Seiann
Здравствуй, Дженни

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками Типография Новый формат: Издать свою книгу
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Без "Дженни" ни шагу. Люблю я этот рассказ искренне и нежно. Несмотря на известное количество пинков.

Все же Дженни

  

"Здравствуй, Дженни, здравствуй, Дженни,

Все же я Тебя увидел.." (с) Лин

  
   Мокро в узилище. Лето на дворе, июнь, а все равно мокро. Не могли уж
   тюрьму на сухом да высоком месте поставить. Думаете, если завтра на плаху
   идти, то и лужа под задницей не беспокоит? Ан нет, беспокоит... весьма,
   весьма... передвинуться надо - а куда? На ту вот кучу в-прошлом-соломы... не
   полезу, зачем... Вши, фу. Гнилье. Не желаю.
   Довели рыцаря. Точка. Конец. Хорошо, казним, блаааародные сэры, казним,
   значит... в мокрых штанах казним. Так и видится завтрашнее - центральная
   площадь Авалона, солнышко светит, воробушки чирикают, небо синее, трубы
   наяривают что-то торжественное, народу - тьма, тьма глазеет, король Артур
   восседает на троне, Дженни тоже там, ну и я, само собой, рыцарь Круглого стола, сэр Ланселот Озерный, очи-к-небу...
   Очи к небу - на эшафот иду. Гордый такой и смиренный. Целую крест, лицом
   возвышенные мысли изображаю как могу, смерть принять эээ....достойно надо, а
   сзади на штанах - мокрое пятно. Вестимо, подумают, - обделался рыцарь, но
   духом не сломлен, ха!
   Вроде как мне о возвышенном думать полагается. Молиться. А я все о
   бренном - на штанах зациклился... Еще о груди Джен вспомнил не ко времени,
   о той, которая правая... там родимое пятно чуть пониже соска. Любил я это
   пятнышко покусывать, возбуждало оно меня в наших альковных битвах, битвочках
   и перемириях... даже сейчас, стоило только представить - и встал мой
   "шевалье", демонстрируя полную готовность.
   Дурак. Седой уж наполовину, а дураком как был, так и остался -
   целиком...или полностью? Как правильно сказать? Неграмотный мы народ,
   французы, ой, неграмотный. Только черенок свой загонять и умеем... точно в
   цель, а насчет поговорить - это не к нам, не к нам... это к Артуру, он
   умный.
   Вот этот умный со мной завтра и пообщается. Слово прощальное скажет, слезу
   в ладошку подхватит, глазами, полными нездешнего благородства уставится, а ручкой палачам - мах! И еще одну слезу в ладошку, Джен той же ручкой
   под попку, а твоя голова, рыцарь, будет смотреть им вслед остывающими уже
   глазами, вылезшими из орбит глазами, а душа, вредина-душа, отбывая, шепнет
   телу в безразличное уже ко всему ухо, что ты, дражайший, проиграл эту игру в
   поддавки по чистым нулям. И, сказав сие, к Господу на рандеву полетит,
   докладываться.
   Даже руки вытянутой не вижу. Темно-ооо. Вроде в июне светлые ночи, так
   почему я ничего разобрать не могу? Помнится... сколько ж лет прошло... не
   знаю, много. Тогда ночи светлее были, кажется... да нет, точно светлее. Как
   раз в июне это случилось - первый Дженнин приход.
   Хорошо... о, хорошо-то как... да не мешай мне, Господи, через четыре часа
   твой буду, тогда и спросишь за все мое и за это тож спросишь - и за нее,
   обнаженную, как у камина тогда стояла...эффектно. Со вкусом и смыслом - до
   талии алым огнем пропитана, пламя играет, бедра подсвечивая, блики на коже
   дрожат и видится мне, что лоно ее в огне...Сказал я тогда себе: "Попал ты,
   Ланс. Ежели не навсегда, то на всю жизнь - точно". И оказался прав.
   Видел...по лицу и груди Джен голубоватое невинное сияние разлилось. Я
   сначала не понял - откуда, а потом разглядел - прямо над стоящей небольшое
   окошко и оттуда бледный свет течет: полнолуние...И странно в этом свете ее
   лицо.
   Каждую детальку я тогда углядел, каждую линию и изгиб: родинку пресловутую
   приметил и тот пушистый ручеек, который вниз по животу течет и в лоно
   впадает, улыбку ее бесшабашную, даже игольчатые тени от ресниц на щеках -
   все рассмотрел в подробностях. Ибо светлая была ночь и жаркая...во всех
   смыслах.
   - Здравствуй, - говорю, - моя королева. Изволь сесть...что ноги-то зря
   утруждать.
   Она и села... ровно туда, где я встал. И утрудили мы от души наши души и
   чресла.
   Говорят: "любовь", "судьба", - послал бы я говорящих на десяток лет к...
