Петр Семенович взглянул на Лену, на скептическую гримаску на ее красивом лице и хмыкнул.
- Откуда ты это взяла?
- Вон афиша. Объявление о концерте или каком-нибудь конкурсе, не рассмотрела.
- То есть ты в это уже не веришь? Сколько тебе лет?
- Двадцать семь. Возраст, знаете ли, уже не позволяет в это верить.
- Мне пятьдесят четыре, а я все еще верю, старый дурак.
Лена улыбнулась.
- Вы не старый, Вы мудрый. И Вам положено верить в высокие идеалы. Сколько лет Вы литературу преподаете?
- Думаешь, только литераторы еще способны верить в то, что ты назвала "высокими идеалами"?
- Думаю, преимущественно да. Хоть и говорят, что книги как вид искусства отражают действительность, все-таки авторы стремятся добавить в сюжет изюминку, а главная изюминка для литературного произведения - это какой-нибудь идеал.
Петр Семенович посмотрел на Лену в этот раз долгим изучающим взглядом.
- Как же ты живешь, если не веришь в то, что есть основа всех основ, начало всех начал - в любовь?
- Я верю в секс, деньги, здоровый эгоизм. Все как у большинства. Невосторженного большинства, - добавила она, помолчав. - Конечно, были у меня по молодости пара случаев этой вашей любви, только она меня не спасла, а чуть не убила.
- Значит, это была неправильная любовь. Или не любовь вовсе.
Помолчали.
Первым заговорил Петр Семенович.
- Хочешь, я тебе кое-что покажу? Ты спешишь?
- Нет, свободна до вечера. Что же Вы мне покажете?
- Пойдем, здесь недалеко.
Минут через двадцать они оказались у высокого чугунного забора, за которым в густой зелени яблоневых деревьев виднелась небольшая церквушка. Беленькая, с голубым куполом и позолоченным крестом, она даже на расстоянии казалась уютной и приветливой. Лена редко ходила в церковь, но сейчас, как ни странно, не почувствовала никакой неловкости.
- Давай зайдем во двор. Накинь платок на голову, - сказал Петр Семенович.
Они прошли в ворота. Кругом было тихо и отчего-то торжественно. Ухоженные клумбы пестрели распустившимися цветами, и только еле слышное жужжание пчел и шмелей нарушало собой царившее здесь спокойствие. Петр Семенович выбрал скамейку под одной из яблонь, сел и жестом пригласил Лену сесть рядом.
- Смотри, - тихо сказал он.
Из хозяйственной пристройки показалась женская фигурка. На вид женщине было лет тридцать пять. Округлая и тяжеловесная, она сильно припадала при каждом шаге на обе ноги. Одета она была очень просто: цветастая ситцевая юбка и некогда синяя, выцветшая от долгого ношения кофта. На голове серая косынка, из-под которой ровно, домиком на две стороны выглядывала светло-русая челка. Лицо ее было бы самым обычным, если бы не глаза, точнее, взгляд этих глаз: живые, с хитроватым кокетливым прищуром, они все время порхали по оглядываемым предметам и каждый успевали приласкать тем счастьем, которое излучали. На мгновение Лена и женщина встретились взглядами, и в груди девушки что-то дрогнуло от ощущения тихой радости.
Вслед за женщиной показалась еще одна фигура, мужская. Худощавое тело словно сложилось пополам под тяжестью неестественно большого горба. Однако шел он легко, и, казалось, физическое увечье совершенно не осложняло его движений.
- Хромушка, будь добра, подай мне поленце, - ласково обратился он к женщине, и лицо его при взгляде на нее озарилось.
Хромушка легко поддела нужное поленце и с улыбкой подала.
- Вот и славненько, благодарствую.
- Горбатушка ты мой, дай помогу, - тихо засмеялась она, видя, что поленце велико для его роста и ему неудобно его нести.
- Ну, помоги, голубушка.
Они ухватили поленце с двух концов и коротенькими шажками понесли в придел. Через минуту они снова вышли, теперь уже с большой кадкой.
- Тесто какое нынче замесила, голубушка?
- Сдобное. Отец Феофан давеча пирожков просил. Испеку, побалую старика.
- Это дело хорошее, - одобрил горбатушка, и они снова скрылись за скрипучей дверью.
Через минуту она вернулись с граблями и лопатой.
- Цветочки-то как распустились! - воскликнула женщина, ловкими пальцами обирая увядшие бутоны с куста шиповника. - Дай-ка водички сюда!
Добрых полчаса они провели в цветнике. Все у них выходило споро и слаженно, и, главное, все они делали вместе. Хромушка цветки обстригает, горбатушка их подбирает и складывает в короб; хромушка руку за инструментом протягиевает, а горбатушка уж ей лопатку или грабельки подает. И радостные улыбки счастливых своим положением людей ни на минуту не сходили с их лиц.
Петр Семенович все это время сидел молча, и лишь изредка вздыхал каким-то своим мыслям. Что было у него на сердце? Отчего так горестно он вздыхал? Бог его знает...
- Пойдемте, Петр Семенович, - вдруг позвала Лена. Он обернулся на девушку и успел заметить на ее щеках слезы прежде, чем она торопливо их смахнула.
- Ну, пойдем, моя хорошая, - неожиданно ласковее, чем привык, обратился он к племяннице.
Дорожка вела их к калитке между выложенными булыжником клумбами с яркими мальвами. Смягченное наступающим вечером солнце золотило прозрачные лепестки, и душа невольно забывала о насущных заботах и начинала томиться о неясном неразумном счастье. Лена остановилась, засмотревшись на пузатого жука, который перелетал с одного стебля на другой и то и дело задевал пузом высокие травинки.
- Тебе их жаль? - неожиданно спросил Петр Семенович.
- Что?
- Горбатушку и хромушку тебе жаль?
Мгновение Лена медлила с ответом, но затем уверенно сказала:
- Нет, они ведь счастливы.
Лена снова замолчала, притянула к себе уже почти закрывшийся на ночь розовый бутон, рассеянно погладила лепестки.
- Странно, как их Судьба оградила от всего того, что там, - она кивнула в сторону калитки, - мешает людям быть счастливыми сразу, без лишних сомнений и страхов. Их оградили от тщеславия, потому что мир социальный все равно не нашел бы достойного места таким, как они, поэтому они не думали о деньгах, карьере, о блестящем будущем. И не тратили силы и время на поиски своей "половинки", потому что понимали для себя всю невозможность и бесполезность такого поиска. Они наверняка считали себя обреченными на одиночество, и не пытались ничего с этим сделать. Все эти человеческие глупости обошли их стороной, но они обрели самое главное - искреннюю бескорыстную любовь.
- Мудрая ты девушка, Леночка, - серьезно сказал Петр Семенович. - Так как насчет спасения мира? Есть у него надежда?
Они уже вышли за калитку, когда Петр Семенович задал этот вопрос. Лера повернулась к нему и прищурилась.
- Да, пожалуй, не будем отказывать миру в этой малости, - с улыбкой проговорила она.