Андрюша был высок, сухопар и неуклюж. Редкая мебель не являлась для него мученьем. Непостижимым образом выискивая на ней острые углы, он до крови сбивал костяшки своих внушительных кулаков, казавшихся бесполезными на относительно тонких запястьях. Страдали и сами символы благосостояния населения, на которых после контакта с Андрюшиными локтями, коленями и головой оставались вмятины, трещины и даже выбоины.
Помимо материального урона порой наносился ещё и моральный ущерб. С этой задачей успешно справлялись неестественно острые носки модной, по мнению продавцов, обуви, которой уже несколько лет были оккупированы все магазины города. В процессе эксплуатации носы этих туфель понемногу загибались кверху, и со временем они всё больше напоминали семимильные башмаки Маленького Мука.
Возможно, именно такая форма позволяла обуви с завидной ловкостью выковыривать из-под шкафов и комоќдов предметы, там забытые, а то и специально спрятанные. Порой эти предметы были очень пикантны и не принадлежали ни одному из членов семьи потерпевќшего. В этих семьях он был жгуче ненавидим. Ненавидим теми, кто допустил проступок, и теми, кто на этот проступок вынужден был реагировать. Будучи, таким образом, катализатором драмаќтических сцен, он страдал и с удовольствием удалился бы отшельником в суровую пусќтыню, но вынужден был продолжать общаться с людьми и посещать их дома.
Как ни парадоксально, в этом была обоюдная потребность. В нём нуждались везде, где ещё не был нанесён материальный ущерб, и даже там, где он успел столкнуть в унитаз тяжёлую керамическую мыльницу, - Андрюша зарабатывал ремонтом телерадиоаппаратуры, и в этой професќсии ему не было равных. А ещё со школьной скамьи он отзывался на прозвище Гуллиќвер и даже на его уменьшительно-ласкательную форму - Гуля.
Жил он в недавно построенном микрорайоне в однокомнатной квартире, стоявшего на отшибе, одноподъездного высотного дома совершенно один.
Это было царство сломанной бытовой радиотехники и необходимых для её ремонта приборов, инструментов, перепутанных проводов и деталей, разбросанных по углам. Все эти сокровища временами перемещались в городском пространстве при посредстве старенькой четвёрки, которая всё чаще попадала в руки двух неразлучных авторемонтников.
Вот уже много лет неутомимые энтузиасты в ущерб заработку доказывали, что любая "рухлядь" при должном уходе "ещё сто лет пробегает". За долгие годы дружба Винтика со Шпунтиком выдержала множество едких шуток. Их настоящими именами были Пётр и Павел, но по этому поводу никто не шутил.
- Вот скажи, что бы ты делал, если б у тебя иномарка была... такая же старая? - начинал свои рассуждения степенный лысоватый Павел. - Представляешь, гемморой какой?! А если япошка да праворукая?! Вообще! У них все резьбы-то дюймовые. Болт сорвал - пиши в Нагасаку. Ты уже забыл - вдруг через полгода: "Коммитива*, Гуля-сан! Боль-су-сиё оригато** за васа пи-си-мо, она очень вазен для наса император!". И счёт тебе: за перелёт, за болт, за беспокойство да за упаковку из рисовой соломки на миллион ихних рублёв.
- Во-во! - отозвался из ямы немногословный Пётр.
Гулливер не собирался покупать японский автомобиль, тем более с правым рулём. И совсем не потому, что японцы не хотят ничего знать, кроме дюймовой резьбы. Всем было известно, что это не соответствует действительности. Просто таким образом Винтик и Шпунтик развлекались в процессе работы, и лишний раз напоминали клиентам о своей преданности отечественной марке. Они были бы очень рады, завяжись сейчас спор, но Андрюша не был спорщиком. Он свято верил в то, что если истина в споре и родится когда-нибудь, это будет такой же сенсацией, как и беременный мужчина.
