Капающая где-то за стеной вода методично отсчитывала секунды его одиночества.
Холод от стылых плит старого здания сковывал движения.
Последний штрих.
Мужчина со стоном распрямился. Шрам на пояснице ныл на непогоду.
Не вставая с колен, достал из кармана пригоршню серого пепла.
Поднес к лицу загрубевшие руки и прошептал несколько фраз на языке хиваро.
Затем распрямил ладони и сдунул пепел на рисунок у своих ног.
Когда серые хлопья осели, он закатал левую брючину до колена и достал острый армейский нож.
Уверенным движением вонзил нож в икроножную мышцу.
Перетерпев болевой шок, он подставил ладони под кровосток ножа и стал терпеливо ждать когда они наполнятся.
***
- Милая, ты сегодня блистала как никогда! - он прибавил газ.
Сильная машина уверенно рассекала загруженную вечернюю магистраль.
Автомобиль нетерпеливо и дерзко сновал между рядами, обгоняя попутные машины.
- Дорогой, не гони так сильно.
Ее теплая ладонь легла на его руку, что сжимала рычаг коробки передач.
Боже, как она сейчас прекрасна!
Еще румяная после концерта, искрящаяся пережитыми эмоциями, исполненная музыки и страсти.
Его звезда.
Его богиня.
Его единственная любовь.
- Твой отец гордился бы тобой, - он знал, как эти слова важны для нее.
- Да, очень на это надеюсь.
Она открыла кулончик, висящий у нее на шее и с минуту смотрела на крошечную фотографию.
- Знаешь, он первым увидел мою тягу к музыке. Направил меня. Но ушел слишком рано... Все это время мне так не хватало его крепкого и надежного отцовского плеча.
Ему внезапно стало душно.
Наверное, это бокал шампанского, что он позволил себе в честь ее сегодняшнего выступления.
Он рванул с шеи галстук-бабочку и потянулся к кнопкам климат-контроля.
- Осторожно!
Истошный женский крик подбросил его в водительском кресле. Он увидел, что машину ведет влево, прямо на фуру.
Мужчина инстинктивно сжал руль до хруста в суставах, но промилле в его крови не позволили успеть большего.
Машина левым бортом чиркнула о кузов грузовика и ее отбросило вправо, прямо на бетонные ограждения.
***
- Я знаю, тебе больно.
Вождь сидел возле его кровати в лагерном лазарете и держал его за руку.
Его редкие седые волосы были собраны в жиденькую косичку.
Изрезанное глубокими морщинами смуглое лицо выражало достоинство и невозмутимость.
Черные слезящиеся глаза пристально смотрели на него.
- Черт, старик, конечно мне больно.
Мужчина медленно и нехотя отходил от медикаментозной дремы.
Милосердный туман, обволакивающий его измученный разум, разрывали всполохи безжалостных воспоминаний.
Искореженная груда металла, еще мгновение назад бывшая дорогим авто.
Скрежет гидравлических ножниц спасателей, вырезающих их тела из уродливой клетки.
Кровь повсюду.
И рутинный доклад по рации: "У нас тут один труп... Женский".
Затем больничные коридоры, белые халаты и, чуть позже, строгие костюмы дознавателей.
Обвинение, приговор и полосатая роба.
- Каждый, кто получает заточку в спину чувствует некий дискомфорт, - мужчина невидящим взором пялился в потолок.
- Я чувствую другую боль в тебе. Ту, что не поддается лекарям, - вождь крепче сжал руку мужчины.
- Но у тебя не хватит сил ее одолеть. Ты слаб. Настолько, что пошел на смерть, вступившись за меня в камере.
Мужчина горько усмехнулся и отвернулся.
- Знаешь, у нее теперь должок перед тобой. Я помогу тебе его вернуть.
Старик встал и направился к выходу из тюремной палаты.
Открыв дверь, он задержался на мгновенье и, не оборачиваясь, сказал:
- Но помни, не ты выбираешь тропу идущего на свет.
Когда ладонь мужчины остыла от горячей руки вождя, он ощутил лежащий в ней сверток.
***
Рисунок под его ногами обрел новые ярко-красные детали.