот видишь, я права?
   Я едва смогла кивнуть. В сознании возникла яркая, словно наяву, картина: я с огромным животом стою в парадном зале, рядом с троном Властителя. Он одобрительно улыбается, поглаживает меня по животу и громко произносит: "Ну, как поживает мой наследник?" Новый спазм тошноты подкатил к горлу, и меня чуть было не вывернуло на собственное платье. Я глубоко вздохнула и виновато покосилась на Посвященную. Такого приступа отвращения к себе я не испытывала с раннего подросткового возраста.
   -Так обычно и бывает в самом начале, - улыбка Дары была такой снисходительной, что меня едва не стошнило снова, - Отвращение к самым неожиданным людям и предметам, и запахам... не противьтесь своему состоянию. Ваше тело отныне - сосуд для новой жизни, и ваше дело выполнять все его желания.
   Не хватало еще, чтобы со мной проводили психологические консультации!
   -Ты забываешь, что это не первая моя беременность, - моя надменность могла бы обмануть кого угодно, но только не ее.
   -Да, - она кивнула, заранее готовая соглашаться со мною во всем, будто с маленьким ребенком, - Но твой первый ребенок - дитя любви, а не расчета.
   -Расчета? О чем это ты толкуешь? - лучшее, что я могла сделать, это изобразить полное непонимание.
   -Хотя... - Дара внимательно вглядывалась куда-то вглубь меня, словно наблюдая за ей одной видимыми процессами, - Возможно, этот малыш не дитя расчета. Может быть, растерянности...или одиночества. Ему будет многое дано, но чего-то он будет лишен с рождения...и навсегда.
   -Эка невидаль, - напряженно хохотнула я, - То же можно сказать про любого из живущих под этим небом.
   Все мои попытки осмеять ее магические изыскания Дара сносила стоически. Если бы я страдала комплексом неполноценности - непременно подумала бы, что она просто их не замечает.
   -Главное для тебя - правильно распорядиться событиями, пока они не вышли из-под контроля, - назидательно произнесла она.
   Странная идея, как будто события хоть недолго пребывали под моим контролем...
   -Смотри и слушай, ты сама все поймешь, - вот так бывало всегда.
   Она бросала мне, словно подачку, обрывок мысли или рекомендацию, а дальше я должна была соображать сама. Она сильно льстила мне, рассчитывая, что я пойму ее с полуслова.
   Оставалось рассчитывать на то, что события найдут меня сами - как раз так и происходило чаще всего.
  

* * *

  
   Я оказалась права. События в который раз принялись развиваться небывалыми темпами, и я снова почти не могла на них повлиять. Да по правде говоря, и не хотела.
   -Ну что ж, - радостно провозгласил Робби, - Раз ты наконец понесла, пора уезжать в Локвуд, как договорились. Я скажу Джону, чтобы он распорядился все приготовить.
   Меня снова замутило. Предсказанное Дарой "отвращение к людям и предметам" буквально изводило меня круглые сутки. И первым предметом отвращения сделался мой собственный законный супруг. Влечения к нему у меня как не бывало, наоборот, мне казалось, что более отталкивающей персоны я не встречала ни разу в жизни.
   Мало этого, от меня не отходил сэр Эллиот, на правах охраны моей многоценной персоны от всяких гипотетических напастей. Куда бы я ни направилась, всюду следовала за мной его почти незаметная тень. Робби, глупыш, только поощрял полицейский надзор, считая, что так я целее буду. От этого обстоятельства меня тошнило еще сильнее.
   Временами я почти ненавидела свору этих румяных здоровяков, обложивших меня, точно суку редкой породы в ожидании, пока она произведет на свет щенка. Всего одного, но потому гораздо более ценного.
   -Перестань психовать, - философски посоветовала Марго, наблюдавшая за мной с живым интересом, - Можно подумать, это твой первый ребенок.
   -Не первый, - согласилась я, и бессознательно повторила слова Дары, - Но тот был дитя любви, а этот - плод расчета...отвратительная ситуация.
   Марго сочувственно вздохнула.
   -Если бы ты хоть знала, от кого твой малыш...
   И долго хохотала, получив в ответ полный презрения взгляд.
   -Благоверную и добродетельную супругу разыгрывай перед этими бестолковыми мужиками. Каждый из них полагает, что ребенок может быть только от него, и что больше никто об этом не догадывается.
   -Черт тебя побери, откуда ты это узнала? - мне до смерти надоело, что в мои дела суются все, кому не лень.
   -Я хорошо вижу. Это во-первых. Отлично слышу. Это во-вторых. И наконец, в-третьих: куда ты собираешься скрыться, чтобы без помех выносить дитятко для нашего правителя?
   Я обреченно хлопнула себя рукой по лбу. Правильно говорят, что у беременных женщин ссыхается мозг. Ведь Локвуд - родовое гнездо леди Арианы. Было бы странно, если бы она ничего не знала о тех, кто собрался так долго пользоваться ее гостеприимством.
   -Скажи только, их в самом деле два, или все-таки три?
   -Кого? - я из последних сил продолжала изображать святую невинность.
   Марго обиженно фыркнула: ей явно не нравилось мое недоверие.
   -Отцов. Ради всего святого, прекрати этот балаган.
   Новый приступ усыхания мозга заставил меня напряженно зашевелить извилинами. Я страдала никак не менее пары минут, пока до меня не дошло очевидное: на гордое звание отца и в самом деле имелся третий претендент.
   -Только клиническая идиотка не просекла бы, что между вами что-то было, - развивала Марго свою мысль, с жалостью оглядывая мою расстроенную физиономию, - Когда Робби привез выкуп, и тебя передавали с рук на руки...
   -Ну и что, - мрачно перебила я, - Что было, когда меня передавали с рук на руки?
   Глаза Марго подернулись мечтательной дымкой. Она обожала романтические истории, и это было ее главной слабостью.
   -Ты бы видела, - произнесла она, мечтательно улыбаясь, - как он смотрел тебе вслед.
   -Да кто "он"? - возмущенно завопила я, отлично зная, что она мне ответит.
   -Проклятый Дэнни, конечно. Ты бы видела его глаза...
   -Насмотрелась я в его глаза, - если до сих пор мой образ беременной идиотки был не до конца убедительным, то теперь он заиграл яркими красками, - Ничего в них нет примечательного.
   Марго аж застонала от моей крайней тупости.
   -Да он влюблен в тебя по уши, этот непробиваемый нахал! - она готова была написать свои слова на бумаге аршинными буквами, лишь бы донести до меня их смысл, - И если вы не встречались в одной постели, пока ты была у него в руках, я съем все колючки вон с того куста чертополоха.
   Я бы сама съела все колючки с означенного куста, если бы это могло хоть чуточку меня вразумить.
   -Можешь все отрицать, - разрешила мне Марго, - ты проведешь всех, кроме меня. И вот что я тебе скажу: если я и могу тебя в чем-то понять, то в симпатии к Дэнни - в первую очередь. Прочие твои кавалеры - существа нудные и, кроме того, опасные.
   -У меня нет никакой симпатии... - я даже не успела договорить.
   -Есть, - уверенно заключила Марго, словно она с легкостью читала в моих мыслях, - и это правильно. Плохо только, что такие парни, как он, не годятся в мужья. Любая ответственность для него - бич божий, убивающий даже самое сильное чувство. Но та женщина, которая не пожелает ничем связать его, вполне может завладеть его раздолбайским сердцем.
   Я тяжко вздохнула.
   -Не надо мне его сердца, - объяснить ей мои чувства было так же трудно, как осознать их самой, - И ничьего вообще. Я, благодарение богу, пристроена, и Робби заботится обо мне, и мы...
   -Пока заботится. Пока ты пребываешь вместилищем его надежд, - туманно заявила она, меняя выражение лица с романтического на суровое и загадочное.
   "Смотри и слушай, - повторила я про себя совет Дары, - слушай и смотри" Только это я и делала - анализировать мне никто не советовал, в конце концов.
  

* * *

  
   -Ты давно не была у исповеди, дочь моя, - отметил отец Уорвик без всякой, впрочем, укоризны, - я пришел исповедовать тебя...если ты имеешь такое желание.
   Он нашел меня все в том же пресловутом садике у крепостной стены - все в замке давно рассматривали его, как мой личный кабинет. Никому в здравом уме не пришло бы в голову заглянуть туда без желания встретиться со мной. Святой отец явно руководствовался общими соображениями.
   Я смотрела на него взглядом, который мои недоброжелатели именовали "змеиным". Взгляд появлялся лишь в самые критические моменты моей жизни и не предвещал тому, на кого я смотрела, ничего хорошего. Отче, однако, мой знаменитый взгляд проигнорировал, продолжая выжидательно молчать.
   -Ладно же, - с угрозой произнесла я, - я исповедуюсь вам, святой отец. Слушайте и не говорите, что не слышали.
   Нам не помешала бы для общения стандартная исповедальня, но так как мой духовный пастырь не озаботился исполнением этой формальности, пришлось игнорировать ее и мне.
   -Я согрешила, - мрачно начала я.
   И не дожидаясь вводных слов отца Уорвика, вывалила на его голову всю авантюру с наследником престола. Обнародование этой истории - почти все, на что я могла рассчитывать, не считая поддержки Властителя. "Гласность - наше основное оружие", - сообщила я себе мысленно, замолкла, и выжидательно воззрилась на святого отца. По моим расчетам, он должен был серьезно возмутиться такому нарушению порядка престолонаследования, и тут же пойти походом на интриганов.
   Однако отче не зря славился хладнокровием. Выслушав меня, он покачал головой, и...отпустил все мои прегрешения, вольные и невольные. Я поцеловала пастырскую длань, и уже повернулась, чтобы уйти. Его насмешливый голос ударил меня в спину, как прицельно выпущенный снаряд.
   -Ты удивлена, дочь моя? Вижу, ты ожидала другого.
   Моя растерянность была, как видно, слишком явной. Передо мной возникли два пути: ответить, что ему показалось, и уйти, или высказать свое удивление вслух. Я выбрала второе, набрала в легкие воздуха, и выдала:
   -Должно быть, я плохо представляю себе законы вашей страны. Мне показалось, что обман такого рода обречен на всеобщее порицание, а те, кто творят его - вне законов божеских и человеческих.
   -Присядем, госпожа, и я расскажу тебе то, что не повторю в присутствии вассалов нашего государя. Только ему самому я мог бы сказать все это, и он верно понял бы меня...Но его не занимает мое мнение.
   Тут святой отец опустился на скамью, и я с удивлением заметила, как тяжело он двигается, и сколько печали с его голосе. До сих пор я воспринимала его лишь как носителя странных идей, кукольника с дьявольски изощренным, изворотливым умом. Но на этот раз передо мной был старик, желающий выжить в смертельно опасном мире. Не просто выжить, конечно, а с максимальным комфортом, но кто я, чтобы осуждать его?
   -Твой грех не столь велик, госпожа, сколь может показаться. Ты мыслишь по-женски, тебе неведом взгляд правителя, который должен оставить после себя кого-то, кто сохранил бы созданное им. Сохранил и приумножил. Пусть это будет не прямой кровный наследник. Однако легче подготовить для подобной роли младенца, чем бороться со сложившимся мировоззрением взрослого мужа.
   -Но вы-то, святой отче, вы, как провозвестник христианских заповедей, обязаны встать на защиту истины...или, быть может, и здесь я смотрю по-женски? Как вы поступите?
   Он вздохнул с некоторым неудовольствием, и положил крупную тяжелую ладонь на мои плечи.
   -Я буду служить Властителю, дочь моя...если ты понимаешь, что я хочу сказать. Я буду служить ему до тех пор, пока не иссякнут мои силы. И покуда он не перестанет быть добрым слугой Господним.
   Тут меня осенило окончательно. Я, должно быть, крайне забавно смотрелась с вытаращенными глазами и полуоткрытым ртом.
   -Вам все равно? - я даже не заботилась о соблюдении приличий, так удивил меня этот необычный господень слуга, - Вам безразлично, что за человек под личиной Властителя управляет королевством, пока он управляет хорошо?
   При известной доле воображения его короткий кивок вполне можно было счесть согласием.
   В противном случае он запросто мог показаться обманом зрения.
   -Ты умна, добрая госпожа, - тихо признал пастырь, - Ты не просто умна - твой разум может осмыслить то, чего не поймет обычная женщина. Я бы опасался твоего ума, если бы не был уверен, что ты никогда не станешь...
   -Желать власти? - это был правильный ход.
   На прямой вопрос я могла получить откровенный ответ. И получила - куда более откровенный, чем рассчитывала.
   -Ты могла бы властвовать - если бы была уверена в своем праве на власть. Я чувствую в тебе силу и способность... Скажи, что говорит Дара о твоих предках?
   -А до вас еще не дошли эти глупые разговоры? - фыркнула я, - Она говорит, что мои предки были королями. Сущая ересь, ни на секунду не поверю, что моя кровь хоть немного...
   -Дара понимает в этом лучше кого-либо из нас, - признал святой отец, лишь слегка поморщившись.
   Я тихо застонала. Сам оплот логики признавал эту чепуху, которой меня доставали с самого появления в здешних местах! Стало быть, мне остается только смириться.
   -Ну ладно, - мрачно произнесла я, - но моя королевская кровь молчит, что бы все вокруг не думали по этому поводу.
   -До поры до времени, - загадочно заявил святой отец.
   Я раздраженно передернула плечами.
  

