Магсад Нур : другие произведения.

Приезжий

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Сейчас мы сидим с ним в моем кабинете в глубоких кожаных креслах. Я для себя выясняю отношения между нами, нервы мои на пределе, он не покупает мне пистолета и причина в том, что либо свои деньги на меня жалеет, либо мне не доверяет. А ведь тот пистолет, что моего соигольника - рядом!

  
   Магсад Нур
  

Приезжий

  

(Рассказ)

  
   Знаешь, мои преступления - это всего лишь желания, а то, что у меня на душе - действительность...
  
   ***
  
   Мой отец, протягивая из "Вольво-С70" свои пухленькие пальчики в сторону расположенного напротив Храма Христа Спасителя, рассказывает о том, как в свое время советская власть построила на месте храма огромный бассейн. Всегда такой жиденький: показывающий себя знающим больше всех и рвущийся поведать первым о том, что знает. И я гляжу на Храм и думаю, какие же мясистые и коротенькие у него пальцы.
  
   ***
  
   Знаешь, два бритоголовых, один с тротуара напротив ресторана индийской кухни "Семь морей", а другой - с балкона ресторана индийской кухни "Семь морей", крича, что-то рассказывали друг другу. А я иду с того конца Нащокинского переулка, они материли меня на своем языке, с автодороги, что между ними...
  
   А я будто не понял. Ведь если брань не на моем языке, то она - в сторону. Не в лицо же мне ругнулись, а в воздух, глядя друг на друга, они же не остановили меня, преградив мне путь, не взглянули же мы друг на друга лицом к лицу, глаза в глаза, чтобы и мне сказать, что и я мать вашу. Сказал бы. Но, размышляя последующим умом мусульманина, не сказал бы.
  
   Знаешь, говорила мне мама, когда пойдешь в солдаты, молчи, ругнут ли тебя, либо скажут "ёб твою мать", это они меня ругают - мать твою...
  
   Мама размахивала руками и между делом воодушевленно, с крайним усердием разъясняла кладя пальцы на различные участки своего тела:
   - Пропусти мимо ушей, душа моя, для меня приемлемо, пусть ругаются.
  
   Пусть не у всех, но у многих матери говорили это, и мы, готовящиеся к службе, подшучивая, смеялись над этим. Однако каждый, вставая в сторону, сам помышлял, что сделает с матерью того, кто хоть слово скажет, а потом каждый поступал по своему - кто-то принимал, а иной и вовсе не принимал и не оставлял это без ответа.
  
   Я сам желтый-прежелтый, да к тому же в ушах у меня железные колечки, на шее цепи, а в кармане я ношу острый нож... Разрешает, еще и пистолет купит, обещал...
  
   Знаешь, каждый раз я схожу с машины рядом со станцией метро "Кропоткинская": приходится задержать шаг. Смотрю на Храм Христа Спасителя и замираю, пусть даже на секунду. Потом сворачиваю налево, и, пройдя мимо ряда магазинчиков, снова сворачиваю налево и по большим, широким ступеням спускаюсь к Гоголевскому бульвару. Проходя дорогу, иду прямо по открывшемуся моему взгляду Гагаринскому переулку и на следующем переулке - от дома, где когда-то встречались и беседовали Пушкин и Нащокин, сворачиваю направо - на коротенькую улицу Нащокина. И свернув туда, пройдя метров пятьдесят, по правую руку остается ресторан индийской кухни "Семь морей". Месяц назад он назывался "Золотая рыбка", армяне его держали, русская кухня, бизнес-ланч по 180 рублей, а теперь кухня индийская, бизнес-ланч по 230. Я не хожу туда, во время обеда, утруждая себя, возвращаемся на Гагаринский переулок и, поднимаясь немного по этому переулку, сворачиваем налево и в кафе "Евгений Онегин" кушаем бизнес-ланч, за 199 рублей.
  
   ***
  
   Мой водитель мне кореш по игле, то бишь соигольник.
   - Мой соигольник...
  
   Именно так я обратился к нему в первый раз, да он и не обиделся при этом. Со всех дырок машины то и дело достанет тебе питьевую воду, сигареты, различные зажигалки, это и есть его дело. Человек моего отца, человек, который хотя и не господствующий надо мной, но посланный, чтобы сойтись со мной, и, когда вдохновляюсь, мой соигольник, который держит мою вену, а я сам - резину. Будто бы не я обкуренный, а этот...
  
