Аннотация: Альтернативная версия известной сказки. С эротическим уклоном. Посвящается всем оборотням.
-- Войди в круг! -- повелительным голосом сказал маг.
Генри шагнул в круг, нарисованный на грубом камне древнего капища, прижал руки к груди и замер, всеми силами стараясь не дрожать.
-- Не дрожи! -- требовательно приказал маг, приступая к обряду.
Генри еще раз прокрутил в уме задание.
В другом, неизвестном мире, в ином облике, и все будет зависеть только от него. И надо найти ее как можно быстрее. При условии, что о цели он практически ничего не знает. Как его угораздило согласиться?
Маг быстро и четко двигался от одного столбика к другому, непрерывно что-то голосил с меняющейся интонацией и громкостью, и что-то там делал -- сыпал, зажигал, поливал...
Итак, скоро он объявится в другом мире. Как там все выглядит? Особенно -- чужими глазами. Ладно, это все не самое главное. Раз его посылают, значит, это возможно, это можно выдержать. Главное -- не потерять единственное, что у него останется -- разум. Разум, и память. Главное -- выполнить то, ради чего его посылают. Найти. Найти, и вернуться.
Вернуться?
А как он вернется? Там-то магов не будет!
-- А как я вернусь? -- ошалело, с взвизгом на конце фразы воскликнул он.
Маг оказался настоящим профессионалом. Он не дрогнул, не сбился -- так и продолжал читать свои заклинания, делать пассы и ходить вокруг.
Вокруг Генри закружился ветер. Вздыбил волосы, прошелся по обнаженной коже, ударил в пах, заставив яички поджаться. В ступнях появилось особое, зудящее ощущение.
Маг закончил свои речитативы, и встал напротив Генри, черной тенью на фоне жарко горящего камина, картинно раскинув руки и вдруг полыхнул ярчайшей вспышкой.
-- Главное -- не волнуйся! -- загремел голос мага, отдаваясь в самые печенки и сливаясь с этим светом, который прожигал глаза до затылка и сносил куда-то звуки. -- Для тебя главное - акт любви...
Голос, дробивший череп изнутри, слился с ужасающим грохотом, и Генри понял, что теряет сознание. Глаза закрылись, но свет никуда не исчез. Ноги подломились, и он понял, что сейчас упадет, голова его пересечет нарисованный круг, заклинание вырвется из-под контроля, и Бог его знает, что произойдет потом. Он еще пытался удержаться, но потом понял, что сил нет, что его несет куда-то, а изнутри все чешется и рвется, и все ждал, ждал, когда ударится о каменный пол -- сначала спина, потом плечи, потом -- голова....
Где-то рядом пели птицы. Просто пели, как будто ничего не случилось. Генри понял, что все хорошо. Маг удержал заклинание или как-то иначе спас его, сейчас он встанет, извинится за телесную слабость, и можно будет попробовать еще раз.
Он попытался встать, и упал. Недоверчиво понюхал землю, которая была прямо перед носом - пахло землей. И травой. И еще чем-то и кем-то. Опять попытался встать, и только тогда осознал, что руки не согнуты - на вытянутых руках он чуть ли не упирается носом в землю. Скосив глаза на свой нос, он в полной мере поверил в произошедшее.
Нос был длинный, серый, и заканчивался черной пимпочкой. Которая смешно двигалась, когда он пытался ее рассмотреть.
При этом никаких непонятных или неестественных ощущений не было. Все было в порядке, так же, как и всегда.
Генри сел, упершись в землю передними лапами, и завыл. И тут же испугался этого звука, а уши закрутились в разные стороны в...
В ожидании отклика! Он почему-то ждал, что этот тоскливый вой вызовет отклик, и ждал его. Но в мире ничего не изменилось - даже птицы не прекратили свою обычную возню, и насекомые жужжали, как и прежде. Генри почесал задней лапой ухо, и только потом осознал, что произошло. Попытался еще раз сделать это - и не смог. Медленно, протянул лапу к голове... Не попал. Попробовал еще раз, и потерял равновесие. Плюнул мысленно на бесполезное занятие, и попытался встать. Встал. Стоять было удобно, но очень непривычно. Ощущение было очень странное - тело не находило никаких неудобств или странностей. А разум... Разум помнил, что должно быть что-то другое. Но что именно - не помнил!
Попытавшись уловить это ощущение, Генри запаниковал -- ему показалось, что вместе с обликом он утратил и нечто важное, какую-то часть себя. Поэтому он лег поудобнее и стал вспоминать.
Я -- Генри Стоунфордж, в недавнем еще прошлом хозяин пятисот акров земель в провинции, трех деревень и пусть плохонького, но -- поместья. Помню. Все помню: и папу, и фамильный герб, и даже конюха. И то, как отправился на службу к королю Ричарду -- помню. И то, как вассальную клятву приносил. И сослуживцев помню. И это зимнее нашествие оборотней...
Вспоминая страшную зиму, действительно страшную - кроме холода и обычных в эту пору болезней добавилось постоянное ожидание беды, ежеминутно ждали вестей, что опять где-то кого-то загрызли - Генри почувствовал, как на загривке встали дыбом волосы. Тело очень живо отреагировало на воспоминания. Дежурства по ночам. Помогало мало, хотя оружие уже и серебрили, и заговаривали. Почти ежедневные похороны кого-нибудь из людей. Оборотни разрывали человека, оставляя вокруг многочисленные следы, но по следам идти было бесполезно - через некоторое время они исчезали, как будто волк обращался в птицу или иного зверя - и, пойди теперь найди, где он, кто он? Ходили исключительно по трое-четверо, даже за водой. Даже в кусты.
