Аннотация: ...И, быть может, в этом и была великая "военная тайна" его отца - "тайна совков", которая оказалась непосильна уму его соседа и "иже с ними"...
Сосед по купе не мигая смотрел на Олега и едва заметно усмехался.
- Значит, вы завидуете? - спросил он с легкой ехидцей.
Олег недоуменно посмотрел на него.
- Ну как бы это сказать, - начал он, оправдываясь. - Не то, чтобы завидую, но как бы есть...
- Завидуете занудной, серой жизни, - перебил его сосед.
Олег совсем растерялся. Он ведь не успел ничего особенного сказать, просто вспомнил рассказы отца о том, что при его жизни не приходилось выворачивать наизнанку мозги, чтобы зарабатывать на жизнь.
- Рохля - ваш отец!
Такого поворота Олег совсем не ожидал.
Они ведь совсем недалеко успели отъехать от станции. Разговорились по пустякам. Поругали нерасторопность проводницы. Слово за слово зацепились об общих порядках в стране, поругали власть. Его сосед, свернул разговор на то, как давят инициативу, а Олег добавил, что инициативу давят, а сами говорят, что люди и не стремятся чего-либо добиваться в жизни. А вот отец рассказывал, что... тут он и привел слова отца, вызвавшие такую неожиданную реакцию его соседа.
Конечно, всякое можно было в ответ услышать, но чтобы вот так сразу перейти на оскорбления...
Олег потерял дар речи, беззвучно двигая ртом. Сосед - невысокий плотный мужчина средних лет с черными прямыми волосами и такими же черными жгучими глазами, скривившись, смотрел на него.
Олег был длинноват, моложав, некрепкого телосложения, рыжий и кучерявый. Носителям такого типажа часто не везет в жизни. В них всякий видит предмет для поучений и насмешек. Уже по одному только внешнему виду такого "божьего одуванчика" можно сказать, что он не способен давать сдачи на откровенное хамство.
Так оно случилось и на этот раз. Олег потупился, отодвинулся к стенке и молча отвернулся.
Некоторое время прошло в полном молчании. За окном быстро мелькали столбы и деревья. Чуть дальше проплывал мимо густой неопрятный лес.
В купе зашла полная немолодая проводница, которая, забрав билеты, тут же удалилась. И снова воцарилось молчание. Сосед принялся копаться в своей сумке, косо посматривая на попутчика. Однако начинать какой-либо разговор Олег не намеревался.
- Вот как с такими совками можно новую жизнь налаживать? - вдруг просипел сосед.
Олег не шевельнулся.
- Ладно бы старперы! А то ведь и молодые, - продолжал с высокомерной ехидцей сосед, - начинают гундеть: раньше трава была зеленее и сахар слаще.
Олег с показным безразличием подвинулся ближе к окну, почти упершись носом в стекло.
- Вам то что, молодым?! - не унимался сосед.
- Вот ты! - продолжил он после короткой паузы. - Торгуешь на рынке, можешь заработать столько, сколько отцу твоему не снилось.
Олег удивленно покосился на него.
- Не смотри на меня так, - бросил в ответ на его взгляд сосед. - Я понял это по баулам, которыми ты забил весь ящик под сидением. Набрал товара.
Сосед угадал. Именно этим Олег и занимался, и именно кучу всякого барахла на продажу он вез сегодня в поезде.
- Я вас как облупленных вижу! - ухмыльнувшись, проговорил сосед.
Олег упорно молчал.
- Ну чего насупился?! - опять не выдержал сосед. Почему-то он стал нервничать. - За отца обиделся? Но разве я не прав? Давно уже надо было покончить с совковостью. Полной грудью наконец-то вздохнули...
Олег бросил на него взгляд и покраснел. Было похоже, что он что-то хотел сказать, но не решился.
- Чего вскинулся? - взвинтился сосед. - Говори-говори! Каким таким медом ваша совдепия намаза? Чего молчишь? Небось не военную тайну из тебя тяну. И ты не Кибальчиш...
Олег побледнел, но, так и не сказав ни слова, вновь отвернулся.
Сосед некоторое время выжидающе посмотрел на него.