   Знаешь, я ведь тоже понимаю, или эти бритоголовые были на кавказской войне, или не были, или даже если не были сами, но имеют жертвы, или у них есть погибшие, пропавшие без вести, может быть, и плененные, а может, и вовсе нет никого. Поверь, я чувствую душой, что даже если эти бритоголовые вот так, ни в чем и не замешаны, они считают себя каким-то образом причастными к какой-то войне. И оттого ругнуться - не вопрос, что там - материться, это ведь всего-навсего слово, вылетело изо рта, и ушло в воздух, лишь бы только смог потеребить червячков памяти о причастности к чему-либо. И если на Кавказе начнутся запутанные войны... и у нас ведь тоже бритоголовые есть, я много таких вижу, сейчас я вижу их в качестве телохранителей наших крутых парней на этой русской земле; рядом со мной, в окружении моего отца таких бритоголовых - хоть отбавляй. Если столько бритоголовых, то почему бы и войну не выиграть? Но если столько бритоголовых и бранящихся есть с обеих сторон, и если на маленькой земле сойдутся столько бритоголовых и будут материться друг на друга, то интересно, как это все будет выглядеть? Не знаешь ли, куда выплеснется вся злость и кровь стольких бритоголовых, не будь войны?
  
   Знаешь, вспоминая это и конец всего, придется мне носить в своем кармане пистолет...
  
   ***
  
   Сколько раз я проделал путь, чтобы прикоснуться лицом к Храму Христа Спасителя. А когда доходил, то с высокоподнятой головой проходил мимо и оказывался на Фрунзенской набережной, устраивался там на берегу Москва-реки. И каждый раз так и не мог принять православие, кажущееся со стороны столь умиротворенным. Вот не смог и все тут. Но я же пришел в этот Храм именно за этим, обругав, прокляв и плюнув на свою религию. Было время, когда я ругал Насими за то, что он говорил "Бог во мне, я есть Господь". Я и не скрываю, что ругал, а потом полюбил: за то, что он говорил "Бог во мне, я есть Господь"... Как же я хотел зажечь свечку в стенах церкви, прикоснуться к позолоченным иконам, выговориться о том, что на душе и часами оставаться в тишине и холоде этой церкви, и сейчас я этого хочу. Но, знаешь, я не поменял свою религию, сейчас сижу и думаю, не поменял ведь.
  
   ***
  
   Каждый раз, когда отец дает мне деньги, я жму его руку. Дабы почувствовать теплоту его руки и его щедрость. Он смеется от души и каждый раз думает, что ему очень нужна эта доброта. Хотя бы ему остается это спокойствие и каждый раз он знает, что я забываю его все, что у меня перед глазами - лицо, голос, да и деньги - тут получил, там забыл. И каждый раз ему хотелось, чтобы я хотя бы на словах упомянул о его прежней щедрости, и знает, что не услышать от меня никаких слов благодарности, не бывать этому, он опять как бы протягивает на ладонях обеих рук деньги, которые были у него чуть ли не в одной руке.
  
   Сейчас мы сидим с ним в моем кабинете в глубоких кожаных креслах. Я для себя выясняю отношения между нами, нервы мои на пределе, он не покупает мне пистолета и причина в том, что либо свои деньги на меня жалеет, либо мне не доверяет. А ведь тот пистолет, что моего соигольника - рядом! Я настаиваю. А отец говорит мне, что ведь ни разу не попрекнул меня тем, что зарабатывал деньги и тратил на меня. А я говорю ему, что если даже ты не говоришь, то об этом молвят твои глаза, твои руки, говорят еще как, вот уже сколько лет, сколько лет, твои руки твердят, что "главный для меня - это ты", всё в твоем жирном теле гундосит эти слова: "ты важен". Ну почему же?! Я до могилы буду спрашивать об этом... Буду кричать, и если даже сгнию, все же буду орать оттуда и говорить об этом...
  
