Наталья Сапункова

Он был единственный, кто все время дарил Наде цветы.

Первый раз - накануне Восьмого марта. На автобусной остановке. Это было неожиданно и совершенно случайно. Вдруг перед ней возник молодой мужик и протянул букет тюльпанов.

- Женщина, возьмите... Поздравляю вас.

Надя отшатнулась было от цветов, но незнакомец шагнул следом, и смотрел он как-то умоляюще и одновременно требовательно. И она взяла букет, пробормотав что-то в знак благодарности. Он кивнул, глядя в пространство поверх ее плеча, и растворился в толпе. А Надя вдруг поняла, что это - чьи-то цветы. Они не достались той, которой предназначены. Почему? Пропала, уехала, отказалась взять? Вот их и всучили первой попавшейся. Ей, то есть.

Ее сегодня много раз поздравляли, а цветов никто не подарил. И вот - на тебе! Крупные, огненно-красные тюльпаны, такие живые и свежие, пахнущие весенней зеленью и Восьмым марта. Но что-то все же было в этом не то. Обидное что-то. И дело не в том, что цветы чужие, - ладно уж, всякое бывает. Ах, вот оно что - он сказал "женщина"! Так оно и есть, разумеется, но ее на улице до сих пор кроме как девушкой никак не называли. Ладно, это переживем. Бедняга, наверное, малость не в себе.

Утешившись таким образом, Надя вздохнула и посмотрела вслед долгожданному автобусу. Надо ждать следующий.

Потом они встретились примерно через месяц, у магазина: она выходила, а он шел мимо, и - раз! - столкнулись взглядами. И оба становились, хотя зачем, казалось бы? Он ей улыбнулся, как знакомой, она тоже улыбнулась.

- Здравствуйте! Нам по пути, кажется? - сказал он.

- Кажется, да. Здравствуйте.

У нее уже закончился обеденный перерыв, но вдруг расхотелось спешить. Почему? Он ей даже не нравится. Совершенно точно - не нравится.

Они пошли рядом по улице, сквозь людской поток, текущий навстречу. И не говорили почти. А когда Надя собралась с ним попрощаться, он вдруг жестом фокусника вытащил из-за спины букетик фиалок. Интересно, откуда взял?

Цветы Надя поставила перед собой на столе, одолжив пол-литровую банку. Подумаешь - фиалки. Но приятно.

А когда был Надин день рождения, он вдруг возник на ее пороге - с кем бы вы думали? С подругой Людмилой. И с пятью роскошными бархатно-рубиновыми розами в руках. Оказалось, он Людкин какой-то там брат. "Седьмая вода", но все равно родственник. Надо же! Тогда и познакомились, наконец. Его звали Сергеем. Сережей.

Надя с ним тогда больше всего танцевала - то и дело приглашал. Кажется, она только с ним и танцевала. И говорили они много. Обо всем. Ну и что? Он ее совершенно не привлекал. Тот самый случай, когда говорят: "Извини, будем друзьями!"

Интересно, на самом деле так кто-нибудь говорит? То есть, можно после таких слов действительно остаться друзьями?

У нее не было повода сказать что-то подобное. Он правильно все понял - они друзья. И это очень хорошо, что он понял...

Через неделю Сережа пришел к ней с букетом мелких чайных роз, очень душистых. Надина бабушка иногда варила из таких варенье, так что Надя даже пошутила: на варенье маловато будет! Потом они долго пили чай. С ним было легко разговаривать. Обычно она с трудом поддерживала разговор, такой уж характер. А тут - слова лились легко, не остановить. И вообще было легко.

Потом он еще заходил или встречал ее по дороге с работы и небрежно, как бы между прочим, вручал то ромашки, то розы, то лилии, красные или белые. А осенью, в сентябре, был большой букет мохнатых разноцветных астр и еще - такой же большой - пестрых, желто-багряных кленовых листьев. Листья хранили свою роскошь до вечера, а наутро высохли и скукожились, пришлось выбросить. А астры очень долго стояли в вазе, не меняясь, и источали свой неяркий, неповторимый аромат осенней свежести. Астры были последними цветами от Сережи на ее столе.

Он вдруг пропал, надолго, даже мысли разные нехорошие лезли в голову: что с ним могло случиться? А позвонить Людке и спросить - хотела было, но не решилась...

Он пришел первого января, под вечер - Надя только-только отоспалась после совсем бессонной новогодней ночи. В руках у него был обернутый газетой букет - как же иначе? Букет оказался охапкой еловых веточек, украшенных конфетами в ярких хрустящих бумажках. Этими конфетами они заели остатки Надиного шампанского, а после пошли гулять по темным морозным улицам. Это было здорово, весело - много людей и огней вокруг, и пришедший наконец Новый год. Все гуляли, радовались, и они тоже. Правда, пару раз ей казалось, что он вот-вот заговорит с ней о чем-то совсем другом, не новогоднем. Но нет, не заговорил, и хорошо - замечательный получился вечер, веселый и легкий...

Было это три года тому назад. Было - и быльем поросло. Они больше никогда не встречались. Вскоре после той, новогодней прогулки она узнала, что Сережа женился. Людмила сказала. Потом у него родилась дочь. Что-то появлялось тогда в ее душе нехорошее - досада, что ли? Но она одергивала себя: с какой стати? Пусть будет счастлив, долго-долго. Сто лет. А недавно Людка сообщила, что у Сережи с женой все плохо. Но они пытаются "склеить" свои отношения. Она так и сказала - "склеить". Ради ребенка. Надя только пожала плечами - бывает. Конечно, ради ребенка лучше бы помириться.