А потом они исчезли. Вроде бы как. Говорили, что король призвал лучших магов королевства для борьбы с ними. Вроде бы все успокоились. И вдруг обнищавшего дворянина призвал Его Величество и попросил о личной услуге. Да такой услуге, что в трезвом уме и подумать страшно, а по-пьяни такие вопросы не решаются.
Смотрел Его Величество Ричард на Генри с такой отстраненной грустью, и говорил так обыденно и просто, что тот понял: не в первый раз уже излагает он историю своей дочери, не первый он, кто ее выслушивает. И не верит государь в Генри, ничуточки. Не верит, но и сдаваться не хочет. Хватается за любую соломинку. И говорит он о том, что дочь его сейчас бегает в компании злых оборотней, которые, вероятно, укусили или просто обманули глупую девочку, и что надо срочно позвать ее обратно, пока она не привыкла к новому облику и состоянию, и не осталась в нем навсегда, будучи потерянной для любящего родителя...
Вот и дернул дьявол проявить отвагу и великодушие.
Генри согласился.
И вот теперь он неизвестно где, сам в шкуре волка, созерцает цветущую поляну, полную необычных красок и запахов, и никто в целом мире не подскажет: что делать дальше?
Что-то привлекло его внимание, и волк прыгнул туда. А рядом что-то промелькнуло и исчезло в траве. А еще что-то свистнуло и стукнуло, колыхнув стебли. Генри сначала взглянул туда , потом - обернулся.
За ветками кто-то прятался.
Дальше мимо него понеслись кусты и трава, и земля чувствительно ударила по лапам. Генри попытался понять, что он делает, и лапы тут же послушно встали, в результате чего он полетел через голову.
-- Попал! -- звонко воскликнул недалеко молодой голос, и из-за деревьев выскочили двое -- молодой, одетый в какие-то шкуры парень, и пожилой, с мощной бородой, мужчина. Оба -- в меховых шапках, в руках держат луки.
-- Попал он... Небось, подранил, и все!
Говорили не по-английски, это точно. Но вполне понятно. Тварь паршивая, попал он! И что же делать-то? Подойти, познакомиться? Надо же как-то жить в этом мире. И еще есть желание вернуться.
Но главное -- остаться живым. Вот уже и первые охотники на его шкуру. Уши направились на людей, нос повернулся туда-же, но опытный охотник, видимо, заметил движение в траве, ибо вскинул лук...
-- Игррхоыыы! -- заорал Генри во все горло, и прыгнул вперед.
Это его и спасло, охотник не ожидал прыжка и пустил стрелу чуть ниже.
А дальше охотники и дичь поменялись местами. Ибо приближающийся огромными скачками волк явно спешил не табачку попросить.
Добежав до леса, Генри чуть не наткнулся на бородатого - тот не спешил убегать, а собирался встретить волка ножом.
Генри сел на хвост, глядя на бородатого, на его согнутую спину, на готовность прыгнуть или увернуться. Где-то слева шевельнулись кусты. Генри глянул туда и увидел там мальчишку с луком. Слегка дернув ухом, Генри пересел так, чтобы между пацаном и ним оказался бородатый. Пацан ошарашено опустил лук, а охотник чуть скользнул в сторону взглядом. Этого оказалось достаточно. Генри толкнулся вперед, сжав зубы на кулаке с ножом, который уже начал подыматься.
Сжал очень осторожно, понимая, что силы своих новых зубов не знает, и в какой момент он размозжит руку -- не заметит.
Волк и человек замерли, глядя друг-другу в глаза.
-- Оборотень! -- выдохнул бородатый запах какого-то застарелого алкоголя и недавней еды. Все это нос передал в голову без всякого отвращения, которое Генри почувствовал бы раньше. Просто запахи. Такие же, как шкур, шапки (лисьей шапки, кстати!) и сырого дерева.
Рука в пасти дрогнула и расслабилась. Генри выпустил ее и шагнул назад. Нож выпал в траву, а охотник начал часто-часто крестился неукушенной рукой, касаясь лба, плеч и живота:
-- Прости нас, Христом-богом прошу-заклинаю, не ведали мы, что творим, вот те ей-ей, не губи душу христианскую, отпусти нас домой, к деткам малым, не оставляй сиротинушками....
Генри озадачено склонил голову, выглянул из-за охотника -- парень стоял, открыв рот, и таращился на них.
Генри ничего не понял, но на всякий случай кивнул. Охотник низко-низко кланяясь, попятился, повернулся и кинулся бежать. Генри посмотрел на оброненный ножик и понюхал его. Вот, честное слово, были бы руки -- взял бы ножик с собой! Очень хороший нож. Совсем без ножа -- непривычно. А в пасти его таскать как-то не очень.
Все-таки Генри осторожно взял нож зубами и отнес его под дерево. Обнюхал, положил, задумался. И тут тело само подсказало способ. Только возникла мысль "отметить бы это дерево" под хвостом зачесалось. Генри устыдился этой мысли, потом огляделся -- не видит ли кто? -- и пометил дерево. Понюхал результат. Вот оно, оказывается, как пахнет...
Заодно разобрался с запахами горе-охотников. Откуда пришли (запах был слабее), где сидели...
Пора было подумать и о себе. И о брюхе насущном.
Кстати, оказывается, в волчьем облике голод выглядит совершенно по-другому! Раньше Генри мог чего-нить перекусить чуть ли не в любое время. Сейчас же только подумав о том, что надо бы поесть, удивленное чрево ответило "чево???".
