Счастная Елена : другие произведения.

Соколица Ялпынг-Нёра

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
     
       

    Хотела молодая шаманка сама устроить свою судьбу и вопреки воле старейшин покинуть родное селение с названным женихом. Но пришли люди с запада и попросили о помощи: спасти от злой хвори их вождя. Вот только очень непросто преодолеть давнюю вражду, а уж гораздо сложнее избавиться от сильного колдовства. Нужно пройти дорогой на юг через священные места, просить милости Богов и духов и принести жертву. Но не станет ли жертвой любовь, ради которой шаманка собиралась отказаться от всего?

      В ПРОЦЕССЕ НАПИСАНИЯ.
      
      Читать продолжение
      
  Глава 1
  
  Сурова и безрадостна весна в предгорьях Ялпынг-Нёра[1]. Не побалует лишним солнечным днём, не поторопится скинуть с плеч снежное покрывало. Таскув постояла немного в дверях, глядя, как клок рыхлого тумана спускается с холма в сырую низину, и вернулась в дом. Здесь горел вырытый в земляном полу очаг, даря щедрое тепло,  но скоро придется его покинуть. И лишь светлая богиня огня Най-эква знает, где придется разжечь новый. Тот, что станет согревать Таскув и её будущего мужа.
  
  Самые нужные вещи, без которых не обойтись в дороге, она уже собрала. И много раз перепроверяла тучан[2], не столько из-за беспокойства что-то забыть, сколько для того, чтобы унять волнение.
  
  Как-никак она собиралась пойти нынче против воли семьи и старейшин, которые прочили её в жены сыну старейшины соседнего рода Мось. Так уж заведено. Никто не станет спорить с заветами предков.
  
  А Таскув решилась, ведь давно уж занято сердце славным охотником Унху.Уйти в семью нелюбимого, будь он даже самым прославленным воином вогулов,  можно. Можно смириться и забыть. Можно обмануть себя, но Богов не обманешь. Не страшилась Таскув гнева родичей и трудного пути в священные земли. Но страшилась одного - предать прабабку Ланки-эква[3]. Та была сильной шаманкой, и отец возблагодарил Богов, когда её дух поселился в теле пятилетней Таскув. Был большой праздник, к жертвенному столбу во дворе привязали оленя с самыми богатыми рогами.
  
  Больше десяти зим минуло с тех пор.
  
  Но теперь Таскув хотела, может, в последний раз воспользоваться силой Ланки-эква. Пройти шаманской тропой. Лишь бы вместе с Унху добраться до Ялпынг-Нёра и провести ритуал, чтобы навечно соединили их духи священной горы.
  
  Она переплела косы и связала их за спиной цепочкой, унизанной оловянными подвесками. Привычные движения успокаивали,  опустошали голову, иначе, коли приняться думать обо всём грядущем, можно и умом тронуться. Таскув ждала, когда сядет солнце. Они с Унху встретятся у старой лиственницы, а там нынешней жизни конец.
  
  Вот последние отблески заката вспыхнули над серыми очертаниями каменистых холмов. Туман залег между ними, точно комки вылинявшей по весне собачьей шерсти. Ветер стих, расплескав силу по бескрайним просторам предгорий. Скоро паул[4] уснет до следующего утра.
  
  Пора.
  
  Таскув натянула через голову плотный гусь[5] из оленьих шкур, накинула капюшон - ночи ещё долго будут холодными. За спину она закинула бубен, что достался ей от Ланки-эква, большой и желтоватый, словно летняя луна. А вот тучан и в руку взять не успела.
  
  Снаружи послышались торопливые шаги. Сначала они прочавкали по влажной от только сошедшего снега земле, а потом застучали по камням у порога. Таскув сразу их узнала. Она принялась было торопливо скидывать бубен с плеча, но только запуталась в ремне.
  
  В дом ввалилась раскрасневшаяся от бега и вечернего морозца Эви. Она стряхнула с плеч капли осевшего тумана и застыла в дверях, удивлённо оглядывая Таскув.
  
  -И куда это ты собралась, увси[6]?
  