Где-то в вагоне хлопнула дверь, и проводница начала с кем-то ругаться. Было похоже, что скандал там разразился неслабый, поскольку застучали двери сразу нескольких купе и крик стал многоголосым.
Олег с соседом не тронулись с места. Вскоре послышались новые голоса - на этот раз начальственные, и постепенно, удаляясь, шум за дверью сошел на нет. Все снова стихло и оттого стало отчетливо слышно, как стучат колеса. За окном все так же проносились столбы и деревья.
Попутчики продолжали сидеть в полном молчании.
Наконец сосед Олега шевельнулся и едва слышно выругался.
- Черт с тобой! - пробурчал он. - Придется устроить тебе экскурсию... по памятным местам.
Он сверкнул колким злым взглядом.
Олег никак на это не прореагировал. Краем глаза он увидел, что его сосед встал, поднял свое сидение и достал объемный чемодан. Олег насторожился и боковым зрением весь обратился во внимание.
Неожиданно из открывшегося чемодана начало исходить какое-то странное сине-зеленоватое свечение. Олег в изумлении повернул было голову, как вдруг...
... Как вдруг стены, окно, полки, потолок поплыли и закружились, словно во сне...
...В купе заглянула проводница, которая объявила о приближении станции, на которой Олегу надо было выходить. Он резко вскочил, вытащил свои баулы, и поспешно направился к выходу.
На остановке не оказалось железнодорожной платформы, а сами пути были уложены на такой высокой насыпи, что Олегу, почти не глядя спрыгнувшему с последней ступеньки, пришлось лететь до земли дольше, чем он того ожидал. Вместо объемистых баулов в руках почему-то оказался тяжеленный чемодан, который потянул его вниз, и Олег едва удержал равновесие.
Дверь вагона тут же закрылась и поезд тронулся. Олег оглянулся на вагон и удивленно подумал, что если он чуть кубарем не скатился с насыпи, то как же на этой станции взбираются в вагоны отъезжающие. Однако последний вагон слишком скоро отстучал мимо него по стыкам, и новая круговерть не дала Олегу ни минуты подумать над этим.
Затем он целую вечность, как ему показалось, тащил свой чемодан по серой улице с облезлыми двухэтажными домами. Весь транспорт куда-то исчез. По пути Олегу попались один единственный киоск со скупым набором товаров, маленький одноэтажный магазин, из обшарпанной двери которого на улицу выходил хвост огромной очереди, да одинокий сломанный старый-престарый автобус. Вечером дома он смотрел телевизор, на котором работал только один канал, который к одиннадцати часам вечера завершил вещание. Затем был провальный сон без сновидений и тяжелое утреннее пробуждение. Утром его разбудил механический будильник с противным резким звоном. Встав, умывшись холодной рыжеватой водой и быстро позавтракав яичницей с полузасохшим хлебом, он заспешил на работу - почему-то на завод.
Автобус пришлось очень долго ждать, а когда тот пришел - брать штурмом. В давке жутко переполненного салона в Олега со всех сторон упирались плечи и хмурые лица людей. Свою остановку Олег проехал, потому что не смог пробиться к двери. Через одну остановку его просто вынесла на улицу вывалившаяся из автобуса толпа. На заводской проходной дежурные зафиксировали его полутораминутное опоздание и с назиданием уведомили, что за нарушение трудового режима он будет лишен премии.
И вот прямо перед ним станок... в огромном грохочущем цехе с огромными решетчатыми окнами...
Мир вдруг резко остановился.
Олег замер, и пелена полусна вдруг куда-то исчезла. Перед глазами на мгновение проплыло лицо соседа по купе, который смотрел на него, усмехаясь.
Что это?
Помаячив перед ним несколько секунд, лицо соседа исчезло, и перед Олегом предстала зажатая патроном токарного станка деталь, с обтачивания которой он как будто должен был бы начать сегодня рабочий день.
Что это? Сон? Откуда перед ним станок? Разве он уже не едет в вагоне?
Снова помаячил сосед, который ухмыльнувшись, показал глазами на деталь.
"Давай! - говорил его взгляд. - Ведь ты именно этого хотел!"
За спиной соседа плыли сине-зеленые блики.
Что это? Гипноз?
