Аннотация: Продолжение истории "Амбициозного проекта".
"Небо постепенно поворачивается к нам темной стороной. На ней почти нет звезд. Воображение сковывается подспудным ощущением небытия. Мы на краю Вселенной...
Нет, не пугайтесь. Это невольная игра слов. Дело в том, что планетная система, в которую входит наша Панмея, располагается на самом краю обширного звездного сообщества, которое действительно когда-то называлось Вселенной - то есть, Вселенной вообще. Когда-то люди ничего не знали о других звездных мирах. Они считали, что мир тем и ограничивается, что они видели, - звездным сообществом радиусом в пятнадцать миллиардов световых лет. Позднее было доказано существование других, невероятно далеких звездных сообществ, которые просто не видны на небе, поскольку находятся на расстоянии в квинтиллионы световых лет от нас. Мироздание в человеческом понимании расширилось до бесконечности, однако название "Вселенная" так и сохранилось за нашим звездным сообществом радиусом в пятнадцать миллиардов световых лет, хотя иногда так называют все мироздание вообще. Отсюда и игра слов.
Наша Панмея находится на самом краю именно этой - малой Вселенной.
Ну почти на самом... Есть еще недалеко от нас в той черноте одиночные звезды и даже минигалактики, которые видны обособленными тусклыми пятнышками. Но они недолговечны и со временем все равно заканчивают свое существование... Межвселенская пустота рано или поздно уничтожает все, что попадает в ее безжизненный холод. Именно к ней мы и поворачиваемся ночами, начиная с осени и заканчивая весной. В этот период поздними вечерами она выползает черным покрывалом из-за горизонта, заполняя собою купол ночного небосвода..."
- Ром! Зачем ты все это описываешь на нейро?
- Хочу отослать...
- Куда?
- Туда, - я кивнул в черноту.
- Зачем?
- Когда-нибудь кто-нибудь это услышит...
- Через квинтиллионы лет? - Скэл иронически усмехнулся. - Ром! Ты неисправим!
- Туда, - сказал он после паузы, - уже отослали много сигналов.
- Да, но это были фотонные записи. Они нуждаются в дешифровке, как иероглифы древних народов. И не факт, что другие цивилизации смогут их понять.
- А нейро?...
- А нейроречь любое существо воспримет без дополнительных объяснений...
- Нейроязык может быть услышан, но не может быть записан и проанализирован.
- Главное - услышан!
- Но для твоего "любого существа" это будет всего лишь сон и не более того. Услышавший тебя человек не сможет никому доказать реальность твоего послания.
- Ну и что! Главное - он узнает, что где-то на окраине нашей малой Вселенной есть такая планета Панмея, а на ней живем мы...
- Узнает?!... А утром проснется и посмеется над своим сном?!... Романтик...
Да, я романтик. Скэлу это трудно понять. Он живет другим миром. Вот сейчас он задает мне вопросы, а сам наверняка прокручивает в голове очередные расчеты. Он постоянно в царстве цифр и полагает, что это и есть настоящая жизнь. Однажды он так и сказал, что мироздание - это большая математическая формула, и если мы раскроем ее, то будем все знать и все предсказывать. Мир, - говорил он, - это то, что когда-то раз и навсегда было просто запрограммировано...
Поэтому он вообще-то не верит в недавно открытые нейропучки. Самым очевидным их опровержением считает нелогичность снов. По его мнению, если была бы возможность передачи информации с помощью нейро, то послание согласовывалось бы с логикой. А сны часто абсурдны и противоречивы.
Я не спорю. Я просто записываю свои мысли в нейро и отсылаю их. Мне видится важным одно преимущество нейропучка - он не рассеивается с расстоянием. Фотонный пучок, пройдя миллиарды световых лет, превратится в широкую волну и иссякнет до нуля. А с нейро этого не происходит. Именно поэтому я могу послать нейро даже за пределы нашей малой Вселенной. А там, где-то далеко-далеко находятся другие звездные миры, другие малые Вселенные, которые мы не в силах даже увидеть...
- Ром! Но есть ли там миры? Мы ведь даже не знаем об этом.
- Мы их не видим, но это не значит, что мы о них не знаем.
- Ты повторяешь гипотезу, которую псевдоученые высосали из пальца!
Да-да! Скэл и в это, на самом деле, не верит. Весь мир, по его мнению, заключен в наших тридцати миллиардах световых годах. Но это не потому, что он ретроград или ортодокс. Он верит в верховодство цифр, а бесконечный мир, по его словам, невозможно запрограммировать.
- Видим же мы их холодное излучение, - я начинаю уже заезженный нами спор.
- Ты о реликтовом? Но ведь еще не доказано, что это те миры...