Гуля сидел на единственном чистом стуле для клиентов и курил, наслаждаясь покоем, царившим в душе: вокруг не находилось ничего бьющегося или ломкого. Не было даже подъёмника, рычаг которого он мог бы случайно зацепить. Всю свою работу Винтик со Шпунтиком выполняли нехитрым инструментом, основное место, среди которого, занимала Матрёна Ивановна. Так уважительно они называли пятикилограммовую кувалду и убеждали всех, что могут без труда отрегулировать ею развал-схождение. Вот только кислородный баллон вызывал некоторое беспокойство своими неустойчивыми пропорциями. Но находился он у противоположной стены, кроме того, был крепко схвачен металлическим обручем.
- Ну, что тебе сказать? Старушка твоя хоть куда: подлатать кой-чего и нормалёк. - Павел присел рядом на замасленный ящик. - Придётся, короче, пару дней на перекладных помотаться.
- Ага! - подтвердил Пётр.
Андрюша тяжело вздохнул и вытащил из Жигулей свой "ядерный чемоданчик".
***
Выпал первый снег. Прохожие благоразумно сторонились нескладной фигуры: не успевшая привыкнуть к скользкому тротуару обувь заставляла опасно размахивать увесистым чемоданом. Кое-как он добрался до остановки и, возвышаясь над группой ожидающих, стал смотреть в сторону появления транспорта. Спустя некоторое время из-за угла вывернул замызганный "Пазик".
Парализованные тормозами застыли колёса. Сдирая с асфальта тощий снежок, автобус прижался дисками к бордюру и, рыча коробкой передач, остановился. Сработал компрессор, испортил воздух запахом своих внутренностей - открыл проход. Штурмующих крутые ступени обхватило утробное тепло салона, насыщенное душком водительских сигарет и непродуманных завтраков. Андрюша подождал, пока школьника, изображающего слепоглухонемого, победят в блицкриге за свободное сиденье опыт и льготы ветерана труда и - на всякий случай - встал на нижнюю ступеньку.
Предосторожность не помогла. Когда он передавал мелочь за проезд. Дверь, прошипев что-то, закрылась и толкнула его вперёд. Почувствовав, что теряет равновесие, Гуля в поисках поручня выбросил вверх руку и совершенно забыл, что держит в ней свой чемоданчик.
Громыхнув инструментом и месячным запасом припоя, кейс рванулся вверх и врезался в промежность коренастого мужичка, увлечённого злобным разговором с самим с собой.
- Ой, на-а! - выдохнул несчастный. Схватившись за больное место, присел на корточки, и в этот момент колымага, находившаяся в руках фаворита скоростных гонок, переехала ухаб. По людскому морю прокатилась волна. Мужик, отпустив радости плоти, вынужденно вцепился в стоявшую рядом даму. Та попыталась вырваться. Два раза подпрыгнула на свободной ноге, не удержалась и на зависть ветерану с визгом накрыла школьника пышным бюстом.
Открылась дверь. Извиняясь, Андрюша выбрался наружу. Его никто не слышал: увозя пострадавшего, "Пазик" выстрелил карбюратором и заглушил даже пугающие угрозы.
Чтобы отвлечься от неприятных мыслей, Гуля с головой окунулся в работу. Посетил одинокого пенсионера и воскресил убитый последней грозой телевизор. Заменил два одинаковых строчника по разным адресам. Починил старинный магнитофон, который пышнотелая, одетая в розовое хозяйка называла винтажным. Передислоцировавшись в другой конец города, отремонтировал DVD-плеер у пытавшегося руководить его действиями директора микрофабрики. Собираясь уже выходить, он, как обычно, зацепил что-то, поднимая чемоданчик. За шкафом зашуршало, и вместе с пожелтевшими газетами под ноги выпала мумифицированная мышь.
На этом список вызовов закончился. Вдыхая морозный воздух вместе с редкими снежинками, Андрей остановился возле киоска фаст-фуда и заказал кофе и пару слоек. Встал за свободный столик и неосторожно откусил от пирожка.
