Саверский Владимир Иванович. Гармония слова. Книга Iv

Саверский Владимир Иванович : другие произведения.

Гармония слова. Книга Iv

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]

Ссылки:

Оставить комментарий © Copyright Саверский Владимир Иванович (vladimir.koh@mail.ru) Размещен: 14/05/2011, изменен: 15/05/2011. 99k. Статистика. Сборник стихов: Поэзия		Ваша оценка:

Владимир САВЕРСКИЙ

Г А Р М О Н И Я

С Л О В А

Г А Р М О Н И Я

С Л О В А

Моё Пятикнижие:

Книга первая: "В багровом зареве войны"

Книга вторая: "Из сердца извлекаю я слова"

Книга третья: "Зов Венеры"

Книга четвёртая: "На элегической волне"

Книга пятая: "Юпитеры над Зазеркальем"

УДК 821.161.1-1;

ББК 84(2Рос=Рус)6-5

С12 Саверский В.И.

Гармония Слова. Книга Четвёртая:

"На элегической волне". Стихи.

Владимир Саверский. - М. :

РУСАКИ, 2010г. - 1.. с.

В Книгу Четвёртую Гармонии Слова вошли

(частично - с редакционными изменениями) стихи,

опубликованные в 2002г., а ткже новые стихотворения.

ISBN

УДК 821.161.1-1;

ББК 84(2Рос=Рус)6-5

О Саверский В. И. 2010

ISBN О Изд-во РУСАКИ, 2010г.

Г А Р М О Н И Я

С Л О В А

Книга 4

НА ЭЛЕГИЧЕСКОЙ ВОЛНЕ

Москва

2010

ПОЭЗИЯ - это полёт

души в неведомое.

ВСЕМ

Прими, читатель, эти слоги

От древних Муз и от меня,

Кипенье рифм, как в пенном гроге,

И жар душевного огня...

Мы нынче где-то на пороге -

Грядут иные времена:

В них сгинут демоны, а боги

Нам освятят сиянье дня.

Есть свет и тень, есть жар и холод,

Есть электрон и позитрон.

С обжорством рядом бродит голод,

Есть жизнь раба и царский трон.

Что делать! Так решил Создатель...

Есть жизнь и смерть, есть явь и сон.

Превышней воли обладатель,

Творец, - Он зиждет свой Закон.

БАБЬЕ ЛЕТО

Над пашнями струится легкий пар,

В окне мелькают рощи золотые,

Как будто всеобъемлющий пожар

Разлился над просторами России.

От невских хладных вод до южных гор

Идет сквозь осень пассажирский поезд.

От суеты вокзальной успокоясь,

Смотрю на этот сказочный костер.

На медленном его огне сгорая,

Леса и рощи, взоры изумляя,

Свершают грустно-красочный обряд,

Как будто вся природа, умирая,

Оделась в этот царственный наряд.

Какое расточительство огня!

Какие зажигательные краски!

Мне бы сейчас волшебного коня -

И вскачь от Гибралтара до Аляски.

Нет - двух коней! И на втором - она,

Такой же восхитительной и яркой,

Как бабье лето, красоты полна -

Такой, чтобы от взгляда - сердцу жарко!

А поезд мчится, - солнечный ковер

Багряным завивается узором;

И отовсюду, сколь достанет взор,

Играет небо чистой бирюзою.

Тончайшая серебряная нить

Не устает по воздуху скользить.

Грозятся потихоньку облака,

Толпясь пока у края горизонта;

И близок день, когда наверняка

Пойдут в атаку моросящим фронтом.

Ну, а пока - от солнца сверху вниз

Обилием пространства, красок, света -

Не уходи, останься, повторись,

Побудь еще немного, бабье лето!

* * *

В немом безмолвии уснул осенний лес,

Поблекшие поля раскинулись окрест,

А речка, что бывает летом полноводной,

Теперь уж стала мелкой, чистой и холодной.

Опушка. А за ней стоит мое село...

Я этот уголок всем сердцем обожаю.

Здесь утро моей жизни протекло,

И я сюда, как в детство, приезжаю.

Здесь мать меня когда-то родила;

Здесь вырос я, здесь столько песен спето.

Здесь песня меня за душу взяла

И за собою в жизни повела

Искать гармонии среди теней и света.

Здесь в школе первую я грамоту постиг

И в книги с детства был влюблен безмерно,

Но для того, чтоб жизнь узнать наверно,

Как мало знать ее из книг!

Отсюда я в соседнее село

Ходил, чтобы закончить семилетку, -

Как говорится, всем чертям назло

В мороз и слякоть мерил километры.

Я здесь узнал крестьянскую нужду,

Недетские суровые заботы -

Мы приобщались к жизни и труду

В военные сороковые годы.

У нас была немалая семья -

Все детвора, - один другого меньше.

Но стойко совершала мать моя

Незримый подвиг многих русских женщин,

Который был воспет уже не раз,

Но в песнях той не исчерпать поэмы,

Что жизнью называется у нас,

И авторы поэмы этой - все мы.

А сколько здесь я испытал тревог

Душой незрелой - светлых и печальных!

Здесь первый мне преподнесли урок

Любви непрочной и случайной.

Здесь я впервые страстно полюбил

И охладел потом в разлуке.

Здесь строки первые, волнуясь, я сложил;

И трепетно во мне отозвались их звуки.

Я был упрям и шел к своей мечте

Через такие в жизни карусели,

Что многие мечты во мне сгорели...

Но я с восторгом внемлю красоте,

Непримирим к коварству, клевете,

И я пою, и, значит, я у цели.

И только иногда берет меня тоска,

Что я растратился на мелочи немало;

И тянется к перу уставшая рука,

И хочется мне все начать сначала.

* * *

ОСЕННИЕ КОСТРЫ

Дымясь, горят осенние костры.