13. "Женщина, не столь беспомощная."

  
   Обычно я довольно хорошо представляла, что за место я занимаю. В редких случаях, когда это было мне неизвестно, на помощь приходил небольшой сеанс бытового психоанализа. И ни разу еще я не ошибалась так, как в этот раз.
   Беседу братьев Мэнли я услышала уже на подходе к маленькой крытой галерее.
   -Я полагал, ты любишь ее, - насмешливо протянул Джонни, и я вмиг позабыла обо всех правилах приличия.
   Я собиралась подслушать их разговор даже с риском для своей безупречной репутации. Мне очень хотелось услышать, что скажет обо мне влюбленный молодожен, но он долго молчал, и мне все больше становилось не по себе от его молчания. Я почему-то никак не могла представить выражения его лица в этот момент. Когда он заговорил, мне стало страшно.
   -Она хороша, умна, привлекательна, ...она будет мне наилучшей женой, и отличной матерью своему сыну. Но если бы нашлась другая подходящая женщина, я женился бы на другой.
   "От перемены мест слагаемых сумма не меняется", - возникла у меня перед глазами строчка из школьного учебника. Черные буковки издевательски выплясывали, и чувство опасности голосило не хуже иной пожарной сирены. С Джоном Мэнли беседовал не простак Робби, который только что не ел у меня из рук. Это был голос мужчины, опасного и безжалостного, избравшего мою кандидатуру для каких-то своих целей. Даже его родной брат не очень-то узнавал его.
   -Но почему ты выбрал ее? Ты мог бы найти девушку хорошего рода, а не брать в жены иностранку, к тому же вдову...
   -Ты ничего не понимаешь, добрый мой братец, - от ледяного превосходства в его голосе я машинально присела на небольшую скамью у выхода на галерею.
   Ноги меня не держали, еще небольшой, в сущности, живот внезапно стал неподъемным, а во рту появился резиновый привкус. "Резину еще не изобрели", - объявила я сама себе и нервно захихикала.
   Робби меж тем развивал свою мысль.
   -Главное ее преимущество как раз в том, что она иностранка и у нее нет влиятельной родни. Она полностью в моей власти, и за нее некому будет отомстить...если произойдет нечто неожиданное.
   "Нет уж, - продолжила я мысленный диалог со своим коварным муженьком, - ничего неожиданного со мной теперь не произойдет, я буду готова к самому худшему, дорогой. А вот тебя ждут неожиданности. Множество, и все неприятные."
   Перед лицом опасности мой страх за себя и опасение за жизнь ребенка трансформировались в животную злость и желание постоять за себя.
   -Ничего, мой сладкий, - произнесла я яростным шепотом, поглаживая живот, - папочка еще обломает об нас свои крепкие зубки.
   Джонни молчал, и с каждой секундой его молчание становилось все более опасным. Робби же говорил, и с каждым его словом образ моего мужа разительно менялся в моих глазах.
   -Видит Господь всемогущий, братец, эта женщина родит мне ступеньку к трону - ступеньку, которой до сих пор мне недоставало. Ты знаешь, что наша кровь позволяет нам... Мы отдадим мальчишку нянькам - она и вовсе его не увидит. К тому же видел ты женщину, что меньше хотела бы ребенка? Клянусь, если бы женщины могли хоть немного соображать, я решил бы, что она что-то подозревает.
   Если бы в этот момент я не вцепилась зубами в собственный кулак, мой вопль услышали бы все в замке, до последнего конюха, до последнего поваренка...Он выглядел таким возмутительно правым, что мне оставалась лишь молчаливая ярость. Ярость, которая должна была спасти мне жизнь.
   -...а потом она исчезнет. Никто не хватится этой женщины - она же как будто пришла из ниоткуда. Вот пусть и уходит в никуда.
   Достойное пожелание - пора уходить, пока меня не застукали за подслушиванием. Я узнала достаточно - "смотри и слушай"? Какой, однако, это был верный совет! Все мои силы ушли на то, чтобы бесшумно выбраться из замка, и добраться до своего тайного укрытия, не встретив ни души. Я тяжело упала на скамью, хватая воздух ртом, как выброшенная на берег рыба, и чувствуя свою беременность, как никогда, отчетливо.
   Мне следовало крепко поразмыслить, прежде чем продолжать игру. Мой дитеныш означал конец Властителя, и только одно могло спасти его: завладей он импровизированным "киндер-сюрпризом" в моем лице, он мог уцелеть. Совместно с увечным сюзереном мы вполне могли попытаться свести партию вничью.
   Куда ни кинь, а содержимое моего живота было единственной надеждой Властителя усидеть на престоле предков. Я была его единственной надеждой, а он - моей, так что оба мы здорово нуждались друг в друге.
   Сидя в своем укрытии, я нервно усмехалась, старательно заталкивая истерику вглубь своего существа. Вот ведь ирония судьбы: сильные и здоровые мужчины, один из которых сделал мне ребенка, несли мне только опасность. А самым нужным человеком стал калека, который сам нуждался в защите, не смотря на всю власть, каковой обладал.
   Первый раз за все свои путешествия я не знала, как поступить. Отпустив себе с полчаса на огорчения и страхи, я мысленно поклялась по истечении этого срока размышлять здраво, и оставить в прошлом прекраснодушные и романтические порывы.
   Чувствовала я себя, по правде говоря, препаршиво. Самой обмануть собственные ожидания - что может быть глупее. Самой наступить на изученные вдоль и поперек грабли - что может быть прискорбнее.
   И ведь я же считала себя абсолютно неуязвимой, была совершенно уверена в своем хладнокровии... Казалось, ничто не может задеть меня...
   Оказалось, все-таки может. И как обычно, не стоило доверять мужским речам, произнесенным в минуты страсти. Я хмыкнула. Ну, последнее-то и так было понятно. Я с самого начала ничему не верила - но хотела поверить, это и бесило меня сильнее всего. "Мы с тобой одной крови", - мысленно передразнила я подлого муженька.
  

* * *

  
   Для сэра Роберта Мэнли настало время сюрпризов - и первый ждал его прямо тем же вечером.
   -Я поеду в Локвуд без тебя, муж мой, - не терпящим возражений голосом заявила я, - Государь едет с нами. Сопровождает нас сам сэр Эллиот. Так что не тревожься за меня.
   Моя сладкая улыбка могла набить Робби нешуточную оскомину, но он поморщился, словно сожрал вместе с кожурой огромный лимон. Однако не нашел веских возражений. А мне того и было надо. Он прекрасно знал, что поддержка Властителя легко может обернуться для него большими неприятностями. Однако, этой поддержкой мне только еще предстояло заручиться.
   Готовясь к аудиенции, я старательно закрепляла на лице выражение вассальной покорности: как выяснилось, совершенно напрасно.
   -Благодарю за визит, добрая госпожа, - встретил меня у порога насмешливый, совсем не монарший голос, - Поистине благородно навестить калеку, как раз в тот момент, когда он больше всего нуждается в беседе. Вы все же знаетесь с колдовством, леди, - я в этом уверен.
   Вассальная покорность сползла с моей физиономии, уступив место неуместной веселости. Наедине со мной он вел себя иначе, чем на людях, и постоянно провоцировал на некие одному ему известные действия.
   Как и для многих, я была для него лишь загадкой, хитрым ребусом, который так интересно было разгадать. Ради этого он готов был простить мне любые нарушения этикета, вплоть до самых грубых.
   Я-то, правда, полагала, что имею некоторое право на вольности: право будущей матери наследника престола. Пусть не кровного, но все же наследника, раз уж так распорядилась судьба.
   -Любой молодой здоровый воин уступит вам в силе духа, господин, - за комплиментом скрывалось вполне натуральное уважение, мне не пришлось притворяться.
   Как и все подобные фразы, эту он пропустил мимо ушей, выжидательно уставившись на меня. Подождал продолжения, и, не дождавшись, мягко поторопил:
   -Ну не затем же, чтобы это сказать, ты навестила меня, леди. Приступай к делу.
   -Может, мне просто приятно беседовать со столь выдающейся личностью, как ты, государь, - нежданная фривольность моего тона заставила меня утратить чувство времени: на секунду мне показалось, что я перенеслась в 18 век.
   И собеседник охотно подыграл мне. Не было настроения, которое он не смог бы мастерски "отзеркалить".
   -Разумеется, - усмехнулся он, - То-то до сих пор ты так торопилась жить, чужестранка. Носилась по чужим замкам, изводила отца Уорвика какими-то бреднями, окружала себя чертовой пропастью мужчин... Ты спешила жить - и совсем не спешила наслаждаться беседой с моей персоной. Не смущайся, ты вела себя правильно. Просто настал день, когда только я могу тебе помочь...хотя бы беседой.
   Я глубоко вздохнула, набираясь смелости. Краска стыда еще не до конца сошла с моих щек, а то, что мне предстояло сказать, вгоняло меня в новую волну смущения. Нешуточные обвинения, которым у меня не было доказательств, кроме подслушанного разговора, следовало спешно облечь в хоть сколько-нибудь убедительную форму.
   -Есть одна древняя легенда, - потихоньку приступила я к делу, - о человеке, чья тень решила обойтись без него.
   Властитель выпрямился в своем кресле, даже немного подался ко мне, что считалось у него признаком крайней заинтересованности. Чего он был лишен напрочь - так это имперской привычки слушать, пропуская мимо ушей.
   -То, о чем ты говоришь - невозможно, добрая госпожа, - он постоянно старался пробудить во мне всю парадоксальность мышления, на какую я была способна (хотя слова "парадоксальность", конечно, не знал).
   Сама того не заметив, я пустилась в объяснения.
   -Я сказала: легенда, а не быль, государь. А впрочем, может быть, эта тень стала живее своего хозяина.
   -Может быть, и так, - кивнул он, - И что же стало с человеком и его тенью?
   Я чувствовала себя Великим Скальдом, так внимательно он слушал мои адаптированные к Средневековью речи. Поистине, я всегда могла сделать здесь карьеру сказительницы, если мне станет уж вовсе некуда податься.
   -Тень заняла место человека везде: в постели его жены, в его доме, ...м-м...при дворе его сюзерена. И все верили ее лживым словам больше, чем правде. Человек же никак не мог вернуться на свое место.
   Заинтересованность Властителя достигла апогея. Сходство с его ситуацией было столь очевидным, что он не мог его проигнорировать.
   -Чем закончилась твоя история? - он изо всех сил старался придать голосу хоть немного бесстрастия, но почти не преуспел.
   -Человек смог снова стать самим собой. Но впредь был осторожнее...много осторожнее. Он понял, что пускать кого бы то ни было на свое место - непозволительная роскошь. Даже если это просто твоя тень.
   -Ладно, - концентрация властности в его голосе внезапно зашкалила за критическую отметку, - А теперь расскажи мне, леди, что тебе известно о заговоре. Нас хотят убить?
   Я опешила, и пялилась на него, наверно, с крайне тупым выражением лица. Чего я никак не ожидала, так это мгновенного перехода непосредственно к делу. Мой голос предательски задрожал, и я еле выговорила непослушными губами:
   -Кого это "нас"?
   -Тебя, меня и...нашего...хм...нерожденного ребенка. Стала бы ты беспокоиться обо мне одном! - хмыкнул он, усаживаясь поудобнее.
   Я не заметила в нем ни капельки страха. Скорее удовольствие от предстоящих битв разума: немногих, доступных ему до сих пор.
   Эти битвы требовали от него много большего, нежели банальные физические сражения. И он в совершенстве умел вести их, и мог запросто обставить практически любого соперника в гипотетических боях.
   -Я бы о вас легенды складывала, государь, - с большой внутренней убежденностью объявила я.
   Расточать такие комплименты я могла сколько угодно. И даже не должна была сама браться за нелегкий труд сказителя: про Властителя их и без меня сочинили немало.
   -А тебе дано умение слагать легенды? - с детским интересом в голосе спросил он.
   Я задумалась над ответом. Временами эта историческая персона умиляла меня своей наивностью. Ему не так-то просто было соврать в глаза. Ну что я могла сейчас ему ответить? Что каждый историк способен сложить легенду на любую тему, причем такого качества, что она будет выглядеть более истинной, нежели настоящие?
   -Дано, дано, - от смущения мой голос звучал ворчливо, как воркотня суровой старухи, - У меня это от...предков.
   К чему я приплела несчастных предков, я и сама не знала, однако Властитель заглотнул мое заявление и не подавился. Благо, он жил в такое время, когда все исходящее от предков считалось наиболее благим.
   -Ты можешь сложить легенду обо мне и моих тенях? - только этого мне и не хватало.
   Черт побери, я и так собиралась родить ему наследничка! Кто из местных дамочек пошел бы на такую авантюру? Еще я обязана, видите ли, увековечивать его деяния. Поистине, он хотел от меня слишком многого...если бы я еще была до конца уверена, что понимаю все его ожидания...
   -Да что вам всем от меня надо?! - взорвалась я, презрев всяческие приличия.
   Даже присутствие монарха не могло удержать меня от доброй порции истерических слез.
   Властитель оглядел меня с сочувствием.
   -Господь наказал тебя, женщина, сделав глухой и слепой. Я хочу, чтобы ты жила. А ты не умеешь жить так, чтобы Небеса радовались, глядя на тебя.
   -Небесам вообще нет до меня никакого дела, - огрызнулась я, - А вот окружающим меня мужчинам...
   -Совсем наоборот, - радостно закончил за меня мой необыкновенный сюзерен.
   -Никто не желает знать, нужна ли мне моя жизнь, - насупившись, объявила я, и отвернулась, чтобы скрыть предательский румянец.
   Ответное молчание Властителя несколько затянулось.
   -Ты права по-своему, - негромко выговорил он, - Что это значит: "казнить смертью"? Разве смерть - наказание? Я бы казнил жизнью тех, кто сумеет вынести эту боль. Однако есть силы, чужестранка, которым неинтересно знать, нравится ли нам человеческое существование. Мы должны подчиниться, потому что во всем этом есть неведомый нам смысл. Может, когда-нибудь ты постигнешь его...и твоя ноша станет немного легче.
   -Нет такого благословения, которое не могло бы стать несчастьем, и нет такого несчастья, которое не могло бы обернуться благословением, - механически озвучила я общеизвестный афоризм.
   Вечно мне лезли в голову чужие афоризмы... Ему нечего было возразить на них, словно я придумала их только что. Я понимала его даже слишком хорошо, и он чувствовал это.
  