Ну, зачем так разогревать!? Шипя, как огнедышащий дракон, Гуля пытался остудить кусок нестерпимо горячего липкого теста прямо во рту. Судя по аномальному пару, исходившему от напитка, дотрагиваться до пластикового стаканчика было ещё опасней: перед тем как расплавиться, он из последних сил держал форму.
Точка общепита находилась рядом с остановкой, и, пока температура еды приходила в норму, Андрюша сквозь слёзы рассматривал будущих попутчиц. Всего две женщины, одна из которых достигла возраста, когда изменения психики дарят возможность ещё раз пережить счастливое детство. Она сидела на высокой скамейке и, немного покачивая ногами, жаловалась своей спутнице:
- Ну, зачем так тянуть? Я испугалась..., - старушка обиженно поджала губы и серьёзно посмотрела на подругу. Ты мне в другой раз денег много не давай, только одну денежку, чтобы в руке держать. Отберёт: у него никогда не бывает.
- А ты с ним в другой раз без меня не говори.
- Как же, Олечка? Он ведь меня потянет, и я снова упаду, - она приподняла край пальто и показала колено. - Смотри, там болячка! - с гордостью выпрямив ногу, она покрутила войлочным ботиком. - Испачкалась - приду домой, буду стирать.
Олечка сокрушённо покачала головой.
- О, Господи! Тебе только стирать... Как можно так с пожилым человеком?! Подлец какой-то! - и поправив чулок, запахнула подруге пальто. - Болит?
- Не-а! - браво тряхнув головой, выпрямила спину и заболтала ногами. - У меня никогда ничего не болит. Только ты его не обижай, - умоляюще прильнула к подруге. - Коля хороший...
- Как же, - помрачнела та. - Купидон! Без подмесу.
Выпечка была невкусной. Он без сожаления оставил недоеденную слойку, поспешил к скулящему тормозами автобусу и, против обыкновения, ловко помог женщинам войти в салон.
Ехали молча и долго... Наконец замелькал знакомый пейзаж, и он увидел свой дом. Одинокий и открытый всем ветрам, как голова брата Черномора, стерегущая агриков меч. Оказалось, что попутчицы тоже собрались выходить. Пятясь, Гуля спустился по ступенькам и стал помогать спутнице Олечки. На какое-то мгновение она замешкалась, и водитель нетерпеливо напомнил о том, что время у него не казённое. Тогда Андрюша просто приподнял старушку и, перенеся через ступеньки, поставил на тротуар.
- Ой, - она одёрнула поношенное пальто. - Так больше не делай: я испугалась.
Гуля всё еще стоял спиной к остановке, думая о том, что женщина оказалась очень лёгкой, и тут сзади прозвучал испитой нагловатый голос:
- Здорово, бабки! - на него смотрел небритый человек лет тридцати пяти с одутловатым лицом.
Олечка не ответила. Видно, это общение не доставляло удовольствия. Её подруга оживилась. Обратившись к Гуле, посчитала долгом представить незнакомца:
- Коля, мой внук, - и посмотрела на Гулливера.
- Очень приятно, - машинально кивнул Андрюша. - Извините, мне пора.
- Понятно, - Коля шмыгнул носом. - Время спать, а мы не жрали... - он нарочито громко рассмеялся. - А то посидели бы - до темна далеко - обсудили, как хрущёбу бабкину делить будем.
Гуля промолчал и попытался уйти, но Коля вцепился в рукав: неудовлетворённое абстинентное раздражение кинулось в голову.
- Я тебя насквозь вижу, крысёныш, - зашипел он. - Понаехали, зерноводы... Пару раз за хлебушком сбегал и - квартирку подписывай!? Кавалер, мать твою!
- Отпустите, в самом деле! - Гуля тщетно пытался освободиться. - Какая ещё квартира?
- Тебе всё равно какая - лишь бы в городе зацепиться! - он подмигнул. - Что, угадал, жлобёнок?!