Есть не тянуло.
Это радовало, ибо что он будет есть и как -- пока что он себе не представлял. Разумеется, что едят волки в природе Генри знал....
Но так не хотелось!!!
Генри знакомился со своим волком. Знакомство происходило на редкость легко и радостно. Волк жил сам по себе, никак не мешая -- то ли заклинание так сработало, то ли это было его естественное состояние, а человек удивлялся этому исключительно с непривычки, ожидая чего-то другого. Пока разум отстраненно наблюдал за окружающим -- тело легко делало все, что надо. Но стоило разуму обратить свое внимание на само тело -- оно тут же легко уступало ему управление. В результате Генри не один раз падал, терял направление и имел прочие конфузы. Например -- лапы. Они ступали по земле мягко, как бы обтекая камушки, ветки и прочую мелочь. До тех пор, пока Генри не пытался понять, как это происходит, или хотя бы -- что же происходит. Буквально следующий камень больно врезался в подушечку, задняя левая застревала в какой-то норке, а при попытке затормозить лапы цеплялись когтями за какую-то дрянь! Но, с другой стороны, бегать волком и при этом сидеть в нем, как в карете -- тоже не получается! Все-таки это его тело, пусть и временное! Пусть и самодостаточное, отлично умеющее о себе заботиться, но ведь -- интересно же!
Ближе к вечеру начались трудности. Началось с того, что после нескольких часов бега очень захотелось пить. Пить из первой же лужи отказались и Генри, и волк. Тогда Генри сделал очень просто - послал волка к водопою. Нос покрутился в воздухе, и лапы уверенно понесли его куда-то. Сам Генри ничего не заметил - воздух, и воздух. Но минут через десять уши доложили о текущей воде, а еще через несколько минут в зарослях высокой травы блеснула и речка.
Заросли были очень странные. Генри впервые видел подобные растения, они чем-то напоминали камыш, но были без привычных коричневых головок да и высотой поменьше, хотя, будучи волком, тяжело определить размер вещей. Но густые тонкие стебли, утыкавшие берег и часть воды, могли таить в себе все, что угодно: от острого обломка до притаившегося хищника. Генри уже почти привычно втянул носом воздух -- нет, пахло только этими странными камышами и водой. Но пить меж ними буроватую воду Генри поостерегся. Волк побежал по берегу вдоль зарослей и достаточно быстро нашел свободный проход к воде. Генри уже собрался войти и попить, но волку это место категорически не понравилось. В легком недоумении Генри попытался двинуться вперед -- и тело легко откликнулось на приказ, но стоило передним лапам коснуться близкого дна, как они провалились, окунув его по уши, и Генри забился, пытаясь вылезти из ловушки. Удалось сравнительно легко, только колотилось сердце да вместо питья получилось купание в грязи. Поскуливая от обиды, Генри пустился дальше. Вот она -- вода, рядом! И пить хочется, а не получается.
Приключение закончилось благополучно: очень скоро нашелся нормальный спуск -- к водопою вела целая тропа. Удалось и напиться, и смыть с себя налипший ил. Ощущение от купания было удивительным -- Генри ожидал холода воды, как привык в человеческом обличье, но его не было. Легкая прохлада, вода ощущалась, но не касалась кожи. Как это получается -- Генри не понял, но уже привык не слишком копаться в своем новом теле, за полдня убедившись, что тело лучше него знает многие вещи, и попытки разума разобраться в происходящем только мешают.
Зато процесс выхода на берег сопровождался обратными ощущениями -- вместо того, чтобы стечь, вода стала заливаться куда-то "за шиворот" противными ручейками. Генри остановился, чтобы отряхнуться...
Он не раз видел, как отряхиваются собаки. Но то, что происходит внутри... Внутри все завертелось, закрутилось, задрожало, пришло в движение и задергалось само по себе, независимо от разума или его пожеланий. Но как же это было приятно! Будто почесаться после того, как снял доспех.
Кроме того, сразу же стало гораздо легче -- с него разом свалилось чуть ли не ведро воды.
А приближающийся вечер намекал на поиск ночлега. Вот только -- где? Разжечь костер и улечься у него было невозможно -- и по причине отсутствия огнива, и вообще... Как-то не пристало волку у огня спать! Волк был категорически против огня. Генри спросил его "почему", но волк высокомерно отвернул нос, как бы сказав, что ты, хозяин, как хочешь, конечно... Но я -- против!
Тогда что "за"? А "за" оказалось чрезвычайно просто. "Да хотя бы вот тут" -- предложил волк под ближайшим деревом. Генри оценил высоту дерева и усомнился, что сможет на него влезть. А ночевать на голой земле... Человеку было непривычно и страшновато, но он попробовал. Вроде бы -- ничего. И мягко, и удобно, и не то, чтобы холодно...
Было прохладно, но терпимо. Причем тело совершенно не обращало на это внимания. Тем не менее -- не спалось. Это после полудня эффективного бега! Генри прислушался к брюху -- может, он все-таки голоден? Брюхо сообщило, что пожрать оно не против, но не срочно. Потерпим. Тогда что же? Зудение комаров? Нет, волк был к ним абсолютно равнодушен. Генри встал, покрутился на месте, разминая гудящие лапы, и лег снова. Как ни странно, беспокойство сразу ушло, и постепенно навалилась дрема..
Проснулся он сразу, как от толчка.
