Неадерталов Савва Африканович. Черная рукопись

Неадерталов Савва Африканович : другие произведения.

Черная рукопись

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]

Ссылки:

Комментарии: 4, последний от 31/12/2019. © Copyright Неадерталов Савва Африканович (naum1919@mail.ru) Размещен: 09/10/2008, изменен: 10/10/2008. 83k. Статистика. Повесть: Мистика		Ваша оценка:
Аннотация: Геологи любят рассказывать про черного альпиниста, а водители-дальнобойщики про черного пса. Главный герой, редактор желтого бульварного издания и бездарный графоман в прошлом, идет по следам жуткой чёрной рукописи — непостижимого и чудовищного проклятия, уносящего жизни редакторов провинциального города Н. Череда нелепых, крайне мистических и кошмарных смертей лучших из лучших представителей редакторского племени не может не вызывать самых серьёзных опасений. Архаичный ужас сменяется фиолетово-бордовыми апокалептическими настроениями. Наш герой, сознательно бросивший вызов дьявольщине, уже не знает — преследует ли он черную рукопись, либо она идёт за ним сама.

I. Дьявольщина начинается

В редакторских кругах города Н. бытует легенда о Чёрной Рукописи. Хоть и рукопись эта вовсе и не чёрная, а вид имеет, как правило, такой же, как и всякое нормальное современное письменное творение, а именно - белая канцелярская бумага формата А 4, незатейливый черный шрифт Times New Roman с полуторным межстрочным интервалом, ну и всякими прочими стандартными размерами, полями и абзацами. "Рукопись" - это так, по старинке. Сейчас даже первоклашки скорее к компьютерной мышке и монитору более привычны, нежели к бумаге с карандашом и ручкою. Да и "черная" она всего лишь оттого, что в представленье нашем, всему тому, что играет некую мистико-трагическую роль в нормальной жизнедеятельности человека, либо человеческого сообщества, традиционно чёрный цвет придаётся. Будь то Чёрный Человек или Чёрная Година - всё равно, от одного цвета этого ясно становится, что ни то, ни другое ничего хорошего не обозначают. Вот, на пример, водители-дальнобойщики зачастую Чёрную Собаку вспоминают - в минуту предрассветной мглы или вечерних сумерек перед глазами усталого водилы появится вдруг костлявый силуэт чёрной псины, которая вроде так нехотя, не торопясь, трассу пересечёт.... А через версту-другую найдут твою фуру в кювете дымящуюся, степной ветер будет играть распахнутыми дверьми, а колёса вверх тормашками крутятся, на себя прокопчённое небо наматывая.... Тю-тю, твой водила-дальнобойщик! Ушёл, он, значится, на вечную свою трассу ушёл....

Ну, а что ж с редакторами-то? - спросит меня недоумённой читатель. Профессию, более тихую и мирную себе ведь и представить трудно. Сидишь себе в тёплом кабинетике, чай-кофе попиваешь.... Разве что обиженные графоманы досадить могут, да инакомыслие какое-нибудь в твоё издание просклизнёт. Ну, графоманы - то ведь явление вечное, хоть и досадное, однако ж, для редакторской деятельности структурообразующее - не было б графоманов, а писали бы все хорошо и складно и правильно, то и нужда б в редакторах как таковых бы отпала. Ну, а инакомыслие то в наши времена особо не карается, на первой за него журят только, вот ежели то вторично иль даже многократно проходит, то значит не редактор ты вовсе, иль оным был, да нюх редакторский потерял напрочь. Да и говорю я это, особое ударение на "наши времена" поставивши, а, для тех, кто в "наших временах" только и рос, добавлю в открытую, что раньше редакторов расстреливали, а также и в разные Сибири-Гулаги с глаз долой ссылали. Нынче - нет.

Тем не менее, к Легенде о Чёрной Рукописи возвращаясь, могу добавить, что и вовсе не легенда это, а явление странное, мистическое и по-своему ужасное, что, как говориться, вне всяческих сомнений, быть место имеет. И по вине данного явления нету ни одного, НИ ОДНОГО редактора города Н., который бы умер в последнее время в своей постели, в кругу родных и близких от подобающих недугов или же по причине естественного старения организма.