13. "Ожидание".

  
   Локвуд осуществлял второй принцип строительства крепостей, скорее оборонительный, но тоже весьма распространенный. Он находился в долине, и рассмотреть его с перевала было совсем непросто. Темные камни, из которых он был сложен в незапамятные даже по здешним понятиям времена, странным образом сливались с ландшафтом.
   Наш эскорт почти в полном составе шептался, что замок строили, должно быть, эльфы, раз он невидим постороннему глазу. Марго тут же записали в потомки волшебного народа, чему она очень смеялась.
   -Нет худа без добра, - заявила она, проследив, как от нее испуганно шарахнулся парнишка-конюх, - зато будут слушаться, и, быть может, лучше работать. А то всех заколдую! С меня станется.
   Мало того, что замок сливался с ландшафтом, его еще окружала совершенно первозданная лесная чаща. Я бы сказала, что в этом лесу ни разу не срубили ни одного дерева. И никаких проезжих дорог, как вокруг Скай-Холла. Не знаю, какими тропками мы пользовались, но обратной дороги я не нашла бы даже при угрозе для жизни.
   Тем не менее, наш довольно большой отряд прошел сквозь чащобу, как нож сквозь масло, без малейшего труда. Люди, населяющие Средневековье, учились сосуществовать с природой, и пока не помышляли бороться с ней, отстаивая свои права.
   Скорее, они обращались с ней, как с могущественным соседом, чья помощь может понадобиться в трудную минуту.
   Но как бы там ни было, эту дорогу я перенесла куда хуже, нежели путь до Скай-Холла. Оно и понятно: в этот раз я ехала не одна. Тошнота прекратилась, зато меня одолевала постоянная усталость и сонливость. Кроме того, все время на подходе были слезы, что я считала признаком самой крайней слабости. Я боролась с приступами жалости к себе как могла, но ни разу не одержала победы.
   От полной капитуляции меня удерживала только невозмутимая стойкость Властителя, сносившего походные неудобства без всякого видимого неудовольствия. Он покидал возок лишь в полной темноте, а длинные дневные часы коротал за задернутыми шторами, не то в полудреме, не то в размышлениях. Во всяком случае, мешать ему никто не смел.
   Не посмела бы и я, но он послал за мной уже на второй день.
   -Проведи пару часов со своим государем, - предложил он.
   Я послушно разместилась на мягких подушках возка и приготовилась слушать. Не таков он был, чтобы напрасно потратить этот холодный осенний денек.
   -Мы обставим их, - уверенно улыбнулся Властитель.
   Я так и не смогла до сих пор привыкнуть к его улыбке - одновременно властной и смущенной, и хулиганской, и скованной одному ему ведомыми условностями.
   -Государь, - с трудом произнесла я, - в нашей власти не столь много, как мне кажется. Возможно, мы могли бы...
   -Мы могли бы сохранить себе жизнь, женщина, - все чувства исчезли из его голоса, все, кроме властности, - И еще мы могли бы сохранить трон для наследника. И наказать мятежников. Но придется потрудиться. Не смотри так - нам не придется махать оружием. Всего лишь сплести паутину, в которой запутаются те, кто хочет выбраться из моей тени.
   Он помолчал, и сказал то, чего я не поняла сразу:
   -Они начали слишком рано.
   Следующие часы прошли в подробном обсуждении стратегии и тактики, и я наконец на себе убедилась, насколько неотразимо обаяние "великого вождя" и "любимого руководителя" в одном лице. Он говорил со мной не как с женщиной, а как с равноправным партнером в трудном предприятии. Если я чего-то не понимала сразу, он повторял, но так, что его мысль становилась моей, и никто не убедил бы меня в обратном. Пока я мыслила с ним заодно, ситуация перестала казаться мне безнадежной.
   Его власть выглядела крепкой, как никогда. Его личная охрана готова была воевать хоть со всем миром, лишь бы вывести из-под удара сюзерена. И у нас в самом деле был шанс на победу.
   Проговорив со мной так долго, что за окном возка бледный день сменился глубокой ночью, Властитель, вроде бы, не утомился. Но я следила за ним с повышенным вниманием, и заметила кое-что, не предназначенное для посторонних глаз. Паузы в его речи стали чуть длиннее, поза самую малость напряженнее, голос - немного глуше. Он устал. Но не подал бы виду ни за что на свете, ибо Властителю не полагалось этого простого человеческого чувства. Он утратил право быть калекой, получивши взамен право на огромную власть.
   Я уважала его стойкость, но не могла игнорировать очевидное: нам обоим нужен отдых.
   -Мне нужен отдых, - тихо призналась я с виноватой усмешкой, и даже слегка зевнула, прикрыв ладонью рот.
   Если бы я чувствовала его чуть хуже, решила бы, что в его ответном кивке нет ничего, кроме снисхождения.
   -Отдыхай, леди, - сказал он, - Нам еще понадобятся силы. И ничего не бойся.
   -Я не боюсь, - пожав плечами, я вяло удивилась собственному каменному спокойствию.
   Я и в самом деле не боялась ничего, ничего больше, и менее всего - смерти.
   Не прошло и нескольких часов следующего утра, как мы уже въезжали в ворота Локвуда. Я и не заметила за всеми своими проблемами, как быстро мы проделали остаток пути.
   -Будь как дома, - улыбнулась мне Марго.
   Ее улыбка светилась такой безмятежностью, что я тут же ей позавидовала. Мне-то было далеко до такого отношения к жизни... Нахально большой живот забрал себе мою жизнь, и диктовал мое поведение на все сто процентов. Когда он хотел, я ела, я спала, когда он требовал сна, если бывал чем-нибудь недоволен, я чувствовала себя отвратительно. Временами мне казалось, что и вместо мозгов у меня только это огромное, наглое пузо.
   Марго по сравнению со мной была неприлично изящной. Не напрасно слуги шептались о Старшей крови в ее жилах... Мало того, что она и впрямь была хороша, так еще и выражение лица постоянно имела насмешливо-снисходительное. Взирала на окружающих, точно на малых детей, заранее простив им все слабости.
   И она уже приехала домой. Еще один повод для зависти - я-то нигде не чувствовала себя, словно в родных стенах. Говоря откровенно, у меня просто не было родных стен. Сменив огромное количество эпох, я ни в одной из них не стала хозяйкой - всегда оставалась только гостьей, не смеющей обосноваться навсегда под теми или иными небесами. Впервые я поняла, что никогда не захочу обрести постоянное место жительства... Может статься, этого я боялась больше всего на свете.
   -Эй, ты что затосковала? - радушная хозяйка уже трясла меня за плечо.
   Я встряхнула головой, и постаралась прийти в себя. Иначе мне угрожал очередной приступ слезливости и ненависти ко всему миру.
   -Все нормально, - отмахнулась я, и отправилась на обзорную экскурсию.
   Локвуд показался мне совсем небольшим. Никакого гигантизма: аккуратные башенки, деревянные ворота, чисто выметенный двор...Местечко для счастливой семейной жизни. Уютное гнездышко, пустовавшее столько лет. Даже моросящий дождь не мог испортить его очарования. Я начала понимать, почему Марго так стремилась сюда. Настоящая Ариана Локвуд стремилась бы сюда неизмеримо сильнее.
   -Нравится? - по-моему, она ходила за мной по пятам, уж не знаю, с какими целями.
   Может, опасалась внезапного суицида, к которому я ни малейшей склонности не имела. А возможно, просто боялась остаться с чужим прошлым наедине. Уж слишком сильно затягивало ее это прошлое.
   Наши спутники с трудом разместились в этом камерном строении. Их не спасло ни наличие конюшен, ни помещения для слуг рядом с поварней. Охране Властителя все равно пришлось стать лагерем возле крепостных стен. Сэр Эллиот даже настаивал на этом, боясь нападения. Если б он еще знал, откуда его следует ожидать... Но Властитель настрого запретил мне болтать, и я молчала.
  