  Никогда от младшей сестры ничего не удавалось утаить. А расскажи  ей Таскув о своих намерениях раньше, старейшины, глядишь, выставили бы у её дома соглядатаев. Да и в небо приказали бы им поглядывать: вдруг улетит. Недаром считалось, что в её роду все женщины-шаманки умели обращаться соколицами.
  
  Не стала Таскув делиться с Эви своими планами, думала, уберегут Боги от её вездесущего любопытства. Да куда там! Сестра все одно прознала. Будто чуяла, где и когда надо появиться.
  
  -Чего тебе? - сердито проворчала Таскув, всё-таки снимая бубен. - Я пришла только.
  
  Эви подозрительно её оглядела и тряхнула косами цвета угля.
  
  -Ага. Пришла. А чего сапоги чистые? И подол. Или над землёй летала? Там такая грязь - по колено.
  
  -Может, и летала,  - бросила Таскув. - Тебе почем знать.
  
  -Да куда уж мне. Во мне шаманской крови нет.
  
  Эви надула было губы, но, видно, весть, что она принесла, была уж больно интересной или важной, чтобы обиженно о ней не сказать.
  
  -Надень лучше парку[7] понарядней, - немного помолчав для порядка, посоветовала она. - Старейшины к себе зовут.
  
  Чего это вдруг да на ночь глядя? Таскув пожала плечами, скинула гусь и достала новую, только по осени сшитую парку. Мать подарила. Наверное, много вечеров провела она, кропотливо украшая подол и рукава полосками меха и цветным сукном. Заботилась о старшей,  хотела, чтоб смотрелась та в парке не хуже дочери вождя, одежду которой шьют самые лучшие мастерицы племени.
  
  Эви с завистью на неё поглядывала. Ей пока такую красоту носить рано - для младших обычно не так стараются. Чтоб не привлекать раньше времени злых духов. А Таскув теперь невеста, да ещё и шаманка родовая - ей положено. Её сам Нуми-Торум хранит.
  
  Тоскливо посмотрев на оставленный у очага тучан, она пошла за сестрой. Будет ждать её Унху на холоде, да зря. Непонятно пока, что старейшинам понадобилось, и надолго ли придется задержаться. Лишь бы не ушёл, разобидевшись и решив, что Таскув передумала. Прельстилась жизнью в другом роду, почтением, которое ждёт её там. Будто бы кто-то здесь мало её уважал или Унху был не так достоин её, как сын старейшины Мось. Глупости.
  
  На долину темным, холодным коконом опускалась ночь. Эви едва не бегом припустила вниз по склону к паулу. Вот он, кажется, рядом, а по такой грязной каше попробуй дойди. Оно-то хорошо, что дом шаманки стоит на отшибе. Таскув всегда это нравилось: Унху мог приходить незаметно. Но в такие моменты казалось, что идти до селения уж больно долго - изгваздаешься, пока доберешься, по самые уши.
  
  Сестрица загадочно помалкивала всю дорогу. По всему видно, что знала она гораздо больше, чем сказала. Её всё ещё круглое по-детски лицо так и светилось хитростью - мол, в кой-то веки ей ведомо что-то, что неведомо старшей. И той это нравилось всё меньше и меньше. Но расспрашивать сестру Таскув не торопилась. Неприятное предчувствие томилось в груди, и потому хотелось отодвинуть момент знания подальше.
  
  В пауле было едва уловимо неспокойно. Слишком громкие разговоры слышались из домов, слишком много людей попадалось навстречу для ночного времени. И все, как один, с любопытством поглядывали на Таскув, и чудилась в их глазах такая же таинственность, как в глазах Эви. Будто сговорились...
  
  В чуме старейшин горел огонь, отчего его стены из оленьей кожи и войлока слегка светились теплом. Покрывали его крупные узоры из меха волка, чтобы привлечь добрых духов и отогнать злых. Чтобы не могли они смутить умы людей, что находились внутри. Слишком важные дела там порой вершились.
  