Их пламя озаряет наши лица

И то, с чем мы пришли сюда трудиться:

Лопаты, вилы, грабли, топоры.

Мы очищаем землю от того,

Что, отдав все до капли жизни соки,

Должно уйти, чтоб жизни торжество -

В природой обозначенные сроки -

Вернулось вновь на землю, как всегда,

И чтоб земля была к тому готова -

Обильно цвесть и плодоносить снова

Усилиями нашего труда.

И мы кладем осенние костры;

Их дымное нас озаряет пламя

В холодных сумерках над нашими кострами

Вечерней угасающей зари.

ОСЕННИЕ ЛИСТЬЯ

Осенние листья кружатся,

Под ветром слетая с ветвей,

И мягко на землю ложатся,

Где есть уголки потеплей.

Но ветер их всюду находит,

Безжалостно треплет и рвет,

Подхватит, покружит, уронит

И снова куда-то несет.

И только когда он устанет,

Иссякнут порывы его, -

Тогда лишь для листьев настанет

Великого сна торжество.

Они засыпают с тоскою,

Прижавшись к земле поплотней,

Ища в ней навеки покоя

Вдали от родимых ветвей.

Так в жизни вселенские вихри

Срывают с насиженных мест,

И то, к чему люди привыкли,

Теряется ими навек.

БЕЛОЛИСТКА

Не спорю - хороша береза.

Поэты славу ей поют.

О лесе ни стихи, ни проза

Березы мимо не пройдут.

Но мать-природа своевольна,

Многообразна и щедра...

Есть у березы белоствольной

Оригинальная сестра.

В низовьях Терека седого

Из всех лесов, что есть окрест,

Милее леса мне любого

Из белых белолисток лес.

Ах, белолистка, белолистка,

Своеобразна, как каприз!

Ты, белоствольна, белолика,

Стоишь под ветром в белых бликах -

Кому - без виз, кому - сюрприз!

То поднебесно-величава,

То сказочность в тебе видна,

А то вдруг даже не стройна,

Но полнокровна и кудрява,

И света, и игры полна,

Как черноморская волна.

Ты не бываешь одинокой;

С тобою вместе, с первых дней,

Питаясь материнским соком,

От общих исходя корней,

Подобные тебе теснятся

И к свету тянутся ростки,

И под лучами серебрятся

Их беззаботные листки.

И в этой поросли беспечной

Растешь ты, набираясь сил,

И чередою быстротечной

Идут года... Кто старожил,

Тот уж, конечно, не забыл

Вздымавшиеся здесь когда-то

Те белолистки в три обхвата...

Он мне и до сегодня мил,

До слез знакомый, незабвенный,

Наперсник юности моей,

Тот лес, один во всей вселенной,

Как друг, - один из всех друзей.

РОДНОЕ НЕБО

Над тем из всех возможных полушарий,

Где с ветром жизни спорит отчий дом,

Опять родного неба планетарий

Знакомым с детства светится шатром.

Сам для себя на этой карте неба,

А сколько раз, тому и счета нет,

Я изучал, хоть астрономом не был,

Движенье звезд, созвездий и планет.

Под этой, милой сердцу, полусферой,

В лесу ли, в поле, просто во дворе

По вечерам прощались мы с Венерой,

Чтоб снова повстречаться на заре.

И знаю я, что только здесь мы дома,

И верю, что б ни говорили мне:

Подобных есть немало астрономов,

Кто видит свое небо и во сне.

Как долго б ни держал нас мир тревожный,

Мы снова возвращаемся сюда -

Под это небо и под эти звезды,

Которых не забыть нам никогда.

Что вы в своем мерцании таите?

Каких открытий это небо ждет?

Вон Млечный Путь - он на такой орбите,

Что, может быть, в бессмертие ведет.

По существу, отсюда мы взлетаем.

Здесь главный в нашей жизни космодром.

Здесь та земля, воистину святая,

Которую мы родиной зовем.

ОСЕННИЙ БАЛ

"Багрец и золото" и что-то

В саду осеннем и в лесу,

Но эта сказка мимолетна,

Как мишура, как позолота,

Которая скрывает суть...

Один восторг все эти краски,

И петь им хочется хвалу,

Но гложет мысль, что это маски

На разгулявшемся балу.

От пенья скрипки до фагота -

В волшебных гаммах цветовых,

От вихря вальса до гавота -

В круженье масок расписных.

Но что-то грустное таится

В цветистом блеске октября,

И с чем-то надобно проститься,

И дышит холодом заря.

И вот откуда-то дохнуло

Полузабытым холодком, -

И кончен бал, и маски сдуло

В порывах жестким ветерком.

Под властной дланью непогоды

Вдруг смолкли скрипки и фаготы.

И из-под масок суть явилась:

Весь почерневший старый дуб,

Пригодный разве что на сруб,

И, словно бы ему на милость,

Осина перед ним склонилась;

Березки, стройные, как девы,

В наряде согрешившей Евы;

Волной упругой павших кос

Взгрустнула ивушка до слез;

И слезно клен стряхнул росу

На листьев павшую красу.

И лишь рябина полыхает

Живым есенинским костром...

Природа зябко замирает,

Объятая похмельным сном.

ОПТИМИСТИЧЕСКАЯ ЭЛЕГИЯ

Уж август на исходе. Снова осень

На смену лету, как всегда, идет.

Цвет увядания она с собой приносит

И, как всегда, цвет жизни унесет.

Перед моим окном стоят большие клены.

И сколько, сколько раз я наблюдал,

Как жизнерадостный, веселый цвет зеленый

С приходом октября покорно увядал.

И тот листок, вон, что всегда с соседом

В лучах весны беспечно лепетал,

Сорвался вниз вчера перед обедом

И на прощанье скорбно другу помахал...

