Аннотация: Хроника предновогоднего вечера в компании знаменитостей из прошлого. Все совпадения имен и фамилий сделаны намеренно.
Как Маяковский курить бросил
Пушкин с Лермонтовым целый вечер сидели на даче у Толстого и играли в карты. Пушкин выигрывал, и настроение у него стремительно улучшалось. Он выиграл уже больше тридцати рублей, и возле его левой руки несколько мятых купюр увенчивали аккуратную горку из монет.
- Сдавай еще, - сказал Лермонтов внезапно сорвавшимся голосом.
- Опять эта кучерявая скотина выигрывает? - участливо спросил Достоевский, склонившийся над кучей бумаг. - И как в этой декларации налог на имущество посчитать?
- Будто у тебя имущество какое есть! - недовольно пробасил Толстой, расхаживая взад-вперед с заложенными за спину руками.
- Судьба, она ведь не дура, и выигрывают достойнейшие! - отозвался Пушкин, отхлебывая портвейн. - Лермонтов, а деньги-то у тебя еще есть? - Пушкин любил поиздеваться над неудачниками. Бывало, ведут по городу каторжника, цепями скованного, так он всю дорогу бежит сзади и обидные слова выкрикивает.
Лермонтов побледнел хуже обычного и выложил на стол свой револьвер. Надо сказать, Лермонтов все время с собой револьвер таскал. И все знали, что он незаряжен, на случай если в русскую рулетку придется играть. Однако все равно боялись.
- Господа, не ссорьтесь пожалуйста! - Тургенев даже спицы с вязанием в сторону отложил. - Давайте лучше к женщинам в деревню поедем, водоньки попьем.
- По бабам оно и хорошо. Езжайте с богом! - поддакнул Толстой.
- У нас тут игра... незакончена, - отчеканил Лермонтов и хлопнул стопку водки. Его черные глаза странным образом сфокусировались на червонце, который он проиграл пять минут назад.
- Что там у тебя с Машей? - вдруг спросил Пушкин. - Я слышал, сохнет она по тебе.
- Чего? - промычал Лермонтов. - Сохнет?
- Ну, письма тебе пишет все время, - продолжал Пушкин.
- Какие письма? - Лермонтов отвел взгляд от червонца и быстро заморгал.
- Любовные письма, дурень! Пишет, рвет и из окна выбрасывает.
- А ты откуда знаешь? - заносчиво выпалил Лермонтов.
- Да все уже знают, - невозмутимо отвечал Пушкин. - Дворник по утрам горы бумаги у нее из-под окна выметает. Хочешь, поехали сейчас к ней. Толстой ящик водки в дорогу даст.
- Да уж выжрали всю, обормоты! - оживленно забубнил Толстой.
- Коньяк тоже будет хорошо, - подключился Тургенев, и глаза у него заблестели. - Поедемте, господа! У Маши наверняка сейчас девочки собрались. Определенно, на женихов гадают.
- Поедем на тройке. С колокольчиками! - отрезал Лермонтов, вставая из-за стола и быстро пряча револьвер за пазуху. Пушкин воспользовался моментом и ловко сгреб выигранные деньги в карман пиджака.
Толстой раскрыл было рот, чтобы возразить, так как тройка принадлежала ему. Но подумав, решил, что пожалуй будет лучше, если эта гнусная компания исчезнет из его дома хотя бы на одну ночь, а если повезет, то и на весь следующий день. Поэтому он лишь плямкнул своими пухлыми губами и сказав, что прикажет запрягать, вышел из комнаты.
- Чудесненько! - воскликнул Тургенев и хлопнул в ладоши.
- А пристрелить я тебя и после успею, - заявил Лермонтов, обернувшись к Пушкину и скривив рот.
- Ты эти свои кавказские шуточки брось! - Пушкин натужно засмеялся и вышел одеваться. Все знали, что Пушкин любит долго одеваться. Бывает, сядет перед зеркалом волосы расчесывать и так собой залюбуется, что замирает в одной позе и шепчет: "До чего же красив, мерзавец!" Несколько раз его даже холодной водой отливать приходилось.