В просветы между ветвями бил лунный свет, но он скорее мешал, чем помогал. Какой-то наглых хорек смотрел ему прямо в глаза. Генри недовольно заворчал, а хорек зашипел. Генри выставил вперед затекшую лапу, и хорек скакнул в темноту. Ночной лес был полон ночных звуков: кто-то шел, кто-то полз, кто-то кричал.... Удивительно, но было совершенно не страшно. То есть -- вообще. Генри попытался вспомнить свой страх перед темнотой и понял, что не помнит его. Лес был уютный. Он был хороший, добрый, привычный. Даже наглый хорек не вызывал никаких эмоций -- ну, надо было ему на дерево, а тут волки лежат.
Генри положил голову между передних лап, почесался. Задней лапой прошелся по шерсти на загривке, по боку... Ощущение было очень своеобразное -- слов для него не было.
Он закрыл глаза и попытался уснуть. Однако сон не шел. То ли волк успел выспаться, то ли случилось что-то еще.
Неожиданно Генри поднялся и скользнул в темноту. Именно скользнул, насладившись этим мягким, плавным движением, ощущая собственную тихую поступь и в радостной панике зажавшись где-то внутри, чтобы не помешать самому себе -- врезаться чувствительным носом в какое-нибудь дерево по собственной глупости не хотелось.
Его влекло куда-то, и через несколько шагов Генри понял, куда. На грани слышимости были слышны голоса волков.
Волки гнали добычу. Где-то на краю сознания у Генри мелькнула мысль, что он вошел на чужую территорию, и надо бы, собственно, узнать, не очень ли обидятся хозяева? -- но мысль эта была настолько человеческой, что Генри пробежал мимо нее, почти не заметив.
Охота проходила где-то недалеко, и можно было бы вмешаться, помочь загонщикам, но те справились сами. Раздалось ржание лошади, и охота завершилась успешно, и тот, кто промчался в темноте слева -- просто убегал подальше, ибо ему лично ничто уже не грозило.
Хозяева отнеслись к гостю настороженно, но без враждебности. Сам Генри ужасно боялся выходить на то место, где свора ела лошадь. Волк же тянулся туда, как ребенок к конфетке. Когда же оказалось, что тех волков было всего трое, Генри и вовсе осмелел.
Волки косились на прибывшего, рычали, ворчали, но исправно жрали конину. Запах был...
Запах был аппетитный. Пахло так, что в животе урчало и усы подрагивали от нетерпения. Но чем именно пахло -- Генри не определился. Это было съедобно, и это было вкусно.
Он вышел из-за дерева и понял, что лошадь была оседлана. Он спросил разрешения присоединиться к пиршеству и, как ни странно, это поняли, хотя он не произнес ни звука. Да и ответ Генри понял в совершенстве: типа, что с тебя, с бестолочи, возьмешь? Лошадь большая, на всех хватит, но понабежали тут всякие...
Он подошел к плечу и присмотрелся, как едят настоящие волки. Попробовал сам. Оказалось, все очень просто -- хватаешь челюстями, сжимаешь, дергаешь головой. Отрывается кусок -- и проглатываешь его.
Сырое мясо с кровью было не только не противно -- оно истекало во рту так, как не пахнут лучшие бифштексы! Через пару минут Генри увлеченно рычал вместе с охотниками, пытаясь понять, как они умудряются поглядывать на него с таким интересом и при этом -- так презрительно?
Заодно выяснилось, что сам Генри крупнее любого из этой стаи.
Хотя его волк тоже тянулся за ливером, жрать кишки Генри поостерегся. Поэтому конкуренции за самое вкусное не возникло, и уже через полчаса брюхо приятно потяжелело, а там опять потянуло в дрему.
Уйти просто так не получилось. Волки, тоже насытившиеся, обнюхивали чужака и виляли хвостами. Генри втянул запахи и с удивлением обнаружил, что знает о гостеприимных охотниках почти все. Возраст, пол, настроение, мастерство и чуть ли не родителей. Девочка пригласила его остаться с ними, а взрослый, опытный волк отнесся к нему с огромным недоверием. Только что зубы не скалил. Генри мысленно пожал плечами и отказался от приглашения.
Возможно, местные волки действительно дружелюбные и через некоторое время он бы вполне вписался в их компанию, а то и воспользовался их помощью для выполнения задания...
Но так и самому привыкнуть можно!
Весь следующий день Генри осваивался с новым телом. После еды он сладко поспал, проснувшись с первыми лучами солнца. Спать было непривычно, и он ожидал, что ноги или бока будет ломить от лесного комфорта или, скажем, под утро он озябнет без одеяла... Ничего подобного! То есть, к утру, конечно, стало прохладно, но не настолько, чтобы стучать зубами. Зато вставать было приятно -- волк с удовольствием потянулся, зевнув во всю пасть, и неторопливо побежал к речке. Напиться.
Он уже знал волчьи метки, но метить свою территорию не входило в планы, поэтому весь "запас" он отлил в одном месте. Как ни противился его волк. Наведался на место вчерашнего ужина. Вместо смердящей туши он обнаружил там аппетитный запах лежалого мяса. Кажется, сегодня здесь пахло еще вкуснее, чем вчера. Другое дело, что поживиться было мало чем -- за ночь и утро здесь успела постоловаться уйма зверья. Генри принюхался и сразу выделил порядка двадцати знакомых ему запахов и еще столько же -- незнакомых.
Вороны и сойка поглядели на него, сказали свое "каррр" и продолжили выискивать остатки мяса. Нормальный волк или попробовал бы поглодать косточки, если бы был голоден, или убрался бы восвояси, ибо делать здесь было нечего.
Генри воспользовался тем, что запахи ему не мешают, и осмотрел поклажу.