Но в шорохе листвы, в порывах ветра

Мне чудится не погребальный звон,

И над обломками разбитого корвета -

Не чаек заунывный стон.

В минорных звуках похоронных маршей

Мне слышится призывный клич борьбы:

Не унывайте, становясь с годами старше,

Мы здесь - не времени покорные рабы!

Пусть жаркий ветер радостных мелодий

Развеет холод траурных сонат,

Пусть в жилах кровь, не утихая, бродит,

Пусть чувства никогда не спят!

ГЕЛЕНДЖИК

Черное небо, цыганское небо,

Яркие звезды горят в вышине.

Кто бы ты ни был, и где бы ты не был, -

Нет, не забыть тебе этих огней!

Черное море и синие горы,

Много простора и много тепла,

Южное солнце и пылкие взоры -

Кажется, юность в тебе ожила.

Там, где смыкаются синие дали

Моря и неба, - вдали от земли,

В знойном сиянии мачтами встали

Вечные странники вод - корабли.

Славных людей обитает здесь племя -

Трудолюбивый, веселый народ,

Дружные с морем и дружные с теми,

Кто к ним с открытой душою идет.

Светлые чувства об этом храня,

Я эти строки пишу им на память, -

Пусть они даже забыли меня:

Целая жизнь пролегла между нами.

* * *

Смотрю я в небо звездное,

Смотрю я в небо ясное -

В нем что-то есть тревожное,

И что-то есть прекрасное.

Даль неба - необъятная,

Она - неизмеримая,

Она - невероятная,

Она - непостижимая.

Все вкруг - не рукотворное.

Луна, огнем каленая,

Идет за мной, покорная,

Как женщина влюбленная.

Земля повсюду - белая,

И снег хрустит и звездится,

Река - заледенелая,

Ковшом блестит Медведица.

А звезды хороводятся,

И с ними прима - первая! -

На ней все взоры сходятся -

Горит звезда вечерняя.

На этот бал космический

Смотрю я в восхищении,

И мой задор лирический -

Как искры вдохновения.

Иду беспечно рядом я

С Луной, подругой верною,

Обмениваясь взглядами

С красавицей Венерою.

А если шутки в сторону,

Под этой звездной бездною

Хотел бы жизнь повторную

Я здесь прожить чудесную -

В эпоху ту, которую,

В эпоху неизвестную.

Но в этой звездной вечности

Дана нам жизнь короткая,

И лишь одна, конечно же,

И не всегда хорошая.

И мчит Земля по космосу

Немыслимой орбитою,

И мы по ней - по компасу,

От нас судьбою скрытому.

Смотрю я в небо ясное,

Смотрю я в небо звездное,

В нем что-то есть прекрасное,

И что-то есть тревожное.

* * *

Воспламеняясь духом, мы горим,

А прозябая - умираем.

Сопротивляясь тленью, мы творим.

Наш крестный путь - через Голгофу в Рим,

Иначе душу потеряем.

Откуда появляются огни?

Взовьется пламя, словно стрепет, -

Идет борьба - борьбе богов сродни,

И остается только пепел.

В химической реакции огня,

Как в символе, Природа воплотила

И жизни поразительную силу,

И роковой ее финал.

В ней - вечный бой и вечная борьба

Двух грозных сил, как двуединство духа,

Как рок неотвратимый, как судьба,

Как сотворенье и поруха.

* * *

"Познание начинается с удивления"

Аристотель

Малыш решил схватить Луну на небе.

Слегка присев - чтоб разогнаться мог! -

Он вскинул руки, выпрямившись в беге,

И совершил отчаянный прыжок.

Прыжок ему как будто бы удался -

Он подскочил довольно высоко.

Но до Луны он все же не добрался,

А приземлился вовсе нелегко.

С размаху растянувшись на тропинке,

Он не спешил, однако же, реветь

И, лишь слегка смахнув одну слезинку,

Стал удивленно на Луну смотреть.

Она висела полная, большая,

По-своему красивая Луна,

Загадочным сиянием полна -

На целом небе лишь одна такая.

Малыш не ведал, что "игрушка" эта,

Так гордо недоступная ему,

Пока что недоступной никому

Была, считай, от сотворенья света;

Что самый первый из ушедших предков,

В котором замаячил мысли свет,

Наверное, подолгу и нередко

Смотрел вот так же удивленно ей вослед.

И, раз возникнув, это удивленье

Уже не уходило от людей,

Будило любопытство, размышленья

И вырастало в твердое стремленье

Проникнуть в эту тайну поскорей.

Стремясь постигнуть тайны мирозданья,

Над ними бились лучшие умы,

Внося свой вклад в то, чем владеем мы,

В великую историю познанья.

И в дебрях замороченной Европы

Сквозь толщу талмудистского старья

Живая мысль в умах торила тропы -

Искала выход к тайнам бытия.

Отцы святые пели ложь святую

И собирали щедрые дары,

А для искавших истину живую

Горели инквизиции костры.

Но снова появлялись Прометеи,

Ища огонь и находя его,

И становилась истина яснее,

И утверждалось правды торжество.

И было людям на земле просторней,

И в душах человеческих светлей,

Сомнительное делалось бесспорным...

Вот перед нами звездный мавзолей

Сподвижников познания Вселенной -

Войдем-ка в этот светлый Пантеон.

Здесь нет их тел, но имена нетленны -

Для всех, что воспоследуют, времён.

Какие имена! Какие даты!

Ну что там фараоны, короли,

Ничтожные, двуличные прелаты -

Они погасли тотчас, как ушли.

Но вот сияют звезды Авиценны,

Ньютона, Галилея, Навои,

Иных титанов, чьи дела бесценны...

Мы перед ними молча постоим.

Великие открытия науки

Здесь излучают негасимый свет.

Возденем здесь, в святыне этой, руки,

Дадим мы в ней торжественный обет.