* * *

  
   День ото дня мое тело становилось все более тяжелым и неповоротливым. Я тихо ненавидела себя, но ничего не могла с этим поделать. "Сама виновата, связалась со средневековыми извращенцами, теперь расхлебывай", - выговаривала я себе, тяжело вываливаясь за ворота Локвуда на ежедневную прогулку. Стража у ворот взирала на меня с вежливым сочувствием.
   Марго же, как видно, не сочувствовала мне вовсе.
   -Вот родишь, и сразу вернешься в прежние пропорции, - снисходительно обещала она мне.
   Мне бы хоть капельку ее уверенности! Уже во второй раз в жизни я боялась, что никогда не верну прежнего веса и прежней легкости в движениях. На первый раз, помнится, все обошлось, но только из-за всяческих треволнений. Подумав об этом, я грустно фыркнула: и на сей раз я не была от них застрахована... Увы.
   Медленно, но верно я теряла человеческий облик. Так же было и в прошлый раз: все меньше занимали меня соображения морали и нравственности, сложные человеческие взаимосвязи и прочая интеллектуальная дребедень. Вместо этого на первое место вышли проблемы самочувствия, бытового удобства и инстинкт самосохранения. Может, я и не вела бы себя именно так, но на сей раз ритмы организма совпали с наступлением "периода спячки" в природе. Дорого бы я дала за возможность уснуть в какой-нибудь берлоге, но меня окружала какая-никакая, а все же цивилизация. В Локвуде не водилось берлог - только маленькие опочивальни с огромными каминами. Воистину, куда лучше, чем ничего. Я так и норовила пораньше удалиться в свою - жарко натопленную, с огромной кроватью, устланной множеством меховых одеял.
   Гулять мне хотелось все меньше, спать - все больше, и я не находила причин противиться себе. Нам с малышом нужен был комфорт. Благо, пока я могла не думать о той опасности, что нам грозила. Судьба подарила нам передышку, и я пользовалась ею вовсю. У меня и без того оставалось не так-то много сил.
   -К тебе посетитель, - прошептала мне на ухо Марго однажды противным осенним вечером.
   Я скривилась, словно от зубной боли. Только посетителей мне и не хватало. Сегодня мне без того досталось от измученного беременностью организма: весь день сводило ноги, ныла спина, и во рту не проходил металлический привкус, заесть или запить который решительно не представлялось возможным. Тяжело опустившись на скамью, я безнадежно выговорила:
   -Зови, кого там черти принесли...
   И время остановилось. Я ожидала увидеть кого угодно, только не его. Истерзанный тактическими построениями мозг отказывался понимать, как он миновал все кордоны охраны, вовсе не подняв шума.
   Всех мужчин, посещавших меня, я встречала, агрессивно выставив живот, а на моей физиономии в то же время можно было прочесть крупно написанный лозунг "все мужики - сволочи". В этот раз мне не хотелось так поступать. Больше того, я бы полжизни отдала, чтобы стать хоть чуть-чуть менее беременной.
   Неудачный день легко достиг апогея: я как никогда ясно осознала, сколь жалко выгляжу. Тяжко вздохнув, я приготовилась увидеть в его глазах отчуждение, насмешку, да, в общем, что угодно... Только не то, что увидела. Его глаза буквально излучали такое тепло и нежность, что я даже отступила на шаг, полагая, что вижу мираж. На минуту опустила взгляд, опять подняла его... Нет, мне не показалось, все так и обстояло на самом деле. Нежность и тепло. Мне захотелось зажмуриться, и немедленно исчезнуть из этой комнаты.
   Но я лишь судорожно сглотнула, отворачиваясь от него. Честно говоря, я вообще не слишком верила, что такое возможно.
   -Как ты здесь оказался? - странное дело, мой голос остался твердым и прохладным, словно я не испытывала никакого волнения.
   -Тайно, разумеется, - легкомысленно улыбнулся Дэнни, усаживаясь в кресло, и принимая из рук Марго кубок с вином.
   Марго была в восторге. Ну еще бы, благородный герой действовал в полном соответствии с канонами, будто имел перед глазами подробный романтический сценарий. Сполна насладившись ситуацией, она выплыла прочь из комнаты, плотно притворив за собой дверь.
   -И все же, что ты здесь делаешь? - я цеплялась за звучание собственного голоса, как за спасительную соломинку.
   -Приехал повидать тебя, госпожа...покуда меня не схватили люди Властителя.
   Все внутри меня оборвалось от его спокойного ответа.
   -С чего это ты им понадобился? - постаралась я воспроизвести его тон, выдавив даже к концу фразы кривую улыбку.
   До него мне было, впрочем, далеко. Дэнни расхохотался так весело, словно ему ничто не угрожало.
   -Я и до сих пор был у них точно рыбья кость в горле. А сейчас при дворе нашего сюзерена происходит что-то такое... Я не знаю точно, однако чувствую: им будет спокойнее убить меня, нежели опасаться удара еще и с моей стороны.
   Он внезапно оборвал свои циничные речи, и внимательно посмотрел на меня. Я постаралась скроить как можно более безмятежное выражение лица, но не очень-то преуспела. Надо было признать очевидное: мои старания не могли его обмануть.
   -Ты боишься за меня? - поинтересовался он, сосредоточенно сдвинув брови.
   -Да, - с отвращением признала я, - А...человеческая жизнь - довольно ценная штука, чтобы равнодушно взирать, как она подвергается опасности.
   В ответ он снова издал короткий смешок, способный вмиг лишить меня всякого самообладания. Пытаясь воспротивиться, я даже вроде бы разозлилась, но как-то неискренне. Честно говоря, злиться получалось плохо, можно сказать, не получалось вовсе.
   -Я люблю тебя, леди, - вдруг просто сказал он, так просто, словно его слова были рядовым комплиментом.
   Настоящий ужас испытала я, поняв, что он прекрасно знает, чей ребенок скоро появится на свет как наследник Властителя. И я должна была что-то отвечать на его признание - хотя снова не знала, что сказать.
   Затянувшееся молчание прервала Марго, ворвавшись в комнату, будто вихрь.
   -Быстрее! - страшным шепотом провозгласила она, - В замок прибыл сэр Роберт, и он идет сюда. Прошу вас следовать за мной.
   Дэнни учтиво поклонился ей, и согласно кивнул. Потом обернулся ко мне, и примирительно заметил:
   -Напрасно ты думаешь, леди, что я хочу от тебя каких-то слов. Видит ваш христианский бог, я хочу от тебя совсем другого.
   Через мгновение за ними захлопнулась потайная дверца, а я осталась приводить в порядок лицо и мысли, и чувства, и времени на это у меня, как обычно, было очень мало.
   Визит Дэнни придал мне сил на маленький спектакль, который я разыграла почти сразу же. Целью спектакля было, ясное дело, позлить Робби, а заодно посмотреть, насколько беспринципная персона оказалась моим мужем.
   Едва он ступил на порог моей спальни, я кинулась ему на шею. Главное было - не расхохотаться ему в лицо.
   -О, дорогой муж мой! - вскрикнула я, точно подстреленная, - Как я счастлива тебя видеть!
   Он слегка обнял меня, и тут же отстранил. Будь на моем месте беременная идиотка, роль которой удавалась мне так хорошо, она бы решила, что он относится с бережением ко мне и ребенку. И уж конечно, не заметила бы брезгливую гримасу, что перекосила его лицо. Я-то отлично ее видела.
   Горячая волна ненависти опалила изнутри мои щеки. Теперь, убедившись в своей правоте, я могла сыграть задуманное еще лучше. Мы как раз присели в кресла у камина, и Мэгги поднесла нам по кубку вина.
   -Как ты? - сухо спросил Робби.
   Все, что его интересовало - это чтобы "ступенька к трону" чувствовала себя хорошо. Скроив на лице выражение умиленной благостности, я ответила на поставленный вопрос:
   -Благодарю тебя за заботу, господин мой! Мы с малышом, слава Господу, чувствуем себя хорошо. Мы ни в чем не нуждаемся, так что ты можешь не тревожиться за нас.
   Он величественно кивнул. Дьявол, неужели он так легко поверил во всю эту комедию? Неужели он ни на секунду не усомнился в том, что женщина, ожидающая ребенка, меняется настолько радикально? Хитрость, тем не менее, уживалась в нем с наивностью - потрясающее сочетание. Пора было двигаться дальше.
   -Могу я попросить тебя об одной малости, господин мой? - вкрадчиво поинтересовалась я.
   И опять он ничего не заподозрил. Снисходительно кивнул, и приготовился выслушать какую-нибудь "женскую блажь". Как раз кстати на огонек заглянула Марго, ласково нам обоим улыбнулась и тоже присела возле камина.
   -Поклянись, супруг мой, что мы с малышом находимся в полной безопасности под твоей защитой, и нам ниоткуда не угрожает беда. Успокой меня, ты ведь знаешь, как мы, женщины, всего боимся.
   Состроив ему глазки, я безмятежно дожидалась, что за клятву он принесет. Деваться ему было некуда. Либо солгать, что невозможно из соображений сохранения чести, либо выкрутиться, что еще сложнее...
   Прервав затянувшееся молчание, меня поддержала Марго. Она лениво потянулась, и пропела, подмигнув мне:
   -Успокой ее, добрый господин! Твоя клятва столь нерушима, ее будет больше чем довольно - поклянись, что она и малыш под твоей защитой!
   Робби отвернулся, и я не могла увидеть его лица, но голос его был вполне уверенным, когда он ответил:
   -Что это ты разволновалась, женщина? Конечно, я клянусь, что ты и ребенок в безопасности. И не будем больше об этом.
   Против ожидания, я не только не расстроилась, но пребывала в полном восхищении. Это было совершенно особое чувство: ледяная ненависть в равных частях с презрением и восторгом. Мне выпала честь присутствовать при рождении нового типа правителя - правителя, которому уже совершенно не было дела до вопросов чести. Я бы даже поаплодировала такой удивительной беспринципности, но опасалась испортить игру.
   -Ты ума лишилась что ли - вызывать его на откровенность в такой момент? - набросилась на меня Марго, едва за Робби закрылась дверь.
   -Зато теперь мы знаем, что за человек мой муж, - отшутилась я, тяжело дыша.
   Ненависть душила меня, словно руки убийцы. И как убийце, я не могла ей противостоять.
  

* * *

  
   Я страдала, сходила с ума, ненавидела себя и мир вокруг, а ребенок плевать хотел на все мои проблемы. Он рос внутри меня, брал, что хотел, для строительства своего крошечного организма, и однажды посреди ночи решил, что сидеть внутри меня больше не желает.
   Я проснулась от совершенно забытого ощущения лужи под собой. Живот проснулся давно и уже вовсю жил своей жизнью. Как бы мне ни хотелось забыть об этом, следовало признать очевидное: началось. Почему-то эта мысль привела меня в страшную ярость, достойную какого-нибудь воина-берсерка.
   -Черт побери! - завопила я, перекрывая завывания ветра за окном. - Черт, черт, черт!
   Скорость, с которой в моей спальне возникла Марго, вполне тянула на сверхзвуковую.
   -Чего ты орешь? - встревоженно осведомилась она. - Тебе нужна помощь?
   -Небольшая. Если б ты была так любезна родить вместо меня...
   На это она растерянно развела руками.
   -Увы, только техническая поддержка. Рожать тебе придется самой.
   Меня скрутила новая схватка, и ответила я не сразу.
   -А я что делаю? Прикажи принести простыни, нагреть воды...ну, что там еще? Да позови же кого-нибудь! - слова выбирались из меня с таким трудом, словно их я тоже рожала, а не просто произносила вслух.
   Марго испуганно оглядела мою искаженную физиономию, и выкатилась за дверь.
   Я осталась наедине со своей болью, методично пытавшейся одолеть замордованный организм. Честно говоря, она была близка к победе. В то же время, я как бы смотрела на себя со стороны. "Раздвоение личности", - меланхолично отметило мое второе я, порхая неподалеку, и глядя на страдания двойника отстраненным взглядом.
   Я почти упустила из виду момент, когда комната наполнилась людьми. В дверях промелькнула физиономия Робби, и толстая повитуха мгновенно вытеснила его за дверь, разъяснив, что ему куда лучше будет ожидать результатов снаружи.
   -Малыш скоро появится на свет, леди, - ласково улыбнулась она мне после "первичного осмотра". - Ведь это не первые ваши роды?
   -Нет, - еле успела я выговорить между двумя схватками, - Вторые.
   -Ну вот, - улыбка повитухи стала еще шире, - я так и думала, стало быть, все пройдет быстро. Дышите глубже, госпожа.
   Мне казалось, что миновали целые века, но по общечеловеческим меркам прошло, видимо, совсем немного времени. Последняя судорога скрутила мое тело, и ребенок увидел свет. На руках повитухи лежал крохотный, красный комочек, орущий требовательно и звонко. Мне показалось, что он получает немалое удовольствие от самого использования своих маленьких легких по назначению. Во всяком случае, его крик звучал вполне оптимистично.
   Я смотрела на него и вспоминала то время, когда лихорадочно искала в личике другого младенца черты его отца. Я страстно желала тогда, чтобы их было возможно больше.
   На сей раз ситуация повторилась с точностью до наоборот: я выискивала в ребенке черты одного из трех мужчин, претендующих на место родителя, и не находила ничьих. Это был просто младенец, не похожий ни на кого из них, и похожий на всех одновременно.
   "Идеальный кандидат на сына Властителя", - грустно подумала я.
   Никому не пришло бы в голову приписывать отцовство другому человеку, кроме того, кто сам объявит себя отцом ребенка.
   -Дайте мне его, - потребовала я, расстегивая сорочку.
   -Никак вы, леди Анна, собрались кормить малыша? - изумленно поинтересовалась Мэгги, - Мы ведь нашли для него чудесную кормилицу, и вы сами изволили согласиться...
   -Ну да, - вяло согласилась я, застегивая ворот, - Да, конечно.
   Ничего глупее нельзя было придумать, чем кормить самой это историческое недоразумение. Не первое, но куда более странное, чем предыдущее. Я даже не могла четко определить свое отношение к этому ребенку. Отметив выражение ребяческой гордости от достигнутой цели на лице Робби, когда ему показали младенца, я испытала нечто вроде удовлетворения от хорошо исполненной работы. Но пока что это было все, что я почувствовала.
   Да мне и не дали почувствовать что-нибудь еще. Откуда-то мгновенно набежала толпа нянек и мамок, "наследничка" упаковали в какие-то необыкновенные наговоренные пеленки и утащили в неизвестном направлении. Никогда еще не видела, чтобы столько суеты творилось вокруг одного отдельно взятого младенца. Не успев прочувствовать заново всю прелесть материнства, я тут же лишилась ребенка - и все предназначенные для него чувства так и остались где-то на самом донышке моей души.
   Мы пробыли в Локвуде еще несколько дней, и когда удостоверились, что здоровью ребенка ничто не угрожает, тронулись обратно в Скай-Холл.
   Обратная дорога показалась мне куда короче. Может, потому, что чувствовала я себя значительно лучше, а может, из-за безмятежной погоды с ярким солнцем и сухим морозцем, видно, последним в эту зиму.
   Вроде бы только вчера мы выехали за ворота Локвуда, и вот уже подъехали к Скай-Холлу, и Робби снова принял хозяйский вид, и обычная средневековая жизнь пошла, как будто своим чередом.
   Только вот я все время ждала, когда же начнет исполняться то, что задумал мой муженек. Честно говоря, я даже почти не вспоминала о своем ребенке. Мне было просто не до него.
  