- О! Еще одна наследница по уходу. Молчи, кошёлка, а то будет, как в прошлый раз! - презрительно прохрипел он в сторону и положил тяжёлый взгляд на Андрюшу. - Тебя потом найду. Некогда мне - выпить надо... Пойдём, бабулёк, дашь денежку внучику.
- Не пойду, - заупрямилась бабушка. - Доктор сказал - тебе нельзя.
- Как не пойдёшь? Сговорились?! А ну-ка, старая дура! - Коля отпустил рукав Гулливера, и к ужасу последнего схватил беззащитное создание за воротник и встряхнул.
- Пусти, скотина! - Олечка, поборов страх, кинулась на выручку. Коля молча толкнул заступницу, и та, не устояв, упала на бок.
Нечто первобытное, не имеющее четких определений, сдавило Гулино сердце. Потом поползло выше, заполняя голову и замещая собой обычные мысли.
Почувствовав угрозу, Коля отпустил жертву и двинулся навстречу. Не осознавая всей степени опасности, он остановился в полушаге от Андрюши и, выражая презрение к противнику, развёл руки, присел и, делая ложный выпад, топнул ногой. От неожиданности Андрюша вздрогнул и, неуклюже замахнувшись, ударил противника как раз в область третьего глаза.
Нелепость! В самый последний момент он поскользнулся и ясно почувствовал, как центр тяжести - нет, чтобы уйти назад или в сторону - переместился точно в кулак.
От удара голова Коли запрокинулась и, приоткрыв рот, удивлённо уставилась на низкие размазанные облака. Он попятился, споткнулся и неестественно завалился на сухие кусты живой изгороди. Там зачем-то попытался поднять руку, потом засучил ногами и затих.
Андрюша ещё какое-то время находился в оцепенении, потом, опомнившись, помог Олечке встать на ноги. Тяжело дыша, она посмотрела ему в глаза.
- Ох, не в добрый час встретил ты нас, мил человек. Мне бы увести её отсюда, пока не поняла ничего. А ты скорую вызывай. Может, обойдётся... - она посмотрела на неудобно лежащую фигуру. - Как мне тебя найти, если что?
Андрюша, плохо соображая, протянул рабочую визитку и, смотря вслед женщинам, достал телефон.
***
Он смутно помнил то, что происходило впоследствии. Еще хуже - что говорил по телефону. Приехала белая с крестом машина, за ней следом две полицейские, обе с мигалками и воем. Привезли зачем-то собаку. Собака была очень воспитана и по-собачьи в меру любопытна. Она больше всех вызывала симпатию, но была целиком на стороне представителей закона. Вместе с кинологом они обежали окрестности. После чего тот, не вдаваясь в подробности, доложил, что нос его подопечной отработал положенное в холодное время.
Начали подходить люди. Собирающий секретные файлы пенсионер, с многозначительным видом говорил напуганной смотрительнице биотуалетов: "...Да всё понятно! Киллер высокого класса... Одним ударом средь бела дня - вроде случайность...".
Криминалисты несколько раз сфотографировали тело. Следователь, мужчина средних лет с тяжёлым взглядом, подойдя к Гуле, некоторое время молча курил и недоверчиво смотрел снизу вверх. Андрюша тоже хотел закурить, но показалось, что для этого надо спрашивать разрешения и он терпел. Наконец, следователь подал знак. Два некрупных оперативника ловко выкрутили руки, надели на них "браслеты", затолкали в автомобиль и повезли.
Внутри было душно. От конвоиров пахло "семками", а настроение следователя напоминало кусок калённого железа. Болела голова, в которой звучала неузнаваемая торжественная музыка и чужие мысли о том, что жизнь теперь изменится. Но перемены не сулили ничего хорошего и представлялись похожими на пробуждение утром после похорон.
Его поместили в следственном изоляторе, и начались допросы. Андрюша ничего не скрывал. Следователь ему "верил", но, на всякий случай, пытался прояснить кое-какие детали: вдруг подследственный выгораживает себя, прикрываясь благородными мотивами. Хотя мотивация поступков в суде не имела никакого значения, и Гуле светило, так сказать, по полной.
