И вот мы опять идем в этот бой, как на смерть. Я с тобой, ты сам по себе. Сердце стучит, разбиваясь о твердь грудной клетки, о реберный жесткий каркас. Заливая пол красной артериальной. Я спрашиваю - ты как? Отвечаешь - у меня все нормально. Под перекрестный лезешь огонь. Разжигая свинцовую боль, слепая пуля тебя возьмет непременно. На губах алая-белая пена, на глазах - пелена. И земля вновь пьяна от крови свежей, ягодно-спелой. Нежно входит в солнечное сплетенье, чуть ниже нож, и я вижу, как ты падаешь первым, разбегаются черные тени от тяжелых подошв, что твое тело топчут и бьют. Я задыхаюсь, ногтями копаю грязь. Я кричу, как я тебя люблю, мой умирающий князь. Но ночь закрывает нам лица, прячет друзей и врагов, и шатается высоко в небе смеющаяся луна, и не скинуть уже с шеи звенящих стальных оков, разырывающая барабанные перепонки давящая тишина, звонко стучит в каждом ударе неровного пульса, превращая терпение в особый род извращенного, но все же искусства. И я молюсь, чтобы ты к утру - нет, не выжил, а сдох. Ближе, с каждой минутой ближе рассвет. Выдох-вдох. Пусть это лето станет для нас последней финальной точкой. Я слишком тебя хотел, мой персональный бог. Чтобы сейчас прикончить - у меня хватит духу. Я склоняюсь, касаясь губами твоего уха. И жадно шепчу. Как мне больно, как я скучаю. Припадая щекой к твоему плечу, впечатываю в горло тебе клинок. И струится из раны не кровь - абрикосовое вино. Пачкая руки мои, пачкая синее кимоно. По-собачьи сворачиваюсь у ног. Твоих. Мне теперь все стало равно и однообразно. Только ты. Только я. Только металл холодный и красный.