Человек молча и напряженно писал, буквы быстро выпрыгивали из-под его пера и отбегали в сторону. Ему приходилось каждую ловко цеплять кончиком пера и связывать со следующей. А с нового слова начиналось всё заново.
Все слова старались держаться друг за друга и выглядеть как приличные строки, иначе шанс остаться на бумаге у них катострофически уменьшался.
Строки же испуганно жались друг к другу и нервно встречали взглядом каждое новое слово. Вначале строки с негодованием шептали - "Ну вот, ещё новенькие. Вас тут ещё только и не хватало". Потом стали терпимее и новые слова в строки принимали уже с состраданием к их общей участи.
Иногда он замирал. Тогда буквы и строки сначала цепенели, а потом немного придя в себя, приводили себя в порядок и выравнивали свои ряды, чтобы сделать ему приятное. Создателя своего они любили и жалели, хоть он и капал частенько на них чем-то солёным.
Писал он быстро, иногда прерываясь и глядя неподвижно в серую крашеную стену перед собой.
На столе слева стоял стакан, наполненный смешанными пополам кофе и водкой. Изредка Он подносил стакан к губам и делал глоток. Строки покорно ждали...
Но однажды.. Однажды на них опять капнуло солёное, когда человек наклонился совсем близко к листу, лежащему на ободранном столе. И когда старые строки отряхнулись, они с изумлением заметили новеньких, выпавших из его глаза вместе с солёными каплями. Новые строки были совсем как они, старые, но...
..... Вместе с тем...
...................... Сразу стало понятно, что они, именно они, новые строки, останутся жить на этом листе.
Навсегда.
Старые строки молча переглянулись и медленно пошли с листа прочь.
На листе осталось написано:
**********
Человек проснулся на кровати одетым.
Его разбудила какая-то смутная тревога.
Какая-то мысль не давала ему спать.
Он встал.
Подошёл к столу.
На столе лежал лист.
Он наклонился, взял лист со стола.
Взглянул на лист.
На нём было написано:
*********
Когда сломали дверь и вошли в комнату, то увидели человека, лежащего на полу.
Руки его были прижаты в испуге к голове. Их долго не могли отнять от лица, когда же отняли, то с ужасом увидели совершенно пустые глазницы.
Глаза его были словно кем-то выцарапаны. В левой руке он сжимал лист бумаги. Когда лист высвободили из руки человека, то прочли на нём...
Впрочем, ничего не прочли. Лист был пуст...
Лишь приглядевшись, соседский мальчик, незаметно зашедший в комнату, разглядел на листе следы от словно вырваных или... выпрыгнувших строчек.