Мы поклянемся к истине стремиться,

Мы поклянемся истину искать,

И если надо - за нее сразиться,

Но непременно истину узнать.

... Малыш не понимал еще, конечно,

Что перед ним - незримая гора,

Что род людской ее штурмует вечно,

А он, малыш, лишь стал ходить вчера.

* * *

Мне бы только успеть -

я теперь лишь об этом мечтаю -

Сделать в жизни последний

и, может быть, главный рывок.

Все, что я написал,

до сих пор я себе лишь читаю,

Проверяя на ощупь

добротность и качество строк.

Я взлетал высоко в дерзновенных исканиях духа,

Опускался куда-то до неизмеримых глубин,

К страстным зовам души

я прикладывал чуткое ухо,

Но всегда в этих зовах, увы, оставался один.

Так хотелось прочесть

только что сотворенные строки

И услышать хоть что-то,

хоть слово живое в ответ,

И расставить в душе изысканий поэзии кроки,

И, как прежде, - в полет,

окрыленно встречая рассвет.

Но я сам, как Икар, создавал себе некие крылья,

А скорее всего,

мне Всевышний их в дар посылал,

Коль в падениях даже они надо мною парили,

И, вставая,

я вновь распрямлялся и снова взлетал...

Я хотел бы успеть - о другом я уже не мечтаю -

Сделать в жизни последний

и, может быть, главный рывок -

Донести до других то, что я все себе лишь читаю,

Проверяя на ощупь добротность и качество строк.

* * *

Господь нам дал сияние небес

И твердь земли, и душу для полета...

Но каждому пал свой по жизни крест:

Кому - любви, кому - Искариота,

Кому - царить, кому - терпеть нужду

И тяжкий труд за ради корки хлеба,

Кому-то - сеять смуту и вражду,

Кому - блаженствовать, кому-то жить в аду,

Кому-то уповать на милость неба.

Господь нам заповедал: не убий,

Не сотвори греха прелюбодейства,

На зовы плоти - душу не сгуби,

Остерегись порока лицедейства.

Но алчно наше тело, слаб наш дух,

И вместо огнекрылого полета,

Неся свой крест, мы топчемся вокруг

Зловонного и топкого болота.

И кто-то оступился, утонул,

И кто-то еле дышит в затхлой жиже,

И кто-то горя лишнего хлебнул,

И кто-то опускается все ниже.

И лишь иные, редкие из нас,

Креста преодолевши тяготенье,

Не пропустив тот Богом данный час,

Который есть у каждого из нас, -

Душе своей даруют воскресенье.

И открывают ей тот звездный путь,

Который близок к вознесенью духа.

С такой стези их вспять не повернуть, -

Какая б ни случилась заваруха!

Воздвигнем же и мы свой светлый храм,

Взовем к себе, взовем к сердцам и душам,

К сиятельным, высоким небесам, -

И обратимся в слух, и будем - слушать.

* * *

Неумолчную песню поет разгулявшийся ветер,

В каждой ветке, былинке

и в каждой травинке поет.

Он над крышами в трубах

тоскливую музыку вертит

И с глухим завываньем

злых духов на помощь зовет.

Провода телеграфа -

как струны гавайской гитары.

Ударяя по ним, он протяжно, со свистом, поет.

Гулким эхом гудят барабана глухие удары, -

Это в крыши железные ветер неистово бьет.

Стонут кроны деревьев

под натиском буйной стихии;

Возмущенно ропща, клонит гордую голову лес,

Словно рядышком где-то,

под музыку дьявольской силы,

Пляшет дикую пляску

сбежавший от дьявола бес...

Этот жуткий канкан -

не созвучен ли судьбам России?

* * *

ERGO*

Когда-нибудь, на склоне лет,

Мы вспомним где-то, в час досуга,

Наш удивительный квартет -

Одно звено большого круга.

Мы все, участники его,

В нем что-то для себя искали

И находили кто - чего,

И роли разные играли.

Кто здесь лишь время убивал

И шел сюда развеять скуку,

Кто чистым пламенем пылал,

Кладя на отсеченье руку.

Но в вихре быстротечных дней

Нас всех одно объединяло:

Нам вместе было веселей,

Что уж само собой немало.

И, к единению стремясь,

Бездумно слили мы до срока

Столь разных увлечений страсть

С печатью славы и порока.

Мы жили просто и легко,

И лишь одно наш дух смущало:

Тот срок уж был недалеко,

И дней нам оставалось мало.

Мы со слезами на глазах,

Когда тот день настал, прощались

И со смятением в сердцах

В свои пенаты возвращались.

Мы и не ведали тогда

Того, что с нами приключится,

Что дней тех бурных череда

На наших судьбах отразится.

Но время подтвердило нам,

Что в жизни существует ergo:

Благоразумие отвергнув, -

По скользким мы идем следам.

____________

*Ergo (лат.) - следовательно,

таким образом, следует за.

Термин выражает причинность.

* * *

Если жизнь не пошла по нормальной орбите,

Если - так уж случилось! - ты бросил штурвал,

Не теряйся, мой друг, - ведь не тот победитель,

Кто по ровному полю легко проскакал.

Не теряйся, мой друг, придержи свои нервы,

Пусть работает сердце, работает ум,

Пусть не будет с овчинку в глазах твоих небо, -

Поскорей за штурвал, но не жми наобум!

Будь спокоен и тверд, принимая решенье.

Что нам делать - лишь разум подскажет и Бог.

Только выдержка, трезвый расчет и уменье

Помогают в беде. Сколько лишних тревог

К нам приходит подчас в те минуты крутые,

Когда все наши силы должны быть тверды,

Чтобы выдержать, выстоять в этой стихии

Так внезапно настигшей нас тяжкой беды.

