Аннотация: Женщине захотелось увидеть луч свечи: он принес свечку на блюдечке и положил на подстилку. Свеча догорела. Свет, пробивавшийся внутрь сквозь окно, наткнулся на занасев, ну а теперь ему уже ничто не мешало...
Магсад Нур
Как назло
(Из цыкла Катастрофики)
1.
Эта женщина приходится мне седьмой водой на киселе. В пору, когда в ненастье вьюга завывает по улицам, она стоит в своем черном, с воротом на меху, пальто в коридоре моего домика с низенькой крышей. Не уходит. Ее приход словно вырвал мое сердце, бросив его к моим ногам и распластав. Если б мне хватило силенок, то я прямо в коридоре растоптал бы их обоих - и ее, и сына ее, которого она приволокла с собой. Каждый приход этой женщины утомляет! Приносит вести о родственниках, но, увы, для меня они лишены всякого смысла! Интересно бы знать, видит ли эта женщина по моим опустошенным взглядам и по лицу моему, словно у трупа, то, что я жду - не дождусь, пока она уберется? Ее намерение - уколоть меня своими вестями о дальних родственниках. Аж за душу взять хочет. С ног до головы - хитросплетенный узелок.Радуется принесенному: из глубины ее пальто блестят глазенки в орешек... Ухватившись, тащит корзину к кухне и приговаривает, хочет показать, что радуется жизни. Как она вытащила свою семью из ямы (своего мужа, мужа-долбо... ), и к чему она ее привела; довольна своим житьем, пользуется уважением, к уму и чести - не придраться. Она хочет показать, что, как бы это не выглядело неблагонамеренно, я никогда не смогу стать счастливым в этом домишке с низеньким потолком. А я и хотел, чтобы она именно так и думала, мне так выгодно!
Подробно рассказала о том, как кого-то хоронили: (кто-то из стариков взял да умер) твердит о том, как справила поминки. Прикладывает на щеки, состриженные под самые кутикулы ноготки, с почти сошедшим лаком и стоит. Делает паузу. Кажется, ее сын еле удерживается от того, чтобы взять эту женщину и уволочь за собой. А я - стою, скрестив руки. Обленилсясовсем, прислонившись к холодной стенке, забросил глаза за ресницы и спрятал их (длинные у меня ресницы).
Принесла потом гатыг в трехлитровой банке, прошла на кухню и расположилась, попросила пустую банку, выговорилась стенке. Я дал две, она взяла одну...
2.
Раздел "Ищу человека" в газете объявлений мы оба отслеживали тайком. Не раз врозь ходили на почту бросить хотя бы тайный адресок и отправить туда, хоть и тайком, объявление; я обнаруживал себя и на ступеньках почтового отделения, и сидел я на ступеньке, оперевшись руками на ноги и, проведя рукой по ним; но когда вместе громко зачитывали объявления, смеялись оба. Смеемся над теми, кто ищет людей.
- Потаскухи! (говорим сразу оба)
Каждый раз (громко зачитывать объявления стало для нас обычным делом) со страниц объявлений мы слышали голоса нескольких, воспринимали эти голоса, никто из нас не смеялся. Болтали об этом. В этих маленьких, шаблонных объявлениях кто-то обливается слезами и ноет, кричит, сжимая сердце, и, выбрасывая свою скорбь наружу, высвобождает свою стесненную душу. Есть и такие, кто просто забавляется от кайфа, и тогда мы снова смеемся...
Некоторые из них словно музыка, такая музыка есть и у нас, и мы слышим этот звук, когда забиваемся в угол и погружаемся в одиночество, либо когда проходим в темную комнату, надев на уши наушники от плеера...
3.
Мне больше не нужно, чтобы та девушка попадалась мне на глаза. Я так и знал, что что-то такое должно произойти. Оказывается, когда она натянула свой берет, которым всегда гордилась, чуть ли не по самые уши... да-да, берет (она хотела быть похожей на француженок, но, рассказывая о мужчинах, с которыми гуляла, называла их "чужими синьорами"), стала похожей на старушку, да еще, ухватившись за мою руку, пошатываясь, прошлась со мной, поговорила о любви, вновь и вновь повторяла, что... не встанет на моем пути, что никого, никого не будет умолять ради любви, ... говорит, что не встанет мне поперек горла.