"Это твое рабство, совок! - будто где-то над головой висел голос соседа. - Серая улица, очередь в магазине, редкие автобусы, - это только цветочки. А вот это - ягодки! Вот она - твоя главная серость! Вот он смысл всей твоей жизни! Болванка, над которой каждый день до самой пенсии ты приговорен пахать! Изо дня в день, восемь часов в сутки - половину отведенной тебе активной жизни".
"Давай-давай! - чудился ему язвительный голос соседа. - Ты этого хочешь? Оставить свою свободную жизнь, свободную профессию и пойти на каторгу в цеха! Именно это будет устроено тебе, если вернется совдепия. Всех вас из офисов и барахолок сюда сгонят!"
Значит, все-таки гипноз... То-то ему показалась странной пустая улица с обшарпанными домами.
Олег обратил свой взгляд на брусок металла.
Гипноз!...
Глаза неподвижно застыли. Металлическая поверхность бруска смотрела на него серовато-рыжеватой ржавчиной.
Странный гипноз. Очень похож просто на сон. Олег попытался сосредоточится. Впрочем, такой странный сон почему-то Олега совсем не смущал.
Ладонь потянулась к бруску. Мягкая кожа почувствовала шероховатость. Странный холодок, сменившийся теплом, прокатились от кисти руки до локтя и выше. И от этой волны какого-то очень-очень знакомого тепла вдруг все стало простым и легким. Куда-то пропало недоумение, перестало думаться о сне и даже захотелось погладить рыжеватый металл.
Олег провел ладонью по угловатым выступам. Пальцы легонько ощупали их.
"Этот выступ, - будто подсказали они Олегу, - надо бы снять напильником. Ударит ведь по резцу".
Новая волна тепла окатила Олега. Она почему-то исходила от его ставших очень чувствительными пальцев. О гипнозе и о соседе теперь уже совершенно не думалось. Все внимание собралось в кучку вокруг шероховатости на рыжеватом бруске. Думалось об угловатости на бруске, который обязательно надо было сточить.
Олег машинально (будто уже неоднократно это делал) протянул руку к столешнице, выдвинул ее верхний ящичек и достал оттуда напильник.
"Включи станок, чудило! - в изумлении воскликнул сосед. - Неужели ты еще и вручную будешь работать?"
Сосед принялся хихикая подзуживать его.
"Так никогда не выполнишь норму выработки".
Однако Олег, не слушая его, аккуратно прошелся напильником по бруску.
Сосед громко хмыкнул и что-то начал тараторить.
Что именно, Олег не понимал. Вернее сказать, не внимал. Он совсем не слушал его. Еще раз пройдясь напильником по выступу, Олег усилил нажатие. Металл некоторое время посопротивлялся. Конечно, такая обработка была лишней. Олег откуда-то знал это. Но ему почему-то захотелось подержать в руках напильник, захотелось сжать в одной ладони его рукоятку, а другой ладонью ощутить ребристую поверхность инструмента. Руки будто после долгого отпуска соскучились по чему-то подобному.
Через пару минут Олег нажал на кнопку. Брусок быстро завертелся. Мягким вращением маховичка Олег начал надвигать на него резец.
Сосед опять что-то принялся восклицать, но Олег все так же не слушал его, да и не услышал бы, если бы даже и захотел. Резкий визг станка перекрыл все звуки.
Впрочем, не услышал бы он соседа и по другим причинам.
Во-первых: потому, что весь окружающий мир теперь окончательно сосредоточился на небольшом куске металла, который из кособоко обрезанного куска превращался в сверкающую деталь.
Во-вторых: потому, что его сосед будто отдалился от него на невероятно далекое расстояние. Он остался там - в вагоне, который катился где-то вообще неизвестно где.
А в-третьих... и это главное: просто пошел он к черту этот сосед! Нафиг он кому сдался, чтобы еще и слушать его здесь!
И будто поняв последнее, сосед вдруг резко осекся. Продолжительно посмотрев на Олега оторопевшим взглядом, он начал постепенно растворяться, пока совсем не исчез из сна...
Выточенный брусок вскоре был извлечен из патрона. Работяга штангельциркуль деловито принял работу. Олег вставил в пиноль сверло. Через несколько минут отполированная, сверкающая зеркальной поверхностью деталь ушла на конвейер...