14. Смертные грехи.

  
   Самое странное, что я не испытывала ни грамма стыда от своего полного бесчувствия. Я как будто завершила некое ответственное дело, и обрела долгожданную свободу. Свободу делать что угодно, не оглядываясь назад. И волей-неволей я вернулась мыслями к пресловутому старинному убийству.
   -Кто же все-таки убил этих Локвудов? - спросила я себя вслух, прогуливаясь туда-обратно по большому залу.
   -Ты могла спросить об этом меня, леди. Их убил я, - раздался за моей спиной глухой голос, и я подпрыгнула на месте.
   Мне казалось, что я совершенно одна, иначе я не посмела бы произносить вслух чужие тайны. Впрочем, владелец тайны, как обычно, отирался поблизости, и сейчас с покаянным видом стоял за моей спиной - стоило лишь оглянуться, чтобы увидеть его удрученное лицо.
   -Ради бога, сэр Эллиот, - раздраженно воскликнула я, - Ну что вы вечно бродите вслед за мною?! Неужто у вас и вовсе не осталось больше никаких дел?
   На это он только вздохнул и неопределенно мотнул головой. Видно, следовало понимать его так, что именно я и составляю на данный момент все его дела.
   Раздражение мешалось во мне с растерянностью. Следовало бы поднять шум, позвать Марго, и пусть она сама разбирается с этим доморощенным убийцей, которого так страшно тяготят все его злодеяния. В то же время мне хотелось разобраться самой в этой старинной истории, покуда за разбирательство не принялись другие.
   -Ну ладно, - обреченно проронила я, - Рассказывай. Считай, что я тебя спросила.
   -Это то немногое, что тяготит мою совесть, - мрачно признался сэр Эллиот, - Все остальные, кому я помог раньше срока встретиться с Творцом, не могут упрекнуть меня в нечестной игре.
   -Но почему ты не оставил им жизнь? - средневековая целесообразность все же не была до конца доступна моему пониманию.
   Я рассуждала с позиций абстрактного гуманизма, который получил распространение гораздо позднее. Мой собеседник, в свою очередь, мыслил государственно, жестко, но совершенно оправданно.
   -Я не мог, - выговорил он, отводя взгляд, - Тогда мне пришлось бы встать на их сторону, а это было невозможно тогда... Как и сейчас. Я не могу позволить себе роскоши служить одновременно двум господам. Отец Властителя не допустил бы этого, да и сам Локвуд тоже. Мне пришлось убить их.
   Он до сих пор искал себе оправдания, искал, и не находил.
   Я собралась посочувствовать ему, но не успела.
   -Боже милосердный, я едва не поверила, что пора прекратить поиски, - шипение, внезапно раздавшееся за моей спиной, не могло быть человеческим голосом.
   И еще менее оно могло быть голосом Марго - симпатичной, слегка наивной и довольно легкомысленной девицы.
   Я еще не видела ее лица, но довольно было и физиономии сэра Эллиота. Он смотрел за мою спину так, словно перед его глазами стояла сама Смерть. Напряжение завладело всем его существом, поселилось в сведенных скулах, заставило тело сжаться, словно перед прыжком. Он не боялся, он готовился биться, и эта битва со Смертью была ему внове, ведь он впервые сражался не на ее стороне.
   Я сама застыла, как в детской игре "замри". Я-то отчаянно боялась оглянуться, боялась увидеть что-нибудь, чего не смогу перенести. Короткой фразы из уст Марго было больше чем достаточно, чтобы понять: с ней произошли необратимые изменения, и всей моей интуиции мало, чтобы их предугадать. Я ничего не знала о существе, занявшем ее место.
   -Отойди, - прошипело это существо, и положило мне на плечо ледяную руку.
   Я поспешно отодвинулась. В кои-то веки это была чужая война, мне в ней вовсе не было места. Укромных уголков в огромном зале было сколько угодно - оставалось выбрать самый темный, чтобы пропасть в нем, раствориться, и не мешать их смертельно опасной игре. Мне отводилась в ней, разве что, роль сидящего на прикупе.
   -Жаль, я не могу принести тебе ту смерть, что ты заслуживаешь, - холодно произнесла та, что была Арианой.
   Словно завороженный, сэр Эллиот шагнул к ней навстречу.
   -Покончи с моей проклятой жизнью, - неожиданно попросил он, - Я так долго ждал твоего прихода.
   Должно быть, я чего-то не понимала в этом человеке. Жизнь его и вправду не имела больше никакой цены. Он мечтал о смерти, и принял Марго за ее посланника.
   Она не обманула его ожиданий. Подняла руку, которая так уверенно сжимала кинжал, и неожиданно сильно ударила его в грудь.
   Сэр Эллиот беспомощно взглянул на меня. Его взгляд был уже отстраненным, словно он заглянул туда, куда не заглядывал никто из живых. Потом он покачнулся, взмахнул руками, стараясь удержаться от падения, но тяжело рухнул на пол возле моих ног.
   Я молча созерцала лежащее возле меня тело, и думала о том, сколь вовремя настигла его смерть. Никогда еще я не встречала более своевременной кончины.
   Марго, прислонившись к стене, разглядывала свою руку с кинжалом. Мне явно следовало приступать к операции по захвату... Тем более, что выбора у меня все равно не было. Как не было группы захвата за спиной, и хладнокровного судебного разбирательства в перспективе. И времени: если я хотела спасти жизнь своей непутевой подруги, то времени у меня не было тоже.
   Выброс адреналина в мою кровь состоялся, как видно, огромный: у меня даже голова закружилась от внезапного приступа безнаказанности.
   -Бросай нож! - потребовала я и опустилась на корточки возле трупа.
   Как ни странно, она повиновалась сразу же. Едва совершив убийство, она перестала быть ангелом мщения, воплощением смерти, которого я так испугалась. Теперь это была просто девушка, смотрящая вокруг пустыми, ничего не выражающими глазами.
   Нож тускло звякнул о камни пола, нарушив тишину. В этой тишине я изо всех сил старалась нащупать хотя бы тень пульса на шее сэра Эллиота. Напрасно, конечно: передо мной был только труп, труп, и ничего больше. Его долгая игра со смертью закончилась, и как бывает всегда, победила смерть.
   -Молодец! - глумливо похвалила я убийцу-дилетантку, - Свершила дело своей жизни. Вросла в эпоху по самую задницу. Поздравляю, и...
   Договорить я не успела. Вместо окончания своей гневной тирады мне пришлось подхватить Марго, которая вдруг принялась сползать по стене вниз.
  

* * *

  
   Очнулась она не скоро. Я сидела возле нее до самого рассвета, отирая со лба ледяной пот и прислушиваясь к еле слышному прерывистому дыханию. Как ни старалась, я не могла найти в своем сердце ни грамма ненависти. Сэр Эллиот был настолько готов к смерти, что сама его кончина тоже выглядела гармонично. И закономерно, если подходить к вопросу со средневековой точки зрения. Месть была неотъемлемой частью здешних традиций, и причина Марго выглядела не хуже любой другой. Наконец, стало ясно, что ее беспамятство затягивается, и я, машинально переставляя ноги, двинулась прочь из комнаты.
   Следующие несколько часов я в задумчивости бродила по территории замка. Никто не пытался завладеть моим вниманием: меня обходили с вежливой опаской, точно зачумленную. Уж не знаю, что за чувства ими двигали, но результат был налицо: шло время, а я оставалась одна. На ограниченной территории Скай-Холла это считалось почти сатанинской роскошью, привилегией изгоев, в которые я, похоже, угодила.
   Закрутивший меня водоворот событий понемногу ослабевал, и я не могла сказать наверняка, радует меня это или огорчает. Во всяком случае, я испытывала некое облегчение - чувство едва заметное, но устойчивое.
   Младенец пребывал на попечении невесть откуда взявшихся "мамок и нянек". Вроде бы их никто не нанимал и не приглашал, и тем не менее через день после рождения моего сына они стояли у ворот замка. С этого момента я не всякий день видела свое чадо, однако оно постоянно выглядело довольным и упитанным, и меня совершенно не мучила совесть по поводу плохо выполненных родительских обязанностей. Я постоянно искала в себе хоть немного любви к младенцу, и не находила ее ни капли, как ни старалась. Этот мальчик с рождения должен был иметь лишь одну любовь: его любила власть, она досталась ему еще до рождения, и он должен был научиться возвращать ей самоотверженную и страстную любовь. Единственно возможный, но жестокий вариант.
   Стоя посреди садика, я бессмысленно таращилась на закат. Вокруг творилось столько событий, что я перестала воспринимать их как нечто экстраординарное. Оставив надежду разобраться во всем, я почти растворилась в природе. Говоря по правде, это была единственная сила, равнодушная ко всему. Я смотрела и, как будто, черпала в ней спокойствие - больше взять его было неоткуда.
   Посмотреть же на природу стоило. "Завтра будет ветер", - думала я, и эта мысль заняла все мое сознание. Судя по закату, ожидался не просто ветер, а самый настоящий ураган.
   Тяжелые облака, расцвеченные снизу лучами заходящего солнца, нависали над самым краем горизонта. Багровый отсвет ложился на все вокруг, даже мои щеки, казалось, горели от этого равнодушного прикосновения.
   -Плохой знак, - раздался за моей спиной голос Дары.
   Я молча кивнула. Спорить с Посвященной не имело смысла, да я и сама чувствовала, что она права.
   -Природа не ошибается, - бог весть почему, но она решила объяснить свою мысль, - много крови прольется здесь очень скоро. Видишь эти облака? Кровь уже отражается на них...Мир вокруг скоро изменится, леди, умывшись кровью. Да ведь он безразличен тебе, верно?
   -Нет, - я едва не потеряла дар речи от такой напраслины, - этот мир не безразличен мне, я только...
   -Ты не можешь найти в нем своего места, - она не спрашивала, она утверждала, потому что знала, насколько права.
   -Я нигде не могу найти своего места, - мрачно констатировала я, - как ни стараюсь. Может, для меня нет места нигде?..
   Чего я не могла снести, так это ее взгляда, снисходительного и добродушного, точно взгляд на ребенка.
   -У каждого есть место под этим небом...под этим, или под любым другим. Мир велик. Не надо стараться к нему приспособиться - просто стань с ним единым целым, и он примет тебя так легко, что ты и не заметишь.
   С этими словами она удалилась, и еще некоторое время я провела в созерцании природы. Странно, никогда я подобным не увлекалась, а тут с искренним удовольствием предавалась этому простому занятию. Багровый отсвет угас, и меня окружили блеклые сумерки, когда Дара подошла ко мне снова.
   -Она очнулась, - положительно, она выполняла в замке роль пресс-секретаря. Причем на сугубо добровольных началах.
   Я не сразу поднялась со скамьи. Сказать, что мне не хотелось встречаться с Марго - значило ровным счетом ничего не сказать. Как ни старалась, я не могла больше воспринимать ее на одних со мной позициях. Она перестала быть человеком из моего мира, и совершенное ею убийство логически довершило процесс ассимиляции.
   Однако увидеться с ней следовало. И я со вздохом поплелась за Дарой в покои теперь уже настоящей леди Арианы.
   В первый момент мне показалось, что ничего не изменилось. Навстречу мне из кресла поднялась осунувшаяся Марго, и я приготовилась услышать от нее что-нибудь жизнеутверждающее. Но едва она раскрыла рот, все мои чаяния развеялись без следа.
   -Мне сказали, вы ухаживали за мной, леди Анна, пока я была в беспамятстве. Примите мою глубокую благодарность.
   -А...в общем-то, меня не за что благодарить, - я даже не сразу нашлась, что ответить.
   Вот тебе и раз: она не узнавала меня. То-есть не то чтобы не узнавала, но роднившие нас профессиональные обстоятельства явно изгладились из ее памяти. Адаптация бывшего Наблюдателя шла семимильными шагами, более того, сама природа, казалось, была на ее стороне.
   -Что ты...вы собираетесь делать? - мне было важно узнать это.
   Она сосредоточенно нахмурилась, не переставая теребить тонкими пальцами подол платья.
   -Я отправлюсь в монастырь святого Петра. Пробуду там послушницей сколько скажут, а затем приму постриг.
   -Что? - мне в самом деле показалось, будто я ослышалась.
   Чудовищное несоответствие не поддавалось никакой логике: остаться в другом времени для того, чтобы в нем НЕ ЖИТЬ? Запереться в обители, отбивать поклоны, любить Господа... Ничего страннее я не могла представить для этой девицы. Меж тем остановить ее было невозможно.
   -Я совершила смертный грех, - строго объявила она, глядя прямо мне в глаза, - И потрачу остаток жизни, чтобы постараться отмолить его.
   В моей жизни такое почти не случалось: обычно я могла сказать хоть что-нибудь по поводу текущей ситуации. В этот раз мне не только было нечего сказать: я даже не знала, что подумать. Она изменилась так внезапно и необратимо, что превращение никак не укладывалось в моей голове.
   Оставалось последнее средство добиться хоть каких-то эмоций от этой бестелесной тени... И я не посмела им пренебречь.
   -Джон Мэнли шлет тебе привет, госпожа, - бесстрастно произнесла я, ожидая в ответ целой бури эмоций.
   Я наивно полагала, что одно имя возлюбленного может привести ее в чувство. Оказалось, однако, что психоаналитик из меня никудышный.
   -Благодарю вас, - церемонно отвечала мне новая Ариана, - Передайте и ему мой привет тоже.
   Это действительно было все, она и знать его не желала, даром, что недавно согласна была даже ворожить на его любовь...
   -Но постойте, дорогая! - не выдержала я, - Еще совсем недавно ради благосклонности этого человека вы готовы были даже прибегнуть к колдовству.
   -Я? К колдовству? - ее недоумение выглядело таким искренним, что я усомнилась, не привиделась ли мне в кошмаре вся эта история со славянской ворожбой.
   Нет, если она и спятила, это не означает, что разума лишились все вокруг. У меня пропало всякое желание ласково увещевать эту совершенно чужую мне девицу - с Марго, которую я знала раньше, Ариана Локвуд не имела ничего общего.
   -Вы слышали мои слова, - ледяным тоном отчеканила я, - И если меня спросят, я под присягой повторю их снова. Вы занимались колдовством, чтобы привлечь расположение Джона Мэнли, управляющего замком Скай-Холл.
   Вот теперь-то у меня не осталось ни малейших сомнений: она каким-то чудом превратилась в девушку со средневековой психологией и средневековыми страхами. И хотя до знаменитой охоты на ведьм должно было пройти не одно столетие, она здорово испугалась моей угрозы.
   -Прошу вас, госпожа, - пролепетала она, - Не говорите никому об этом! Я в самом деле ничего не помню о том, как творила заклинания...
   -Ну да, - мне вдруг стало стыдно.
   Какое, в сущности, мое дело, как будет жить дальше эта чужая девица? Если ей нравится быть монахиней - пусть будет монахиней.
   Я в последний раз взглянула ей в лицо, убедилась, что от Марго там не осталось ничего, и равнодушно произнесла:
   -Так и быть, леди. Я сохраню твой секрет.
  