Это не ее внутренний мир, ее внутренний мир затерялся где-то вдалеке, и даже когда она, опьяневшая, царапает асфальт, то хочет вернуть тот мир, то состояние, уцепившись за которое коготками, она превращается в ведьму.
А я для нее - не что иное, как старый ковер, на который она хочет сесть и запрячь.
4.
Ковер некогда принесла и бросила посреди дома упрямая женщина. На нем лицом к лицу глядели друг на друга два льва, а по краям были выстроены узоры с разнообразными рисунками. Когда-то я сказал, чтоб продался этот ковер, чтобы с глаз моих долой, чтобы убрать его из дома, куцый он, да ветхий... А теперь же людям изрядно поднадоел. Чтобы этот ковер как-то взяли и вернули, пусть будет где-то тут, рядом со мной... А ковер словно на панель вышел - в Стамбуле...
Взамен получил куртку, говорят, из собачьей шкуры. Поговаривали, ухаживают за собакой некоторое время, а потом забирают ее в бойню, шкуру в одну сторону, а все остальное идет на мыло и всякое другое... Помню, женщины, что принесли ковер, (даже если и не спросил бы, все равно был уверен, что все натравленные в бойню собаки были суками) загнав в стойло целое стадо овец, загоняли в загон, а потом связывали у овцы три ноги, оставив одну, состригали и отпускали. Женщины - терекеме (племя кочевников)... Эти сцены приходились собакам по нраву, они возбуждались и наслаждались этим. Превращались во львов. Вот в это самое время и начиналась случка...
5.
Женщина, услышав, что у него помутнел рассудок, а чем дальше, тем больше мутнеет, притупляется, стоя, прямо в узком коридоре, повисла у него на шее, чуть ли не запрятала его в своем черном пальто и не отогрела от радости, будто в этом есть необходимость! Женщина быстренько сказала рецепт, назвала тысячи разных лекарств и уколов и заставила записать.
Хорошо, что рассудок у него помутневший, после того, как женщина ушла, он обрадовался разговору о помутнении: если ему врежется в память все, с чем он сталкивается лицом к лицу, к примеру, та же женщина, то у него и места там не останется. Но пусть туман не рассеивается, завесит все, и пусть он устремится вглубь - к доселе не знавшим и не видевшим пустотам, и не выпутается из этого запутанного. После того, как женщина ушла, он понял: это был не туман, а ушиб...
6.
Мое подсознание сильно возбудилось: будто ему сделали возбуждающий укол и оно уверено, что выйдет победителем в борьбе. Вот оно бросается на арену, словно вскормленный в железной клетке бык для корриды, здесь ему рукоплещут со всех сторон и ждут, какие еще умения он продемонстрирует...
Вдруг что-то на него находит: смотрят на него как на быка! Почему? Должен ли он быть взбесившимся быком, объектом издёвок, выпущенным на пустую площадь, чтобы с ним забавлялись, как с самодельным, игрушечным? Он - просто зверь, он ёрзает в развалинах сознания, на большой площади: цепляет рогами цвета, ударяет себя о стены. Эта площадь для него - не что иное, как адское кладбище, его обманули, с ним поиграли.
В его клетке, за сломанными и покореженными им решетками сидит недовольство и старое сознание...
... И он нападает на свою клетку - на незваного гостя...
7.
Черно-белое, черно-белое, белая ворона... нет, ошибся, черно-белое, черно-белое...
С черно-белой фотографии, прикрепленной к зеркалу, смотрит девушка в клетчатом платье с широким воротом: голубоглазая, выглядит своенравной, надменной и немного трусливой. В глубине ее глаз есть нечто жалостливое...
Я так и никогда не узнаю, какого цвета ее глаза, узоры на клетках ее платья, что на фото...
Она у меня в объятиях. Начала подолгу рассказывать о цветах. Да так, ничего!
8.
