Утро. Такой светлой солнечной погоды не было уже давно. Ветер развеял пелену серых туч на небосводе, и он вновь стал кристально чистым, словно голубая лагуна. Искрящееся солнце прятало смеющееся лицо за горным хребтом. Резцом изрезанный горизонт окрасился багрянцем. Близился рассвет.
Черные ветки деревьев на миг просветлели, заслоняя тонким узором свет, лучиками опускавшийся на деревню. Поляна, посреди которой устроили большое кострище, покрылась розовыми пятнами на фоне искристо-голубого снега.
На улице по-прежнему было холодно, и никого в такую рань увидеть в деревне было нельзя, кроме двух пленников, запертых за решеткой в небольшой тюремной камере, выходившей прямо на поляну, позволяя точно знать, что происходит вокруг;да стража-воина, остерегавшего покой жителей деревни, стоявшего в тени крыш у ворот. Ник знал, что это был один из инициировавших. Судя по цвету глаз, зрачкам и запаху, который Ник чувствовал даже с большого расстояния, это была пума. Ник прежде этих животных не встречал, но Мили сказала, что она похожа на очень большую кошку, и Ник потерял к этому оборотню интерес.
Они сидели в этой клетке всю ночь, не ели и не спали, ожидая решения Совета.Ник хоть и мог в любой момент выбраться из заточения, все же не мог уйти, не узнав правды про Элеру. Мили, которую привели через час или около того, сказал, что они точно знают, что это за заклятие; в то, что Элера на самом деле мертва, она, как и Ник, не желала верить до последнего. А Ник взбесился, понимая, что местные относятся к нему враждебно и с изрядной подозрительностью, и не выдадут тайны просто так. Да даже, если он у них на глазах растерзает на кусочки любого, кто посмеет напасть на деревню, они все равно не будут ему верить. А слова Мили только подтвердили это. И сейчас она могла наблюдать сцену его бешенства.
По правде говоря, смотреть было на что. Ник долго метался по маленькому закутку, коим являлось их место заточения, царапая стены отросшими драконьими когтями, да так, что в дереве оставались борозды толщиной с половину его ладони, можно было бы стену так продырявить, но ему было не до этого. После подобной "наскальной живописи" Ник вцепился в прутья клетки и , рыча, погнул их. Потом он, правда, погнул их обратно, но получилось не особо ровно. Фыркнув в своей обычной манере, Ник все же уселся на соломенный пол, подогнув ноги, уставившись в стену напротив и ,не говоря ни слова, пытался испепелить ее горящими от злости глазами.
Мили вздохнула. Ей было неприятно видеть его таким, и даже в какой-то степени она понимала его отчаяние. Но что она могла поделать с упрямством собственного родителя? А Ник словно ничего не замечал, закрыв глаза, он откинулся назад, черные смоляные волосы облепили мокрое лицо. Мили молча наблюдала за ним. Он был красив. Прекрасен той красотой, которой хотелось восхищаться:не только телом, но и душой. Когда он улыбался, Мили казалось, что даже небо становилось светлее. Но сейчас, от горя, ярости и боли его лицо стало неузнаваемым. Взгляд померк и в тоже время пронзал тысячью ножей. Он напрягся, тяжело дышал. Когда Ник открыл глаза, Мили уже с трудом его узнавала.
Ник улыбнулся ей, дико, зловеще. Под глазами жуткие тени. Он не сказал ей ни слова, но она и без того поняла, что планы изменились. Он больше не будет ждать. Ник поднялся с пола.
-Нам пора, Мили. Не желаешь прогуляться?-и с этими словами он вырвал прутья решетки из стены, отбросил как ненужную игрушку в сторону и прошел в образовавшийся проем. Мили ничего не оставалось, как последовать за ним.
Воин, стоявший у ворот, встрепенулся и закричал. Он бросился на Ника, попытался его остановить, но куда ему до дракона. Ник лишь улыбнулся, когда его тело трансформировалось, в крике боли Ника потонул вопль ужаса юноши, раздираемого на кусочки мощными лапами дракона. Мили закричала, а потом просто обмерла, не в силах вымолвить ни слова. Ник нарушил закон, Ник убил невиновного.
"О, нет!Он виновен"-пронеслось в ее голове. Она зажмурилась, прижала ладони к лицу.
