Аннотация: Статья написана в 1996 году к 85-летию академика А.А. Трофимука
Неодолимый барьер для науки
Шел 1942 год. В одном из высоких московских кабинетов стоял у карты человек. значками и стрелками пестрела перед ним широкая линия советско-германского фронта. Все его мысли были заняты решением наитруднейшей задачи.
В эти же дни в сотнях километров к востоку в другом кабинете другой человек также стоял перед картой. На ней бледными линиями был отображен скупой рельеф Приуралья. Задача, решаемая этим человеком, была той же степени значимости и сложности, что и у хозяина московского кабинета. Наступление фашистских войск, дошедших до Волги и Северного Кавказа, поставило под угрозу поставки азербайджанской нефти. Мог наступить момент, когда заглохли бы моторы танков, не смогли бы взлететь со своих аэродромов самолеты. Надо было срочно искать новые месторождения столь необходимого фронту сырья.
Первым человеком был маршал Георгий Константинович Жуков, вторым -- ученый-геолог Андрей Алексеевич Трофимук.
1944 год. Маршал Жуков ступил на освобождаемую территорию Европы. главный геолог башкирского объединения Трофимук получает золотую звезду героя Социалистического Труда. Нефти, найденной им за столь короткий период, хватило, чтобы увеличить ее добычу в целом по стране в десять раз(!) по сравнению с довоенным уровнем ...
Мы беседуем с академиком Трофимуком, летом этого года отметившим свое восьмидесятипятилетие, в его тихом коттедже, расположенном в живописнейших местах на окраине новосибирского Академгородка. Уют и спокойствие домашней обстановки, казалось, равно удаляют нас как от тревог тех далеких военных лет, так и от тяжелых проблем сегодняшнего дня. Наш разговор идет о науке, она незримо витает в стенах комнаты, смотрит на нас с книжных полок корешками толстых монографий, а где-то совсем рядом за ухоженными рядами сосен и берез стоят обезлюдевшие корпуса научно-исследовательских институтов.
Наука тихо умирает -- такое мнение часто можно услышать в последнее время на конференциях, митингах и демонстрациях. Однако ни примеры ее катастрофичного положения, ни цифры ее падения уже не могут шевельнуть наше сознание, явно перенасыщенное примерами и цифрами общего развала нашей экономики. Кого сегодня удивишь сообщением, что финансирование, скажем, сибирского отделения Академии наук упало в семь раз ? (Разве что, если призвать на помощь аналогию. Представьте себе, например, человека, которому в семь раз меньше стали давать пищи...).
Андрей Алексеевич вспоминает состоявшийся недавно в Академгородке всероссийский семинар "Российская наука, состояние и проблемы развития" и приводит сказанные там слова о том, что средства из бюджета выделяются только на зарплату, и что это воспринимается учеными как пособие по безработице, ибо без финансирования собственно научных исследований их хождение на работу просто теряет смысл. А мне подумалось: скажи об этом работникам других отраслей -- получишь в ответ обозленную реакцию: где-то, ведь, не платят и зарплату.
Говорить о науке оказывается невозможным без разговора о положении в стране вообще, без обсуждении роли науки в нашей жизни. И мы обратились к истории.
Звание героя Социалистического Труда Андрей Алексеевич получил первым из геологов страны.
-- Я получил героя за сравнительно небольшое месторождение, -- вспоминает академик, -- Оно было знаменито тем, что впервые на востоке европейской части страны из нефтяного месторождения извергалось 6 тысяч кубометров (это почти 6 тысяч тонн). Обычно хорошим считается 100 -- 200 тонн. Вырвавшийся при бурении фонтан бил как гейзер на высоту 40 метров. Нашему ликованию не было предела. Напор был настолько силен, что нефть вышла еще в одном месте, выбив почти квадратный метр породы. Струю укрощали целую неделю.
