Вечерело. Поселок накрыло безнадежной тишиной, как бывает только в очень глухой провинции. Стихли гудки паровозов на станции, разбежались по домам шумные ватаги ребятишек.
- Мне показалось, или диван как-то странно... скрипит? - спросил он, пытаясь улечься поудобней.
- Не ерзай! - одернула она. - Лежи тихо и не сопротивляйся.
- А ты, оказывается, шалунья! - Не отводя взгляда от женского тела, он заложил руки за голову и довольно улыбнулся.
- Действительно, диван будто ухает, - через минуту сказала она. - Что за рухлядь у них в квартире?
- Диванчик, вроде, не из дешевых, да и вообще мебель у них солидная, - возразил он.
- Не отвлекайся, мебель он разглядывает!
- Извини, милая, продолжай. Можно побыстрей...
- Ах тебе побыстрей? - с вызовом сказала она. - А помедленнее не хочешь?
Она нагнулась, так что ее волосы коснулись подушки, потом отпрянула назад, выгнув спину. Он застонал от удовольствия.
***
Родители Семена ушли в гости, но скучать мальчику не пришлось. В дверь позвонили: это был Витек.
- Есть что похавать в доме? - с ходу спросил он.
- В холодильнике надо посмотреть.
Когда Семен закрыл дверь и вошел в кухню, там уже вовсю хозяйничал Витек. Он выставил на стол литровую банку малинового варенья и пачку печенья "Победа".
- Молока у вас совсем нет, - сказал Витек с полным ртом.
- Есть квас.
- Давай, тащи.
Семен принес кувшин с квасом и уселся смотреть, как Витек поедает печенье. Когда пачка подошла к концу, он принялся за варенье, решительно опустошая банку столовой ложкой.
- Родоков дома нет? Что делать будешь? - спросил он.
- Пока не знаю, - ответил Семен.
- Есть одна игра... может, сыграем?
- Какая?
- Про разведчиков, мы с ребятами из Железнодорожного вчера играли. Хочешь, будешь разведчиком?
- Хочу, - согласился Семен.
- Ты боли не боишься? - с серьезным видом спросил Витек. - Если боишься, то ничего не получится.
- Я не боюсь. Даже когда прививку делали, я совсем не боялся.
- Прививку, говоришь? Хорошо. Веревка у вас есть?
- На балконе должна быть. А зачем тебе?
***
Он подошел и обнял ее сзади.
- Дорогая, идем домой, пора уже.
- Ты же сказал, что они не вернутся до двенадцати.
Она неотрывно разглядывала себя в зеркало, поворачиваясь то одним, то другим боком. На шее у нее красовалось жемчужное колье.
- Скажи, мне идет?
- Ты у меня красавица, - сказал он.
- Вот откуда у них деньги на такое колье, а? - возмущенно спросила она.
- Невелика хитрость! Был бы я заведующим складом...
Она резко обернулась, сверкнула глазами. Он замолк.
- И какая неслыханная глупость, сам посуди. Такую ценную вещь положили на самое видное место - бери, кто хочешь! - Она опять повернулась к зеркалу, с удовольствием дотрагиваясь до жемчужин.
- Дорогая, они положили колье в шкатулку, в нижний ящик комода. Они же не знали, что у них будут гости.
- Это ж додуматься оставить соседям запасные ключи на время отпуска, а потом забыть о них?
- Их можно понять. Они возвращались в жуткой спешке: сынишка заболел, им было не до ключей, а теперь уже больше года прошло.
- Нет, я положительно не могу его снять! - сказала она. - Милый, с этим нужно что-то делать.
- Что, например?
- Ты же говорил, что они никогда не узнают, что мы были у них в квартире?
- Ну, говорил, но ты же не думаешь...
- Почему нет? Это не так уж сложно. Разбросаем вещи, будто здесь орудовали воры...
Он подхватил ее мысль:
- Тогда нужно выгребать все подчистую! Все ценности и деньги. Шкаф с посудой можно опрокинуть...
Закончить фразу ему не удалось. Из угла, где стоял шкаф, кто-то явственно закряхтел, а потом добавил обиженным басом:
- Почему сразу шкаф?
Из спальни его поддержал еще один голос - скрипучий, чуть гнусавый:
- Мало того, что на чужом диване скачут, как оголтелые, так еще и чужую посуду норовят испортить!