Ну, обо всём по порядку! Город Н. хоть и не столичных масштабов, однако, является крупным областным и региональным центром, обладает 11 высшими учебными заведениями, не считая различных курсантских училищ. Посему население Н. весьма грамотно, читающее и время от времени пишущее, а редакторство - не столь редкое и до последних событий весьма престижное занятие. Интересы населения Н. также весьма широки, а потому периодики в городе хоть пруд пруди - начиная от изданий, посвящённых самым что ни на есть приземлённым, садово-огородным делам, заканчивая периодикой, что, как говориться, держит руку на пульсе мировой и столичной культурной жизни, а солидные аналитический издания, взвешивающие баланс сил на Ближнем Востоке и обсуждающие особенности налогообложения Евросоюза, стараются изо всех сил не уступать по популярности кроссвордно-анекдотным газетишкам и региональной жёлтой прессе.

И вот представьте себе такую картину - едете, значит, Вы по городу Н. на трамвае девятый номер. Напротив вас сидит милая такая бабулька пенсионерка и читает статью о трёхурожайной клубнике в регионах рискованного земледелия (Газета "Во саду ли в огороде") и в самом её газетном углу в чёрной рамочки текстик: мол, уважаемый читатель, скоропостижно и при трагических обстоятельств погиб редактор нашей газеты Аркадий Петрович Проценко.... Рядом с вами сидит детина в камуфляже и высоких десантных ботинках - то охранник колбасного ларька на улице Гагарина. Читает эротическую газету с объявлениями о знакомствах "Ля Мурр", там, на заглавной странице фотография соблазнительнейшей полногрудой дамы с траурной полоской в углу - оказывается, сотрудники издания отмечают сорок дней, прошедших после преждевременной и трагичной кончины Софьи Розиной - главреда и основателя сей почтенной газеты. Сбоку читаются "Литературный базар", "Уфологический вестник", "Город и Мир".... И вы уже боитесь заглядывать на их страницы....

***

А случается это приблизительно так. В один из обычных деньков, таких вот рядовых, рутинных и серых деньков, из которых, собственно и состоит серая масса редакторских будней, несчастная жертва наталкивается на конверт обычного казённого цвета. Каким образом он попадает в редакторский кабинет, ответить никто не может. Да, впрочем, и проследить за всеми потоками бумажных рек, протекающих через редакторский кабинет, представляется, вряд ли возможным. В конверте распечатанные листочки пополам сложены, к ним небольшая приписочка обнаруживается, что какую-нибудь банальность гласит. Ну, типа:

‹Уважаемый редактор, такого-то издательства. Вот уже многие годы я являюсь вашим верным читателем, посему и посвящаю свою первую пробу пера любимой газете (журналу, издательству). С трепетом и благоговением вручаю моего литературного первенца в Ваши строгие редакторские руки...»

И т. д. и т. п. Дальнейший текст, как правило, не читается - и без того всё ясно. И рукопись находится уже практически на полпути в бумажную корзину, как в редакторе неожиданно просыпается редакторская совесть. Внутренний голос говорит ему: ‹Ну, что ж ты сразу таки и в корзину! Прочитай хоть бы первый абзац, брось хоть один строгий редакторский взгляд на первые строки. Узри нелепую опечатку, косноязычную метафору, неграмотную пунктуацию, неряшливое жирное пятно, наконец, и тогда уж с чистой совестью - в корзину!» И тут происходит действительно редкостное явление - редактор прислушивается к голосу совести. Он бросает строгий редакторский взгляд на первые строки произведения и. ... И, конечно же, замечает и опечатки и пунктуационные ошибки, наверняка, и качество метафоры его удовлетворяет не на все сто.... Но.... НО!!! Он, даже игнорируя противное жирное пятно, не спешит расстаться с листами рукописи!!! Его лицо каменеет, его члены перестают шевелиться, он даже как будто уже вовсе и не дышит. Только глаза, зрачки его редакторских глаз находятся в ритмичном и неустанном движении.

Слева-направо-назад... Слева-направо-назад... Слева-направо-назад... Слева-направо-назад... Слева-направо-назад... Слева-направо-назад... Слева-направо-назад... Слева-направо-назад... Слева-направо-назад... Слева-направо-назад... Слева-направо-назад... Слева-направо-назад... Слева-направо-назад... Слева-направо-назад... Слева-направо-назад... Слева-направо-назад... Слева-направо-назад... Слева-направо-назад... Слева-направо-назад... Слева-направо-назад... Слева-направо-назад...

И начинает казаться, что за движеньем этим, стоит какой то странный, непостижимый механизм, некая сакральная мистерия, некий парадоксус, сродни тому, что заставляет двигаться маятники трёхсотлетних часов...