-- Но у всякого дела есть как хорошие, так и плохие стороны, -- и здесь наш разговор коснулся совсем другой темы, голос академика дрогнул, -- бригада геологов, открывших месторождение, была сразу же арестована. Их назвали "врагами народа" и обвинили в попытках скрыть такое замечательное месторождение. Тут я и сцепился с органами. А произошло то, что первоначально бригада долгое время искала нефть на другой глубине. После безуспешных поисков геологи предложили поднять точку поиска всего на сто метров, и я дал добро... На заседании уфимского обкома, собранном по этому поводу, был предложен проект решения, в котором содержалось обвинение геологам в утаивании нефти и имелся пункт о вынесении им наказания, что фактически означало выдачу ордера на арест. Обстановка складывалась не в пользу моих товарищей, и я понял, что нужно сделать что-то очень неординарное. Я предложил свой проект решения, где кроме всего прочего записал вынести взыскание мне самому за допущенный при бурении скважины разлив нефти. вы покрываете себя позорнейшим пятном, сказал я членам обкома, люди совершили подвиг, а вы хотите их посадить. Это же издевательство над советской интеллигенцией!...
... У восьмидесятипятилетнего академика, когда он рассказывал все это, дрожал и сбивался голос, иной раз в его повествовании зависали тяжелые паузы, он с большим трудом сдерживал слезы. Я слушал, как он рассказывал мельчайшие подробности тех событий: о словах секретаря обкома, о следователе, решившем на судьбе геологов сделать карьеру, о том, как, глядя "прямо в голубые глаза" молодого карьериста, он обвинил его в бессовестной лжи... и мне в какой-то момент подумалось, что мы уже не сможем вернуться к разговору о проблемах сегодняшней науки. Слишком тяжелый пласт человеческой трагедии поднял академик, по сравнении с которым невыплата зарплаты научным сотрудникам кажется сущим пустяком. Но неспроста всплыла в нашей беседе эта тема, есть у нее глубокая связь со столь непростыми, может быть не такими сегодня острыми, но так и не решенными вопросами взаимоотношения науки и общества. С глубокой болью говорил о той истории человек, пронесший через все эти трудные годы веру в правду социалистического строя, веру в истину ленинских идей.
-- Моя настойчивость и напор спасли геологов, -- продолжил Андрей Алексеевич, -- Всем им дали ордена, а я был удостоен Золотой Звезды ...
Завершив работы на этой скважине, которой ученый предсказал относительно небольшое содержание нефти, геологи принялись искать дальше. Здесь по расчетам Трофимука где-то скрывались неимоверно большие ее запасы. Вскоре нефть была найдена. Причем количество ее превзошло самые оптимистичные предсказания. Целое нефтяное море плескалось под землей на просторах от Волги до Урала. Благодаря этому открытию страна к концу войны не только удовлетворяла свои нужды, но и могла продавать сырье за границу. Добыча нефти по стране увеличилась с 30 до 300 млн тонн в год. Следующий рывок был сделан за счет Западной Сибири, когда добыча еще удвоилась.
Этот период истории советской науки весьма поучителен для нынешних "реформаторов". Мы настолько привыкли считать Сибирь краем с огромными запасами природных ресурсов, что, наверное, мало кто знает, что еще в пятидесятые годы о ее нефтяных богатствах никто не подозревал. Никто, кроме упорно искавших сырье ученых-геологов. Был такой момент, когда Берия распорядился свернуть там поисковые работы. Но уже набрала к тому времени свою силу геологическая наука, в развитии которой ведущую роль играл А. А. Трофимук. Он настоял на продолжении работ, в специальной записке обосновав их необходимость. (Годы спустя, благодаря разработанным им научным методам, геологи могли рассчитывать местоположение иных залежей с точностью, близкой тем, какие дают астрономы при обсчитывании положения планет).
-- Когда в 1957 году я перебрался работать в Новосибирск, Михаил Алексеевич Лаврентьев (первый председатель Сибирского отделения Академии наук -- С. С.) долго меня испытывал. Вы же, говорит, заведуете институтом в Москве, где работает 3 тысячи человек. Что вас влечет в Сибирь? Я ему отвечал: Сибирь плавает на нефти! Но ни одной капли еще не получено, -- недоумевал Лаврентьев. Подождите, будет! -- сказал я ему тогда.