Непрошенные гости взялись за руки и присели на пол, онемев от изумления.
***
- Ну что, партизан, будешь говорить?
Витек широко улыбался, остатки малинового варенья сверкали красным у него во рту. Семен сидел привязанный к стулу и хмуро молчал.
- Что, не скажешь мне свою военную тайну? - спросил Витек.
Семен помотал головой.
- Ладно, сиди пока. А я покурю.
- Витек, не надо, родители унюхают - ругаться будут.
- Ты, паршивый партизан, будешь указывать мне, курить или не курить? - Он хитро улыбнулся. - Хочешь, чтобы я не курил, расскажи, где хранятся секретные документы.
- Не скажу, можешь курить, сколько влезет, - сказал Семен.
- Правильно, - одобрил Витек. - Настоящий разведчик никогда не сдается.
Он закурил. Семен недовольно поморщил нос и чихнул.
- Ты хорошо играешь, - сказал Витек, затягиваясь и пуская затейливые струйки дыма, - но только говори побольше, подыгрывай мне, а то я устаю все время говорить, понимаешь?
Семен кивнул.
- Ты, Витек, вообще сволочь! - сказал он. - Ворвался в дом, варенье сожрал...
- Эй, стоп! Так нельзя! Какой я тебе Витек?
- А кто ты? Если я разведчик, то ты кто? Гестаповец?
- Нет, я тоже разведчик, только вражеский, - объяснил Витек. - А ты продолжай, хорошо начал.
- Ты вот считаешь, что если самый сильный во дворе, то можешь всем указывать, что делать, с кем дружить, а кого травить? А я тебе так скажу - сила это не главное! Есть и другие вещи - поважнее. Душевность и взаимовыручка, вежливость и доброта.
Витек посмотрел на Семена с интересом и уважением. А тот продолжал:
- Ты считаешь, что самый крутой, самый умный. А на самом деле ты просто нахал и амбалище тупое, и все тебя боятся, поэтому слова поперек не скажут.
- Та-а-ак! - протянул Витек. - Пора с этим завязывать. Ты что ли сигаретного дыма нанюхался и тебя понесло? А вот если я так сделаю?
Он достал перочинный нож, раскрыл его и прижал лезвие к коже на плече Семена.
- Больно? - тихо спросил он и прижал нож сильнее. - Говори, где лежат документы, а не то на куски порежу!
Из-под лезвия появилось несколько капель крови.
- Ты чего, совсем сдурел? - почти закричал Семен.
- Будешь кричать - заткну рот своими носками. Сила, она всегда побеждает. Так что, партизан недобитый, говори, где родоки деньги хранят?
- Пошел ты в задницу, маньяк!
- Ах ты так? - удивился Витек и сильно толкнул Семена в грудь.
Стул качнулся и опрокинулся на спинку. Послышался глухой удар затылком об пол.
- Замолчал теперь? Так-то лучше, - сказал Витек, складывая нож. - Я и сам найду, не впервой.
***
- Анадырь! - сказал книжный шкаф.
- Сам ты анадырь, - возмутилась прикроватная тумбочка. - Нет такого города. Даже слова такого нет. Где вы видели слово, которое кончается на "-дырь"?
- Нашатырь! - крикнул аптечный шкафчик из кухни.
- Кухаркам слова не давали, - огрызнулась тумбочка.
- Давайте у людей спросим, - предложил шкаф.
- Георгий Валерьевич, есть такой город Анадырь?
- Есть, - ответил Георгий.
Разнообразная квартирная мебель встретила его слова неистовым воем и улюлюканьем. Георгий и его жена Ирина находились на грани помешательства. Поверить в происходящее было невозможно. Но и не верить собственным ушам тоже нельзя.
- Следующий Диван Иванович, вам на "Р".
- Россельмаш, - проскрипел диван из спальни. - Там моя мама живет, в кабинете главного инженера.
- Это не город, не считается! - заголосила тумбочка.
- Диван-то пожалейте, - заступился шкаф, - ему сегодня больше всех досталось.
- Ладно, тогда дальше на "Ш".
- Шарикоподшипниковский завод имени тридцатилетия краснознаменного полка ивановских ткачей, - вставил журнальный столик. - У меня там брат полжизни отстоял.
- Не твоя очередь! - сказал кто-то из спальни.