  

15. "Смена состава".

  
   Если бы все тайны, известные мне, были такими же невинными! Увы, в этом длинном списке преобладали тайны грязные и опасные для жизни.
   Замерев в узкой нише, я напряженно прислушивалась к разговору. Ничего нового о своем муже я узнать уже не могла, а вот о планах заговорщиков - сколько угодно.
   -...ты уверен, что иначе поступить нельзя? - голос Джонни звучал глухо и неуверенно.
   Если бы месяц назад мне сказали, что этот образец решимости и отваги способен говорить таким тоном, я бы просто не поверила. Но детская игра в подслушивание сделала свое дело - я уже ничему не удивлялась, просто ловила информацию и запоминала ее накрепко.
   -Сделаем, как решили, - твердо заявил Робби, - Завтра здесь будут люди Эрика, и тогда...
   -Ты позвал Эрика? - в голосе Джонни еще поубавилось решимости, но зато добавилось страха, - Эрик Гуннарсон - из тех, кого легче позвать в гости, чем отправить восвояси.
   Зато у Робби решимости хватило бы и на десятерых.
   -Мы справимся с ним, - сказал он, - после того, как он поможет нам справиться с нашими...противниками.
   Он пока не мог еще назвать своего сюзерена врагом, но уверенно двигался по пути, в конце которого маячила самая обычная измена. Мне вдруг стало так противно при мысли, что я жена этого лживого отродья, что я сплюнула себе под ноги от избытка чувств. Я не хотела предпринимать ничего для спасения собственной шкуры. Черт возьми, в этой странной эпохе легче было сохранить честь, чем жизнь!
   Единственно разумный способ устраниться от действительности представился мне очень скоро. Робби так настороженно косился в мою сторону, что я решила поместиться под домашний арест. Заточение это было почти добровольным.
   -Лучше запри меня, - хладнокровно заявила я Робби, когда в десятый раз поймала на себе его задумчивый взгляд, - Тебе будет спокойнее, господин мой.
   В этом обращении крылся термоядерный заряд сарказма, которого мой супруг, понятно, не заметил. Возможно, потому, что не захотел. Однако моим советом он воспользовался в тот же вечер.
   У дверей нашей общей опочивальни я обнаружила двоих воинов, которые со смущенным и скованным видом переминались с ноги на ногу.
   -Не стесняйтесь, ребята, - сказала я, скрываясь за дверью, - Будемте молиться, чтобы не вам пришлось меня прикончить.
   Они одновременно вздрогнули. Моя шуточка показалась им, видно, слишком черной.
   Дни я коротала за внезапно проснувшейся склонностью к шитью. Невесть откуда вылезло это умение превращать кусочки шелка и шерсти в распашонки и штанишки для новорожденного. Меня никто не навещал несколько дней, пока однажды, прямо посреди ночи, в мою импровизированную камеру не ворвалась Ариана.
   -Сидите, - сурово констатировала она.
   -Сижу, - подтвердила я, не испытывая ни капли стыда или страха.
   У меня была своя жизнь, и, видит бог, никого я не хотела в нее впускать. Ариана, однако, была другого мнения о моей частной жизни.
   -Отец Уорвик благословил меня на этот визит, - произнесла она без тени улыбки, - И велел кое-что передать вам.
   -Вот как? - саркастически усмехнулась я, - И что же вы мне скажете, леди?
   Тут она без всякого стеснения устроилась в кресле напротив меня.
   -Он велел передать, что Проклятого Дэнни схватили люди Лорда Роберта. И что Властителю угрожает опасность. Настоящая опасность - он сказал, что вы поймете.
   Я мрачно кивнула. Конечно, я понимала, о чем он. Только вот поделать ничего не могла ни в одном из обоих случаев, как бы мне этого ни хотелось. Странно, что именно ее святой отче избрал вестником...Хотя, если вдуматься, сейчас она выглядела идеальной иллюстрацией его утопических идей. И он не мог не питать к ней теплых чувств.
   При мысли о том, кем она была и во что превратилась, я испытывала чувство легкого недоумения. Все потому, что сама счастливо избежала (ну, или почти избежала) соблазна стать частью какой-либо эпохи.
   Как бы там ни было, но я не хотела больше знать ее.
   -Благодарю вас за сведения, что вы потрудились доставить мне, - никогда в жизни ни с кем я не говорила так отстраненно и высокомерно, - Но сейчас прошу вас покинуть меня. Я утомлена, и хотела бы остаться одна.
   В ее глазах промелькнуло что-то, возможно, тень воспоминания, но больше она ничего не сказала. Встала, едва наклонила голову и скрылась за дверью.
   Венцом "ночи посещений" оказался липовый отец моего ребенка. Надо было видеть победоносную физиономию монаршей персоны, когда его кресло вплыло в мою "темницу".
   Я поспешно отложила рукоделье и поднялась... По-моему, он не заметил моего поклона. Но я посмела заговорить первой - так была удивлена.
   -Что привело вас ко мне, государь? - риторический вопрос, ответ на который я отлично знала, тоже остался без ответа.
   Он не желал тратить ни минуты нашего общего времени. У нас и без того оставалось его совсем немного.
   -Мой наследник (сколько великолепной насмешки звучало в его словах!) скоро будет под охраной двигаться по пути в мой замок. Собирайся, леди.
   Я фыркнула с плохо сдерживаемой яростью:
   -Господь милосердный, я-то зачем понадобилась вашей милости? Я сделала свое дело, как ни старайся, больше никакой пользы из меня не извлечь. Оставьте меня заложницей супруга, и поступайте с наследником, как вам угодно, государь.
   Его ответный смешок был куда более миролюбивым.
   -"Оставь меня наедине со смертью"? Никогда бы не подумал, леди, что ты так уж торопишься с ней повстречаться. Не спорь со своим сюзереном. Собери самое необходимое, времени нет совсем. Я жду.
   И повинуясь его знаку, дюжие носильщики водрузили кресло в углу комнаты. Властитель выпрямился, и приготовился наблюдать за моими сборами. Похоже, он собирался даже поучаствовать в выборе платьев, лишь бы я не затягивала этот процесс.
   Монаршая воля его была поистине непреклонна. Не в силах сдержаться, я расхохоталась прямо в его насмешливое лицо.
   -Государь, ты свободен. Со мной совсем другое - у меня множество личных обяза...э-э...обетов, которые я должна исполнить во что бы то ни стало.
   Похоже, я нашла верные слова.
   -Что ж, - выговорил он, сдвинув брови, - Хорошо. Если тебя что-то держит здесь - оставайся. Но здесь опасно. Позволь хоть оставить тебе пару верных людей для охраны.
   -Благодарю за заботу, государь, - отвечала я с достоинством, - но мне не нужна помощь. Если мне суждено выбраться, значит, так тому и быть. Если нет - на это тоже воля высших сил. Что проку спорить с ними?
   Он кивнул с выражением крайнего одобрения на лице.
   -В тебе точно есть кровь королей, женщина. Жаль, что ты не воин. Хотя...может, только поэтому ты до сих пор жива.
   Мы переглянулись и обменялись короткими, мрачными смешками.
   Властитель махнул рукой, и его кресло выплыло за порог. А я осталась выстраивать линию поведения. Причем, королевская кровь во мне в это время молчала.
   Однако в одиночестве я пробыла недолго. Меня снова начали одолевать посетители. Еще не наступил рассвет, как на пороге моей опочивальни возник Джон Мэнли, с видом крайне смущенным и растерянным.
   -Вам известно, что случилось? - его вопрос был чисто риторического свойства.
   Понятно, сидя под замком, знать я ничего не могла. Единственно доступные мне сведения поставляли няньки Наследника, но все они касались питания и стула новорожденных младенцев, а отнюдь не политических коллизий, происходящих снаружи.
   -Неизвестно, - односложно ответила я, не отрывая глаз от вышивки.
   Мне особенно удавалась гладь, и я размещала ее повсюду, где это было возможно. Крошечную распашонку уже украшали два букетика фиалок, три бантика и охранительная руна. Я сделала с десяток стежков, прежде чем подняла на Джона глаза.
   Он молча следил за моей работой, и выражение лица его было каким-то...опрокинутым. Тут я поняла, что произошло нечто из ряда вон выходящее.
   -Властитель мертв, добрая госпожа, - в безличной вежливости Джона затаилось отчаяние.
   Что бы он ни говорил, как бы ни поддерживал братца в его устремлениях, утратив вождя, он испытывал ужас. Ужас раба, оставшегося без господина.
   Лоскуток с вышивкой в моих руках внезапно стал свинцово тяжелым. Я же знала, что здесь должно произойти нечто...Но именно этого не должно было случиться, ни за что...
   -Этого не может быть, - механически произнесла я, стараясь осознать невозможное.
   Мне предстояло разрешить загадку: кто же, черт возьми, будет править дальше, если государство в целости и сохранности, а государь уже заплатил жизнью за все, что успел. "Кто?" - вот вопрос, ответ на который я обязана была узнать во что бы то ни стало.
   Если бы я заранее знала ответ - ни за что не смолчала бы. Но в ту минуту сказать мне было еще нечего.
   -Он даже сказал мне...
   -Что бы он ни сказал тебе, женщина, - отказался от формальностей Джон, - теперь это не имеет значения. Он мертв, и его престол достанется сильному...или тому, кто окажется быстрее.
   Произнеся это вслух, он понял, что действительно должен поспешить. Торопливо мне поклонился и исчез за дверью.
   Я смотрела на аккуратные стежки вышивки, медленно приходя в себя. У Робби имелось все, чтобы обштопать судьбу, и выйти победителем в затеянной так давно авантюре. В его руках был наследник, и была сила, и сознание собственной правоты - безупречный набор шансов на победу.
   Устранившись от развития интриги, я ничего не выиграла: события, не спросившись, опять раскручивались все быстрее, захватив в этот водоворот и меня.
  