Страна, залечив раны войны, быстро выходила в мировые лидеры. Ее могущество и независимость возводились на прочном фундаменте ее несметных природных богатств. Но любое месторождение еще нельзя назвать месторождением, пока оно скрыто под толщей земли, пока оно не найдено и не начато его промышленное освоение. Трудом советских геологов приращивался мировой вес нашего Отечества. Долгие годы на страну сыпался нефтедолларовый дождь, давая возможность поднимать промышленность, обеспечивать независимость страны от бушевавших энергетических кризисов, оказывать влияние на мировые процессы. И сегодня, когда валится производство, мы живем по сути за счет найденных в те годы запасов. Если бы страна не имела возможности так много сплавлять за границу дармового сырья, вряд ли "реформы" протянули бы так долго. Вклад, который внесли представители советской геологической науки, сопоставим по своему геополитическому результату с подвигом Советской Армии в годы войны. Но когда я сказал Андрею Алексеевичу, что по его делам его можно смело ставить на один уровень с прославленным маршалом Жуковым, академик несогласно покачал головой: подвиг великого полководца сопоставим только с подвигами таких людей, как Александр Невский, Михаил Кутузов и других.
И по-своему прав ученый. Действительно, когда речь идет о науке, счет идет просто на иные порядки величин. Успешно развивающаяся наука не может не предполагать крупные рывки в экономическом и техническом прогрессе. Они для науки естественны. Открытие радио Поповым кардинально изменило облик человеческой цивилизации, но никому же не приходит в голову сравнивать этого ученого с Бонапартом. Наука имеет свою самостоятельную историю, однако, тесно сливаясь с нашей жизнью, она подтягивает скорость общественного прогресса к своим скоростям, придает развитию человечества невиданные темпы. И общество, однажды обручившись с наукой, уже не может существовать без нее.
-- сегодня добыча нефти резко падает, и это неизбежно, -- говорит Андрей Алексеевич, -- месторождения рано или поздно истощаются, нужно искать новые, вновь нужна кропотливая работа ученых-геологов. Однако положение науки просто аховое. Резко упало финансирование научных исследований. И это на фоне непрекращающихся работ в других странах мира.
Действительно, только 0,3 % от ВВП составляют затраты на научно-исследовательские работы в России, в то время как в США эта цифра составляет 2,75 %, а в Японии превышает 3 %. Еще более впечатляюще выглядит разрыв, если сравнить абсолютные цифры. Маленькая Япония тратит на науку 75 млрд. долларов в год, США -- 173 млрд. долларов, а гигантская Россия -- 6 млрд. долларов.
Собственно говоря, эти 6 млрд. долларов для нашей страны означают, что наука умирает. Выпестованная великим Ломоносовым, поднятая на высочайший уровень целой плеядой таких светил, как Менделеев, Лобачевский, Павлов, Капица, Циолковский, она движется к своему бесславному концу.
И увы, это происходит при нашем полном непонимании той опасности для общества, какую влечет за собой крах науки. Так, наверное, не поняли бы наших сегодняшних энергетических проблем жители XVI века. Им не ясно было бы, в чем, собственно, катастрофично для наших городов отключение их от электричества.
Даже от ученых порой слышишь, как они оправдывают свое право на хлеб насущный подсчетом вклада науки в развитие народного хозяйства. Но подсчитывать таким образом роль науки -- это все равно, что подсчитывать вклад разума в развитие человечества.
Еще прорывается в нашем отношении к науке почти средневековый взгляд на нее. Неспроста мы вспомнили эпизод с арестом геологов. Много и других случаев вмешательства в работу ученых как со стороны первых лиц государства, так и мелких региональных "князьков", рассказал Трофимук во время беседы. С большим трудом пробивает свой путь наука сквозь толщу ханжества -- ханжества, иной раз злобного, иной раз высокомерного, или как сегодня: абсолютно безразличного.
Однако не только в этом заключены истоки проблем сегодняшней науки. Сам ученый мир, увы, явился одной из сил, приведших нынешнюю науку к столь плачевному финалу. Я помню, как активно работали сотрудники институтов Академгородка на развал нашего строя и государства в начале 90-х годов. Ученые умы, казалось бы, должны были раньше других предвидеть, чем обернется для нас капитализация нашей жизни. Однако они митинговали, они раскачивали ситуацию, они голосовали за откровенно прозападного президента. Не случайно первым представителем Президента Ельцина в Новосибирской области был бывший сотрудник института математики. И на последних президентских выборах гибнущий Академгородок вновь проголосовал за него (!)...