Для тревог и волнений у нас есть другая -

Повседневная область обычных забот,

А когда тебя в жизни беда настигает,

Пусть владеет тобою не страх, а расчет.

Ведь бывает и так: остаются мгновенья

И один - лишь один разъединственный шанс.

Разве это не подвиг - забыть про волненья

И увидеть тот шанс и использовать время?

Так сумей совершить этот подвиг сейчас!

И, конечно же, друг, в этот миг не теряйся.

Если даже ты понял, что в штопор вошел, -

Подберись, подтянись, изловчись, постарайся,

Но отбей ты у жизни решающий гол!

Жизнь - борьба, а в борьбе неизбежны лишенья,

И коль скоро, родившись, живешь на земле,

Так борись до конца, и пускай пораженья

Только делают твёрже тебя и взрослей.

Пусть приходит к тебе полноценная зрелость,

С ней ты многое сможешь, что раньше не мог.

Лишь уменье, расчет и, конечно же, смелость

Могут все одолеть... Да поможет нам Бог!.

* * *

МОЛЧАНИЕ

Когда молчаньем вдруг встречают нас,

Нас смутное тревожит беспокойство;

Как будто свет, что был всегда, - погас,

А мы идем, и нам темно и скользко.

Мы так привыкли к свету, что теперь

Все выглядит и жутко и нелепо,

Как будто нас закрыли в стенах склепа,

И мы тревожно ищем, где же дверь.

Но лишь молчанья серая стена

Встречает нас все так же неизменно,

И мы стремимся выяснить смятенно,

Что означает эта тишина.

Что вдруг сомкнуло сразу все уста?

Пришла ли к нам беда, как гость незваный,

Или, быть может, злая клевета

Нашла в сердцах приют желанный?

В ответ мы слышим странные слова, -

Такие, от которых сердце бьется

Неровно, и кружится голова,

И наш покой нескоро к нам вернется.

Поверьте, это вовсе неспроста

Вдруг сразу все смыкаются уста.

ВЛАДЫКА

От трепетной строки перехватило дух,

Между молчанием и криком...

Но мрачный демон - Рок, как прежде, слеп и глух -

Полупомешанный владыка.

Едва он сдвинул бровь, - и закипает бой.

Слегка кивнул - бесславно гибнет Троя.

Лениво посмотрел - и вот сама Любовь

Идет на казнь среди иных героев.

Текли века, и кровь рекой текла,

И бездны бед не счесть и не измерить,

И в душах выжигалось все дотла, -

Куда идти, в какого бога верить?

И сколько казнено невинных чувств,

Расторгнуто нерасторжимых уз!

И сколько слез и тягостных трудов,

И сколько душ загубленных и судеб,

Бездарностью затравленных творцов -

Разбитых драгоценнейших сосудов!

А мрачный старец даже не устал

От этой нескончаемой работы.

Он столько тысяч лет уже не спал

И все трудился до седьмого пота...

Но говорят, что горе - не беда,

Идет беда, а вслед за ней - страда.

Преодолев плоды его "труда",

Стихия жизни с каждым разом крепла,

Из пепла возрождались города,

Казненная любовь торжествовала вновь,

И новые сады цвели над пеплом...

Придет ли он когда, тот Светлый Век,

Когда не Рок безжалостным вампиром,

Когда владыкой станет Человек -

Сам над собою и над целым миром?

РЕКС

Мой Рекс молчит. Его глаза -

Как у пропойцы за стаканом.

Но зельем он сражен не пьяным,

А чем - не может рассказать.

Он только слабо проскулит

Натужливым, хрипящим стоном

И снова тягостно молчит,

И смотрит мне в глаза упорно.

Он бегал за соседний лес

(Оттуда слышно деревушку);

Как говорят, попутал бес:

Нашел он там себе подружку.

Он рвал проржавленную цепь

И исчезал, как тень, в лесу том

На двое и на трое суток -

Так волк голодный рвется в степь.

И вот вчера приполз домой

С пришибленным, помятым задом,

Зеленой исходя слюной, -

Как видно, угостился ядом.

Старик, дотошный мой сосед,

Подергав ус, подал совет:

Давать парное молоко -

Авось, поможет как-нибудь,

Хоть старая уже с клюкой

Зовет его в последний путь.

"Парное, братец, - не забудь!".

С трудом, насильно я вливал

Бедняге молоко парное.

Пластом лежал он суток трое,

Но все-таки не умирал.

Потом, под вечер, вдруг хвостом

Навстречу мне о пол похлопал

И деревянным языком

Лизнул мне руку, ткнувшись в локоть.

Он оживал: стал пить и есть

И вскоре на ноги поднялся.

Ворча, ушла старуха-смерть,

Он, еле двигаясь, шатался.

Дней через пять он поутру

Ко мне в сарай нырнул, вихляясь, -

Как будто в чем-то извиняясь,

Как будто бы со мной прощаясь, -

Когда б я знал, что не к добру!

Он тут же вышел. Я - за ним:

Меня вдруг обожгла догадка...

Рысцой, оврагом, без оглядки,

Трусил он прежней тропкой вниз.

Я дважды громко крикнул: "Рекс!".

Он на мгновенье обернулся,

Заметно на ходу споткнулся

И навсегда в лесу исчез.

СОН (1)

Немало лет назад с женою и ребенком

Мы жили в комнатушке об одном окне.

Мне там приснился сон, и я его запомнил.

Там сон приснился мне.

И ныне всякий раз навязчивым кошмаром

Воспоминание о нем мне душу леденит...

Малютка-дочка наша там спала в кроватке.

В кроватке дочка спит.

А я лежу в постели, чутко смежив веки,

И в форточку, всегда открытую в окне,

Мне видится луна, и лунный свет струится, -

Струится свет ко мне.

Все это было - явь, жена уснула рядом,

А я, в прозрачной дреме, все смотрел в окно.