А Ник уже не мог остановиться. Его сжирала дикая ярость, почти затмившая боль, что ее вызвала. Он раскинул крылья, снова становясь человеком. На белой когда-то рубашки алели капли свежей крови, крови того парня, погибшего от рук Ника. Ник не смотрел на Мили, он смотрел на тех людей, что вышли посмотреть на него. Толпа неотесанных, глупых перерожденных, возомнивших, что они смогут помешать ему. Во взгляде Ника они прочли лишь безумное желание убивать все, что встанет на пути. Как сильно потеря может изменить человека.
Ник всинул голову и прокричал, так, чтобы каждый мужчина, женщина и ребенок в деревне услышали его.
-А ведь я предупреждал, мое терпение не безгранично,-он посмотрел на отца Мили. Тот стоял, обмерев от ужаса.-Я же предупреждал. Ты и твой чертов Совет годами угнетали своих женщин, не давая им переродиться и встать с вами наравне; вы нападали на жителей моего города только потому, что когда-то их предки посмели поселиться рядом с вами; вы пытались убить меня, но только у вас не вышло; и наконец, вы отказали в помощи, когда в ней нуждались, а оказать ее могли лишь вы. Вы мерзкие, подлые ублюдки. Я же говорил, что пришел с добрыми намерениями. А вы не поверили. Ну так радуйтесь, вы оказались правы. Я действительно тот ужасный кровожадный зверь, которым вы пугали своих детей. Вот только убью я не тех кем вы прикрывались.-Ник раскинул руки.-Пришло время расплаты.
В легенде говорилось, что дракон не только охраняет порядок, но и совершает возмездие. Он один вправе вершить суд над виновными. Вот только никто не догадывался, что это может выглядеть так ужасно. Никто и опомниться не успел как на месте слабого уязвимого человека окзаался гигантский ящер с горящими огнем глазами. Острые клыки зверя оскалились, будто в злой усмешке. А затем кто-то закричал, крик подхватила толпа, и под эти крики воины, что охряняли Совет, кинулись на дракона. Вот только напрасно. Обратившееся в пум, ирбисов и волков преерожденные все дружно были отброшены в сторону. Но тут же кинулись вновь, раздирая плоть дракона острыми как бритва клыками. Зверь зарычал, но это был не крик боли, а смех. Оборотни заскулили и взвыли, когда дракон переламывал им лапы и расшибал в кровь головы. Из тех, что напал на него, не выжил ни один. Уже через минуты на месте грозных стражей алело кровавое мессиво из плоти и костей. А в стороне от него жались в угол члены Совета. Они боялись, это было видно по глазам. Они поняли, что смерть неизбежна и что ничто их уже не спасет. И лишь отец Мили продолжал сопротивляться.
В последней попытке он бросился на дракона с красной от крови чешуей, ударил, но промахнулся. Клинок отскочил от прочной брони зверя, а он сам оказался распят на белом снегу, пронзенный длинным когтем дракона. Дракон взглянул ему в глаза, из нутра его раздалось раскатистое рычание, а затем из пасти вырвалось жаркое пламя, опалившее жертву, забившуюся в последнем крике.
Члены Совета закричали, бросились в рассыпную, рассталкивая жителей, стремившихся спастись. Только дракон не собирался их убивать. Он гнался за членами Совета, убегавшими от него, словно перепуганные крсы на борту тонущего корабля. Не успев издать и звука, они были раздавлены в когтях дракона, хрустнули кости, по лапам побежала кровь, капая на белый снег. Свершился суд над виновными, зверь улыбался, скалился в усмешке. И прежде, чем взлететь, он опалил мертвые тела огнем.
Элера вскрикнула. Очнувшись на полу от резкой головной боли, она со стоном поднялась и села. Ледяные камни и грязная солома окончательно испортили ночную рубашку, в которой она была. Было ужасно холодно. Прижав легкую порванную ткань к телу, девушка огляделась.
Все те же стены, все то же окошко под потолком и решетка;лужи на полу, капли с потолка и холод, пробиравший до костей. И еще было до боли одиноко, как будто никого больше не осталось в мире, только она одна. От осознания, что она здесь совершенно одинока, ей вновь захотелось плакать,н о слез больше не осталось, да и не к чему было лить их понапрасну, ведь они не помогут ей выбраться.