Пользоваться зубами и лапами для развязывания чересседельных сумок оказалось неудобно, но вполне возможно. Так, одежда. Волк втянул запах и запомнил его. Инструменты какие-то -- шило, железка непонятная, камень точильный... Ломоть хлеба. Генри понюхал хлеб, и волк решил, что есть это можно, но только сильно с голодухи. А голодухи Генри еще ни разу не чувствовал и решил хлеб оставить воронам. Ничего указывающего на личность хозяина не было. Тащить на себе седло было бы верхом глупости, и Генри развернулся и побежал дальше, куда глаза глядят и лапы несут.
Так бы и бежал бы себе, если бы не капкан.
Бежал он той дорогой, которую выбрал волк. Ему виднее, он в лесах с детства рос. Генри не знал точно, попал ли его разум в чужое тело или он сам полностью превратился в волка, но все инстинкты, чувства и ощущения были волчьи -- в этом он не сомневался.
Вот на волка капкан и был рассчитан. Вдоль звериной тропы попадались замшелые холмики, кочки, и прочие кучки. Острая боль ударила по нервам, и Генри покатился бы по земле, только расщепленный кем-то пень выплюнул сдерживающую его пластину и намертво зажал правую лапу, не дав ни упасть, ни убежать.
Генри заорал дурным голосом, а потом и завыл, аж самому стало страшно. Было и больно, и обидно, и страшно -- наверное, все кости в лапе переломало, она еще и распухала, намертво заклинив в пне. Осторожно пошатав лапу и поняв бесполезность попыток ее вытащить, Генри приступил к единственному, что оставалось в его положении.
Нет, грызть саму лапу он все-таки не стал. Хотя, будь это стальной капкан -- пришлось бы. Но аборигены оставили ему шанс. И Генри с волчьим упорством вгрызся в жесткую древесину. Поминутно отплевываясь и моля господа Бога, чтобы не сломать зубы.
Человек появился неожиданно. Будь волк чуть менее занят, или будь Генри чуть менее расстроен и угнетен -- он бы услышал и топот, и тяжелое дыхание, а так он увидел молодого парня прямо перед собой, и оба замерли, ошарашенные. Генри слегка зарычал, а человек выхватил нож, собираясь дорого продать свою жизнь.
А может и не собираясь. Может, он хочет снять эту шкуру себе на шапку -- ведь прекрасно же видит, что волку сейчас не до сражений. Что уставший Генри еле держится на лапах, что от боли и ужаса у него в глазах мутнеет, а проклятый пень, изгрызенный уже чуть ли не на половину, как будто и не стал меньше!
Нет. Даже если и видит, разве ему это помешает? Так и зарежет сейчас, как овцу. Ой, обидно-то как!
-- Не убивай меня, добрый человек, -- хрипло, но вполне раздельно выдавил Генри.
И оба, волк и человек, ошалели от этого. Оба не ожидали, что волки умеют говорить.
Но если Генри удивление прочитал явственно, то юноша в волчьих эмоциях явно не разбирался. Зато сейчас он обратил внимание на пень вокруг лапы и...
Нападет или убежит, думал Генри в эти три секунды, пока человек осознавал, насколько беспомощен сейчас этот грозный хищник.
-- Видишь, попал я в ловушку. Пожалей, не убивай меня. -- Генри пытался вложить просительные интонации, но выходило не очень.
-- Не убью я тебя, серый волк, -- сказал парень, вкладывая нож в ножны на поясе, -- хоть и следовало бы. Не ты ли убил мою лошадь? А не ты, так твои дружки.
-- Не я, -- покаялся Генри, -- хоть и ел ее с другими. Не знал я, что она твоя. Но даже знай я это -- ее было уже не спасти.
-- Тоже верно, -- легко согласился юноша и, шагнув в сторону, поднял толстенную ветку.
Генри изрядно струхнул, поджав хвост и прижав уши. Он явственно представил себе, как этот кол входит в грудь, и месть свершается...
Кол вошел в пень рядом с лапой, и человек навалился на этот рычаг всем телом.
Бог услышал его молитвы, и он успел выдернуть лапу за мгновенье до того, как ветка сломалась с оглушительным хрустом, и пень сомкнулся окончательно, выплюнув обломок палки. Генри представил, что в щели еще оставалась бы его лапа...
И горе-спасителя захотелось искусать. Не убить, а именно покусать и отпустить восвояси.
-- Спасибо тебе, добрый человек. -- Генри пытался ступить на лапу и удивился, что это вполне возможно. То есть, было больно, но не более того. Обломки костей не гуляли в ране, как он ожидал, не отдавались режущей болью во всем теле.
Можно сказать, что он легко отделался. К завтрашнему утру можно будет бегать. Откуда он это знал -- Генри не задумывался.
-- Могу отвести тебя к твоей лошади, -- предложил он юноше в благодарность за услугу.
-- Да на что мне это, -- горестно ответил тот. -- Не умею я скакать на костях. Вот чего же я не послушался доброго совета?
-- Какого?
-- Да на камне.
-- А что на камне?
-- А ты не знаешь? Стоит там камень. Написано было, что налево пойдешь -- коня потеряешь. Вот я и пошел.
-- А чего ж ты пошел?
-- Так направо было -- голоден и холоден будешь, а прямо -- голову сложишь. Голова еще мне дорога. А лошадь... Жаль коня, конечно, но коня и достать можно. А голову новую не достанешь. Иваном меня зовут.