   Граалю. Не в любви дело было, не в судьбе, просто... просто она у камина
   стояла и было так, как случилось, а по другому быть абсолютно, совершенно и
   никак не могло.
   Все население Камелота до последнего смерда знало. Да и удивительно б,
   если не так - мы и не скрывались. Куда уж там... скрываться: в коридорах
   скрываться, в оконных нишах скрываться... да чуть ли не в каждом закоулке
   дворца...скрывались. Как друг друга наедине увидим, так и скрываться идем. А
   то переоденешься для порядку и в город. Все таверны Авалона - наши были, да
   что там... за столько лет, сколько мы с Джен активно скрывались, думаю, все
   деревья с кустами нас заметили... до единого.
   Король Артур с самого начала все знал. Раньше, чем с начала. Я еще не
   знал, Джен не знала, а он уже был осведомлен. Я только сейчас это понял...
   лучше поздно, чем никогда.
   Господи, как я мучился, это ж словами не описать. До тошноты, до похмелья,
   до звенящей пустоты в голове, до попыток самоубийства. А все - из-за
   благородного Короля, всепонимающего Артура, всепрощающего, милосердного,
   великого, благородного, хрен-знает-какого-еще Артура...
   Мы метались, не видя выхода, она плакала и хотела в монастырь, святой
   боже, Джиневра - в монастырь, ха! Не введи, Господи, во искушение печника
   монастырского и садовника монастырского и повара и кто-там-еще есть в
   обители мужеска пола, Аминь. Я же, молокосос, удрал от них Грааль искать...
   даже не от Джен удрал - от короля, чтобы глаз его всезнающих не видеть и
   отцовской в сем взгляде любви.
   Чего я желал тогда - только сейчас понял. Смешно. А хотелось мне - чтобы
   хоть раз, единственный раз, первый и последний, оказал мне великую честь мой
   король и великое снисхождение - поступил бы не по благородству и чести, а
   как нормальный мужик, который знает, что его законную половину кто-то пардон
   муа, имеет во все отверстия... как же мы нарывались, как же мы хотели
   этого... чуть ли не в постель его лезли, чуть ли не на глазах лизались!
   Только заметь, Арт, покажи что заметил, я не знаю... убей меня, что ли,
   или не убей - но отомсти хоть как-то, обозначь, что мы для тебя - не черви,
   а люди, что мы можем причинить тебе боль, унизить, привести в отчаяние! О,
   столь милосердный Артур, великой души человек, неужели, неужели всей твоей
   пресловутой души не хватило, чтобы оказать нам снисхождение, бросить нам эту
   кость, избавить нас от мук преддверия ада... неужели, неужели ты не знал,
   как мы хотим этого и алчем и жаждем и стремимся?
   > Дай этот грош, кинь мне эту милостыню, одной маленькой монетки на подкуп
   дъявола мне хватит. И будешь ты, король, гореть в аду рядом со мной - на
   соседнем костре гореть будешь долго...
   Почему же ты жмешься, скупец?
   Потому что милосердие не беспредельно, а мудрость скупца - орудие мести.
   Что еще... много всего интересного наслучалось за эти годы. Помнится,
   Круглый стол... оскверняли. В разгар рандеву слышим - шаги.
   Джен, в чем была, а было на ней всего ничего - под стол - шасть, а я стою как
   дурак и шнурок на ширинке затянуть пытаюсь, а он, зараза, не затягивается, в
   узелок заплелся. Я меч свой рыцарский хватаю и ставлю перед собой, чтобы
   закрыть прореху. Король вошел, глядит на меня, я на него - и молчим, а наша
   королева сопит под столом.
   - Ну, - думаю, наконец-то ЭТО случилось. Сейчас он глаза опустит, жену
   увидит обязательно и все будет хорошо, мы наконец-то с облегчением за любовь
   пострадаем, Артур меня на казнь пошлет, я его - еще далее, Дженни в
   монастырь... Не отвертеться ему, король все-таки, положение обязывает.
   Выкрутился, сволочь. Прямо на меня смотрит, взгляда не опускает. А глаза у
   него....серые, как корнуольский дождь, круглые, как у совы и пронзительные.
   Неуютно смотрит. И речет: "Похвально, сын мой и рыцарь, что и в мирную
   годину не забываешь ты о Господе нашем, о рыцарском своем омаже и приходишь
   сюда, дабы освежить в памяти извечный зов невинного твоего сердца!. Пусть
   же, - продолжает, - твой меч всегда будет готов к крови, но никогда крови не
   изопьет и дай тебе Господи, дожить до седых волос и холодного тела с
   совестью чистой и долгом исполненным..."
   Повернулся и вышел. А я так и сел, где стоял. Сижу, в глазах мельтешит, в