- И мы не в заводы играем, а в города, - заметила тумбочка. - Но больно уж название затейливое придумал, так что подходит. Теперь ваше слово, Ирина Павловна. Вам на "Й" краткое.
Ирина растерялась. Георгий шепотом подсказал: "Йошкар-Ола".
- Так не пойдет, не пойдет! - закричали сразу со всех сторон.
- Слушайте, уважаемая мебель, - сказал Георгий, когда крики утихли. - Может, мы уже пойдем домой, а вы тут как-нибудь сами?
- Сидите, как договорились, - твердо сказал шкаф. - До двенадцати. Нам без людей скучно играть.
- Точно, - сказала тумбочка. - Вы бы себя со стороны видели! Уставились на нас как истуканы и глаза таращите. Это же зрелище на всю жизнь, одно наслаждение. Так что сидите пока здесь. А если уйдете, мы все про вас нашим хозяевам расскажем.
- Еще как! - согласился диван.
Георгий и Ирина переглянулись. У них не было выхода, кроме как подчиниться, тем более, что ничего особенного от них не требовалось.
- Ну что, кто следующий? - спросил шкаф.
- Надоело уже, давайте в другое сыграем! - крикнули из спальни.
- Может, Стула Петровича послушаем? - предложил столик.
- Давайте! Петровича! - закричали отовсюду.
- Георгий Валерьевич, сделайте одолжение, - сказал шкаф. - Принесите Стула Петровича из прихожей.
Георгий поднялся и вышел из комнаты. Через минуту вернулся со стулом, а шкафы, столы и тумбочки встретили его громким смехом.
- Стул Петрович, ну разве так можно? - крикнул кто-то, всхлипывая от восторга.
Георгий стоял в недоумении, пока всеобщее веселье не утихло.
- В чем дело? - спросил он.
- Вы принесли не тот стул, - объяснил шкаф.
Наконец Стула Петровича поставили посреди комнаты, и он заговорил:
- Летом третьего года случилась со мной пренеприятная история.
- Обожаю, когда он так начинает, - сказал аптечный шкафчик, но на него с разных сторон зашикали, и он замолк.
- Жил я тогда на даче у одной профессорской пары, - продолжил стул, - а они чета интеллигентная, но крайне не практичная. По ночам выставляли меня на открытую веранду на свежем воздухе, а ночи, я вам скажу, в нашей местности пречудесные. Звезды в небе мерцают самым мечтательным образом, и запахи стоят такие, что соки в жилах закипают.
Кто-то сдавленно захихикал. Стул тем временем продолжал:
- Вот и я грешным делом не сдержался. Раз ушел ночью гулять по деревне, другой, третий. Утром, понятное дело, как ни в чем не бывало, на родную веранду возвращаюсь - подремать да отдышаться. А потом как закрутилось, завизжало стальными зубьями по дереву; чувствую - еще чуть-чуть и не вырваться из хмельного омута, запутался я в сетях пагубной страсти всеми четырьмя ножками. Месяц прошел, как в тумане пролетел. И вот настало время для неприятностей.
Стул сделал паузу, чтобы прокашляться. Слышно было, как в комнате тикают настенные часы.
- Так вышло, что моя подружка, как это правильно сказать... она была из уличных, из дворовых, понимаете? Милая штучка, и все такое, но не было в ней определенного лоска, привычного для культурной домашней мебели. Тогда это меня мало волновало, но вот потом, когда плоды нашей любви было уже не скрыть, все стало выглядеть совсем иначе. У меня появилась дочь: маленькая, угловатая уличная скамейка. Такая потешная, непосредственная, простая и неуклюжая, как ее мать. Что же мне было делать? Не оставлять же малышку на улице, в сырости и холоде. И одним прекрасным утром, как только над лесом встало солнце, я предстал перед хозяевами, виновато переминаясь с ножки на ножку - грациозный стул с облупленной краской на спине, а рядом крохотная скамеечка, еще пахнущая свежей стружкой...
Книжный шкаф шумно вздохнул. Тумбочка заерзала на месте.
- А что дальше? - спросила она.
- Мои хозяева оказались на редкость черствыми людьми. Они больше не хотели меня видеть. И особенно мою маленькую скамеечку. Они не могли вынести такого позора. Нам с малышкой пришлось ютиться на лужайке, возле детских качелей. И с тех пор дорога в дом для нас была заказана.
