- Светлое будущее!? Зачем оно здесь? Испокон веков о нем мечтали только рабы и нищие. Зачем оно человеку с достатком? Обеспеченному человеку лучше жить сегодняшним днем. Ведь в вашем "светлом будущем", где все вдруг станут равными, он окажется без своего высокого положения в обществе.
Неприятный скользкий взгляд измерял меня.
- Вы с вашими фантазиями здесь вредны, - заключил главный редактор.
Вот так просто и цинично объяснили мне классовую суть моего увлечения.
Я был обескуражен, хотя в чем-то нотации и принесли свою пользу: все встало на свои места. До сих пор я никак не мог понять, почему мои рассказы даже не открывают в редакциях.
- Новым читателям не светлое будущее нужно, - продолжал сипеть главный. - Даже если и готовы они читать что-либо о будущем, то только о воюющем будущем, о терминаторах, бластерах и прочей жести. Если их герои спасают мир, они спасают его только для того, чтобы все снова держалось на силе. Им нужен мир, герои которого возвышались бы над серой массой. В них наши читатели хотят видеть себя, свои не реализованные амбиции, свои не состоявшиеся претензии на господство над окружающими людьми.
Я свернул свои рукописи в тонкую трубку и молча вышел из кабинета.
Куда теперь?
В редакции кипела работа. Журналисты, корректоры, верстальщики деловито исполняли свои обязанности. Они творили особый виртуальный мир, и в нем были битвы, скандалы, происшествия. Их руками создавался мир человеческих джунглей.
Выходит, права Юлька, долго и упорно пытавшаяся отговорить меня от моей фантастики.
- Ты же талантлив! - говорила она. - Пиши детективы или любовные романы. Будешь, хотя бы, деньги домой приносить. Не нужно никому твое светлое будущее...
А я еще не верил ей, пытался спорить. Говорил о нашей замордованной жизни, о людях, потерявших веру во все. Им нужен, - говорил я, - хоть какой-нибудь просвет впереди.
- Луч света в темном царстве, - усмехалась она.
Я не понимал ее сарказм.
А, ведь, как все просто объяснилось: моя литература, оказывается, - для бедняков! Но никто сегодня не мнит себя бедняком. Даже "отставшие от поезда" тешат себя надеждой на непременное обогащение... В их числе моя Юлька...
На улице я снова оказался в замешательстве. Куда идти? Домой не хотелось. Ноги как-то сами собой понесли меня в старый парк.
В руке все еще оставалась бумажная трубка. Бесполезная теперь.
Сев на краешек завалившейся скамейки, я покрутил рулончик. Рядом была мусорница, которую никто давно уже не вычищал и в которую уже давно никто ничего не выбрасывал.
Кинуть все туда?
Я развернул листочки.
Почему-то не поднималась рука выбросить их.
Неужели все эти годы я старался впустую? Вроде бы умом понимал, что мои рассказы мало кто будет читать, но на что-то, все-таки, надеялся. Юльку, вот, хотел переубедить. Доказать хотел, что не все люди с цепи сорвались. Языком своих произведений хотелось рассказать ей, что в нашей жизни достаток не главное, что не надо тянуться за преуспевающими друзьями, что главное не то, что на нас, а то, что внутри нас...
Показывал свои рукописи друзьям. Поначалу хвалили. Говорили, что интересен слог и необычна тема. Но мило улыбались и советовали не застревать на прошлом, предлагали писать бестселлеры. Прошлым они называли, как это ни парадоксально, именно тему о будущем. Никому это уже не интересно, - говорили мне. В конце концов друзья перестали читать мои вещи.
Это еще больше злило Юльку. Вернее, злило то, что, несмотря на насмешки наших друзей, я не прекращал писать. И она уже стеснялась при них говорить о моих вечерних сидениях за компьютером.
Кстати, ценной вещью оказался компьютер. Я сразу раскусил его колоссальные возможности и, как только получилось подкопить необходимую сумму, не раздумывая купил его. От семейного скандала уберегло только то, что компьютер стал в наше время таким же престижным предметом в доме, как какая-нибудь дорогая люстра.
Ну а далее начались безуспешные мотания по издательствам...
На другой край скамейки подсел бомжеватого вида старик.
От неприятного соседства захотелось сразу встать и уйти, но что-то задержало меня. Видимо, неудобно стало перед дедом: бомж сразу поймет, что я побрезговал сидеть рядом.
Бедолага и так наполучал пинков от жизни, а теперь и я наглядно показал бы ему, как от него шарахаются люди.
- Вы меня извините, - сказал он, - я ненадолго... я понимаю... все такое... но я только чуток отдохну.
Мне вдруг вспомнилось, как я был в командировке в одном чужом городе, где не стал останавливаться в гостинице. Поезд домой был только ночью, и мне надо было где-то скоротать время. Тогда я, бесцельно мотаясь по городу, тоже порядком устал. Но так я провел только половину дня, а этому бомжу болтаться без приюта не полдня и не день, а всю свою оставшуюся жизнь.
Некоторое время мы просидели молча на старой завалившейся скамейке. Я еще раз развернул свои листочки, машинально пробежался глазами по тексту и свернул их. Сосед сидел, не двигаясь.
Я покосился на него. Пустым, невидящим взглядом он смотрел прямо перед собой.
Неужели у него, действительно, это на всю оставшуюся жизнь?! - вдруг поразила меня запоздавшая мысль.
И я представил себя тогдашнего командировочного, но навсегда зависшего на улочках чужого города. Мне стало не по себе. Слишком легко мы сталкиваемся с ними на улице и, даже не провожая взглядом, тут же забываем о них. А они остаются в темных сумерках одни, и у них ничего впереди нет - ни приюта в ночи, ни... смысла существования. Лишь эти покосившиеся скамейки и полупустые урны.
"Нищие и угнетенные" - вспомнились мне слова редактора. Или, как он там сказал: "Рабы и нищие"? Впрочем, что "рабы", что "угнетенные" - все одно и то же. Только они и поднимаются, чтобы идти на далекий огонек в темном царстве. Как там редактор сказал? - Богатым это не надо. Богатым это даже рискованно. Тащиться в светлую даль с обозами нажитого барахла весьма накладно и опасно.
Удивительно просто сказано, и Марксу можно было не появляться на свет, чтобы люди уразумели это.
Немного поколебавшись, я сунул бомжу свою рукопись, после чего встал и пошел.
Куда пошел? - Домой, за компьютер.
Раз уж испокон веков нищие и угнетенные жили мечтой о светлом будущем, значит, буду писать для них об этом и дальше. Пусть смеются бывшие друзья, что пишу для бомжей. Я пишу для людей. Испокон веков бедные и угнетенные, движимые мечтой о светлом будущем, крутили огромное колесо истории по направлению к великому грядущему - прекрасному и чистому грядущему для всего человечества.
Ты только крепись старик! Клянусь, я не дам тебе всю оставшуюся жизнь провести на улице! Нам только день простоять и ночь продержаться!
Хм...! Как там писатель говорил дальше? - Ибо спешит нам на помощь Красная Армия!
Армия - это было бы, конечно здорово, но пока мои боеприпасы - в моих листочках.
И вот уже в моей голове начал зарождаться новый рассказ о том, как...
"...Где-то вдали послышался дробный нарастающий гул от топота копыт, и в багрянце вечерних сумерек вознеслась к небесам призывная песнь горна..."