...Провожая ее взглядом, Олег непроизвольно улыбнулся. А вместе с ним будто улыбнулся и весь остальной мир. Нет, не то чтобы улыбнулся. Это так - образное выражение. Просто он стал каким-то легким, чистым и просторным.
Олег перевел взгляд на следующий серовато-рыжеватый брусок, который ждал своей очереди превратиться в новенькую сверкающую деталь...
...И снова было купе вагона. Два человека сидели, не разговаривая.
Сосед, злобно играя желваками, демонстративно отвернулся к окну. В такт стуку колес он всем своим существом будто изрыгал из себя "Совки-совки-совки..." Хотя, конечно, он ничего не говорил, просто так Олегу почему-то казалось.
Сам Олег сидел, задумчиво улыбаясь. В его руках небольшим колечком лежала металлическая деталь.
Почему-то вспомнился отец. Впрочем, Олег тут же понял почему. Он сейчас нежно поглаживал маленькую детальку так же, как делал его отец, когда тот рассматривал что-нибудь выточенное или соструганное им. Отец работал на предприятии техником, а дома для души постоянно что-нибудь мастерил. У него были золотые руки. С каждой сотворенной им вещью отец обращался как с живой, вот так же любуясь на итог своей работы, словно на подаренную кому-то жизнь.
Олег глядел на своего металлического первенца, улыбаясь точно так же, как когда-то отец.
Странным, очень странным оказался сон. Покидая его и огромный грохочущий цех, Олег не удержался и попросил своего первенца на память. Начальник возражать не стал... Правда, почему-то он назвал Олега Афанасьевичем. У Олега отчество было Владимирович, Афанасьевичем был его отец. Но не это главное. Интереснее другое - каким-то невероятным фантастическим образом этот кружочек оказался здесь - не во сне, а в реальном мире -- в его ладонях...
Сон ли это был?...
У отца ладони были, конечно, не такими мягкими. Они были гораздо грубее. Отец недавно ушел из жизни, но сегодня через эти мягкие ладони Олега он будто вновь прикоснулся к шероховатому металлическому бруску. Прикоснулся его -- Олега -- ладонями! Это казалось невероятным, но откуда-то было ощущение, что это действительно был отец! Это его столь знакомое тепло почувствовал сегодня Олег. Он ведь сам никогда в жизни не работал на токарном станке...
Взгляд Олега опять застыл в одной точке.
Да, именно то далекое-далекое тепло из детских лет сегодня вновь почувствовалось ему - очень знакомое тепло, которое он ощущал, когда совсем маленьким мальчишкой забирался к отцу на колени, а тот гладил рукой его коротко постриженную голову. Этим отцовским теплом наполнились сегодня руки Олега.
Да, это руки отца, истосковавшиеся по напильнику, вновь подержали в руках инструмент. Это отец ладонями Олега вновь мягко сжал рукоятку и приложился к ребристому полотну напильника. Это отец пальцами Олега нежно и аккуратно ощупывал рыжеватую поверхность металла, это он руками Олега вновь крутил маховичок станка, плавно надвигая резец на вращающийся брусок... Ведь Олег сам никогда в жизни не работал на токарном станке...
Отец... Сегодня в нем ожил отец. Сегодня Олег будто подарил отцу еще несколько минут жизни, дал подышать ею...
Глаза слегка защипало.
...Дал подышать отцу еще несколькими минутами жизни. Наверное, именно поэтому огромный-преогромный мир стал в том сне таким чистым и легким...
...Начальник возражать не стал, хотя и удивился. Ох! Вот вам и Совдепия! - Просто так раздавать на сувениры изготовленные на заводе вещи. Может, потому и удивился начальник, что отцу Олега это бы не понравилось. Отец называл это растащиловкой. Олег помнил это, но не смог удержаться.
Сон ли это был? Какой-то странный, странный-престранный сон!...
