Часто, просыпаясь по утрам, она любит лежать в своей кровати и представлять, как он сейчас умывается. Вот он берет в руки флакон пены для бритья, устало, воспаленными после бессонной ночи и вчерашнего виски глазами смотрит на свое отражение в зеркале, а эти большие, такие нежные руки привычным жестом мылят щеки. Он не красив, но бесконечно обаятелен. Когда он улыбается, то хочется плакать от счастья. Неодетый, он идет в кухню, готовит простой завтрак: яичница, бутерброд с колбасой и кофе. Он причмокивает, отпивая из кружки, своей большой забавной кружки с пингвинами. Потом он надевает рубашку, забавно подтягивает брюки, надевает носки. И вот за ним уже закрывается с легким щелчком входная дверь.
В этот момент она обычно переворачивается на другой бок, подтягивает к подбородку линялое одеяло с узором из зеленых ромашек и тяжело вздыхает. В ее двухкомнатной квартире пугающе замирает тишина, и только часы на прикроватной тумбочке безжалостно отбивают секунды. Наконец, она отдергивает одеяло и решительно опускает ноги на холодный пол. Перед дверью в ванную она каждый раз на мгновение замирает в искренней надежде, что сейчас она включит свет и увидит на полке плохо промытый бритвенный станок, но в ванной идеальный порядок.
В кухне холодно и неуютно. Как бы ей хотелось, чтобы здесь пахло яичницей и растворимым кофе. Она берет турку и тщательно отмеряет две ложки молотых зерен из кофемолки.
Какое сегодня число? Она подошла к календарю и перевернула лист. Тринадцатое сентября. Завтра у него концерт. Она улыбнулась грустной улыбкой при этой мысли. Сколько лет продолжается эта любовь? Она сощурила глаза и сдвинула брови. Пять, пять лет. И все эти пять лет она живет им одним, только его образ обитает в ее воображении, только ради него, ради возможности думать о нем она просыпается каждое утро. А он? А он даже не знает, что она есть на свете.
Пять лет назад она увидела его впервые по телевизору: шел какой-то концерт с его участием. Сначала она не обратила на него никакого внимания, хотя он всегда был на сцене, и смотрела только на тех, кто шутил громко и весело, чьи роли были многословны и сложны. Но когда камера в очередной раз поймала крупным планом его лицо, она не смогла остаться равнодушной к этой доброй загадочной и удивительно спокойной улыбке, к этим ярким таким выразительным глазам.
Она поняла, что любит, не сразу. Сначала она не придавала своим мечтам никакого значения, считая их всего лишь шалостью одинокой тоскующей души, но постепенно между ними словно образовалась связь, и она утвердилась в мысли, что эта связь особенная, что она дает ей возможность видеть и чувствовать на расстоянии все, что он делает каждый день, каждый час, каждую минуту, вплоть до самых незначительных подробностей. Вся жизнь отныне сосредоточилась для нее в этом непонятном пространстве, где был только он, простой, неидеальный, живой, и иногда ненадолго, украдкой, появлялась она.
Кофе зашипел, пеной переливаясь через край жестяной посудины. Она протянула руку и успела перелить в кружку остатки. Есть не хотелось, позавтракать можно и на работе: буфет открывается за полчаса до начала работы ее библиотеки.
Медленно, аккуратно она просунула руки в рукава трикотажной серой кофты, неторопливо застегнула все пуговицы, натянула шифоновую длинную юбку на неразвитые мальчишеские бедра. В прихожей перед зеркалом она забрала светлые волосы в высокий хвост, ресницы слегка тронула черной тушью, после чего бросила на свое отражение извиняющийся неловкий взгляд и перешагнула через порог.
Привычная хорошо знакомая дорога настолько въелась ей в память, что она перестала замечать то, что менялось на ее пути. Погруженная в свои мысли, она не заметила, как между детским садом и магазином выросла еще одна высотка, как прежнюю тропинку недавно покрыли асфальтом, и теперь невысокие каблуки вязнут в неостывшем покрытии.
Она шла и прислушивалась к своему ликующему сердцу, которое не находило себе места в ожидании скорого невероятного счастья от исполнения давней мечты. Завтра, завтра она идет на его концерт! Она будет там, в зале, совсем недалеко от него. Наконец-то она сможет увидеть его настоящего, не с экрана телевизора, не со страниц газет или журналов, а наяву. Билеты были дорогими, и позволить себе ходить на все его концерты она не могла. В течение всех этих лет она откладывала почти все зарабатываемые деньги, но когда у нее набиралась нужная сумма, ей приходилось отказаться от мечты и потратить деньги на что-то другое: на операцию маме, на реставрацию рукописи Лермонтова, испорченную во время ее смены, на ремонт соседской ванной, после того как у нее в квартире лопнула труба.
- Олеся, Вы сияете опять, как Вам идет! - сказала Наталья Эдуардовна, уборщица.
Девушка смутилась и покраснела, но не смогла прогнать с лица счастливую улыбку.
* * *
Зал был полон. Олеся пришла одна из первых и заняла свое место. Как только занавес поднялся, она совершенно утратила ощущение реальности: больше для нее не существовало ничего, кроме сцены и его нарядного костюма, блестящих глаз и озорной улыбки.