  Жили-то вожди рода в таких же избушках, что и другие вогулы, а вот проводили советы по-старинке - в чуме. Его и собрать можно да с собой увезти, коли придётся с места сниматься. Такое в стародавние времена случалось часто, когда теснили их племя на север кочевые захватчики с южных степей Мугоджар и зыряне с запада.
  
  Таскув уже приоткрыла дверь чума, когда заметила, что сестра, проводив её,  повернула назад.
  
  -Ты куда?
  
  -А мне там быть нельзя. Так сказали, - Эви с сожалением развела руками и тут же убежала прочь.
  
  Таскув только и глянула ей вслед, а потом вошла внутрь.
  
  Трое старейшин полукругом сидели на циновках у костра, разведенного в середке чума. Тихо они о чём-то говорили между собой. У стен стояли самые уважаемые люди паула. Тут же был и отец. Он сразу перевёл на дочь взгляд,  и там отразилась непонятная ей надежда.
  
  Да что же такое случилось?
  
  Старейшины замолкли и все одновременно посмотрели на Таскув.
  
  -Здравствуй,  светлая аги[8], - с кивком обратился к ней почтенный Альвали.
  
  Пусть его волосы уже подернулись паутиной седины, в свои лета он по-прежнему сохранил ясный разум и силу тела, хоть давно уже не охотился вместе с молодыми.
  
  Таскув склонила голову.
  
  -Пусть никогда не оскудеют пастбища, где пасутся твои олени, Альвали. И не тронет огонь лесов, где сыновья твои ловят зверя.
  
  Старик одобрительно улыбнулся. От набрякших век в стороны разбежались благодушные морщины.
  
  -Прости нас, аги.  Но мы позвали тебя в столь позднее время, чтобы ты помогла оградить наш паул от беды.
  
  Он махнул рукой воинам у двери. Они вышли, но скоро вернулись, ведя под локти двух мужчин не вогульской наружности. Да и на ближних соседей племени они совсем не походили. Руки их были связаны за спинами, но казалось, они настолько могучи, что любой из них небрежно двинет плечами - и веревки разорвутся, точно травинки. Ростом они были на полголовы выше всех, кто здесь стоял. И волосы их даже в полумраке чума отливали бледным золотом. Вытянутые лица и необычно большие, светлые глаза... Таскув не могла отвести от них взгляда. От незнакомцев веяло далёкими землями, пыльными дорогами запада. И паулами, такими большими и многолюдными, что можно ходить там весь день, да так и не обойти.
  
  Один из пленников был старше второго, может, даже старше отца Таскув. Он мрачно смотрел перед собой и достоинства не терял, несмотря на то, что связан. Его светло-русые волосы до плеч не несли нитей седины, лицо, рубленое и твердое, как у идола, ещё не покрывали морщины, но глаза выдавали каждую нелегкую зиму, что ему довелось прожить.
  
  Со вторым пленником они явственно походили друг на друга. Оба по виду воины, хоть оружие у них уже отобрали: но это всегда заметно по особому наклону головы, осанке и выражению глаз. А ещё по силе, что упругими,  точно тетива, волнами всегда исходит от мужчин, не раз за свою жизнь проливших кровь. Свою или чужую.
  
  Молодому незнакомцу, не будь у него рыжеватой, чуть курчавой бороды, верно, можно было дать не больше двадцати зим. Он с живым интересом оглядел Таскув и чему-то улыбнулся. Наверное, маленькая по сравнению с ним - едва до плеча достанет - шаманка казалась ему забавной. Приятная та улыбка вышла, добрая и только слегка лукавая, будто то, что он оказался в плену, его, скорее, веселило.
  
  -Они пришли в наш паул тропой, которую знает только наше племя, - позволив всем вокруг хорошенько разглядеть пленников,  продолжил старейшина. - Их больше, мы привели только вожаков. Мы не знаем замыслов их и не видим истинных лиц. А за этими личинами могут скрываться злые духи.
  
  - И чем же я могу помочь, почтенный Альвали?
  
  - Ты видишь то, что не видят другие. Мы хотим, чтобы ты выяснила, кто они на самом деле,  люди или духи. И тогда мы сможем решить, как поступить дальше.
  