В внезапном порыве злости Элера дернула за прутья решетки, будто надеялась своими силами выдавить ее из петель, а потом выбраться наружу. Железо, конечно, не поддалось, но энтузиазм девушки на этом не иссяк. Она ползом добралась до замка, пристально его изучила, хотя в темноте почти ничего не различала, разве что расплывчатые силуэты, а затем принялась шарить по полу в поисках гроздя или иголки. И в этот раз ей повезло: в полу между каменными плитами лежала маленький обломок шпильки. Элера с радостной улыбкой поднесла находку к лицу, осмотрела, а потом принялась неумело взламывать замок. Поначалу у нее ничего не выходило, но затем она все же смогла повернуть шпильку нужным образом и открыть простенький засов.
Едва сдерживая восторг, Элера вышла из камеры, огляделась, но никого не нашла. Коридор был пуст. А потом она вдруг услышала тихий шорох. Испугавшись и ахнув от страха, Элера обернулась и увидела еще одного пленника. сидевшего в кандалах на таком же грязном полу, что был у нее в камере. Приглядевшись-свет из окошка сверху выгодно падал, позволяя ей увидеть лицо незнакомца,-она приложила ладонь ко рту. Худое, изможденное тело корчилось в груде тряпок, из-за обилия влаги и крови напоминавшие ошметки сгнившей бумаги с алыми пятнами чернил. То, что можно было разлядеть за пределами "одежды",было испещрено порезами, синяками, зарубцевавшимися шрамами от предыдущих ран и грязью. От человека сильно воняло, поскольку не мылся он, очевидно, несколько недель, если не больше. Он цеплялся за крюк в стене, на который были закреплены кандалы, и смотрел на Элеру, широко раскрыв глаза, удивительно светлые на фоне темного лица и бороды.
Человек подвинулся, неловко опустил взгляд в пол, а затем кивнул, сглотнув. Он походил на человека, много дней обходившегося без воды и еды. Даже дыхание ему давалось с трудом. Опустив глаза, он словно прятался в собственной тени от ее глаз.
-Калеб,-позвала его девушка,-Калеб, ответь, пожалуйста.
Но он молчал. Элера позвала снова, мужчина нерешительно поднял голову.
Девушка, стоявшая перед ним, была настолько красивой и чистой, что на фоне темных грязных стен казалась белым светлым пятном, словно маячком во тьме. Теплые зеленые глаза сначала с испугом, а потом жалостью и какой-то потаенной болью смотрели на него. Облаченная в порванную белую рубашку, девушка куталась в нее, словно в парусину, стараясь прикрыться. Но он и не думал смотреть на ее тело, сейчас он едва был способен вообще хоть как-то шевелиться, даже говорить. А девушка, ласково ему улыбнувшись, протянула руку сквозь прутья решетки.
-Пойдем со мной,-попросила она. Голос у нее дрожал то ли от волнения, то ли от страха. Светлые волосы падали на лица, отгораживая его от всего остального. Калеб видел только чистую кожу и огромные изумрудные глаза. Она казалась ему ангелом.
Он почти не помнил вчерашний разговор. Когда девушка заснула, его вновь увели на допрос, который продолжался каждый день по нескольку раз. Редко когда его мучители пропускали рабочие будни и давали ему выходной. А потом, полумертвый от боли, уже терявший сознание Калеб оказался на холодном полу, наедине со своими кошмарами.
Ему снилось то время, когда он еще не был пленником, а был свободным наемником, работающим за хорошую плату в больших городах. Он был известен, но никто, кто знал о нем, ни разу не видел его лица. Его видели лишь те, кого он убивал. Но после одного-единственного удара клинка они уже ничего не смогли бы рассказать. Что и говорить, его хорошо обучили в детсвте. Он умел двигаться бесшумно, словно дуновения воздуха, мог подкрасться или затеряться, и его никто не сомг бы найти. Неудивительно, что он снискал репутацию лучшего наменого убийцы на юге. И именно эта слава его и сгубила.
Как-то ему заказали знатного вельможу, остановившегося по делам в городе. Он нашел его за сутки, пришел к нему в спальню и затаился. Когда человек пришел, Калеб хотел было вонзить клинок, но тот вдруг резко развернулся и схватил своего убийцу за шею, поднял в воздух. А потом все вдруг закружилось и Калеб потерял сознание. Когда он очнулся, то оказался в этой камере. И последнее, что ему удалось увидеть на свободе, это глаза незнакомца, темные, как глубины океана, искрящиеся, словно подсвеченные изнутри.