В прихожей стоят упакованные чемоданы. Великолепные чемоданы, набитые такими шмотками, о которых она и не мечтала всю свою прошлую жизнь. Виталик накупил ей кучу шикарного барахла, расплачиваясь кредитной карточкой. Она примеряла, поворачивалась перед ним, а он одобрительно кивал или решительно качал головой - и забракованный костюм уносили. Наде это казалось забавным и немного похожим на кино. Завтра вечером они уезжают во Францию. В страну Любви, в страну Мечты. О чем-то подобном Надя грезила лет с тринадцати - и вот, пожалуйста. Виталик там работает, так что им придется жить во Франции. По крайней мере, год, а там будет видно.

Холодно. Завернувшись в старую кофту, Надя смотрела, как пляшут за окном редкие снежинки.

Как холодно!

Вчера вечером Виталик устроил ей скандал - за то, что надела не то платье в ресторан. Это было деловая встреча. Она еще не соображает, что к чему, и вообще должна его слушаться. В ресторане он был с ней само обаяние, как и все остальные. И был обаянием до тех пор, пока за ними не закрылась дверь. В конце концов, ну почему так холодно?

Это здесь холодно. Во Франции будет не так.

Они с Виталиком знают друг друга страшно сказать как давно, еще со школы. В школе у них была первая любовь. В институте чуть не поженились, после четвертого курса. Кажется, ему и тогда было не все равно, как она одета, как выглядит. Это, в общем, не так уж плохо. Они не виделись десять лет и встретились случайно, у друзей. "Судьба", - сказала Людка. Только надо не быть дурой и хотя бы теперь не упустить свой шанс.

Она устала быть одинокой. Это и сыграло свою роль - то, что они встретились с Виталиком тогда, когда она до чертиков устала быть одинокой. И Франция, чего уж там, тоже сыграла роль. Быть замужем и во Франции - "два в одном флаконе". Правда, они пока не поженились. Виталик решил, что пожениться лучше там. Они распишутся в посольстве. Почему не здесь? Этот нюанс остался для Нади неясен. Ей казалось, что это в любом случае проще - расписаться здесь, дома, а потом уже уезжать.

Надя размешала ложку варенья в горячем чае и попробовала. Гадость. А ведь раньше это было вкусно. Варенье из лепестков чайной розы. Были нежные, душистые цветы на колючих темно-зеленых веточках, а получилась эта приторная сладость с непонятным вкусом. Потому что оборвали, грубо измяв, и высыпали в эмалированное ведро, а потом сварили в сиропе. С цветами нельзя так.

Выйдя из автобуса на Людкиной остановке, она еще забежала в магазин за тортиком. Людка - лучшая подруга, было бы свинством уехать, не попрощавшись.

А дверь вдруг открыл Сережа. Это было так неожиданно, что Надя замерла, не решаясь шагнуть дальше, хотя он сказал: "Привет!" - и галантно отступил, пропуская ее. Помедлив, она все же шагнула и оказалась в знакомой тесной прихожей. Новостью в этом интерьере был только Сережа, который забрал у нее коробку с тортом, потом помог снять пальто и, отряхнув его от капелек воды - бывших снежинок, повесил в шкаф.

- Кто там? - крикнула Людмила из дальней комнаты.

Но оба они не ответили. Стояли друг против друга и молчали. Сережа загораживал собой дверь в комнату, откуда слышны были голоса и топот детских ног, и как будто не собирался отступить, пригласить ее пройти дальше. А ей и не хотелось...

- Тебя нужно поздравить, да? - выдохнул, наконец, Сережа. - Поздравляю. И счастливого пути в заморские страны.

- Зачем? Я никуда не еду.

Это сказала не Надя, а кто-то другой - ее губами и ее голосом. Надя прислушалась к тому, что сказал вместо нее этот другой, и повторила, счастливо улыбнувшись:

- Да, я никуда не еду.

И она почти не сомневалась, что он сейчас окажется совсем рядом и найдет ее губы своими горячими губами, и они будут целовать друг друга одинаково истово и жадно.

- Не уезжай. Я люблю тебя. Я очень, очень тебя люблю, поняла? Ты поняла, да?

- И где ты раньше был, почему не говорил мне?..

- А почему ты раньше мне так не улыбалась?.. - тихо спросил он, гладя пальцами ее волосы.

И она призналась, еще тише:

- Я, кажется, тоже тебя люблю. Правда.

- Кажется?.. - вроде бы с обидой он уточнил, и Надя испугалась - что же она говорит такое, глупая!

Но когда он снова наклонился к ее губам, в глазах его плясали чертики.

- Солнышко, скажи еще раз, что ты меня, кажется, любишь.

- Кажется, я тебя люблю. Я не хочу больше быть без тебя.

- А я без тебя больше не могу...

- Надюха, это ты, что ли? - раздался рядом Людкин голос, и тут же умолк. Когда Надя смогла повернуть голову, Людки уже не было в прихожей.

Надя представила себе сложную гамму чувств на лице лучшей подруги и рассмеялась. И Сережа тоже улыбнулся - он понял.

Это невероятно. Обвал. Землетрясение. Звездопад. Так не бывает. И еще, было не стыдно, что есть его дочка, и что ему с женой теперь уж точно нечего "склеивать".

Она влюблена. И не надо ехать во Францию.