   ушах звон, раскис совсем. Дженни меня за руку теребит: "Ланс, Ланс, приди в
   себя!" - и глаза ее от моих близко-близко - непроницаемой темноты и веснушки
   на бледном до синевы лице видны отчетливо. Я еще, помнится, подумал: не
   замечал, что Джен такая веснушчатая. А сорочка с плеч сползла, корсаж
   распущен, она его не поправляет - вся ее нагота наружу, смотрю и чувствую -
   опять... напрягаюсь. Да и ручка изящная, шаловливая уже лезет распутывать
   пресловутый узелок.
   Только отказался я дъявола смешить. А на следующее утро за Граалем уехал.
   Еду и думаю: что ж он вниз-то не посмотрел? И как ожгло меня - не скажет
   он нам ничего по этому поводу. Никогда. Это его месть - такая. Странная, но
   действенная месть - оставить меня одного - vis-a-vis с совестью и страстью и
   смотреть, усмехаясь, со стороны, как я корчусь, разрываясь на части...
   У Джен другое наказание.
   Она вообще-то была обыкновенная девчонка, даже страшненькая. Не королева -
   так никто б и не заметил - кроме меня, разумеется..Бледная, темноглазая,
   веснушчатая, курносая, рот, надо признаться... великоват. Естественна, как
   коза и никакой совестью не мучается. Да и какая может быть совесть у поля,
   солнца, ветра, воды? Смех один.
   Ей судьба терзаться оттого, что мне - неизбывно больно. А я - буду видеть
   ее страдания от моей боли и буду пытаться, пытаться и пытаться стать
   беззаботным - ветром, водой, травой - и не уметь этого. Год. Два. Десять.
   Жизнь. Потому что она для меня, а я для нее и по-другому не перерешить.
   До самой смерти мы с Джен будем мучиться, а перед кончиной - от духовника
   наш грех утаим. И ты, Господи, тоже сделаешь вид, что ничего не знаешь,
   поелику еще более благороден и добр, мудр и мстителен, нежели Артур - не
   допускать же, что ты обладаешь меньшими достоинствами, чем он, не так ли?
   Так что судьба нам с Джиневрой в раю гореть, навеки вместе.
   Да вот только Мордред все карты и Артуру спутал и тебе, всеблагой наш
   Господь, подгадил тоже. За что ему весьма признательны.
   Светает уже, птички запели, просыпается, переругиваясь и кхекая, стража -
   время казни близится - значит, близка и свобода. Скоро, скоро выведут меня
   отсюда, и будет солнце колотить в глаза до алых бликов - ярких, чистых
   бликов наконец-то пролившейся крови. День будет непременно ясен и тих, как
   личико милой моей Джен после бурной ночи. Все пройдет.
   Жил грешно, да и умру смешно. Прости мне, Господи, прегрешения мои,
   вольные и невольные, дай СМЕШНО умереть, пожалуйста, очень тебя об этом
   прошу. Дай мне обрести спокойствие в унижении - такова моя молитва...
   Но не было и этого последнего снисхождения Ланселоту, первому рыцарю
   Круглого стола - как известно, пал он в славной, последней битве за Камелот,
   защищая его геройски, как и подобает шевалье.
   * * *
   Но говорят люди, что в час перед последним своим рассветом призвал король
   Артур первого рыцаря двора и долго они смотрели в глаза друг другу, ведя
   свой особый, неслышный окружающим, разговор.
   - Скажи, о Король мой, ты - знал, что делаешь? Знал, что твоя любовь для
   меня - хуже яда, твое милосердие - наказание, твое всепрощение хуже огня
   жжет?
   - Знал, мой рыцарь.
   - Скажи, о Король мой, знал ли ты что благородство такое - укус аспида,
   что самоотречение твое - хуже подлости?
   Знал, мой рыцарь.
   - Ответь, о Король мой, знал ли ты жалость?
   - Знал, мой рыцарь.
   - Но почему тогда?...
   - Потому, сын мой. Да, ведал я, что бывает благородство такое - страшнее
   предательства, гаже змеи - потому что совершенство абсолютное мучительнее,
   чем последняя мерзость и невыносимо для людей. Но клянусь тебе, сын мой
   Ланселот - поступать иначе я не мог, ибо было б сие противу сути моей.
   - Ты не хотел мучить нас, Король мой?
   Губы Артура трогает слабая, но ехидная улыбка.
   - Разве дело в "хотел-не хотел"? Послал бы я тебя, Ланс, еще на пару лет
   к... Граалю. Не в желании тут дело, просто... просто я таков, какой был и
   вы - такие, какие есть и значит - другому не дано было быть.
   И во взоре Ланселота проступает понимание.
   Видевшие же смерть - уходят, заслонив ладонями лица.
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"