Ей было двадцать лет. И в Лондоне она была впервые. Здорово было оказаться в Лондоне, да еще и под Рождество. Энн часами бродила по улицам, засунув руки в карманы теплой куртки, разглядывала величественные здания, заходила в шумные, полные предрождественской суеты магазины. На улицах самодеятельные ансамбли распевали псалмы, Энн останавливалась перед ними, кидала монетки в подставленные кружки и шла дальше.
Все это совсем не походило на тихий Андерсенстаун, откуда она была родом. Там-то жизнь была подлинно провинциальная: тихая, неспешная и аккуратная, - если, конечно, не вспоминать об арестах и патрулях. Раньше-то все происходило, в основном, в Белфасте и Дерри, но теперь и до Андерсенстауна докатилось. Месяц назад, когда Энн была еще в Белфасте, мама прислала письмо, в котором рассказывала, что арестовали Лео Мартина, бывшего ухажера Энн, хотя он-то в политику не мешался. Мама писала, что Лео просто шел мимо, когда "томми"* обыскивали чей-то дом; видно, они ничего не нашли, вот и взяли его...
Но все-таки здорово оказаться в Лондоне, да еще и под Рождество. Жить здесь она бы не хотела, но вот так, ненадолго - отчего бы и нет? К тому же ехать ей все равно было некуда, а у Шона Маккены здесь живут родственники, которые согласились ее принять. Тут ведь как? Либо сюда, либо в Штаты, а здесь все-таки к дому поближе...
Энн выглядела гораздо младше своих лет - обыкновенная девочка-подросток в длинной черной юбке, сапожках на каблучках и сине-зеленой куртке. Светлые волосы были подстрижены коротко, под мальчика. Она заходила в кафе, пила горячий кофе с пироженными, в универмаге "Сэлфриджес" купила рождественские подарки семье О'Нил, у которых жила, особенно долго выбирала игрушки для маленькой Эдвины, к которой очень привязалась.
Потом постояла перед витриной, где вместо обычных манекенов были расставлены искусно сделанные литературные герои, изображающие сценки из книг Чарльза Диккенса.
Эллен тоже было двадцать. Она работала в универмаге "Сэлфриджес": хорошенькая, даже пикантная девушка с блестящими каштановыми кудрями и милой улыбкой, - именно такой должно быть продавщица в большом универмаге, привлекательной и толковой. Смена Эллен закончилась, переодевшись в подсобке, она вышла на улицу в своем легком зеленом пальто и шляпке набекрень. Эллен оглядывалась, ища глазами Джерри: он обещал встретить ее после работы. Его еще не было, и Эллен только успела подумать, что, вот, говорят, женщины вечно опаздывают, а ей только и приходиться, что ждать Джерри, никогда он вовремя не придет. И вдруг... грянул взрыв.
... Выли сирены. Рядом с Эллен лежал мистер Пиквик, розовощекий, с кудрявыми бакенбардами и огромной дырой в боку. Голова Сэма Уэллера, слуги Пиквика, валялась в осколках стекла рядом с телом злого карлика Квильпа. Около них лежал какой-то прохожий, пожилой мужчина в темном пальто и тихо, испуганно стонал. Вся дрожа, Эллен села и провела пальцами по лицу. Взглянув на руки, Эллен увидела, что они в крови. Бессильно всхлипнув, Эллен огляделась.
Кого-то уже укладывали на носилки, к Эллен подходили врачи, и тут она заплакала, размазывая по лицу кровь и слезы.
Энн ничего этого уже не видела. В тот момент, когда произошел взрыв, она сидела на скамейке в парке и кормила раскрошенным печеньем голубей. Да если бы и видела, то не слишком бы взволновалась: по-настоящему никто не пострадал, да и стоило ли волноваться из-за нескольких англичан, изрезанных стеклом? Пусть на своей шкуре почувствуют, что это такое. После того, что сделали с Лео Мартином, который был простым рабочим, не замешанным в политику; после того, как ты несколько лет прожила в Белфасте и видела эти бесконечные аресты и погромы; после того, как ты сама побывала в Каслри *, и повезло еще, что ты вышла оттуда не калекой, и вообще вышла, - после всего этого подобное зрелище не может взволновать. Пусть знают, что и в Лондоне будут греметь взрывы, пока они не уберутся из шести графств.