   ***
  
   На подошву сапог приделал набойку из крупных и остроконечных зубил и нахожусь на службе. В одну из ночей, не пробудив ото сна одного татарина, скидываю с него одеяло, он сладко спит лицом вниз, я поднимаю ногу и каблуком сапога бью его прямо по печенке: а зубила в печенку входят и выходят, входят и выходят: из печенок прыскает кровь и этот татарин даже не находит возможности повернуться и посмотреть мне в лицо. Потом мы относим его еле живое тело в сушилку, обворачиваем в большие бушлаты, выносим в заднюю дверь и выбрасываем в канаву, чтобы кровь его замерзла, а потом и он сам...
  
   *** .
  
   Мы с нашим соотечественником, выпускником 1970 года биохимического факультета Анкаринского университета, а ныне гражданином Германии прогуливаемся по озелененному участку вокруг Храма Христа Спасителя, и он рассказывает о том, как его бабушка учила его латинскому алфавиту, как они дурачились, обучаясь в общеобразовательной школе в Тебризе, как насмехались над азербайджанцами, которые говорили на фарсидском, дабы отдать дань моде. Между делом задает вопросы. Я мучаю своего отца? Почему, в чем причина?
   - Должны в Европу переехать, здесь мне жизни нет, если сам не едет, то пусть меня отпустит!
  
   Мы даже снимаем обувь и садимся на зеленую травку близ Храма, он массажирует тонкие пальцы ног, рассказывает тебризские анекдоты, положив руку на мое колено. Сам же смеется больше меня, и как только замечает, что я становлюсь серьезным, заминается раньше меня, осознав мою внутреннюю действительность.
   - Давай не поедем в Европу, пусть отец мой останется здесь! - Вот таков замысел этого человека.
  
   Европа медом не мазана, в Европе сложно зарабатывать, обязательно у здешнего должен быть посредник там, а у тамошнего здесь, чтобы меньше вложить, больше заработать. А чем я хуже? Захотел бы я в Европу, сел в самолет да прилетел к немцам! Покайфую и опять вернусь обратно. В Америку, так захочу и полечу в Америку...
  
   Он - компаньон моего отца, старается каждый раз отдельно повидаться со мной, и, будто бы ни в чем не бывало, подбадривает меня к жизни. Чем яснее будет работать голова моего отца, тем лучше и у этого пойдут дела.
  
   Мы поднимаемся с травки, надеваем носки, и он между делом спрашивает меня о моих дядях...
  
   ***
  
   Мой соигольник к девчонкам равнодушен. Стирает и выкидывает их, а тех проституток, которых вызывает, захочет, побьет, захочет, ругает, а в большинстве случаев и не трогает даже, дает деньги и прогоняет. Меня долго старался научить этому...
  
   В заднем дворике - дворике дома-музея, где Нащокин встречался с Пушкиным, было место для нескольких машин, здесь ставили свои машины хозяин парикмахерской, его любовница, хозяин ресторана, а также повар-индус. Моему "BMW" там тоже дали местечко, и я со своим соигольником приходили туда, я обкуривался, бывали и присоединявшиеся ко мне... Они приводили девчонок, выпивка, нарды, игры на деньги. И я искал отношений с одной из девиц, искал, чтобы вывести ее на заказ, чтобы послать ее кому-нибудь в подарок, меня же в спальню не пускали: соигольник так поручил, глядел в мою комнату в дверной проем, если я возбужусь, либо девушка, если я куда-либо руку закину, либо девушка, если я слишком много сосался, кружилась у меня голова, поднялась температура, то вбегал внутрь...
  
   Кокетничай, и чтоб трещины на губах не было, кокетничай поменьше, пофлиртуй и хватит. Мой соигольник был очкариком. Чтобы номер телефона не давался, чтобы не спорили... наконец, нашлась девица, которая запихнула салфетку со своим телефоном в мой карман, и я каким-то образом должен был зацепить ее и послать одному в качестве подарка...
  
   ***
  
   Мой рот словно на замок запирается, когда надо бы поблагодарить отца, язык никак не повернется, словно горстка тщедушия набирается под него, да и та уходит обратно, а потом я прославляю Бога, что промолчал, и остаюсь довольным собой. Вот в этом-то и все дело! Взять и отхапать бы все, что у него есть - покрытое целиком жиром сердце, мозг, его глаза, видевшие меня всегда слабым, безвольным и зависимым от него... даже если и не доставляет это мне никакого удовольствия, все же это стало это для меня настоящим делом. Ну что же оттого, что без его заботы о лекарствах, уколах, которые держат в форме основу моего тела, я сгнил бы напрочь...
  