Пустыми и безлюдными становятся институты Академгородка. Не идет в науку молодежь. Безработные ученые кинулись в коммерцию.
Предпринимательский дух просочился и святая святых науки -- в научно-исследовательскую деятельность. Упрямо блюдя верность рыночной идеологии реформ, многие ученые смотрят теперь на результаты своего труда прежде всего как на товар. На упомянутом выше семинаре о состоянии науки развернулась даже дискуссия вокруг вопросов коммерциализации научной деятельности. В ней многие видят спасение своего положения.
Еще в 70-е годы в Новосибирском Академгородке был проведен своеобразный эксперимент -- был организован научный коллектив (прообраз последующих "перестроечных" научных кооперативов), который начал работать по прямым договорам с предприятиями. По сути они занялись тем, что мощь научных исследований обратили на работы рационализаторско-изобретательского характера, получая при этом невиданные в своих институтах деньги. Эксперимент прикрыли, поскольку в нем проявилась опасная для фундаментальной науки тенденция -- легкие для ученых деньги превращали их в подельников от науки, отлучали от серьезных, глубоких исследований.
Подобно тому, как торгующих собой без разбора рабочих мы называем люмпенами, так и тех ученых, которые корпят над своими научными трудами прежде всего как над товаром, которые озабочены лишь ценой такого товара, можно с полным основанием назвать люмпенами от науки. Люмпены от науки могут иметь вполне респектабельный вид, могут читать умные книги, дискутировать на умные темы, исправно ходить на выборы, но ущерб, наносимый ими науке, превышает ущерб от упомянутого выше ханжества ... Впрочем, если перевести определение такого образа жизни на простой человеческий язык, то это будет называться предательством -- предательством своего призвания, предательством своего высокого предназначения. Уж, коли одарила природа глубоким и ясным умом, берегите столь бесценное достояние и не разменивайте его на дешевый фетиш. Вряд ли светлые ученые головы не знали, что капитализм несет для какой-то части общества беспросветную нищету. Видимо, надеялись, что их-то это не коснется, и в итоге сами оказались брошенными в эту пропасть.
Так что, господа-товарищи ученые! Ищите корень нынешних бед науки в самих себе. Вы сознательно пошли в рынок, круша защищавшую вас от люмпенизации систему, вы возгорелись обратить свое бесценнейшее богатство -- глубокие знания -- в низменный хруст бумажных купюр. Это в ваших рядах была выношена идеологическая основа разрушения.
Пятой колонной в науке назвал академик Трофимук группу ученых-экономистов во главе с Аганбегяном, а самого прораба перестройки -- злым гением развала. Без их усилий, без их научного авторитета трудно было бы обмануть общество, трудно было бы внушить людям, что самый прогрессивный путь развития человечества, по которому шел Советский Союз, -- это якобы дорога в тупик. А теперь мы все вместе: и правые, и виноватые, и те, кто разрушал, и те, кто сопротивлялся разрушению, пожинаем горькие плоды этого "высоконаучного" обмана.
Сегодня уже можно сколь угодно устраивать пикеты и проводить костюмированные шествия-похороны науки, -- черное дело сделано. Поражает только легковерие в коммерческое спасение науки, которое еще так туго выветривается российскими "реформами" ...
В конце разговора мы вновь вспомнили о Жукове.
-- Это унизительно, -- возмущенно сказал мой собеседник, -- что памятник полководцу установили в столь неподобающем месте!
-- Ничего, придет время, поставим там, где надо! -- ответил ему я.
-- Да, -- заключил академик, -- когда победим!
Да, когда победим, будет не только воздано должное прославленному полководцу, но и всерьез можно будет заняться проблемами гонимой сегодня науки. Для нее -- столь далекой, казалось бы, от политики -- выход из тупика лишь в политических переменах.
Когда Андрей Алексеевич меня провожал, я заметил в его руках свежий номер "Советской России".
-- многие газеты перестал читать, в том числе и некоторые "левые". Но только не эту! У меня теперь трижды в неделю наступает праздник: по вторникам, четвергам и субботам, когда почтальон приносит ее в наш дом.
Ну что ж, патриарху науки, прожившему непростые, но яркие и насыщенные восемьдесят пять лет, можно верить!