  Таскув и так видела, что незнакомцы вовсе не злые духи, но старейшины не поверят,  если она скажет об этом без проведения нужных ритуалов. Среди них есть "знающий" - и он проследит, чтобы всё прошло, как надо. И если возникнет хоть тень сомнения, пленников принесут в жертву.
  
  -Скажите, кто вы есть, - обратилась Таскув к старшему на их языке.
  
  Ему научила мать, а ту учила Тори-эква,  уже её матушка. Когда-то, ещё до переселения в долину Ялпынг-Нёра, вогулы много знались с чужеземцами,  которые не так давно пришли с запада на больших лодках по рекам и верхом на лошадях - по земле.
  
  Воин, кажется, удивился. Но с должным уважением он наклонил голову и проговорил размеренно:
  
  -Я воевода Хилтарского князя. Зовут меня Отомаш. Я со своими людьми пришел с юга по велению дружины княжича Ирислава Гордеича. С ним случилась беда, его ранили в сражении с суунами. Рана зажила, но с тех пор его всё больше одолевает неведомая хворь. Он много дней лежал в лихорадке,  и до нашего отъезда ему не стало лучше. Мы боимся опоздать. Дружинный лекарь бессилен. И мы услышали,  что есть в вашем племени умелая кудесница, которая может излечить от многих болезней. Потому и пошли сюда. А тропу показали нам ваши соседи из рода Мось. По ней мы добрались гораздо быстрее. Со мной мой сын Смилан, - он кивнул на второго пленника. - Мы никому не хотим зла. И уж, верно, мы никакие не духи.
  
  Старейшины мрачно выслушали рассказ того, кто назвался воеводой Отомашем. Не все поняли каждое его слово, но любой из них хоть немного, но знал чужеземный язык.
  
  -А откуда нам знать, что вы соседей наших не околдовали? - высказал сомнение другой старейшина. Тот самый "знающий", старик прескверного нрава. На его сморщенное, словно осенний лист,  лицо легла тень подозрительности. Остальные согласно закивали.
  
  Таскув подавила вздох. Не дождется её сегодня Унху... И обиду в черных глазах затаит неизбежно.
  
  -Нечем нам доказать это, верно,  - повёл плечами Отомаш, а сын его сдвинул брови, но взгляда не опустил, мол, нечего нам скрывать.
  
  С вызовом он посмотрел сначала на старейшин, а затем и Таскув, будто она тоже в чем-то их обвинила. Получается,  от неё сейчас их судьба зависела. От неопытной шаманки, которая по молодости даже бубен себе ещё не смастерила - прабабкиным пользовалась, покуда восемнадцать зим не справит. Как она скажет после обряда, так и будет: скажет - люди,  извинятся старейшины,  примут гостей с радушием,  а скажет - духи, живыми им из паула не выйти.
  
  -Ведите их к месту камлания[9], - поразмыслив, повернулась она к вождям. - Всех ведите.
  
  Люди одобрительно загомонили. Пленников вывели из чума. Таскув вышла следом и отправилась к себе; место камлания находилось недалеко от её дома - всего-то за бубном сходить придется.
  
  Паул, наконец, накрыли тишина и спокойствие. Теперь уж остается только ждать, что скажет родовая шаманка,  а на камлания и вовсе никому хода нет, кроме "знающего" и "хранителя". Таскув поднялась на пригорок,  где стоял её дом, и огляделась. Не случись сегодня нежданных гостей, она уже шла бы об руку с Унху через древний лиственный лес и дальше через каменистую равнину до величественной Пурлахтын-Сори.
  
  У самого порога кто-то перехватил Таскув за руку. Она вздрогнула и в первый миг попыталась высвободиться. Но тут же крепкая знакомая до теплой легкости в голове рука обхватила её за талию. Унху нетерпеливо и зло прижался губами к её губам, прошептал между поцелуями:
  
  -Забыла ты обо мне, милая Таскув?  Почему не пришла?
  
  - Не сердись, - она уперлась ладонями ему в грудь и отстранилась,  заглядывая в лицо. - Неужто не слыхал, что случилось нынче?
  