-- Куда путь держишь, Иван? -- продолжил светскую беседу Генри, дивясь идиотизму ситуации: парень в лесу разговаривает с волками и жалуется на свои беды. Вот у них тут нравы...
-- А пойдем-ка, серый волк, дальше. Вечереет, а стоять на одном месте -- нет в том толку.
Генри лежал у костерка, жмурясь на прыгающее пламя. Оно было не привычного желтого цвета, а какого-то мутно-серого оттенка. Волку огонь не нравился. Возле огня ему было некомфортно. А Генри огня хотел, но... Но как бы забыл уже, что это такое. Вот и пытался он как-то приспособить свою прошлую радость от огня с постоянной тревогой и отвращением нынешнего тела.
-- Ну, батюшка тогда и говорит, -- продолжал Иван, -- кому те яблоки раздобыть удастся -- тому трон и передам.
-- Трон? -- неподдельно удивился Генри. Уж больно не похож был этот простой парнишка на принца.
-- Ну, да. Я ж говорю тебе -- батька у меня Долон, князь земель Новоградских.
-- Князь это кто? Правитель ваш?
-- Да.
-- Так ты, получается, Иван Долонович, царевич?
-- Да, только непривычно мне это. Давай просто: "Иван". А еще у меня два старших брата есть -- Данила и Гавриил. Они тоже поехали те яблоки искать.
-- А что, у вас правда такие яблоки растут? -- снова удивился Генри. -- Так это ж можно было бы целый сад вырастить. И никто бы тогда у вас не умирал бы. Все бы молодые ходили.
-- Тоже верно. -- Иван помешал прутиком огонь. -- Но, раз отец сказал... Негоже отцовской воле перечить. Может, и нет таких на свете...
-- И ты что, весь свет собираешься обойти, а яблоко найти?
Иван грустно кивнул.
-- Долго тебе искать придется, молодец, -- задумчиво сказал Генри.
-- Скажи мне, серый волк, не слыхал ли ты, где, в каких краях такие яблоки могут расти?
-- По моему разумению -- ни в каких, -- честно ответил Генри. -- Сказки это.
-- А ты? Ты же волшебный волк, по-человечески глаголешь! Неужели не сможешь ты чудо совершить? Век тебе буду благодарен, волкушко, только помоги!
Генри даже попятился, когда парень, порывисто вскочив, бухнулся перед ним на колени.
-- Да погоди-ты, Иван, может, не смогу я тебе еще помочь. И лапа болит...
-- Давай я тебе лапу перевяжу! -- подорвался Иван-царевич.
-- Да чем ты мне перевяжешь?
-- А вот! -- и ни секунды не сомневаясь парнишка оторвал у себя кусок рубахи, без страха присел рядом с Генри и начал туго бинтовать ему лапу.
Генри смотрел на это и не мог понять своего отношения.
То ли парень действительно проявлял к нему сострадание, заботясь о раненном звере, то ли просто хотел выслужиться и подкупить будущего помощника? Да и чем Генри мог ему помочь? Хотя, чем-нибудь -- да надо. Ведь освободил. Вовремя освободил. Еще немного -- и черт его знает, что было бы. Пришли бы ночью вот те самые... С которыми он лошадь пировал... Но чем он может ему помочь реально? Опять же, а кто ему поможет?
-- А если не смогу я тебе помочь, что делать будешь? -- спросил Генри.
Царевич добинтовал лапу, завязал узел и сел к костру.
-- Не знаю. Дальше пойду искать Кто-нибудь же знает, где они растут? Ведь откуда-то та бабка про них знала!
-- А бок не будет мерзнуть? -- спросил Генри, поглядывая на дыру в рубашке.
-- Не, не будет! -- делано засмеялся Иван и стал прикрывать бок локтем.
-- Давай спать ложиться, -- сказал Генри.
-- И то верно, серый волк. Утро -- оно вечера мудренее.
Генри не выдержал и отполз в темноту, подальше от огня. Оглядел ночной лес... Вокруг костра он был какой-то зловещий, а дальше -- нормальный, привычный лес.
Генри подумал и похромал вокруг костра, оставляя метки на кустах и деревьях. Он не собирался осваивать тут новую территорию, но на одну ночь можно было и заявить о своих правах, тут волк был с ним полностью согласен.
Процесс оставления меток был бы смешон, если смотреть со стороны. Волк каждый раз намеревался поднять заднюю лапу, но стоять на двух было как-то неудобно, поэтому он некоторое время поднимал-опускал лапы и дергал задницей, прежде чем приступал к делу. В конце концов Генри управился и улегся в кустах, так чтобы и костерчик видеть, и чтобы свет не мешал.
За ночь их несколько раз посещали и даже оставили свои метки рядом с его, но в целом ночь прошла спокойно.
Уже к полудню Генри оценил, насколько ему повезло. В этих диких краях ему как волку было раздолье. Безлюдные леса на много миль вокруг. Как ему удалось за один день нарваться сразу на троих людей -- было непонятно. Они с Иваном прошагали невесть сколько, и ни поселения, ни даже следов людских. И в этих местах умудриться вляпаться в ловушку... Надо обладать поистине уникальным везением!
-- И ты все еще надеешься на что-то?
-- Бог поможет. Он все видит и не оставит нас.
-- Пока что он не слишком нам помогает.
-- Но и не слишком мешает.
Уверенность в могуществе и доброте Всевышнего у этого парня могла бы служить образцом для многих священников его мира. Генри все еще припадал на правую переднюю лапу, но боль была не острой, как вчера, а тупой, ноющей. Лапа заживала на удивление быстро.
-- А куда ты шел, кстати, когда меня встретил?