   После трех дней с нашего разговора в кресле он позвал к себе моего соигольника и дал деньги на покупку пистолета...
  
   ***
  
   Когда я вошел внутрь, мама уже повесилась с высокого балкона нашего дома в монолитном здании на проспекте Нефтяников в Баку: в руках у нее был платок, один конец платья свисал, вокруг был большой беспорядок (мать никогда не оставила бы дом в таком виде, целыми днями она бродила с марлевой тряпкой или пылесосом, протирала все вещи, отец и мы наводили беспорядок, а она убирала за нами), наверняка, от нервов. Перед смертью разбила довольно много посуды, кухонные ножи валялись посередине, наверняка, у нее была мысль порезать себя. Мама была в подвешенном состоянии, кровь стекала меж ее ног и капала на пол...
  
   Мой младший дядя схватился за свой пистолет, выстрелить в меня собирался, кстати, и в отца тоже, пуля попала в потолок. Он робел перед отцом, а мы с ним сколько кайфовали, сколько девок повидали... Вмешался мой старший дядя: но мой младший дядя поклялся, что приставит свой пистолет к одному моему месту и выпустит весь барабан свого нагана в мой живот.
  
   Три дня спустя отец привез меня в Москву, а за мной приехал и мой соигольник...
  
   ***
  
   Знаешь, ровно на месяц я взял под контроль ресторан индийской кухни "7 морей". Кто я такой, чтобы мой контроль еще что-то из себя представлял, но в том, что я говорю это, есть смысл. Сначала пришел к парикмахеру в подвал первого этажа, познакомился с хозяином парикмахерской, он дал мне настоящую карту скидок, сказал, что я уже "свой", кавказец, а потом я так приходил в сам ресторан, а потом и в химчистку на втором этаже, что я стал "здешним" и был на всех входах и выходах.
  
   В одну из ночей зашел через заднюю дверь, один бритоголовый обкурился и спал, прислонившись к стене, я спокойненько поднял зубила, подбитые на каблук, он сладко спал, не шевелился, я нанес ему два внезапных удара подряд прямо в висок. Прыснула кровь и вытекли мозги. Потом, он еще не умер, глядел на меня с вытаращенными глазами, проглотив язык, я приставил свой пистолет к его рту, постучал дулом по его зубам, он сильно сжал рот и одновременно закрыл глаза, дулом своего пистолета потыкал в его глаза, в рану на его виске, он раскрыл рот, но не хватило духу закричать, я сунул пистолет ему в рот и замер:
   - Это тебе за матерщину, - сказал я, нажав на курок...
  
   ***
  
   Я увидел отца выходившим из казино, в стельку пьяным с девицами рядом: тебризец взял его под руку, и мой соигольник подбежал к нему и отец, остановившись прямо напротив, протянул мне свою руку и попросил взять его под руку:
   - Эй, европеец, я выставляю грудь вперед, не бойся, хотя бы подойди, залезь ко мне под ребрышко!
   Я не стал залезать под ребро отца.
  
   Вчера у меня поднялась температура, сделали мне укол, после того, как у меня самочувствие ухудшилось и поправилось, мой соигольник сказал мне, что младший дядя не дает моему отцу работать и ищет меня. Как-то он зашел в дом, где живет мой отец, полез стрелять в него, сказал, что рано или поздно он выстрелит. Мой соигольник сказал, что если ему дадут пистолет, и постоят за него, то он сам пойдет и прошибет лоб младшему дяде. Я схватился за свой пистолет, пощупал его и понял: отец мне потому купил пистолет, чтобы я пошел на потери, да я и сам все равно являюсь потерей ближайших месяцев. И кто же тогда останется отцу в этом мире? Он сам, мой соигольник и тебризец?
  
   ***
  
   Сейчас мой отец едет в "Вольво-С70" и не знает, что та девица, с которой он ночью переспал, инфицирована...
  
  
   Москва, ноябрь 2004
  
   Перевод с азербайджанского Романа М. Агаева
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"