- Зато доказано, что оно не связано ни с каким первородным вселенским взрывом...
Представьте себе - Скэл верит и в Большой взрыв! Именно тогда, по его мнению, и была запущена большая вселенская программа. Как ученый, он пытается раскопать тот мифический миг, ища в нем ключ к объяснению всего и вся.
- Ты упрям, однако... - отрезает он, давая понять, что бессмысленный спор закончен.
Я упрям?!
Да, я упрям... но по-своему... как всякий романтик. Мы со Скэлом много раз просматривали фотографии темной части неба в реликтовом диапазоне, изучая все неоднородности холодного излучения. Но если он выискивал в них программные циклы и переходы, то мне в размытых пятнах виделись далекие-предалекие звездные миры и даже целые вселенные, подобные нашей.
"Каждую зимнюю ночь перед нами открывается практически беззвездная часть неба. Там заканчивается наша Вселенная и начинается гигантская межвселенская пустота. Это вакуум неимоверной разрушительной силы. Попадающие в него любые тела недолговечны. Они разрушаются, вспыхивая и превращаясь в излучение. Этому подвержены даже элементарные частицы. Ничто там не держится. Из нашей малой Вселенной в эту пустоту постоянно истекают огромные массы вещества. Попадая туда, они начинают светиться. На несколько миллиардов световых лет распространяется в пустоту горящая вселенская корона. Она не видна невооруженным глазом, и лишь спектрометры позволяют увидеть ее потрясающе красивые всполохи. Но зато видно, как вспыхивают там яркими точками большие тела, планеты и звезды. На короткий миг мы наблюдаем рождение и гибель малых сверхновых. А какие же чудеса случаются с вылетевшими туда черными дырами! Это фантастика наяву - они вспучиваются, выбрасывают из себя длинные рукава светящегося газа и закручиваются, превращаясь в ослепительные квазары".
***
Впрочем, есть одна вещь, о которой я не могу признаться Скэлу, - с недавних пор каждое свое письмо я адресую не только и даже не столько далеким мирам... Об этом и пойдет мое дальнейшее повествование.
... Где-то там, на черном зимнем небосводе не так давно скрылась одна точка...
Ее и сразу-то почти невозможно было разглядеть, а теперь она и не видна вовсе. Это мимо нашей Панмеи пронесся в межвселенскую пустоту неизвестный космический корабль. Он промелькнул мимо наших станций с околосветовой скоростью. Несколько часов его еще наблюдали в пределах нашей планетной системы, но затем он покинул и ее, вырвавшись в черноту губительного вакуума.
Чей это корабль? Что за цивилизация его послала? - Мы не знаем. Как не можем сказать, почему ученым цивилизации, пославшей туда свой корабль, неведомо, что межвселенский вакуум не пропускает через себя никакое материальное тело, никакую элементарную частицу, делая исключение одному лишь свету. Наверное, та цивилизация находится где-то в глубине нашей малой Вселенной, и ее ученые еще не открыли для себя свойств межвселенского вакуума.
В корабле находятся люди.
Пролетая, они оставили о себе сообщение. Из него мы узнали, что на борту два человека - мужчина и женщина. Весь мир Панмеи с горечью рассматривал их снимки - чуть седоватый, крепкий и крупный мужчина и совсем-совсем молодая девушка с тонкими чертами лица, слегка приподнятыми и заостренными внешними уголками глаз.
Кто они? - Это осталось загадкой. Они исчезли с радаров так быстро, что с ними не успели связаться. Им не успели сообщить о смертельной опасности, навстречу которой они унеслись с почти световой скоростью.
Правда, у них еще много времени. Только через миллионы лет им предстоит войти в светящуюся корону нашей Вселенной. Они передвигаются с околосветовой скоростью, значит их корабельное время невероятно растянуто. Эти миллионы лет пролетят для них долями секунд. А затем несколько миллиардов наших лет они будут пересекать пылающую корону, после чего... исчезнут... Хотя, нет... исчезнуть они могут еще раньше - даже не достигнув границ зарева смерти...
***
Когда Скэл уходит и я остаюсь один, я пишу послания своим невидимым собеседникам. Мужчина и девушка. Каждый вечер они стоят у меня перед глазами.
Впрочем, вечер за вечером их образы постепенно размываются. Я вижу, как они постепенно тают, и я знаю, что это происходит оттого, что один за другим начинают разрушаться атомы, из которых состоят их тела. Знали бы вы, как тяжело носить в себе такие знания.