***
Начиналась зима. Дорога в лучах фар оживала беспокойной позёмкой, мелкий снег раскачивался из стороны в сторону, беспокойно дрожал, левитируя в сантиметре от поверхности, и всё никак не мог улечься на замерзающем асфальте. То, что было перед глазами, напоминало приподнятую над автострадой, полупрозрачную беловатую ткань, плавно переливающуюся причудливыми складами.
Новая зима и первый день свободы. Целый год он просто не существовал. Это было похоже на кошмар, от которого не спасали мучительные пробуждения на тюремной койке, убеждая лишь в том, что он всё глубже погружается во что-то, из чего ему никогда уже не выбраться. И вдруг сегодня утром он проснулся, и показалось - по-настоящему.
Его адвокат с невообразимым именем Агриппина, как и он уничтожающая всё на своём пути, в первый день их знакомства, если так можно сказать, смахнула собственную авторучку со стола и, пытаясь поднять, с треском раздавила ногой.
Кто как не она должен был поверить его сбивчивому рассказу. Повезло... Редкий случай в его жизни, если не единственный. Агриппина нашла всех нужных очевидцев, и, хотя бабушка Коли и свидетельствовала почти что против заступника, суд присяжных принял его сторону.
Первый день свободы... Он спешил и пришёл ещё до открытия магазина. Потом дожидался продавца-консультанта, и, наконец, потратив солидную сумму, купил себе обувь, которой не страшна никакая, даже самая скользкая поверхность.
Он наслаждался - погода ликовала вместе с ним. Короткий день, наполненный последним солнцем, не жалел тепла для Гули. Временами он даже переставал чувствовать невыносимую тяжесть совершённого им год назад. Эх, если бы купить такие туфли раньше, а ещё лучше найти в себе силы и не давать волю чувствам.
Вообще непонятно, как это у него вышло? Почти само собой... Одно движение, и всё перевернулось в жизни, а человеческая жизнь - штука странная. Она прекрасно понимает, что невозможна без людей, но упрямо делает вид, что абсолютно безразлична к отдельно взятой особи.
Вернувшись домой, Андрей поставил телефон на зарядку. Изголодавшаяся батарея ещё не успела досыта напитаться живительным электричеством, как тот уже зазвонил. Забытый голос как ни в чём не бывало сообщил, что сломался телевизор и он постоянный клиент. Андрей машинально назначил время, созвонился с Винтиком и Шпунтиком, и те также, будто ничего не произошло, поведали, что старушка его дааавно как новенькая.
Такая отстранённость жизни от его личных Гулиных нужд неожиданно показалась обидной и несущей в себе некое предопределение. Он проглотил комок, и стал собираться в мастерскую Петра и Павла.
***
И был первый день свободы. День избавления от кошмара. Он вышел из подъезда навстречу угасающему осеннему солнцу, чтобы в тот же вечер заподозрить, что именно наваждение является его настоящей реальностью...
Прошло всего каких-то полчаса - всё это время он находился в вибрирующем салоне пазика, дожидаясь нужной остановки - и когда нехотя раскрылись створки дверей, дохнуло зимней свежестью и близкой метелью.
На остановке что-то происходило, какое-то неприятное движение. Андрюша очнулся от своих размышлений и увидел, как немного в стороне от безлюдных лавочек топтались в обнимку два человеческих существа. И объятия, по крайней мере, одного из них не доставляли никакого удовольствия другому.
Обхватив левой рукой за шею молодую женщину, какой-то буйный мужичонка наносил по её лицу, находившемуся у него в подмышке, серии коротких ударов. В перерывах между ними "уже в десятый раз" напоминал, что не надо "вперёд него забегать", и ехидно интересовался состоянием её здоровья. Несчастная не отвечала. Только издавала немодулированные звуки, и, отплёвываясь от крови, пыталась разбитыми губами просить о помощи.