16. Представление у "королевского камня".

  
   Мало мне было визитов - на пороге появился мой супруг. Только что захваченная в руки власть произвела необратимые перемены в его почти детском лице. Без следа исчезли ямочки на щеках, скулы выступали резко и жестко. Крупный нос почти славянской лепки угрожающе навис над линией губ. Рот прихотливо изогнулся в надменной и жестокой гримасе... Я не узнавала "простака Робби", не узнавала, разрази меня гром!
   Да будь все проклято, я не узнавала никого из моих уже давних знакомых, из этих, как мне казалось, обычных людей Средневековья! В момент потрясения они с легкостью отказались от своих лиц, и характеров, и поступков - как нарочно для того, чтобы я перестала их узнавать.
   -Следуй за мной, женщина, - приказал он, и я даже не смогла как следует удивиться.
   Я испытала только чувство легкого недоумения, глядя в глаза своего супруга. Хотя...мой супруг - лорд Роберт Мэнли, верный слуга Властителя - выглядел совершенно иначе.
   Положительно, эта мысль меня успокоила. Я выходила замуж вовсе не за этого монстра, способного на все ради достижения власти. Мой супруг был самым верным из вассалов, и сложил бы голову за своего сюзерена. Неважно, кто был этот жестокий мужчина, довольно того, что он был опасен. А значит, я должна была защищаться.
   Робби тащил меня по коридору, потом по галерее, а я ничего не видела и не слышала вокруг себя, кроме однообразного шелеста звеньев его кольчуги. "Это не он. Это не он", - так же тихо звучало в моей голове. Надо было как-то спасаться из жестких лап незнакомца с лицом Робби, но я и понятия не имела - как.
   Его совершенно не заботило мое передвижение. Я должна была попасть во двор любым способом, хоть волоком... Спускаясь по лестнице, надо было заботиться об одном - как не пересчитать ступени носом.
   -Поторопись, - односложно бросил он, и мы вывалились во двор.
   Сказать, что двор был переполнен - значит не сказать ничего. Толпа народу колыхалась и гудела, точно живое море. Однако перед нами тут же образовалась тропа, ведущая к деревянному "трону", стоящему на небольшом возвышении. Робби, видно, решил максимально торжественно обставить свою "коронацию", хотя ему и без того никто не посмел бы помешать.
   -Зачем тебе все это, господин? - как могла скептически хмыкнула я, - Все решает сила, а у тебя ее - сколько угодно. И никому нет дела, кто займет место Властителя.
   Человек, занявший место Робби, хитро ощерился (никогда не видела ничего уродливее, чем эта мимолетная гримаса):
   -У власти нет лица, леди. Государь - не лицо. Это одна только власть. И чтобы обрести всю ее без остатка, я должен стать Властителем. Тогда никто не отнимет...
   Договорить он не успел. В этот момент мы как раз достигли трона, и он тычком установил меня рядом с ним. По другую сторону я с ужасом обнаружила Дэнни собственной персоной, который криво улыбнулся мне и отвесил легкий поклон.
   -Ну что, раз все претенденты на престол в сборе, ты можешь приступать, - благосклонно разрешил он Робби, чем вызвал у того приступ животной, неконтролируемой ярости.
   Мой супруг вскочил с трона, на который уже было воссел, и встав перед Дэнни, принялся избивать его изо всех сил. А сил у него, надо сказать, имелось немало. Робби метелил его с такой яростью, что передо мной предстал очевидный факт: он прекрасно знал наш общий маленький секрет. Он ненавидел Дэнни по многим причинам, самой весомой из которых было его настоящее, а не придуманное отцовство. Да еще кошачья улыбка не сходила с разбитого лица моего давешнего похитителя. Связанные руки мешали Дэнни оказывать сопротивление, но вырвать у него язык Робби как-то не догадался.
   -Ты же бьешь не меня, а свою совесть, добрый сэр, - насмешливо протянул он, с трудом разогнувшись после очередного удара, - Трудная задача. А если развяжешь мне руки, совесть еще и даст тебе отпор.
   -Ну да, ты же ведьмино отродье, - злобно каркнул Робби, обрушивая на него новый град ударов, - Ты же можешь читать по глазам, скажи мне, что ты видишь в моих?
   Глупец, он не знал, на какой удар нарывается. Это было все, что мог Дэнни, но, видит бог, он мог совсем немало!
   -В твоих глазах? Я вижу поражение, - сплюнув кровь на землю, хмыкнул он, - такое поражение, которого ты не сможешь пережить. Ты спросил - я ответил. Надеюсь, ты не обидишься, добрый сэр.
   -Говорят, слова не убивают, - ласково прошипел Робби, - Так это неправда. Иногда они могут укоротить жизнь. Ты не проживешь долго, ублюдок. Ровно столько, чтобы увидеть, как я стану Властителем.
   На это Дэнни только безмятежно пожал плечами, мимолетно поморщившись от боли в ребрах. Я подумала, что несколько из них сломаны, и почувствовала под ложечкой противный холодок. Верно, что совсем ничего не боятся только люди, напрочь лишенные воображения.
   -Я слышу то, что никто не посмел бы сказать у трона законного государя. Эй, лорд, а ты уверен, что это место - твое? - лениво процедил сквозь зубы гигант, стоящий с кучкой своих спутников немного в стороне.
   "Эрик Гуннарсон, которого легче пригласить, чем прогнать. Хочет получить свой кусок от нашего пирога", - подумала я, разглядывая шкуры, которые служили ему одеждой, его прозрачные голубые глаза и неимоверно грязные белокурые волосы, стянутые у лба кожаной тесьмой. Этот прихиппованный персонаж смотрелся угрожающе даже среди местных воинов - наверно, так и должен выглядеть настоящий профессионал-наемник.
   -Не знаю, как насчет речей этого помешанного, - в тон Эрику презрительно отозвался Робби, - но никто не посмеет усомниться в том, что я и есть Властитель. Слышишь, ты, дикарь? Это говорю тебе я, Властитель Большой Северной Земли.
   Мечи как будто сами вылетели из ножен викингов. Вокруг трона сжалось кольцо защиты. Однако не так прост был "специальный гость", чтобы не осознать, что он в проигрышном положении. Повинуясь его знаку, наемники тоже сомкнули вокруг него кольцо, и принялись отступать к воротам.
   -Ладно, - непринужденнно проговорил Эрик, - Мы уходим. Встретимся в другой раз, когда силы будут равны. Желаю тебе сдохнуть в забвении, лорд.
   -И тебе того же, дикарь, - не остался в долгу Робби, - Так и быть, я разрешаю тебе и твоим людям уйти. Пропустите их.
   Перед наемниками образовался живой коридор, по которому они, не размыкая кольца, с животной ловкостью исчезли с наших глаз. Я почувствовала тошноту от внезапной мысли: теперь нет никого, кто хоть в теории мог бы сыграть на моей стороне.
   -Вот и все, - мой голос прозвучал в тишине так громко, что все повернулись в мою сторону, - Добавить здесь больше нечего. Вы все слышали волю государя. Его наследник...
   -Этот ребенок - сын другого человека, - мой голос выглядел жалкой тенью по сравнению с голосом старухи Дары, возникшей в этот момент на ступенях крыльца.
   Она стала как будто выше, и речь ее разносилась, похоже, по всей территории замка.
   Колдунья прошествовала мимо толпы вассалов прямиком к трону, на котором выпрямился Робби, вцепившись руками в подлокотники. Его план рушился без остатка, причем в самый последний момент. Я же прислушалась с искренним интересом. Внезапно мне показалось, что Дара вовсе не желает посягнуть на власть - ее интересует лишь восстановление справедливости. И я не ошиблась.
   -Я осмотрела младенца, - заявила Посвященная, - На его теле нет ни одной особой метки, кроме..
   Ну, конечно, разрази меня гром, как я могла забыть! Крошечное сердечко на левой лопатке малыша, точь-в-точь такое же, как у Дэнни. "Фамильная метка", - сказал он мне тогда. Именно так все и происходит в дамских романах, вот уж никогда бы не подумала, что моя жизнь станет сюжетом для одного из них. И конечно, именно в этот момент я встретилась глазами с Дэнни, и поняла, что он думает сейчас о том же, о чем и я. Но и это было еще не все.
   -Благородные господа, вас ввели в заблуждение! - голос Дары, и без того громкий, теперь зазвенел, словно могучий колокол, - Если дитя - наследник Властителя, то Властитель - не тот, кто сидит сейчас на Престоле Великих Королей. Пусть лорд Мэнли пройдет испытание на Кричащем камне!
   -Пусть пройдет испытание, - заропотали вассалы, - Пусть докажет, что он и есть Властитель!
   Робби, однако, было не так легко запугать. Он величественно поднялся и направился во двор, к предмету испытания. Вот он ступил на него, и я заткнула уши: меня неоднократно предупреждали, что камень, попираемый особой королевской крови, издает оглушительный писк.
   Шли тягучие, как патока, мгновения, но камень молчал. Черт, я могла бы и догадаться! Конечно, он молчит. Он и должен молчать, где это видано, чтобы камни кричали! Больше я не могла оставаться в стороне.
   -Послушайте меня, благородные господа! - я снова выступила вперед, - Все вы знаете, что меня считают особой королевской крови. Сейчас я докажу вам, что камень не может распознать, кто достоин занять престол, а кто - нет, - и с этими словами я взобралась на камень. Встала на него...и тотчас едва не свалилась на землю.
   Камень "закричал". Да еще как, все предупреждения не могли подготовить меня к такой громкости звука, раздающегося откуда-то из середины камня. Должно быть, моя кровь была очень королевской, мрачно пошутила я мысленно, если он так орет. С трудом распрямившись, я поймала насмешливый взгляд Дэнни. "Ну что, королева, - говорил этот взгляд, - не желаете ли вы занять этот спорный престол? На него и так много претендентов, одним больше, одним меньше, что за беда!"
   Сперва за моей спиной послышались негромкие голоса, произносящие одно только слово "измена". Слово звучало безобидно и не предвещало поначалу никаких потрясений для окружавших меня людей. Но вместо того, чтобы отзвучать и затихнуть, оно становилось все громче и громче. Из безобидного становилось опасным, затем - грозным, затем заглушило все остальные звуки, рокоча вокруг нас, точно раскаты грома.
   Почти оглохнув от "каменного голоса" и воплей вокруг, я шагнула вниз. Шагнула...и не смогла достигнуть земли. Вместо спасительной твердой почвы я угодила в объятия Робби, ледяные и ненадежные, словно зимнее море.
   -Не торопись, леди, - голос моего супруга звучал так властно, что я затормозила, и не успела отстраниться, - Ты - мой пропуск за пределы замка. Не шевелись, не то я попорчу твое тело парой шрамов.
   Возле моего горла замер узкий клинок кинжала. Замерло и все кругом. Мое сознание, погруженное в мгновенный стресс, выхватывало из окружающего мира лишь эпизоды, крошечные осколки, каждый из которых в обычное время мог надолго лишить меня самообладания.
   Джонни, застывший в движении на помощь брату, с лицом, перекошенным от сочувствия ко мне.
   Дара, хладнокровно наблюдающая за тем, как вершатся предсказанные ею события.
   Дэнни, готовый ко всему, как бы не повернулось дело. Сам он, и его взгляд, гипнотизирующий мое лицо. "Я не могу помочь тебе, не дай же себя убить", - эти слова почти прозвучали вслух, до того явно они читались в его глазах. Я столько заметила за эти короткие мгновения, будто миновали не секунды, а месяцы.
   Адаптация в средневековых буднях прошла успешно: о смерти я не думала совсем. Просто отчетливо чувствовала кожей прикосновение металла, и готовилась совершать любые резкие движения, которые могли бы меня спасти.
   -Я не собираюсь убивать тебя...если все пойдет, как надо, - сообщил Робби, аккуратно перемещая руку с кинжалом выше по моему горлу.
   -Спасибо, благородный лорд, - саркастически выплюнула я в ответ, с трудом проталкивая слова сквозь прижатую к горлу сталь.
   "Благородный лорд" прозвучало, как самое грязное ругательство, и я мысленно похвалила себя за математическую точность интонаций. Робби, видно, тоже оценил ее: кинжал в его руке дернулся, и нарисовал тонкую кровавую линию на моей коже.
   -Не шути со мной, леди. Я говорю всерьез, - еще бы, я нисколько не сомневалась в серьезности его намерений, скорее - порядочно ее преувеличивала.
   -Знаю, - отозвалась я, осторожно сглатывая слюну, - И вовсе не собиралась шутить. Если ты хочешь выбраться отсюда, пойдем. Чем скорее закончится наше общее приключение, тем лучше.
   Короткие фразы, которые я произносила, должны были отвлечь его. Я надеялась, что смогу-таки ускользнуть из его железных объятий. Краем глаза я заметила движение в толпе рядом с нами. Люди сэра Эллиота даже после смерти командира продолжали заботиться о моей безопасности. Я подумала, что, наверно, просто вошла у них в привычку, и криво улыбнулась, невзирая на остроту момента.
   За те мгновения, что я бессмысленно улыбалась, ситуация переменилась коренным образом. Оказывается, операции по захвату проходят так быстро, что не все успевают это заметить. Я увидела лишь несколько теней, метнувшихся к нам с разных сторон.
   Меня во мгновение ока отшвырнуло в сторону, а Робби оказался зажатым в угол двора. Но тут ему на помощь пришел брат:
   -Кто верит мне - на помощь вашему сюзерену! - завопил он, бросаясь на прорыв "вражеского кольца".
   И с десяток воинов двинулись за ним, на ходу смыкая строй. Я в который раз меланхолично поразилась тому, как быстро вершатся подобные дела. Еще несколько тягучих, будто мед, минут, и Робби "вышел из окружения". Он тоже скрылся за воротами (которые так никто и не подумал закрыть), и круг претендентов на власть сократился тем самым на одну персону.
   Только оказавшись на безопасном расстоянии от Робби и его кинжала, я поняла, как близко подошла к собственной смерти. Свинцовый холод мгновенно разлился по телу, в голове осталась одна только пугающая пустота, и никто, кажется, не смог бы добиться от меня никаких разумных действий.
   -Идем, люди хотят услышать от тебя правду, госпожа, - Дара не собиралась принимать в расчет мое состояние, и мне просто пришлось покориться.
   Совершенно механически я прошагала сквозь толпу обратно в центр двора, и остановилась, безвольно уронив руки. Я не знала, что должна сказать, более того, это импровизированное партсобрание начало раздражать меня не на шутку. Правда, Дара совсем неплохо чувствовала себя в роли парторга.
   -Скажи им. Скажи, кто отец Наследника, - задушевно предложила она, кладя руку мне на плечо.
   У меня оставалась ровно минута, чтобы прийти в себя. "Давай же, возьми себя в руки...пока тебя не взяли в руки другие", - уговаривала я себя, лихорадочно осматриваясь вокруг.
   Среди вдумчивых физиономий, дожидающихся моей речи, выделялось насмешливое лицо Дэнни. Он безмятежно массировал закованные руки, и тоже ждал, что я скажу.
   "Ты же знаешь, что я должна сказать... Говорить?.." - постаралась я спросить его взглядом.
   После моей жалкой попытки контакта насмешка в его лице зашкалила за критическую отметку, и он молча развел руками, насколько позволила цепь.
   На секунду я представила себя кликушей, вопящей во всю ивановскую: "Это он! Он!" Уж кем я ни за что не хотела выглядеть, так это истеричкой. Однако тяжелый ком горючих слез намертво застрял в горле - ни туда ни сюда. Все, на что я оказалась способной - молча указать на Дэнни. Мне показалось, что в этот момент Дара вздохнула с облегчением. Сам Дэнни только покачал головой с шутливой укоризной. "На что ты обрекаешь меня, жестокая!" - явственно читалось в его взгляде. Это легкомысленное существо, живущее лишь в своем мире, абсолютно не представляло себе, во что ввязалось с моей легкой руки.
   Парадоксальный ум Посвященной нашел именно те доводы, которые без возражений склонили бы на нашу сторону и куда более изощренных противников.
   -Если этот ребенок - сын и наследник Властителя, стало быть, его отец - Властитель? - задала она как будто совершенно бессмысленный вопрос.
   Я просто замерла на месте, будто меня пригвоздили к стертым камням двора: надо же придумать такой простой и такой безотказный ход! Обратная логика дала прекрасный результат - немного демагогии, немного личного обаяния, и аудитория полностью оказалась в руках Дары.
   Вокруг воцарилось напряженное молчание. Народ ждал, когда им в руки упадет готовое решение. Они доверяли нам - и ждали, что мы не обманем их доверия.
   -Если отец этого ребенка - Дэнни Бликхерст, стало быть, он и есть...
   Она даже не договорила. Последние слова утонули в приветственных криках.
   -Слава!
   -Слава Государю!
   -Слава наследнику!
   В первый раз за все время я почувствовала острое желание перекреститься. Пронесло... И как раз в этот момент поймала острый насмешливый взгляд отца Уорвика. "Все приходят к Господу рано или поздно, так или иначе..." - вспомнила я его убежденные слова.
   Едва отзвучали приветственные крики, на всех нас опять повела наступление вязкая, душная тишина. И в наступившей тишине явственно прозвучал шелест пастырской одежды: отец Уорвик величественно направился к Дэнни, с которого слуги уже сноровисто стаскивали цепи.
   -Опустись на колени, сын мой, - невозмутимо произнес святой отец, - Свершилось - Господь прощает тебе все прегрешения. Опустись же на колени, я благословлю тебя.
   Я изумленно следила за молниеносным поединком их взглядов, В результате которого Дэнни все же опустился коленями прямо в жидкий снег и терпеливо снес божье благословение.
   "Политики..." - возмущенно - или восхищенно? - подумала я.
   Я даже не могла решить, кто из них проявил больше иезуитской изобретательности: святой отче, так легко принявший обратно в лоно истинной церкви страшнейшего, по его словам, отступника, или сам отступник, выказавший подчинение религии, которой на самом деле вовсе не признавал.
   Народ, впрочем, был доволен. Зрелищ он получил предостаточно - я мысленно прикинула, сколько новых легенд родится после событий этого судьбоносного дня, и тихо засмеялась.
   -Если бы тебя короновали так внезапно, ты бы не смеялась, не так ли, госпожа? - услышала я голос Дэнни.
   В его интонациях я расслышала даже некоторую обиду - ну еще бы, свалить такое на его безответственную персону...Любой из присутствующих мужчин благодарил бы всех богов сразу за подобное везение, но только не он. И по закону подлости, "везение" свалилось именно на него.
   -Вряд ли это можно считать подарком судьбы, - задумчиво отметил Дэнни, - Хоть надорвись я в имперских амбициях, мне все равно не выбраться из тени Властителя. Ты сама знаешь, госпожа, что я неспособен к созиданию. Скорее я склонен предоставить каждого его судьбе, а это не тот принцип, что укрепляет большие государства.
   -Ничего, - саркастически ухмыльнулась я, - займешься сначала идеологией...ну, тем, во что людям необходимо верить. Если уж тебе так не нравится христианство... Но в общем-то, и его вполне можно поставить на службу монаршим надобностям. Отец Уорвик поддержит тебя, вот увидишь.
   -Они все поддержат меня. Теперь, когда все устроилось, никто не захочет ничего менять, - проницательно изрек он, - Разве что, может, Мэнли да его братец... Но и они не станут упираться долго. Они потеряли свой шанс.
   -А что помешает им снова попробовать? - с любопытством осведомилась я.
   Он как-то печально усмехнулся.
   -У них же больше не будет тебя, госпожа. Дело не в том, что ты способна принести мужчине дитя. Просто рядом с тобой не страшно даже перед лицом смерти. Если бы ты осталась рядом со мной сейчас, я был бы счастливейшим из смертных. Но ты ведь не останешься?..
   Ледяной ветер, которого до сей минуты я совершенно не замечала, пробрал меня до костей. Он не шутил. Не смела шутить и я.
   -Нет, - я помотала головой, и на подгибающихся ногах проследовала в замок.
   Он не пытался удержать меня. Но смотрел мне вслед, как тогда, со стены своего замка. Мне жег спину его взгляд, и все-таки я не оглянулась. Перед моими глазами в это время стояла длинная дорога, конец которой терялся за горизонтом. По ней я должна была идти одна.
  