Девушка...со слегка приподнятыми и заостренными внешними уголками глаз. С некоторых пор она мне снится. Я вижу ее на Панмее, мы гуляем с ней по большому зеленому полю. Я держу ее за руку, а она, заглядывая мне в глаза, улыбается. В этот момент ее заостренные глаза делаются невероятно красивыми. Я ощущаю тепло ее нежных ладоней и становлюсь бесконечно счастлив оттого, что она здесь... в безопасности...
...Просыпаюсь я с мокрыми глазами на мокрой подушке...
Как зовут ее?
- Амна... - ответила она на этот вопрос в одном из снов.
Амна... Что за странное имя? Откуда оно взялось в моей голове? Ведь на Панмее я ни разу такого не слышал.
Иногда мне снится, как она смеется... негромко, но заливисто... Ее смех рассыпается по царству зелени, которое нас окружает.
В эти минуты я резко посыпаюсь и бегу к нейрокому, чтобы написать ей очередное послание. Я спешу рассказать о сне, пока тот не забылся, пока еще стоит в ушах ее полонящий смех.
Амна...
Однажды Скэл пришел ко мне и сообщил, что в том месте, где исчез неизвестный звездолет, замечена короткая вспышка.
Я тогда похолодел внутри. Ведь они не могут так рано начать рассыпаться. Хотя...
Хотя процесс разложения непредсказуем. Это спонтанная реакция, и, в принципе, может разрушиться какой-либо элемент системы жизнеобеспечения корабля, что может повлечь за собой уничтожение всего агрегата...
Весь день я лихорадочно перебирал записи телескопов, зафиксировавших эту вспышку, просматривал их во всех диапазонах, но ничего из них понять не мог. Их ли это корабль взорвался, или то была совершенно посторонняя вспышка?
Ложился спать я с ноющим сердцем. В глазах стояла незнакомка со странным именем Амна. Минутами я ловил себя на том, что силюсь сдержать слезы.
В тот вечер я не стал запускать очередное нейро, которое успел им подготовить.
Амна...
Ох, какой безумный восторг испытал я, когда в ту ночь она опять приснилась мне. Приснилась улыбающейся, хотя и чуть-чуть грустной. Сердце так взволновалось, что я тут же проснулся. Она жива!!! Вскочив с постели, я побежал в лабораторию и лихорадочно запустил отправку отложенного нейро. От ликования я был на небесах...
Амна!!!
Амна!!!
Амна!!!
Я танцевал...
И снова она стала приходить ко мне во снах!!! Амна... Она протягивала мне ладони, а на них лежали разные мягкие игрушки - зайчики, собачки, котята... Странные это были игрушки. Поначалу мне казалось, что они светятся, но затем я видел, что они усыпаны острыми огоньками, однако, приблизившись, я обнаруживал, что эти огоньки являются маленькими яркими звездочками, а самих игрушек в ее руках на самом деле не было. Девушка сдувала эти облачка звезд и они, колышась, поднимались над нашими головами на большую высоту, занимая место на небосводе.
И уже наяву, вечерами, когда темнело небо, я непроизвольно поднимал голову и пытался увидеть в вышине эти звездные облачка.
Созвездия - так красиво и поэтично называла их Амна. Такого чудесного слова у нас - на Панмее - мне ни разу не приходилось слышать.
***
- Странно! - сказал мне однажды Скэл, - в том месте, где наблюдали вспышку от инопланетного звездолета, осталось уплотнение реликтового излучения.
Эти слова опять вызвали в моей душе пугающий холодок. Разумеется, в тот же день я занялся изучением снимков этой части неба, снятых в реликтовом диапазоне. Там, действительно, можно было разглядеть новое пятнышко. И опять ничего из этого снимка понять было невозможно.
Должен сказать отдельно, что само по себе изменение реликтового излучения никогда и нигде не наблюдалось, и это стало самой крупной астрономической сенсацией за всю историю нашей цивилизации. Это пятнышко сильно озадачило Скэла. Несколько дней он ходил хмурым, часами пропадал в архивах лаборатории. Ведь любое колыхание реликтового излучения не встраивалось в его теорию первородного вселенского взрыва. По его модели интенсивность такого излучения должна со временем падать, но никак не усиливаться. Впрочем, то же самое ожидалось и согласно теории излучения дальних миров. Находясь от нас на расстоянии в квинтиллионы световых лет, они еще и удалялись с околосветовыми скоростями. То есть, если реликтовое излучение являло собой исходящий оттуда свет далеких звезд, то оно должно было со временем ослабевать. Поэтому можно представить себе, какой шок вызвало это пятнышко у сторонников обеих противоборствующих теорий.
Впрочем, большинству населения Панмеи эта сенсация была интересна лишь постольку поскольку. Обычные люди интересовались ею лишь потому, что она взбудоражила умы астрономов, - интересовались просто так - в промежутках между новостями футбола, кулинарии и моды. И я бы быстро забыл об этом астрономическом недоразумении, если бы... Если бы там, где-то в этом пятнышке не исчезла Амна...