Каждый день, когда я прихожу на работу, мой закадычный друг таращится на мое хилое телосложение. Он не знает, что я не хочу ни приходить на работу, ни видеть, ни его, ни других, ни мчаться вперед как скорый поезд. Он лишь твердит, что поезд уже тронулся, и мы должны идти вперед. Мой друг, ради обоснования своих мыслей о том, что надо двигаться вперед, показывает город и его движение, девчонок с коротенькими юбками, мобильные телефоны, и физика, установившего на Парапете калейдоскоп для желающих посмотреть на Луну и Сатурн. Выходит так, что жить можно! Да я ничего не имею против: сгибает свой большой палец, подводит его к моему лбу, начинающему лысеть. Не щелкнул! Убирает руку обратно. Я закрываю глаза: было бы лучше, если бы пощелкивал. Выходит так, что жить можно! Он связывает все свои надежды со мной, а больше всего, с моим нарастающим время от времени оживлением...
Молчим. Поедем в Ботанический сад! И вот тут надежды моего друга оживляются, вновь разбушевались, чертят проекты, оживляются взгляды, аж, сотрясает изнутри. Снова приводит примеры. Говорим о женщинах. Полощем их по-всякому. По мнению моего друга, если, прогуливаясь по городу, обратить внимание на походку женщин, обнаружим, что если одной ногой они на земле, то другой - на небе. Они раньше нас на Луну попадут! Они, порвав нашу рубаху изнутри, отскочили на одну рубаху в сторону, продвинулись, ушли на шаг вперед. Пока мы проникаем в них, они уже побывали на Небе и за этот промежуток времени спокойненько искали себе космические станции... Ежедневно они на нас, не найдешь такой женщины, которая не захотела бы залезть наверх. Им жалко нас. То, что они берут у нас, уже исчерпано. Всё бросят на нас и уйдут. А залезать наверх - это приблизить эту дорогу на один шаг. Я не верю в это...
***
... Мы снова сталкиваемся лицом к лицу в длинном и холодном коридоре нашего рабочего места. Друг мой отстает от меня: рядом с ним - дама с растрепанными волосами...
9.
Мне делают уколы от нервного перенапряжения. Говорят, будто я болен или что-то вроде того. Годами избегаю лечения. А сейчас мне делают уколы, весь зад проколот. Выжарки выступают, но я согласен, чтобы и завтра прокололи. Смотрящий со стороны скажет, что я - корова, заведенная в зал искусственного оплодотворения. Я сам себе кажусь со стороны бессильным, безропотным. И самый интересный момент во всем этом - это моя неискренность. И даже когда я называю себя лжецом, то знаю, что готовлю для других еще одну ложь...
Весь мой интерес к тому, что меня колют, заключается в том, чтобы всё испытать и еще раз подтвердить на самом себе, что я полностью здоров и меня обманывают. Жизнь идет, а еще выше движется конвейер настроения и самочувствия, и только я один знаю секрет моего здоровья, просачивающегося с Тех мест. Скрываю. Хочу устроить подставу и тому, что посылается с небес. Чтоб посмотреть, хватит ли у меня силенок заткнуть течку... А течка, словно заказная почта, продолжает делать свое дело. Все равно пихнет свой сверток, отдаст соседям и уйдет, оставит у двери... Или дождется, пока не передаст его владельцу. На самом же деле я, дабы скрыть свой секрет, слег в больницу...
Выводы, которые я делаю касательно себя, точны: я иду по пути, предписанному Всевышним и Пророками, я не свернул с пути истинного. Но по прошествии времени мои грехи множатся, растут. Чем дальше, тем паче я становлюсь скопищем греха, предательства, блуда. Каждая новая находка в самом себе отправляет одну за другой старые на тот свет. Сейчас моя душа должна быть злосчастным конвейером, издающим запах блуда, предательства и греха...
Успокоился на время укола. Хотел клеиться к медсестре, да что-то не вышло... Я бессилен перед самыми великими силами, барахтаюсь, и самые великие силы - Всевышний, Болезнь, Бедствие, Власти могут в любой момент бросить меня в колодец, задушить, стоит им только захотеть... Вдруг почувствовал ручку медсестры, аромат ее кожи: на крайняк, подумывал о том, что избавлюсь от всяческих отношений и борьбы и возьмусь за медсестру. Верил, что этот или какой-нибудь другой препарат, как минимум, меня усыпит...