И, будто, за окном, на улице, стемнело.

На улице темно.

А комната все так же в ясном лунном свете,

Как будто он сквозь тьму пришел издалека.

И вдруг я вижу: в форточку рука проникла, -

Просунулась рука.

Я эту руку помню лучше всякой яви:

Она была костлявой, черной и большой.

Я, будто, у дверей стоял одно мгновенье

Со стынущей душой.

Рука, помедливши у форточки немного,

С неотвратимостью все опускалась вниз.

И скрюченные пальцы страшно заиграли,

И пальцы развелись.

В бесстрастной тишине я еле слышно крикнул

Всего три слова: "Дайте мне топор!".

И он в моих руках тотчас же оказался,

И был в тот миг я скор.

Я сделал вдруг прыжок, достойный несомненно

Какого-нибудь звёздного прыжка -

И скорчилась рука бескровно от удара,

И убралась рука.

А я очнулся тут же и в каком-то трансе

Смотрел в окно на светлую луну,

На нашу дочь-малютку у окна в кроватке

И спящую жену.

СМОКОВНИЦА

Христос смоковницу увидел у дороги,

Которая стояла без плодов,

И молвил то, что не секрет для многих, -

Те несколько давно известных слов.

Их смысл был в том, что вот она такая,

Зеленая и вся в расцвете сил,

И в здравии, а вот, поди ж, пустая -

Бесплодная, как камни у могил.

Бог дал ей все: он бросил в землю семя

И орошал, и не жалел тепла,

Чтобы она, в назначенное время,

И зеленела буйно, и цвела.

Чтобы на ней, когда приспеют сроки,

Росли и зрели сочные плоды -

Для путника, уставшего с дороги,

Для птицы, улетевшей от беды.

Плодов тех освежающая влага

Им бодрости прибавила б и сил,

И Богу, за ниспосланное благо,

Воздал бы всяк, кто мимо проходил.

А из плодов незримо пало б семя

На землю, увлажненную дождем,

И мал росток, в грядущий день весенний,

Проклюнулся б, смоковницей рожден.

И шла бы жизнь по тем законам божьим,

Которые незыблемы вовек...

Примерно так мог размышлять прохожий

В тот день - Христос, Господь и человек.

Он не простил смоковнице бесплодной

Никчемности ее и пустоты,

Ни для чего иного не пригодной,

Как тень ронять на травы и цветы.

Не для того ты создавалась Богом,

Приемля дар, ниспосланный Творцом,

Чтоб только красоваться у дороги,

Шумя листвой, как праздным языком.

Быть матерью - Творец за это спросит! -

Лелея плод, питая семена,

И в землю в срок живое семя бросить, -

Для этого была ты рождена!

Но преступивши таинство творенья,

Прервавши цепь животворящих сил,

Ты осквернила и свое рожденье,

Которое Господь благословил.

Умолкни же отныне и навеки:

Отвергнув то, за что была в ответе, -

И плодоносить, и животворить -

Ты недостойна в этой жизни быть,

Стань символом бесплодия на свете

Без права быть любимой и любить.

Молву об этом пусть разносит ветер,

Чтобы тебя - такую! - не забыть.

И через день смоковница засохла,

Опала пожелтевшая листва...

Так без последствий, с уст слетая, глохнут

Пустые, даже громкие, слова.

КОРШУН

Как странно устроена жизнь:

Уходят в безвестность года,

А ты все кружись и кружись,

Пока не нагрянет беда.

И кружишься ты, а беда,

Как коршун, кружит над тобой.

Не знаешь ты только, когда

Твой час обозначен судьбой.

Но время наступит, и вдруг

Тот коршун взовьется стрелой,

Последний проделает круг

И ринется вниз головой.

И кончится песня твоя -

Упрячут останки твои...

Поплачет немного семья,

Но мало ль забот у семьи?

Закружится так же опять,

Как в жизни кружился и ты,

Лелея о счастье мечты...

А коршун все будет летать

И жертву нежданно хватать, -

Жизнь, странно устроена ты!

* * *

А было так: жестокий приступ боли

Сковал мне сердце, истязая грудь;

Я потерял последний импульс воли,

И мне казалось, мой закончен путь.

Потом она на время проходила,

И сердца будто не было совсем,

Но приступ повторялся с новой силой,

Теперь уж не сравнимою ни с чем,

А в перерывах грудь ужасно ныла.

И вспомнил я родных своих далеких,

И пожалел, что мало жить пришлось, -

В моей душе смятенье пронеслось

Под натиском тех приступов жестоких.

Я зябнуть стал, и мелкой-мелкой дрожью

Все тело колотиться стало вдруг.

И, словно бы в ответ на мой испуг,

Забилось сердце трепетно-тревожно.

Но холод рос, а с ним и сила дрожи.

Ходила челюсть, зуб стучал о зуб.

Я бился, как в агонии, на ложе,

Я б не согрелся и от сотни шуб.

А сердце снова как-то странно билось,

Как будто я прошел жестокий кросс,

Как будто разорвать себя стремилось

Или пошло в нервический разнос.

Я долго и мучительно метался.

Озноб прошел, но грудь была в аду.

И я внезапно горько разрыдался,

Как будто потерял свою звезду -

Отчаяньем и болью надорвался.

Жена металась рядом. Помню смутно,

Все плакала, мне что-то говоря,

И в "скорую" звонила поминутно,

Желанием мне помощи горя.

А там все отвечали, что приедут,

Но время шло, и приступ мой иссяк-

Знать, сердце одержало в нем победу,

А "скорая" не ехала никак.

Потом они, приехав наконец-то,

Положенный мне сделали укол,

Поговорили, все сложив на место,

И удалились. Приступ мой прошел.

И мы с женой уснули в час рассвета,

Когда уж ночь бледнела у окон...