А она действительно исчезла - в смысле, исчезла из моих снов. Почти одновременно с появлением пятнышка на карте реликтового излучения.
Просыпаясь утрами и обнаруживая, что новая ночь прошла без Амны, я впадал в тревогу. У меня падало настроение, исчезал аппетит. Я погружался в сильную тоску.
Амна...
Нет, иногда я видел ее во снах, но это были не те сны, в смысле, не такие, как раньше. Мы не гуляли с ней по зеленому полю, не разговаривали, она не дарила мне новые созвездия, я не собирал для нее цветы. Эти сны больше напоминали обрывистые воспоминания. Да-да, именно воспоминания... о когда-то состоявшихся свиданиях. И я тосковал еще больше.
Вскоре на это обратил внимание Скэл. Последовали его настойчивые расспросы о здоровье, рекомендации посетить медиков. Я долго не решался рассказать ему о своих снах... об Амне...
Я тосковал.
В конце концов я перестал выносить какие-либо разговоры об астрономической сенсации. Уходил, нет, просто убегал от них. А однажды я сорвался...
***
...Однажды я сорвался и закричал на Скэла, когда тот в очередной раз заикнулся о странном пятнышке на небе.
- Что с тобой? - тихо спросил ошарашенный Скэл.
Я спрятал глаза. Я был в смятении - рассказывать или нет этому цифровому сухарю о том, что я испытываю по поводу всей этой истории, рассказывать ли о снах, в которые он не верит.
Скэл продолжал стоять в недоумении. Пауза начала затягиваться, и я понял, что еще несколько секунд молчания, и я потеряю своего лучшего друга.
- Там Амна... - выдавил я.
И тут произошло невероятное. Скэл сильно побледнел.
Я поднял на него изумленный взгляд.
- Кто такая Амна? - словно борясь с перехватившим горло дыханием, проговорил Скэл.
И я понял, что он знает, о ком я говорю.
Знает, о ком...!
Однако больше всего меня потрясла невероятная догадка - он знает ее имя!!!
- Кто такая Амна? - после долгой-долгой паузы, в течение которой я не произнес ни слова, еще раз повторил Скэл
И я заговорил. Я стал рассказывать о всех своих сновидениях - о зеленом поле, о ее смехе, о невероятно красивых глазах, о мягких игрушках, превращающихся в звездные облачка, называемых странным словом "созвездия". Проговаривая это слово, я пристально посмотрел на Скэла.
У него дрогнули зрачки... Я это четко увидел.
У него дрогнули зрачки, но не более того... Слушая меня, он все время молчал. Он темнел взглядом, бледнел, краснел, снова темнел, бледнел, краснел... но за все время моего рассказа не проронил ни слова.
Когда я закончил, мы надолго замолчали.
Мы долго сидели молча. Сидели, не двигаясь. Взгляды каждого из нас замерли, уставившись у каждого в свою точку.
Теперь я уже ясно понимал, что он точно знает Амну, но никак не хочет об этом говорить.
Она ему тоже снилась, но он не хочет в этом признаваться. Он - сухарь, никак не хочет опускаться до уровня романтика. Он категорически не признает сны...
Мне вспомнилось, каким мрачным он ходил, когда на карте реликтового излучения появилось сенсационное пятнышко. Я теперь понял, что не проблемы с теорией взволновали его, а то, что в это же самое время исчезли сны с Амной...
Вот так мы сидели. Долго сидели. Мы пребывали каждый в своих мыслях и переживаниях, а в это время над нами...
...А в это время над нами на высокий купол небосвода натягивалось покрывало черного небытия...
Надвигалась позднеосенняя ночь...
***
- Она еще придет, - сказал мне Скэл. Но это уже было в моем сне.
Сегодня мне приснился Скэл. Он сказал, что Амна еще придет...
- Но только для того, - добавил он, - чтобы попрощаться.
Перед их кораблем, - рассказал мне ночью Скэл, - открылся межвселенский тоннель, который секстиллион лет назад оставила здесь одна из далеких-далеких цивилизаций. Его-то мы и увидели новым пятнышком в реликтовом спектре. Амна со своим спутником будет в пути долгие квинтиллионы лет. Но на их корабельных часах минует только несколько мгновений. Таковы особенности тоннеля. И пока их корабль будет двигаться к новым мирам, реликтовое пятнышко будет светиться на нашем зимнем небосводе. Корабль исчезнет там - в непостижимой для нашего воображения дали, и после этого реликтовая аномалия погаснет...
"А от Амны жди прощальное нейро... Она успела его выслать..."