Эта ночь выдалась неудачной. Вообще-то работа в ночную для меня всегда была не сахар. С утра и с четырех - еще куда не шло, но четыре подряд смены в ночь к этому, несмотря на несколько лет работы, я привыкнуть не смог. А некоторые не могли привыкнуть к такому режиму и за всю жизнь. В начале смены мастер второго блока Сайтбурганов, расцепляя ролики с шихтой, оторвал себе палец на руке. Ролики толкала завалочная машина, а он одной рукой держа рычаг сцепки, другой давал отмашку машинисту и не успел отдернуть руку с рычага, когда тот задел выступ на плите пола. Мизинец левой руки срезало как ножницами. Сматерившись, он вытряхнул палец из вачига (вачиги - сталеварские суконные рукавицы, обшитые кожей) и ушел в здравпункт. А я, зацепив палец лопатой, выкинул его в печь. - Нахуя выкинул? - заорал мой сталевар Афоня Петухов - а вдруг понадобится ОТБ? (ОТБ - отдел техники безопасности завода расследующий все несчастные случаи на производстве) Не понадобился, но, тем не менее, Афоня загнал меня обдувать свод - была наша очередь. Свод мартеновской печи это крыша из специальных огнеупорных кирпичей над ванной с расплавленным металлом. От того, сколько плавок она выдержит, зависят, количество выплавленной стали и наша зарплата. А крыша эта быстро покрывается слоем пыли, который как шуба способствует перегреву свода и его раннему обрушению. Поэтому пыль эту необходимо было сдувать не реже одного раза в неделю. И все печные бригады по очереди этим занимались. Как это делалось: подручные сталевара (один, изредка двое) прикрыв морду лица респиратором "Лепесток" (что-то вроде марлевой повязки) и защитными очками залазили на металлоконструкции свода с шлангами в руках и обдували его сжатым воздухом. При этом грешники, которых жарят в аду на сковородках, наверно чувствуют себя более комфортно, чем мы. Когда в полуметре под тобой находится раскаленные до тысячи градусов кирпичи в щели между которыми выбиваются языки пламени и лижут подошвы ботинок, а ты, горя и задыхаясь, скачешь зайцем по балкам таская тяжеленный шланг, выдуманный ад становится не страшней трудовых будней сталеваров. А если оступишься (такие случаи бывали), то, проломив свод, падаешь прямо в печь и выражение "сгорел как спичка" становится в отношении тебя буквальным. На этот раз пронесло, но неприятности не кончились. Неприятности в мартене (кстати, несчастные случаи исключая смертельные особыми неприятностями не считаются , ну оторвало палец, ну обожгло там или чего другое, но ведь жив, а если виновен не ты, так и премию не снимут и отдохнешь на больничном, выспишься) это всегда дополнительный труд. В отсутствии мастера на выпуске плавки из-за неумелого управления качающимся желобом Афоня перепустил шлак в один из ковшей и капитально залил им приямок под печью. А это означало, что после того как уберут ковши со сталью и я закрою летку в печи, мне предстоит лопатой выкинуть из приямка тонны полторы горячего и тяжелого как камень шлака. Иначе сменщики при приемке печи запишут этот шлак на нашу бригаду и основательно за сутки добавят к этой куче своего "говна", потом за неделю с ним не расхлебаешься. При этом шлак приходится кидать не куда-нибудь, а в шлаковую чашу, высота которой вместе с лафетом где-то метров пять. Короче, напахавшись со шлаком мы ( Афоня и Витька Кабанов - второй подручный, прибежали мне помочь) еле шевеля ластами приплыли в рапортную сдавать смену, и тут обнаружилась еще одна неприятность - еженедельная политинформация. В рапортной - грязном полутемном помещении без окон под шихтовым открылком на деревянных скамьях уже сидели десяток сталеваров и подручных и перед ними за столом наш начальник смены Луис Маркович Гержой и хмырь из парткома завода по фамилии Волошин. Луис Маркович пожилой еврей морщинистым лицом и гривой седых курчавых волос похожий на известную фотографию Альберта Эйнштейна, уже что-то бубнил себе под вислый нос, уткнувшись в засаленный блокнот. Обычно строгий, он никак не прореагировал на наше опоздание, видимо по причине присутствия этого хмыря из парткома. С трудом, приткнувшись на одной из задних традиционно переполненных скамеек, мы с Витькой блаженно вытянули ноги и, откинувшись на стену, стали кемарить. Афоня сел впереди среди сталеваров. -Все прогрессивное человечество глубоко возмущено арестом выдающегося деятеля международного коммунистического движения товарища Луиса Корвалана ...- сквозь дремоту доносился глуховатый голос Гержоя, иногда прерывающийся грохотом прогоняемых по шихтовому открылку составов с металлоломом. - Миллионы трудящихся во всем мире бастуют в знак протеста против произвола кровавого режима Пиночета - и снова состав и снова мы засыпаем на мгновение под привычную мелодию железа скребущего по железу. Хмырь из парткома, чистенький в светлой суконке творил что-то новенькое. С выражением вдохновенного интереса на сытой ряшке он, наклонившись вперед и даже как-то вытянувшись над столом непрерывно зыркал глазами по чумазым рожам сталеваров, будто выискивая кого-то знакомого. Как потом я узнал, это у них называлось "всматриваться в массу и по вазомоторным реакциям лиц определять действенность пропаганды". Неизвестно что он там определил по реакциям, но когда Гержой закончил бубнить сидевший рядом со мной и так же кемаривший бригадир заправки Костя Гартман выдал фразу, которая показала весь идиотизм этой пропаганды: -Я не знаю, кто такой Луис Корвалан, но если его завтра не выпустят, я на работу не выйду! Мы дружно заржали и, грохоча отодвигаемыми скамейками, потянулись в душевую - "мыть коленки". Гержой, покосившись на хмыря сосредоточенно строчившего что-то в своем блокноте, молча покрутил пальцем у виска и показал Косте кулак. В душевой, намыливая голову хозяйственным мылом под струей горячей воды (разбрызгивателей там никогда не было) Афоня Петухов сказал Косте: - Ну, попал ты Волошину на карандаш, теперь хрен квартиры дождешься! В ответ Костя, взяв в руку свой внушительный инструмент, ответил: - Карандаш - херня! Ты посмотри, на что он попал! Костя был известный в мартене шутник и балагур. Меня он как-то развеселил своими рассуждениями о возрасте: - Знаешь, я вчера ебал восемнадцатилетнюю, а мне тридцать шесть! - Ну и что? - Так это же в два раза больше. Неужели я такой старый? Костя Гартман рыжий блондин с синими глазами был из немцев Поволжья. В начале войны их выселили с Волги. Он с матерью и сестрами попал на Урал, а отца и старших братьев, как и всех мужчин, старше 16-ти лет - расстреляли.