Спала в кроватке рядом дочка Света,

И сын-малыш смотрел последний сон.

* * *

Я лежу на больничной койке.

Кто придумал это - болеть?

"Надо быть, - говорят мне, - стойким,

Чтоб скорее недуг одолеть".

За окном - еще не зеленый,

За окном - голубой апрель.

Распускаются почки клена...

Как ужасна эта постель!

Но врачи говорят мне - рано,

Не пора мне еще домой.

Только мне почему-то странно,

Что лежу я сейчас больной.

В свои сорок еще не полных,

Для мужчины цветущих лет,

Я лежу, к постели прикован,

И ищу для себя ответ.

Я болею болезнью века -

Это новая нынче чума:

У здорового человека

Начинается кутерьма.

Боли в сердце, врачи, уколы,

Стариковский дурной режим, --

А все это не от того ли,

Что мы все куда-то бежим?

Там, где надо и где не надо -

Так устроена нынче жизнь, -

Знай один заводной порядок:

Все быстрей и быстрей кружись.

Все ложится тебе на нервы -

На работе, в семье, в кино...

Есть прогнозы, что будешь первым

Там, где всем нам пребыть дано...

Я лежу на больничной койке.

За окном - голубой апрель.

"Надо быть, - говорят мне, - стойким,

Чтоб покинуть скорей постель".

ПАМЯТИ МАМЫ

* * *

Тяжелая, как этот камень,

Пришла, обрушилась беда.

И все не верится, что с нами

Уже не будет нашей мамы -

Не будет больше никогда.

Пред этой роковой чертою

В своих сердцах мы сохраним,

Что в них посеяно любовью,

Ее терпением святым.

Свой тяжкий крест, не отступая,

Она несла своей стезей,

И в нас горит, не угасая,

Ее души огонь живой.

* * *

В нас слезы горькие не иссякли,

И не забыть нам тот скорбный час.

Вся без остатка, за каплей капля,

Она не в землю ушла, а в нас.

Лежит на сердце тяжелый камень,

И боль утраты нам не избыть,

Но не угаснет и наша память,

Пока самим нам на свете быть.

* * *

Здесь только прах... Душа ее жива, -

Она осталась в нас и с нами.

Ее стремленья, мысли и слова

Живут и продолжаются делами.

* * *

Моя мама умерла 8 марта 1984 года в 3 часа дня

в возрасте 75 лет. Звали ее Вера Алексеевна (в де-вичестве -Вовченко).

На камне, установленном на ее могиле, выби-ты слова строфы, начинающейся так:

"В нас слезы горькие не иссякли".

Кладбище находится в селе Ново-Кохановском Кизлярского района Дагестана, на моей родине, где мама после замужества прожила всю жизнь.

У мамы родилось семеро детей.

Вот их имена в порядке возраста:

Владимир (13.11.1932); Валентин (1.11.1936);

после этого была двойня (1938г.): Толик (умер младенцем через 9 дней) и Надя (умерла 2,5 лет от скарлатины); Шурик (мы его звали именно так - 1940-1958) - погиб от рук хулиганов;

Рая (23.02.1943 г.), Люба (8.08.1946).

Наш отец - Саверский Иван Свиридонович (1911 - 1994 гг.).

НЕИЗБЕЖНАЯ ГОСТЬЯ

Когда смерть вдруг приходит в дом,

Неизбежная в доме гостья,

Обитателям жутко в нем,

Как в ночи на глухом погосте.

Но с погоста можно уйти,

Можно плюнуть на страхи даже,

А для них уже нет пути -

Смерть в их доме стоит на страже.

Только ей все вниманье их -

И лишь станут они к ней глуше,

Лишь забудут о ней на миг,

Как стучится она в их души.

Чтобы помнили, кто в живых

(Эту память ни сжечь, ни спрятать),

О безмерности горя их,

Безвозвратности их утраты.

И их думы еще страшней,

И тоска в их сердцах смертельней,

И стенанья еще сильней,

И отчаянье беспредельней.

Но ушедший от них молчит -

Не прервать роковой разлуки...

И лишь время в них приглушит

Остроту их душевной муки.

* * *

ГОРОД МЕРТВЫХ

Безмолвны каменные плиты,

Молчат поникшие цветы,

Таблички надписей забытых

И рядом с звездами - кресты.

Навек здесь примирились рядом,

В одной кладбищенской черте,

С известным атеистом ярым

Тела спасенных во Христе.

В оградах тесных, словно в клетке, -

Они согласны и на том...

...И две досужие соседки

Не спорят больше ни о чем.

Никто из них не возникает,

Не строит никаких затей,

Никто и рта не раскрывает -

Здесь нет кипения страстей.

Пред тайной Вечного покоя

Одним живым здесь нет покоя -

Оставив жизни суету,

Они в безмолвие святое

Идут с тревожною душою,

Переступая ту черту.

* * *

Памяти моей жены Саверской

(Чубченко) Тамары Ивановны

РЕКВИЕМ

Все теперь без тебя. Миновала зима,

Начинается март в пятнах первых проталин...

Год назад в это время еще ты была

И, надеясь, еще облегченья ждала,

И о чём-то ещё мы с тобою мечтали.

А теперь без тебя я вхожу в этот март,

Как и прежде, несу в твою спальню мимозы,

И они одиноко, понуро стоят,

Удивленно ловя мои горькие слезы.

Ты любила свой март, что-то женское в нем,

Пробужденье природы и соков движенье.

Под распахнутым небом, в сиянье живом, -

День рождения твой, как начало Творенья.

Ты любила весну и любила цветы,

А без песни ты просто и жить не умела,

Забывая про все, ты не слушала - ты

Вместе с ритмом мелодии к звездам летела.