Иван неожиданно засмущался. Даже отвернулся.
-- Это что, нормальному че.. волку даже сказать нельзя?
-- Да нет... Просто, говорят, живет в этих лесах баба Яга.
-- И что? -- в искреннем недоумении спросил Генри.
-- Да я подумал, решишь, будто я с ума сошел...
-- А я уже так думаю. И что, поможет нам твоя бабка?
-- Да не моя она, Бог с тобою! А ты что, не знаешь ее?
-- Нет, не сподобился встретиться. Я вообще вас... людей... практически не знаю.
-- Говорят, она могучая колдунья. Но стара, как страх Божий. А еще говорят, человечиной питается, -- поведал Иван с доверительной дрожью.
-- Это она правильно, -- одобрил Генри, и волк с искренним наслаждением посмотрел на морду парня. Потом человеку внутри него стало стыдно, и он добавил:
-- Только она настолько худа и слаба, что вряд ли одолеет волка в самом расцвете сил.
-- С чего ты взял? -- Иван еще не оправился от предыдущего заявления.
-- Да сколько мы идем -- людьми и не пахнет. На такой диете особенно не растолстеешь.
Самое удивительное в этой беседе было то, что волчье горло, еще вчера не издававшее ничего, кроме волчьих же звуков, уже к обеду вполне сносно, хоть и хрипло, воспроизводило местную речь.
Опять же, никаких проблем с пониманием. И Генри прекрасно понимал местных, и его неуклюжие на первый взгляд фразы не вызывали удивления. Что за мир такой удивительный?
Сначала Генри несколько волновался за своего спутника. Ему самому вчерашней лошади пока вполне хватало, и он догадывался, что волк себя прокормить сумеет и без чужих лошадей. А вот что будет жрать человек? Единственным его оружием был нож, а харчевни в этих краях были из области преданий. Однако к обеду, когда брюхо намекнуло на еду, Генри уже завидовал спутнику. Там -- с десяток яблок, тут -- две горсти ягод, почти без остановки -- полные карманы орехов, которые удобно щелкать на ходу. Возле какого-то дерева со знакомым запахом царевич задумался на несколько секунд, что-то прикидывая, но не стал останавливаться. Генри еще несколько минут пытался вспомнить, что это за запах, и только гудение пролетающей пчелы напомнило ему.
Мед.
Волк меда не ел, поэтому и пришлось так напрягать память.
Потом в нос как будто шибануло чем-то. Генри взглянул на парня -- тот как шел, так и шел.
-- Как ты думаешь, Иван, чей тут может быть дом?
-- Где? -- царевич оглянулся.
-- Где-то рядом. Не этой ли бабки, которую ты ищешь?
Иван остановился и зажал в горсти рубашку на груди.
-- Ох, серый волк, не хочется мне к ней идти... Вот те крест (он перекрестился) но уж тут не знаю даже, как быть... Кабы не было хуже... Вот ты как думаешь -- идти?
-- Ну, не съест же она тебя?
-- А вдруг?
-- Да ладно. Я не дам.
-- Правда? Ой, спасибо тебе, волчик! Правда, прошу тебя -- проводи меня к ней... И... И... обратно.
И опустил глаза, ровно девица. Неужто и впрямь так боится старую бабку?
-- Ну, пошли, добрый молодец... Не знаю, она ли, не она -- но чую я жилье человечье.
И они пошли. Если бы не волк -- черта лысого прошли бы. Сам Генри не мог понять, почему он неожиданно сворачивал то туда, то сюда, почему не нравится ему вон та прогалина или вот этот бурелом. Когда под лапами зачмокала вода, стало понятно -- вокруг болото. Только какое-то странное -- ни бочагов открытой воды, ни островков осоки -- ровный ковер с замшелыми деревьями... Может, утонуть тут было бы сложно, но чавкать по колено в грязи тоже удовольствия мало.
Волк вывел. Лес неожиданно стал нормальным, привычным. И даже появились знакомые волчьи метки. А потом они вышли на тропу, которая вывела прямо к домику.
Покосившийся и полусгнивший забор окружал высокий домик. Точнее, сам домик был низкий, но стоял на высоких столбах, когда-то бывших деревьями. Узловатые корни создавали впечатление, что избушка стоит на двух птичьих лапах. С противоположной стороны виднелась лестница, а с их стороны с крыши свисали какие-то лохмы, придавая жилью еще более птичий вид.
Генри легко перескочил через низенький забор. Из печной трубы поднимался столб горячего воздуха, во дворе возились куры -- обычный деревенский домик. Вдруг на сосне закричали вороны.
Откуда-то из зарослей появилась хозяйка. Да, будь Генри человеком, он бы и сам испугался. Старушенция была не только отвратительна на морду, но и взгляд у нее был знакомый, хищный. Генри инстинктивно лег, скрывшись в траве, и старуха оглянулась:
-- Ну, что брешете, какие такие гости?
Вороны с дерева снова закаркали и даже взлетели, полетев в их сторону. Бабка заспешила за ними и увидела Ивана.
-- Ага... Гость пожаловал! А что ж ты, как тать, крадешься? Нет, чтоб прийти по-человечески...
-- Если бы к дому твоему дорога вела столбовая -- пришел бы я как человек, -- неожиданно звонко и гордо ответил Иван, -- а коли спряталась в лесу ты, то и пришел так, как смог.
-- Ишь ты... Ну, проходи, коли пришел. Как же ты через болото-то прошел?
-- Я помог, -- поднялся Генри.