- А теперь лотерея! - воскликнул ведущий, и Олеся сообразила, что концерт окончен. - Сегодня мы приготовили для вас, дорогие друзья, сюрприз! Мы сейчас бросим в эту шляпу (при этих словах на сцену выкатили огромную шляпу ростом с ведущего) корешки ваших билетов, и те пять счастливчиков, корешки от чьих билетов мы вынем, примут участие в специально организованном банкете после сегодняшнего концерта! - Голос ведущего громом пронесся над залом.
Он доставал одну бумажку за другой и называл ряд и место, и те, кому принадлежал билет, приподнимались, смотрели в камеру, махали руками.
- И, наконец, последний. Место девять, ряд пять.
Олеся растерянно завертела головой в поисках последнего победителя, но никто не поднялся.
- Так, кто у нас там на пятом ряду девятом месте? Девушка, прошу Вас! - оператор придвинул камеру почти вплотную к лицу Олеси: пятый билет принадлежал ей.
* * *
Все происходило, словно в тумане: какие-то люди, улыбающиеся лица, изысканные блюда, мягкие бархатные стулья, большой стол, золоченные подсвечники, вино, изредка обращенные к ней взгляды, ее неуверенные реплики, тихая музыка и он, сидящий напротив, такой настоящий, такой близкий.
Музыка заиграла громче, гости почти все встали из-за стола и пошли танцевать. Он встал со своего места и пересел ближе к ней.
- Вы скучаете? - спросил он с мягкой улыбкой, и она почувствовала, как любовь горячим комком подступила к горлу, готовая вырваться наружу опрометчивым признанием. Но она нашла в себе силы промолчать и улыбнуться.
- Чем Вы занимаетесь? - его глаза с интересом пробежали по ее лицу.
- Работаю в музее при библиотеке, - она сделала глубокий вдох. - Я хотела Вам сказать, - она замялась.
- Да? - ласково поторопил он ее. Ее губы дрогнули, но тут его правая рука поднялась к лицу, быстрым движением он почесал щеку. Она замерла: на безымянном пальце было кольцо.
Она почувствовала резкую боль в груди, словно сердце ее дало трещину. Он женат, а она даже не знала об этом! За все эти годы ей не попалось на глаза ни одного сообщения о его свадьбе, мысль о том, что он может когда-нибудь жениться, ни разу не пришла ей в голову. И вот теперь все было кончено: мечта, которая поддерживала в ней жизнь, только что умерла сама.
- С вами все в порядке? - он взволнованно смотрел на ее неестественно бледное лицо. - Хотите, мы выйдем на воздух, я Вас провожу? - он заинтересованным взглядом оглядел ее стройную фигуру, замысловато уложенные волосы, стройные ноги.
- Простите, мне пора, - еле слышно проговорила она и рывком встала со своего места.
- Почему? - он попытался взять ее за руку, но она отдернула ее и почти бегом направилась к выходу.
* * *
"Все кончено", - думала она, шагая по тротуару. Ее ноги, словно налитые свинцом, двигались неохотно, и чтобы совершить очередной шаг, ей приходилось делать над собой усилие. Придорожные фонари то и дело бросали на нее свой мертвящий голубой свет, и в этом свете ее огромные печальные глаза напоминали глаза фарфоровой куклы - безжизненные, пустые, бездушные.
С неба стали падать крупные тяжелые капли, потом дождь усилился, начался настоящий ливень. Она, казалось, не замечала, как вода стекает по ее лицу, заставляет тонкую ткань платья липнуть к ногам.
"А он хотел проводить меня домой, - она невольно улыбнулась. - Женатый. Почему я не такая, как многие? Почему я думаю не о том, как буду счастлива с этим мужчиной, а о том, что сделаю больно другой женщине? Или хотя бы не о том, что такой мужчина, готовый на неверность, не заслуживает моей любви, любой любви?"
Сквозь холодные дорожки дождя по ее лицу потекли горячие слезы: впервые за много лет она плакала. Это было непривычно, но словно освобождало ее измученную душу от боли. Ее грудь вздрогнула от подавленного всхлипа, потом еще раз. Не в силах больше сдерживаться, она поднесла ладони к лицу, опустилась на тротуар и зарыдала.
- Эмм, простите, а Вы тут почему сидите? - услышала она рядом с собой. Дождь кончился, и она заметила, что все еще сидит на тротуаре и дрожит. Она подняла голову и увидела мужчину, который сосредоточенно ее рассматривал.
- Я... - попыталась она ответить, но не смогла: голос не слушался.
- Знаете, давайте я Вас куда-нибудь отвезу. А то Вы тут совсем окоченеете.
Она снова не ответила. Тогда он осторожно взял ее за плечи и постарался поднять с тротуара, но ее тело безвольно вернулось в прежнее положение.
- Нет, ну так не пойдет, девушка! Давайте вставайте! А то я вызову скорую, Вас увезут в страшную больницу и сделают с десяток уколов во все возможные места. И таблетками всякими накормят! - устрашающе добавил он.
Олеся подняла на него удивленный взгляд: его глаза были добрыми и ласковыми. И вдруг все, что произошло в ее жизни до этого момента, расплылось, размылось, словно намоченная акварель, и она, сама не зная, почему, засмеялась, доверчиво протягивая руку заботливому незнакомцу.