17. "Я почти попала в хроники..."

  
   Как-то незаметно на замок спустилась ночь. Моя последняя ночь в этой эпохе: утром я должна была вернуться домой. Я сама назначила себе такой срок, чтобы не поддаться на колебания. Как ни близки казались мне сейчас все обитатели средневековья, но нужно было возвращаться. Я узнала все, что должна была узнать, сделала все, что могла сделать, и не должна была больше вмешиваться в события, в которых и без того увязла с головой.
   Вместо здорового крепкого сна, я до утра просидела в темноте, раздумывая о том, что ждет всех их дальше. Как ни странно, я ощущала со всеми ними самое настоящее, кровное родство.
   Ночь заботливо укрывала все страхи, надежды и амбиции этих людей. Где-то неподалеку дожидались своего часа братья Мэнли, на могиле сэра Эллиота еще не выросла трава, маленький наследник огромного государства сопел в своей кроватке под присмотром кормилиц и нянек, а Дэнни ворочался в постели, стараясь примириться с ответственностью, неожиданно свалившейся на его легкомысленную голову.
   Одним словом, у всех были свои заботы, а мне пора было отправляться восвояси. Я узнала все, что хотела, и теперь была склонна предоставить каждого его судьбе. И себя, конечно, тоже.
   Я была почти никем, лишь отражением чужих надежд, интриг и желаний. Меня никогда не существовало в этом однозначном, бескомпромиссном мире.
   -Ты просто не отсюда, - убедительно произнесла я вслух, зажгла свечу и подошла к зеркалу.
   Почему-то мне захотелось убедиться, что я есть на самом деле, а не только в чьем-либо воображении. Тускловатая поверхность стекла равнодушно заглянула в мои глаза... И мне показалось, что я не вижу своего отражения.
   Нет, я отражалась в мутном стекле. Но глаза мои были пустыми, и тело казалось легким, почти невесомым, и все мысли оставили мозг...Меня на самом деле почти не было. Пустой формой - вот чем я стала. Оставалось ждать, каким новым содержанием наполнит ее жизнь.
   В дверь тихонько стукнули, и на пороге появилась Дара. Конечно, она-то не могла не заметить моих страданий. Она вообще была единственным человеком, который замечал действительно все вокруг.
   -Завтра ты покинешь нас, - утвердительно произнесла она, присаживаясь на край кровати, - И я пришла утешить тебя, госпожа.
   -Не надо меня утешать, - я упрямо мотнула головой, отрицая очевидное.
   Если я в чем-нибудь и нуждалась, так именно в утешении.
   -Я скажу тебе кое-что, - голос Посвященной звучал мягко и монотонно, и я сама не заметила, как понемногу стала успокаиваться, - Даже если сейчас ты не поймешь моих слов, не беда - поймешь потом. Ты отличаешься от всех нас, но не сознаешь, как много тебе дано.
   -Это что же мне такое дано, чего нет у других? - хмыкнула я.
   Я действительно не очень понимала, о чем она.
   -Каждому из нас принадлежит только одна жизнь, - принялась она за разъяснение, - И лишь в твоем распоряжении жизней бесчисленное множество. Так что твой жизненный путь никогда не кончается. Только ты решишь, что пришла куда-то окончательно, тут же выясняется, что это лишь развилка, или впереди поворот...
   -Ну и что? - положительно, я была самой глупой из ее слушателей, хоть и самой благодарной.
   Дара улыбнулась.
   -Ты уже поняла мою мысль. Не признаешься только из упрямства. Сама знаешь, что твоя жизнь вовсе не кончится на рассвете.
   Как всегда, она была права. Я как будто видела эту развилку...или этот поворот. И не могла дождаться, какую карту вытащит для меня из рукава шутница-судьба.
   61
  
  
   104
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"