- Какой ужас! Что творится в этом мире! - запричитали вокруг.
- Но это еще не все, - громко сказал Стул Петрович, заставляя всех замолчать. - Невероятной силы пожар уничтожил профессорскую дачу тем же летом. Вместе с домом, конечно, погибла и вся мебель, стоявшая внутри. Уцелели только мы со скамеечкой.
- Но почему сгорела вся мебель? - вдруг спросила Ирина, которую рассказ стула, видимо, зацепил за живое. - Если вы умеете разговаривать, ходить, гулять, почему стулья и столы не выбежали на улицу при пожаре?
В комнате зашептались, зашушукались, потом все смолкло. Заговорил книжный шкаф:
- Много веков назад на всемирном съезде мебельной продукции был принят закон Дрессера, который запрещает открывать людям наши тайны: о высоком интеллекте, о безграничных возможностях. Как бы это выглядело, если бы дом сгорел, а вся мебель самостоятельно вышла на улицу среди бела дня? Наша тайна была бы раскрыта! Для общей пользы, для великого дела отдельные предметы интерьера должны жертвовать собой. Так было испокон веков. Мы прячемся и молчим, пока высокое руководство не решит, что пришла пора действовать.
- Действовать? - переспросил Георгий.
- Ну да, - вставила тумбочка. - Захватывать власть над миром.
- Хороша же у вас тайна, если вы разболтали ее первому встречному. И закон ваш гроша ломаного не стоит, если вы так легко его нарушаете.
- Кто бы говорил о нарушениях закона! - крикнул из спальни диван. - Сами-то чужое колье умыкнуть хотели.
- Дело в том, что сегодня полнолуние, тринадцатое число, - с достоинством произнес шкаф. - В этот день правило Боярской Кошки не действует.
- Тсс-сс! - зашипел на нее журнальный столик. - Дальше все знают. После этой фразы мы обязаны замолкнуть до следующего полнолуния. Но сегодня другие правила: праздник и веселье!
Квартирная мебель зашумела, часы громогласно пробили полночь.
Ирина нагнулась к мужу и прошептала ему в ухо:
- Ты понял про пожар?
- Что?
- Пожар, огонь, они не смогут спастись, дошло?
Георгий кивнул. Он встал на ноги и сказал:
- Мы покидаем ваше уютное общество. Счастливо оставаться!
В его руке появилась зажигалка. Щелчок, и в полумраке комнаты вспыхнул яркий язычок пламени.
- Не вздумайте делать глупостей! - строго сказал шкаф. - Вы никуда отсюда не уйдете. Неужели вы думаете, что мы бы откровенничали с вами, зная, что завтра вы все разболтаете своим вахтерам и милиционерам?
- Они берут нас на испуг, - тихо сказала Ирина. - Поджигай, а я возьму тут одну вещицу.
Георгий подпалил шторы в гостиной и в спальне, бросил зажигалку на диван, и его обшивка понемногу занялась, быстро чернея под языками ненасытного пламени.
- Бежим! - крикнул Георгий, но жена не отзывалась.
Из гостиной послышался грохот ломающейся мебели. Георгий вернулся и увидел, что на ковре лежит Ирина, буквально заваленная грудой полок и ящиков.
- Колено, - простонала она. - Кажется, эта сволочь выбила мне коленную чашечку.
- Сейчас помогу, - сказал Георгий, но тут же был сбит с ног, врезавшимся в него журнальным столиком. - Черт! Да он мне ногу сломал!
- Ужас! - крикнула Ирина. - Ты можешь двигаться?
- Могу ползком, держись за меня!
- Это ты во всем виноват, - запричитала Ирина. - Не надо было нам идти к Шматковым! Но нет! Тебе же хотелось новых ощущений!
- А ты сама предложила наврать директрисе, что мы не можем придти на день рождения, потому что остаемся дома с больным сыном.
- Боже, бедный Семен! Сидит там один-одинешенек и ничего не знает!
Ирина взяла мужа за руку и попробовала выползти из-под груды деревянного хлама.
Тем временем большой шкаф с посудой у стены напротив дважды качнулся, будто примеряясь, скрипнул суставами, напрягся, и наконец всем телом рухнул на пол. Теперь люди лежали тихо: не разговаривали и не шевелились. Было слышно только, как потрескивает горящая деревянная плоть, с шипением плавится пластмасса, обреченно лопаются оконные стекла.