Я просто помешан на отношении ко мне! Медсестра спокойненько навязывала мне свое отношение, всякие там дела, препараты... и прочие права. По-моему, она что-то почувствовала. Улыбалась, когда приносила укол. Я почувствовал, что медсестра что-то узнала и выдавала выгодные себе ответы как на блюдечке ... Чтобы отрицать приходивших со стороны, посылала в их адрес смешки, иронию. За тот промежуток времени, что я лежал в больнице, медсестра немедля отвечала на каждое приходившее со стороны письмо.
Будто бы я выражу протест этим действиям тех, кто меня окружал, скажу им, что... (обязательно надо отматерить, чтобы исправились). Я говорил это, чтобы просто поболтать, что-то покритиковать или подтвердить. Вдруг остановился и понял, что я использую почту, давно отправленную неизвестным мне адресатом, которой я не был благодарен, и которую украл, закинув руку, с внешней стороны моей двери...
***
Я нахожусь рядом с медсестрой, не решаюсь выйти прогуляться. Хочу, чтобы она легла рядом со мной...
10.
Друзья, мы с вами выезжаем из города в одном из самых удобных купе поезда дальнего следования: об этом дне мы мечтали давно. Говорили, собраться бы как-нибудь, поесть, попить, поехать куда-нибудь далеко-далеко... Почему-то я не встретил ни одного мужика, которому не нравилось бы есть и пить в поезде, следуя дальней дорогой.
Итак, наше веселье началось едва мы проехали Гарадаг, дошлм до Гаджикабула, оставили позади солончаки Кюрдамира, Евлаха, следуем на верховье Куры, в зеленые степи Гёрана, Гянджабасара. Всю ночь пили и болтали. Солнце пробивает позади выстроенного вагонами в ряд поезда, и я выхожу в коридор. Кусты тамариска, высятся ячменные поля, покрытые росой, деревья быстро остающиеся позади, столбы и я...
***
... Я об этом говорил вам давным-давно, а вы уж верно забыли об этом. А поезд идет своей дорогой...
11.
Написала пальцем свое имя на запотевшем окне тесной кухоньки с низкой крышей, затем выглянула наружу, протерев стекло рукой. Ветер поднимал снег и ударял его о стены, об окна здания, напротив, об остовы деревьев; ветер пришел невесть откуда, торопится невесть куда. Плыло множество снежинок, не желавших уходить вместе с ветром. Они скрывались в углу окон, ямах, в дуплах деревьев. Не уходили.
Боль пробежалась по всему ее телу: вместо того, чтобы пройти по поленьям на полу, по камням на стене, по проводам в воздухе. Она подумала, что если кто-то или что-то силком уложил бы ее, совершенно голую, вровень с поленьями на полу, то она ни о чем и не подумала бы...
12.
Женщине захотелось увидеть луч свечи: он принес свечку на блюдечке и положил на подстилку. Свеча догорела. Свет, пробивавшийся внутрь сквозь окно, наткнулся на занасев, ну а теперь ему уже ничто не мешало...
Он, вместе с уставшей от мужа женщиной, находился в одинокой комнатке с расстеленной посередине постелью на одного, блюдцем и телефоном, что стоял под рукой, на конце шнура, который подползал со стороны спины к постели.
Неровности находившегося под рукой телефона, который он поглаживал, были намного интереснее, чем уставшая от мужа женщина, которая оделась и, наконец, ушла...
13.
Не представлял себе, как можно укрыться в соседних ветках одинокого дуба, растущего на вершине скалы. Вода наводнила весь мир, эта бестия готова словно зацвести. Вода лижет подол наброшенного на голое тело черного на меху пальто. Дочь недоверчивого рассказывает Тому, что на соседней ветке, что-то о далеком будущем. Хочет выставить Его напоказ.
Ладно. Он еще ничего, у Него есть надежда подняться, пока ветки не сломаются, а эта женщина не подымется. Напротив, она вынуждена перебраться с ветки куда-то еще. Женщина горит желанием увидеть Его состояние после того, как он взберется на последнюю ветку. Будто бы женщина - кенгуру... Зовет Его, а Он не укроется в теплой сумке женщины. Собираясь в дальнюю дорогу, женщина-кенгуру, скача по верхушкам задыхающихся от волн скал, молит его. Нет сил у нее пасть на колени.
Он чует козни женщины
Он чует козни женщины. Молится в душе небесам, чтобы женщина не заметила на поверхности воды соломинку, которую он давно приметил...