  Унху улыбнулся, на смуглом лице сверкнули белые зубы.
  
  -Слышал только, как кричала в небе моя соколица, звала в дорогу, а сама обманула меня.
  
  Он снова прильнул поцелуем. И стоять бы так всю жизнь, чувствуя прохладу ночи на щеках и его губы на своих,  да время не ждёт.
  
  -Старейшины меня позвали. Просят пойманных в лесу чужеземцев открыть,  не духи ли злые.
  
  - А и пусть бы на них, - беспечно усмехнулся Унху. - Сейчас уйти можем. Немедля.
  
  -Что ты такое говоришь? - Таскув нахмурилась и отступила. - Хочешь, чтобы невинные люди пострадали?
  
  - Такие ли они невинные?  Когда наш народ зыряне на север гнали, в гиблые земли, те не отставали.
  
  -Давно это было, не нам судить. И уж тем более не мстить их потомкам.
  
  Таскув совсем расстроилась,  не так она хотела с Унху разговаривать и не о том.
  
  -Так значит,  не идем сегодня никуда? - разочарованно вздохнул тот.
  
  -Нет. Домой Возвращайся. А меня старейшины ждут. Ещё хватятся. В другой раз решим, что делать.
  
  Решительно она открыла дверь и скрылась внутри. Но как же хотелось вернуться! Она знала, что Унху ещё стоит снаружи и ждет. Но скоро раздались его шаги и затихли вдалеке.
  
  Таскув обошла очаг и сняла со стены бубен, который всегда висел над её постелью. Осторожно она провела пальцами по упругой коже, что за все лета, кажется, даже ничуть не истерлась. Что сказала бы Ланки-эква,  узнай она, что правнучка, унаследовавшая её великий дар,  решит им пожертвовать?
  
  Верно, по голове не погладила бы. Да и правду сказать, во время камланий Таскув очень сомневалась,  сможет ли бросить всё. Но ради Унху она готова была на это пойти.
  
  Ночной лес обступил со всех сторон тёмной, бесчисленной ратью елей и лохматых лиственниц. Тихо позвякивали от каждого шага амулеты на шее, фигурки людей и животных на особой, обрядной, парке и цепочка с оловянными подвесками на косах. Полузаросшей тропой, где каждый торчащий из земли корешок был знаком, Таскув дошла до места камлания. Там уже разожгли костёр, который разбрасывал во все стороны желто-оранжевые отсветы. Людей было много, и всего двое из них - вогулы из старейшин. Остальные - люди с запада,  высокие и громадные, точно осколки гор. Каждый из них - воин,  который пришёл сюда для того, чтобы спасти своего вожака. И на лицах их не было страха. Чего бояться, коли душа чиста и голова не отягощена злым умыслом?
  
  Таскув отыскала взглядом Отомаша и его сына, поманила их рукой - подойдите. Старейшины глянули недовольно, но препятствовать не стали. Чужеземцы приблизились к костру, за ними подтянулись и остальные их люди. Таскув достала из маленького поясного тучана горсть сухих трав и бросила в огонь. На неё они не подействуют, а вот им помогут отрешиться от всего и раскрыть свою суть. Мужчины отшатнулись было, когда пламя взметнулось коротким всполохом,  но снова покорно замерли. Сейчас у них выбора нет. Таскув обошла костёр, мягко и часто ударяя кончиками пальцев в  бубен. Тот отзывался тихим гудением.  Она приняла от "хранителя" еду для совершения "кормления огня": строганину и собранные по осени кедровые орехи. Вернулась по своим следам и бросила подношение в пламя. Шипение стихло, качнулось в стороны тепло,  будто в попытке обнять всех вокруг. Таскув сняла с пояса колотушку и снова ударила в бубен. Мерно постукивая то по коже,  то по ребру его, обошла уже впавших в безразличие чужеземцев, тихо напевая без слов, а потом закрыла глаза и обратилась к духам-покровителям.
  