В это время бабка уже подошла достаточно близко к забору, и волк выскочил совсем рядом с ней. Будь Генри человеком, он бы рухнул бы от смеха -- грозная бабка отскочила, чуть не упав, замахнулась на него клюкой с такой испуганной рожей, что даже Иван улыбнулся, даром что княжий сын, лицом владеть обучен. А уж Генри позволил себе проявить всю гамму волчьих аналогов ухмылок -- и пасть открыл в усмешке, и хвостом завилял, разве что тявкать от смеха не стал.
-- У, ирод мохнатый, напугал! Чтоб тебя! -- заругалась бабка. А сверху обиженно закаркали вороны -- мол, предупреждали же!
-- Ну, хозяюшка, встречай гостей, -- весело напомнил о себе Иван. -- Веди в хату, корми, пои, потом расспрашивай.
-- Может, тебе еще баньку истопить? -- проворчала бабка, бочком направляясь к дому.
-- Хорошо бы, -- согласился Иван, перелезая забор.
Генри пристроился к нему и тихонько сказал:
-- Ну, а ты боялся.
-- Подожди еще, -- так же тихо ответил Иван, -- мы еще не ушли.
Тоже верно.
Карабкаться по хиленькой и прогибающейся лестнице было ужасно неудобно, и Генри сразу оценил такой метод защиты -- мало кто из лесного зверья отважится на такой подвиг. Конечно, мышам и ласкам это не помеха, но много ли они натворят в хижине?
Особенно, если там кот. Это было первое, что бросилось в нос волку. В домике жил кот. Внушительный такой котище, черно-белый, упитанный... Ну, еще бы -- при таком количестве мышей! Генри встопорщил шерсть на загривке и уже хотел зарычать, но человек отметил, что кот лениво приоткрыл глаз, окинул обстановочку и закрыл его обратно.
Гоняться по этому домику за кошками было смерти подобно. Для домика.
Иван действительно сел за стол, а бабка полезла в печь, что-то там доставая и накрывая на стол.
Впрочем, сам Генри расплачиваться за постой не собирался. Нечем. Но перепало и ему, бабка наложила в глиняную миску каши, плюхнула в него кусок масла и мимоходом поставила на пол. Генри подумал и решил, что привередничать ему сейчас не с руки. Кормят? Вот и хорошо. Пахла еда нормально, и вряд ли бабка сразу вот так вот бросила в кашу волчьей отравы. Наверное, не каждый день к ней волки заглядывают.
Иван тоже принялся за еду, без всякой опаски. Чего тогда голову морочил?
Бабка за стол не села, а суетилась по дому. Поэтому обед прошел в молчании. Только кот открыл оба глаза и следил, как исчезает еда. Хотя и было той еды... На два глотка.
-- Ну, рассказывай, добрый молодец, чей будешь, откуда куда путь держишь и как тебя угораздило с оборотнем связаться? И рубаху свою сымай, зашью. Да не срамись, что я там не видала-то...
-- Зовут меня Иван, -- послушно начал царевич, -- сын я Долона...
-- Это што ж, ты с самого Новограда сюда? -- недоверчиво спросила старуха.
-- Истинно так, бабушка. А волка этого я по дороге спас. Попал он в капкан на дороге, из старого пня сделанный. Хитрый капкан -- тропа, а посреди тропы -- пень расщепленный. Как он там вырос, что никто в него раньше не попал -- ума не приложу.
Генри удивился -- сам он об этом не задумывался. Действительно, тропа, посреди тропы -- пень. Как же это?..
-- Ну, если так, то хитер, видать, добытчик. На оборотня ставили, не на простого волка. А ты чего ж?
-- А я и спас его.
-- Вот так и спас? И не побоялся?
-- Побоялся, бабушка. Да жаль было животину божью. Опять же, думаю, если бросится на меня -- будет мне шкура волчья. Все прибыль.
Генри прижал уши и глянул искоса. Ни бабка, ни Иван на волка даже не покосились. Как о чем-то само-собой разумеющемся речь шла.
-- И куда путь держишь?
-- Да вот, ищу яблочки молодильные, для батюшки мово.
-- Яблочки? А где ж такие растут?
-- В том-то и беда, что нигде. Однако, была в наших краях старушонка прохожая. Она батюшке про них и присоветовала. Вот и отправил он нас, троих братьев, по свету белому тех яблочек искать. А где их найти -- не ведаю. Вот оборотень и посоветовал -- загляни, мол, к бабе Яге, может, она чего и....
Бабка подавилась и закашлялась старческим кашлем.
-- К кому??? Ой, горазд ты врать, добрый молодец... Оборотень ему, значица, посоветовал... А к кому ты, думаешь, попал в гости?
Генри навострил ушки.
-- К тебе, -- неуверенно ответил юноша.
-- А я -- кто? -- продолжала допытываться вредная старуха.
-- Ну, Яга? -- совсем засмущался царевич.
Бабка мелко затряслась в беззвучном хохоте.
-- Эх, Ванюша.. Да будь я бабой Ягой -- уже давно бы твое мясо бы варилось бы в котле, а твой верный волк бы уже давно шкурой бы у порога лежал. А то бы еще и прихлебывал из того котелка. Что ведунья я -- то правда. Много мне что ведомо. Но до Яги мне далеко. Ох, ребята, не советую я вам с ней встречаться.
-- Ну, бабулечка, -- взмолился Иван, -- помоги советом! Где те яблочки искать?
-- Эх, Ванечка, кабы знала я, где те яблочки можно сорвать -- как ты думаешь, не сходила бы в ту землю, не сорвала бы?