А затем последовали долгие годы безпрестанных пыток. Каждый день его уводили перед рассветом, а приводили ближе к ночи, каждый день раны излечивались, словно по волшебству, а на следующий день все повторялось заново. И так по круду, день за днем, прошли десять кошмарных лет. Не то, чтобы Калеб не пытался сбежать или покончить с собой. Но у него не получалось. Ни один порез не задерживался на нем долго, все заживало, словно раны и не было. Лишь потом КАлеб понял, что такого его наказание:мучиться год за годом, не в силах умереть. А ведь именно этого он хотел последнее время. Мысли о кончине давно не покидали его голову, он жаждал избавления от страданий. Но человек, что запер его здесь, появившись лишь несколько раз, только усмехался, а затем долго наблюдал, как Калеба пытают, попивая из бокала вино, словно танец в публичном доме смотрел.
Калеб его ненавидел, как только мог. Он был в камере совсем один, но одиночество не причиняло ему неудобства, пока не появилась эта девушка. Ее голос показался ему смутно знакомым. И хотя разум подсказывал, что она могла сюда попасть по своей же вине, он хотел верить, что она невиновна. Да так, похоже, и было. В ее голосе звенела не ненависть, а тревога. И она сочувствовала ему, чего бы наверняка не сделал тот, кому наплевать на чью-либо судьбу, кроме своей. Этой было не все равно. Девушка, которая представилась Элерой, проявила непривычную теплоту, которой он не встречал уже много лет. С тех пор, как попал сюда.
Увидев протянутую к нему руку, Калеб отшатнулся. Не стоило ей его видеть. Он представлял, как выглядит сейчас. Но и тем более не стоило ей его ждать. Надо было спасаться самой, пока ее изчезновение никто не заметил. Калеб знал, что обход совершали ближе к утру, у нее было несколько часов в запасе. А с ним она бы точно не спаслась. Но что-то все же заставило его схватиться за руку, как за спасательный канат. Когда еще представится шанс сбежать?
Девушка улыбнулась ему и принялась тонкой проволкой отпирать замок. Когда дело было сделано, он вышел из камеры, а затем Калеб, пошатываясь, повел ее по коридору. Медлить было нельзя.
Они прошли коридор, когда Калеб почувствовал спиной холод. Он пробрал его до костей. Заставил дрожать и его самого, и руку, что держала Элеру. Но Калеб не оглянулся, он понимал, что если они не поторопятся, то их настигнут. Надо только добежать до двери, увидеть свет и попасть под его потоки. Он целеустремленно вел девушку к лестнице, уводящей из подземелья.
Калеб был здесь столько раз, что уже наизусть запомнил дорогу. И он знал, что по этой лестнице тюремщики поднимались только глубокой ночью, они боялись света, боялись, как и любые другие ночные создания, приспособленные жить во мраке, но не под солнцем. А сейчас было утро, единственное утро за последние годы, которое он, возможно, проведет вне стен своей клетки.
Послышались шаги. Они эхом отдавались в каменных мокрых стенах коридора, единственным, что их заглушало, были падающие капли воды и бешеный стук сердца Калеба. Он и Элера замерли. Шаги прервались, а затем послышались ленивые громкие хлопки в ладоши.
-Браво! - провозгласил голос, который Калеб слышал чаще, чем видел, кому он принадлежал. - Браво, друзья мои, браво! Вы думали, что я вас вот так просто отпущу? Право, люди безбожно наивные.
На свет вышла темная фигура человека, которого когда-то Калеб должен был убить в тени его же спальни. Однако вот он, живой и невредимый, смеется, а в глазах злоба. Он медленно спустился по лестнице. Калеб попятился, и Элера вместе с ним. Оступившись, она едва не упала, но тут ее схватили руки тех верзил, что приходили к Калебу каждое утро и мучили до заката. Элера закричала, но ей зажали рот рукой. Тогда она попыталась укусить ладонь, однако прежде, чем ее зубы коснулись шершавой кожи, голос Генри остановил ее:
- Не советую,- сказал он, уже не улыбаясь.- Вампиры крайне невосприимчивы к боли.
Элера все же укусила, и ее тут же ударили по лицу, отчего светловолосая голова дернулась в сторону и поникла. Калеб хотел было рвануться к ней, но страх перед своими мучителями парализовал тело, не давая сделать ни шагу, ни единого движения. К тому же его буквально приковали к стене яркие золотистые глаза незнакомца. Сделав странный пас рукой, он с садистским восторгом наблюдал, как Калеб оседает на ступени. Сознание бывшего наемника помутнело, ноги подкосились, и он упал.