  И они отделились от огня сначала короткими вспышками, а затем размытыми фигурами, закружились-заплясали по кругу, увлекая за собой. То припадали к земле, то взмывали над самыми верхушками елей. Голос бубна под рукой Таскув становился всё увереннее и громче. Бился в груди вместе с сердцем, отдавался в голове утробным пением.
  
  Порхали над огнем искры и гасли,  сыпались на лицо и волосы пеплом. Духи-покровители вихрями носились между елей, покачивались и звали. Рвалась душа вместе с ними расправить крылья и взмыть высоко-высоко, с птицами. Упасть камнем вниз и снова вспорхнуть, не достигнув земли, смеясь и ликуя,  что это выходит так легко. Легче, чем дышать.
  
  Звенели фигурки людей и зверей на одежде в такт ударам колотушки о бубен. Таскув не смотрела кругом, закрыв глаза, но видела всё. Темные, окутанные маревом фигуры чужеземцев не шевелились, не отвечали на зов, не рвались присоединиться к их огненному танцу. А значит, люди они, не духи - нечего бояться.
  
  Она вдохнула, медленно опустила бубен, ударяя в него всё реже, и остановилась. Воевода Отомаш и Смилан смотрели на неё со смесью удивления и почтения. Иногда Таскув становилось любопытно взглянуть на себя со стороны во время камлания, и казалось, что ей легко это удастся, если захотеть. Но она боялась. Страшно было увидеть вместо обычной семнадцатилетней вогулки полубезумную шаманку, которая будто бы ходит по краю человеческого мира и мира духов. А ну как оступишься?
  
  Таскув подошла к старейшинам и проговорила негромко - в горле после пения совсем пересохло - кивнув на застывших у костра мужчин:
  
  -Они не духи.  Им можно верить.
  
  "Хранитель" и "знающий" кивнули даже как-то разочарованно. В пауле не столь часто случается что-то из ряда вон,  а выходящие из леса чужаки - уж и подавно. И жаль, что они оказались всего лишь людьми.  А сколько было бы разговоров - до следующей весны!
  
  Не дожидаясь разрешения, Таскув отправилась домой. Дело к утру, а после ритуала сил и вовсе не осталось - добраться бы до лежанки, завернуться в покрывало из волчьих шкур и проспать до рассвета. А что решат старейшины - это уже неважно. После пляски духов, после полета и огня, после поцелуев Унху. Она сделала всё, что могла. Теперь не ей решать судьбу чужеземцев.
  
  Пришедшие к месту камлания воины уже развязывали их, люди с запада озирались, будто только что обнаружили,  что стоят здесь. Таскув последний раз оглядела их лица и едва заметно кивнула Отомашу, тот благодарно наклонил голову в ответ. Смилан потёр освобожденные руки,  отправил кожух и привычным движением провёл по поясу,  но оружия там не нащупал и только сжал кулак на том месте,  где оно должно было висеть.
  
  -Спасибо,  - мягко сказал он, когда Таскув проходила мимо.
  
  Его голос будто огладил по спине теплой ладонью. На миг их взгляды встретились,  Смилан сдержанно улыбнулся.
  
  А Таскув ускорила шаг и с облегчением скрылась в темноте знакомого леса.
  
  
  
  
  
  [1]Ялпынг-Нёр (вогульс.) - Молебный камень
  
  [2]Тучан - женская хозяйственная сумка из замши или сыромятной кожи.Горловина Т. стягивается сыромятным шнуром, который завязывается.
  
  [3]Эква (вогульс.) - старуха. Или обращение к пожилой женщине.
  
  [4]Паул (вогульс.) - деревня.
  
  [5]Гусь - глухая дорожная одежда из зимних оленьих шкур темного цвета без украшений.
  
  [6]Увси (вогульс.) - обращение к старшей сестре.
  
  [7]Парка - глухая верхняя одежда из шкур неблюев (оленят 2-3 месяцев) с украшениями по подолу и рукавам.
  
  [8]Аги (вогульс.) - девушка.
   [9]Камлание - ритуал, сопровождающийся пением и ударами в бубен, во время которого шаман, приходящий в экстатическое состояние, общается с духами.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"