Твое сердце пленялось любой красотой,

Восторгалось гармонией красок и линий,

И поэзией слова, и мыслью живой,

И нежнейшею грацией дремлющих лилий.

Сидя в лодке, ласкала ты их лепестки

В серебристых затонах Московской Мещеры,

И сбегали струи с твоей тонкой руки,

И в глазах отражались изгибы реки,

И движения были воздушно легки, -

Ты - Изида была, я - на веслах галеры.

Ты была хороша и умела пленять,

Находя интерес и в тщеславии женском,

Но умела и колкое слово сказать,

Или даже без слов - только взглядом и жестом.

Мы с тобою когда-то бродили в горах,

С ледорубом взбирались на горные кручи,

И Кавказские горы под нами в снегах

Обжигали нас шквалистым ветром колючим...

Ты любила Россию, любила Москву,

Отправляясь в нее, как на праздник престольный...

На лугу ты любила упасть на траву.

И покорной была, и была своевольной.

Ты любила детей и страдала, любя,

И немало ты слез пролила одиноко,

И в страданье своем уходила в себя,

И страданием жизнь истощила до срока.

Нам несладко пришлось на житейской тропе,

И нередко мы были с тобою в разладе,

Но по воле небес я тянулся к тебе,

И для встречи со мной ты меняла наряды.

Ты куда-то спешила всегда заводно,

Мы вертелись всю жизнь и терпели лишенья...

Ты любила меня, - лишь за это одно

Да простит тебе Бог все твои прегрешенья.

А коль что-то такое в тебе он найдет,

Что не сможет простить до какого-то срока, -

На меня переложит пускай этот гнет

И все спросит с меня - полновесно и строго.

А тебе, после этой юдоли земной,

Полной мерой воздаст всем, что ты так любила, -

То ли в царстве Его, то ли в жизни иной,

Пусть все будет с тобой, что душе твоей мило...

Но для нас ты свечу погасила.

* * *

ЭПИТАФИЯ

Угас твой взгляд, безмолвствуют уста.

Ты здесь нашла пристанище свое.

Скорбя душой перед лицом Христа,

Мы молимся у этого креста

С надеждой на прощение твое.

---------------

Моя жена, Саверская Тамара Ивановна,

похоронена на Ново-Сходненском кладбище

под Фирсановкой (Химкинский район

Московской области).

* * *

Мне не в радость ничто: я взираю чужими глазами

На шумящий вокруг и чего-то дерзающий мир.

Мои мысли скользят по предметам пустыми кругами,

И не внемлет мой слух ничему, что доносит эфир.

И все члены мои настоятельно просят покоя,

И не хочется больше чего-то искать и спешить.

И в душе у меня - не последняя ль ставка изгоя,

Чтобы разом и вдруг все проблемы свои разрешить?..

Мне не в радость ничто, только как-то же надобно жить.

06.01.2002 г.

* * *

Последние звезды горят на моем небосклоне,

Последние встречи, улыбки, слова и дела.

Еще лишь чуть-чуть - и ничьи уже больше ладони

Со мной не разделят взаимного в жизни тепла.

Еще лишь чуть-чуть - и дыра эта черная, Лета,

Мой дух поглотит, а земле лишь останется прах.

И есть ли на свете она - голубая планета,

Где ждет наши души не ад и не новый ГУЛАГ.

Несладко нам здесь, в этой смутной житейской юдоли,

Но нам ведь иного по жизни, отнюдь, не дано -

И в самой последней любви, и в немыслимой боли

Мы все еще пьем это терпкое жизни вино.

А там что нас ждет, мы, увы, совершенно не знаем.

Нам много чего обещают - такие ж, как мы,

Рисуют картины нам ада, чистилища, рая, -

А там, может быть, лишь ничто, - лишь присутствие тьмы.

Но жить без надежды, конечно же, нет, невозможно,

И хочется верить, что есть он

- тот самый! - последний наш шанс...

...И смотрим мы вверх - на надежные, вечные звезды,

Где трепетно ищет спасения наша душа.

* * *

МОЛИТВА

На Тебя, Боже правый,

Надежда моя,

На Тебя - упованье моё.

Да исполнится, Господи, воля Твоя,

Да свершится дело Твоё!

Да пребудет с нами милость Твоя,

Да святится имя Твое!

Прости меня, Господи!

Благодарю Тебя, Господи!

Слава Тебе, Господи!

Слава Богу!

Я ищу Тебя, Господи!

Я стремлюсь к Тебе, Господи!

Помоги мне, Господи, на этом пути!

Укрепи мой дух, вразуми меня;

Услышь меня, Господи, прости меня;

Научи меня, Господи, направь меня;

На путь праведный, Господи, направь меня;

Не отринь меня, Господи, прими меня;

В царство Духа Твоего, Господи, введи меня!

Господи, Господи!

Услышь меня,

Прости меня,

Научи меня,

Укрепи меня, Господи, телом и духом,

Под крыло Твое, Господи, прими меня!

* * *

УТРЕННЯЯ МОЛИТВА

Благодарю Тебя, Господи, за отдых, который Ты

ниспослал мне в эту минувшую ночь!

Спасибо Тебе, Господи, за эту милость Твою!

Благодарю Тебя, Господи, за возможность встре-тить еще один день в этой жизни моей!

Спасибо Тебе, Господи, за этот дар твой!

Благослови, Господи, меня, моих родных и близ-

ких на благополучное житие в этом дне в доста-

точном здравии и равновесии духа!

Подвигни, Господи, нас на дела благие и упаси

наши души от дел греховных.

Прости, Господи, нас за грехи наши!

* * *

ВЕЧЕРНЯЯ МОЛИТВА

Благодарю Тебя, Господи, за этот уходящий день, за то, что Ты дал мне возможность прожить этот день в благополучии, в достаточном здравии, в бодрствова-нии, в движении, в действии.