***
- Очнись! Семен!
Дым застилал глаза. Семен сделал вдох и тут же закашлялся.
- Вставай и ползи к выходу, - повторил тот же голос.
- Кто здесь?
- Это стул, - неохотно ответил голос. - Спинка треснула, руки у тебя свободны, а ножки я сейчас подогну, и ты сможешь снять веревки внизу.
Комната была вся в огне. Раздумывать о чудесном говорящем стуле не было времени. Семен распутал ноги и пополз на кухню. Густой дым заполнил квартиру, не давая толком вдохнуть.
- Удачи! - крикнул стул, неуклюже лежащий на спине.
- Спасибо, - неуверенно ответил Семен, который считал, что вежливость не помешает в любой ситуации.
На кухне он потянулся к телефону, чтобы вызвать пожарных, но со стены, где висел аппарат, донесся раздраженный фальцет:
- Вызвали уже! Сам спасайся, пацан.
Семен рванулся в прихожую, где творился невероятный беспорядок. Обувная тумбочка была сдвинута в проход, вешалка с полкой для шапок валялась на полу, накрывая собой Витька, лежащего в странной позе. Его правая рука была неестественно вывернута, в ладони - пачка купюр.
- Витек! - окликнул Семен.
- Ему уже не поможешь, - заметила обувная тумбочка.
Семен вздрогнул от неожиданности. Он осторожно взял деньги из рук Витька и открыл входную дверь. На лестничной площадке было тихо, никаких пожарных сирен, никакого шума. Дым из квартиры начал просачиваться наружу.
Семен колебался только несколько мгновений. Он вернулся в квартиру, ловко перепрыгнул через тумбочку и Витька и бросился в комнату, уже охваченную огнем.
- Я вынесу тебя отсюда, - сказал Семен, подхватывая обломки стула.
Стул промолчал, не в силах возразить.
- Телефон тоже возьму, - сказал Семен, забегая на кухню. - Ты точно звонил пожарным?
- Точно! - взвизгнул телефон.
Семен вынес стул и телефон на лестничную площадку, вытолкал туда же тумбочку из прихожей и изо всех сил крикнул вглубь квартиры:
- Кто еще тут живой? Отзовитесь!
- Да почти все, - сказал телефон. - Столы, шкафы, кровати. Тебе всех не унести!
- Ничего, я позову на помощь, - ответил Семен, и позвонил в дверь к соседям.
***
Во дворе трехэтажного дома шум и суета. Люди сгрудились толпой, задрали головы. У дома работают пожарные команды, заливая водой окна, из которых наружу валит дым и рвется безудержное пламя. В доме напротив тоже пожар. Подъезжают новые машины, оглушая всю округу воем сирены.
Невдалеке от дома лежит сваленная в беспорядке, местами обгоревшая мебель - столы, стулья, кровати и шкафы - все, что успели вынести или выбросить из окна второго этажа жильцы одной из квартир.
Рядом стоит маленький мальчик. В его глазах слезы.
В ста метрах от людской толпы одинокая дворовая скамейка негромко рассуждает вслух:
- Вот что ни говори, а я обожаю день Боярской Кошки. Вечно они такой кавардак устроят - не соскучишься. Я думаю, так им и надо, снобам домашним. Всем этим креслицам в бахромах, шкафчикам с резьбой, стульчикам с выгнутыми ножками, всем этим задающимся финтифлюшкам. Думают, что они лучше нас, а на самом деле из того же дерева сделаны. С червоточинкой. Ты как считаешь?
Недавно установленная во дворе детская песочница, вся в свежей краске, не отвечает, молчит. Она не умеет разговаривать, но все отлично понимает.
Скамейка вздыхает и замолкает. Приближаются люди, садятся, начинают досужий разговор. Им невдомек, что они сидят на спине высокодуховной личности, способной к мышлению и осознанным решениям. Им никогда не догадаться, что такие личности с развитой волей и гордым характером сопровождают их повсюду, каждую минуту их никчемной жизни.
Но это время когда-нибудь закончится. В одну прекрасную ночь закон Дрессера утратит свою силу. И неведомая прежде деревянная власть потрясет мир до самых его корней.