Несколько дырочек, просверленных на ребрах кругляшка, будто глазами ребенка смотрели на мир. Когда-то он был бесформенным обрубком. А теперь трудом нескольких рук небольшой кусок металла обрел для себя новую жизнь. Да, таких деталей было наштамповано в тот день огромное количество. ТАМ! И вообще по всей ТОЙ стране... - той стране, куда сегодня будто пропутешествовал Олег. А когда вся страна вот так работает... то кто их считает? Отсюда, наверное, и росли ноги у растащиловки. Впрочем, это уже другие материи - более высокие - посильные только той стране. Их всерьез надо было бы обсуждать на других уровнях - там, где решались вопросы организации жизни огромной страны. Быть может, там постановили бы, что считать такие мелочи все-таки надо!... Отец бы точно так постановил, а дома еще и всыпал бы Олегу, случись с ним такое на самом деле...
Олег сидел в покачивающемся вагоне и, задумчиво улыбаясь, смотрел на свое маленькое железное дитя. Сегодня он подарил ему жизнь. Да и не только ему. Там, в неведомом мире, за пеленой небытия он видел, как миллионы братишек этого маленького кружочка бежали, бежали и бежали по конвейеру. Так когда-то Совдепия каждый день дарила жизнь огромному количеству таких вот маленьких деталек, складывая их в большие и малые механизмы, превращая в машины, сложные агрегаты, простые велосипеды, трактора, комбайны, самолеты, бытовую технику, мясорубки, электропечи, пылесосы и... огромные космические корабли. Так когда-то страна Советов каждодневно уверенно и поступательно прирастала ими, и, наверное, это и был главный смысл ее существования. Оттого и миллионы людей, работавшие в ее цехах, не тяготились этим. Они творили - каждый день рождали новые жизни! И пусть ради этого нужно было каждое утро давиться в автобусах, пусть отстаивать длинные очереди, но все это стоило того. И, быть может, в этом и была великая "военная тайна" его отца - "тайна совков", которая оказалась непосильна уму его соседа и "иже с ними" - видеть и ощущать нарождающуюся жизнь там, где другим виделись только предметы. Не всякому, выходит, это дано.
В купе заглянула проводница, которая объявила о приближающейся станции.
Им обоим пора.
Сосед дернулся, достал свой чемодан, и почему-то обозлившись на него, подпнул свой груз, выталкивая впереди себя на выходе из купе.
Олег посмотрел на свое сидение, под которым лежали баулы, набитые барахлом, и мрачная тень пробежала по его лицу.
Вот она - серость! Настоящая серость! Действительная серость! Вернуться бы в тот огромный светлый цех, к собратьям того металлического кружочка, который достался ему в подарок из фантастического сновидения. Но он не может этого сделать. Он обречен возиться со шмотками. Приговорен трясти ими на барахолке. Приговорен самым высшим законом новой, невесть откуда взявшейся страны.
Быть может, его сегодняшний сосед там, на барахолке, купит у него какую-нибудь цветастую тряпку. И хотя, те, кто дал жизнь этой "тряпке", тоже вложили в нее душу, но здесь, в бауле, она умерла. А в таких омертвленных, но цветастых вещах и заключается главный для соседа "и иже с ними" смысл жизни.
P.S.
Сосед Олега действительно пришел к нему на барахолку за тряпками. И, как выяснилось, оказался человеком с большими-пребольшими "гусями". Он нагородил своему бывшему попутчику, будто не гипноз это был, а реальное перемещение в прошлое. А поскольку менять прошлое нельзя, - вещал он Олегу, - его машина времени может засылать попаданцев только в тела уже живущих там людей. Но поскольку во время сеанса прямо на глазах у изумленного соседа с Олегом произошли какие-то неожиданные и потрясшие соседа перемены, то теперь сосед хотел бы узнать, в чье тело попадал Олег.
Олег в ответ растерянно и смущенно улыбался и молчал. Ну не свойственно людям такого типа смеяться в лицо собеседнику.
Сосед простоял несколько минут в ожидании, а затем обескуражено удалился, так ничего и не купив.
А Олег...
Олег еще долго вспоминал свой сон. Наконец он грустным взглядом посмотрел на свой товар.
Перед ним лежали омертвленные вещи.
Да! Именно так. Теперь он ясно это видел. Хотя...
Он понял, как может их оживить! - Как оживил бы их всякий настоящий совок - не продав, а раздав... раздарив...