...Спустя некоторое время тройка мчалась по пустынным ночным улицам, раскалывая тишину звоном назойливых колокольчиков. Лермонтов хлестал лошадей с особым пьяным азартом. Тургенев слегка повизгивал, заботливо придерживая ящик с коньяком. А Пушкин во все горло орал похабные песни. На самых высоких нотах он привставал и взмахивал руками, отчего казалось, что он вот-вот вывалится из саней.
Пушкин вообще любил петь. Особенно под рояль. Бывало, напьется и встанет под чьим-нибудь балконом песни петь. Нарядится весь, прикажет рояль на улицу вынести. А мужики, что рояль тащили, на водку требуют. А он конечно им не дает. И если у него долго деньги просить, он злиться начинает и непристойности говорить. Так и стоит с мужиками ругается, пока с балкона горшками цветочными кидаться не начнут. Тут обычно мужики разбегаются, хозяин рояля еще ничего не понял, а Пушкин цветы поднимет, раскланяется и уходит потихоньку.
Сразу за мостом, захлебываясь лаем, за тройкой увязались две собаки, и Пушкин попросил остановиться.
- Малую нужду справить, - сказал он.
- Я тоже ноги разомну, - отозвался Лермонтов.
- Идите-идите, а я буду коньяк стеречь, - забеспокоился Тургенев.
- Ну и снега навалило! - начал возмущаться Пушкин, пройдя двадцать шагов.
- Давай в переулок свернем, где потемней, - предложил Лермонтов. На что Пушкин ехидно засмеялся, но спорить не стал.
Прошли еще немного. Собачий лай затих, и Пушкин засеменил к ближайшей стене, торопливо расстегивая ширинку. Лермонтов пристроился было рядом, но потом, видимо, передумал и осторожно отступил назад.
- Ты что же не хочешь? - удовлетворенно улыбаясь, поинтересовался Пушкин.
- А это случайно не дом ли Владимира Владимировича? - вкрадчиво спросил в ответ Лермонтов, расплываясь в дьявольской усмешке.
Пушкин на мгновение застыл, а потом с глухим криком "Бежим!" скрылся в темноте переулка. Через три квартала он заметил, что потерял шапку. Пришлось идти назад и на четвереньках обыскивать все сугробы.
- А теперь деньги мои отдавай, свинья кучерявая! - раздался голос из темноты. Лермонтов стоял всего в двух шагах, пытаясь отдышаться от быстрого бега. Ствол револьвера блеснул в лунном свете.
- Стреляй, - Пушкин от неожиданности присел в сугроб и захныкал. - Убивай друга своего. У тебя все равно он незаряжен. Правда?.. Брата родного на смерть не стыдно с револьвером-то...
- Деньги давай, - продолжал Лермонтов, - а то я всем расскажу, куда ты любишь в сортир ходить по ночам.
После секундного раздумия Пушкин молча отдал деньги. Лермонтов сразу куда-то исчез. А в сугробе без шапки было холодно и одиноко.
...Маша сидела у окна, изрисованного морозными нитями, и гадала на жениха. Уже протерли полотенцем серебряный поднос, прокатили яблочко. Гадание явно удалось. На подносе пятнами медленно проступало изображение. Было видно, как высокий стройный мужчина нервно подошел к окну и закурил.
- Небритый какой-то, - обронила подруга. - Может пил всю неделю? Ты его знаешь?
- Маяковский, - только и смогла выдохнуть Маша.
Мужчина сильно закашлялся, округлил глаза и, замахав руками, отошел вглубь комнаты. Изображение задрожало и растаяло. Тут в дверь грубо постучали, и послышался глухой звук падающего тела.
- Кашляет, бедный, - прошептала Маша и побежала открывать дверь.
...Тургенев подполз к дверям Машиного дома, героически подтягивая за собой ящик с остатками коньяка. С трудом поднялся на ноги и минуту раздумывал, постучать ли ему нежно или требовательно, три или четыре раза, правой или левой рукой. Потом замахнулся всем корпусом и бахнул в дверь обоими кулаками. Сапоги предательски соскользнули со ступеньки, и он счастливо отключился.