- Вы что делаете?! - Гуля потерял способность шевелиться, но вскоре сообразив, что обращение на "Вы" совсем не подходит, возмущённо крикнул: - А ну, отпусти, урод!
- Чего, на?! - Мужик не завершил очередной серии тычков, вперился в Андрюшу своими водянистыми глазками, и вдруг, встрепенувшись, заорал:
- Ты, на?! Думаешь, без чемодана не узнаю?! Забыл?! Нет, на! Я тя помню! Ты - сука, которая мне хозяйство покоцала. Отпустить, говоришь?! - тяжело дыша, он сплюнул липкую слюну, - А хрен не хотишь?! Я покамест её погоняю, а ты посмотри, на...
С этими словами Франсуа де Сад местного разлива разжал импровизированную удавку и стал бить женщину кулаком, стараясь, как он выражался, достать темечка. Та обхватила голову руками и в отчаяньи заскулила.
- Ах, ты, гадина! - взревел Гуля.
Хрустя свежим ледком, он бросился к извращенцу, пытаясь оттолкнуть его, не дать дольше издеваться, но юркий противник крутился вокруг жертвы, продолжая наносить удары по голове и подкрепляя действо болезненными пинками.
Наконец, Гуле удалось оттеснить агрессора. Оказавшись за спиной спасителя, потерпевшая разрыдалась. Вцепившись в Андрюшу, она всхлипывала и размазывала кровь по его куртке.
- Ну, всё, на! - мужик кинулся в драку.
Прекрасные ботинки...
- Пошёл ты...! - Андрей оттолкнул, наконец, хулигана и даже не оступился.
Зато поскользнулся нападавший. Забрызгав грязью лицо, мелькнула подошва, и он опрокинулся навзничь. Там ещё стояла чугунная урна, которая от удара упала на бок, рассыпав яркие обёртки Чупа-Чупс и прочие, уже менее привлекательные объекты. Тело было почти неподвижно. Только пальцы, не ощущая уже холода, судорожно впивались в мерзлую слякоть, да на посиневших губах пузырилась пена.
То, что произошло потом, стало для Гулливера ещё большей неожиданностью.
- Убили, - с внезапной страстью и мукой заголосила недавняя терпельница. - Полиция!!! Бандит проклятый! - отпустив куртку Андрея, она бросилась на колени перед телом, - Вова, любимый не умирай!!! Как я без тебя?!
Бежать... Он уже не удивлялся, что ни Пётр, ни Павел не заметили его испачканных одежды и лица.
- Во, во, ага! - обозначился в пространстве невидимый Пётр.
Побыстрей расплатившись за работу, Андрей сел в свою четвёрку, и теперь гнал её всё дальше и дальше от страшного места, представляя погоню, в конце которой обесцвеченный коммерческой полосой частот голос будет категорично требовать прижаться к обочине...
***
А ведь всё могло быть именно так, и как же хорошо, что вовремя совладал со своими эмоциями. В конце концов, не его это дело - почему из-за отребья он должен жертвовать свободой и новой жизнью, доставшейся просто чудом. Сама виновата... Если ей плохо, зачем с таким якшается?! А вдруг просто прохожая? Ну, нет, эти двое знакомы, непременно знакомы, и хватит об этом, сами разберутся.
Он уже на месте. Вот нужный подъезд. Сейчас починит телевизор и домой. Кстати, надо бы разобрать хлам в квартире. Хватит жить в бардаке. Подзаработать да создать какой-никакой уют, и пора, наверное, о спутнице жизни подумать: нескладная его защитница никак не идёт из головы - завтра же купит цветов и обязательно навестит.
Так думал Андрюша подходя к двойной железной двери одного из своих постоянных клиентов, возле которой мы и оставляем его в полном согласии с самим собой. Хотя любопытно было бы узнать, пойдёт ли за него Агриппина?
* Здравствуйте.
** Спасибо
*** Прощай, почтенный Гуля! Живи счастливо с этого дня и впредь.